Текст книги "Загадка кабинки для голосования"

Автор книги: Эдвард Д. Хох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эдвард Д. Хох

Загадка кабинки для голосования

– Что ж, сегодня еще один День выборов, – сказал доктор Сэм Хоторн, разливая напитки. – Выборы всегда напоминают мне об убийстве в кабинке для голосования в Нортмонте. Был ноябрь 1926 года, и шериф Ленс баллотировался на переизбрание. Я полагаю, это было самое невероятное убийство, с которым я когда-либо сталкивался. Еще ... э-э-э, по глотку, прежде чем я начну?

Я помню, в День выборов в том году шел дождь, и шериф Ленс беспокоился, что погода может удержать многих его сторонников дома. Он вел ожесточенную кампанию против претендента по имени Генри Г.Отис – новичка в Нортмонте, который имел некоторый опыт работы в правоохранительных органах на юге, но затем переехал на север после смерти своей жены. Конечно, в те дни мы все еще использовали бумажные бюллетени. Только в нескольких крупных городах в 26-м году были машины для голосования, хотя их разрешили использовать на выборах с 1892 года. Вы знаете, что именно Томас Эдисон изобрел машину для голосования еще в 1869 году – первое изобретение, которое он когда-либо запатентовал, – хотя оно сильно отличалось от машин, которые используются сегодня.

Как бы то ни было, Нортмонт по-прежнему пользовался бумажными бюллетенями. Ты называл свое имя, расписывался в книге голосования, и они вручили тебе бюллетень. Затем заходил в занавешенную кабинку, чтобы поставить свои отметки, опускал бюллетень в урну с прорезью рядом с кабинкой. Это была простая система, и она работала просто отлично, за исключением того, что после закрытия избирательных участков иногда требовалось полночи, чтобы точно подсчитать все бюллетени и определить победителя.

В этот день, как я уже сказал, шел дождь. Не нежный весенний дождь, а такой пронизывающий дождь из Новой Англии, который так часто идет осенью, сбивая то, что осталось от листьев, и в целом неприятный. Из-за дождя я отвез Эйприл, мою медсестру, на избирательный участок в задней части парикмахерской Уитни. По правде говоря, даже если бы не было дождя, она бы хотела, чтобы я поехал с ней.

– Представьте себе это, доктор Сэм! Они дают женщинам право голоса, а потом заставляют нас идти в парикмахерскую, чтобы отдать свой голос!

Я улыбнулся и попытался успокоить ее.

– Ну, Эйприл, все не так уж плохо. Северная часть города голосует в здании школы, и мы бы голосовали в Ратуше, если бы не ремонтные работы. Уилл Уитни – член избирательной комиссии, и с его стороны было очень мило позволить городу использовать его парикмахерскую в качестве избирательного участка.

– Так не только здесь, доктор Сэм. Я читала в газетах, что женщинам в Нью-Йорке и Чикаго часто приходится голосовать в таких местах, как парикмахерские.

– По крайней мере, им не нужно голосовать в салунах. Сухой закон позаботился об этом.

Мы остановились перед заведением Уилла Уитни, и Эйприл раскрыла свой зонтик, спасаясь от проливного дождя. Я объехал дом сзади и припарковался на стоянке, уже испещренной лужами. Затем я побежал к задней двери, надеясь, что не слишком промокну.

– Этим утром нужен зонтик, – приветствовал меня голос, когда я вошел в дверь. Это был сам шериф Ленс, выглядевший толстым и счастливым и старающийся не показывать своей нервозности.

– Что вы здесь делаете, шериф? – спросил я. – Что-то незаконное на выборах?

– Нет, этот парень из газеты хочет сфотографировать меня и Отиса, пожимающих друг другу руки возле кабинки для голосования. Глупая идея, но я должен согласиться с ней.

Парень из газеты был молодым фотографом по имени Мэнни Сирс, недавно приехавшим в город, с которым я постоянно встречался в последнее время, когда он фотографировал все, от призовых бычков до тройняшек миссис Келли. Я пожал ему руку и наблюдал, как он помещает вспышку в держатель. Это напомнило мне об убийстве на эстраде, где флэш-порошок сыграл такую важную роль.

– Тебе никогда не надоедает делать снимки, Мэнни?

Он по-мальчишески улыбнулся мне.

– Конечно, нет, доктор Сэм. Фотографии в газетах – это то, что грядет. Даже «Нью-Йорк Таймс» иногда использует их на своей первой странице вместо рисунков.

– Итак, у вас будут победитель и проигравший, пожимающие друг другу руки.

– Это верно. Дружелюбные враги, можно так сказать.

Эйприл сняла плащ и стряхнула капли с зонта. Оба партийных работника за стойкой были ее друзьями, и она устроилась поболтать. Одна из них, миссис Моргано, была моей случайной пациенткой. Я знал, что она республиканка, как и шериф Ленс. Другая женщина, Ида Фрай из магазина галантереи, должно быть, была демократкой.

Казалось, мы были единственными, кто пришел проголосовать, хотя Уилл Уитни был занят тем, что стриг волосы посетителю в передней части магазина. Это был незнакомый мне человек, и мне стало интересно, что привело незнакомца в Нортмонт в дождливый день выборов.

– Что ж, я буду голосовать, – сказала Эйприл, принимая длинный бюллетень от дам за стойкой. Помимо кандидатов в шерифы и выборщиков, необходимо было проголосовать по ряду местных постановлений. И в верхней части бюллетеня, впереди всего, были должности по штату. Это был не президентский год, но мы выбирали губернатора и сенатора, а также нашего местного конгрессмена.

Чтение и пометки бумажного бюллетеня отнимали много времени, и Эйприл провела там целых две минуты, прежде чем вышла, чтобы бросить сложенный листок в прорезь слева от нее.

– Правильно ли ты проголосовала? – спросил я с улыбкой.

– Я голосовала против всех, кто занимает должности в настоящее время – кроме шерифа Ленса, конечно.

Шериф просиял и начал благодарить ее, но был прерван появлением своего оппонента. Генри Дж. Отис ворвался в парикмахерскую, словно подгоняемый ветром дождь, топая мокрыми ботинками по полу парикмахерской. Он снял очки, чтобы протереть их, близоруко щурясь на собравшихся.

– Я здесь, чтобы сфотографировать вас, мистер Отис, – объявил молодой фотограф, высоко подняв камеру и вспышку. – Я хочу, чтобы вы двое были вместе здесь, у кабинки.

На мгновение Генри Отис проигнорировал его, вместо этого повернувшись к Уиллу Уитни, стоявшему у его парикмахерского кресла.

– Не дай этой бритве соскользнуть, Уилл. Я не могу позволить себе потерять сегодня ни одного голоса.

Но когда он надел очки и разглядел человека в кресле более отчетливо, он, казалось, был поражен. – Вы не из Нортмонта!

– Просто проходил мимо, – пробормотал мужчина с южным, как мне показалось, акцентом.

Отис быстро отвернулся, и я смутно задался вопросом, знал ли он этого человека. Уилл Уитни полоснул воздух бритвой и снова принялся за свое дело. И Ида Фрай прервала разговор о сплетнях с Эйприл, чтобы помахать бюллетенем в сторону кандидата.

– Генри, немедленно подойди сюда и проголосуй! Потом у вас будет достаточно времени, чтобы сфотографироваться.

Он слегка поклонился в ответ.

– Всегда готов подчиниться воле партии, Ида. Как поживаете, шериф? Наслаждаетесь своей последней неделей в офисе?

Шериф Ленс слегка фыркнул. Это была тяжелая кампания, когда Отис обвинил Ленса в том, что он «ничего не делающий деревенщина», а шериф в ответ заклеймил Оатиса как саквояжника наизнанку[1]. Я видел, что в кабине для голосования их темперамент ничуть не смягчился. Вся эта сцена смутила меня, потому что я считал себя хорошим другом шерифа, и мне было неприятно видеть унижение, которое принесла ему эта кампания. Может быть, это случалось со всеми политиками, когда им приходилось выходить на улицу и добывать голоса избирателей, но с шерифом Ленсом это попало в цель. Он был человеком, который боялся потерять работу. Все было очень просто.

Отис снял плащ, чтобы сфотографироваться, но все еще держал в руках бюллетень, который ему вручила Ида Фрай. Фотограф суетился у стенда, готовя все необходимое, но Отис просто прошел мимо него.

– Как я уже сказал, сначала голосование, потом фотографии.

Он задернул за собой тяжелую черную занавеску, и я представил, как он склонился над бюллетенем с карандашом в руке.

– Хотите кофе, доктор Сэм? – спросила миссис Моргано, уже наливая чашку.

– Не возражаю. Это избавит меня от пронизывающего до костей холода.

Мэнни Сирс занял позицию примерно в десяти футах перед кабинкой для голосования, ожидая с камерой и вспышкой, когда выйдет Отис. Впереди Уилл Уитни встал со своего парикмахерского кресла и вернулся, чтобы посмотреть, на мгновение оставив своего клиента без присмотра. Шериф Ленс пытался игнорировать все это, болтая с Эйприл и другими дамами. Снаружи ветер переменился, и дождь забарабанил по окнам парикмахерской.

Я мог видеть ноги Генри Отиса под черной занавеской, когда он отмечал свой бюллетень, и через несколько минут мне показалось, что он необычно долго возился с ним.

– Как ты там, Генри? – наконец сказала Ида Фрай, когда прошло почти пять минут. – Нужна какая-нибудь помощь?

– Я почти закончил, – крикнул он в ответ. – Чертовски длинное голосование!

Последовало еще одно мгновение ожидания, а затем он отодвинул занавеску, чтобы выйти. В левой руке он держал сложенный бюллетень, а в правой – карандаш, и на его лице было выражение безмерного удивления.

Он сделал два неуверенных шага вперед, и я увидел кровь на его рубашке спереди.

– Отис, в чем дело? – спросил я, бросаясь вперед, чтобы поймать его, когда он начал падать. Позади меня молодой Мэнни Сирс зажег свой порох со вспышкой и сделал снимок.

Я осторожно опустил Отиса на пол и начал расстегивать его рубашку.

– Убийца. .. – сумел выдохнуть он. – Зарезан ...

Затем он расслабился, и его голова склонилась набок. Я знал, что он мертв.

– Всем отойти, – сказал я. – Этот человек был убит.

Несмотря на его предсмертные слова, моей первой мыслью было, что в него стреляли, возможно, из одного из тех пистолетов, оснащенных глушителем «Максим». Но как только я обнаружил рану, то увидел, что его, без сомнения, ударили ножом. Дыра на его рубашке спереди и в теле под ней была почти в дюйм длиной и довольно узкой. Это была типичная ножевая рана, в области чуть ниже сердца. Если бы удар был направлен вверх, лезвие легко могло бы попасть в сердце.

– Он был один в кабинке! – воскликнул шериф Ленс. – Никто не мог убить его там!

– Я знаю.

Остальные столпились вокруг, и я жестом велел им отойти.

– Мы должны найти нож, – сказал я, – и я лучше пойду поищу. Шериф, вы остаетесь у входа в помещение вместе с остальными.

– Почему я не могу? …

– Потому что кто-нибудь может подумать, что это ты его убил, – объяснил я.

Это заставило его замолчать, и я широко раздвинул занавеску, чтобы осмотреть кабину для голосования. Внутри не было ничего, кроме деревянной полки с парой карандашей на ней – идентичных карандашу, который Отис все еще сжимал в правой руке. Я заглянул под полку и на пол. Я пощупал черную занавеску, чтобы убедиться, что в ней не спрятан нож, а затем обошел кабину сзади, чтобы поискать дыру, через которую могло выпасть лезвие ножа.

Там ничего не было.

Кабина была сделана из цельного дерева с трех сторон, с занавеской на четвертой, обращенной ко всем. Внутри не было ничего, кроме полки для маркировки бюллетеня.

– Хорошо, – сказал я наконец, обходя тело на полу. Эйприл прикрыла его дополнительным куском черной занавески, но даже это не помешало миссис Моргано впасть в истерику. – Тебе лучше отвести ее в мою машину, – сказал я Эйприл, – пока она не успокоится. Дождь уже прекратился.

Эйприл помогла женщине подняться на ноги, и шериф Ленс протянул руку помощи.

– Эйприл, – сказал я, отозвав ее в сторону. – Осторожно осмотри ее платье и убедись, что у нее нет при себе ножа.

– Ты думаешь?

– Нет! Но мы должны охватить все.

После того, как они ушли, я сказал остальным:

– Мы должны обыскать каждый дюйм этого места в поисках ножа, которым его убили. Мы не узнаем, кто или как, пока не найдем этот нож.

– Это парикмахерская, – напомнил нам Уилл Уитни. – Здесь полно бритв, ножниц и тому подобного. Я не смог бы работать без них.

Я согласился.

– Но я не думаю, чтобы у них было бы достаточно широкое лезвие, чтобы нанести такую рану. Давайте поищем.

Мы обыскивали помещение в течение двадцати минут, выдвигая каждый ящик, измеряя ширину каждого остроконечного инструмента, который смогли найти. Мы обыскали друг друга и обыскали труп. Мы даже заглянули в корзину, куда Уитни бросал свои использованные полотенца после бритья клиентов, но никакого оружия, спрятанного среди этого белья, не было.

Тем временем избиратели снова прибывали, теперь, когда дождь прекратился. Нам пришлось заставить их ждать снаружи, по крайней мере, до тех пор, пока тело не уберут, но новость о смерти кандидата вскоре распространилась по городу. Раздался звонок от мэра, еще один – от окружного избирательного комиссара, и какое-то время телефонный звонок звучал как нестройный гимн на заднем плане.

– Он, должно быть, покончил с собой, – объявил в какой-то момент шериф Ленс. – Рядом с ним никого не было.

– Если бы он это сделал, ему пришлось бы уколоть себя этим карандашом, – сказал я. – Это самая острая вещь, которая была у него при себе. Кроме того, вряд ли он покончил бы с собой в тот день, когда его могли избрать шерифом. Он вошел в эту кабинку не как человек в состоянии депрессии.

– Хорошо, – согласился шериф, – но тогда как кто-то смог подобраться достаточно близко, чтобы ударить его ножом? Мы все были здесь – Уилл Уитни со своим клиентом, миссис Моргано и Ида за их столиком, ты, я и Эйприл перед стендом, а еще фотограф ждал, чтобы его сфотографировать. Никто из нас и близко не подходил к кабинке.

– Ножи еще можно бросать, – указал я, – хотя мне непонятно, как брошенный нож мог остаться невидимым для всех нас.

– Может быть, его пырнули ножом еще до того, как он вошел в кабину для голосования, – предположил Уилл Уитни, вытирая засохшее мыло с одной из своих бритв. – Знал парня в Шинн-Корнерс, которого однажды пырнули ножом в драке, и он сначала даже не понял этого.

Но я не мог согласиться с этим. – Отис простоял в этой кабинке почти пять минут’ отмечая свой бюллетень. Он не смог бы прожить так долго с раной в сердце – и, кроме того, крови было бы намного больше. Нет, его ударили ножом либо непосредственно перед тем, либо сразу после того, как он покинул ту кабинку. Он прожил не больше минуты.

– Тем не менее, мы все смотрели прямо на кабинку! – спорил шериф Ленс. – Сирс даже собирался здесь сфотографировать.

Я вдруг кое-что вспомнил.

– Ты ведь сделал снимок, не так ли? Как раз в тот момент, когда он начал падать!

Молодой фотограф кивнул.

– Конечно, у меня есть один. Это было до того, как я понял, что его ударили ножом.

– Сколько времени вам потребуется, чтобы проявить его? – спросил я.

– Ну, я мог бы получить отпечаток через час или около того.

– Тогда почему бы тебе не сделать именно это? Фотография может содержать ценную подсказку.

– Вы действительно так думаете? – он казался взволнованным впервые после убийства. – Мне лучше вернуться с этим в газету.

Эйприл подала мне знак с другой стороны парикмахерской, где она перебирала мокрые зонтики, выстроенные вдоль стены.

– Я просто подумала, что нож мог быть брошен в сложенный зонтик, доктор Сэм.

– Я уже подумал то же самое, но там нет ножа.

– Ты смотрел?

– Конечно. Итак, для чего был подан сигнал?

– Ты позволяешь Мэнни Сирсу уйти отсюда, не проверив его камеру.

– Камера? Ты имеешь в виду … ?

– Разве у него не могло быть пружинного устройства, чтобы стрелять ножом через открывающуюся линзу? Что-то в этом роде?

– Тогда что случилось с ножом?

– Он мог быть сделан изо льда и растаял.

– Но не за две секунды, это никак не могло произойти. И никакой лед не был бы достаточно острым, чтобы вот так пронзить его рубашку и кожу. Боже мой, Эйприл, что ты читала?

– Ничего более жестокого, чем «Плавучий театр»[2], – настаивала она.

– По-моему, это больше похоже на Фу Манчу.

– Нет, правда, доктор Сэм, разве вы не заметили странного поведения Мэнни?

– Он не сделал ничего такого, что я мог бы видеть.

– Вот именно! – воскликнула она. – Это и есть его странное поведение!

– Теперь я знаю, что ты читала Шерлока Холмса!

– Серьезно, разве он не помчался бы обратно в свою газету с этой фотографией сразу же? Почему он околачивается здесь?

Я должен был признать, что в ее словах был смысл. Я подошел и проверил его камеру, но она была настоящей – никаких отверстий для дротиков или ножей. И когда я спросил его, почему он так долго торчал здесь, у него был на это ответ.

– Я подумал, что шерифу Ленсу может понадобиться несколько фотографий места преступления, прежде чем они заберут тело.

Шериф услышал его и кивнул в знак согласия.

– Да, конечно, сделай мне пару снимков, сынок. Они могут пригодиться.

Я поговорил со всеми в заведении, кроме странно молчаливого клиента Уилла Уитни, и подошел к парикмахерскому креслу, где он все еще сидел.

– Как, вы сказали, вас зовут, мистер?

– Я не говорил. – Ему было лет 35 или 40, и он выглядел как любитель активного отдыха. – Но меня зовут Крокер. Хай Крокер.

– Вы живете где-то неподалеку?

– Нет.

– Просто проходили мимо?

– Можно и так сказать.

– Вы не знали покойника, не так ли? Генри Отиса?

– Откуда мне его знать? Я только сегодня утром приехал в город.

– Большинству людей нравится быть дома, чтобы проголосовать в день выборов.

– Я никогда не обращал особого внимания на политику.

– И где бы это было, мистер Крокер?

– К югу отсюда.

– Вы занимаетесь бизнесом?

Он кивнул.

– Собаками. Я выращиваю и тренирую собак.

– Для охоты?

– Да. И сторожевых собак. Тех, что не пускают нарушителей границы на вашу землю. – Он достал тонкую иностранную сигару и закурил ее, даже не пытаясь встать с парикмахерского кресла, хотя Уитни давно закончил с ним. – Ищеек тоже. Может быть, шерифу Ленсу не помешала бы ищейка.

– Я спрошу его, мистер Крокер.

Но в тот момент у меня были более важные вопросы к шерифу. Наконец-то вынесли тело, осторожно пронося носилки через узкую входную дверь, и люди, ожидавшие снаружи, расступились.

– Лучше уберите их оттуда, шериф, – предупредил я. – Это не интермедия.

Но когда Ленс накричал на одного из фермеров с холма, тот сразу же ответил.

– Это один из способов выиграть выборы, верно, шериф?

Ленс был не таким человеком, чтобы оставить подобный намек без внимания.

– Я найду человека, который убил Отиса, не бойся!

– А что, если вы проиграете выборы, шериф? – к первому присоединился другой.

– Если я проиграю выборы, я уйду в отставку и позволю назначить новые выборы, чтобы занять это место. Я не хочу эту работу, если люди не хотят меня видеть.

Это, казалось, на мгновение успокоило их, и машина скорой помощи уехала с телом Генри Г. Отиса внутри. После этого место вернулось к подобию нормальной жизни. Избиратели, возбужденные от долгого ожидания, столпились в помещении, заставив Иду Фрай и миссис Моргано возиться с регистрационными книгами.

Эйприл подошла ко мне с карандашом в руках.

– Ты хочешь взять это, доктор Сэм? Я вытащила его из руки мертвеца, прежде чем его забрали. Нет смысла хоронить его с карандашом в руках.

– Действительно, нет никакого смысла.

Я повертел его в пальцах, но это был всего лишь обычный деревянный карандаш, идентичный тому, которым я отмечал свой собственный бюллетень. Он не мог быть использован для того, чтобы заколоть человека.

– Как ты думаешь, кто его убил? – спросила Эйприл. – И как?

– Человек-невидимка с невидимым ножом.

– Шериф Ленс?

– Нет. Ленс не стал бы совершать убийства. Возможно, он не самый умный шериф в штате, но он стоит за закон и порядок превыше всего. Кроме того, я думаю, он искренне ожидает, что его сегодня переизберут.

– Кто еще есть?

– Таинственный дрессировщик собак, мистер Хай Крокер.

– Почему он?

Я пожал плечами.

– Он чужой в городе. У убийства Отиса должен был быть мотив, и наиболее вероятное место и время для такого мотива – в прошлом. Отис пробыл здесь недостаточно долго, чтобы нажить врагов в Нортмонте – во всяком случае, не таких врагов, которые убили бы его таким коварным способом.

Эйприл с энтузиазмом восприняла предложение об участии Крокера.

– Должна ли я последовать за ним и посмотреть, куда он пойдет?

– Разве у нас сегодня нет пациентов?

– Только старая миссис Фостер, но когда она увидела дождь сегодня утром, то она позвонила, чтобы отложить посещение на неделю. Сказала, что ее фургон застрянет в грязи.

– Хорошо, – согласился я. – Присматривай за Крокером и смотри, куда он пойдет. Я собираюсь прогуляться до редакции и посмотреть, проявил ли уже Мэнни Сирс эти фотографии.

Хотя дождь прекратился, небо в тот вторник днем было еще далеко от прояснения. Огромные серые тучи нависли над горизонтом, бросая на нас свои грозовые тучи с запада. Я знал, что скоро снова пойдет дождь.

В офисе «Нортмонтской пчелы» было больше народу, чем я когда-либо видел. Мужчины разговаривали по телефонам, распространяя подробности убийства в крупные городские ежедневные газеты Бостона и Нью-Йорка. Издатель, Эд Эндрюс, просматривал заголовок для вечернего выпуска. Обычно «Пчела» выходила только три раза в неделю, в понедельник, среду и пятницу, но убийство кандидата в шерифы в городской кабине для голосования получило статус специального выпуска.

– Привет, док, – сказал Эндрюс. – Вы были на месте преступления, не так ли? Собираетесь найти решение на этот раз?

– Посмотрим.

– Мэнни говорит, что у него есть фотография.

– Я надеюсь, что он это сделал. Она уже готова?

– Они сейчас печатают ее.

Я вспомнил Хая Крокера и свою теорию о ком-то из прошлого.

– Расскажи мне об Отисе, Эд. Каким было его прошлое?

Издатель пожал плечами. – Приехал сюда из Северной Каролины около года назад. Он был там начальником полиции, в городе немного побольше нашего. Его жена умерла, и он хотел начать все сначала, хотел избавиться от своих старых воспоминаний.

Я хмыкнул. Отис не казался слишком старым.

– Как она умерла?

– Кто?

– Миссис Отис. Профессиональное любопытство. Если она была его ровесницей, то не очень старой.

– Вы правы, – согласился он, сверяясь с напечатанным некрологом. – Ей было тридцать восемь. Убита при ограблении дома два года назад. Они поймали парня – проходившего мимо бродягу – и повесили его. Он вломился в дом в поисках еды и ударил ее ножом.

– Бродяга признался?

– Откуда, черт возьми, мне знать, признался ли он? Я просто читаю вам, что здесь написано, док.

Я видел, как Мэнни Сирс шел через комнату с парой мокрых отпечатков, осторожно держа их за края.

– Вот фотографии.

Я взглянул на снимок, сделанный им по просьбе шерифа Ленса, на котором было изображено распростертое тело Отиса, затем обратил свое внимание на снимок, сделанный, когда Отис покидал кабину для голосования. Черное пятно крови на его груди только начинало формироваться, а на его лице застыло то удивленное выражение, которое я так хорошо помнил. Колени, казалось, немного подгибались, а пальцы его левой руки были широко разведены, как будто он хватался за опору.

Это было за мгновение до смерти, сразу после того, как нож пронзил тело, – и все же нигде на снимке не было видно ножа.

Наши глаза нас не обманули. Генри Г. Отис был зарезан, когда находился один в кабине для голосования, а снаружи за ним наблюдали не менее восьми человек, причем ножом, который, казалось, растворился в воздухе.

Я вернулся в парикмахерскую Уилла Уитни и подождал, пока в голосовании наступит затишье. Затем я спросил у Иды Фрай и миссис Морган, могу ли я еще раз осмотреть кабину для голосования.

– Не знаю, что вы ожидаете там найти, – сказала Ида Фрай, раздвигая передо мной занавеску. – Мы даже вытерли кровь, чтобы это никого не расстраивало.

Я наклонился, чтобы осмотреть деревянную полку, на которой помечали бюллетени. Она была примерно на высоте моего живота, и я мог представить, как из него выскакивает лезвие ножа, чтобы нанести удар Генри Оатису, а затем какое-то механическое устройство втягивает его обратно в потайную щель.

Это была хорошая идея, но неправильная. Полка была из цельного дерева.

Я выходил из парикмахерской через заднюю дверь, когда услышал рычание собак и женский крик. Я не был уверен, но это звучало как крик Эйприл.

Я пробежал через изрытую колеями парковку, перепрыгивая через лужи грязной воды, и выскочил из переулка. Эйприл лежала на земле примерно в середине квартала, пытаясь отбиться от двух уродливых немецких овчарок.

Я сорвал с себя плащ и на бегу обернул его вокруг левой руки, затем пробрался в самую гущу, используя эту руку, чтобы отразить выпады собак. Эйприл почти отказалась от борьбы, отползая в сторону, чтобы защититься от щелкающих челюстей. Я вытащил ее на свободное место, отбиваясь от собак, пока внезапно резкий свист не отозвал их прочь.

Эйприл подняла от земли свое залитое слезами лицо, и я увидел следы жестокого нападения собак.

– Я должен отвезти тебя в больницу.

– Это был грузовик Крокера, доктор Сэм! Я пыталась посмотреть, что внутри, и собаки вырвались на свободу.

– Я позабочусь о Крокере позже, – сказал я ей. Я видел, как он стоял на другой стороне улицы и надевая поводок на собак.

Я помог ей подняться на ноги и промыл следы зубов, обработав их антисептиком, пока не смог отвезти ее в больницу. Моя первая мысль была об Эйприл, но потом я захотел вернуться и взглянуть на грузовик Хая Крокера.

К тому времени, как я вернулся из больницы, снова начался дождь – мелкая раздражающая морось, которая, казалось, пронизывала до костей. Эйприл с комфортом отдыхала в больнице, где ее решили оставить на ночь на случай, если у нее будет какая-нибудь плохая реакция на лечение. Я был уверен, что собаки не были бешеными, и мне очень не хотелось подвергать ее долгой и трудной серии прививок пастеровской сывороткой, если в этом не было необходимости. Но я действительно хотел еще раз взглянуть на этих собак, желательно, когда они стояли неподвижно.

Крокер не предпринял никаких попыток уехать из города после того, как его собаки напали на Эйприл, и я нашел его у закусочной «Дикси» за чашкой кофе. В кофе в «Дикси» часто добавляли немного хорошего канадского виски, но я не мог такого сказать о его чашке.

– Здравствуйте, доктор Хоторн, – поприветствовал он меня. – Прошу прощения за вашу медсестру. Как она?

– Жива, но не благодаря этим твоим собакам.

– Они обучены охранять мою собственность. Я отозвал их, как только увидел, что происходит.

– Я лучше взгляну на них. Они могут быть бешеными.

– Мои собаки? – Он смеялся надо мной. – Самые здоровые животные в округе. Но давай, смотри сколько хочешь.

Он допил свой кофе и вышел на улицу, ведя меня за угол к стоянке, где был припаркован грузовик. Собаки уже были внутри, рычали и огрызались, когда я подошел ближе.

– Что в грузовике такого ценного? – спросил я.

– Ничего.

Но он не сделал ни малейшей попытки отпереть дверь.

Я терял с ним терпение.

– Послушайте, Крокер, я мог бы сказать шерифу Ленсу арестовать вас по обвинению в нападении прямо сейчас! Моя медсестра в больнице благодаря вашим собакам. Ее могли убить.

– Нет, нет, эти собаки не обучены убивать.

– Но, может быть, их хозяин обучен. Может быть, вы последовали за Генри Отисом сюда с юга и убили его.

– Его не убивали никакие собаки. Он был убит ножом. – Он лукаво улыбнулся мне. – И не забывайте, что я все это время сидел в том парикмахерском кресле.

– Я помню. Я вспомнил и кое-что еще – об убитой жене Генри Отиса. Ее ударили ножом, как и его, и я подумал, не связано ли сегодняшнее преступление как-то с тем, что было два года назад. – Откройте грузовик, – сказал я Крокеру. – Мне все еще нужно осмотреть ваших собак.

– У них нет бешенства.

– Я сам буду судить об этом. Открывайте, или я прикажу шерифу арестовать вас и пристрелить обеих ваших собак.

Он неохотно открыл дверь, выпуская двух больших немецких овчарок. Они пару раз зарычали в мою сторону, но я видел, что он знал, как их контролировать. Я также мог видеть, с внезапной вспышкой озарения, причину загадочного поведения Хая Крокера. Передняя часть грузовика была завалена ящиками с контрабандным виски, тонко замаскированными в коробках с надписью «Кленовый сироп».

– Неподходящее время года для кленового сиропа, – сказал я ему с понимающей улыбкой.

– Что вы собираетесь с этим делать?

– Ничего.

Собаки казались достаточно здоровыми, и я не был защитником 18-й поправки. До тех пор, пока нападение на Эйприл не было преднамеренным, я не видел причин вмешиваться в его дела. Кроме того, вид этого виски немного изменил мое мнение о причастности Крокера к убийству. Человек, приезжающий в незнакомый город, чтобы совершить убийство, не будет наполнить свой грузовик контрабандным самогоном.

Мне пришлось бы искать убийцу Отиса в другом месте.

В начале вечера пошел невыносимый моросящий дождь, обескуражив многих избирателей, которые отложили свой поход в парикмахерскую Уилла Уитни. Не было никакой возможности узнать, сколько человек не пришли из-за убийства, но когда избирательные участки закрылись в девять часов, а Ида Фрай открыла урну для голосования в присутствии миссис Моргано и окружного инспектора по выборам, там было всего 197 бюллетеней.

– Это меньше, чем в прошлом году, – заметила миссис Моргано, сверяя число со списком избирателей, который она вела.

– Плохая погода, – предположил шериф Ленс.

– Еще и убийство, – добавила Ида Фрай. Ее лицо внезапно побледнело, как будто воспоминания о событиях дня окончательно высосали из нее жизнь.

– Сосчитайте их, – настаивал шериф. – Я хочу посмотреть, победил ли меня мертвец.

– Нам тоже понадобятся голоса в школе, – напомнила им миссис Моргано. – Обычно они получают большую явку из северной части города.

Хотя сама парикмахерская была закрыта с шести часов, Уилл Уитни вернулся после обеда, чтобы запереть здание после того, как женщины завершили подсчет бюллетеней. Теперь он стоял у входа в магазин, облокотившись на парикмахерское кресло, где во время убийства сидел Хай Крокер.

Конечно, Уилл не мог этого сделать. Не из такого далека.

Я попытался сосредоточиться на этой проблеме. Забудь о невидимом ноже, забудь обо всем остальном, кроме того, кто был ближе всего к Отису в момент смерти. И разве Уилл Уитни не сделал несколько шагов к кабинке?

Мэнни Сирс поднимает камеру со вспышкой. Ида Фрай и миссис Моргано за своим столом. Шериф Ленс со мной и Эйприл. Уилл Уитни бреет Хая Крокера.

– Вот результаты, – объявила Ида Фрай. – Это 133 за шерифа Ленса, 61 за Генри Отиса и 2 недействительных.

Я вспомнил, как Сирс фотографировал Отис, когда тот вышел из кабинки и начал падать.

– Это всего лишь 196, Ида, – сказала миссис Моргано,

Я вспомнил то, чего не хватало на фотографии, то, что я должен был заметить сразу.

– Конечно, 196.

И в этот момент я понял, как был убит Генри Г. Отис.