Текст книги "В туннеле"

Автор книги: Эдвард Фредерик Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Э. Ф. Бенсон
В туннеле

– Это всего лишь условность, – бодрым голосом заявил Энтони Карлинг, – причем не слишком убедительная. Подумаешь, время! В действительности никакого Времени нет; оно просто не существует. Время – это не более чем мельчайшая точка в вечности, так же как пространство – мельчайшая частица бесконечности. Время представляет собой нечто вроде туннеля, по которому мы, как принято думать, двигаемся. В наших ушах стоит гул, в глазах – темнота, поэтому он кажется нам реальным. Но перед тем как зайти в туннель, мы целую вечность жили в бесконечном солнечном свете – и после выхода из него вновь окажемся в солнечном пространстве. Так стоит ли нам волноваться из-за неразберихи, шума и темноты, если через мгновение мы оставим их позади?

Энтони изредка прерывал свои рассуждения и энергично помешивал кочергой поленья в камине, из которого летели яркие искры и вспыхивали огоньки пламени.

Для убежденного сторонника столь неизмеримых понятий Энтони обладал хорошим чувством меры и вкуса, и я не знаю другого человека, который бы любил жизнь и все ее радости так, как он. В этот вечер он угостил нас изумительным ужином, подал к столу великолепный портвейн, и мы чудесно провели время, озаряемые светом его заразительного оптимизма. Вскоре наша небольшая компания разошлась по домам, и мы с ним остались одни у камина в его кабинете. С неба сыпалась снежная крупа, громко стуча по оконному стеклу и заглушая потрескивание огня в камине, и при мысли о пронизывающем ветре и заснеженной мостовой на Бромптон-сквер, по которой торопливо спешил к буксовавшим такси последний из гостей, я блаженно улыбался – ведь я остаюсь здесь, в тепле и уюте. А самое главное – рядом будет этот будоражащий разум, заставляющий думать собеседник, который о чем бы ни говорил – будь то абстрактные понятия, которые для него абсолютно реальны, или удивительные случаи, с которыми он сталкивался в условностях времени и пространства, – всегда вызывал интерес у слушателя.

– Я обожаю жизнь, – сказал он. – Считаю ее самой увлекательной игрушкой. Это восхитительная игра, а как тебе хорошо известно, для того, чтобы игра была интересной, нужно относиться к ней чрезвычайно серьезно. Ты должен понимать, что это игра, но вести себя так, будто она – единственная цель твоего существования. Мне бы хотелось играть еще долго-долго. Но при этом надо также жить в истинной плоскости, то есть в вечности и бесконечности. Если задуматься, человеческий разум не способен постичь именно границу, а не безграничность, временное, а не вечное.

– Звучит несколько парадоксально, – заметил я.

– Только потому, что ты привык думать об ограниченных вещах. Взгляни на все открытыми глазами. Попытайся представить границу Времени и Пространства, и ты поймешь, что не можешь этого сделать. Отсчитай миллион лет назад и умножь этот миллион на еще один миллион, и ты увидишь, что не можешь представить себе начало. Что было до этого начала? Еще одно начало и еще одно? А до этого? Взгляни на проблему с такой стороны, и ты поймешь, что единственным решением, которое ты способен постичь, является существование Вечности, то есть некоего понятия, которое никогда не начиналось и никогда не кончится. То же самое относится и к пространству. Перенесись мысленно на самую далекую звезду и подумай, что находится за ней. Пустота? Пойди дальше, протолкнись сквозь эту пустоту, и ты не сможешь представить себе ее границы и конца. Она никогда не кончится: вот что ты должен понять. Таких понятий, как «до» или «после», «начало» или «конец», не существует – и это замечательно! Я бы терзался до самой смерти, если бы не знал, что смогу преклонить голову на огромную мягкую подушку Вечности. Некоторые люди утверждают – по-моему, я слышал это и от тебя – что вечность ужасно утомительна; в какой-то момент захочется остановиться. Но ты так считаешь, потому что думаешь о Вечности как о категории времени и в твоей голове крутится мысль: «А потом, а потом?» Неужели ты не понимаешь, что в Вечности нет никакого «потом» и никакого «до» тоже? Все сливается в одно целое. Вечность – это не количество – это качество.

Время от времени, когда Энтони говорит подобным образом, мне удается ухватить мысль, которая кажется ему совершенно очевидной и абсолютно реальной, а иногда (поскольку мой мозг не всегда готов к восприятию абстрактных понятий) у меня возникает ощущение, будто он толкает меня к краю обрыва, и в таких случаях мой разум жадно цепляется за что-нибудь осязаемое или постижимое. Сейчас был как раз такой случай, и я поспешно прервал его рассуждения.

– Но «до» и «после» существуют, – не согласился я. – Несколько часов назад ты угощал нас изумительным ужином, а после него – да, после – мы играли в бридж. Сейчас ты пытаешься объяснить мне некоторые вещи, а потом я отправлюсь спать…

– Ты поступишь так, как тебе нравится, – рассмеялся он, – и не будешь рабом Времени ни сегодня ночью, ни завтра утром. Мы даже не станем упоминать время завтрака, но когда бы ты ни проснулся, этот час окажется в вечности. А поскольку еще не наступила полночь, мы сбросим оковы Времени и будем говорить бесконечно. Я остановлю часы, если это поможет тебе избавиться от заблуждений, и расскажу тебе историю, которая, на мой взгляд, доказывает, насколько нереальна так называемая реальность; или, по крайней мере, насколько мы ошибаемся в своих чувствах, когда пытаемся определить, что является реальным, а что нет.

– Какая-нибудь оккультная история, связанная с привидениями? – поинтересовался я, навострив уши, потому что Энтони обладает необычным даром ясновидения – он иногда видит вещи, невидимые обычным глазом.

– Да, ее можно назвать оккультной, – ответил он, – хотя сюда примешивается изрядная доля мрачной реальности.

– Великолепная смесь, – кивнул я. – Рассказывай!

Он подбросил полено в огонь.

– Это долгая история, – начал он. – Останови меня, как только почувствуешь, что с тебя хватит. Но я хочу, чтобы ты обратил особое внимание на один момент. Ты так цепляешься за свои «до» и «после», а ты когда-нибудь задумывался над тем, как трудно бывает точно определить, когда произошло то или иное событие? Скажем, человек совершает преступное насилие. Разве нельзя сказать, с изрядной долей уверенности, что в действительности он совершил это преступление в тот момент, когда задумал его, когда планировал его, смакуя детали? Думаю, мы можем разумно утверждать, что фактическое совершение является лишь материальным результатом его решения: он становится виновным, когда принимает такое решение. Таким образом, когда же произошло преступление с точки зрения «до» и «после»?

Есть в моей истории еще один момент, над которым тебе стоит задуматься. Мне кажется очевидным, что душа человека после смерти его телесной оболочки должна вновь совершить это преступление с намерением раскаяться и в конечном итоге искупить свой грех. Те, кто обладает даром ясновидения, видели такие повторные преступления. Возможно, при жизни он совершил свой поступок в приступе безрассудства; но, когда его дух повторяет преступление с открытыми глазами, он способен осознать его чудовищность. Итак, должны ли мы воспринимать первоначальное решение человека и материальное совершение преступления только как прелюдию к фактическому преступлению, которое он совершает с открытыми глазами и потом раскаивается в содеянном? Я выражаюсь абстрактно, поэтому мои рассуждения кажутся тебе весьма расплывчатыми, но думаю, ты поймешь, что я имею в виду, если выслушаешь мою историю. Тебе удобно? Все, что нужно, под рукой? Тогда начнем.

Он откинулся на спинку стула, сосредоточился и заговорил:

– История, которую я собираюсь тебе рассказать, началась месяц назад, после твоего отъезда в Швейцарию. Своего завершения она достигла, как мне представляется, прошлой ночью. Во всяком случае, не думаю, что у нее будет продолжение. Итак, месяц назад поздней дождливой ночью я возвращался домой после ужина в ресторане. Я не мог поймать такси, поэтому поспешил под проливным дождем к ближайшей станции метро – «Площадь Пиккадилли». Мне повезло, я успел на последний поезд, идущий в моем направлении, и вошел в вагон, который оказался пуст, за исключением одного пассажира, который сидел около двери прямо напротив меня. Насколько мне известно, я никогда его раньше не видел, но почему-то живо им заинтересовался, словно он меня чем-то встревожил. Лицо этого изящно одетого человека среднего возраста отражало напряженную работу мысли, как будто он обдумывал какое-то серьезное дело, его рука, лежавшая на колене, непроизвольно сжималась и разжималась. Внезапно он поднял глаза и пристально уставился на меня. Я увидел в них подозрение и страх, словно застал его за каким-то тайным занятием.

В эту минуту поезд остановился на «Довер-стрит», кондуктор открыл двери, объявил станцию и добавил: «Пересадка на Гайд-парк-корнер и Глостер-роуд». Меня это устраивало, так как означало, что поезд остановится на «Бромптон-роуд», то есть на моей станции. Судя по всему, моего попутчика это тоже устраивало, потому что он не стал выходить из вагона, и после остановки, во время которой никто не вошел, мы поехали дальше. Я твердо уверен, что видел его после того, как закрылись двери, и поезд тронулся. Но когда я снова посмотрел в его сторону, там никого не было. Я ехал в вагоне в полном одиночестве.

Ты, наверное, думаешь, что это был всего лишь мгновенный сон, краткой вспышкой промелькнувший перед моими глазами, один из тех, в которые человек погружается на какую-то долю секунды, но я сам в это не верю – нет, это было видение, предчувствие. Некий человек, чью оболочку, астральное тело, или назови это как хочешь, я видел, будет когда-нибудь сидеть на том же самом месте напротив меня, размышляя и планируя.

– Но почему? – не понял я. – Почему ты решил, что видел астральное тело живого человека? А не призрак мертвого?

– Из-за моих собственных ощущений. Видение духа умершего человека, а мне пару раз в моей жизни доводилось их видеть, всегда сопровождается страхом и желанием спрятаться, ощущением холода и одиночества. Нет, я чувствовал, что видел призрак живого человека, и получил этому подтверждение – можно сказать, доказательство – на следующий день. Я встретил его самого. А потом, как ты сейчас узнаешь, снова встретил его призрак. Расскажу по порядку.

На следующий день я обедал у своей соседки миссис Стэнли: она устраивала небольшой прием, и после моего прихода оставалось дождаться последнего гостя. Он вошел в тот момент, когда я разговаривал с каким-то знакомым, и вскоре у меня за спиной раздался голос миссис Стэнли:

«Позвольте представить вам сэра Генри Пэйла».

Я обернулся и увидел своего вчерашнего попутчика. Это точно был он, и, когда мы пожимали друг другу руки, он озадаченно смотрел на меня, словно пытаясь вспомнить.

«Мы раньше не встречались, мистер Карлинг? – спросил он. – Я, кажется, припоминаю…»

На мгновение я забыл о его загадочном исчезновении из вагона и решил, что он и есть тот самый человек, которого я видел прошлой ночью.

«Разумеется, и совсем недавно, – ответил я. – Вчера ночью мы сидели друг против друга в последнем поезде метро, идущем от площади Пиккадилли».

Глядя на меня все с тем же недоумением, он нахмурился и покачал головой.

«Вряд ли. Я лишь сегодня утром вернулся из деревни».

Вот тогда я всерьез заинтересовался, потому что астральное тело, как утверждают, находится в подсознательной части мозга или души и способно помнить все, что с ним происходило, однако до сознания доходят лишь смутные, обрывочные воспоминания. Во время обеда я часто ловил на себе его по-прежнему удивленные, озадаченные взгляды, и, когда я собрался уходить, он подошел ко мне.

«Когда-нибудь я вспомню, где мы встречались, – заявил он. – Надеюсь, мы встретимся снова. Может, мы виделись… – начал он и замолчал. – Нет, не помню».

Полено, которое Энтони подбросил в огонь, теперь ярко разгорелось, и рвущиеся наверх языки пламени освещали его лицо.

– Не знаю, веришь ли ты в то, что совпадение является делом случая, – продолжал он, – но если да, то тебе следует изменить свою точку зрения. Или, если сразу не сможешь, считай совпадением тот факт, что в тот же самый вечер я снова сел на последний поезд метро, идущий на запад. На этот раз я не был в одиночестве – на платформе станции «Довер-стрит» собралась большая толпа, и, когда из туннеля донесся гул приближавшегося поезда, я заметил сэра Генри Пэйла, стоявшего в стороне от толпы в самом конце платформы, куда вскоре должен был прибыть поезд. Я подумал: «Как странно, что прошлой ночью в это же время я встретил призрака, а сейчас вижу самого человека во плоти», – и направился к нему, намереваясь сказать: «И все-таки сегодня мы встретились в метро…»

И в этот момент произошло нечто ужасное и страшное. Как только поезд показался из туннеля, он прыгнул вниз, и поезд, подмяв его под себя, остановился на платформе.

На мгновение я оцепенел от ужаса. Помню, я закрыл глаза, чтобы не видеть кошмарного зрелища. Но потом до меня дошло, что, хотя это произошло на глазах всех ожидающих на платформе, кроме меня, никто ничего не видел. Выглядывающий из окна машинист не нажал на тормоза, поезд не дернулся, не раздалось ни возгласа, ни крика, и пассажиры спокойно входили в поезд, как будто ничего не случилось. Наверное, я зашатался, меня замутило от увиденного, и какая-то добрая душа обхватила меня за плечи и помогла войти в вагон. Он представился врачом и спросил, в порядке ли я. Я рассказал ему, что мне привиделось, и он заверил меня, что ничего подобного не произошло.

Тогда мне стало ясно, что я оказался свидетелем второго акта этой психической драмы, и все следующее утро обдумывал, как мне следует поступить. Я уже просмотрел утренние газеты и не обнаружил в них никакого упоминания о вчерашнем инциденте, как, впрочем, и ожидал. На самом деле ничего не случилось, но я знал, что должно случиться. С моих глаз спала зыбкая пелена Времени, и я заглянул в будущее. С точки зрения Времени это, безусловно, было будущее, но для меня это событие относилось в равной степени и к прошлому, и к будущему. Оно уже существовало и ожидало лишь своего материального воплощения. Чем больше я об этом думал, тем отчетливее сознавал, что ничего не могу сделать.

– Ты ничего не сделал? – воскликнул я, прерывая его повествование. – Ты должен был принять меры, чтобы предотвратить трагедию.

Он покачал головой.

– Какие именно меры? Пойти к сэру Генри и сказать, что снова встретил его в метро и видел, как он совершил самоубийство? Взгляни на это с другой стороны. Либо то, что я видел, является иллюзией, плодом моего воображения и, следовательно, не имеет никакого значения, либо это реальное событие и по существу уже произошло в действительности… Или же попробуй увидеть нечто среднее между этими утверждениями, хотя это кажется не слишком логичным. Допустим, мысль о самоубийстве по неизвестной мне причине еще не пришла ему в голову. В таком случае, не опасно ли подавать ему подобную идею? Что, если после моего рассказа об увиденном он начнет об этом задумываться? Если же такая мысль его уже посетила, он лишь укрепится в своем решении. Как говорит Браунинг: «Играть с душами людей – рискованное занятие».

– Но никак не вмешаться, не сделать никакой попытки, – настаивал я. – По-моему, это бесчеловечно.

– Как вмешаться? – спросил он. – Какую попытку предпринять?

Чувство человеколюбия громко возмущалось во мне при мысли о бездействии, о том, что мой друг не попытался предотвратить трагедию, но оно, казалось, разбивается о нечто суровое и неумолимое. Сколько я ни ломал себе голову, я не мог не признать, что в его рассуждениях есть здравый смысл. Мне нечего было ответить, и он продолжил свой рассказ.

– Ты должен помнить, что я верил тогда и верю сейчас в реальность произошедшего. Причина (какой бы она ни была), побудившая его к таким действиям, уже появилась, и ее следствие – в материальной сфере – было неизбежным. Вот что я имел в виду, когда в самом начале моей истории попросил тебя задуматься о том, как трудно бывает определить время некоего события. Ты считаешь, что это конкретное событие – самоубийство сэра Генри – еще не произошло, потому что он еще не бросился под поезд. На мой взгляд, это материалистический аспект. Я же считаю, что оно уже имело место, правда, пока без вещественного подтверждения. Мне кажется, что сэр Генри, освободившийся от материальной темноты, теперь сам об этом знает.

Не успел он договорить, как в теплую светлую комнату ворвался поток ледяного воздуха и взъерошил мне волосы. Огонь в камине начал гаснуть, пламя заметалось. Я оглянулся, чтобы посмотреть, не открылась ли дверь позади меня, но там ничего не шелохнулось, а закрытое окно было плотно задернуто шторами. Когда холодный воздух достиг Энтони, он резко выпрямился и осмотрел комнату.

– Ты почувствовал? – спросил он.

– Да, внезапный сквозняк, – ответил я. – Ледяной.

– Еще что-нибудь? – допытывался он. – Какие-то другие ощущения?

Я задумался, прежде чем ответить, потому что в тот миг вспомнил о различии в воздействиях на наблюдателя фантома живого человека и призрака мертвого – все то, что мне говорил Энтони. Я испытывал ощущения, характерные для последнего, – страх, желание спрятаться, чувство одиночества. Однако я ничего не видел.

– Мне страшно, – ответил я.

С этими словами я придвинулся поближе к огню и внимательно и, признаюсь, с опаской осмотрел ярко освещенную комнату. В это же самое время я заметил, что Энтони всматривается в каминную доску – там прямо за канделябром стояли часы, которые он предлагал остановить в самом начале нашей беседы. Стрелки показывали тридцать пять минут первого.

– Но ты ничего не видел? – спросил он.

– Абсолютно ничего, – ответил я. – Что я должен был увидеть? Ничего же не было. Или ты…

– Не думаю, – произнес он.

Его ответ почему-то испугал меня. Меня так и не покидало то странное чувство, которое возникло вместе с потоком холодного воздуха. Более того, оно стало острее.

– Но ты же должен знать, видел ты что-нибудь или нет? – настаивал я.

– Трудно сказать с уверенностью, – откликнулся он. – Я говорю, что, по-моему, ничего не видел. Но я также не уверен, завершилась ли история, которую я тебе рассказываю, прошлой ночью. Думается мне, она может иметь продолжение. Если хочешь, я прерву свой рассказ до завтрашнего утра, а сейчас ты пойдешь спать.

Его спокойствие и невозмутимость приободрили меня.

– С какой стати мне идти спать? – спросил я. Он вновь осмотрел освещенные стены.

– Мне кажется, в комнату только что вошло нечто, и оно может проявить себя. Если подобное развитие событий тебе не по душе, лучше уйти сейчас. Бояться, разумеется нечего; что бы это ни было, оно не причинит нам вреда. Но приближается час, в который две ночи подряд я видел то, о чем тебе рассказывал, а призрак обычно появляется в одно и то же время. Не знаю, почему, но мне кажется, что оставшийся на земле дух продолжает соблюдать определенные условности, к примеру, условности времени. Думаю, лично я вскоре что-то увижу, но ты – скорее всего, нет. В отличие от меня ты не страдаешь от… галлюцинаций.

Я был напуган и понимал это, но в то же время мне было страшно интересно, и после его слов во мне зашевелилась некая извращенная гордость. Почему, спрашивал я себя, мне нельзя увидеть привидение или что там появится?..

– Я совсем не хочу спать, – заявил я. – Я хочу дослушать историю до конца.

– Ладно. Итак, на чем я остановился? Ах, да: ты спрашивал, почему я ничего не сделал после того, как увидел бросившегося под поезд человека, а я ответил, что ничего нельзя было сделать. Если ты хорошенько подумаешь, уверен, ты со мной согласишься… Прошло два дня, и утром третьего я прочитал в газете, что мое видение обрело материальное воплощение. Сэр Генри Пэйл, стоявший на платформе станции «Довер-стрит» в ожидании последнего поезда в сторону Южного Кенсингтона, бросился прямо под выехавший из туннеля состав. Поезд экстренно остановился, но он все равно попал под колесо, которое раздавило ему грудную клетку. Он умер мгновенно.

В ходе расследования всплыла одна из тех темных историй, которые грязной тенью ложатся на жизнь семьи, казавшейся идеальной. Как выяснилось, он был в плохих отношениях с женой, жил отдельно и незадолго до своей гибели безумно влюбился в другую женщину. За ночь до самоубийства он в весьма поздний час явился в дом жены и стал умолять ее о разводе. Между ними разгорелась страшная ссора, и он пригрозил, что в случае отказа превратит ее жизнь в ад. Она тем не менее отказалась, и в приступе ярости он попытался ее задушить. Между ними завязалась драка, на шум прибежал ее слуга, которому удалось остановить его. Леди Пэйл заявила, что подаст на него в суд за попытку убийства. На него слишком много всего навалилось, и на следующую ночь, как я уже тебе говорил, он покончил с собой.

Он снова взглянул на часы, и я увидел, что стрелки теперь показывают без десяти час. Огонь в камине начал гаснуть, и в комнате становилось все холоднее и холоднее.

– Это еще не все, – сказал Энтони, снова осмотревшись вокруг. – Ты уверен, что не хочешь подождать до завтра?

И вновь во мне одержала верх смесь стыда, гордости и любопытства.

– Нет, рассказывай все сейчас.

Перед тем как продолжить рассказ, он вдруг, прищурив глаза, уставился на какую-то точку за моим стулом. Я проследил за его взглядом и понял, что он имел в виду, когда говорил, что не всегда можно сказать с уверенностью, видишь ты что-то или нет. Вроде бы между мной и стеной смутно вырисовывалась тень… Она расплывалась перед глазами; я никак не мог понять, где она находится – ближе к стене или рядом с моим стулом. Но когда я попытался рассмотреть ее получше, она растаяла.

– Ты ничего не видел? – спросил Энтони.

– Нет, не думаю, – ответил я. – А ты?

– Кажется, да, – его взгляд перемещался следом за чем-то, остававшимся невидимым для моих глаз. Наконец его взгляд остановился на какой-то точке между ним и камином. Пристально глядя туда, он заговорил снова.

– Все это произошло несколько недель назад, в то время, когда ты находился в Швейцарии, и с тех пор до прошлой ночи я больше ничего не видел. Но я ждал продолжения. Я чувствовал, что для меня еще не все кончилось, и решил немного подтолкнуть события в надежде получить весточку… с того света. Вчера около часа ночи я отправился в метро на станцию «Довер-стрит» – и нападение, и самоубийство произошли именно в это время. На платформе никого не было, но через несколько минут, когда послышался гул приближавшегося поезда, метрах в двадцати от меня я заметил фигуру мужчины, смотревшего в туннель. Он не спускался вместе со мной по лестнице, и еще мгновение назад его здесь не было. Он двинулся в мою сторону, и тогда я увидел, кто это. Вместе с его приближением я почувствовал дуновение ледяного ветра. Нет, это был не сквозняк, которым тянет из туннеля перед появлением поезда, потому что ветер дул с другой стороны. Он подошел почти вплотную ко мне, и в его глазах мелькнуло узнавание. Он поднял голову, и его губы зашевелились, но, вероятно, из-за нарастающего грохота в туннеле я ничего не услышал. Он протянул руку, словно умоляя меня о чем-то, и я трусливо, за что никак не могу себя простить, отпрянул от него – по тем ощущениям, которые тебе описывал, я знал, что передо мной стоит призрак мертвого. Все мое существо содрогнулось от страха, заглушившего на мгновение жалость и желание помочь. Ему, безусловно, была нужна моя помощь, а я от него отшатнулся. В этот момент из туннеля появился поезд, и он, в отчаянии махнув рукой, бросился вниз.

С этими словами Энтони резко встал с кресла, по-прежнему пристально глядя прямо перед собой. Его зрачки расширились, губы шевелились.

– Оно приближается, – прошептал он. – Мне дается шанс искупить свою трусость. Бояться нечего: мне и самому следует об этом помнить…

Внезапно из-за камина послышался страшный треск, и холодный ветер вновь закружил над моей головой. Я сжался в кресле, вытянув вперед руки, словно отгораживаясь от чего-то, – я знал, что он здесь, хотя и не видел его. Каждая моя клеточка говорила мне, что помимо меня и Энтони в комнате кто-то есть, и весь ужас заключался в том, что я не мог это увидеть. Любой призрак, каким бы ужасным он ни был, напугал бы меня меньше, чем четкое ощущение того, что рядом со мной находится невидимка. Хотя вид мертвого лица и проломленной груди, вероятно, не менее ужасен… Но, содрогаясь от холодного ветра, я видел лишь все те же знакомые стены и Энтони, который в застывшей позе стоял передо мной, призывая на помощь всю свою смелость. Взгляд был устремлен на нечто, находившееся совсем близко от него, на губах играло некое подобие улыбки. Потом он снова заговорил.

– Да, я тебя знаю, – произнес он. – И тебе что-то нужно от меня. Так говори, что ты хочешь.

В комнате стояла полная тишина, но, видимо, только для меня – он явно что-то слышал, потому что пару раз кивнул и один раз сказал:

– Да, понятно. Я это сделаю.

От осознания того, что в комнате кто-то есть, да еще при этом здесь ведется разговор, а я не вижу и не слышу одного из собеседников, меня обуял ужас перед неизвестностью и смертью, и к этому ужасу примешивалось чувство беспомощности и невозможности пошевелиться, как это часто бывает в кошмарных снах. Я не мог двинуться с места, я не мог произнести ни слова. Я мог лишь напрягать слух в надежде услышать неслышимое и зрение в надежде увидеть невидимое, а тем временем меня обдувало ветром, исходящим из самого царства теней. Самое ужасное заключалось не в том, что здесь присутствовала смерть; меня пугал тот факт, что из ее безмолвия и спокойствия вырвалась некая мятущаяся душа, не способная упокоиться в мире, и взбудоражила бесчисленные поколения ушедших, заставив их бросить свои занятия и вернуться в материальный мир для того, чтобы изгнать ее оттуда. Никогда еще пропасть между живыми и мертвыми не казалась такой огромной и сверхъестественной. Я допускаю, что мертвые могут общаться с живыми, и меня напугало не это, потому что, как известно, мертвые идут на такое общение лишь по доброй воле живых. Но здесь присутствовало нечто холодное и преступное, изгнанное из царства покоя.

И вдруг начался настоящий кошмар. Обстановка в комнате каким-то образом изменилась. Энтони замолчал, он больше не смотрел прямо перед собой, его взгляд переместился в мою сторону, потом вернулся назад. Тогда я понял, что невидимый призрак переключил свое внимание с него на меня. И постепенно, по частям, его облик начал проявляться перед моими глазами…

На фоне камина и стены над ним возникло очертание тени. Затем оно приобрело форму: я увидел контуры мужчины. Потом начали вырисовываться детали, и словно в дымке передо мной появилось некое подобие лица, застывшего в трагической маске; на нем лежала печать такого горя, которое невозможно увидеть на живом человеческом лице. Через мгновение образовались контуры плеч, под которыми разлилось багрово-красное пятно, и внезапно я отчетливо увидел весь призрак целиком. Вот он стоит передо мной с проломленной, залитой кровью грудью, из которой, словно обломки корабля, торчат сломанные ребра. Скорбные, ужасные глаза пристально смотрят на меня, и тогда я понял, что ледяной ветер дует прямо из них…

Потом словно кто-то щелкнул выключателем, и видение исчезло, ветер стих, и я оказался в теплой, ярко освещенной комнате, а напротив меня стоял Энтони. Я больше не чувствовал невидимого присутствия; мы остались одни, и наш неоконченный разговор повис в теплом воздухе. Я пришел в себя, как после наркоза. Поначалу все казалось расплывчатым и нереальным, постепенно приобретая привычный вид.

– Ты с кем-то разговаривал, – нарушил молчание я. – Кто это был? Что это было?

Он провел тыльной стороной ладони по лбу, который блестел от пота.

– Душа в аду, – ответил он.

Физические ощущения быстро забываются после того, как они проходят. Если вам было холодно, а теперь вы согрелись, то трудно вспомнить, как вы дрожали от холода; если вам было жарко, а потом стало прохладно, то трудно осознать, насколько вас угнетала жара. Точно так же, после исчезновения призрака, я забыл, какой ужас он вселял в меня всего несколько мгновений назад.

– Душа в аду? – переспросил я. – О чем ты говоришь?

Он обошел комнату, потом остановился около меня и сел на подлокотник моего кресла.

– Не знаю, что видел ты, – сказал он, – что чувствовал, но что касается меня, то события прошедших нескольких минут казались самыми реальными в моей жизни. Я говорил с душой, пребывающей в аду раскаяния, а это единственно возможный ад. После произошедшего прошлой ночью он знал, что может через меня наладить связь с миром, который покинул. Он искал меня и нашел. На меня возложена миссия, я должен связаться с женщиной, которую никогда не видел, и передать ей слова раскаяния… Думаю, ты догадываешься, о ком идет речь…

Он резко поднялся.

– Давай-ка проверим. Он назвал мне улицу и номер дома. Ага, вот и телефонная книга! Будет ли это простым совпадением, если окажется, что в доме номер 20 по Чейзмор-стрит, в Южном Кенсингтоне, живет некая леди Пэйл?

Он пролистал страницы толстого справочника.

– Да, так и есть, – кивнул он.