Текст книги "Дочь короля эльфов"

Автор книги: Эдвард Дансени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава VII
ВИЗИТ ТРОЛЛЯ

Достигнув сумеречной границы Страны Эльфов, тролль проворно растворился в ней, но с нашей стороны он появился с большой оглядкой, потому что слышал о собаках. Бесшумно выскользнув из плотной массы сумерек, он так осторожно ступил в нашу траву, что даже самый внимательный глаз не смог бы его заметить, если только не ожидал появления. На несколько мгновений он замешкался, чтобы поглядеть сначала налево, потом направо, но, не увидев никаких врагов, уже без опаски выбрался из сумеречного барьера. Никогда прежде ему не случалось бывать в полях, которые мы знаем, однако тролль отлично знал, что ему следует остерегаться собак. Среди всех, кто уступает человеку в росте, страх перед этими человеческими друзьями столь глубок, что сумел распространиться далеко за наши границы и проникнуть даже в Страну Эльфов.

А в полях стоял май, и перед троллем раскинулся заросший лютиками луг – целый мир, в котором желтые цветы смешались с красновато-зелеными побегами молодой травы. Когда он увидел столько сияющих чашечек, то поразился богатству и красоте Земли. Он с радостью в сердце вприпрыжку помчался через поля и пастбища, пачкая голени желтой пыльцой.

Не успел тролль удалиться от границ Страны Эльфов, как повстречал зайца, лежавшего в уютном гнезде из травы, где и намеревался оставаться до тех пор, пока у него не появятся неотложные дела. Увидев перед собой тролля, заяц не пошевелился, даже в глазах не появилось никакого выражения. Единственное, что он делал, это лежал и думал.

Тролль же, увидев зайца, подскочил поближе и, улегшись перед ним на траву, спросил у него дорогу к ближайшему жилищу человека. Но заяц продолжал сосредоточенно молчать.

– Послушай, о обитатель этих полей, – снова обратился к нему тролль, – скажи, где здесь живут люди?

Заяц нехотя приподнялся и подковылял к троллю. При этом он выглядел ужасно смешно и неуклюже: заяц, идущий пешком, не обладает и сотой долей той грации, которая присутствует в его беге и прыжках. Ткнувшись носом почти в самое лицо троллю, заяц зашевелил своими дурацкими усами.

– Покажи мне дорогу, – повторил тролль.

Уяснив, что запах этого странного существа ничем не напоминает собачий, заяц успокоился, снова улегся в траву и принялся думать, предоставив троллю болтать, что ему вздумается. Он ничего не имел против общества этого сданного существа, но – увы! – не понимал языка Страны Эльфов.

В конце концов троллю надоело спрашивать и не получать ответов, он резко подпрыгнул высоко вверх, громко выкрикнув:

– Собаки!

Довольный, он покинул зайца и весело поскакал через заросшие лютиками поля, не придерживаясь никакого определенного направления и следя лишь за тем, чтобы удаляться от границы Страны Эльфов.

А заяц хотя и не понимал ни слова по-эльфийски, но все же почувствовал в голосе незнакомца что-то тревожное. В его мысли вторглось недоброе предчувствие, и он очень скоро покинул свое убежище в траве и запрыгал через поля, бросив всего один презрительный взгляд вслед троллю. Однако через пару минут заяц остановился, присел, навострил уши и снова глубоко задумался, глядя на головки лютиков. Но прежне чем он закончил размышлять над тем, что же сказало ему незнакомое существо, тролль уже пропал из вида. Да и уже давно позабыл о своей шутке.

Через некоторое время впереди показались из-за живой изгороди стены фермы, смотревшие на него из-под красной черепицы двумя маленькими окошками.

– Жилище человека, – сказал себе тролль, но какой-то эльфийский инстинкт подсказал ему, что не сюда отправилась принцесса Лиразель.

На всякий случай он подобрался поближе, чтобы получше рассмотреть пристроенный к ферме птичник, но как раз в этот момент его заметила собака. Она никогда прежде не видела троллей, поэтому, приберегая дыхание для последующей погони, она испустила один протяжный, исполненный песьего негодования крик и ринулась на него.

Тролль, словно позаимствовав стремительность ласточек, бросился прочь, то взмывая над желтыми чашечками лютиков, то снова опускаясь к земле. Скорость, которую он развил, оказалась собаке внове, но она все же не отказалась от преследования и помчалась за ним по широкой дуге, стелясь над травой и разинув безмолвную пасть в слабой надежде перехватить жертву, если ей вздумается свернуть. Вскоре пес оказался прямо позади тролля, но тот словно играл со скоростью, на бегу вдыхая напоенный ароматами цветов воздух, лениво струящийся над самыми чашечками лютиков. Похоже, он даже не думал о преследователе, но и не прерывал своего летящего бега, вызванного появлением собаки, от всего сердца наслаждаясь скоростью.

Так и продолжалась эта странная погоня: троллем двигала радость, а псом – чувство долга. И вдруг – просто для разнообразия – тролль сдвинул ноги, напряг колени и, приземлившись на них, упал на руки, перекувырнулся, резко распрямил локти и снова взлетел высоко в воздух, продолжая переворачиваться через голову. Нечто подобное он проделал несколько раз подряд, чем еще больше усилил негодование пса, который отлично знал, что такой способ не годится для путешествий через поля, которые мы хорошо знаем.

Негодование, однако, не помешало собаке понять, что ей никогда не догнать этого странного зверя, поэтому она прервала погоню и вернулась на ферму. Завидев на пороге хозяина, она пошла к нему, усиленно виляя хвостом. Хозяин, заметив, что хвост собаки так и ходит из стороны в сторону, решил, что она, должно быть, сделала что-то полезное, и потрепал ее по голове в знак одобрения. На том дело и кончилось.

Вообще-то фермеру очень повезло, что его пес прогнал тролля, так как если бы тому удалось поведать домашним животным какой-нибудь из секретов волшебной страны, то впоследствии они могли бы зло подшутить над человеком и наш фермер вполне мог лишиться всей своей живности, за исключением разве что преданного пса.

Тролль продолжал свой беззаботный бег, взлетая над зарослями спутанных лютиков.

Чуть позже он увидел над желтыми чашечками белую манишку и подбородочек лисицы, которая с наигранным равнодушием взирала на его неистовые прыжки. Тролль решил приблизиться к этому незнакомому зверю, чтобы рассмотреть его получше. Лиса продолжала спокойно наблюдать за ним, потому что таково свойство всех лис.

Она только что вернулась в росистые поля после того, как всю ночь рыскала вдоль границы сумерек, разделившей наши края и Страну Эльфов. Несколько раз лисица даже прокрадывалась в саму границу и бродила там в густом полумраке: именно таинственность вечерних сумерек, лежащих между нашей и соседней землей, застревающая в их пушистом меху, придает лисицам романтическое очарование, которое они заносят и на нашу сторону.

– Привет, Ничья Собака, – сказал тролль, потому что в Стране Эльфов лисы известны. И их часто можно увидеть вблизи сумеречной границы, и именно таким именем их наградили за пределами полей, которые мы хорошо знаем.

– Привет, Существо-с-той-стороны-Границы, – откликнулась лисица. Она знала язык троллей.

– Где здесь поблизости человеческое жилье? – спросил тролль.

Лисица слегка наморщила нос, отчего усы ее зашевелились. Как и все лжецы, она всегда думала, прежде чем ответить, а иногда даже позволяла себе мудро промолчать, если такой ответ казался ей лучше, чем слова.

– Люди живут в разных местах, – уклончиво ответила она.

– Я должен найти их жилье, – повторил тролль.

– Зачем? – поинтересовалась лисицы.

– Я несу послание короля Страны Эльфов.

При упоминании этого грозного имени лисица не проявила ни страха, ни почтения. Она лишь слегка повела глазами, чтобы скрыть благоговейный трепет, который на самом деле почувствовала.

– В таком случае, – сказала она, – замок людей вон там. – С этими словами она показала своим тонким заостренным носом в сторону долины Эрл.

– А как я узнаю, что дошел до места? – спросил тролль.

– По запаху, – объяснила лисица. – Это самое большое человеческое жилье, и запах там ужасный.

– Благодарю тебя, Ничья Собака, – церемонно сказал тролль, а он редко кого благодарил.

– Я бы ни за что не приблизилась к нему по своей воле, – пояснила лиса, – если бы не…

И, не договорив, она задумчиво покачала головой.

– Если бы не что? – заинтересовался тролль.

– Если бы не курятники, – закончила лиса и мрачно замолкла.

– Ну что ж, до свидания, Ничья Собака, – вежливо попрощался тролль и, кувыркаясь, продолжил свой путь по направлению к долине Эрл.

Он неутомимо бежал, взлетая и кувыркаясь над росистыми лютиками, до самого полудня и покрыл большое расстояние, так что еще до вечера увидел впереди дым и высокие башни Эрла. Само селение было скрыто в низине, а из-за ее края виднелись только коньки самых высоких крыш, трубы дымоходов и башни замка, да еще облако дыма, которое неподвижно висело в сонном воздухе.

– Жилище человека, – удовлетворенно сказал себе тролль и уселся прямо в траву, чтобы как следует рассмотреть местность.

Погодя он еще немного приблизился и опять остановился. Вид дыма и сгрудившихся внизу крыш ему совсем не нравился, да и запах здесь действительно стоял ужасный. Правда, он вспомнил, что в Стране Эльфов была одна легенда, повествовавшая о мудрости человека. Но какое бы почтение она ни вызывала среди легкомысленных троллей, все оно тотчас же улетучилось, как только посланник короля взглянул на тесно сомкнутые крыши.

Пока он глазел на селение, на полевой тропинке, идущей по верхнему урезу долины, показался ребенок лет четырех – маленькая девочка, возвращавшаяся к себе домой в Эрл. Неожиданно столкнувшись на тропе, два маленьких существа посмотрели друг на друга удивленными круглыми глазами.

– Здлавствуй, – сказала девочка.

– Здравствуй, Дитя Человека, – сказал тролль.

Теперь он говорил не на языке троллей, а на языке Страны Эльфов. На том величественном наречии, на каком приходилось говорить перед королем и который он хорошо знал, хотя в домах троллей им почти никогда не пользовались, предпочитая родную речь.

Надо сказать, что в те далекие времена на языке Страны Эльфов говорили и люди, потому что тогда языков вообще было гораздо меньше, а эльфы и жители Эрла пользовались одним наречием.

– Ты кто? – спросило дитя.

– Я тролль из Страны Эльфов, – ответил он.

– Я так и подумала, – важно кивнула головой девочка.

– А куда это ты идешь, человеческое дитя? – уточнил тролль.

– Домой, – ответила девочка.

– Но нам туда идти не хочется, – вскользь заметил тролль.

– Н-нет, – нерешительно призналась девочка.

– Идем со мной в Страну Эльфов, – предложил тролль.

Девочка ненадолго задумалась. Другие дети, бывало, уходили туда, и эльфы всегда посылали на их место подменышей, так что по пропавшим никто особенно не скучал и, откровенно говоря, мало кто замечал подмену. Но, представив себе чудеса дикой Страны Эльфов, она сравнила их со своим собственным домом.

– Н-нет, – повторило дитя.

– Почему? – удивился тролль.

– Сегодня утром мама испекла пирог с вареньем, – сказала девочка и решительно заковыляла дальше. Но было ясно: не будь пирога с вареньем, она немедленно отправилась бы в Страну Эльфов.

– С вареньем! – пренебрежительно фыркнул тролль и подумал о чашеобразных озерах своей страны, об огромных листьях водяных лилий, что возлежат на их торжественно-недвижимой поверхности, и о крупных голубых цветах, горящих в волшебном свете над лукавыми зеленоватыми глубинами. И от всего этого дитя отказалось ради варенья!

Потом тролль вспомнил о своем долге – о свитке пергамента и о руне короля эльфов, которую он должен был доставить его дочери. Всю дорогу он держал пергамент то в левой руке, а то – когда кувыркался – и в зубах. «Здесь ли принцесса? – подумал он. – Или где-то есть еще другое человеческое жилье?»

По мере того как общались вечерние сумерки, тролль подползал все ближе и ближе к селению, чтобы, оставаясь невидимым, увидеть и услышать все, что нужно.

Глава VIII
РУНА КОРОЛЯ ДОСТАВЛЕНА

Солнечным утром колдунья Жирондерель сидела у огня в детской и готовила для ребенка завтрак. Мальчику уже исполнилось три года, но Лиразель все не решалась дать ему имя, боясь, что какой-нибудь завистливый дух Земли или воздуха может его услышать. По этой причине она решила, что не должна произносить этого имени вслух. Алверик же считал, что ребенок должен быть соответствующим образом наречен.

Мальчик уже умел катать обруч. Однажды туманной ночью колдунья поднялась к себе на холм и принесла ему сияющее кольцо лунного света, которое добыла при помощи заклинания во время восхода ночного светила и из которого выковала обруч подходящего размера. Палочку же, чтобы катать его, она сделала из громового металла.

Пока дитя ожидало завтрака, на пороге детской лежало заклятье, которое Жирондерель наложила взмахом своего эбенового жезла. Оно надежно запирало комнату, так что ни крысы, ни мыши, ни собаки, ни даже ночные охотники-нетопыри не могли пересечь заколдованной черты. Напротив, бдительного кота, живущего в детской, заклятье надежно удерживало внутри, и никакой замок, сработанный самым искусным кузнецом, не мог бы быть крепче.

И вдруг через порог – и через магическую черту – в комнату прыгнул тролль. Перекувырнувшись в воздухе, он приземлился на полу и сел. С его появлением грубые деревянные ходики, висевшие над камином, немедленно прекратили свое громкое тиканье. Тролль принес с собой небольшое заклятье остановки времени, имевшее вид кольца из неизвестной травы вокруг одного из его пальцев.

Благодаря ему в полях, которые мы хорошо знаем, тролль не старился и не терял сил. Как же хорошо изучил король Страны Эльфов коварство наших стремительных часов, ведь за время, пока он спускался по бронзовым ступеням, пока посылал за троллем и вручал ему стебелек, чтобы обвязать вокруг пальца, над нашими полями пролетело целых четыре года!

– Что это такое?! – воскликнула Жирондерель.

Тролль, прекрасно знавший, когда можно вести себя дерзко, заглянул в глаза ведьме и увидел в них нечто, чего следовало опасаться. Он поступил правильно: эти глаза некогда глядели в лицо самому королю эльфов. Поэтому он, как говорится в наших краях, разыграл свою козырную карту, сказав:

– Я принес послание короля волшебной страны.

– В самом деле? – переспросила старая колдунья и добавила негромко, обращаясь больше к самой себе: – Да, да, должно быть, это послание для моей госпожи. Что ж, этого следовало ожидать.

Тролль продолжал сидеть на полу, поглаживая пергаментный свиток, внутри которого была начертанная королем эльфов руна. Ребенок, который никак не мог дождаться завтрака, увидел его через спинку своей кроватки и тут же принялся расспрашивать гонца, кто он такой, да откуда пришел и что он может. Как только малыш спросил, что он умеет делать, тролль подлетел высоко вверх и запрыгал по детской, словно мотылек, бьющийся под потолком между зажженными светильниками. С пола на полки и обратно, и снова вверх перелетал он. Ребенок в восторге захлопал в ладоши, а дремавший кот пришел в ярость и принялся шипеть и плеваться. Колдунья в сердцах схватила свой эбеновый посох и мгновенно сплела заклятье против прыжков, но оно не в силах было удержать тролля. Он скакал как мяч, он вертелся волчком, а кот выкрикивал все существующие в кошачьем языке проклятья. Жирондерель тоже была в гневе, и не столько потому, что ее магия не сработала, сколько от вполне понятной человеческой тревоги за сохранность своих чашечек и блюдечек, аккуратными рядами расставленных на полках. Ребенок же напротив пребывал в полном восторге, вопил и просил еще.

Неожиданно тролль вспомнил о цели своего путешествия и о грозном послании, которое он принес.

– А где принцесса Лиразель? – спросил он колдунью.

Без лишних слов Жирондерель указала ему путь в башню принцессы, так как понимала, что не существует таких средств и нет у нее такой волшебной силы, которые могли бы одолеть руну короля эльфов.

Но только тролль повернулся, как в детскую вошла сама Лиразель. Он низко поклонился госпоже Страны Эльфов, разом утратив все свое нахальство перед сиянием ее красоты. Тролль опустился на одно колено и вручил ей руну своего короля. Когда Лиразель взяла свиток, ее сын принялся звать мать, требуя, чтобы тролль попрыгал еще немножко, а кот прижался спиной к очагу, зорко следя за всеми. Жирондерель молчала.

Тролль вдруг вспомнил травянисто-зеленые чаши затерянных в лесах озер, возле которых обитало его племя, представил невянущую красоту цветов, которых не касается жестокое время, и подумал о глубоких и насыщенных красках и вечном покое своей страны. Его миссия была завершена, а наша Земля успела ему порядком надоесть.

Несколько мгновений ничто в комнате не двигалось, кроме ребенка, подпрыгивающего в кроватке и, размахивая ручонками, требующего новых трюков. Лиразель молчала, сжимая в тонких пальцах свиток, и коленопреклоненный тролль перед ней был недвижим словно изваяние. Замерла колдунья, и злобой горели желтые кошачьи глаза. Часы стояли.

Наконец принцесса шевельнула рукой, и тролль поднялся на ноги, колдунья вздохнула, и – видя, что тролль поскакал прочь – успокоился бдительный кот. Хотя малыш продолжал требовать, чтобы странное существо вернулось, тролль не мешкая слетел вниз по длинной винтовой лестнице и, выскользнув сквозь ворота башни, понесся обратно в Страну Эльфов. Стоило ему пересечь порог, как часы в детской снова пошли.

Лиразель посмотрела на своего сына, посмотрела на свиток, но разворачивать пергамент не стала, а, повернувшись, понесла его с собой. Очутившись в своих покоях, она заперла пергамент в ларец и оставила его там непрочитанным. Инстинкт подсказывал ей, что одна из самых могущественных рун ее отца, которой она так боялась, когда бежала из своей серебряной башни, прислушиваясь к тому, как шаги короля эльфов гремят по бронзовым ступеням, пересекла-таки границу сумерек, написанная на этом самом пергаменте. Она знала: стоит ей только развернуть свиток, как руна предстанет ее глазам и унесет отсюда.

Когда руна была надежно замкнута в ларце, Лиразель отправилась к Алверику, чтобы рассказать ему, какая страшная опасность ей грозит. Но Алверик был столь сильно озабочен ее нежеланием дать младенцу имя, что в первую очередь спросил, не изменила ли она своего решения. Лиразель в конце концов предложила наречь сына чудесным эльфийским именем, которое в известных нам полях никто не смог бы произнести. Но Алверик ни о чем подобном и слышать не хотел. Он считал это очередным капризом, который – как и все капризы Лиразель – нельзя было объяснить привычными причинами. Странные прихоти Лиразель тем больше тревожили Алверика, что ни о чем подобном в замке Эрл никто никогда не слыхивал и никто не брался объяснить их ему или помочь советом. Он стремился к тому, чтобы Лиразель подчинялась освященным веками традициям, а она руководствовалась какими-то непонятными фантазиями, которые являлись к ней с юго-восточной стороны. Он говорил ей, что людям, дескать, пристало уважать традиции своей земли, но Лиразель не желала признавать его аргументов. Когда они в конце концов разошлись по своим покоям, Лиразель так и не рассказала Алверику о грозящей ей опасности, ради чего она, собственно, и приходила.

Из комнат Алверика она снова отправилась к себе в башню. Посмотрела на ларец, который горел в лучах заходящего солнца, и сколько она ни отворачивалась, ее так и тянуло взглянуть на ларец еще раз. Это продолжалось до тех пор, пока солнце не закатилось за холмы и в наступивших сумерках не дотлели последние отсветы вечерней зари. Тогда Лиразель уселась возле распахнутого окна, выходящего на восточные холмы, и долго сидела в темноте, любуясь звездами, усеявшими небосвод. Надо сказать, из всего нового, что узнала Лиразель с тех пор, как переселилась в поля, которые мы знаем, больше всего удивлялась она именно звездам. Ей нравилась их неясная, лучистая красота, и все же, задумчиво глядя на них сейчас, Лиразель была печальна: Алверик не разрешил ей поклоняться звездам.

Но как же тогда она сможет воздать звездам должное, если ей нельзя поклоняться им? Как сможет она поблагодарить звезды за их красоту и восславить их дарующее радость спокойствие? Лиразель почему-то подумала о своем сыне, а потом вдруг увидела на небе созвездие Ориона. И тогда, бросая вызов всем завистливым духам Земли и глядя на бриллианты Орионова пояса, которым она не должна была поклоняться, Лиразель посвятила жизнь своего ребенка небесному охотнику и нарекла его в честь этих великолепных звезд.

Когда Алверик поднялся к ней в башню, Лиразель сразу рассказала ему о своем решении. Он сразу согласился и одобрил решение жены, так как все жители долины придавали охоте большое значение. В душе Алверика вновь пробудилась надежда, от которой он никак не хотел отказываться. Он подумал, что Лиразель, наконец-то уступив ему в выборе имени для сына, станет отныне рассудительна и благоразумна и будет руководствоваться освященными веками традициями, поступая так, как поступают обычные люди, навсегда позабыв о своих странных прихотях и капризах, что приходили к ней из-за границы Страны Эльфов. И тут же, пользуясь случаем, он попросил ее уважать символы веры Служителя, так как еще ни разу Лиразель не воздавала им должное и не знала, что более свято – его колокол или его подсвечник, и не желала слушать ничего из того, о чем твердил ей Алверик.

На этот раз Лиразель ответила своему мужу благосклонно. Он обрадовался, решив, что теперь все будет в порядке. Однако мысли принцессы были уже далеко, с Орионом – она никогда не могла подолгу задерживаться на чем-то мрачном, как не могла и жить в печали дольше, чем мотыльки без солнечного света.

Ларец, в котором была заключена руна короля эльфов, простоял запертым всю ночь.

На следующее утро Лиразель уже почти не думала о руне, потому что вместе с сыном и мужем должна была отправиться к Служителю. Жирондерель тоже пошла с ними, чтобы ждать снаружи. Зато жители селения Эрл, все, кто мог позволить себе оставить полевые работы, явились к скромному святилищу. Были среди них все, кто говорил с отцом Алверика в длинной красной зале. И радостно было им видеть, что мальчик силен и не по годам развит. Столпившись в святилище, они негромко переговаривались и предсказывали, что все будет точно так, как они задумали. А потом выступил вперед Служитель. Стоя в окружении своих священных предметов, он нарек мальчика Орионом, хотя ему, конечно, хотелось бы назвать малыша именем какого-нибудь праведника, на ком уж точно лежала печать святого благословения. И все-таки он был рад видеть мальчика у себя и дать ему имя, так как род, обитавший в замке Эрл, для всех жителей долины служил чем-то вроде календаря, по которому они наблюдали смену поколений и отмечали ход столетий. Потом Служитель склонился перед Алвериком и был предельно вежлив с Лиразелью, хотя его любезность и шла не от сердца, ведь в сердце своем он ставил эльфийскую принцессу не выше морской девы, которая отреклась от моря.

Так сын Алверика и Лиразели был наречен Орионом. Жители долины радостно кричали и приветствовали его, когда он вышел из святилища вместе с родителями и приблизился к Жирондерели, ожидавшей своего воспитанника на краю примыкавшего к святилищу сада. И все четверо – Алверик, Лиразель, Жирондерель и Орион – медленно пошли обратно в замок.

Весь этот радостный день Лиразель не совершала ничего, что могло бы удивить простых людей, позволив человеческим обычаям и традициям знакомых нам полей руководить собой. И только вечером, когда на небо высыпали звезды и снова засияло над холмами созвездие Ориона, она подумала, что их сияющее великолепие так и осталось недооцененным. Она почувствовала острое желание высказать свою признательность небесному охотнику, которому Лиразель была бесконечно благодарна и за мерцающую красоту, осиявшую эти поля, и за его покровительство мальчугану против завистливых духов воздуха, в котором она была уверена. И невысказанная благодарность так жарко пылала в ее сердце, что совершенно неожиданно Лиразель сорвалась с места и, покинув башню, вышла под бледный звездный свет и обратила свое лицо к небу, к созвездию Ориона. Хотя благодарственные молитвы уже трепетали на ее губах, она стояла, словно онемев, потому что Алверик не велел ей поклоняться звездам. Покорная его воле, Лиразель долго глядела в лики небесных светил и молчала, а потом опустила глаза и увидела мерцающую в темноте поверхность небольшого пруда, в котором отразились все звезды.

«Молиться звездам, – сказала себе Лиразель, – несомненно неправильно. Но эти отражения в воде – не звезды. Я буду молиться им, а звезды обязательно услышат».

И опустившись на колени среди листьев ириса, она молилась на краю пруда и благодарила дрожащие в воде отражения звезд за ту радость, что дарила ей ночь с ее горящими в своем бессчетном величии созвездиями. Она благословляла, благодарила, и возносила хвалу этим ярким отражениям, что мерцали на обсидиановом зеркале воды, и умоляла их передать горячую благодарность Ориону, которому она не могла молиться.

Так и застал ее Алверик – коленопреклоненной, низко склонившей в темноте голову. С горечью упрекнул он Лиразель за то, что она делает. Она поклоняется звездам, сказал он, кои существуют вовсе не для того, а Лиразель возразила, что она молилась всего-навсего их отражениям.

Кто-кто, а мы-то способны без труда понять его чувства: Лиразель оставалась чужой в полях, которые мы знаем. Ее неожиданные поступки, ее упрямое противостояние всем установлениям, ее пренебрежение обычаями, ее своенравное невежество – все это ежедневно сталкивалось с существующими и высоко чтимыми традициями. И чем больше романтического очарования, о котором говорили песни и легенды, оставалось в ней от тех времен, когда она жила за далекой границей Страны Эльфов, тем труднее было Лиразели занять место хозяйки замка, издревле принадлежавшее дамам, досконально изучившим и усвоившим обычаи и традиции. Алверик хотел, чтобы она следовала традициям и исполняла обязанности, которые были ей незнакомы и далеки, словно мерцающие звезды.

Лиразель чувствовала только одно – звезды не получили должной благодарности. Вместе с тем она была совершенно уверена, что традиции, здравый смысл и все, что так высоко ставят люди, должны непременно требовать, чтобы кто-то похвалил красоту небесных светил; она же не сумела поблагодарить звезды как следует, а молилась только их отражениям в воде.

Всю оставшуюся ночь Лиразель вспоминала о Стране Эльфов, где все было под стать ее собственной красоте, где от века ничто не менялось, где не было чуждых обычаев и странного великолепия звезд, которому никто не стремился воздать должное. Вспоминала она и эльфийские лужайки, и стоящие стеной цветы, и отцовский дворец. А замкнутая в темноте ларца магическая руна дожидалась своего часа.