Текст книги "Дераи"

Автор книги: Эдвин Чарльз Табб

Эмиль откинулся на спинку, немного разочарованный и рассерженный.

– Зачем вы явились ко мне с этим? Вам должна быть известна процедура. Вся амброзия продается с аукциона. Вы можете купить ее там.

– Согласен, милорд. Но лоты включают малую толику того, что мне нужно, и многое из того, что мне не нужно. Я хочу купить напрямую.

– Это невозможно!

– Разве, милорд?

Эмиль посмотрел на посетителя – не таится ли в его голосе некий намек? Несомненно, этот субъект знает о Пакте, или по крайней мере, о той статье, которая обусловливает торговлю.

– Мне все известно, милорд, – сказал Скруто, когда вопрос прозвучал. – Какой же я комиссионер, если бы я этого не знал? Все производство обуславливается соглашением между предпринимателями. Все товары включены в лоты, и каждый лот включает то или иное количество амброзии. Лоты продаются с аукциона. Полученные деньги поровну делят хозяева торговых Домов. – Комиссионер перевел взгляд на потолок. Вот он, камень преткновения. – Хорошая система, милорд, или кажется хорошей. Я сомневаюсь, что вы согласитесь со мной.

– Почему я?

– Вы честолюбивы, милорд. – Теперь комиссионер смотрел прямо в глаза Эмилю. – Такая система не оставляет места для честолюбия. Все паи равны – тогда почему же кто-то должен работать больше прочих? Я задавал себе этот вопрос, милорд, и нашел ответ. Предположим, честолюбивый человек работает больше нормы. Он получает больше амброзии. Излишек он не сдает на общий склад, а держит в безопасном месте. Однажды он подумает, что сможет продать его напрямую и, следовательно, с большей выгодой. Если бы нашелся такой человек, милорд, – осторожно продолжал комиссионер, – ему бы, например, потребовался такой человек, как я.

– Чтобы руководить сделками?

– Да, милорд. Честно и скромно. Кредит можно поместить на какой-нибудь другой планете. Все это легко можно устроить. – Скруто выжидательно замолчал.

Эмиль поморщился.

– Вы можете идти, – холодно произнес он.

– Милорд?

– Уходите. Обещаю, что зла вам не причинят, – добавил он. – Кальдор держит свое слово. Идите, пока вы к этому еще способны.

Из своей башни Эмиль смотрел, как комиссионер идет к своему летательному аппарату. Аппарат взлетел в слабом шуме двигателей, споткнувшись немного, повстречав сильные восходящие потоки тепла от окружающих зданий; затем выровнявшись, он направился в сторону города. Эмиль все смотрел, пока аппарат не исчез вдали.

«Кто же подослал тебя? – спрашивал он себя. – Фентоны? Томблены? Или кто-то другой? Проверить меня, конечно. Найти какой– нибудь повод, чтобы обвинить меня в желании нарушить Пакт». Его руки сжались в кулаки, когда он подумал об этом. Хайв был оплетен сетью интриг – каждый Дома желал получить больше других, и каждый наталкивался на взаимное согласие, которое приводило их всех в бессилие.

А если это честный человек? Подлинный комиссионер, которого осенила хитрая догадка относительно соблазнов экономической системы, существующей на Хайве? Это совсем не трудно для того, кто наделен воображением и знанием человеческой природы. Такой человек мог бы оценить ситуацию, найти возможность получения большей выгоды и пойти на разумный риск, чтобы действовать в открытую. И этот риск оказался бы не таким страшным. Он может быть виновен ни в чем другом, кроме предложения своих услуг.

Но – насколько он искренен?

«Дераи могла бы мне сказать. Ее способность могла бы найти корни мотивации этого комиссионера. Ей следовало бы быть здесь, – подумал Эмиль. – Я нуждаюсь в ней теперь больше прежнего. Чем скорее она вернется, тем лучше, – подумал он. – Если только она вернется сюда, ей никогда больше не разрешат уйти отсюда вновь».

Ее брак с Устаром решил бы эту проблему.

Блейн повстречал кибера, когда тот поднимался по лестнице в комнату, где его дедушка проводил практически все свое время. Они столкнулись нос к носу: один высокий, с ястребиным лицом, другой – молодой в тускло-зеленой рубашке с серебряной отделкой. На груди у Брейна красовался отличительный знак семейства Кальдор, на груди у Регора – отличительный знак Киклана. Один принадлежал к оплоту семейства, другой был всего лишь платным советником. И ни у того, ни у другого не было никаких сомнений относительно того, кто главнее.

– Милорд, – кибер автоматически отступил на шаг, уступая право пройти первым, отдавая дань условностям и этикету.

– Один момент. – Блейн протянул ему бумаги, которые нес из библиотеки. – Сергал просил меня отдать это вам.

– Благодарю вас, милорд, – сказал Регор тихим голосом, заучено не содержавшим сердитых ноток. – Вам бы не следовало обременять себя этим. Дело не такое уж срочное.

– Дело? – Блейн выразил любопытство. – Вам Эмиль поручил какое-то дело?

– Нет, милорд. Ваш дядя позволил мне посмотреть все данные. Для меня иногда очень важно занять чем-то мозг.

– Да, – согласился Блейн. – Думаю, это необходимо. – Он был разочарован; никакой серьезной причины, просто киберу необходимо тренировать память. Он бросил взгляд мимо кибера на дверь комнаты своего деда. – Как он сегодня?

– Лорд Кальдор очень болен, милорд. Его болезнь не поддается лечению. Его болезнь – возраст.

– Мне это известно. – Блейн помолчал, о чем-то задумавшись. – Скажи-ка, ты должен знать, – попросил он. – Какова возможность потери позиции как правителя Хайва того или иного правящего Дома? В течение одного года, – добавил он.

– Очень низка, милорд.

– Так чего же мой дядя так боится?

– Милорд, это вопрос, на который может ответить только он сам.

Обидный, но заслуженный упрек.

– Спасибо, – сказал Блейн оцепенело. – Ты можешь идти.

Регор попрощался слабым наклоном головы, затем продолжил свой путь. Член его свиты, охранявший его частные комнаты, суровый молодой человек, принадлежащий к Киклану и признавший Регора старшим над собой. Был еще один, который делил с ним стол и кров. Третий в это время находился где-то в городе. Три единомышленника, свита небольшая, но достаточная для преодоления любых жизненных неурядиц. У Киклана не было необходимости расширять круг помощников.

– Никого не пускать, – приказал Регор. Даже эта команда нисколько не изменила мягкий тон его голоса, да и не было нужды в командирском пафосе. – Никого не пускать ни под каким предлогом.

В комнате он бросил бумаги на стол и вошел в опочивальню. Лежа на спине на узком диване, он привел в действие браслет на левом запястье. Невидимая сила истекала из этого приспособления, создавая поле, непроницаемое для глаз и ушей шпионов. Простая предосторожность, всего лишь, но ни один кибер не мог иметь ни малейшей возможности в его коммуникационную связь.

Отдыхая, Регор закрыл глаза, сосредоточился на формулах Саматчази. Постепенно он утратил вкус, обоняние, осязание и слух. Даже открыв глаза, он бы был слеп. Его мозг прекратил реагировать на внешние раздражители. Он стал созданием чистого интеллекта, чьим единственным контактом с жизнью был разум. Только затем имплантированные ему элементы Гомочон пришли в действие и быстро установили связь.

Только теперь Регор стал по-настоящему живым существом.

Ближе всех только таким путем кибер мог соприкоснуться с чувственным удовольствием, и только так он мог быть полностью понят умом. Открылись двери во Вселенную и высвободили мощный поток энергии, блистающего света вечной, чистой правды. Он стал живой частью организма, который распростерся через всю галактику бесконечностью блестящих звездочек, каждая из которых была как горящее проявление истинного разума. Облако светлого тумана окутывало все вокруг, так что окружающее казалось мятущимся калейдоскопом красок и форм. Он видел все это, и в то же время сам являлся частью его, разделяя и являясь должником невероятно огромной когорты умов.

А где-то ближе к центру этого облака находилась штаб-квартира Киклана. Похороненный глубоко под километрами скального грунта, запертый и забронированный в сердце планеты центральный разведывательный пункт поглощал его знания, как космос пьет энергию. Связь происходила не в словесной форме, а в форме телепатического обмена слов; быстрая, практически мгновенная органическая передача, против которой сверхсветовая скорость и скорость радиоволн являлись черепашьим бегом.

«Ваш рапорт принят к сведению. Представительница семьи Кальдор следует на Хайв на торговом судне. Известно ли им об этом?»

Пауза.

«Комиссионер Шамаски уведомил семью. Определенный интерес вызывает Дюмарест. Данные о нем в моих файлах. Продолжаю работать по плану».

 
Комментарий:
«Ответственные за побег девушки наказаны».
Рапорт завершился.
Все остальное интереса уже не представляло.
После рапорта всегда наступил период, в течение которого элементы Гомочон приходили в состояние покоя, а электронные элементы тела подчиняли их интеллекту. Регор плавал в пустоте невесомости, и до возвращения собственных чувства он разделял чужие воспоминания и чужие ситуации: обрывки памяти, переполнявшие чьи– то элементы Гомочон, эхо чужих мыслей. Власть центральной разведки – непомерный кибернетический комплекс, который являлся умом и сердцем Киклана.
И составной частью которого однажды он станет.
 

Глава 4

Дело затягивалось. Сидя в кресле с высокой спинкой, Устар Кальдор чувствовал, как тяжелеют его веки от жары и от скуки. И от усталости тоже, надо признаться; он провел бессонную ночь и предыдущую спал плохо. Не так часто он наведывался в город, и у него не было намерения понапрасну тратить время. Сейчас он бы охотно поспал, готовый к удовольствиям надвигающейся ночи.

Он выпрямился, уже сожалея о том внезапном порыве, который заставил его настаивать на праве вытеснить местного судью из его кресла. И поскольку такие права часто практиковались, они быстро забывались. Забвение таких правил никого не тревожило.

– Милорд. – Адвокат узника в своей мантии был весь в поту. Его клиент был безусловно виновен, но он рассчитывал на короткое заключение с применением принудительных работ. Что теперь? Кто мог бы сказать, что этот хладнокровный молодой человек внезапно решится? – Милорд, – вновь обратился он к Устару. – Должен сообщить вам, что суд не сможет доказать всю полноту вины моего клиента. Я понимаю, что одним из доказательств было бы показать нашу невиновность, но этого-то мы и не сделали. В таких обстоятельствах, милорд, мы видим только одну альтернативу: отдаться на вашу милость.

Устар сидел, размышляя. «Им бы следовало сделать это с самого начала, – подумал он, – и избавить нас от ненужной траты времени и от дискомфорта». Он посмотрел на обвиняемого – маленького комиссионера, который обманул его в своем отчете и таким образом украл у торгового дома ожидаемый доход. Как же следует наказать этого человека? Как сразу показать и силу и справедливость семейства Кальдор?

– Штраф должен в шестьдесят раз превышать украденную сумму, – заявил он. – Наш вердикт – три года принудительных работ.

Подсудимый побледнел.

– Милорд! – возмутился адвокат. – Приговор слишком суров, – произнес он. – Я прошу вас пересмотреть ваше решение!

– И вы миритесь с этим воровством? – Устар был разочарованно мягок. – Вы – член торгового дома Кальдор, и вы считаете, что этот человек не заслуживает наказания?

– Нет, милорд, но…

– Он обокрал торговый дом, – отрезал Устар, перебивая. – Он украл у меня, у вас, у всех нас. Сколько – не значит ничего. Приговор остается в силе.

– Милорд. – Адвокат поклонился, соглашаясь со своим поражением. День действительно выдался неудачный для всех присутствующих на суде.

Утро тянулось медленно. Вскоре после полудня Устар отложил суд, чтобы принять ванну и пообедать. Он занимался своим главным делом, когда на его поднос упала тень. Подняв голову, он увидел судью.

– Могу ли я переговорить с вами, милорд?

– Садитесь. – Устар указал на пустое кресло. – Давайте сразу договоримся. Я не собираюсь обсуждать с вами принятое мною решение. Понятно?

– Я и не собирался говорить с вами об этом. – Судья был стар и приучен к терпению. – Как поживает ваш дедушка? – спросил он. – Мы редко видим его в городе. Как его здоровье?

– Отлично, как и следовало бы ожидать.

– А здоровье вашего отца?

– Тоже великолепно. – Устар оттолкнул пустую тарелку. Его забавлял чужой дискомфорт, но он ничего не делал, чтобы смягчить неловкость. Именно таким людям, как судья, следует напомнить, кто их истинные хозяева. – Я думал, – сказал он неожиданно, – что лестница штрафов, применяемая судом, слишком низка. Как источник доходов, их не рассматривают.

– Штрафы не рассматриваются как доход, милорд. Они только служат средством наказания мелких расхитителей.

– Пусть так, все равно они низкие. Я предлагаю незамедлительно их утроить. – Устар налил себе вина. – Вердикты тоже. Следовало бы увеличить и их.

– Вердикты меняются, милорд, – терпеливо произнес судья. – Такие преступления. Правосудие должно всегда уметь понять и простить. Годы научат вас этому, – добавил он. – И опыт.

Устар отпил немного вина. «Этот старик довольно смел, – подумал он, – может, даже излишне смел».

– Я молод, – сказал он. – Справедливо, но это не значит, что я дурак. Дому Кальдор необходимы деньги, и суд – средство их получения. Мы можем простить преступников, – предложил он. – Сильно ударить богатых людей, а затем позволить им выкупать друг друга. И это будет длиться не день, а неделю, даже год. Это вполне возможно.

Он, подумал судья, как ребенок с новой игрушкой. Порочный ребенок с очень хрупкой игрушкой. Порочный или, скорее всего, неосторожный– результат один. Для Кальдоров юстиция становится бранным словом. Он был вынужден сменить тему.

– Долго ли вы намерены оставаться в городе, милорд?

Устар отпил еще немного вина, пытаясь потянуть паузу, затем внезапно решил выйти из игры.

– Я жду леди Дераи, – пояснил он. – Ее корабль должен скоро прибыть. Фактически, – добавил он своим отдавшимся от неба голосом, – он может прибыть прямо сейчас.

Но у него в запасе было еще много времени, чтобы покончить с едой.

Агента звали Хауши – толстый, вкрадчивый, улыбчивый, похожий на кота, с кастовыми отметинами, ярко выделяющимися на его черной как смоль коже. Он стоял в ослепительном солнечном свете на полпути от корабля к краю поля и веселым голосом выкрикивал свое предложение:

– Пять! Пятерка в день! Для работы сгодится мужчина любых габаритов!

Дюмарест остановился, глядя на него. Рядом с ним шла девушка с неутомимым нетерпением.

– Пойдем же, Эрл. Он приглашает людей на уборку урожая. Тебе это совсем неинтересно.

Дюмарест ничего не ответил ей. Его глаза были заняты, обыскивая небо, поля, границу города за ними. Небо было высокое, светло-голубое, солнце – огненный диск, сеющий повсюду свой свет, жаркий воздух, режущий своей тропической теплотой. Поле было покрыто гравием, сильно уплотненное, содержалось в чистоте и с ровной поверхностью. Группа мужчин работала на нем, наклонив головы, шурша привычным им образом. Другие стояли группой и смотрели на них. Узники и их охрана. Для поддержания порядка на поле всегда использовали труд заключенных.

– Идем же, Эрл! – нетерпеливо окликнула его Дераи. – Поедем поскорее домой.

– Секунду.

Город был интересен. Он подступал к краю поля – скопление разваливающихся магазинчиков, домиков, маленьких заводиков, складов. Казалось, всякая планировка отсутствовала. От города разбегалось несколько дорог. У края поля вокруг центральной площади горбились склады с длинными, низкими односкатными кровлями. Все это больше походило на непомерно разросшуюся деревню, чем на крупный город.

Ему придется заняться работой, а потом снова лететь. Инстинкт подсказывал ему, что Хайв не так уж хорош, чтобы на нем стоило задерживаться.

– Вы в первый раз на Хайве, сэр? – Агент был любезен. – Здесь довольно интересно. Один из тех миров, которые, пожалуй, больше воздействуют на чувства, но то из немногих со своей хрупкой красотой. Я мог бы провести экскурсию для вас и вашей дамы. Современный воздушный транспорт и прекрасный гид. Транспорт мой, сэр. Меня зовут Ямаи Мбомбо. Меня хорошо знают в городе, сэр. Спросите в любом отеле или таверне, и вам скажут мой адрес. Не внести ли вас в список трехдневной экскурсии по городу?

Дюмарест отрицательно покачал головой.

– Спасибо, не надо.

– Как вам угодно, сэр. – Хауши посмотрел на плотную группу людей, медленно идущих от корабля. – Пятерка! Пятерка в день! Сгодится любой мужчина!

– Пятерка. – Дюмарест задумался. Сумма казалась такой незначительной. – Скажи мне, – попросил он девушку, – сколько можно купить на эту сумму на Хайве?

– Откуда же мне знать?

– Постарайся узнать, – предложил он. – Прочитай, что у него в голове. – И, мгновение спустя: – Ну?

– Много, – сказала она, передернув плечами. – Ах, как ужасно, – пожаловалась она. – Животное!

– Он, возможно, женат не на одной женщине, – сказал Дюмарест спокойно. – Он, возможно, еще и голоден. Когда ты поймешь, что подсознательные мысли не имеют ничего общего с поступками? Мы все и каждый из нас – животные, – добавил он. – Многие учатся правильно воспринимать то, что видят и слышат. – Это был урок, который он пытался преподать ей в течение путешествия, но мало преуспел.

– Чего мы ждем? – Дераи схватила его за руку и тесно прижалась к нему всем телом. В ее порыве ничего детского не ощущалось. – Ты заставил нас ждать на корабле, – пожаловалась она. – Мы покидаем его последними. Мы бы теперь уже были дома.

– Потерпи, – попросил Дюмарест.

Он тоже чувствовал себя неважно. Хайв производила впечатление очень бедной планеты. Он оглянулся, чтобы посмотреть на путешественников низшего класса. Худые, бледные, едва пришедшие в себя после стольких мучений. У некоторых почти не было денег, другим нечего будет надеть, пока они не отыщут работу. Некоторым не хватало даже и этого. Все были иностранцы.

– Великолепно, – сказал он девушке. – Теперь мы свободны. Можем идти.

Дюмарест сузил глаза, когда они приблизились к воротам. Небольшая группка людей стояла перед ними. Ряд провисших палаток и непрочные строения тянулись вдоль изгороди с обеих сторон. Такие же дома стояли и за высокой проволочной сетью. Передвижная церковь Всеобщего Братства находилась по соседству с самой дальней палаткой, и Дюмарест заметил в толпе тускло-коричневую сутану монаха.

Когда они подошли, один из мужчин обернулся. Раскрасневшийся, нервный, с блестящими глазами. Сар Элдон.

– Дюмарест! – он сглотнул комок и попытался контролировать свой голос. – Боже милостивый, хоть одно знакомое лицо. Я думал, что вы уже ушли, что я совсем один. – Он запнулся и вытер испарину с лица. – Ненавижу просить, – произнес он, – но у меня нет выбора. Не могли бы вы одолжить мне немного денег?

Дюмарест коротко заметил:

– У тебя есть деньги. Сумма, превышающая стоимость проезда.

– У меня их забрал капитан. Он сказал мне, что я должен ему. Теперь я знаю, почему. – Элдон кивнул головой на ворота. – Они не выпустят меня, – сказал он. – Я не могу заплатить налога за пребывание здесь. Остается только осесть здесь, – продолжал он. – Жить, как и остальные, прямо на поле. Или же придется ползти обратно на корабль и просить их взять меня обратно. Но тогда мне придется согласиться на весь срок, который мне предложит капитан. До конца жизни я буду рабом.

– Как же остальные?

– Еще хуже. У них нет возможности улететь отсюда. – Картежник на этот раз был искренен.

Дюмарест посмотрел на толпу. Все они выглядели одинаково. Одетые в лохмотья, изнуренные, голодные. Люди без денег и без надежды, путешественники, внезапно нашедшие конец своим путешествиям без права покидать поле, чтобы поискать работы или пропитания. «Хайв, – подумал он, – место, которое надолго запомнится».

– Эрл, – он почувствовал, как кто-то дернул его за рукав, и тут только заметил подле себя девушку. Ее лицо было искажено, будто от боли, но страха в ней не было. Он был этому рад. – Эрл, почему все эти люди такие несчастные?

– Они голодны, – объяснил он, – ваши люди смотрят, как они голодают.

Это прозвучало грубо, но справедливо. Живущая здесь аристократия слепа к страданиям других. И для нее не было извинения.

– Мы должны помочь им, – сказала она. – Эрл, что им нужно?

– Деньги.

– У тебя есть деньги. – В ее понимании ситуация была по-детски проста. – Если ты отдашь их им, они больше не будут страдать. Не так ли?

– Да, это им поможет. На короткое время, – добавил он. – Я не могу пообещать как только в будущем. Но в таком случае милосердие кажется не столь необходимым. – Он подошел к толпе и положил мужчине руку на плечо. – Тебе нужны деньги, – сказал он. – На поле есть агент, предлагающий работу. Почему бы тебе не обратиться к нему?

– За пятерку в день?

– Да хоть бы и за одну монету в день. Если нет другого выхода. Или вы предпочитаете сидеть здесь и голодать?

– Нет, – сказал мужчина. Он был невысок, с курчавой гривой рыжих волос и лицом, покрытым веснушками под тонким слоем грязи. – Нет, – повторил он, – вовсе нет. Да будь я проклят, если стану рисковать своей шеей, чтобы уплатить налог за посадку здесь. Налог на посадку! – Он сплюнул на гравий. – Где вы еще найдете такой рэкет? Я побывал на сотне планет и нигде с таким не встречался. – Он снова сплюнул и посмотрел на Дюмареста. – Мы с вами говорили о работе, – сказал он, – знаете ли вы, какую работу он предлагает?

– Что-то, имеющее отношение к урожаю.

– Правильно, но вы знаете, что именно? Это желе, – сказал мужчина. – Сырец, который они продают за бешеные деньги. Платят по пятерке в день, и если один из двух человек остается, чтобы собирать его, они считают, что пошли на невыгодную сделку. Пятерка в день и пятьдесят процентов того, что вы будете убиты. Вы согласитесь на такое дело?

– Не знаю, – протянул Дюмарест, – но я не могу порицать вас за то, что вы думаете обо всем этом.

Он отступил на шаг и посмотрел на ворота. За ними позади группки полицейских стояла толпа случайных зевак. Многие из них, заметил он, были в форме, выцветшей на солнце, у каждого слева на груди был герб. У многих с пояса свисали большие ножи – символ власти или значок, отмечающий их старшинство. Дераи опять потянула его за руку.

– Эрл, – настойчиво просила она, – сделай что-нибудь для этих людей. Я заплачу тебе, – повторяла она торопливо. – Мой дом богат. Я только прошу тебя одолжить мне немного денег до тех пор, пока мы не попадем домой. Пожалуйста, Эрл! – Ее рука сжимала его руку. – Сделай, – просила она, – сделай это для меня!

Церквушка была маленькая – храм святости, самое крупное здание; гипнотическое место, перед которым сидели молящиеся, исповедуясь в грехах и получая благословение, воплощенное в хлебе всепрощения. Рядом, в исповедальне, сидел брат Итриум. Внешне он отличался от остальных. Его сутана пестрела заплатами, но сам он был чистый, хотя лицо выдавало лишения. Он сидел, наклонив голову и молясь.

– Брат, – наконец обратился он к Дюмаресту, – что я могу сказать? Каждый раз, когда я покидаю поле, я плачу налог. На этой планете наша церковь бесправна, торговые дома не заинтересованы в нас. Я начал верить, прости меня боже, что милосердие умерло. Но теперь я считаю, что это не так.

– Сколько? – спросил Дюмарест. – Не для того, чтобы всех их отправить отсюда, но чтобы, улетев, они могли встать на ноги.

– Отдай им все, что у тебя есть, – сказала Дераи нетерпеливо, – тебе деньги не потребуются.

– Нам надо еще заплатить налог, – напомнил ей Дюмарест.

– Я принадлежу к дому Кальдор! – Ее гордость была неизмерима. – Никто не посмеет требовать налог с меня и с того, кто со мной. Отдай им деньги. Все деньги. Побыстрее. Побыстрее, нам надо домой.

Домой, хмуро подумал Дюмарест, и снова неизбежный отлет. Он упустит ее. Он ссыпал деньги в кубок монаха.

– Будь благословен, брат, – сказал монах.

– Благословите ее, – сухо произнес Дюмарест. – Все эти деньги – ее.

На улице, за воротами, ситуация изменилась. Многие зеваки ушли. Те, что внутри, заняли места у изгороди, громко окликая прохожих, выпрашивая у них еду и деньги. Агент ушел. Поле вокруг корабля опустело. Элдон – единственная оставшаяся знакомая личность – стоял поблизости.

– Дюмарест, ради бога…

– Ты можешь идти. Монах заплатит за всех вас. – Дюмарест обратился к Дераи:– Пойдем?

– Да, – согласилась она. Едва сделав три шага, остановилась. – Устар!

– Твой кузен, собственной персоной. – Он надменно прошел в ворота. – Я чуть было не уехал, но проверил список и обнаружил вас на борту этого корабля. – Он искоса на Дюмареста. – Приятно провели время в полете?

– Наилучшим образом.

– Рад слышать. Иногда перелеты так утомляют. Вы, возможно, нашли способ развлечься. Но теперь путешествие позади.

Он подошел ближе, высокий, откровенный, безупречный в своем одеянии тускло-зеленого цвета с серебряным позументом. Его рука слегка замерла на рукоятке кинжала, но, подумал Дюмарест, для него кинжал не просто символ. Он знает, как им пользоваться, и, возможно, использует его еще не раз.

– Миледи…– начал Устар, но Дераи сделала ему знак молчать.

– Устар, – сказала она, – вы очень любезны, что встретили меня. В добром ли здравии мой отец?

– И он, и ваш сводный брат чувствуют себя великолепно. – Устар подал Дераи руку, игнорируя Дюмареста, как если бы тот был частью декорации. – Нас ждет машина. Очень скоро мы окажемся дома. Едем, Дераи.

Она взяла его под руку и пошла рядом с ним. Дюмарест последовал за ними, но был неожиданно остановлен гвардейцем охраны.

– Ваша плата? – спросил он. – Вы не заплатили.

– За меня заплатят, – сказал Дюмарест. Деньги теперь были очень ?????

Он хмуро посмотрел вслед удаляющейся паре. Дераи ни разу не оглянулась.

Такова благодарность королей.

В комнате плавал горький медицинский запах, запах лекарств, затхлости и старческого разложения. Все это воображение, подумал Джоан. Комната содержалась безупречно, она хорошо проветривалась, воскурялись духи дикой розы и сфагнума. Запах болезни, или надвигающейся смерти отсутствовал. И все же он витал здесь. Старику даже удалось сконцентрировать своих домашних на этом, в его ограниченной зоне верховного суверенитета, в своей комнате, в которой он собирался умереть.

Джоан ?????, как сиделка, мягко двинулась к фигуре, лежавшей на надувном матрасе, провела рутинную проверку, потом двинулась обратно к своему креслу у дверей. Она все знала, как и доктор, и кибер, и Эмиль, и он сам. Может, в этом перечне недоставало кого-то, но если такие были, они знали одно: лучше знать, чем говорить о том, что знаешь. В каждом правящем доме имелся по крайней мере один экземпляр, схожий со стариком.

Джоан направился к кровати. Фигура, лежавшая на спине, была крупная, обрюзгшая – распухшая корзинка с тканями, в которой билось живое сердце и ритмично вздымалась пара легких. И в которой, подумал он с болью, все еще обитает живой мозг. Вот мой отец, цинично сказал он себе; и был не далек от истины. Вот только его отец был мертв. И дед тоже. Фигура в кровати приходилась ему пра-пра-дедушкой. Счастливец. Легенда. Вечный прадедушка. Человек, которому удалось продлить свою жизнь сквозь поколения, продлить благодаря волшебству амброзии – королевскому желе пчел-мутантов.

Продлить – но для чего?

Из кровати донесся слабый звук. Тонкий, шипящий, раздражающий, страшный булькающий звук. Сиделка тут же оказалась у кровати; с окоченевшими пальцами, будто выдающая наркотик, успокаивающий яростные дерганья чудовищного тела. По-видимому, ему что-то нужно, подумал Джоан. Он пытается что-то сообщить. Но его голосовые связки изношены, нет координации, синхронизации между мозгом и телом. Он хуже капусты, подумал он. По крайней мере овощи не понимают, что их ждет просто смерть.

Он поднял глаза, когда мягко открылись двери. На пороге стоял Блейн. Его природный сын, первый продукт разведенной любви, удивительное доказательство того, что его гены все еще живут, что его семя все еще способно оплодотворять яйцеклетку. Он праздновал ту ночь, когда родился Блейн, невероятной попойкой. Когда он пришел в себя, мать ребенка исчезла, так никто ее и не видел.

С тех пор он к вину не прикасался.

– Отец, – тихо окликнул его сын, и Джоан обрадовался. В голосе Блейна звучало уважение и ничего больше. – Дераи прибыла домой, – сообщил он. – Устар привез ее с космодрома.

– Дераи? Дома? – Джоан почти бегом пересек комнату. – Почему мне не сказали, что ее ожидают домой? – Он мог догадываться о причине. Работа Эмиля. Его лицо потемнело при этой мысли. Этот человек слишком много берет на себя. Может быть, настало время подтвердить свою власть. Но с этим позже. Вначале он должен увидеть свою дочь.

– Отец! – Дераи сжала его в объятиях. – Как же хорошо вернуться. Вы представить не можете, как я соскучилась по вас.

– И я тоже соскучился по тебе, дочь. – Он отступил на шаг и оглядел ее. Она изменилась, но он не мог определить, как и в какой мере. В ней чувствовалась уверенность, которой раньше не было, и спокойствие, которого он не мог в ней припомнить. Может быть, Регор был прав, предполагая, что Киклан-колледж в Уене пойдет ей на пользу. Но почему же она сбежала оттуда?

– Потом, – сказала она, прежде чем он решил задать ей этот вопрос. – Я все расскажу тебе позже. Когда мы останемся одни.

Минуло много часов, прежде чем это случилось. Устар, как назойливый репей, навязывал им свою компанию, воздействуя им на уши воображаемой сказкой о своей ловкости. Эмиль был не лучше; казалось, у него было что-то на уме. Регор, засвидетельствовав свое почтение, удалился к себе. «Он, по крайней мере, проявил вежливость, – подумал Джоан. – Даже не спросил ее, почему она оставила колледж». Наконец они остались одни.

– Я была ужасно напугана, – сказала Дераи. – Поэтому мне пришлось бежать. Я испугалась за свою жизнь.

– Это только воображение, моя девочка?

– Я не знаю. Не думаю. Они все такие странные, – сказала она. – Я имею в виду – киберы. Очень холодные. Лишенные чувств. Они совсем как машины.

– Они машины и есть, – сказал он. – Мыслящие механизмы из плоти и крови. Они обучены экстраполироваться из известных данных и предсказывать логический выход любого поступка или отрезка событий. Вот почему они такие хорошие советчики. Они всегда нейтральны, и им можно доверять. Но они не рассматривают эмоции как некоторый фактор. Следовательно, они их игнорируют. «И, следовательно, – добавил он про себя, – они игнорируют основное содержание человеческого существования». – Наша ошибка в том, что мы послали тебя в этот колледж, – согласился он. – Но Эмиль настаивал, что в этом колледже тебе будет хорошо. И Регор тоже. И, – докончил он, – они, кажется, были правы. Ты сильно изменилась.

– Я чувствую себя совсем другим человеком, – согласилась она. – Но это не имеет никакого отношения к колледжу. Обещай мне, что не отправишь меня назад.