Текст книги "Наследство Крэгхолда"

Автор книги: Эдвина Нун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

День тянулся медленно, и тишину в гостинице нарушал лишь мерный бой больших напольных часов в маленькой нише, отсчитывавших уходящее время. Хильда сидела за столом в кабинете с открытой дверью и наводила порядок на столе мистера Картрета, чинила карандаши – в общем, была занята делом. Когда часы пробили два, Хильде вдруг почудилось что-то, и она подняла глаза от стола. Высокая темная фигура стояла у порога, заполняя дверной проем.

Сутана, брюки, черная борода, круглая шапка.

Первой реакцией Хильды было скорее облегчение, чем потрясение, несмотря на то что этот некто проник в дом так тихо – тише призрака, совершенно неслышно, и лишь небольшая складка на ковре в холле, оставленная его башмаками, указывала на то, что кто-то проходил.

– А, пастор, это вы...

– Да, Хильда Уорнсдорф, это я.

Пастор Подни продолжал стоять на пороге. Он поднял свою длинную темную руку в сторону девушки, и ей показалось, что его костлявый указательный палец заполнил все пространство между дверью и столом.

– Что я могу для вас сделать, пастор? Кроме меня, сейчас здесь никого нет. Мистер Картрет...

– Знаю, дитя мое, поэтому я и пришел в это время. Посторонние и неверующие не должны слышать то, что я должен сказать дочери Уорнсдорфа.

Хильда часто заморгала ресницами – слова пастора захватили ее немного врасплох, и она изо всех сил старалась не захихикать. Этот пастор такой странный... он всегда говорит так, будто читает по книге... и такой важный – никогда не улыбнется, не пошутит, никогда...

– Не смейся надо мной, Хильда Уорнсдорф. Я пришел, чтобы оказать тебе величайшую честь и славу, какой только может удостоиться женщина Крэгмура. Слушай меня внимательно, дитя мое. Сегодня ночью, когда взойдет полная луна, ты обретешь эту величайшую награду.

Хильда поднялась, не выходя из-за стола. Неожиданно ее охватила тревога и даже страх; в мыслях началась настоящая чехарда, а высокий мрачный человек в дверном проеме уже не казался таким забавным. Его слова теперь воспринимались угрожающе, а поведение просто пугало.

– Пастор Подни, объясните, что вы хотите сказать. Я очень занята, у меня здесь еще много работы...

– Да! – громовым голосом произнес, как отрезал, пастор. – Это должно произойти! Но не здесь – в другом месте. Сегодня ночью в Лесу гоблинов. Идем, дочь Уорнсдорфа, идем со мной. Ты займешь надлежащее тебе место Невесты Люцифера – Князя Тьмы!

Хильда уже больше ничего не слышала: какие-то смутные, давно забытые воспоминания из детства, словно прилив, обрушились на нее. Кабинет показался ловушкой, тюрьмой, где она задыхалась от надвигающегося кошмара и смерти.

– Отпустите меня... отпустите... Я не хочу идти с вами...

Она попыталась проскользнуть мимо него, обойдя сбоку, чтобы убежать прочь от этого костлявого, вселявшего в нее ужас мрачного старика, но тот преградил ей путь, и в его сверкающих глазах Хильда неожиданно увидела такую страсть, которой никогда раньше не замечала. В отчаянии она бросилась в щель между пастором и дверью и вскрикнула – громко и мучительно.

– Хватайте ее, – просто сказал пастор Подни, глядя перед собой влажными глазами.

Хильду Уорнсдорф сбили с ног.

Высокие тени сомкнулись вокруг нее, захлопнув капкан, скрутили, связали ее, и она погрузилась во тьму.

В мир ужаса, в котором шестеро людей в рясах несли ее, как несут гроб, в темную, зловещую могилу в пустыне.

А чуть раньше в этот же день четверо путников, изнемогая от усталости, едва волоча ноги и тяжело дыша, вышли из чащи Леса гоблинов немного передохнуть после долгого пути по густым зарослям кустарников, сквозь которые им пришлось продираться, то и дело спотыкаясь. Энн Фэннер страшно не нравилось, что им пришлось идти к пещерам через этот лес, по Гай Вормсби настоял на этом маршруте, заявив, что так получится на целый час быстрее, чем если они станут обходить это естественное препятствие. Кэтрин Каулз тоже была очень недовольна и даже выругалась совершенно неподобающе для леди, когда тонкая ветка стегнула ее по щеке, а куст ежевики разодрал брюки на колене. Питер Каулз тоже ворчал.

Только Гай Вормсби не говорил ничего. Он очень торопился.

Выйдя на поляну, трое его друзей смотрели на Гая со смешанным выражением насмешливого пренебрежения, усталости и вопрошающего изумления. Питер заговорил от имени всех, рявкнув в привычной для него резкой манере, – ведь вокруг не было видно ничего, кроме деревьев:

– Ну что, следопыт? Где же пещеры? Под скалой?

Гай Вормсби рассмеялся, но выражение его лица было мрачным; он смотрел куда-то вперед, поверх головы Питера Каулза.

– Обернитесь, – сказал он. – Оглянитесь. Вот они, Ведьмины пещеры, как и было обещано.

Все разом обернулись.

Солнце находилось позади Энн. Подняв голову, она посмотрела вверх, потом выше, еще выше и чуть не задохнулась от удивления и изумления.

Перед нею, поднимаясь к самому небу, громоздились глыбы гранита и еще каких-то скальных пород, напоминавшие гигантского спящего бегемота.

Ведьмины пещеры. Заветная цель Гая Вормсби.

– О-о! – прошептала Энн Фэннер. – Как будто из Библии. Это так... высоко... так...

– Уродливо? – резко и насмешливо произнесла Кэтрин Каулз. – Гай, и ты считаешь, что мы должны туда подняться?

– Прости, но лифта здесь нет – только тропа с каменными ступенями в левой части массива. Так что вперед! Для всех нас это будет хорошей физической зарядкой.

– Вы только гляньте на него, – с отвращением проворчал Питер. – Слушай, Гай, в тебе, наверное, есть что-то от горного козла, если ты занимаешься этим.

– Возможно, и так, – ответил Гай, снимая ранец. – Может быть, вначале опустошим эти коробки с обедом? Когда вам еще доведется поесть в Ведьминых пещерах.

– Звучит хорошо, – сказала Энн Фэннер. – Вообще-то я пока не голодна, но готова согласиться со всем, что вы скажете, Гай.

Прищурившись, Кэтрин Каулз хитро и игриво улыбнулась, а ее брат только пожал плечами, как бы давая понять, что решение должны принимать женщины, а его это вообще не касается. Но ведь никогда не знаешь, что на самом деле на уме у Питера Каулза. Его сестра засмеялась, но, как показалось Энн, немного неестественно.

– Да, Гай, как вы скажете, – согласилась Кэтрин.

Над ними, вздымаясь в самое небо, словно огромный каменный город, стояли Ведьмины пещеры; казалось, и жители этого города, если бы таковые были, должны быть из камня.

Это был Камень в полном смысле этого слова; в нем виделась индивидуальность, воля, решительность. В нем была душа. Воля и душа – в каком-то смысле, дух жизни. Реальность в натуральную величину.

Энн Фэннер поймала себя на мысли, что едва осмеливается даже смотреть на него. Он был просто зловещим. Другого слова не подобрать.

Уже в самих этих гигантских размерах было что-то безбожное, нечестивое – но тут она взяла себя в руки, освобождаясь из когтей неразумных страхов, неотступно преследовавших ее во время всей прогулки.

Питер Каулз уже устроился на поляне и, прислонившись спиной к валуну, принялся открывать коробку с обедом. Сняв целлофан с сандвича, он, нахмурившись, посмотрел на него и, скорчив гримасу, покачал головой.

– Ну что еще, Питер? – заметив это, неодобрительно спросил Гай Вормсби.

Сморщенное лицо его младшего друга выражало отвращение. Вытянув вперед руку с сандвичем, чтобы все его видели, он жалобно произнес своим высоким голосом:

– Хотите знать, что это такое? Дьявольская ветчина[10].

Никто не засмеялся, и менее всех это развеселило Энн Фэннер.

А Питер Каулз, видимо, хотел вначале поесть как следует, а уж потом отправиться вверх.

Глава 9

ВО ВЛАСТИ ДЬЯВОЛА

Подниматься пещерам пришлось по крутой извилистой тропе, с каменными плитами вместо ступеней. Гай Вормсби прокладывал путь, отыскивая удобные точки опоры для ног. Он легко продвигался вперед, а остальные безнадежно отстали, хоть и старались шагать так же уверенно. Для человека, который никогда здесь раньше не был, он знал эту тропу даже слишком хорошо. Но сейчас не время было строить догадки. Чем выше они поднимались, тем труднее становилось дышать. Воздух здесь был разреженным, а от высоты кружилась голова, это напомнило Энн, как она поднималась в детстве на высокий холм где-то неподалеку от Бостона (тогда ей было лет тринадцать—четырнадцать), но тому, бостонскому, холму было очень далеко до этой каменной крепости, покрытой пылью веков, с изрезанной ветрами поверхностью и остроконечными выступами. Можно было вообразить, что эта громадина когда-то давным-давно лежала на дне океана, а мир тогда был еще совсем молод и в нем еще не водилось такое животное, как человек. Здесь очень легко было все это представить, и Энн казалось, что чем выше они поднимались, тем дальше позади них оставалась цивилизация. Однако тропа, проложенная в этом монолите, была явно рукотворной. Ступени были высечены не меньше сотни лет назад, а может быть, еще раньше – сама природа не смогла бы так ловко приспособить эту тропу для человеческих ног. Каменные площадки, образующие ступени, были примерно одинакового размера и располагались равномерно. В результате получалась плавная дуга, доходившая до самой вершины Ведьминых пещер. В какой-то момент показалась последняя каменная площадка – у самого входа в темную нишу в скале. Энн обратила внимание на каменную арку высотой в человеческий рост – ее очертания напоминали баранью голову. Энн хотела было спросить Гая, что означает эта символика, по тот был уже в самом конце тропы и стоял на той самой плите. Он промокнул свой красивый лоб, на котором только теперь появились капельки пота. Энн попыталась представить себе его ощущения. Ее же одежда, несмотря на свежесть и прохладу октябрьского воздуха, буквально прилипла к мокрому телу. В отличие от Гая для Энн подъем оказался настоящим мучением. За спиной было слышно, как Питер Каулз хватал ртом воздух, словно бегун на длинные дистанции. Энн обернулась: позади Питера карабкалась Кэтрин. Она дышала так тяжело, будто ей было далеко за тридцать, и было видно, как она раздражена.

Энн показалось забавным все это, несмотря на страхи.

Ну ради чего все они четверо совершали это восхождение в пустыне – только для того, чтобы обследовать какие-то ужасные пещеры? Какую-то громадину из древних как мир скал, ниш, выемок, подобие каменного замка, скорее напоминавшее ацтекские курганы, сооруженные для неведомых религиозных целей. Стоило ли это того?

– Ну вот, – проговорил Гай Вормсби странным голосом; взгляд его тоже был необычным – каким-то настороженным, будто его била лихорадка или что-то в этом роде. – Вот оно. – Он огляделся вокруг себя, вдыхая разреженный воздух.

– Неужели? – хватая ртом воздух, язвительно заметил Питер. Он бросил рассеянный взгляд на пещеру, зияющую в скале позади Гая. – Похоже на место, где потерялись Том Сойер и Бекки – не хватает только индейца Джо, чтобы шпионил, – это бы добавило адреналина. Я-то думал, что твоих пещер несколько, а здесь всего одна.

Гай Вормсби не обиделся на его слова: он был явно собой доволен. Широко улыбнувшись Энн, он лишь кивнул:

– Это – главный вход. Внутри метров на пятнадцать в глубину находится круглая площадка, похожая на ступицу колеса, от которой, как спицы, отходят дорожки, каждая из которых ведет в другую пещеру. Сами увидите.

– Хоть ты и не бывал здесь раньше, Гай, – все еще тяжело дыша, произнесла Кэтрин Каулз, забираясь к нему на площадку, – но такое впечатление, что твои слова – это рассказ очевидца: мол, я сам был там – и все такое.

– Не совсем так. Просто я читал все отчеты и рассказы об экспедициях в пещеры. Все это печаталось в специальных изданиях, если вас это интересует. Ну что, страшно, Энн?

– Немного. – Его участие всегда было ей приятно.

– Ну хорошо. А теперь – вперед, все вместе. Это действительно может оказаться чем-то необыкновенным – будет что рассказать внукам.

– Очень сомневаюсь, – сухо заметил Питер, – это преступление – связать себя священными узами брака.

– И сделать меня тетушкой, – вздохнула Кэтрин. – Хотя это не важно. Ну, посмотрим, что чудо-мальчик припас для нас на этот раз. Идем, Энн?

– Да, конечно.

Достав из ранца фонарь, Гай Вормсби подмигнул Энн и шагнул в пасть пещеры. Снаружи ее мрачная глубина казалась темной, как ночь. Так оно и оказалось. Путешественники стянулись поближе друг к другу. Гай довольно долго рассматривал арку входа в пещеру, а затем, как бы кивнув в ответ собственным мыслям, пошел дальше. Энн поспешила следом за ним, Каулзы – за ней. Через мгновение все таинственным образом изменилось, словно они попали из одного мира в совершенно другой – из настоящего в прошлое.

Гай включил фонарь; луч немного пошарил и высветил скалистую стену. Гай пошел за лучом, направляя его перед собой, и вся небольшая группа стала продвигаться все глубже и глубже в недра пещеры, туда, где Время уже остановилось навечно.

Пещера поражала воображение; все было необычно и даже немного жутковато, притом что пока им как будто ничего не угрожало. Здесь не было свежего воздуха – лишь вековые пласты пыли, сухость и при всем этом – запах гниения. То там, то здесь луч фонаря выхватывал то, от чего Энн вдруг явственно ощутила неизбывный ужас. Ужас наполнил собой пространство.

Шагая в глубь пещеры, Гай видел, что его предположения частично подтверждаются. Никто из всей компании не мог похвастать, что когда-нибудь видел хоть что-то подобное Ведьминым пещерам. Питер Каулз шел, насвистывая сквозь зубы, а Кэтрин была на удивление подавлена. Вдруг Гай застыл в благоговейном восторге: луч его фонаря, пройдя по стене, осветил высокий сводчатый потолок из твердого, как алмаз, обсидиана. Сверху, словно страшные каменные кинжалы, свисали сталактиты, а навстречу им сталагмиты выставили свои острые зубцы. Нигде не было ни мха, ни лишайника, ни грибов. Казалось, здесь ничего не может вырасти – ничего. Только аура безвременья, разложения и страха, которую все четверо ощутили в этот миг.

И Энн стояла как завороженная и смотрела на то, что предстало сейчас перед ней.

Ведьмины пещеры, по-видимому, были каким-то другим, особым уголком преисподней. Здесь должно было происходить нечто ужасное, это была сцепа страшных трагедий – о том свидетельствовали многочисленные предметы, которые высвечивал мощный фонарь Гая.

За низкой грядой выступов в левой части пещеры оказалась впадина, заполненная грудой белых и желтоватых костей, среди которых угадывалось нечто, похожее на разлагающиеся останки. Но чьи останки? И как это определить? Там не просматривалось ничего, что напоминало бы череп, однако в форме костей было что-то чертовски похожее на бедренную кость, зубчатый каркас грудной клетки и очертания более мелких хрупких фрагментов, выглядевших – ей-богу! – как человеческая рука.

Стена была испещрена какими-то странными символами и орнаментами. Не только вход в пещеру напоминал баранью голову. Ее неясные очертания многократно встречались здесь в нескольких местах. Линии, некогда красные, давно потемнели, превратившись в черные и коричневые, так что древние рисунки стали едва видимы невооруженным глазом. Необычные символы, персонажи и знаки на языке, который Энн не могла распознать, располагались вдоль стены странным образом. Возможно, их изобразил когда-то очень давно ревностный служитель дьявола.

Этого было вполне достаточно, чтобы заставить вздрогнуть любого. У Энн по телу поползли мурашки. Ее охватило почти непреодолимое желание немедленно развернуться и уйти отсюда. Ноздри вдыхали запах кладбища и полураскрытых могил. Но ведь этого не должно быть! Если здесь кто и умер, то, должно быть, несколько веков назад, а не вчера и не на прошлой неделе. Она встряхнула головой, пытаясь вернуться к трезвым размышлениям, однако Гай Вормсби продолжал двигаться дальше, и его волнение выдавали быстрые и резкие перемещения луча фонаря. Энн слышала его тихое, частое и, если можно так сказать, немного фанатичное дыхание – дыхание ученого, наконец-то нашедшего землю обетованную – заветную цель всех его изысканий, цель жизни.

– Гай, – услышала Энн собственный голос, звучавший тихо и кротко, как у ребенка, – эти бараньи головы – что они означают?

Он мгновенно ответил голосом, исполненным энтузиазма и радости:

– Ромул. Баран. Знак древних обществ и культов, отправляющих ритуальные службы в честь дьявола. Все они восходят к Баалу[11], Золотому Тельцу в Библии. Помните? Баран – символ плодородия, изобилия и урожая. Господи, как все это увлекательно! Смотрите, все! Эти пещеры позволяют нам вернуться в те времена, когда люди жили в норах и горных пещерах и красили лица синей краской...

– Ерунда все это! – Язвительный топ Питера Каулза раздался, словно удар хлыстом, в мертвой тишине. – Брось молоть чепуху, Гай! Совершенно ясно, что это молчаливые датчане устроили здесь клуб, где занимаются идолопоклонством и играют в нечестивые игры, так что не заводись.

– Ты считаешь все это ерундой, да? – обернулся к нему Гай. В отражающемся свете фонаря его удлиненное лицо было невероятно мрачным. Энн невольно отпрянула назад. – Тогда иди отсюда и напиши стихотворение или что-нибудь еще. Я больше не стану беспокоить тебя своими глупостями. Энн и я можем идти дальше одни. Понял, ты, идиот?

– Гай! – словно колокол прозвенел протестующий крик Кэтрин Каулз, в котором звучала неподдельная обида за то, что он и ее исключил из своих дальнейших планов.

Питер зарычал от злости; в его сверкнувших глазах не осталось и следа самообладания. Одарив презрительной улыбкой Энн и своего друга, он сказал:

– Идем, сестренка. Оставим эту парочку для забав и любовных игр.

– Прекратите, – неожиданно прошипела Энн. – Прекратите, вы все. Не о чем спорить. По крайней мере, я не собираюсь в этом участвовать. Или мы идем все вместе, или не идем вообще. Гай, пожалуйста, будьте благоразумны...

– Действительно, – совершенно спокойным тоном перебила ее Кэтрин Каулз. – Неужели мы обязаны терпеть эту древнюю скотобойню? По-моему, все исследования в мире этого не стоят.

– Я пришел осмотреть Ведьмины пещеры, – холодно и твердо произнес Гай Вормсби, – и я намерен сделать это.

– Но Гай, – пробормотала Энн, оказавшаяся между двух огней.

– Ты пойдешь с ним, Энн, – снисходительно произнесла Кэтрин Каулз. – Теперь я все прекрасно понимаю. Настало время поставить все точки над «i». Я все ждала, когда мистер Вормсби соберется с духом и скажет это. Вот он и сказал. Ты идешь, Питер?

– Я с тобой, Кэтти! – с жаром воскликнул ее брат.

– Я это знаю, дорогой, поэтому всегда буду любить тебя, несмотря на твои плохие стихи.

Сказав это, Кэтрин повернулась на каблуках и пошла к выходу из пещеры; казалось, не прошло и нескольких секунд, как ее высокая гибкая фигура исчезла в полном мраке, выйдя из полосы света. Питер Каулз лишь пожал плечами, презрительно скривив нижнюю губу, отчего ямочка на его подбородке стала еще глубже, повернулся и пошел вслед за сестрой – был слышен только стук его тяжелых ботинок о каменный и земляной пол пещеры. Энн Фэннер смотрела на Гая Вормсби, стоявшего в разделяющем их круге, освещенном фонарем. Ей не нравился почти жестокий взгляд на красивом лице человека, стоявшего перед ней, – человека, которого она полюбила.

– Но, Гай, это неправильно – ссориться со своими лучшими друзьями из-за этой пещеры...

– Забудьте о них. Причина вовсе не в пещере. Вы все слышали и сами имели возможность убедиться. Кэтти просто ревнует, а Питер высказался в обычном для него саркастическом духе, отрицая очевидное, но я уверен, что в глубине души он прекрасно осознает, насколько все это серьезно и важно с исторической точки зрения.

– Я возвращаюсь, Гай. Кэтти – и моя подруга; я и так уже причинила ей достаточно боли.

– Поступайте как хотите – это ваша проблема, – отрывисто ответил он.

– Гай!

Тон его был таким резким и не допускающим возражений – как у раздраженного преподавателя.

– Идите, если вам так хочется, – сердито продолжал он. – Я не собираюсь вас удерживать. Это слишком важно для меня, так что даже вы не заставите меня бросить все ради женского каприза. По сравнению с этим чувства Кэтти для меня ничего не значат.

Энн Фэннер выпрямилась. Ей казалось, что сердце ее остановилось, но разум – а именно воля и мужество помогли ей выжить после гибели обожаемых ею родителей – решительно и твердо подавил занимавшийся огонь гнева.

– Ну что ж, хорошо, мистер Вормсби, я ухожу.

– Энн, – заговорил он, – вы не понимаете... по-моему, никто из вас не понимает... Если я смогу узнать что-то об этих пещерах...

Но она его больше не слушала.

Повернувшись к нему спиной, Энн шагнула в темноту и пошла к входу в пещеру, где едва брезжил дневной свет. Она не хотела, чтобы он видел внезапно навернувшиеся на глаза слезы и искаженное болью лицо. Сердце ее билось так, что, казалось, готово было просто взорваться в груди.

Гай Вормсби разразился проклятиями, в которых смешались и гнев, и смущение, и отчаяние.

И все же он не отступил от своего решения.

Если бы Энн оглянулась, то увидела бы, как мощный луч фонаря сместился и медленно, но неуклонно стал продвигаться все дальше в глубины Ведьминых пещер.

Любой настоящий археолог поступил бы так же, как Гай Вормсби, – пошел бы вперед, чтобы исследовать, искать, изучать и находить ответы на все неразрешенные вопросы и загадки.

Энн Фэннер тоже надо было идти вперед.

Прочь из этой мрачной пещеры на простор, где дневной свет и свежий воздух. В реальный мир – холодный серый мир Крэгхолда.

Она шагала вперед, не зная, что идет навстречу кошмару – ужасной, леденящей кровь реальности.

Нужно было найти Каулзов. Не успели глаза Энн привыкнуть к свету, как чьи-то уверенные ловкие руки с силой обхватили ее – одна вцепившись в грудь, а вторая зажав рот, чтобы она не закричала, – и перед ней возникла мощная фигура Питера Каулза, закрывшая собой и небо, и землю, находившуюся далеко внизу. Сквозь дурноту и головокружение Энн почувствовала тонкий запах духов Кэтрин, узнала изящные, но сильные пальцы, зажавшие ей рот, и услышала, как стройная, гибкая, сногсшибательная женщина, крепко державшая ее в руках, тихо и торопливо проговорила: «Мне очень жаль, детка, но так надо. Иначе невозможно...»

Питер Каулз возвышался над Энн, закрывая серое небо. Темное дуло пистолета в его правой руке прямо и неотвратимо было обращено на нее – при желании Энн могла бы заглянуть в глубь ствола. От мыслей голова пошла кругом: неужели все это происходит с ней и происходит на самом деле? А может быть, это снова удивительные и ужасные видения, подобные тем, что были в Крэгхолд-Хаус? Видения на грани умопомрачения. Этого просто не может быть!

Но нет...

Кэтрин Каулз держала ее крепко, словно в тисках, не давая ни пошевелиться, ни крикнуть, ни изогнуться.

Рядом с Кэтрин и прямо напротив Энн стоял Питер Каулз с пистолетом в руке. Лицо амурчика было искажено маской ярости и злорадства, а водянистые голубые глаза странно сверкали.

– Мы должны убить тебя, Энн Фэннер, – тихо проговорил он скрипучим голосом, в котором было что-то от приготовившейся к нападению омерзительной змеи. – У нас нет выбора. Ты увела от нас Гая, и мы проиграли.

– Хватит болтать, – капризно произнесла Кэтрин, что мало напоминало ее привычную холодность и уравновешенность. – Стреляй же!

Питер Каулз взял себя в руки; блеск в его глазах внезапно исчез. Он кивнул, поправил пистолет и шагнул в сторону. Энн почувствовала, как Кэтрин подтолкнула ее вперед, ближе к краю скалы, где только что стоял ее брат. Перед ней неожиданно возникло тоскливо бескрайнее пространство серого неба; вдруг – проблески воспоминаний, эпизоды, связанные с их подъемом. Они стояли на тридцатиметровой высоте у Ведьминых пещер, и Энн поняла, какая судьба ей уготована. Она смотрела ей в лицо и понимала, что впоследствии все это будет считаться обычным несчастным случаем – просто случайным падением со скалы на твердую землю внизу.

Но мозг ее лихорадочно работал. Изогнувшись всем телом, она попыталась освободиться от хватки этой женщины, укусить ее за руку, не дававшую ей произнести ни звука; она старалась прочней закрепиться ногами на поверхности, чтобы удержаться на краю площадки, однако все было бесполезно. Безнадежно. Женщина, у которой она, как оказалось, отобрала любовь Гая Вормсби, была безжалостна и беспощадна. Ей незнакомы были слабость или раскаяние, и она никогда не меняла своих решений.

Питер Каулз то и дело посматривал на вход в пещеру; уголки его губ скривила дьявольская улыбка, при этом они шевелились и дергались так, что, казалось, он разговаривает сам с собой. Очевидно, он опасался возвращения Гая Вормсби и был готов предотвратить попытку спасти Энн. Энн закрыла глаза, и все внутри ее сжалось. Сердце сковало льдом. Тщетно отбивалась она от этой жестокой женщины, толкавшей ее к смерти.

Серое небо и зияющая пустота, казалось, заполнили весь мир. Кэтрин Каулз все толкала, толкала Энн к краю Смерти, и в какое-то мгновение на этой грани, тянувшееся очень долго, оба их тела раскачивались и изгибались в неистовой борьбе, исходом которой могло быть либо спасение, либо конец. Питер Каулз тихо и злобно рычал, размахивая пистолетом:

– Ну давай... толкай ее... не будешь же ты целый день...

Собравшись с силами для последнего удара и вложив в него всю массу своего тела, Кэтрин Каулз толкнула Энн, отбросив ее вперед, и она, размахивая руками, полетела вниз...

Чтобы увезти с собой Хильду Уорнсдорф, пастору Подии и его помощникам пришлось привести ее в бессознательное состояние. Для этого один из братьев – падший ангел по имени Уолтерс – ударил девушку резиновой дубинкой по голове, и она упала на пол холла Крэгхолд-Хаус, словно молодое деревце, срубленное весной. Все остальное было довольно просто: быстро, без единого слова шестеро мужчин вынесли ее из гостиницы, где их ждала повозка без бортов, запряженная двумя лошадьми, терпеливо топтавшимися на твердой земле. На повозке лежал длинный ящик – неподвижное тело Хильды Уорнсдорф прекрасно в него уместилось. Затем все шестеро, в одинаковых рясах, штанах, шляпах и с одинаковыми бородами, тоже заняли свои места. Уолтерс сел на место кучера, взяв в руки поводья, а пастор Подни сел рядом с ним на переднее сиденье. Самым замечательным в похищении Хильды была полная беспечность пастора, которого, похоже, совершенно не беспокоило, что его могут заметить или помешать. Несмотря на то что все это происходило средь бела дня, обошлось без сучка без задоринки. Казалось, что какое-то внутреннее чутье подсказало пастору: девушка будет в гостинице одна, потому что Картрет уедет, Вентворт – вообще не проблема, а все постояльцы отправятся в какую-то экспедицию. Правда, пришлось все же перерезать телефонную линию. Ранним утром это сделал один из прислужников пастора. Вот почему Уилтон Максвелл так и не дозвонился до своего клиента Гая Вормсби и мисс Адамс пришлось отправлять телеграмму по «Вестерн юнион».

Такая полная уверенность была вполне обычна для пастора Подни. Эта мудрость и дерзость, а также вера в священность дьявола и позволили пастору занять его высокое место в братстве Леса гоблинов. На Уолтерса и других его помощников производили огромное впечатление действенность и плодотворность любых предпринимаемых пастором проектов.

Похищение Хильды Уорнсдорф казалось воплощением безграничной власти сил тьмы, заставлявших весь Крэгмур трепетать от страха при упоминании имени Подни.

Он был человеком, с которым необходимо считаться, а также оказывать ему всяческое уважение и внимание.

Уолтерс медленно и осторожно направлял повозку с братьями и Хильдой Уорнсдорф по твердой утрамбованной земле. Вдалеке виднелись высокие, окутанные дымкой вершины Шанокинских гор. Пастор Подни сидел словно статуя, положив руки на колени и неподвижно глядя прямо перед собой на дорогу.

– Я все думаю о сегодняшней ночи, пастор, – почтительно проговорил Уолтерс. – Я впервые буду свидетелем этого обряда.

– Да, брат Уолтерс, сегодня вечером. Ты собственными глазами увидишь все великолепие этого ритуала. Овечка будет забита для ее Бога.

Уолтерс беспокойно зашевелился, затем, решительно прокашлявшись, сказал:

– Пастор, я хочу исповедаться.

– Исповедуйся, сын мой. Это – благо для души.

– Я с вожделением смотрел на эту юную девушку – вы же знаете, что после смерти моей Мэри год назад я был очень одинок. Но теперь я избавился от похоти и скажу «аллилуйя» вместе со всеми, когда ваш нож вонзится в нее. Я понимаю, что это необходимо.

Не отводя взгляда от дороги, пастор Подии ответил ему:

– Ты поступил хорошо, брат Уолтерс. Мои дух и сердце принимают тебя. Ты видел тьму и хорошо знаешь, что это такое.

– Благодарю вас, пастор.

– Ты полагаешь, брат мой, – слегка насмешливо произнес пастор Подни, – я без умысла послал именно тебя свалить эту девушку? Кому же я дал резиновую дубинку? А теперь подумай, и поймешь, что я действительно всегда все вижу.

Уолтерс вздрогнул; глаза его были полны удивления и страха. И вправду: значит, пастор давно обо всем знал и подозревал...

– Пастор, вы знаете все. Я преклоняюсь и трепещу перед вами.

– Да будет так. Поезжай, брат мой.

Подчиняясь приказу пастора, Уолтерс дернул за поводья и покачал головой: правду говорили о пасторе, все правда – до последней пуговицы на сутане. Удивительный человек! Просто чудо какое-то! Он и думать не хотел о том, каким могло быть его наказание, если бы он смалодушничал в тот момент, когда надо было ударить дубинкой и тащить Хильду, пытавшуюся сбежать от братьев. Сам Люцифер водил его рукой!

А вернее, пастор Подни.

Крэгмурский колдун.

Брат самого Сатаны.

Уолтерс больше не произнес ни слова и, теребя поводья, погрузился в свои темные мысли, а рядом с ним восседала торжественно-молчаливая сухощавая фигура пастора, угрюмо смотревшего в сторону Леса гоблинов.

На фоне бескрайнего неба вздымалась серая громада Ведьминых пещер. Она казалась чем-то нереальным. Солнце по-прежнему освещало землю бледно-янтарными лучами.

В свете дня окрестности Крэгмура казались такими мирными и спокойными.

Гай Вормсби все дальше и дальше уходил в глубь Ведьминых пещер. С помощью своего фонаря он своими глазами мог заглянуть назад, в Прошлое – время, когда гоблины, демоны и разные идолы завладевали сердцами людей, толкая их на преступления, на непристойные и нечестивые поступки. Чем больше он узнавал и понимал, тем тяжелее становилось у него на сердце, несмотря на ошеломляющее великолепие этих памятников древней культуры и археологических находок, которые могли бы стать настоящим пиром человеческого разума. При других обстоятельствах его охватили бы ликование и энтузиазм. Но, несмотря на все старания, он не мог избавиться от неприятных мыслей. И всему виной – та нелепая сцепа с Кэтрин и Питером, за которой последовала не менее нелепая ссора с юной леди из Бостона. Так же глупо он себя повел: поддался насмешкам Питера и сам не заметил, как объявил на весь мир, что отдает предпочтение Энн Фэннер.