Текст книги "Кукольный дом (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Ваша жена попала в неприятную ситуацию, мистер Лимптон, – сказал старик, поднимая её на кушетку, в то время как Лимптон фыркал и пыхтел в дверном проёме. – Мне вызвать врача?

– Кажется, она приходит в себя, Коллинз. Подожди минутку.

Прогноз Лимптона оказался верным. И в следующее мгновение веки Мэри задрожали, и её лицо снова приобрело розовый цвет.

– Господь Всемогущий… – произнесла она.

Лимптон шагнул вперёд, тактически запахивая свой халат, потому что – нужно ли объяснять читателю? – вид пышного тела его жены под ночной сорочкой действительно спровоцировал ещё одну неистовую эрекцию.

– Мэри, дорогая, что тебя так напугало?

– О, дорогой, – её дыхание было прерывистым; она поднесла трясущуюся руку к своей груди. – Это было ужасно, Реджинальд, но, конечно, теперь я понимаю, что всё это, должно быть, был сон. Ты хочешь его услышать?

– Конечно, дорогая. Я дам тебе знать, когда с меня хватит, – потому что Лимптон в прошлом слушал рассказы о её снах, которые часто, мягко говоря, его раздражали.

Она начала:

– Я проснулась очень взволнованная – что необычно для меня – от самой ужасной мелодии. Это было похоже на далёкий перезвон, Реджинальд, но перезвон звучал так... враждебно, что его могло издавать лишь чистое Зло.

Лицо Лимптона немного вытянулось.

– И зная, что у нас в поместье вообще нет часов с курантами, я поднялась наверх, чтобы зайти к тебе, но при этом было ясно, что эти ужасные куранты доносились из этой комнаты.

Лимптон сглотнул.

Коллинз дал ей выпуск журнала Country Life, которым она обмахивала вспотевшее лицо.

– Но прежде чем я смогла войти, звон прекратился, но потом в мгновение ока ко мне обратился самый страшный... ну, запах, который тогда наполнил коридор прямо за дверью. Честно говоря, Реджинальд, он был такой ядовитый, такой отвратительный, абсолютно...

– Я... я... – перебил Лимптон, – понимаю, что ты имеешь в виду, дорогая. Да, неприятный запах.

– Как ничего из того, что я когда-либо испытывала. Если бы запах мог иметь цвет, то этот был бы чёрным. Сгнившим. Но как только закончился звон курантов, он исчез – за одно мгновение, говорю тебе.

Эти откровения не понравились Лимптону. Он снова прервал её.

– Я думаю, что теперь с ней всё в порядке, Коллинз. В докторе Лоуренсе не будет необходимости. Ты можешь идти сейчас; спасибо за твоё присутствие.

– Да, сэр, всегда к вашим услугам, сэр, я очень надеюсь, что с хозяйкой всё будет в порядке, сэр...

– Да, да, мы очень ценим твои добрые пожелания, а теперь... – Лимптон отвёл портье в сторону и прошептал, – не забудь о том, другом деле в туалете. И молчи про это.

– Абсолютно, сэр, вы можете рассчитывать на меня, сэр, – заверил Коллинз и зашумел прочь с очевидной поспешностью.

Лимптон снова обратил внимание на свою обезумевшую жену.

– Дорогая, ты немного встревожена, это всё...

– Нет, нет, Реджинальд, – настаивала она. – И это ещё не самое страшное. Когда я пришла сюда искать тебя, я уверена, что слышала... голоса.

– Голоса?

– Да, дорогой, тончайшие голоса, и некоторые из них – честное слово – были на латинском языке.

Лимптон вздохнул.

– Милая, мы с тобой оба знаем, что это явный абсурд, слышать, как кто-то говорит на латыни в нашем доме...

Она дрожала рядом с ним, её глаза широко раскрылись и не мигая смотрели на мужа.

– Не совсем в нашем доме, Реджинальд, – и затем она указала – конечно же – на кукольный дом. – В этом доме.

Но с её откровениями пришло другое. Мэри, как известно, выпивала время от времени, а иногда и чрезмерно, изделия из винного погреба Лимптона, свидетельство чего он только что заметил по следам испарений при её дыхании.

«Уж точно не кларет, – сразу отметил он. – Портвейн, конечно же, портвейн, и я надеюсь, что она не открыла одну из моих бесценных бутылок 1702 года времён барона Метуэна...»

– Pater terrae, – ужасно прошептала она, – и Pater tenebrarum. Я отчётливо слышала. Честно говорю, Реджинальд! Я давно изучала латынь в школе. Что это обозначает? Одного звука этих слов было достаточно, чтобы я была вне себя.

Лимптон проигнорировал самое резкое наблюдение (он слышал подобные слова раньше, не так ли?), а вместо этого выдвинул более логичную теорию.

– Мэри, любовь моя. Может быть, в этом виновата одна-две капли вина? Я не могу представить, как какие-либо слова могли слышаться из простого...

– О, не только слова, – добавила она, – но и эти ужасные перезвоны. И если ты заглянешь в вестибюль этой... этой штуки, то увидишь одни из тех очень старомодных Дедушкиных часов...

«Ах, какая досада!»

Лимптон с некоторым усилием наклонился, чтобы заглянуть в кукольный дом, фасад которого всё ещё был поднят. Действительно, слева в вестибюле, среди миниатюрных копий декора XVII века, стояли часы с длинным корпусом.

Раньше он этого не замечал.

«Это та самая проклятая вещь!»

Но само собой разумеется, что это была миниатюрная версия настоящих часов. И...

– Мэри, дорогая, это всего лишь крошечная копия старинных часов. Они совсем не работают, и они не могут отсчитывать время или издавать звуки, – он попытался уменьшить её волнение, посмеиваясь. – Твоё воображение действительно разыгралось, потому что ты так громко кричала из-за этой галлюцинации.

– О, нет, Реджинальд. Не бой курантов и даже не шаги заставили меня кричать во всю громкость лёгких...

– Шаги?

– О, Господи, да, внутри этой штуки слышались мельчайшие шаги, действительно, как будто бегает что-то крохотное. Нет, это был человек, точно.

Челюсти Лимптона сжались.

– Какой... человек?

– Шаги в кукольном доме, казалось, раздавались из глубины, поэтому я обошла его сзади... Реджинальд, задняя часть этой штуки поднимается, как передняя?

– К сожалению, нет, но...

– Вот, клянусь могилой моей бедной старой матери, когда я посмотрела в заднее окно, клянусь, я увидела человечка – маленького крохотного человечка! И казалось, что он смотрит прямо на меня с отвратительной усмешкой!

«« – »»

В самом деле, Лимптон вскоре понял, что гораздо больше, чем одна-две капли портвейна вызвали у Мэри эти галлюцинации. Он помог ей спуститься вниз, убедив её, что слишком много выпивки и слишком много размышлений спровоцировали весь этот эпизод, и, приготовив ей чашку тёплого молока с успокаивающим средством, вскоре уложил её в постель.

– Вот-вот, дорогая. Утром ты будешь как огурчик, – заверил он.

Хотя он и недоумевал, как вообще появилось такое сравнение. Какая здесь может быть уместность огурчика, ради всего святого? Во всяком случае, он хотел побыстрее оставить её, как я полагаю, чтобы вернуться наверх и заняться своими исследованиями, вызвавшими это сильнейшее беспокойство. Она уснула через мгновение; ещё через мгновение он окинул её взглядом, зрительно оценивая твёрдые контуры её тела под простынями.

Какой неудачный момент!

Член Лимптона был в ужасающе возбуждённом состоянии, и...

«Я абсолютно жажду ещё одного раза! У меня есть собственное тёплое молоко, которое я хочу ей дать!»

Тем не менее...

Это вряд ли соответствовало бы поведению человека его общества и казалось немного хамским, учитывая её расстройство и текущее бессознательное состояние.

«Вниз, мальчик!» – подумал он, посмеиваясь, и когда он грубо похлопал себя по промежности (кто вообще мог это видеть?), содержимое, как всегда, казалось огромным и энергичным; это оказалось довольно приятным чувством для человека возраста Лимптона.

При ближайшем рассмотрении снаружи кукольного дома не было обнаружено ничего плохого или неуместного – хотя, честно говоря, чего он ожидал?

«Ведь маленький человечек бегает в глубине дома!» – Лимптон рассмеялся.

Нет, это были глупости его пьяницы-жены, и не более того.

«Она всегда была легкомысленной. То, что природа дала ей в сиськах, уж точно отняла в мозгах!»

Но Мэри была не единственной, кто испытал частичку экстраординарного, не так ли? Адские перезвоны, чёрная эякуляция и вонь как от груды трупов.

Он заглянул в открытый фасад кукольного дома; и, конечно же, в вестибюле была копия старинных часов.

«Даже мастер миниатюр Паттен не смог бы создать что-то настолько крошечное и при этом функциональное».

Он поднял фигурку; это было просто пустое крашеное дерево.

И когда он хромал по коридору, вонь больше не появлялась; в туалете не было замечено ничего странного: в окне Левенторпа не горел свет, а на обоях не осталось буйных струй спермы. Коллинз выполнил свою работу, и теперь из его укромного уголка в конце коридора доносился храп.

«Всё в полном порядке», – Лимптон остался доволен.

В комнате для коллекций он приглушил свет, потом улёгся в постель, с удовлетворением взглянул на просторный кукольный дом, возвышающийся перед ним, и, улыбаясь, погрузился в сон, даже не представляя себе, что его жизнь, которую он знал, будет безвозвратно потеряна к тому времени, когда взойдёт солнце.

«« – »»

Лимптон сначала не видел изображений во сне, лишь звуки, голоса...

Женский голос:

– Чтобы можно было прислуживать слугой Князю Воздуха...

Мужской голос:

– Сначала возьми волосы...

... потом кровь и сперму...

... человека, живущего жадностью...

... в тигле смешай эти ингредиенты, чтобы посадить семя...

... а потом сожги это, как Агнец горит...

... и вдохнёшь в лёгкие ты эти пары...

Затем последовали зрелища: несколько волосков с лобка, сами того не зная, упали в ступку, поставленную над пламенем. Следующими упали: полотенце, вытащенное из мусорной корзины в пятнах крови и тряпка со следами спермы. Завитки дыма поднялись вверх, затем эти пары хрипло втянулись в ноздри мужчины и женщины, чьи лица потускнели, а затем застыли в дьявольских ухмылках.

– Pater terrae...

... Отец Земли!

– Rex Terore...

... Властитель ужасов!

– Princeps Tenerbrarum...

... Принц тьмы!

– Vivimus ut viventes serviamus...

... Мы живём, чтобы служить тебе!

Через твоего верного слугу, Ланкастера Паттена!

Теперь перед сновидящим разумом Лимптона открылась только тьма. Следующие звуки, которые он услышал, были явно ведомые похотью проявления и сексуальное общение, и это был нехороший знак (несмотря на уже негативные последствия сна), потому что участниками, как читатель уже догадался, мог быть никто иной, как Септимус Браун и его дочь Эмили. Но правила морали редко соблюдаются во сне, верно? А Лимптона вряд ли можно было назвать человеком высоких моральных качеств.

– Вот так, вот так, это я, девочка!

– О, отец! Ты достаточно хорошо помнишь обряд?

– Да... конечно, да.

– Хе-хе, для всех нас будет прекрасное время, когда толстяк будет в нашей собственности.

Это привело к остановке сновидения. Лимптон вздрогнул, ему не нужно было называть личность «толстяка»...

Мужчина – Браун – шепчет:

– Это сработает, Ангел.

Но, естественно, он произносил это слово как «сра-а-аботает».

Затем раздался звук, похожий на раскол земли надвое. Глаза Лимптона распахнулись от ужаса, и он проснулся.

Затуманенное зрение не давало ему сосредоточиться, но не было похоже, что он проснулся там, где должен был: на кушетке в своей комнате для коллекций.

Он закусил губу, чтобы по-настоящему проснуться.

«Ау! Помилуйте!»

Больше голосов, но незнакомых: двое мужчин.

– В этот изысканный век? Как такое может быть, сержант?

– Не ищи утешения в этом веке, мальчик. Я считаю, что пришло время дьявола. В своё время я видел много ужасных вещей, но ничего такого адского, как это.

– Да, и я слышал имя Левенторпа раньше. Богатый джентльмен, не так ли?

– Изготовитель вооружения, он сделал своё состояние на Великой войне. Сразу после Договора, дочь Левенторпа и родилась. Голова бедной птички, без сомнения, была срезана с её шеи, и это было в спальне, но тело перетащили в холл, и очевидно, что виновник трахнул её после того, как она была обезглавлена. Бедняжка просто лежала без головы, с распростёртыми ляжками и огромной струёй спермы, вытекающей из мехового бисквита. Потом мы нашли самого Левенторпа, мёртвого в своей постели, внутренности вытащили и бросили на ковёр, а его причиндал отрезали и засунули ему в задницу.

– И как таких людей земля носит...

– Оставь сентименты, мальчик. Лучший способ расследовать эту грязную работу – с холодным взглядом. Одному Богу известно, где сейчас Лимптон. Странно, однако, что он не взял свой автомобиль. Он же толстый, ещё и с тростью.

– Но, сержант, как мы можем точно знать, что это Лимптон, а не приезжий хулиган или проходящий мимо бродяга?

– О, это верно точно так же, как то, что на могилу Кромвеля писали миллион раз. Портье видел, как он выходил из дома около трёх часов утра, держа в одной руке кусок запеканки и в другой что-то блестящее.

– Нож?

– Нож, мальчик, разделочный нож из того же набора на кухне, эдинбургское серебро, не меньше. Не говоря уже о том, что жена сказала, что в последнее время он вёл себя странно, хотя я слышал, что этот парень всегда был особенным. Душный жирный чудак.

– Говоря о жене, где она?

– Внизу с инспектором из Скотленд-Ярда, но когда я вошёл, она вся рыдала и рассказывала леди-констеблю, что Лимптон с ней сделал.

Короткая пауза.

– Что... что он с ней сделал, сержант?

– Ну, между мной и тобой, жирный ублюдок добавил ей в молоко сонные капли, а потом, ну, как это говорится? Был на вечеринке «у задней двери».

– Я бы многое отдал, чтобы быть тем, кто его поймает!

Услышав всё это, Лимптон, естественно, был парализован. Два полицейских констебля явно подводили итоги «дела», подозреваемым в котором был сам Лимптон. Теперь он действительно мог видеть их, стоя в своей комнате для коллекций; он мог видеть их через открытое окно...

Но как такое могло быть?

Какое открытое окно?

Я уверен, что читатель сделал вывод – за меньшее время, чем сам Лимптон сделал тот же вывод, – что это окно было одним из окон в кукольном доме, и что, учитывая предыдущую экспозицию, это была некая хитрая уловка чёрной магии, оккультной науки, злого искусства, колдовства или как угодно называйте это. Этот обряд доказал полное объяснение его затруднительного положения, а «колдунами» были Браун и его распутная дочь Эмили. Шлюха явно украла его кровь, сперму и лобковые волосы, чтобы состряпать...

Ну, он пока не понимал всего до конца. Однако для того, чтобы разложить всё по полочкам, ему не требовалось никаких научных знаний: дом, в котором он сидел, действительно был точной копией старого особняка Брауна, за вычетом веков; он сидел в кресле, но не мог пошевелиться, два констебля, которых он видел через окно гостиной, были огромными, и это могло означать только то, что сам Лимптон уменьшился до кукольных размеров. И если его уменьшили до кукольного размера, то теперь он должен быть...

Он посмотрел на свою руку, лежащую на подлокотнике кресла. Рука была сделана из тщательно вырезанного дерева.

«Дух великого Адриана! Я кукла!»

– С этим мерзавцем всё ещё на свободе, – предположил сержант, – я подозреваю, что они отправят одного из нас сюда на ночь.

– О, отправьте меня на это задание! – сказал другой. – Вы видели какие дыни у жены толстяка?

– Заканчивай такие разговоры, мальчик, или я заставлю тебя патрулировать улицы до тех пор, пока ты и думать забудешь о своём «петушке», – далее пауза. – Но здесь ты не ошибся. Я бы и сам не отказался, если бы она опустила свои бидоны с молоком мне на лицо!

Лимптон поморщился.

– Нам лучше спуститься вниз, – сказал эхом голос сержанта. – Инспектор из Скотленд-Ярда может нуждаться в нас, и... ну, я хочу выпить чаю.

– Согласен, сержант.

Двое полицейских исчезли из поля зрения оконной рамы и с грохотом удалились из комнаты, совсем как величественные колоссы.

Я не знаю, какова вероятная реакция человека, оказавшегося в подобном затруднительном положении; я могу описать вам только реакцию Лимптона. Он кричал, плакал, умолял Бога, которого игнорировал всю свою жизнь, просил прощения за свои проступки и даже умолял Люцифера.

Люцифер, как и в случае с Богом, не слушал, но несчастный субъект этой истории действительно думал, что он слышал мрачнейшее хихиканье, исходящее из какого-то невидимого места в укромных уголках кукольного дома.

Теперь внутри кукольного дома послышались мельчайшие шаги. Он изо всех сил пытался подняться из кресла, но паралич остался... Нет! Внезапно пальцы его деревянной правой руки задёргались.

Но... что насчёт шагов?

Одна из деревянных служанок – на самом деле грудастая горничная – подошла неуклюже, остановилась перед ним и посмотрела на него двумя крошечными отверстиями для глаз, которые у неё были. На чёрном чепчике был маленький белый бант.

– Вам нечего бояться, сэр, – произнесла она своим судорожно подёргивающимся ртом. – Скоро вы сможете ходить, как и все мы. Когда в комнате хозяев никого нет, мы все можем передвигаться по дому, как захотим.

По крайней мере, это была часть хороших новостей, если действительно можно было найти какое-то утешение после того, как кто-то был превращён в куклу-лилипута каким-то заклинанием Харона.

Деревянная рука горничной похлопала Лимптона по плечу в жесте сочувствия.

– Терпение, сэр. В своё время вы обретёте смысл. Видите ли, мы должны жить здесь вечно, и «наш долг служить Мастеру».

Лимптон прохрипел свои первые слова как... ну, как кукла.

– Я английский джентльмен из титулованного рода! Я никому не служу!

Другой крошечный голос послышался откуда-то вместе с другими шагами.

– Ах, ах! Итак, перед нами «английский джентльмен из титулованного рода», да? Ну, я уже не так молод, как раньше, но давайте посмотрим, что думает об этом «джентльмен»! – и с этими словами ещё один деревянный фантом вышел из кабинета и подошёл: очевидно, это был дворецкий, одетый в брюки со стрелками и пиджак с длинным хвостом.

Он доковылял прямо до Лимптона, извлёк деревянный эрегированный пенис и сразу же вставил его прямо в просверленную пасть «джентельмена». То, что вошло в рот Лимптона, далеко не было похоже на миниатюрный деревянный колышек...

Эта гнусная деревянная фигура более чем энергично совокуплялась с просверленным ртом Лимптона, пока...

Ну, уважаемому читателю не нужно полностью описывать результат. Всё, что я расскажу, это тот момент кульминации, который вызвал в искусственную ротовую полость Лимптона приток не обычной спермы, а что-то напоминающее адскую коричнево-чёрную слизь, которую Лимптон галлюцинировал в туалете прошлой ночью, а вместе с ней и... вздымающийся запах, который можно сравнить только с недрами ада.

Лимптон закрыл рот; бóльшая часть вещества протолкнулась в его глотку, в то время как остатки вытекли из его рта.

Свистящий, визжащий смех дворецкого и горничной ворвался в кукольную голову Лимптона.

– О, но джентльмен должен простить меня, – насмехалась горничная, – за то, что я не встретила вас должным образом в особняке Паттена! – и с этим – читатель уже догадался? – она ​​задрала свою объёмную юбку, открыла крохотное отверстие, обрамлённое волосами, между её гладкими дубовыми бёдрами и...

– Во имя всего святого! – крикнул Лимптон, когда поток отвратительной коричневой мочи залил его лицо и колени.

– Ну, любезный сэр, – прогремел другой голос, но на этот раз из-за пределов кукольного дома, – я вижу, вы уже познакомились с мистером Парксом и мисс Читтингем. Прекрасные, прекрасные слуги!

Мокрый, потрясённый и в полном ужасе, Лимптон выглянул в маленькое окошко кукольного дома и увидел большое, как бог, лицо Септимуса Брауна, восторженно ухмыляющееся, а в соседнем окне ухмылялось другое: Эмили.

– Браун! – произнёс Лимптон со всей силой, на которую он был способен, – вот я и услышь меня хорошо. Какой бы фокус-покус вы со своей дочерью-ведьмой не использовали, чтобы заточить меня сюда, я заплачу больше, чем вы можете себе представить, чтобы обратить всё вспять. Вы будете безмерно богатыми – просто вытащите меня отсюда!

Браун усмехнулся.

– Сэр, вы не смогли рассчитать одно: вы уже заплатили больше, чем можете себе представить!

– И мы искренне благодарим вас, сэр! – добавила Эмили взволнованно.

И только когда когнитивные способности Лимптона вновь заработали, он заметил, что Браун и его ужасная дочь были на десять – нет, на двадцать лет моложе, чем они были вчера.

– И я хочу, чтобы вы знали, сэр, – продолжил Браун сверху, – мы ждём, чтобы люди Бритнелла перевезли кукольный дом обратно в моё поместье в Сассексе. Это ваша прекрасная жена, сэр, она вернула его нам, потому что, кажется, ей дом очень не нравится. Бедная женщина. Так что мы были только счастливы снять с её рук эту ношу.

– Ты хитрый ублюдок, Браун! – Лимптон кричал изо всех сил, всё ещё пытаясь вырваться из крохотного кресла. – Ты и твоя дочь – вы всего лишь игрушки в когтях дьявола!

– Да, сэр, и вы тоже скоро станете ею.

(По своему обыкновению, Браун произнёс «станете» как ста-а-анете.)

– Желаю вам доброго дня, сэр, – закончил Браун, – и я жду с нетерпением новой встречи с вами!

Громадные шаги удалялись, и затем помолодевшая Эмили взглянула на него, чтобы сказать на прощание:

– Ещё раз, сэр, я благодарю вас, мой отец благодарит вас, и прежде всего Ланкастер Паттен благодарит вас. Вы скоро с ним встретитесь...

ПЕРЕВОД: ALICE-IN-WONDERLAND