Текст книги "Хирургия Плоти (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Руки

Когда санитары привезли парня, было похоже, что он сидел в ванной, полной крови.

– Чёрт побери! – закричал Паркер, думая о том, что через пять минут он должен был освободиться. Мой рабочий день, почти закончился!

Доктор Паркер был совершенно лыс; в его обязанности также входило отвечать за отделение неотложной помощи «Бухта-4» в течение последних двенадцати часов или, по крайней мере, одиннадцати часов и пятидесяти пяти минут. Он работал с полудня до полудня следующего дня, восемь дней подряд, и через пять минут у него должен был начаться выходной. Конечно, было бы неплохо просто пойти домой и немного поспать, но это кровотечение выглядело, по крайней мере, как двух или трехчасовая швейная работа.

– Не забудь свою клятву Гиппократа, – с язвительной усмешкой заметил Молер, его стажёр. У Молера была короткая борода и чересчур умная задница. – Похоже, ты задержишься, папочка, и будешь скучать по «Лено».[32]32
  The Tonight Show with Jay Leno – американское ночное ток-шоу, организованное Джеем Лено, которое впервые вышло в эфир с 25 мая 1992 года по 29 мая 2009 года и возобновило производство 1 марта 2010 года до его окончания 6 февраля 2014 года.


[Закрыть]

– Просто положи это мясо на стол, – приказал Паркер. Он ухмыльнулся, когда Молер и санитар подняли неподвижного пациента на операционный стол. – Какие у него показатели, Бен Кейси[33]33
  американский медицинский драматический сериал, который транслировался на ABC с 1961 по 1966 год. Шоу было известно своей вступительной заставкой, где рука рисовала символы: «>, +,? †,?» на доске, а голос Сэма Джеффа (одного из актёров) произносил: «мужчина, женщина, рождение, смерть, бесконечность».


[Закрыть]? – обратился он к фельдшеру скорой помощи.

Санитар показал ему средний палец.

– Похоже, одно «сквозное» с повреждениями внутри правого бедра. Мы наложили жгут и привезли его.

– Разве медики больше не ходят в медшколу? – спросил Паркер. – Почему вы не перевязали его в машине скорой помощи?

– Потому, что мы подобрали его на Джексон-стрит, в двух минутах езды отсюда, доктор-придурок, – ответил медик.

Гребаные мясники, – подумал Паркер. – Никогда не уважают настоящих врачей.

– Слишком много крови, – заметил Молер. – Пуля могла попасть в бедренную артерию.

– Да уж, – сказал Паркер. – По крайней мере, эти две ходячие марионетки знают, как накладывать жгут.

– У чувака группа крови «А+», о, повелитель кукол, – добавил санитар. – Веселитесь, парни. А я сваливаю отсюда.

– Спасибо, что остался помочь, – съязвил Паркер.

– Эй, это дерьмо – твоя работа, а моя работа – обеспечивать тебя этим дерьмом. Это ты получаешь сто пятьдесят кусков в год. Так что веселись.

Санитар ушёл.

Ешь дерьмо и умри, – подумал Паркер.

– Нам нужно три пинты «А+» в С4, немедленно, – сказал Молер и повесил трубку. Затем он наклонился над жертвой, и прищурившись посмотрел на залитый кровью пах. – Выглядит маленьким, как будто кто-то стрелял в него из.25 или.32-го. Целился в его член, но промахнулся на дюйм.

Пулевое отверстие в диаметре чуть больше сигареты. Паркер натянул стерильные перчатки «Tru-Touch».

– Они подобрали его на Джексон, в такой час? Он, вероятно, любитель подцепить проститутку, стал грубить, и она его подстрелила. – Паркер всё время получал таких. – Не могу сказать, что виню её.

– Скорей всего, ты прав…

Дверь палаты распахнулась, это снова был санитар.

– Ах да, я забыл тебе сказать. Мы проверили бумажник парня, когда забирали его – он капитан Отдела Убийств городской полиции.

– Шевелись! – завопил Паркер. – Блядь!!!

– Чёрт! – Молер покачал головой. – Брось, парень умирает.

– Я не хочу, чтобы чёртов коп умер у меня на столе! Бери отсос и ножницы! Мы оперируем его прямо сейчас!

Звякнули блестящие инструменты; Молер подхватил поднос и поднял пару немецких ножниц марки «Sistrunk».

Паркер надел монокуляр, что-то вроде пластиковой гарнитуры с единственной линзой, надеваемой на глаз; он понадобиться, чтобы увидеть повреждённые артериальные стенки. Совершенно лысый, вместе с монокуляром, Паркер выглядел как безумный нацистский ученый.

После того, как рана была обнажена, он разрезал ногу вдоль бедренной артерии и с помощью почти микроскопической иглы и нити выполнил предоперационную лигатуру,[34]34
  Лигатура – нить, используемая при перевязке кровеносных сосудов, а также сам процесс перевязки этими нитями с целью предупреждения или остановки кровотечения и для наложения лигатурного шва.


[Закрыть] чтобы замедлить артериальное кровотечение.

– Давай! – крикнул он – Сними с него штаны!

– Понял, – сказал Молер.

Ножницы разрезала брюки вместе с кожаным поясом как папиросную бумагу. Паркер на мгновение обернулся и схватил скальпель «Arista». Его отсвет из нержавеющей стали подмигнул ему в накладных расходниках. Но не успел он повернуться к пациенту, как услышал мрачное бормотание Молера.

– О, чёрт!

– Что? – рявкнул Паркер. – Только не говори мне, что он «двухсотый»![35]35
  «мёртвый» на военном сленге.


[Закрыть]

– Нет, но… тебе лучше взглянуть на это. Думаю, это – тот парень, о котором писали в газетах…

Доктор Паркер обернулся. Он закрыл глаз, над которым покоился монокуляр, и посмотрел вниз свободным глазом. Молер действительно умело обрезал ножницами брюки пациента, а заодно и трусы. И когда Паркер увидел то, что там лежало, он сразу понял, что имел в виду его интерн.

«Пациент» держал в трусах отрубленную человеческую кисть.

* * *

Думаю, я понял, что Джеймсон был тем самым, в тот момент, когда полицейский психиатр объяснил психологический профиль преступника. Но, когда Джеймсон привёл меня в свою квартиру в Беллтауне и показал мне эти фотографии, на них было что-то написано. Он представил меня своей жене, затем показал мне ряд фотографий в рамках над камином. На одной он был изображён ребёнком, отец обнимал его за плечи.

Но матери на них не было.

Отсутствие содействия в воспитательном прикосновении…

Меня зовут Мэтт Хоуг, я – криминальный репортёр, работающий в «Сиэтл Таймс». Другие газеты называют убийцу «Рукоблудом», и думаю, именно поэтому капитан Джей Джеймсон обратился ко мне. Пару недель назад он пришёл прямо ко мне в офис и сказал:

– Мне нужна твоя помощь.

Это был коп, один из шишек – капитан, назначенный заместителем шефа. Копы обычно ненавидят прессу, но вот этот высокий, внушительных объёмов парень, сверкающий своим жетоном перед моим лицом, просил меня о помощи.

– Это дерьмо с «Рукоблудом» – моё дело, – сказал он.

– И моё тоже, – возразил я.

– Вот почему я здесь.

Он, сел, вытащил сигарету, спросил не возражаю ли я, если он закурит, и закурил прежде, чем я успел ответить. Теперь оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда должен был догадаться. Этот парень был похож на извращенца. У него были морщины на лице, как у Джеймса Стрита из «Speed Freak».[36]36
  «Speed Freak» – монохромная векторная аркадная игра, созданная Vectorbeam в 1979 году. Наряду с «Night Driver» от Atari, это одна из самых ранних игр от первого лица и первая игра, известная использованием векторной графики.


[Закрыть] Один глаз казался чуть выше другого. И у него были эти странные грязные, светлые волосы с проседью и загар на загрубевшем, обветренном лице, как у старого моряка. Он не был похож на копа. Он был похож на убийцу.

– Я знаю, что это твоё дело, – сказал он. – Tы думаешь, я пришёл по приколу?

– Простите, капитан? – сказал я.

– Все газеты в этом чертовом штате печатают всю эту бульварную чушь об этом деле. Они выставляют меня самым некомпетентным копом в истории департамента. A это прозвище «Рукоблуд», котороe они толкают? Это звучит нелепо, и поэтому я выгляжу так же нелепо. – Джеймсон встал, закрыл дверь моего кабинета и вернулся на свое место. Струйки сигаретного дыма, казалось, следовали за ним, как призраки. – Да что твориться с этой чертовой прессой? – сказал он, а потом этот сукин сын стряхнул пепел на мой ковер. – Первое, что они сделали – это обвинили полицию в некомпетентности, а затем они принялись клепать лозунги фильмов ужасов на любое похожее преступление, о котором они узнают.

– Это способ повысить узнаваемость происходящего для массового читателя, потому что красивые слоганы помогают продавать газеты. Но я должен напомнить вам, капитан, – прежде чем вы стряхнете ещё раз пепел на пол, – что я журналист, который никогда не использовал это прозвище и никогда не критиковал полицию в ее попытках поймать убийцу.

– Да. Вот почему ты мне нравишься.

Кстати, так называемое «дело Рукоблуда» связано с недавней чередой убийств в центре города. Пока что три женщины: две известные уличные проститутки и одна бездомная. Все трое были найдены задушенными, их тела были тщательно спрятаны в коллекторах Джексон-стрит. И все трое были найдены с отрезанными кистями рук. Они были отрублены топором или мачете.

– И не беспокойся про свой ковёр, – продолжил он. – Что? Ваша большая газета не может позволить себе уборщицу?

– Капитан Джеймсон, для человека, который пришел сюда с просьбой о помощи, вам, возможно, придется усвоить несколько уроков вежливости.

– О, к ебеням это дерьмо. Не будь ты чертовым нытиком. Единственная хорошая статья по этому делу, которую я читал, была написана тобой. Поэтому я хочу заключить сделку.

– Что ещё за сделка?

– Было убито гораздо больше трех девушек. Всё равно эта информация рано или поздно просочится. Так что я хочу, чтобы ты опубликовал её первым. Поэтому я расскажу тебе все о деле, и о том, чего не слышала пресса. Ну так как, ты готов?

– Да, сэр, думаю, что да, – понял я. – Но в чем подвох?

– Ни в чём я доверяю тебе. Плюс ты пишешь для самой респектабельной газеты в городе. Все, о чем я тебя прошу, так это немного расслабиться. Я дам тебе материал, но, когда ты его напишешь, ты скажешь, что мое подразделение делает все возможное для поимки преступника. И когда мы поймаем этого пидораса… ты добавишь парочку хороших слов обо мне. Договорились?

– Не пойдет, – сказал я. – Bы подкупаете меня. У вас хватило наглости прийти сюда и сказать мне такое? Ради Бога, я же репортер!

– Я бы не назвал это подкупом, – Джеймсон широко улыбнулся и стряхнул пепел на пол. – Тот дешифратор, который у тебя есть? Звучит мелочно, но знаешь ли ты, что теперь это преступление первой степени FCC?[37]37
  Федеральная Комиссия по Связи.


[Закрыть] Федеральное преступление. Для начала – год тюрьмы и штраф в пять тысяч. A ещё давай поговорим о твоих доходах. Ты газетный журналист с внештатными подработками на стороне? Ты же не платишь подоходный налог, верно? И сколько статей ты написал под псевдонимом? Мистер «Мансплат», или «Незнакомец», или «Ракета»?

Сукин ты сын, – подумал я.

– Ну так что? Мы наконец можем поговорить? – спросил Джеймсон.

* * *

Сиэтл никогда не был городом, известным высоким уровнем преступности. Тридцать шесть убийств в прошлом году во всех районах города. Сравните это с Лос-Анджелесом, Нью-Йорком, Вашингтоном и, ещё по крайней мере, дюжиной других. Вместо этого мы известны космической программой, монорельсовыми дорогами и самым большим рыбным заводом в нашем земном полушарии. Счастливые времена и счастливые люди. Низкий уровень безработицы и отсутствие государственного подоходного налога. Плюс максимальное число грантов NEA[38]38
  Национальный фонд искусств.


[Закрыть] и колледжей на душу населения, чем в любом другом крупном мегаполисе страны.

Хорошее место для жизни.

Но была и обратная сторона, на которую никто не обращал внимание. Слишком тёплые зимы и широко открытая политика социального обеспечения, дающие ложные обещания обездоленным – в общем это магнит для бездомных. Они приходят сюда в поисках дороги из желтого кирпича, но все, что они получают, это еще один мост, под которым можно спать, еще один мусорный контейнер, из которого можно есть. Просто прогуляйтесь по Третьей и Джеймс, Йеслер-стрит, троллейбусному мосту на Джексон-стрит. Вы увидите, как они снуют туда-сюда в своем путешествии в никуда. Высушенные фигуры в лохмотьях, призраки, едва держащиеся в своих измученных телах. Их мертвые глаза торчат из восковых лиц, бескровные губы просят мелочи и обещают все, что угодно, за двадцать долларов. Здесь их так много, так много этих грязных, безымянных нелюдей, без прошлого, без будущего, без настоящего.

Идеальное место для психопата-убийцы.

– Пока жертв всего шестнадцать, – признался Джеймсон. – Но это еще не самая худшая часть…

– Одному Богу известно, скольких вы ещё не нашли, – сказал я.

– Ты уловил.

Джеймсон привел меня в свой офис в штаб-квартире городского округа. На стене висела большая доска с шестнадцатью листами бумаги. На каждом листе значилось имя жертвы, а в некоторых случаях – только буквы, без удостоверения личности, и дата обнаружения.

– Как вам удалось так долго держать это в тайне? – спросил я.

– В основном везение, – проворчал Джеймсон. – До недавнего времени мы находили одну здесь, другую там. Отдельные инциденты, все жертвы были никем: проститутки, бомжихи, в общем всякий уличный мусор. И у нас есть свои способы держать новости подальше от прессы.

– Значит, вы все это время знали, – сказал я, а не спросил.

– Да, уже больше трех лет, – oн стоял у окна и смотрел на улицу. – Каждый полицейский участок в округе по-прежнему посмешище после истории с тем ебланом из Грин-Ривер[39]39
  Гэри Леон Риджуэй (род. 1949), также известный как «Убийца из Грин-Ривер» – американский серийный убийца. Первоначально он был осужден за 48 отдельных убийств. В рамках его сделки о признании вины был добавлен еще один обвинительный приговор, в результате чего общее число обвинительных приговоров составило 49, что сделало его самым плодовитым серийным убийцей в истории США. Он убил множество девушек и женщин в штате Вашингтон в течении 1980-х и 1990-х годов.
  Большинство жертв Риджуэя, как утверждается, были работниками секс-индустрии и другими женщинами, находящимися в уязвимом положении, включая несовершеннолетних беглецов. Пресса дала ему прозвище после того, как первые пять жертв были найдены в Грин-Ривер до того, как его личность стала известна. Он душил своих жертв, обычно вручную, но иногда с помощью лигатур. Задушив их, он сбрасывал их тела в лесистые и заросшие места в округе Кинг, часто возвращаясь к телам, чтобы заняться с ними сексом.
  30 ноября 2001 года Риджуэй был арестован за убийство четырех женщин, чьи дела были связаны с ним через доказательства ДНК. В рамках сделки о признании вины, в которой он согласился раскрыть местонахождение все еще пропавших женщин, он был избавлен от смертной казни и получил пожизненное заключение без права досрочного освобождения.


[Закрыть]. Что мы могли сделать? Сообщить об ещё одном?

– Но, ведь это неправильно.

Он обернулся, на его лице застыла саркастическая улыбка, похожая на порез бритвой.

– Да что ты вообще понимаешь, грёбанный писака. Моя работа – защищать жителей этого города. Ни мне, ни им не поможет, если они узнают, что это дерьмо продолжается годами.

– А как же жертвы?

– Ну и что? Лично мне плевать на кучку шлюх и бездомных наркоманок. Я не работаю на них – я работаю для настоящих людей. Если вы не жалуетесь на увеличение числа краж со взломом, вы жалуетесь на детей, покупающих сигареты. Это же тоже наша вина, да? Полиция делает недостаточно.

Я чуть не рассмеялся над его дерзостью.

Джеймсон поморщился.

– Я просто обобщаю, так что не будь идиотом. Блядь, мне уже сорок девять, и я рву себе задницу с тех пор, как был девятнадцатилетним кадетом. Я почти дослужился до должности заместителя шефа, и что теперь? Пара мертвых бомжей попадает в газеты, и мое повышение вылетит в трубу?

– Значит, все дело в этом, – сказал я. – Bы просто боитесь, что это дело может помешать Вашему повышению по службе.

– Я не заслуживаю такого дерьма, вот и все.

Возможно, так оно и было, в каком-то смысле. Потом я выяснил, что Джеймсон имеет самый высокий показатель раскрываемости среди всех следователей Убойных Отделов в штате. У него было множество поощрений, грамот и имелась даже медаль «За отвагу». Но теперь, после стольких лет работы в Департаменте полиции, по всей видимости, его ожесточение лопнуло, как нарыв.

– Bы скрывали это три года, – заметил я. – Как газеты узнали об этих трех жертвах?

Он с отвращением выдохнул дым.

– Одна из строительных бригад, строящих новый стадион, нашла два трупа за один день, и одна из жен рабочих писала для «Post-Intelligencer». Так что нас поимели. Затем, пару дней спустя, какой-то яйцеголовый из Ботанического Отдела вашингтонского Университета нашёл третье тело, засунутое в канализационный люк. Эта гребаная система не функционировала уже семьдесят лет, но этот парень с другими хиппи полезли собирать туда образцы ёбаных водорослей и плесени. Вот тогда мы действительно погорели. Три тела с одинаковым увечьями, меньше чем за неделю? Следующее, что я помню, это то, что меня и остальную часть моей команды пресса поимела без вазелина.

– Ваше сострадание к жертвам душераздирающе, капитан, – сказал я.

– Позволь мне рассказать тебе кое-что об этих» жертвах», – парировал Джеймсон. – Они бомжи. Они уличные наркоманы. Они воруют, они грабят людей, они распространяют СПИД и другие болезни. Если бы не весь этот ходячий мусор, который это сладкое либеральное государство приветствует с распростертыми объятиями, у нас бы не было гребаной эпидемии наркомании. Дерьмо, правительство платит этим ебанатам за счёт наших налогов! Они продают свои чертовы талоны на еду за четверть доллара, чтобы купить «крэк». Город тратит пару сотен тысяч в год на то, чтобы каждый день давать этим животным новые иглы, а потом тратит миллионы на больничные расходы, когда они умирают от передозировки. Рано или поздно общество устанет от этого мусора… но, к сожалению, вероятно, не в моей гребаной жизни.

– Это вполне социальный тезис, капитан. Должен ли я начать свою следующую статью с этой цитаты?

– Конечно, – сказал он. – Но тебе придется сделать транскрибцию.

– Транскрибцию? – спросил я.

– В тюрьме тебе не дадут ни компьютера, ни пишущей машинки. Выбирая между нарушениями FCC и уклонением от уплаты налогов, они, вероятно, дадут тебе пять лет… Hо, не волнуйся. Я уверен, что они освободят тебя по УДО, скажем, через полтора года.

Ладно, может быть, я сглажу несколько острых углов по налогам, и я почти никогда не использую этот дешифратор… но я не знал, шутит он об этом или нет. А Джеймсон был не из тех, кто шутит.

– Теперь, когда мы все уладили – пошли. Мне нужно выпить.

* * *

Джеймсон, кстати, не шутил насчет того, что ему нужно выпить. За десять минут, пока я потягивал Кока-Колу, он опрокинул три бутылки пива – крепкий парень. Из всех мест он повел меня в дружелюбную таверну на Джеймс-стрит и Йеслер, которую большинство людей назвали бы «бомжацким баром». Он находился в том же квартале, что и самый печально известный в городе субсидируемый жилой комплекс, пара винных магазинов и два ломбарда. Прямо через дорогу находилось здание Окружного суда.

– Bы знаете, как выбирать шикарные места, – сказал я.

– А, нахуй все эти шикарные социалистические заведения с выступлениями «вживую», – ответил Джеймсон. – Я хочу пить, я не хочу слушать, как какая-то лысая лесбиянка читает стихи. Я не хочу слушать, как кучка чудаков с лаком для ногтей и черной помадой говорят об искусстве. Я скажу тебе, однажды Россия и красные китайцы вторгнутся к нам, и это, вероятно, будет первый город, который они возьмут. Когда они увидят, что у нас тут творится, они просто пошлют все к ебеням и взорвут нас. Всю эту гребанную татуированную толпу гомо-готов, женщин в боевых ботинках, парней с ирокезами цвета «Кул-Эйд», целующихся на публике, девушек, засовывающих руки друг другу в штаны, когда они идут по гребаной Пятой авеню. И все, блядь, носят черное, конечно, потому что это шикарно, это изысканно. Все со всем этим смешным металлическим дерьмом на лице, ебаными кольцами в носу и губах, заклепками на языках. Никому нет дела до глобального терроризма или торгового дефицита – все, что их волнует, это проколоть свои члены и купить новый альбом Мэрилэнда Мэнсона.

– По-моему, это Мэрилин Мэнсон, – сказал я, – и в вас слишком много ненависти, капитан.

– Я бы не назвал это ненавистью.

– О? Вы же называете бездомных, наркоманов и обездоленных, я процитирую: «ходячим мусором», и вы только что ругали альтернативный образ жизни с большей злобой, чем бюллетень «Правого Ополчения».[40]40
  Это неофициальная армия, группа вооруженных граждан, которые проводят военные действия без полномочий правительства. Они могут действовать в сотрудничестве с официальной армией или против нее, в зависимости от того, кто контролирует правительство.
  Правое крыло относится к людям, чья политическая позиция является крайне правой, обычно идентифицируется с консервативной политикой и людьми, которые хотят сохранить статус-кво. Они противоположны левым и либералам, способствующим радикальным социальным изменениям.
  В Латинской Америке в 1970-х и 1980-х годах были правые группы ополченцев, которые боролись против левых правительств в таких местах, как Никарагуа, Сальвадор и Чили. Это привело к гражданской войне.


[Закрыть] Если это не ненависть, то что тогда?

– Сосредоточенная враждебность.

– Аaa. Спасибо за разъяснение, – сказала я, пораженный этим парнем.

– Мир многого не требует, понимаешь? Работа и подчинение закону – это все, что нужно сделать, чтобы быть в порядке в нашем обществе, – oн отхлебнул еще пива и с отвращением огляделся. – Пидоры, лесбиянки и коммуняки? Думаю, я смогу с ними смириться – у большинства из них есть работа, и они стараются держаться подальше от процентной доли преступности на душу населения. Мне просто надоело их постоянно видеть, понимаешь? Ёбанные коммуняки.

– Разве этот термин не вымер в семидесятых? – размышлял я. – Как тогда, когда «Все члены семьи»[41]41
  Американский сериал-ситком, который первоначально транслировался на телеканале CBS в течение девяти сезонов, с января 1971 года по апрель 1979 года.


[Закрыть] ушли из эфира?

Джеймсон меня не слышал. Он сделал еще один глоток пива, и бросил еще один отвратительный взгляд на посетителей бара.

– Сброд! Вонючие, алкаши? Как же они меня достали. Ты когда-нибудь замечал, что в таких барах всегда полно народу в первую неделю месяца?

Я покосился на него.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Это потому, что в первый день месяца они получают чек на четыреста долларов. Потом они приходят сюда, сидят здесь, как куча отходов, и пьют, пока не кончатся деньги. А оставшееся время до начала следующего месяца они грабят людей за выпивку.

Мне пришлось возразить.

– Да ладно, капитан. Я читал криминальные сводки. Случаев нападения бездомных граждан практически не существует. Они пьют, потому что им больше ничего не остаётся. И ещё они пьют, потому что генетически зависимы от алкоголя. Они ничего не могут поделать.

– Отвали, – сказал он. – Я не удивлен, услышать что-то подобное, от журналиста-либерала. Иисусик нашелся. Сегодня – все больны. Если ты ленивый кусок дерьма, то у тебя непременно аффективное расстройство. Если ты жирный долбоёб – это наследственный дисбаланс желез. Если ваши дети – хитрожопые панки, трахающиеся в школе – это амотивационный синдром или расстройство дефицита внимания. Что им всем действительно нужно, так это хороший старомодный пинок под задницу. Тресни их по голове два-четыре раза, и они поймут, что в этом мире им придется тянуть свою лямку самим. A эти ёбаные бомжи и нарики? О, бу-бу-бу, бедненькие. Это не их вина, что они наркоманы и пьяницы – это их болезнь. Именно эта штука в их генах делает их бесполезными вонючими мудаками на двух ногах. Сложи все это либеральное дерьмо в коробку и отправь кому-нибудь, кому не все равно. Держу пари, ты даешь деньги ACLU[42]42
  Американский Союз Гражданских Свобод.


[Закрыть] и ACORN.[43]43
  Ассоциация общинных организаций за реформу сейчас.


[Закрыть] Будь их воля, мы бы все платили семьдесят процентов налогов, чтобы эти гребаные бродяги могли пить весь день, мочиться и гадить себе в штаны на улице, когда им вздумается.

Меня тошнило от этого лицемерия. Если кто-то в этом баре и был алкоголиком, так это Джеймсон.

– Знаете что, капитан? – сказал я. – Bы – самый отвратительный, бесчувственный засранец, которого я когда-либо встречал. Bы – невежественный фанатик и фашист полицейского государства. Вы, наверное, называете афроамериканцев «ниггерами».

– Нет, что ты, мы называем их «жирные губы» и «ленивые обезьяны». Ты же не видишь белых людей, скачущих по улице, потирающих свои ебаные промежности и слушающих рэп «убийцы копов» из этих бумбоксов, не так ли? А как там поётся:

 
«Я закинлся метом…
Я Тайром…
Мочкнём кооопа в натуууре…
Мочкнём кооопа в натуууре…»
 

– Я ухожу, – сказал я. – Это невероятно. Какого черта я вообще сижу здесь с вами? Какое это имеет отношение к вашему психопату-убийце?

– Прямое, – сказал он и заказал четвертое пиво. – Не имеет значения, каковы мои взгляды – ты журналист, ты должны сообщать правду. Даже если ты ненавидишь меня… ты должен сообщить правду, верно?

– Да, конечно.

– Ну, ни одна из газет этого не делает. Никто из них даже не обратился в мой офис, чтобы спросить что-нибудь о состоянии нашего расследования. Проще просто написать эти статьи из фильмов ужасов о трех бедных жертвах, которые были жестоко убиты этим убийцей, и о том, что большая плохая полиция ничего не делает, потому что им наплевать на уличных шлюх или бездомных. Они хотят, чтобы это выглядело как Джек, ёбаный, Потрошитель, чтобы они могли продавать больше газет, и было о чем поговорить на своих либеральных, бисексуальных коктейльных вечеринках.

Я допил Кока-Колу, взял куртку с соседнего стула.

– Я ухожу, капитан. Нет смысла оставаться и слушать эту чушь. Вы хотите, чтобы я написал статью о полицейском расследовании этого дела? Это смешно. Bы мне ничего не показали. На самом деле, единственное, что вы мне показали, это то, что капитан Отдела Убийств – пьяница и фанатик. И можете доложить обо мне в «налоговую» и FCC. Я рискну.

– Видишь? Ты такой же, как и все остальные – ты фальшивка.

– Почему вы так говорите?

– Потому, что ты даже не задал мне самого важного вопроса. Почему? Потому, что тебе все равно. Все, что тебя волнует – это посадить полицию жопой в грязь, как и всех остальных не пишущих болванов.

Мне было очень трудно не уйти прямо сейчас. Но, должен признаться, меня задело его высказывание.

– Хорошо. И какой же вопрос я не задал?

– Да ладно, ты же учился в колледже, не так ли? Ты умный парень, – Джеймсон одним глотком осушил половину следующего пива, потом закурил от последнего окурка. – Когда у тебя на руках вереница связанных между собой убийств, что ты должен сделать в первую очередь?

Я пожал плечами.

– Установить подозреваемых?

– Ну, да, но прежде чем ты сможешь это сделать, ты должен проверить общие знаменатели «модуса», т. е. «способа». Как только это сделано, ты должен провести работоспособный анализ мотива. Помни, мы говорим о серийном убийце, а не о каком-то, обдолбанном «метом», панке. Серийные убийцы расчетливы, осторожны. Какой-то парень наебашился «льда», выходит и насилует девушку – это просто. Я арестую этого ублюдка меньше чем через сорок восемь часов и отправлю его на тридцать лет. Но серийный убийца?

– Ладно, я не очень разбираюсь в таких вещах, – признался я. – В конце концов, это Сиэтл, а не Детройт.

– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Итак, мы устанавливаем способ, и с этим мы можем проанализировать мотив. Как только мы проанализируем мотив, мы определим… что?

– Ухххх…

– Психологический портрет убийцы.

– Ну, это была моя следующая догадка, – сказал я.

– Только до тех пор, пока мы не установим психологический профиль, сможем ли мы эффективно идентифицировать подозреваемых?

– Ладно, кажется я начинаю вас понимать.

Покачав головой, он раздавил следующую сигарету в пепельнице с надписью вдоль края: «Hey Mabel, Black Label!»[44]44
  «Black Label» – канадский бренд пива, распространяемый компанией «Carling» по всему миру. Когда продажи упали, «Carling» представила новую этикетку «Black Label» с красивой блондинкой по имени Мейбл, (актриса Джин Гудспид), со слоганом: «Эй, Мейбл, Black Label!».


[Закрыть]

– И? С точки зрения журналиста, самый важный вопрос в данном случае… какой?

Меньше всего на свете мне хотелось выглядеть глупо перед Джеймсоном. Я старался не сболтнуть ничего лишнего.

– Почему, э-э, почему убийца… отрезает им руки?

– Правильный вопрос! – он чуть не закричал и не ударил ладонью о стойку бара. – Наконец-то хоть один из вас, перепачканных чернилами либеральных пресс-болванов, допёр! Полиция не может ничего предпринять, пока не установит список подозреваемых, а мы не можем этого сделать, пока не получим профиль убийцы. Почему он убивает этих девушек и берет их руки?

– Ааам… – мои мысли метались. – Он отрубает им руки, тем самым, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, и их нельзя было опознать, а если их нельзя опознать, то тогда ваше расследование будет затруднено.

– Нет, нет, нет, – проворчал он. – У себя в кабинете я показал тебе список документов. Мы уже опознали больше половины жертв. У многих девушек все еще были удостоверения личности, когда мы их нашли. Тебе это о чём-нибудь говорит?

– Убийце не…

– Верно, не важно. Либо он думает, что спрятал тела так хорошо, что их никогда не найдут, либо ему все равно, опознали их или нет. И, отсюда следует самый логичный вывод, который может быть только?

– Он… забирает их руки по какой-то другой причине? – предположил я.

– Видишь? Я знал, что ты умнее этих придурков, – Джеймсон, похоже, был доволен, что я кое-что понял. – Именно это мы и сделали. Мы потратили больше человеко-часов на это расследование, чем этот чертов Ной потратил на Ковчег. Убийца собирает их руки. И когда мы найдем причину, из-за которой он это делает, мы сможем найти подозреваемых. Вот, возьми, – сказал он и потянулся к полу. Он вытащил портфель. Тот казался достаточно тяжелым, чтобы вместить пару шлакоблоков.

– Что это? – спросил я.

– Все материалы дела.

Я снова сел, надел очки и открыл его.

– Тут больше тысячи страниц!

– Больше, – сказал Джеймсон. – Пока тысяча шестьсот. Tы хочешь быть честным журналистом…

– Я уже честный журналист, – напомнил я ему.

– …тогда делай уроки. Прочти чертовы материалы дела, прочти все. И когда ты закончишь, если ты сможешь сказать честно, что я и мои люди лодыри, тогда я уйду со своего поста. Договорились?

Я пролистал толстую стопку бумаг. Похоже, работы было много. Я был очарован.

– Договорились, – сказал я.

– Я знал, что ты не уйдешь, – Джеймсон, уже наполовину пьяный, поднялся на ноги. – Скоро поговорим, приятель. И пиво за твой счет, да? – oн хлопнул меня по спине и ухмыльнулся. – Tы можешь списать их на налоги как расходы на исследования…

* * *

Джеймсона был поражен тем, что он больше всего осуждал: алкоголизмом. Это было ясно. Но, несмотря на его лицемерие, я должен был держать себя в руках. Я журналист, и если говорить честно, я должен быть объективным. Мне пришлось отделить пьяную ненависть и фанатизм Джеймсона от реально нужных вещей. Немногие газетные журналисты делают это, они, как правило, следуют самому легкому пути, и я делал когда-то тоже самое, чтобы угодить своим редакторам, и поднять своей писаниной увеличивающиеся продажи газет. «Убийца из Грин-Ривер» – лучший тому пример на Тихоокеанском Северо-Западе… всё это было обманом, всё это было чепухой. Все набросились на одного единственного подозреваемого… а потом оказалось, что это не тот парень. Я знал, что Джеймсон был безрассудным расистским мудаком. Но при этом он хорошо выполнял свою работу.

И похоже, дела у него продвигались не так уж и плохо.

Тот портфель, полный бумаг, который он мне дал? Он не преувеличивал. Он был забит следственными досье на каждую жертву, начиная с самой первой – трёх летней давности. Джеймсон и его команда не оставили ни одного камня на камне, ни одного непричесанного волоска, ни единое пятнышко не осталось нераскрытым. Также Джеймсон сообщал о трагедиях ближайшим родственникам погибших, тех, кого удалось опознать и у кого имелись живые родственники. Не официальным письмом, ни бездушным телефонным разговором. Он лично, как главный следователь по данному делу, побывал в таких местах как Юджин, Орегон, Лос-Анджелес, Спокан; и в одном случае Сан-Анджело, штата Техас. Все счета департамента за переезды были включены в дело; Джеймсон совершал эти поездки в свободное от работы время и за свой счёт.

Вот улики были другим делом. Джеймсон не упускал ни малейшей возможности изучать даже самые мельчайшие незначительные улики, обнаруженные на месте преступления. Даже полностью разложившиеся и мумифицированные тела жертв были проанализированы в рамках судмедэкспертизы. От вещей, о которых я никогда не слышал, таких как газовые хромографы, сканирование отпечатков пальцев с помощью йода и неогидрида, атомно-силовая микроскопия вплоть до простого обыска от двери до двери. Конечно, когда Джеймсон был на взводе, весь его ненавистный гной выливался наружу, но из того, что я мог видеть, когда он был трезв, он был самым современным и продвинутым следователем в Отделе Убийств. Парень делал всё, что в его силах, чтобы раскрыть это дело. Для меня в тот момент не имело значения, что он был засранцем. Я закрывал глаза даже на то, что он был язвительным расистом. Джеймсон делал абсолютно всё, что было в его силах. Он вкалывал как проклятый и не получал никаких похвал от своего начальства и прессы.

Затем мне пришлось взвесить свои профессиональные ценности. И я должен был быть честным и объективным перед самим собой. Мне совершенно не нравился этот человек, но дело было не в этом. Поэтому я рассказал всё так, как было, когда писал статью для «Таймс». Я сообщил читателям крупнейшей газеты Сиэтла, что капитан Джей Джеймсон и его сотрудники из отдела убийств делают всё возможное, чтобы поймать «Рукоблуда».

Авторы других газет и журналов зашлись дерьмом, когда увидели подробности моей статьи. Моя статья, по сути, заставила остальных выглядеть в не слишком красивом свете, неосведомленными и бессистемными. Она сделала их похожими на тех бульварных жёлто-газетчиков, которых так ненавидел Джеймсон. Но это не означало, что я позволил Джеймсону соскочить с крючка. Если он расслабиться или как-нибудь облажается, то я непременно напишу об этом. Я дал ему презумпцию невиновности потому, что он этого заслуживал. Остальное зависело от него.