Текст книги "Наследство Крэгхолда"
Автор книги: Эдвина Нун
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Здравствуйте, – глядя Энн в лицо с дружеской улыбкой, произнес второй мужчина, который был повыше ростом. – Я – Гай Вормсби. Этот плагиатор, что стоит слева от меня, не так уж безнадежен. Он плакал, когда умер Дилан Томас[5]. Хорошо добрались?
Энн Фэннер кивнула, пробормотав какие-то избитые вежливые фразы и продолжая рассматривать стоявших перед ней мужчин. Все это время Кэтрин Каулз, широко улыбаясь, с сияющими глазами вертелась позади них, демонстрируя все достоинства своей великолепной холеной внешности. Однако теперь все внимание Энн было обращено на мужчин. Она стояла на пороге и, словно судья конкурса студентов колледжа по черному юмору, в духе которого оба они обменивались репликами, подобными тем, что она слышала, пыталась понять, как эти два совершенно противоположных человека могли стать друзьями. То, что они не похожи друг на друга, она успела понять.
Хотя между братом и сестрой Каулз тоже не замечалось совершенно никакого внешнего сходства, у Питера Каулза была та же естественная и непринужденная царственность манер и воспитание, которые можно приобрести, только имея деньги. Правда, одет он был как очень избалованный молодой человек. Дорогой синий блейзер с гербом на левом кармане был измят и изжеван так, словно никогда не бывал в чистке, а на правой штанине серых брюк у колена виднелась дырка, прожженная сигаретой. Но при всем при этом было совершенно очевидно, что и пиджак, и брюки стоили не меньше сотни долларов каждый. На безымянном пальце левой руки блестело кольцо с печаткой, на котором были знаки, присущие скорее фамильной драгоценности, чем кольцу в память о братстве или о выпуске из колледжа. Широкий голубой шейный платок украшала сверкающая бриллиантовая булавка. Лицо молодого человека, одетого сколь богато, столь и небрежно, также было примечательным. Он был очень – даже слишком – белокожим, с длинными непослушными соломенными волосами и длинными вьющимися бачками, свисавшими у ушей в новомодном, но уже прижившемся стиле хиппи. Его голубые глаза были какими-то водянистыми, а очень тонкий, ястребиный нос нависал над пухлым неярким ртом и глубоко раздвоенным подбородком. Во внешности Питера не было ничего от сестры Кэтти. Ямка на подбородке, большой рот и светлые глаза делали его похожим на мрачного амурчика, который использует свой лук и стрелы не для того, чтобы люди влюблялись друг в друга, а для того, чтобы причинить им боль.
Энн Фэннер инстинктивно невзлюбила его.
Гай Вормсби был совсем другим. Глубокий баритон не обманул ее ожиданий. В любом случае она не могла представить себе его с другим голосом: и голос, и сам мужчина были единым целым.
Он был высоким и худощавым, что делало его еще более привлекательным. Это была скорее не худоба, а стройность, подчеркивающая его красоту. Нет, у него были довольно широкие плечи, а камуфляжная охотничья куртка с кожаными заплатами на локтях и габардиновые бриджи для верховой езды, в которые он был одет, были одеждой вполне приличествующей настоящему мужчине. Лицо Гая почти загипнотизировало Энн. В нем было довольно много общего с Картретом: решительное выражение аристократически тонкого и серьезного лица, но взгляд его карих глаз, несмотря на немного зловещее выражение, заставлявшее предположить, что он мог говорить одно, а думать совершенно другое, все же был теплым. И волнующим.
Темные волосы, слева разделенные пробором, были не такими длинными, как у Питера Каулза, но чистыми и ухоженными, и если Гая Вормсби можно было сравнить с аккуратной, пропорциональной фехтовальной шпагой, то более крупный, мускулистый Питер Каулз был скорее похож на двуручную саблю.
Граф Монте-Кристо со шпагой – легкий, ловкий, стремительный. И амурчик с неуклюжей саблей – тяжелый, грубый, неповоротливый.
Оба эти образа внезапно возникли в сознании взволнованной Энн. Да, ее новые знакомые были именно такими, они полностью отвечали этим образам.
– Мисс Фэннер, вы любите овсянку? А кофе – очень черный и очень крепкий? – спросил ее Гай Вормсби спокойным, мягким голосом.
Эти слова отвлекли Энн от ее размышлений и грез, возвращая к действительности, и она очень быстро кивнула – даже слишком быстро с точки зрения этикета.
– А что, это обычное меню завтрака в Крэгхолде? – улыбнувшись, спросила она.
– Нет, сегодняшнее. – Гай Вормсби тоже улыбнулся. – Кажется, вчерашний яичный кризис продолжается. Город довольно далеко отсюда, так что придется ждать, пока куры не захотят сотрудничать. Может быть, хоть завтра удастся отведать немного яичницы с беконом.
– Именно так, Энн, – подтвердила Кэтти Каулз в свойственной ей энергичной манере. – Странная вещь: ни одна курица на милю отсюда не пожелала заниматься своим делом и не снесла ни единого яйца. Представляете? Картрет утверждает, что их напугал какой-то шум или что-то еще. Черт побери, а я не слышала в доме ни звука...
Тут Питера словно прорвало, и он просто взревел:
– Ни звука... – как бы не так! Это призрак полковника бродил по замку, посмотрел на кур, и вот результат: они не смогли снести ни одного яйца. А чего вы ждали от городишка, где все еще верят в ведьм и гоблинов?
Гай Вормсби не обратил внимания на замечание Питера и, кивнув его сестре, взял Энн за локоть. От этого прикосновения дрожь пробежала по всему ее телу. Конечно, это было глупо, но упоминание о Картрете и призраке полковника загадочным образом снова отбросило ее назад, к страхам и ужасам прошлого вечера, хотя ее новые друзья обсуждали эту тему с такой легкостью и непринужденностью, словно речь шла о какой-то ерунде и бессмыслице или старых датских сказках о ведьмах. Но еще глупее было то, что затем сказала она сама:
– На самом деле никаких призраков просто не существует. Я даже удивляюсь вам. Разумеется...
– Разумеется, – раздался позади Энн недобрый смех Питера, тогда как Гай, мягко, но уверенно направляя ее, вел через холл мимо регистрационной стойки, за которой по-прежнему никого не было, к другой готической арке, ведущей в столовую, – среди нас – неверующая. Леди, если вы хотите прижиться в этом месте и стать его частью, вам придется поверить в существование ведьм, призраков, гоблинов и всего такого прочего, иначе, если этот красавец, что рядом с вами, узнает об этом, он тут же сбежит от вас, так как вы не интересуетесь тем, чем он живет и дышит. Скажи ей, Гай, как ты просто сходишь с ума, когда начинаешь заниматься древними развалинами, захоронениями и прочими подобными вещами.
Кэтрин громко, заливисто рассмеялась – как видно, братец Питер и сейчас, и всегда умел ее рассмешить.
Не оглядываясь, Гай Вормсби ответил на эту неджентльменскую тираду своего друга и коллеги. Он спокойно произнес:
– Не обращайте на него внимания, мисс Фэннер. За всю жизнь ему не пришлось работать ни дня, да он и не пытался этого делать. Как вы думаете, еще долго ждать? И что там с завтраком? Я просто умираю от голода! Питер, как вы поняли, обыкновенный болтун и обманщик. Он изучает астрологию и всякие оккультные науки и ни за что на свете не раскроет зонт в помещении и не положит шляпу на кровать. Вы меня понимаете? Он помешан на этом гораздо больше любого из нас, так что, ради бога, не обращайте на него внимания: он хоть и громко кричит и протестует, но совершенно не опасен.
– Ничего подобного, – надувшись от обиды, громко возразил сзади Питер, шедший рядом с сестрой. – Я уверен во всем, что говорю.
– Совершенно верно, – улыбаясь, подтвердила Кэтти Каулз.
Гай Вормсби усмехнулся, и если бы не предвкушение завтрака, то, кто его знает, вполне мог разразиться скандал. Однако, несмотря ни на что, Энн все это страшно нравилось. Она была заинтригована и очарована всеми тремя своими новыми знакомыми. Было так хорошо снова находиться в компании людей, принадлежащих к одному с тобой времени и миру! Ей показалось, что брату и сестре Каулзам было лет по двадцать с небольшим, а вот Гаю Вормсби, похоже, года тридцать три—тридцать четыре.
Они уже были у входа в столовую. Им уже был виден длинный стол, покрытый белоснежной скатертью, с разложенными на нем серебряными столовыми приборами, и датские буфеты, гармонично вписывающиеся в интерьер.
Картину дополняли разнообразные домашние и приятные вещи.
– Кстати, – тихо произнес Гай.
– Я вас слушаю, – сказала Энн.
– Могу я называть вас Энн?
– Конечно, пожалуйста. Я не против, Гай. Кстати, на конце пишется «н».
В теплом взгляде его глаз, находившихся совсем рядом, промелькнуло удовольствие. Незаметно для брата и сестры, он крепче сжал локоть Энн, наклонив к ней свое тонкое красивое лицо.
– Я постараюсь делать все так, как вам нравится, Энн Фэннер. Энн с «н» на конце.
– Уверена, что вам это удастся, Гай Вормсби.
– В таком случае, – неожиданно громко произнес он, – я буду вашим гидом и вашим защитником от всяких древних ужасов. Думаю, вы настолько будете доверять мне, что согласитесь пойти вместе со мной в Ведьмины пещеры. Нет, пока ничего не говорите и даже не думайте об этом. Прежде всего – завтракать. Согласны?
– Согласна, – ответила Энн совершенно независимо от самой себя, несмотря на неожиданное чувство страха и тревоги, возникшее в ее душе после этих случайных и конечно же несерьезных слов Гая. В то же время вовсе не так уж плохо, если этот высокий, красивый и решительный мужчина будет принимать за нее все решения. Правда, она, может быть, слишком быстро дала согласие, немного нарушив таким образом конспирацию, на которую он намекал. Теперь между ними словно бы существовал общий секрет. Несмотря на свою неиспорченность и одиночество, Энн Фэннер не задала себе простого вопроса и даже не задумалась о малейшей вероятности того, что между Кэтрин Каулз и Гаем Вормсби могли существовать близкие отношения.
Как будто все шло так, как было надо.
Он был так благороден и так хорош собой! Не похоже, чтобы кто-то из них был уже женат, замужем или помолвлен. И вдруг – это был словно удар грома, возгласившего Истину и возвратившего ее к реальности, – женщина, шедшая сзади и ставшая ей настоящей подругой с первого момента их знакомства, пропела очень высоким голосом, в котором слышались страшно уязвленное самолюбие и ревность:
– Мне это нравится! А меня ты ни разу не пригласил с собой в эти дурацкие старые пещеры. Замечательно! Кэтти, детка, ты, кажется, ошиблась. Будь осторожна с этими красотками из Бостона – им палец в рот не клади!
Это должно было показаться смешным, так как прозвучало с претензией на юмор.
Питер Каулз громко загоготал.
Гай Вормсби из приличия усмехнулся, оглянувшись на Кэтрин Каулз с доброжелательной и немного сконфуженной улыбкой. И осознанием угрозы?
Энн Фэннер в ответ тихо пробормотала какие-то слова шутливого протеста.
Но она была женщиной, и ее невозможно было обмануть. Любая настоящая женщина, рожденная таковой милостию Божьей, всегда чувствует это, если только она не мечтательная идиотка.
При всех своих хороших манерах и осознании собственного превосходства, Кэтрин Каулз здесь, в стенах Крэгхолд-Хаус, и сейчас во весь голос заявила свои права – конечно, немногословно, но достаточно ясно – на свои чувства к Гаю Вормсби, археологу: «Руки прочь! Он – мой!»
Возможно, мужчины этого не поняли, зато Энн Фэннер отлично поняла.
Уже когда Гай Вормсби подвел ее к столу в этой симпатичной столовой, какое-то новое ощущение холода поселилось в ее душе и разуме. Как будто призраков, лунной комнаты и кур, не несущих яиц, было недостаточно! Кэтрин Каулз теперь страшно ревновала к ней.
Да... в Крэгхолд-Хаус всегда что-то случалось... Все, что только можно себе представить или о чем можно просто подумать. Вплоть до предметов, скачущих по ночам.
Однако думать об этом больше не было времени, потому что уже загремели посудой, передавая тарелки. Питер Каулз о чем-то рассказывал, Гай Вормсби кивал ему и что-то тихо говорил в ответ, а Кэтрин Каулз взяла на себя роль внимательной и любезной хозяйки. Все это очень напоминало комедийные фильмы, в которых обычно играл кто-нибудь вроде Кэри Грант или Ирэн Данн, разыгрывавшие остроумные сценки, только на этот раз за столом как будто была Кэтрин Хепберн.
Кэтрин Каулз вполне смогла бы играть ее роли в кинофильмах: «Да, дорогой! Конечно, дорогой!»
Хотя, все это вовсе не было смешно. Совсем не смешно. Из-за оживших вновь мыслей о призраках и внезапном решении покинуть Крэгхолд-Хаус как можно скорее Энн Фэннер вдруг стало холодно. Очень холодно. Зима убивала Лето. Ее пробирала дрожь. Господи, ну что за мрачные мысли за завтраком!
С сознанием долга она решительно погрузила ложку в чашку с овсянкой и старалась держаться так, чтобы лицо не выдало ее мыслей и чувств. Ей было нелегко продолжать болтать и. есть вместе со своими новыми знакомыми так, словно ничего не произошло. Просто ужасно.
Да и овсянка была горячей.
Горячее, чем она ощущала.
А ее собственная температура приближалась к нулю.
Глава 4
НА КРАЮ
На крутых берегах озера Крэгхолд, расположенного всего в пятистах метрах от замка, Энн Фэннер открылся новый мир – мир тишины. Если пройти по извилистой грунтовой дороге за низкую каменную стену, то за высокими старыми кипарисами с искривленными голыми ветвями (ведь уже стоял октябрь) сразу же за юго-восточной частью владений замка начиналась и манила новая прекрасная земля. Новая и вместе с тем очень древняя, никем не тронутая за многие столетия. Здесь бесчисленные группы исполинских вязов и дубов, казалось, затмевали небо, пряча в своих кронах робкие лучи солнца; сама земля – затвердевшая и, по-видимому, даже окаменевшая – лежала в полной, как в соборе, тишине и блеске, словно бы подчеркивая ничтожность человечества. А вдали, в дымке наступающего дня, едва виднелись скалистые вершины Шанокинских гор, лежавших словно спящее чудовище на пасмурном свинцово-сером горизонте.
Здесь, вдали от готических арок и окоп замка, было недолго поверить в существование нечистой силы, таинственных ведьм и всякой подобной ерунды, которой привлекают в такие места туристов. Если бы Энн Фэннер когда-нибудь раньше видела это место, то сказала бы, что это – земля Всадника без головы с пещерами и нишами, скалистыми выступами, высокими и низкими холмами, и все это великолепие, словно молчаливые голые деревянные часовые, охраняли деревья. Само озеро – очень красивое, наполненное спокойной и неподвижной серо-зеленой водой, – оказалось таким, каким оно могло присниться или о котором рассказывалось в одной книге о дальних неизведанных краях Шотландии или Ирландии, а может быть, и Германии, где резвятся тролли и встречается полтергейст. Да, озеро Крэгхолд предстало именно таким, каким его описывали в рекламных проспектах, – нет, даже лучше. Оно казалось каким-то призрачным, нереальным и вместе с тем абсолютно живым, видимым глазу. Озеро было метров тридцать в ширину и девяносто в длину и словно бы образовывало зеленоватый налет из темной, тусклой жидкости между берегами. Северный и восточный берега были изрезанными и скалистыми. Грудами камней и неровными стволами срубленных деревьев были усыпаны южный и западный берега. В общем, это было совершенно необычное озеро – то ли от природы, то ли человек приложил к этому руку, – этого Энн Фэннер не могла понять. То, что оно находилось так близко к Крэгхолд-Хаус, делало все смутные и необъяснимые страхи прошедшей ночи, как никогда, реальными. Совершенно ясно, что если призраки умеют ходить, то самое подходящее для них пристанище должно было бы находиться где-то здесь, недалеко от озера Крэгхолд.
К тому же и завтрак вполне удался.
Приятная еда в хорошей компании. Брат и сестра Каулзы пребывали в прекрасном расположении духа, наполняя столовую короткими несерьезными разговорами, к примеру о новых книгах и фильмах, которые они видели за последние несколько месяцев, а Гай Вормсби заставил Энн почувствовать себя как дома, и это было до такой степени реальным ощущением, что она с трудом осознавала, кто на самом деле приготовил еду. Когда они вышли в столовую, еда уже ждала их, дымясь в супницах и металлических горшках. Кофе был великолепным, хотя обычно Энн предпочитала чай. Да, еда была прекрасной (и ела она с аппетитом), так что, когда Гай Вормсби предложил немного прогуляться по окрестностям, она сказала, что сделает это с огромным удовольствием. Кэтрин Каулз, постаравшись поглубже запрятать свою ревность, любезно предложила Энн свой вельветовый кардиган, чтобы той не подниматься в свою комнату. Заботясь об укреплении дружбы, начавшейся столь удачно, Энн с благодарностью согласилась, так что уже через минуту, подкрепившись плотным завтраком, все четверо постояльцев Крэгхолд-Хаус радостно и беспечно шагали по вымощенной камнем дорожке к продуваемой ветром грунтовой дороге, исчезающей за высокой стеной старых кривых кипарисов. И снова Энн невольно подумала о том, как странно то, что они все четверо выбрали для отдыха одну и ту же гостиницу. Сознательный это был выбор или нет, но одной из его причин было время года. Пройдет еще одна рабочая неделя, и практически наступит ноябрь, не так ли? А значит, мертвый сезон.
Случайно или намеренно, но Энн оказалась рядом с Гаем Вормсби, одетым в шерстяное пальто полувоенного покроя, наброшенное на стройную фигуру. Впереди них бодрым спортивным шагом шли Каулзы, прокладывая путь с почти детским энтузиазмом. Кардиган Кэтти сидел на Энн как влитой, так как они были одного размера, сама же Кэтти была одета в довольно длинную куртку с капюшоном из черного и белого материала, в которой она выглядела еще более сногсшибательно, чем когда-либо. На Питере Каулзе было темно-коричневое пальто.
Энн отметила про себя, что даже с дюжины метров заметны были небрежность и высокомерие Питера Каулза, несмотря на внешнее проявление мальчишеской энергии. Так же заметны, как и холодность, аккуратность и замечательная грациозность движений высокой фигуры его сестры. Она, безусловно, была победительницей.
– Расскажите мне о них, – тихо сказала Энн, когда Гай Вормсби, крепко взяв ее руку в свою, повел по извилистой грунтовой дороге, всю ширину которой заполонили голые хрупкие ветки маленьких деревьев, погибших, похоже, много лет назад. Гай с любопытством взглянул на нее, и она дополнила свою просьбу: – Я имею в виду Питера и Кэтти.
– А-а-а... – Слегка улыбнувшись, он встряхнул головой. – Сейчас пройду здесь – погодите минуту. В таких местах, как это, слово ониимеет, как вы сможете убедиться, совершенно другое значение. Каулзы? Да и сказать-то особенно нечего. Блестящие, очень привлекательные брат и сестра – вот и все.
– Позвольте вам не поверить. Ну давайте же, Гай. Я хочу знать.
Он пожал плечами, отводя рукой от лица тонкую сухую ветку. От его прикосновения ветка сломалась, и он двинулся дальше, увлекая Энн за собой. В какой-то момент она натолкнулась на него и тут же отпрянула назад, чувствуя, как от этого контакта внутри ее словно бы сработал невероятный электрический импульс. Гай Вормсби, казалось, этого не заметил.
– Ну что вам рассказать, чтобы коротко и приятно... Умственный коэффициент Питера – что-то около 1,95, что позволяет отнести его к разряду одаренных людей. Он с отличием окончил старый добрый Ратджерс – выпуск 1963 года. С того времени он написал три книги небольших, очень выразительных эзотерических стихов, и все они были о связи современного человека с дьяволом. Продавались они очень неважно, хотя критика объявила его будущим титаном мысли. Он располагает довольно значительными и надежными капиталовложениями, что позволяет ему уделять внимание своим увлечениям, точнее, увлечению. Питер – закоренелый холостяк и безнадежно увлечен оккультизмом. Вот все, что вам нужно о нем знать. Иногда он бывает слишком циничным и язвительным, хотя на самом деле добр. Но будьте с ним осторожны – у него острый язык. Он слишком ожесточен для своего юного возраста.
– А Кэтти, что вы можете сказать о ней?
– Только то, что вы сами видите. Великолепна в своем роде, только с маркой Рэдклифа. Она красива, избалована, предана Питеру и оставила карьеру модели – участвовала в нескольких показах в конце шестидесятых, – но потом нашла свою нишу: теперь она работает в штате дорогой газеты, которая платит ей невероятные гонорары за обзоры о моде; кроме того, она и сама немного занимается моделированием.
– Правда? Это так здорово...
Они пробирались сквозь гущу сухих веток и длинные ряды срубленных деревьев, когда наконец открылась панорама озера Крэгхолд, поразившая взор Энн, ее душу и сердце.
– На самом деле, – сказал Гай Вормсби совершенно серьезным топом, – они – мои старые друзья. Я уже учился в Ратджерсе, когда Питер только поступил туда, а когда я заканчивал учебу, он... – Тут Гай Вормсби прервался и посмотрел на нее с нескрываемой насмешкой. – Что случилось, Энн? Это всего лишь озеро. Оно здесь находится сотни лет.
– Да, да... конечно... думаю, что все было именно так... но, господи, оно такое таинственное и угрожающее и в то же время такое красивое.
Глаза Гая сверкали в бледно-желтых лучах солнца.
– Думаю, да, и это – одна из самых главных причин, по которой я впервые приехал в Крэгмур. Я хотел бы опуститься на дно этого озера в специальной экипировке и провести раскопки под каждой половицей самого Крэгхолд-Хаус, а потом... – Тут он снова прервался и, улыбнувшись, сказал с раскаянием в голосе: – Ну вот, теперь я рассказываю вам о жизни и деятельности Гая Вормсби, археолога-любителя.
– Да, и я этому очень рада, – ответила Энн, по-прежнему глядя на невероятно спокойные воды озера, внушавшего какой-то суеверный страх. Даже в свете дня оно было словно отдельной страницей вне Времени – в нем чувствовалось что-то жуткое и доисторическое, уходящее назад, в прошлое, к динозаврам. – Пожалуйста, продолжайте! Расскажите что-нибудь еще – мне очень хочется знать. Честное слово, Гай!
Вдруг он развернул Энн лицом к себе, взял обе ее руки в свои и горящим взглядом пристально посмотрел в ее глаза.
– А вы, – немного жестко произнес он, – кто вы такая, мисс Бостон? Какие у вас секреты?
– Нет, – прошептала она, не отводя взгляда. – Не сейчас. Сейчас я ничего не могу рассказать вам о себе. Дайте мне время.
– Конечно. – Он отпустил ее руки. – В нашем распоряжении все время мира, а кроме этого, есть еще Ведьмины пещеры, Лес гоблинов и старое кладбище на другом берегу озера – все вместе! Мне предстоит исследовать целый мир. Можно достичь настоящей славы, если открыть здесь что-нибудь...
Но тут он внезапно сменил тему разговора – Энн поняла, что сделал он это сознательно, – и стал загадывать веселые и в то же время довольно сложные загадки тем же отеческим топом, который так раздражал Питера Каулза. Правда, в разговоре с ней его тон и набор слов были гораздо более обыденными и менее напыщенными – для Энн и это не прошло незамеченным. Собой она тоже осталась довольна: так, она достаточно точно определила возраст Питера Каулза и Гая Вормсби, и как же оказалась права насчет красавицы Кэтрин, позировавшей для обложки журнала! Ничто другое не может так поразить сознание женщины.
И еще... о Гае и Кэтрин...
Громкий крик Питера Каулза отвлек Энн от внезапно нахлынувших на нее мечтаний. Теперь она увидела его: Питер стоял на краю берега всего в нескольких сантиметрах от кромки мрачной зеленой воды, бросая мелкие обломки и камешки по плоской поверхности озера. У него это хорошо получалось. Один из серебристых кусочков трижды коснулся поверхности воды, ловко подпрыгнув в последний раз, прежде чем исчезнуть где-то поблизости от противоположного берега. Кэтрин громко хлопала в ладоши и кричала: «Оле!» и «Браво!» – аплодируя мастерству и ловкости своего брата. Гай Вормсби тоже присоединился к ней, воскликнув: «Покажи, что дает человеку учеба в колледже! Давай, Тигр!»
Наверное, это была веселая сцена – столько радости, шуток, возни, демонстрация товарищества взрослых людей... Но Энн Фэннер показалось, что в ней было что-то не так, она даже не могла бы сказать, что именно, – что-то отрепетированное, повторяющее то, что уже случалось когда-то давно. Может быть, виной тому было это несчастное мрачное озеро – задумчивое и как будто мертвое. В любом случае ей опять стало холодно, и она плотнее закуталась в кардиган. Бледное солнце судорожно перемещалось по свинцовому небу, придавая жалкий блеск месту и времени действия. Пейзаж был, как всегда, безжизненным.
– Бросьте камешек, Энн! – крикнула ей Кэтти. – Покажите этим несчастным мужчинам, как это делается!
– Но... по-моему, у них все прекрасно получается...
Гай Вормсби, присоединившись к веселью, тоже бросал камешки, и у него это получалось точно так же хорошо, как у Питера: бросок в бросок! Вот камешек Гая понесся по гладкой поверхности озера, как торпеда, и, подпрыгнув четыре раза, скрылся под водой. Гай ликовал, а Питер скорчил гримасу. Соперничество между ними казалось бесконечной игрой. Вечное соревнование. Непрерывная дуэль.
Оба они снова словно превратились в мальчишек, соревнующихся за руку миледи. Энн отошла назад и облокотилась о скалу, чтобы лучше видеть состязание. Кэтрин тоже попыталась было соревноваться, но ее осторожные броски не могли соперничать с бросками мужчин.
Энн Фэннер не могла слышать звуков движения этих каменных ракет, исчезавших в воде. Казалось, они подпрыгивали в абсолютной тишине, чудесным образом отсчитывая расстояние, и беззвучно плюхались в воду, сопровождаемые взглядами. Все это тоже добавляло картине нереальности. Вокруг стояла мертвая тишина, не нарушаемая ни голосами птиц, ни какими-то другими подобными звуками живой природы, и эта тишина сохранялась для того, чтобы быть нарушенной веселыми криками мужчин и Кэтрин. Эта тишина была как непроницаемая стена, за которой все еще стояло Время. Энн чувствовала себя статуей, одним из этих деревьев, обреченных вечно стоять на берегу озера Крэгхолд. Это был еще один нелегкий момент, добавившийся к череде подобных, которые она пережила здесь. Было трудно дать какое-то определение ее чувствам: может быть, крэгхолдская хандра?
Это название заставило ее невольно улыбнуться.
А потом, еще до того, как эта улыбка превратилась в широкую застенчивую ухмылку и, возможно, глупое хихиканье, что-то произошло.
Что-то, чему опять не было объяснения.
Только явственный холодный, беспредельный ужас.
Гай Вормсби вдруг отвлекся от развлечения, чтобы помахать ей своей длинной рукой; Энн тоже помахала ему в ответ. Затем она увидела, как приветливое выражение его лица резко сменилось выражением сомнения; вся его фигура резко и как-то судорожно дернулась, словно у марионетки, которую потянули за ниточки, и он бросился к ней, карабкаясь по скалистому берегу и что-то громко крича. Это выглядело довольно странно, почти жутко, потому что потом Питер Каулз, находившийся дальше на берегу, внезапно замер и тоже побежал, а за ним и Кэтрин, только она закрыла руками свое красивое лицо и резко вздрогнула. За доли секунды, в которые, словно вспышки, пронеслись все эти впечатления, Энн вдруг поняла причину и смысл громоподобных криков Гая Вормсби:
«ЭНН! ПОЗАДИ ТЕБЯ – ДЕРЕВО!»
Испуганная и потрясенная, она отскочила от своей ниши в скале и обернулась, пытаясь увидеть, и в мгновение полного ужаса увидела. Прямо позади нее наверху начал падать гигантский кипарис. Она отшатнулась; сердце, казалось, стучало в самом горле, а в ушах стоял ноющий, скрипучий неистовый стоп падающего дерева. Энн не могла как следует повернуться, чтобы посмотреть на него. Словно в трансе, она продолжала неподвижно стоять на месте, чувствуя только, как страшный пласт воздуха рассекает атмосферу где-то совсем рядом с ней. Послышался звук страшного удара и треск предмета, с грохотом упавшего на скалу, страшным грохотом отозвавшийся в нише, где она стояла, а затем со свистом рухнувшего на твердую землю, образовав безумное месиво сломанных веток и сучьев, разрывающегося ствола и разлетающихся в стороны щепок. Энн еще не успела выйти из своего полуобморочного состояния, как сильные руки схватили ее и оттащили в сторону, а другие, спешившие к ней фигуры встали вокруг нее, что-то восклицая, быстро говоря и приводя ее, смутно осознающую все это, в смущение, страх и даже гнев.
Дрожа, как осиновый лист на сильном ветру, она открывала глаза, с трудом пытаясь вернуться к реальности; в ее сознании все плыло и воспринималось в каком-то полубессознательном изумлении. Словно во сне, она видела немое свидетельство своей близкой встречи со Смертью. Оно лежало на берегу, погрузив острую макушку в мрачные воды озера Крэгхолд, всей своей громадой напоминавшее отвратительное, еще полуживое чудовище. Это был огромный старый кипарис, упавший в более мягкую у кромки воды почву, где в месте удара образовался буквально целый лес из разлетевшихся щепок, веток и сучьев. Еще Энн видела лица людей, собравшихся вокруг нее: Гая Вормсби, Питера и Кэтрин Каулз. Каждое из этих лиц выражало смешанные чувства: лицо Питера – главным образом скептицизм; Кэтрин покусывала свои красивые губы, а ее темные глаза были немного влажными; а лицо Гая выражало одновременно беспокойство и гнев. Обхватив Энн одной рукой за талию, он помогал ей подняться, покачивая головой, когда взгляд его падал на рухнувшее дерево, и спрашивая Энн о ее самочувствии. В это время Питер Каулз подошел к дереву, оценивая его длину, а затем повернулся в сторону того места, откуда оно упало: небольшому возвышению прямо над нишей в скале.
– Как вам это нравится? – громко спросил он, не обращаясь к кому-либо лично. – Держу пари, что это дерево стояло здесь сотни лет, и вот именно сегодня решило лечь и отдохнуть.
– Питер, – громко сказал Гай совсем не дружественным тоном, – заткнись, понял? Никаких афоризмов, никаких цитат, никаких веселых замечаний, договорились? Ты что, не видишь, она в шоке?
– Конечно. Извини... – Забыв о дереве, Питер вернулся обратно и попытался улыбнуться Энн Фэннер: – Вы еще слишком молоды для того, чтобы покидать этот мир смертных так рано. Честное слово, божья коровка.
Энн Фэннер слабо кивнула в ответ, а Гай Вормсби громко рыкнул на него.
И вдруг Кэтрин Каулз обхватила ее холодными дрожащими руками, взволнованно сжимая в объятиях; ее царственные манеры мигом унес ветер близкой трагедии. Глаза ее беспокойно вглядывались в лицо Энн, а красиво очерченные губы дрожали.
– О, детка, – простонала Кэтрин драматическим сопрано. – Тебя ведь могло убить!
Да.
И даже очень.
За полированной регистрационной стойкой по-прежнему никого не было видно. Когда здорово напуганная группа постояльцев гостиницы вернулась с опасной прогулки на озеро, Кэтрин Каулз проводила Энн в ее комнату. В такой трудный момент нет ничего лучше компании другой женщины, особенно такой симпатичной. Еще бы чашечку горячего чая или кофе и немного собраться с духом – это все, что сейчас было надо Энн Фэннер. По крайней мере, по мнению Гая Вормсби. Когда дамы поднялись наверх, он вместе с Питером направился в холл в поисках мистера Картрета. В Гае Вормсби все еще кипела холодная ярость, тогда как Питер Каулз, похоже, не очень удивлялся. Гостиница казалась совершенно пустынной, несмотря на приятную атмосферу, царившую в зале, и приглушенное потрескивание поленьев в камине и равномерное гудение пламени в его огромном кирпичном очаге. В нише недалеко от входной двери стояли высокие деревянные напольные часы. Если прислушаться, то было слышно их торжественное тиканье, отсчитывающее секунды, минуты и часы. Было уже около одиннадцати, и Гай Вормсби проявлял явное нетерпение.