Текст книги "Наследство Крэгхолда"

Автор книги: Эдвина Нун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Кэтрин Каулз пристально смотрела на Гая горящими глазами. Объятая страхом, она была колдовски прекрасна.

– Завтра утром ты должен непременно поговорить с этим человеком, Гай Вормсби, – сказала она. – Произошло уже столько всего, что самое время рассказать, – Энн, ты больше не можешь хранить все в себе...

– Кэтти... пожалуйста... не надо... – простонала Энн. – Не сегодня.

– Ладно, согласна. Но сегодня я останусь с тобой до утра, поняла? Мы вдвоем пересидим здесь ночь, так что мужчины могут отправляться спать – конечно, если вы не хотите посидеть вчетвером. – Тон Кэтти стал почти тоскливым.

Гай Вормсби кивнул:

– Я собирался предложить тебе остаться с Энн. Если мы останемся вчетвером, то никому не удастся уснуть; кстати, вам известно, что времени еще только половина третьего? Пойдем, Питер. Все это может подождать, пока мы не поговорим с Картретом. Энн...

– Да, Гай?

Он взглянул ей прямо в глаза. Этот взгляд взволновал Энн; его улыбка согрела ее, несмотря на все, что произошло. Она даже не заметила, как Кэтрин, поджав губы, резко отвернулась, не в состоянии на это смотреть.

– Мы разберемся со всем этим завтра. А вы по-прежнему хотите пойти на прогулку?

– О да, конечно, – кивнула Энн. – При дневном свете – что может быть лучше!

– Славная девочка.

Он пожал ее руку, задержав ладонь в своей, словно бы передавая пальцами молчаливое послание. Энн ответила на рукопожатие, пряча все свои страхи под покров участия и успокаивающего присутствия Гая. Питер Каулз, выпятив нижнюю губу, дотронулся рукой до правого кармана халата – нет, он оставил его там. Гай Вормсби послал Кэтрин Каулз воздушный поцелуй, а она печально улыбнулась в ответ, только глаза ее не улыбались.

– Мы забаррикадируем выбитую дверь несколькими креслами из холла, – сказал Гай Вормсби. – Это на сегодня, а завтра дверь уже станет головной болью Картрета и Крэгхолд-Хаус.

– Спокойной ночи, Гай, – сказала Энн.

– Приятных сновидений, – откликнулся он.

С этими словами они с Питером вышли из номера и занялись делом за выбитой дверью. Кэтрин Каулз села в ногах кровати и достала из складок серебристого банного халата серебряный портсигар. Энн смотрела на нее, невольно любуясь грациозностью ее движений, все еще пытаясь забыть это жуткое клыкастое чудовище с кроваво-красной пастью, двигавшееся от окна прямо на нее. Казалось, что только ее крики и неверие в происходящее заставили его убраться прочь. Но как это чудище попало в номер и как ушло отсюда?

У Энн Фэннер не было сомнений. Она видела чудовище, монстра. Вампира.

– Энн, – мягко и исключительно сочувственно заговорила Кэтрин Каулз, – и как ты с ума не сошла от страха, увидев такое чудовище? Лично я, увидев такое, точно бы спятила.

Удивившись такому вопросу, Энн внимательно посмотрела на нее.

Она даже затрясла головой, удивляясь очевидности и ужасу этой мысли. А ведь действительно, того, что она пережила, было вполне достаточно, чтобы свести с ума здорового человека.

– Знаешь, а ты права, – медленно ответила она. – Я видела вампира – так же ясно, как днем, и вот теперь сижу здесь и разговариваю с тобой, как ни в чем не бывало, будто все это – ерунда и просто не могло быть. Ужас!

– Всему виной это место, – медленно проговорила Кэтти своим красивым хрипловатым голосом. – Это он принялся за тебя. В конечном итоге – он.

– Крэгхолд-Хаус?

– Да. – Кэтрин Каулз затянулась сигаретой, выпустив облачко дыма. – В Крэгхолд-Хаус все возможно.

Энн Фэннер снова вздрогнула.

Не успел Картрет повесить свой длинный плащ в мрачной темной комнате, где он проводил многие часы в полном одиночестве, как в дверь тихонько постучали. Держа в руках свечу, он подошел к деревянной перегородке и наклонил худощавое лицо. Глаза его каким-то непостижимым образом задвигались, и жутковатая полуулыбка искривила губы.

Пламя свечи высветило высокую сгорбленную тень на стене и смутные очертания полок, заставленных книгами, и громадного длинного ящика, стоявшего на полу в углу комнаты. Крышка ящика была приставлена к стене.

– Да? – загробным голосом произнес Картрет.

– Шесть часов, – раздался из-за двери голос, словно исполнявший какой-то ритуал, – и все в порядке. Мертвые спят, и ничто не в силах разбудить их.

– Хорошо, друг мой.

– Мы пойдем иль не пойдем, мы пойдем иль не пойдем, мы пойдем иль не пойдем в Ведьмины пещеры? – Необычный забавный ритм слов, произносимых этим голосом, при всей насмешливости и парадоксальной напыщенности, долго еще отдавался в коридоре, словно шум ветра – слабый, но явно зловещий.

Картрет кивнул:

– Пойдем. Те, кто ждут, получат всё.

– Смотри вперед перед тем, как прыгнуть. Кто сомневается – тот...

– Пропал. Вот так-то. Спокойной ночи, Друг мой.

– Спокойной ночи.

Раздался далекий прерывающийся звук, и за стеной стало очень тихо. Улыбка исчезла с лица Картрета.

Как и свет свечи, загашенной волной воздуха от движения его левой руки. Кромешная тьма окутала комнату. Раздался скрип петель закрывающейся крышки. Он был не громче мышиного писка.

Над Крэгхолд-Хаус занимался рассвет. Утро нового дня.

И нового ужаса.

За стенами Крэгхолд-Хаус во тьме, которая рассеялась еще не полностью, в местечке под названием Лес гоблинов царила мертвая тишина и покой. Высокие деревья, массивы кустарников и зеленой растительности неподвижно, словно каменные, стояли под серым покровом крэгмурского неба. Этот серый покров, словно тень опускавшийся то там, то здесь, был похож на потолок сцены – неизменный, бесконечный, вечный потолок, словно огромный зонт, висящий над лесом. Лес гоблинов существовал еще задолго до появления первых жителей в долине и окрестностях Шанокинских гор. Как и многие другие места в этих краях, Лес гоблинов был невероятно тихим и спокойным, будто здесь не было ничего живого, движущегося, наделенного дыханием жизни.

В рассветный час этот древнейший пейзаж преобразился – возникла странная, удивительная картина. Первые проблески рассвета косыми мрачными осколками проникли сквозь ветви деревьев, кустарники и листву, обнаружив небольшую группу призрачных фигур, в мужественном молчании шагавших по серой мертвой траве. Процессия из шести фигур шла гуськом, и все участники ее несли над собой фонари, просмоленные фитили в которых только что были загашены, и спиральки черного и едкого дыма поднимались от них к кронам окружающих деревьев. Люди шли, высоко подняв голову, расправив плечи, и можно было видеть, что все они одеты в черные рясы и штаны, но больше, чем одинаковая одежда, обращали на себя внимание длинные черные бороды и круглые шапки с тонкими широкими полями. Они были похожи на братьев или, по крайней мере, на членов какого-нибудь братства, общественного клуба или тайного общества. На самом деле так оно и было.

Только что состоялось тайное собрание прихожан пастора Подни.

Эти собрания происходили по ночам каждый третий четверг месяца календарного года независимо от того, что творилось в остальном мире и даже во всей вселенной. Пастор Подни собирал свой клан, и тогда зажигались фонари и костры в честь Люцифера, Князя Тьмы и Ночи, Владыки Ада. В пустынном месте сооружали алтарь – стол из плоского куска скалы, покрытый белой простыней с черной каймой, – превосходное место для принесения человеческой жертвы во время черной мессы в честь Сатаны – Повелителя Вечного Ада – Победоносного Вельзевула – Господина и Хозяина Всех Нас. Да, близился час спасения! В черную пятницу, именно в этот день, будут исполнены заветы Черной Книги – Книги Судного Дня.

Пастор Подни с шестью падшими ангелами должны были вернуться в полночь, чтобы подготовить в этом пустынном месте стол для жертвоприношения Властелину, своему богу – Никодемусу, его величеству Сатане. Не важно, какое у него имя, главное – жертва. Женщина.

На этот раз должна быть женщина.

Князю Тьмы не приносили в жертву женщин с прошлого апреля. Пастор Подни, шагавший во главе процессии, мрачно смотрел перед собой на извилистую тропинку, бежавшую по лесу. Он хорошо знал людей в округе, много общался с ними и теперь мысленно намечал возможную жертву для жертвоприношения. Пастор Подни знал о каждом жителе Крэгмура все, что только можно было знать. Не было ни одного мужчины, женщины, ребенка или животного, кто был бы недоступен его выбору, – ни одного.

Вот рассвет озарил вершины деревьев Леса гоблинов и высокого человека с мрачным худым лицом и черной бородой – такие лица можно увидеть на фотографиях в сельскохозяйственном музее в Куперстауне, Нью-Йорк. Пастор Подни был человеком от земли. От почвы. От самого дьявола.

Все верили ему.

Эти шестеро вышли из лесной чащи – их уже ждали молчаливые лошади и двухколесные повозки. К этому моменту пастор Подии принял решение: он знал, какой женщине выпадет великая честь стать жертвой на Священной Церемонии.

Хильде Уорнсдорф. Регистратору из Крэгхолд-Хаус. Почему бы нет?

Красивая, аккуратная голубоглазая девственница Хильда с таким красным ротиком – просто кровь с молоком! Да, превосходная жертва. Пышущее здоровьем и полное жизни создание из теплой плоти и крови, из нежной белой пышной груди которой красным фонтаном забьет кровь, когда пастор вонзит в нее каменный нож, исполняя торжественный ритуал. Да, именно Хильда Уорнсдорф. Да свершится воля Сатаны! Плоть для жертвоприношения.

Довольный собой, пастор подал знак рукой и поднялся в ближайшую повозку. Остальные его попутчики расселись по другим повозкам, которых было две. Пастор Подни, как всегда, ехал один. Повозки ехали медленно, трясясь на ухабах, но вскоре они выбрались на хорошую грунтовую дорогу, и седоки стали подгонять лошадей. Высокое облако пыли поднялось из-под колес повозок, когда они проезжали мимо гигантской каменной глыбы, по сравнению с которой все вокруг казалось ничтожно малым, – настоящий гранитный колосс.

Пастор Подни бросил взгляд наверх, на Ведьмины пещеры, шепотом пробормотал что-то – должно быть, молитву – и переключил свое внимание на тропинку, ведущую из Леса гоблинов. В небе на востоке занималась заря, разгоравшаяся так широко и так ярко, что, казалось, скоро обнимет весь Крэгмур. Так оно и вышло, и очень скоро. Но даже весь свет вселенной не мог бы осветить темные углы и глубины сознания пастора Подни: он безнадежно был во власти Сатаны – человек, ступивший в ад, душа которого была чернее ночи.

Все вокруг него, и Крэгмур тоже, просыпалось навстречу новому дню. Если бы он прислушался, то услышал бы крик петухов, доносившийся издалека, но он не обращал на это внимания. Он никогда не обращал на это внимания.

В Крэгмуре никогда не было много петухов или, по крайней мере, создавалось такое впечатление. Казалось, сама Природа-мать отвернулась от этого пустынного и мрачного края.

Да и сам Бог, кажется, отвернулся. Давным-давно. Когда мечты о правде, любви и доброте еще были зелеными. Еще цветущими, еще растущими. Еще молодыми.

Без четверти десять того же утра в одной из фирм на Пятой авеню Манхэттена юрист по имени Уилтон Максвелл снял телефонную трубку в своем кабинете и по внутренней связи вызвал секретаршу. Когда девушка появилась, держа в руках блокнот с карандашом, Максвелл жестом велел ничего не записывать и прорычал вопрос (Уилтон Максвелл был из тех людей, кто терпеть не может загромождать суть дела долгими вступлениями – будь то бизнес или личные отношения):

– Где, черт побери, Гай Вормсби проводит эту неделю?

Поскольку секретарша была девушкой очень знающей и исполнительной и Максвелл держал ее не только за красивые глаза, она быстро ответила:

– В Крэгмуре. Снова в одной из своих экспедиций.

– А эти Каулзы конечно же тоже с ним?

– А как же, мистер Максвелл. Около недели назад они уехали из города в...

– Не имеет значения. Позвоните туда. Я хочу поговорить с ним лично. Побыстрее, мисс Адамс.

– Да, сэр.

– Свяжитесь с ним, мисс Адамс. Это важно.

Мисс Адамс быстро вернулась за свой стол.

Уилтон Максвелл вздохнул, покачал головой и откинулся на спинку вращающегося стула, пытаясь найти хоть какое-то утешение в полоске манхэттенского неба, видневшейся из окон его кабинета на пятнадцатом этаже. Однако сегодня был один из тех неудачных дней, когда вокруг, казалось, не было ничего хорошего. Новости с Уолл-стрит, поступившие сегодня в половине десятого, были особенно удручающими: Гай Вормсби опять потерпел фиаско на фондовой бирже. Ох уж эти его дурацкие идеи о том, когда покупать и когда продавать и что покупать в первую очередь! Есть такие люди, которые никогда ничему не учатся, даже несмотря на помощь и поддержку таких толковых и опытных юристов, как Уилтон Максвелл.

А еще это был один из тех дней, когда Уилтон Максвелл страстно желал никогда больше не слышать о миллионах Вормсби. И выкупить патент. Все равно это совершенно никчемная вещь. У парня просто талант терять деньги. Определенно талант.

Глава 8

ПРОГУЛКА

На прогулку вышли ровно в десять. Гай Вормсби настоял на том, чтобы все оделись потеплее на тот случай, если им придется возвращаться обратно поздно вечером, поэтому женщины надели туристические ботинки, теплые куртки с капюшоном, перчатки и шапки с опускающимися «ушками». Сам Гай и Питер Каулз экипировались обычным охотничьим снаряжением: на них были бриджи, ботинки, а через плечо – ранцы с запасами. Утром после горячего завтрака (яиц опять не было!) Гаю так и не удалось найти управляющего, так как, по информации голубоглазой Хильды, мистер Картрет опять «уехал в город». Однако, надо отдать ему должное, он не забыл о своих обязанностях, и четыре упаковки обеда, а также сандвичи, жареные цыплята и фрукты были готовы вовремя. Загадка столь долгого отсутствия Картрета в гостинице очень раздражала Гая, но, как только он подумал о том, что сегодня ему предстоит начать исследование Ведьминых пещер, беспокойство мгновенно отступило на второй план. Гай целиком был во власти только этого горячего стремления. Конечно, ни о каких опасностях, которые могут ожидать туристов при осмотре некоторых достопримечательностей Крэгхолда, ни в проспектах, ни в каталогах не говорилось, и это следовало бы обсудить позже. Обязательно. А спрашивать о чем-то Хильду было бесполезно: цветущая голубоглазая датская кукла была всего лишь регистратором и, скорее всего, мало разбиралась в этих вопросах.

Вентворта конечно же тоже никто не мог ни найти, ни увидеть, да этого и не требовалось. Гай Вормсби знал наверняка, что, когда они все четверо вернутся обратно, все кровати во всех комнатах будут заправлены, а пол и пепельницы будут сверкать чистотой. Короче говоря, все будет в полном порядке. Где бы и кем бы ни был Вентворт, работал он превосходно. Мастер на все руки.

Ну и местечко этот Крэгхолд-Хаус!

Что касается леди, то они прекрасно провели ночь, несмотря на смутную угрозу, нависшую над их жизнями. Энн Фэннер прониклась огромной признательностью к Кэтрин – она просто обожала ее. За столь краткое время их знакомства эта высокая решительная брюнетка стала очень дорога ее сердцу. Ей даже и думать не хотелось о том, как бы она провела эту ночь без Кэтти, ее мудрых слов и бесстрашия. Казалось, что Кэтти никогда не теряется (ну конечно, она же не видела это жуткое существо, шагавшее от окна прямо к Энн, с торчащими клыками, горящими глазами и ртом, истекающим слюной...).

А теперь настал новый день. Серый и не очень теплый, как и все остальные, но все же – новый день. На небе виднелись смутные очертания солнца, тусклые янтарные лучи которого освещали этот покинутый богом край. Но даже такое солнце пробуждало силы и желание уйти хоть ненадолго из гостиницы – пусть даже в такое страшное место, как Ведьмины пещеры.

Какими бы они ни были.

Они вышли из Крэгхолд-Хаус плотной группой с Гаем Вормсби во главе, держась поближе друг к другу. Стояла торжественная, волнующая тишина. Как и раньше, не было слышно ни пения птицы, ни голоса зверя или насекомого. Стена кривых сучковатых деревьев, каждое из которых походило на жутковатое существо со зловеще открытым серым ртом, казалось, уже поджидала их, и Гай твердым широким шагом вошел туда, а все остальные последовали за ним. Он быстро обнаружил тропинку, разделявшую толстую стену деревьев, и скоро гостиница была уже позади. Она скрылась за лесом, который больше походил на кладбище со всеми этими молчаливыми кипарисами, дубами и вязами. Энн Фэннер держалась поближе к Гаю, а Каулзы шли следом за ними. Кэтрин Каулз весело болтала, забавно комментируя мрачную «недвижимость», сквозь которую они проходили, Питер же гоготал в ответ, иногда добавляя и собственные шуточки. Гай Вормсби шел молча, следя за дорогой. Казалось, он совсем забыл об остальных, хотя Энн шла буквально шаг в шаг за ним. Она пыталась представить себе, о чем он думает. Особенно ее интересовало, что он думает о ней, и ей хотелось понять, как далеко должна зайти ее собственная преданность Кэтрин Каулз: как бы эта преданность не помешала велению собственного сердца Энн. Даже в грубой охотничьей одежде Гай был похож на греческого бога. Своим прекрасным профилем он походил на спартанца или же на величавого индейского воина, на мускулистого бронзоволицего вождя племени. Он мог бы составить счастье любой женщины – Энн была в этом уверена. Несмотря на крайнюю неопытность в любовных делах, она была уверена в том, что это – непререкаемый факт, чистая правда. Этот мужчина, несомненно, был бы Божьим даром для женщины.

И для Энн Фэннер тоже? Об этом еще надо было подумать.

Когда Гай был рядом, Энн могла сколько угодно задавать себе эти вопросы, а воспоминания о призраках, вампирах и других ночных ужасах уже не воспринимались всерьез – а может быть, их и вовсе не было! Мысль о том, что нужно упаковать чемоданы и уехать из Крэгхолд-Хаус, стала просто невозможной с того самого момента, как она впервые увидела Гая.

Ведьмины пещеры! Энн ни минуты не сомневалась, что, позови он ее с собой даже на Северный полюс, она бы, не задумываясь, согласилась. Да, любовь – сильное средство, не менее сильное, чем эта так называемая ведьма.

– Гай!

Он обернулся и взглянул на нее, продолжая бодро шагать. Его прищуренные глаза были задумчивы. Он ответил, но голос его прозвучал так отвлеченно и рассеянно, будто он находился за миллион километров отсюда. Так оно и было, только Энн об этом не догадывалась.

– Да, Энн?

– А это очень далеко?

– Пещеры?

Она кивнула, чуть не споткнувшись о куст, но удержалась, улыбнувшись, как смущенный новичок.

– Как минимум, еще час ходьбы. Мы должны добраться туда до полудня. Нам повезло, сегодня хороший день для прогулки: дождя нет и не очень холодно. Прекрасная погода для экспедиции!

– Вы действительно ожидаете от нее каких-то результатов?

В ответ он усмехнулся, и отнюдь не застенчиво:

– И вы тоже. Мы собираемся проникнуть в историю, перевернуть одну из страниц в прошлое, в те древние времена, когда люди собирались в подобных убежищах в скалах, чтобы зажигать свечи, воскурять фимиам и совершать нечестивые обряды во имя своих безымянных богов, а может быть, и самого дьявола. Вот увидите: если эта тема увлечет вас, то вы, как и я, станете одержимы ею. Так же как и сам Крэгхолд-Хаус: там ведь настоящий музей! Будь моя воля, я стал бы копать под полом во всем замке метров на пятнадцать в глубину. Кто знает, что там? Старый полковник построил готический замок уже после того, как здесь стоял образец викторианской красоты, но ходят слухи, что наша таинственная гостиница находится прямо на том самом месте, где когда-то было древнее индейское кладбище. Вам это известно?

Энн не знала и только покачала головой. Теперь они продвигались быстрее и, обойдя озеро Крэгхолд, направились к серовато-коричневому земляному валу, расположенному в низине. Отсюда перед ними открылось огромное пространство, покрытое серо-зеленой листвой и кустарниками, – Лес гоблинов. Казалось, что до него всего лишь несколько сотен метров, но Энн понимала, что лес находился намного дальше. День был ясным, видно было далеко, но она и не сомневалась, что далекие, окутанные легкой дымкой Шанокинские горы только кажутся довольно близкими. На самом деле до них было много километров.

Вдруг позади них, намного дальше, чем Энн могла предположить, раздался громкий и немного раздраженный голос Питера Каулза:

– Эй, Гай! Помедленнее, вы оба! Это же не олимпийские игры! Помилосердствуйте...

– Вас понял, перехожу на прием! – крикнула Кэтрин Каулз звонким, чистым сопрано, в котором тоже чувствовалось легкое раздражение. «Опасный знак», – быстро подумала Энн, невольно замедляя шаг.

Гай Вормсби снова усмехнулся и, обернувшись к своим друзьям, сделал рукой жест, который должен был означать «копуши», но тем не менее сбавил темп и зашагал медленнее. В конце концов, к чему спешка? Ведьмины пещеры были обнаружены где-то году в 1802-м, и как они стояли на этом самом месте, так останутся стоять, может быть, до следующего взрыва атомной бомбы, а может быть, и после него.

– Я одного не понимаю, Гай, – неожиданно сказала Энн, словно прочитав его мысли, – если Ведьмины пещеры – такое интересное место, то почему сюда не водят туристов? Ну знаете, как это обычно делается: с продажей билетов, сувениров, служащими в униформе или костюмах?

– Энн, да вы просто наивны. – В тоне его неожиданно прозвучало превосходство.

Теперь они шли медленно, а Каулзы пытались догнать их. Гай лениво сорвал прутик с большой ветки, раскачивавшейся над тропинкой.

– Не понимаю, – сказала Энн, стараясь подавить внезапное раздражение.

– Никто не захочет платить за то, чтобы быть напуганным, Энн. Пещеры отнюдь не гордость этого края. Это – дьявольское место, прямо бельмо на глазу. Правда, в свое время какие-то исторические общества собирались купить этот участок, но местные власти не захотели привлекать внимания общества к этой позорной главе истории Крэгмура. Вы и сами это поняли, не так ли?

– То есть вы хотите сказать, – очень медленно произнесла она, неожиданно охваченная дурными предчувствиями, – что Ведьмины пещеры опасны?

– Совершенно верно. Мы идем на свой страх и риск. Это – неосвященная земля, и она может провалиться в любой момент, а стены – сдвинуться и обвалиться, и никто не будет нести ответственность за то, что может случиться с тем, кто отправится в пещеры и встретится там с ведьмой... – Гай замолчал и внимательно посмотрел на Энн: – А вы не боитесь идти туда? Я знаю, что вам пришлось пережить, но выбор за вами.

Энн взглянула на него:

– Что может со мной случиться, когда вы рядом, Гай Вормсби?

– Ничего, – улыбнулся он, – и это факт. Единственная опасность, которой вы себя подвергаете, находясь рядом со мной, – это то, что мне страшно хочется обнять вас и задушить поцелуями.

Энн Фэннер смутилась, краска залила все ее лицо, и она отвернулась, и очень вовремя, иначе бы выдала себя Кэтрин Каулз. Тяжело дыша, Кэтти и Питер наконец догнали их, и Гай Вормсби снова пошел впереди всей группы. У Энн шумело в ушах от слов Гая, и сердце громко билось, как не билось оно от напряженной ходьбы. Кэтрин Каулз бросила на нее пронзительный взгляд и улыбнулась, а Питер фыркнул и сделал ироническое замечание насчет несправедливости природы: обидно, что у длинноногих людей всегда преимущество перед их менее удачливыми собратьями. Энн прошла вперед, чтобы быть поближе к Гаю. Его высокая эффектная фигура двигалась, как всегда, ловко и уверенно – вдаль, к Лесу гоблинов. Ведьмины пещеры должны были находиться где-то поблизости или по другую сторону этой неизменной опорной точки Крэгмура.

Тусклое свинцовое небо висело над их головами, но солнце сопровождало их. Его бледные янтарные лучи слегка окрашивали самые верхушки деревьев и листву. Над горизонтом небо прочертил след невидимого и неслышного самолета.

Косясь на тусклое солнце, Питер Каулз проворчал:

– Не иначе как Картрет пролетел со сверхзвуковой скоростью. Так, может, оттого и куры не несутся – напуганы бедняжки.

Гай, шедший впереди, только пожал плечами:

– Очень сомнительно, старик.

– Ты хочешь сказать?..

– Я хочу сказать, что надо внимательно прислушиваться к тому, о чем говорит наш дорогой Картрет, и если это правда, то все восточное побережье, если не сказать вся страна, может оказаться на диете без яиц. Вот тебе и сверхзвуковая скорость, приятель.

– Старина Картрет – хитрая лиса, правда? – смеясь и сверкая голубыми глазами, заметил Питер.

– В общем-то да, – согласился Гай Вормсби.

– Или вампир, – пробормотала Кэтрин и тут же пожалела об этом, потому что Энн, находившаяся как раз перед ней, услышала ее замечание. – О, прости, Энн. Какую глупость я сморозила!

– Забудь, – улыбнувшись ей, ответила Энн.

Но, к сожалению, это было легче сказать, чем сделать.

Друзья все дальше продвигались в глубь леса, сопровождаемые утренним солнцем, постепенно согревавшим землю, однако неосторожное замечание Кэтрин не выходило из головы Энн. Ушедшие было воспоминания снова вернулись: и прошлая ночь – это ужасное происшествие в номере, и ночь накануне с появлением призрака полковника, и инцидент с упавшим деревом – все это снова обрушилось на нее. Теперь день уже не казался таким приятным, и солнце утратило даже тот малый блеск, который у него появился. Внезапно Энн стало очень холодно.

Картрет... Кем он был на самом деле: человеком или вампиром?

Вентворт... А был ли реальный Вентворт, или же это создание Картрета? К примеру, для каких-нибудь грязных и таинственных целей?

Хильда (которую она наконец увидела нынешним утром) – кто такая Хильда? Кем была эта Хильда? Почему отец этой девушки позволил ей работать в таком месте, как Крэгхолд-Хаус? И мать ее не сопровождает (и это при таком-то начальнике, как Картрет!)... Один бог знает, что еще!

А эта кошмарная призрачная комната, залитая лунным светом...

Неужели все это было на самом деле? Энн Фэннер боролась с воспоминаниями об этих силах тьмы и собственным страхом, призывая на помощь логику и здравый смысл, пытаясь опереться на них. Нет! Ничего этого не может быть! Здесь должно быть что-то другое, какое-то более простое объяснение. Но какое?

Гай Вормсби шел впереди, следом за ним – Энн, объятая пламенем мыслей и чувств; за ней, стараясь не отставать, шагали Кэтрин и Питер Каулзы. Солнце продолжало медленно двигаться.

Как никогда в жизни, Энн захотелось сейчас снова очутиться в Бостоне, снова учиться играть на рояле у своего учителя профессора Элески. Музыка бы снова наполнила ее жизнь. Да ей следовало поступить именно так. Кажется, даже Гай Вормсби не смог бы избавить ее от страха, наполнявшего сейчас ее разум и душу.

Словно слепая, ничего не видя перед собой, шла она по тропе, которая вела к Ведьминым пещерам, в глубине души сознавая, что идет на свидание с судьбой, которой ей хотелось избежать. Одно неосторожное замечание повергло ее на самый низкий из всех человеческих уровней – тот, где он превращается в животное.

Страх.

Страх – этот Великий Уравнитель королей и рабов, целых наций и жителей небольшого городка, интеллектуалов и слабоумных, мужчин и женщин, независимо от их социального положения, цвета кожи и убеждений. О каком мужестве могла идти речь! Энн Фэннер была обыкновенной, вконец напуганной молодой леди. Великая Неизвестность наступала на нее, окружая со всех сторон и проникая в самые дальние уголки ее разума.

В Крэгхолд-Хаус Хильда оказалась в затруднительном положении.

Правда, она благополучно отправила постояльцев гостиницы на запланированную прогулку, выполнив все инструкции мистера Картрета относительно упаковок с обедом, о которых тот написал в записке, это было немногословное послание, написанное беглым почерком, оставленное на столе в кабинете, и вот теперь она просто не знала, как быть. Хильда хотела сообщить родителям, что заедет к ним в город этим вечером, перед тем как отправиться к себе домой, на ферму. Однако в трубке черного телефонного аппарата на столе Картрета не было слышно ни гудка, ни шороха. Она поняла, что линия повреждена, – не только позвонить маме с папой, но и связаться с телефонной компанией, чтобы вызвать монтера, оказалось невозможно.

Что же делать?

Еще Хильда собиралась заглянуть в «Хеймсон», чтобы договориться с Вильгельминой Рэдж насчет поездки в Нью-Йорк на День благодарения, и вот теперь все откладывалось. Девушке всегда следует планировать такие вещи заранее, иначе ничего не получится. «Хеймсон» – драгстор[8], в котором Вильгельмина работала продавщицей, а завтра – суббота, и у Вильгельмины выходной. Хильда огорченно вздохнула, перебирая Карточки, лежавшие на подносе. Она не любила менять свои планы.

Однако некоторые факты были совершенно очевидны для Хильды Уорнсдорф.

Например, то, что мистер Картрет уехал из гостиницы и неизвестно когда вернется обратно – увы, совершенно неизвестно, когда он вернется. А поскольку в гостинице был только один телефонный аппарат, связь Хильды с внешним миром была прервана, а это означало: что бы ни случилось, она не могла покинуть свое рабочее место.

Пытаться искать Вентворта было бесполезно, так как за все шесть месяцев, что она здесь работала, ей ни разу не посчастливилось увидеть этого человека, хотя багаж всегда был на месте, комнаты убраны и даже приготовлена кое-какая еда. Хильда была уверена, что, если бы она оставила записку Картрета на датской кухне, он бы непременно помог приготовить и большие коробки с обедом. А вообще-то разве все это не странно? Но Хильда Уонсдорф не забивала свою хорошенькую головку подобными вещами. Это не ее дело, а значит, так и должно быть. Она считала, что ей очень повезло, когда мистер Картрет принял ее на место регистратора, как только она окончила центральную среднюю школу в Крэгмуре. Для Хильды это была большая честь.

Тогда мистер Картрет произвел на нее огромное впечатление. Хильда даже немного побаивалась его. Однако он никогда не придирался к ней и всегда обращался вежливо и любезно, поэтому страх ее постепенно исчез, уступив место расположению такого рода, когда впечатлительная девушка находит темноволосого, хоть и немного мрачноватого мужчину романтичным и очень привлекательным. Итак, Хильда осталась работать в Крэгхолде со всеми его странностями и тайнами и была счастлива здесь каждую минуту, а все подружки завидовали ей. Ja, ja![9]

И все-таки Крэгхолд-Хаус был необычной гостиницей!

Примерно в полдень посыльный «Вестерн юнион» доставил на машине телеграмму. Хильда расписалась в ее получении и попросила посыльного по возвращении в город позвонить в телефонную компанию; затем она положила желтый квадратный конверт в ячейку номер двадцать четыре Гая Вормсби на полке над регистрационной стойкой и больше не вспоминала о нем. Она стала думать о том, успеют ли отремонтировать линию, чтобы она вовремя смогла позвонить родителям и договориться о сегодняшней встрече с Вильгельминой Рэдж. В душе ее теплилась надежда, что, может быть, мистер Картрет вернется раньше обычного и будет так любезен, что отпустит ее сегодня чуть-чуть пораньше. Это будет мило, очень мило.