Текст книги "Хирургия Плоти (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

И ещё одно. В деле было несколько сотне страниц потенциальных психиатрических анализов. Я был не глуп, но и не очень хорошо разбирался в психологи. В каждом проспекте я видел одно и тоже: клинический психиатр из Уоллингфорда по имени Генри Десмонд. Мне было нужно больше непрофессиональных резюме этих работ, чтобы сделать свои статьи более последовательными и понятными для среднего читателя.

Поэтому я записался на приём к доктору Генри Десмонду.

* * *

– Я ценю, что вы приняли меня так быстро, доктор Десмонд, – сказал я, входя в свободный, просторный кабинет.

Чашка с карандашами на его столе гласила: «Торазин (100 мг). Хорошего дня!» На одной из полок лежал комикс под названием «Волки Мечты», на обложке которого были изображены знойные полулюди-оборотни, вырывающие внутренности у красивых мужчин.

– Так вы журналист?

– Да, сэр. У меня есть несколько вопросов, если не возражаете.

– Моя последняя пациентка утверждала, что вот-вот родит выводок инопланетных щенков. Её вопрос заключался в том, кого я предпочитаю мужчин или женщин. Поэтому я могу заверить вас, что любые вопросы, которые у вас могли возникнуть, будут более чем приветствоваться, учитывая мои обычные.

Инопланетные щенки? – удивился я.

Я сел напротив широкого стола. Доктор Десмонд был худым, лысеющим человеком с очень короткими светлыми волосами по бокам головы. Пыльно-серый костюм выглядел на несколько размеров больше. На самом деле, он выглядел потерянным и маленьким за огромным столом. Сбоку висел плакат с надписью: «Ременные сетки и смирительные рубашки. Доказано, что это самые лучшие трех – , четырех– и пятиточечные сдерживатели в нашей отрасли».

Нашей отрасли?

– У меня есть несколько вопросов к вам, сэр, по поводу…

– Так называемого «дела «Рукоблуда», да?

Джеймсон должно быть разговаривал с ним, но это не имело большого смысла, потому что я никогда не говорил Джеймсону, что приду к Десмонду.

– Совершенно верно, сэр. Я очарован вашими клиническими отчетами относительно…

– Потенциального профиля убийцы?

– Да.

Он уставился на меня, словно прикусив губу.

– Вы должны понять, что официально я не работаю с полицией. Я всего лишь частный консультант.

– Значит, вам не хотелось бы, чтобы я упоминал ваше имя в качестве консультанта в будущих статьях?

– Да, мне бы этого очень не хотелось.

Отлично, – подумал я.

– Но, я буду рад ответить на любые ваши вопросы анонимно. Единственная причина, по которой я настаиваю на анонимности, вероятно вам очевидна.

– Хм, – сказал я. – Простите, сэр, но мне если честно не совсем понятно.

Доктор слегка фыркнул.

– Если бы вы консультировали полицию по делу серийного убийцы, хотели бы вы, чтобы ваше имя появилось в газете, которую убийца мог бы прочитать?

Как глупо! – подумал я.

– Нет, сэр. Конечно же, нет. Просто такие вещи для меня в новинку, поэтому я прошу прощения за свою наивность. И я гарантирую вам, что ваше имя нигде не будет упомянуто.

– Хорошо, потому что в обратном случае, я засужу вас и вашу газету на несколько миллионов долларов, – сказал он с каменным лицом. – И я непременно выиграю.

Я уставился на него, разинув рот.

– Да я шучу! Боже мой, неужели сегодня никто не понимает шуток?

После паузы я мрачно кивнул. Забавный он парень. Суд как раз то, что мне сейчас нужно.

– Надеюсь, вас послал капитан Джеймсон?

– Нет, сэр, он меня не посылал. Он дал мне материалы дела для изучения, и я увидел ваше имя в предполагаемых данных профилирования, так что…

– Что вы думаете о капитане Джеймсоне? – перебил меня Дейсомнд. – У него скверный характер, не так ли?

Я хотел ответить, но почувствовал себя крайне неуютно.

– Давай, сынок. Скажи мне правду. Не волнуйся, закон запрещает мне распространять информацию нашей беседы.

Думаю, в этом он был безусловно прав. Психоаналитикам, как и священникам запрещаешься распространяться о своих клиентах, хоть я и не был его пациентом.

– Я думаю, что капитан Джеймсон – клинический алкоголик, в нем достаточно ненависти, чтобы испепелить её целый город… но я так же считаю, что он хороший следователь.

– Вы правы в обоих случаях, – признал Десмонд. – Он трагический человек, работающий в трагической профессии. Вы удивитесь узнав, сколько моих пациентов ветераны полиции.

Это показалось мне странным. Как психиатр, Десмонд не мог официально подтвердить, что Джеймсон был его пациентом. А я и не подозревал его.

Возможно до этих пор.

* * *

– Ваши профили, – сказал я для того, чтобы сменить тему разговора.

– Это ещё не профили. Думайте о них как о возможных профилях, пожалуйста.

– Эээ, понятно. Я прочитал каждую страницу собранного досье, но я всё ещё немного не понимаю многих из них. Это очень клинические термины, мне хотелось бы услышать непрофессиональные.

– Хорошо. Понимаю. Продолжайте.

Должно быть, со стороны я звучал бормочущим себе под нос.

– Ну, эээ, сэр, кажеться вы…

– Разделить вам потенциальные клинические характеристики на три группы?

– Да, и…

– И вы понятия не имеете, о какой херне я говорю?

Мои плечи поникли в кресле.

– Вы попали в самую точку, доктор.

Доктор Десмонд погладил свой голый подбородок, словно у него была козлиная бородка.

– Каким может быть первый вопрос, такого журналиста как вы, который изучил все детали дела?

Этому я уже научился на собственном горьком опыте.

– Почему убийца берет руки? Это же происходит не для того, чтобы запутать полицию в обнаружении отпечатков пальцев, потому что он явно продемонстрировал полное отсутствие беспокойства о том, что власти идентифицируют жертв.

– Отлично, – сказал Десмонд.

– Это означает, что убийца по какой-то неизвестной причине собирает руки.

– Ну, не такие уж и неизвестные. Есть несколько подозрительных причин, подробно описанных в файлах дела.

Я кивнул.

– Вот этого я как раз и не понимаю, сэр.

В руке Десмонд вертел маленькое бледно-голубое пресс-папье, на котором было написано: «PROLIXIN-IV amp; Я ПОД НИМ».

– Рассмотрим наиболее очевидные варианты. Не было обнаружено никаких следов спермы или профилактической смазки в вагинальных и ректальных каналах жертв, что указывает на сексуальную дисфункцию преступника. Он ловит женщин и душит их, а потом отрезает им руки. Это главная улика; преступление описывает внутреннюю патологию личности. Из этого следует, что вы правы. Он собирает их руки. Возможно, как трофеи. Например, как Сербы отрезали головы Боснийцам. Так же, как Ту-Зусы отрезали пенисы захватчикам из соседних племён. Он забирает части своих врагов. Оскорбительные части.

Внезапно я начал понимать.

– Но кто в данном случае его враг?

– Очевидно мать. Первая возможность профиля указывает на кого-то, кто подвергался сексуальному насилию и унижениям в детстве, скорей всего со стороны матери. Женщина, которая домогалась ребёнка своими руками. Мать, которая вторгалась своими руками в интимные части ребёнка.

В этом был какой-то смысл… но вариантов было ещё больше.

– А второй профиль? – спросил я.

– Обратное действие. Полярная противоположность, в некотором смысле. Никакого насилия в данном случае, просто отсутствие необходимой первобытной потребности в прикосновении – со стороны матери. Мы говорим о явном отсутствии содействия воспитывающего прикосновения. Все дети должны быть затронуты матерью. Если нет, то частота последующей социопатии увеличивается на сто процентов. Поместите новорожденного хомяка в клетку, и он умрет через несколько дней. Даже если его будет регулярно кормить человек. Посади его в клетку с фиктивной матерью, и он будет жить, но позже он станет жестоким, антисоциальным, убийцей. Потому что его никогда не трогала мать. Любой вид млекопитающих, не воспитанный матерью, никогда не вырастет правильно. Тогда изложу это в человеческих терминах. Человек самый сложный вид млекопитающих. Он вынашивает наиболее уязвимых новорождённых, которые требуют постоянного внимания со стороны матери, чтобы выжить. Прикосновения матери. Младенцы, которых недостаточно трогают их матери страдают многочисленными психологическими расстройствами. Теодор Качинский,[45]45
  Теодор Джон Казински (Качинский), также известен как Унабомбер, – американский математик, социальный критик, террорист, анархист и неолуддит, известный своей кампанией по рассылке бомб по почте.
  Уже в раннем возрасте выделялся среди других детей, так как был вундеркиндом. Был зачислен в Гарвардский университет в 16 лет, получил степень бакалавра и позднее получил степень доктора по математике в Мичиганском университете. Стал старшим преподавателем в Калифорнийском университете в Беркли в 25 лет, но уволился двумя годами позже.
  В 1971 году ушёл жить в хижину без электричества и водопровода в Линкольне (Монтана). Там он начал осваивать навыки выживания, чтобы стать самодостаточным. С 1978 по 1995 год Казински отправил по почте 16 бомб, целями были университеты и авиалинии.
  Унабомбер был одной из самых дорогостоящих целей ФБР. Был приговорен к пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения.


[Закрыть] всемирно известный Унабомбер, так и не стал социально приспособленным человеком во взрослом возрасте, несмотря на высокий IQ и склонность к математике. Почему? Потому, что осложнения вскоре после его рождения требовали, чтобы его инкубировали в течение нескольких недель – отдельно от заботливого прикосновения матери. Это то, что необходимо всем детям, а он этого не получил. Посмотрите, что случилось потом.

Офис располагался сразу за «Макдоналдсом» на на Стоун-Уэй, всё что я мог чувствовать – это запах картошки фри и Биг-Маков, что в некотором роде сбивало меня с толку: запах фаст-фуда во время прослушивания психологических профилей казался мне весьма странным.

– Оба этих описания имеют смысл, – сказал я. – Но мне интересно – насколько чокнутый этот парень?

– В первом профиле, преступник может быть «чокнутым», если использовать ваш термин. Он может быть психопатом или социопатом, но более чем вероятно – первое. Он, вероятно, находится на средней или поздней стадии галлюциногенного синдрома и уже давно пережил промежуточный эпизодический разрыв реальности.

Господи, – подумал я. – Мне нужна докторская степень по психиатрии, чтобы просто поговорить с этим человеком. Разговаривать с ним хуже, чем читать его записи.

– Клинические термины выше моего понимания, доктор Десмонд, – признался я. – Не могли бы вы, пожалуйста, пояснить.

– Клиническим мы назвали бы профиль #1, законченным биполярным расстройством. Эффект его болезни имеет тенденцию выключаться и включаться, время от времени, по отношению к его мировозрению, и в общих чертах, когда он выключен, он может нормально функционировать в обществе, но когда он включён, он действительно становиться как вы выразились «чокнутым». Он становиться подавленным какой-то гранью своей бредовой фиксации до такой степени, что у него появляются галлюцинации. Женщины, которых он убивает – символы. Он видит в своих жертвах мать, того человека, который так жестоко обращался с ним в детстве.

– Господи, это звучит довольно серьёзно.

– Ну, учитывая тяжесть преступлений. Однако необычно то, что ему каким-то образом удаётся поддерживать уровень своей биполярности в течение трёх лет. Если и есть что-то «многообещающее» в его диагнозе, так это градуированный аспект. Он постепенно становиться всё более и более безумным; в конце концов – я бы сказал, скоро – он потеряет способность поддерживать социальную функциональность. И его быстро поймают.

Многообещающее? – подумал я. – Странный выбор слов, хотя он и психиатр.

– Как насчет профиля #2?

– Здесь всё сложнее и менее предсказуемо, – начал Десмонд. – Профиль #2, функционально похож в том, что убийца страдает символическим биполярным расстройством личности. Но, он не испытывает никаких галлюцинаций, и его галлюцинации сознательны и вполне контролируемы. Элемент фантазии берет верх, так сказать. Наверное, его состояние похоже на сон. Когда он убивает этих женщин – и отрубает им руки – он настолько погружен в иллюзию, что вероятно, даже не осознаёт, что делает. Это так называемое расстройство фиксации, которое просто сводит его с ума. Вам всё понято?

– Ну, думаю да. – ответил я, чувствуя вместо головы задницу.

– Он мечтает о том, чего у него никогда не было. Только, к сожалению, в реальной жизни он воплощает свою «мечту». Этот синопсис вас устраивает, молодой человек?

Но, к сожалению, я все равно ещё не понимал.

– Мечта… об отрубании рук?

– Нет-Нет. Будьте интуитивны. Преступник так не считает. Он видит в этом притязание на то, чего у него никогда не было в детстве. Помните – облегчение от материнского заботливого прикосновения. Все младенцы нуждаются в прикосновении; преступник – нет. Это должно ответить на ваш вопрос о том, что именно он делает с руками.

Я уставился на него, сглотнув. Данный намёк был отвратителен.

– Вы хотите сказать, что он…

– Он забирает руки домой, – закончил Десмонд, – и ложит их на своё тело. Таким образом мать наконец-то прикасается к нему. Воспитывает его. Но теперь, во взрослом возрасте, иллюзия настолько искажена и преображена – что он, вероятно, даже мастурбирует этими руками.

Что за поганый мир с погаными людьми.

– Господи – сказал я. – Что за больной ублюдок.

– В первую очередь он преступник, – добавил Десмонд. – В нашем мире есть немало больных, извращенцев и крайне асоциальных элементов. И, как правило, для большинства из них – их поведение приемлемо.

– А третий? – спросил я, – третий профиль. – Я надел очки и снова посмотрел на помеченные страницы дела. – Вы назвали это «Зацикленным эротоманским импульсом» Что это значит?

Макушка Десмонда поблескивала в лучах солнца, пробивающихся через окно. Он пожал плечами.

– Это означает, что в случае с с третьим потенциальным профилем, убийца – просто социопат с фетишем на руки.

Просто социопат с фетишем на руки, – подумал я.

Слова слетели с его губ, как будто он говорил о бейсболе.

– Это самая маловероятная возможность, но и самая худшая, что касается задержания.

– Почему? – спросил я.

– Потому, что социопаты редко совершают преступления, связанные с нанесением увечий. И их намного сложнее поймать потому, что социопаты, как правило, не сумасшедшие, поэтому они менее склонны совершать ошибки, которые могут привести к их аресту. Социопаты – искусные лжецы. У них была целая жизнь, чтобы практиковаться. Их аморализм не результат психического дефекта. Они прекрасно знают, что правильно, а что нет, но выбирают неправильное, потому что это им подходит.

Они выбирают неправильное, – подумал я. Но ведь Десмонд сказал, что этот профиль наименее вероятен.

– Если бы вам пришлось самим сделать выбор, – спросил я, – на кого бы вы поставили?

Десмонд улыбнулся тонкой улыбкой.

– Психиатрия – это не объективный контрольный список. Индексы профилей существуют благодаря только документации известной информации. Поэтому, логично предположить, что мы ещё многого не знаем. Для меня было бы бесполезно строить догадки. Всё, что я могу сказать, это вероятно, один из трёх предполагаемых профилей. Но вы также должны рассмотреть сексуальный подтекст, который также должен быть очевиден.

Я опять ничего не понял.

– И что это значит?

– Отсутствие доказательств изнасилований. Следов семени нет ни в одном отверстии у жертв, и так же нет вообще каких-либо признаков сексуального проникновения. Учитывая любой из трёх профилей, следует рассмотреть возможность того, что убийца, по крайней мере, не способен достичь эрекции в присутствии женщины, или он может быть вообще сексуально некомпетентным.

– Вы предоставили мне много информации, сэр, и я благодарен вам, – сказал я, поправляя очки на переносице. Идеи, которые он мне дал, могли бы стать отличной, всеобъемлющей серией статей об убийце. – Я очень ценю ваше время.

– С удовольствием помогу вам ещё, молодой человек.

Я взял свои вещи, чтобы уйти, но он поднял палец, останавливая меня.

– И последнее, – сказал он. – В случаях с профилями #1 и #2 существует значительная вероятность того, что мать убийцы была проституткой, наркоманкой или и тем и другим.

– Это тоже поможет моей статье. Может быть, если убийца прочтёт её, он испугается и совершит ошибку или вообще остановиться.

Десмонд со скрипом откинулся на спинку кресла. Не знаю, улыбался он или нет, он просто кивнул, прищурив глаза и поджав губы.

– Возможно, – сказал он так тихо, что это прозвучало как трепет.

– Спасибо, – сказал я.

Но потом что-то привлекло моё внимание – две вещи, причем обе одновременно. За спиной Десмонда полуденное солнце пылало адским пламенем. А потом мой взгляд упал на календарь доктора.

Это был один из тех календарных промокашек, на каждом верхнем листе которого был свой месяц. Во вторниках и четвергах за все четыре недели было написано:

Джей-Джей – 1:30 П.М.

Джей-Джей, – подумал я.

Капитан Джей Джеймсон.

* * *

Вот тогда я и понял, что Джеймсон – это он.

Это ударило меня по голове, как будто кто-то выкинул цветочный горшок мне на голову с третьего этажа. Конечно, ещё оставалось несколько нестыковок. Но это была одна из тех вещей, о которых просто знаешь. Это было предзнаменование. Это было что-то экстрасенсорное.

Я просто знал это.

Я знал, что должен его увидеть. Я знал, что должен разоблачить его. Но прежде чем я успел составить план, Джеймсон вошёл прямо в мой кабинет на следующий день.

– А вот и он. Настоящий либерал-журналист.

Я оторвал взгляд от очередного документа и уставился на него.

– Эй, я просто пошутил, – сказал он. – Расслабься, проживёшь подольше.

– Вы пришли сюда, чтобы арестовать меня за дешифратор?

– Что такое дешифратор? – спросил он. – А, штука для уклонения от уплаты налогов? Никогда о таком не слышал.

– Зачем вы здесь, капитан? Хотите со мной помириться? Эти четыре старые английские пивные кружки обошлась мне в $3.50 за штуку. Мы, журналисты-либералы, много не зарабатываем.

– Ладно тебе, – сказал он и потёр руки. Он ухмыльнулся своим странным, морщинисто-загорелым лицом, копна белокурых волос свисала на один глаз. – Позволь мне загладить свою вину. Ужин у меня дома. Tы когда-нибудь пробовал лангустов с гребешками? Моя жена готовит их лучше, чем в любом ресторане в городе. Ну же.

Это была отличная возможность, но…

– У меня горят сроки. Я – криминальный репортер, помните? Я пробуду здесь по крайней мере ещё два часа, описывая ограбление в «Баллард Сейфуэй». Мой босс не выпустит меня отсюда, пока я всё не закончу.

Джеймсон бросил взгляд в приемную.

– Это твой босс, верно? Жиртрест в подтяжках, и с родинкой на шее больше, чем крышка от бутылки? Я уже поговорил с ним. Он дал добро. Ты сегодня освобождаешься раньше, парень.

– О чём вы…?

Джеймсон закурил сигарету и стряхнул пепел на пол.

– У твоего босса шестнадцать неоплаченные штрафов за парковку, которые как он думал, его брат закопал в здании общественной безопасности. Я показал ему распечатку с главного компьютера городской полиции.

Этого достаточно.

Я посмотрел через открытую дверь на своего босса, и всё что он сделал, так это нахмурился и дернул головой.

– Хорошо, – сказал я. – Думаю, статья может подождать.

* * *

– Дорогая? Это – мой хороший друг, Мэтт Хоуг. – представил меня Джеймсон. – Знакомься. Это – моя жена, Жанна.

Я насторожился, когда он сказал хороший друг, но я также знал, что должен играть.

– Рад познакомиться, миссис Джеймсон, – сказал я и пожал ей руку. На вид ей было лет сорок пять, но выглядела она ухоженной. Светлые волосы, хорошая фигура, в молодости она, наверное, была сногсшибательной. Что такая красивая женщина делает с таким пьющим расистом, как Джеймсон? – удивился я. Они совсем не подходили друг другу. Стоя рядом, они оба выглядели неуместно. Блестящая статуэтка и резиновое собачье дерьмо.

Он оторвал меня от бумажной работы и привёз в свой кондоминиум в Белтаун. Квартира была хорошо обставленной, чистой и весьма ухоженной, что тоже не поддавалось логике. Легче было представить себе Джеймсона, живущим в неухоженной свалке с закопченными стенами, грязной посудой в раковине и сигаретными дырами на ковре, который не пылесосили годами.

– Привет, – сказала она со слабой улыбкой. – Джей не перестает говорить о вас.

– О, действительно? – удивился я.

– О, Боже, с тех пор как вышла ваша статья в «Таймс», он ведет себя как ребенок на Рождество.

Так вот в чем дело. Красная ковровая дорожка. Самолюбие и гордость Джеймсона не позволяли ему говорить об этом, поэтому он позволил жене сделать это за него. Это был его способ поблагодарить меня за хорошую встряску в печати. А может, это был способ просто предложить взятку, – подумал я.

– Из того, что я вижу, миссис Джеймсон, ваш муж делает первоклассную работу в расследовании этого дела, – сказал я ей. – Другие журналисты в городе решили не признавать этого – и это неправильно. Я не делаю вашему мужу никаких одолжений, я просто пишу так, как оно есть.

– Что ж, – продолжила она, – мы вам очень благодарны.

– В этом нет необходимости, мэм. Потому что, если ваш муж сейчас испортит воздух… я непременно напишу об этом.

Затем я одарила Джеймсона кривой усмешкой.

– Я не порчу воздух, – сказал Джеймсон и тут же закурил сигарету. – Не веришь мне? Спроси окружающих!

– Уже, – ответил я. – И вы правы. – Потом я взглянул на телевизор в углу. – Слушайте, а у вас есть дешифратор?

– Забавный ты парень. Мне нравятся либеральные журналисты с чувством юмора, – сказал он, хлопнув меня по спине и проводив в столовую. По комнате поплыли теплые экзотические ароматы.

– Что бы вы хотели выпить? – спросила жена Джеймсона.

– Колы было бы достаточно.

Последовал ещё один сильный шлепок по спине. Это начинало надоедать.

– Да, ладно. Давай выпьем, – настаивал Джеймсон. – Ты же не на работе.

– Может быть, позже, – сказал я, почти задыхаясь.

– Сейчас будет готов ужин, – сказала Жанна и исчезла в ароматной кухне.

Мы с Джеймсоном одновременно сели за стол. Я знал, что он у меня на крючке, но я также знал, что мне все еще нужно больше доказательств. Это была высшая лига. Он был награжденным городским детективом, а я всего лишь репортером.

– Слушай, – сказал он. – Знаешь, я не очень хорошо умею выражать благодарность. Но твоя статья мне очень помогла. Не только мне, но и всему моему отряду. Так что… спасибо.

– Не благодарите меня пока, – сказал я. – Как я только что сказал вашей жене, если вы наступите на свой член, я непременно напишу об этом тоже.

– Да, я понял тебя…

– И это не просто одна статья. Я пишу серию статей об убийце, – сообщил я ему.

– О, да?

– Да. Это не просто какое-то ночное преступление. Это всеобъемлющая история серийного убийцы. Люди хотят знать, поэтому я расскажу им. – Пришло время разыграть козырь. – Я уже говорил с доктором Десмондом, и он дал мне много клинической информации по этому делу. Это будет очень информативная серия.

Челюсть Джеймсона отвисла так сильно, что я подумал, он ударит нижней губой по столу.

– Tы… ты… ты говорил с доктором Десмондом?

– Да, конечно. Я видел его имя в тех записях, которые вы мне дали. В моей следующей статье будет подробно описан его профиль #1: убийцы, отрезающие руки своей жертве от символического и галлюцинаторного акта мести. Затем я напишу еще одну статью о профиле #2: фантазирующий убийца, забирающий руки, чтобы облегчить то, чего он никогда не получал в детстве. Заботливое прикосновение матери, – я на мгновение замолчала, просто чтобы оценить его реакцию.

Все, что он сделал, это посмотрел на меня реально забавно.

– Так что он дал мне всевозможные идеи для моей серии статей, – добавил я. – Это может привлечь внимание всей страны.

– Да, конечно, – ответил Джеймсон. Был ли он неуверенным? Или это я чересчур прессанул его? – Десмонд – странный тип, с огромным самолюбием. Дерьмо. Он едва может войти в комнату, потому что у него такая большая голова. Но своё дело он знает. Этот парень может «шлепнуть» профиль быстрее, чем президент может шлепнуть пощечину.

– Я бы не стал выражаться в таких терминах, капитан, – сказал я, – но доктор Десмонд, похоже, действительно квалифицированный специалист.

В это время Жанна принесла напитки, и застенчиво улыбнулась:

– Еда будет буквально через минуту.

Я кивнул в знак благодарности, и она поспешила обратно на кухню.

– Так что у нас сегодня? – спросил я Джеймсона. – Лингвини[46]46
  Классические итальянские макаронные изделия крупного формата. Они тоньше, чем феттучине, и ближе по форме к спагетти, но слегка сплюснуты. В отличие от спагетти «лингуине» подаются с морскими продуктами или песто.


[Закрыть] и еще что-нибудь?

– Лангусты. Миниатюрные хвосты омаров из Британии. Обжаренные с чесноком и лимонно-сливочным маслом, и посыпанные муссом из морских гребешков, – Джеймсон наполовину осушил банку с пивом. – Надеюсь, ты проголодался.

– Я умираю с голоду. Сегодня даже не обедал.

– О, да. Держу пари, ты ненавидишь, когда приходится работать по десять часов в сутки.

– Десять? Вы шутите. Десять – это легкий день.

Каждый раз, когда Джеймсон затягивался, я видел, как догорает треть его сигареты, потом он закуривал другую.

– Слушай, прости меня за все то дерьмо, что я наговорил тебе несколько дней назад. Я не это имел в виду – я на самом деле совсем не такой. У меня просто был плохой день, понимаешь? – oн усмехнулся. – Даже у полицейских-расистов бывают плохие дни.

– Слава богу, я не засучил рукава. Тогда бы вы увидели мою татуировку «Мэрилендского Особняка».[47]47
  один из старых символов расистов


[Закрыть]

– О, у тебя тоже есть? – Джеймсон расхохотался, при том слишком громко.

Ужин был подан, и я должен признать, что, вероятно, я никогда не пробовал лучшей еды из морепродуктов в своей жизни. Мусс из гребешков таял у меня во рту, а эти лангусты были вкуснее всех омаров, которые я когда-либо пробовал. Во время еды мы пытались говорить открыто, но Джеймсон – чем больше он пил – тем больше доминировал с полицейскими баснями. Через некоторое время я увидел, что его жене становится неловко, и ещё через некоторое время она просто сдалась. Мне стало жаль ее.

– Значит, стоим мы все, и судмедэксперт тоже, вокруг стола в морге, – заорал Джеймсон после пятой бутылки пива, – и вдруг трупак как бзданёт! Я не шучу!

Да, мне было её очень жаль.

– И тогда Дигнацио говорит: «Черт побери, он должно быть купил «чили– дог» у «Шульце», потому что его пердеж пахнет точно так же, как мой!

Бедная женщина просто увядала там, где сидела.

– Это была фантастическая еда, миссис Джеймсон. Большое спасибо, – сказал я. – Но, думаю, мне пора идти.

– Чушь собачья! – сказал Джеймсон. Потом он обнял меня и встряхнул, не сводя глаз с жены. – Милая, – сказал он. – Я должен пригласить этого парня выпить на сон грядущий, хорошо? Я должен научить этого чувака пить!

– Нет, правда… – начал я.

– Да, ладно. Hе будь пидарком!

– Будьте осторожны, – сказала миссис Джеймсон.

Я не был большой любитель выпивки, но мне нужно было кое-что уладить. Заскочить в бар с Джеймсоном – было прекрасной возможностью.

Мы встали, чтобы уйти. Вот тогда-то я и заметил два фото в рамках на каминной полке; их там было всего несколько.

Я надел очки и посмотрел.

Свадебная фотография Джеймсона и его жены. Несколько снимков стариков-родственников, предположил я. Тети и дяди, бабушки и дедушки и тому подобное. Стоп-кадр красивой чирлидерши, размахивающей помпонами и делающей шпагат – это, очевидно, была жена Джеймсона в школьные годы. Затем…

Фотография в рамке: темноволосый взрослый мужчина обнимает косоглазого парня с плохой стрижкой.

Джеймсон, – подумал я. – Джеймсон– ребенок…

– Вижу, у вас еще нет ребенка, – сказал я и снял очки. Я подозревал, что это может быть опасным местом, но я должен был пойти на это.

– Нет, – выглянула миссис Джеймсон.

– Пока нет, – вставил Джеймсон. – Мы все еще ждем подходящего момента.

Тебе пятьдесят, а ей сорок пять, – подумал я. – Лучше вам не ждать уж слишком долго.

Джеймсон звякнул ключами.

– Пошли, либералик. Повеселимся.

Я повернулся к его жене.

– Миссис Джеймсон. Большое спасибо за вкусную еду. Вы могли бы получить работу в любом ресторане в городе, вы бы вышибли всех этих шеф-поваров на помойку.

Женщина покраснела.

– Спасибо. Приходите к нам ещё.

– Позже, детка, – сказал Джеймсон и вытащил меня оттуда.

Он хохотал всю дорогу до паркинга.

– Так куда ты хочешь пойти? – спросил он. – Как насчёт стриптиз-клуба?

– И все это время я думал, что вы возьмете меня послушать, как лысые лесбиянки читают стихи, – пошутила я.

– А, к черту это дерьмо, – ответил он, выпуская изо рта пивные отрыжки. – Давай посмотрим на женские дырки.

– Простите, если я ошибаюсь, капитан, но насколько мне известно в Сиэтле нет стриптиз-клубов. Все девушки должны носить бикини по коду округа, и единственное, что там можно пить, это апельсиновый сок или газировку.

Джеймсон снова зашелся громким хохотом.

– Приятель, ты не знаешь стрип-клубов, которые знаю я!

Конечно, нет, – подумал я.

Когда мы вошли в лифт паркинга, я похлопала себя по нагрудному карману.

– Вот дерьмо.

– Что случилось? Ты обосрался?

– Я забыл очки в вашей квартире, – признался я.

– Ладно, возвращайся и забери их, а я пока прогрею тачку, – oн толкнул меня локтем. – И никаких глупостей с женой… или я убью тебя.

Он снова расхохотался, когда я побежала вверх по лестнице.

– Простите, – сказал я миссис Джеймсон, когда она открыла дверь. – Я забыл у вас очки.

– О, входите, – сказала она. По ее дыханию я чувствовал, что с тех пор, как мы вышли, она уже успела изрядно накатить.

– Может быть я забыл их на столе? Или возле фотографий? – сказал я.

Я оглядел стол, но ничего не нашёл.

– Вот они, – сказала она, поднимая их с каминной полки.

– Благодарю.

– Я извиняюсь за то, как иногда ведет себя Джей, – слова сорвались с ее губ. – Он немного перебрал и… ну, вы понимаете.

Ты не шутишь, я знаю, – подумал я.

– Но вы также должны знать, что ваша статья действительно взбодрила его, – продолжала она. – Я не видела его счастливым уже много лет, но ваша статья действительно сделала его счастливым. Он так долго работал. Приятно видеть, как кто-то дает ему признание в прессе.

Я пожал плечами.

– Он хорошо работает над этим делом. Вот почему я написал такую статью.

– Ну, в любом случае, спасибо, – сказала она.

Взгляд, который она бросила на меня тогда? Господи. Она сложила руки перед собой, прижала груди друг к другу. Ее соски торчали сквозь блузку, как клюшки для гольфа. Твою мать, – подумал я. – Она предлагает себя… за статью?

– Если позволите спросить, – сменил я тему. – Что это за фото? – я указал на мужчину, обнимавшего мальчика. – Это ваш муж, когда был ребенком?

– Да это он со своим отцом, сказала она мне. Джею было семь. Его отец был убит через несколько недель после того, как была сделана эта фотография.

– О… мне очень жаль, – мои глаза пробежались по фотографиям. – A где его мать?

– Джей никогда не знал свою мать, – сказала она. – Она сбежала в день его рождения.

* * *

Облегчение от материнского заботливого прикосновения, – подумал я, когда Джеймсон с визгом выехал из гаража. Все, что я видел до сих пор, подтверждало все, что говорил мне Десмонд…

– Ну, как тебе еда? Лучше, чем в кафетерии в «Таймс»?

– Она была потрясающей. Ваша жена – отличный повар.

– Да, она хорошая, – сказал он. – Она всегда была со мной. Она висела со мной на волоске, и поверь мне, было много плохих ситуаций. Жаль, что я не могу сделать для нее больше.

– Что вы имеете в виду?

Он свернул на Третью Авеню.

– У нас нет детей. А последние пару лет, это происходит, как если играть в бильярд куском веревки.

– Извините, – сказал я.

– Но, это моя проблема, а не твоя, – оживился он. – Пойдем повеселимся!

Мы проехали несколько минут. Над нами мерцали уличные фонари, теплый воздух струился по улице. Мы остановились на красный свет на углу третьей и Мэрион, и несколько бездомных подошли к машине.

– Помыть стекло за доллар, мистер? – спросил дряхлый мужчина.