Текст книги "Цилиндр"
Автор книги: Эдуардо де Филиппо
Жанр:
Драма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Эдуардо де Филиппо
Цилиндр
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Рита
Родольфо
Агостино Мускарьелло.
Беттина
Антонио.
Аттилио.
Микеле.
Роберто.
Артуро.
Мужчины и женщины переулка.
Квартира Агостино Мускарьелло – две комнаты и кухня. Расположенная ниже уровня земли, часть жилища, которую мы видим, отличается всеми признаками помещений, типичных для построек конца восемнадцатого века и предназначавшихся под склады, подвалы или в лучшем случае под «апартаменты» привратника.
В глубине комнаты, слева, начинается лестница ступенек в десять, по д нимающаяся к правой стене, небольшая дверь в кот о рой ведет во вторую комнату, расположенную из-за крутизны п е реулка выше первой.
Лестница заканчивается площадкой перед вышеупомянутой дверью; в центре площадки мы видим двустворчатые двери невыс о кого балкончика, а за ними, когда они открываются,– лавочки, подъезды, окна обшарпа н ных домов, карабкающихся вместе со ступенями переулка в гору, к улице Криста л лики.
Глубина ниши под лестницей около двух с половиной мет ров, ш и рина – три метра. Если бы дон Агостино Мускарьелло собственноручно не окл е ил ее дешевыми обоями, эта часть комнаты была бы мрачнее Вифлее м ской пещеры. Теперь же, после нехи т рого ремонта, уголок под лестницей выглядит вполне подходящим местом для водруженного там широкого супружеского ложа. За исключением дву спальной кровати, обстановка в комнате убогая, но все блестит, и каждая вещь нашла, как говорится, свое место, В начале действия ниша под лестницей скрыта старой занавеской на туго натянутой бечевке, удерживаемой по бокам двумя кр ю ками. Комната погружена в густой полумрак; неплотно прикрытые дв е ри балкончика, забранные р ешетчатыми ставн я ми, пропускают слабый свет, которого, однако, достаточно, чт о бы резко очертить вызывающе соблазни тельную фигуру Риты: стоя босиком, в несвежей комби нации на превращенной в импровизирова нную умывальную комнату площадке наверху лестницы, она наливает воду из кувшина в таз, намыливает шею, руки, плечи, лицо, затем плескается в х о лодной воде до тех пор, пока ей не приходится снова взяться за кувшин, чтобы см енить воду в тазу, предварительно опорожнив его в ведро. Время от времени, главным обр а зом когда она снимает со спинки стула полотенце, Рита о ткрывает одну из створок балкон ных дверей. Иногда она делает это, чтобы оглядеть переу лок, иногда – чтобы кому-то показаться. Она причесывает ся, см а чивает под мышки одекол о ном, обильно припудри вается, взметая в округ себя легкие облачка борного талька. Движения Риты иску сственны, нар о читы; нетрудно дога даться, что спектакль с умыванием р а зыгрывается регуляр но изо дня в день, в одно и то же время. В самом деле, мы видим, что, когда бедняжка не знает, что бы ей еще придумать, дабы привлечь внимание прохожих, она с видом скорее беспомощным, чем раздос адова н ным, вновь берется за кувшин – и все начинается сызнова.
Наконец робкий стук в стекло снаружи заставляет Риту торжествующе улыбнуться.
Рита (притворяется испуганной и быстро отступает в угол, прикрывая грудь расправленным полотенцем). Кто там? Кто там?
Набравшись храбрости, Антонио, человек, который сту чался, просов ы вает голову в комнату и устремляет на жен щину восторженный, испо л не н ный желания взгляд. Узнав юношу, Рита делает вид, что успокоилась, и о т вечает на его взгляд ободряющей у лыбкой.
Вы и вчера приходили.
Антонио. И позавчера.
Рита. Вчера я вас видела, а позавчера нет.
Антонио. Я и завтра приду.
Рита (разочарованная робостью Антонио). Неужели?.. И послезавтра?
Антонио. В это же самое время, вот увидите.
Рита. А нельзя ли узнать, что это вы надумали прогуливаться здесь каждый день? (Задавая вопрос, надевает халатик, уютно запахивает его, после чего извлекает из-за пазухи полотенце, которым прикрывала грудь.)
А н т о н и о. Я должен слышать запах.
Рита. Запах?
Антонио. Запах воды и мыла. И еще талька... Когда вы присыпаете себя тальком, он выходит через эту щелку, летит по переулку... и я останавливаюсь и гляжу на белые тучки, которые поднимаются к небу и становятся совсем белыми, как только попадают на солнце.
Рита. Так вот почему вы приходите каждый день.
Антонио. Не только поэтому.
Рита. Есть еще причина ?
Антонио (уклоняясь от ответа). Завтра я принесу вам буке г роз.
Рита. Спасибо.
Антонио. Майских роз. Кочанных, как мы их называем. Потому что они похожи с виду на кочанчики и у них много-много лепестков, которые делаются все меньше и меньше и становятся совсем крошечными в середке.
Рита. Они душистые?
Антонио. Еще бы! Они красивые, как огонь, и так пахнут, что иной раз от запаха начинает болеть голова. Потому-то неаполитанцы п дарят их женщинам.
Рита. Чтобы у тех разболелась голова?
А н т о н и о. Боже упаси! Это старинный обычай нашего города. Женщина, которая получает майские розы от своего возлюбленного, а она получает их свежими-пресвежими, обрывает лепестки и складывает их в большой таз, полный ледяной воды; таз она выставляет с вечера на балкон, а на следующее утро моет лицо, руки, плечи и все, что захочет, в этой душистой воде. Такое бывает только весной, когда распускаются майские розы.
Рита. Как это поэтично. Здесь, в Неаполе, все поэты.
Антонио. А вы откуда будете?
Рита. Я флорентинка.
А н т о н и о. Флоренция... До чего красивый город!
Рита. Вы там были?
А н т о н и о. Нет, но моя двоюродная сестра ездила туда в свадебное путешествие и потом показывала мне полный набор цветных открыток. Во Флоренции я должен был проходить военную службу. Потом врачи меня признали негодным.
Рита. Откуда же вы знали, что вас пошлют именно во Флоренцию?
Антонио. Я всегда мечтал об этом. Я говорил про себя: когда меня призовут, я в лепешку расшибусь, чтобы получить назначение во Флоренцию. Я бы своего добился, потому как мой дядя фельдфебель...
Рита (не видя больше прока в этом разговоре и решив взять быка за рога, возвращает Антонио к действительности), Простите, я должна закрыть дверь. Неприлично разговаривать на балконе с незнакомым человеком.
Антонио. В таком случае я пошел.
Рита (после непродолжительной паузы, притворяясь разочарованной). Вы хотите уйти?
Антонио. Но вы сказали, что здесь неудобно разговаривать.
Рита. Здесь неудобно.
Антонио. А где же?
Рита (решительно, чтобы побороть робость Антонио), В доме. Ты не зайдешь?
Антонио. В дом?..
Рита. Тсс! Говори тише. Ко мне.
Антонио. К тебе?
Рита (тоном, не допускающим возражений). Восемь ступенек вниз. Как войдешь в подъезд, первая дверь налево. Не звони, я сама открою.
Антонио, понимающе посмотрев на женщину, исчезает; Рита, закрыв двери балкончика, опускает легкую белую за* навеску, через которую пр о ходит свет, но снаружи нельзя увидеть, что происходит в доме. Затем б ы стро сбегает по лестнице, направляется к входной двери в левой стене ком наты, отпирает замок и, оставив дверь закрытой, ждет. Че рез нек о торое время дверь открывается и в ней возникает, сначала по пояс, а з а тем в полный рост, А н т о н и о.
А н т о н и о (смущенно). А вот и я.
Рита. Входи.
Антонио подчиняется, Рита запирает дверь.
ан т он и о (стараясь справиться с волнением). Я хотел принести розы сегодня утром...
Рита. Как тебя зовут?
Антонио. Меня зовут Антонио. Сегодня десятое мая, через тридцать четыре дня мои именины!
Рита. Заранее поздравляю.
Антонио. Спасибо.
Рита. Уверена, что ты не преподносишь розы первой встречной.
Антонио. Ты – другое дело.
Рита. Пойми, Антонио, у меня нет другого выхода... Иначе я бы не делала то, что я делаю. У тебя есть деньги?
Антонио. Чтобы купить розы?
Рита. Какие там розы! (Терпеливо объясняет.) Для чего ты собираешься дарить мне цветы? Чтобы ухаживать за мной. А для чего ухаживают за женщиной? Чтобы спать с ней. Ясно, как божий день! А раз так, не будем терять времени:
давай деньги и ложись со мной.
Антонио потрясен ее грубой откровенностью; он молчит, по тупившись,
Не сердись... Я была груба, я не должна была так говорить... У меня такое горе, такое горе! Умоляю тебя на коленях: ложись со мной и дай мне немного денег.
Антонио молчит,
Я не проститутка, верь мне, я этим делом не занимаюсь... Антонио, ты у меня первый.
А н т о и и о (вытаращив глаза). Ты девушка?
Рита. Откуда ты это взял? Ты у меня первый после мужа... Впрочем, моя жизнь тебя не касается. Будь великодушен, дай мне немного денег.
А н т о н и о. Но... примерно... сколько?
Р и т а. Откуда мне знать... Я в этом ничего не смыслю. Мне сказали... Десять тысяч лир.
Антонио (чья робость побеждена оскорбленным чувством справедливости). Ты забываешь, что это район Кристаллини, а не вив Рома!
Рита (твердо). А ты забываешь, что ты первый.
Антонио (не в силах устоять перед соблазном). Понятно, такое выпадает не каждый день... Десять тысяч у меня есть.
Р и т а. Раздевайся.
А н т о н и о. Сначала ты.
Рита. Мне ведь только скинуть халат. (Медленно поворачивается, подбадривая юношу взглядом и как бы приглашая его помочь ей, опускает руки, так что халатик распахивается сам по себе.) Хочешь?..
Антонио (снимает с нее халат, мгновение любуется ее красивыми точеными плечами, нежно прикладывается к ним левой щекой, зажмурив от удовольствия глаза). До чего ты красивая...
Рита (резко отстраняется, поднимает с полу халат и останавливается перед юношей, испуганная и в то же время нетерпеливая). Ну что ты стоишь как истукан? Чем быстрей, тем лучше. Пока я не раздумала.
Антонио (готовый на все). Мне только снять галстук и пиджак и расстегнуть ворот... (Быстро подносит руки к галстуку.)
Рита (не на шутку встревоженная). Оставь!
Антонио (в замешательстве). Оставить галстук?
Рита. И пиджак тоже.
Антонио. Дело в том, что сегодня жарко..
Рита. Ну конечно... ты можешь снять с себя все, что угодно, только после.
А н т о н и о. После?..
Рита. После того как ты дашь мне деньги.
А нтонио (не сразу находит, что сказать). Ты мне не веришь?
Рита. Я ведь тебе объяснила, что никогда не занималась этим делом. Мне сказали, что плату берут вперед. Да так оно и лучше, тебе не кажется? Лучше и для меня и для тебя. Я в отчаянии, мне нужны деньги. Если я буду спокойна на этот счет, я смогу быть ласковее с тобой. Когда ты уйдешь после того, что произойдет между нами, мы оба сможем считать, будто и впрямь любили друг друга.
А н т о н и о (на которого подействовали убеждения Риты, улыбается; вынимает бумажник). Да, ты права, права! (Достает кредитку в десять тысяч лир и протягивает ей.)
Рита (с дрожащим от волнения подбородком и со слезами в голосе бормочет). Спасибо... (Это «спасибо» не вяжется, однако, с молниеносным движением, которым она прячет деньги в лифчик. Затем берет Ангонио за руку и решительно тащит за собой.} Идем.
Антонио. Куда?
Рита (показывает на нишу под лестницей). Туда. Идем же! (Приблизившись к занавеске, останавливается, поворачивается на девяносто градусов так, чтобы оказаться лицом к лицу с Антонио, трагически смотрит ему прямо в глаза широко раскрытыми глазами, затем падает перед ним на колени и разражается рыданиями.) Мерзавка! Гнусная тварь! Паскуда! Но еще омерзительнее меня судьба, еще гнуснее рок! Еще паскуднее жизнь! Я больше не могу... Не могу!.. Не могу...
Антонио (в недоумении). Что случилось?
Рита (сгибается в три погибели, почти касаясь лицом пола и стуча по полу кулаками). Почему, почему, почему?
Антонио. Успокойся...
Р и т а. Почему жестокий ветер судьбы вдруг врывается к тебе в дом – и счастья как не бывало?.. У меня был муж – молодой, сильный, любящий... Сегодня ночью ворвался ветер и унес его. Смотри!
Решительным движением отдергивает занавеску, и Антонио предстает трагическое зрелище. На двуспальной кровати покоится тело молодого мужчины; единственная свеча, стоящая на мраморной крышке небольш о го ком о да^ делает его мертвенно бледное лицо совсем прозрачным; пальцы юноши, переплетенные на груди, сжимают куцый букетик цветов. При виде этого мрачного алькова Антонио впадает в оцепенение; бедняга не верит собс т венным гла вам, и проходит некоторое время, прежде чем он снова н ачинает что-то понимать.
ан тонио (наконец обретает дар речи). Однако что здесь делает этот тип?
Рита. Ничего, ровным счетом ничего. Он не может больше ничего делать. Сегодня ночью он в слезах признался мне, что больше не в силах каждое утро ломать себе голову над тем, как раздобыть кусок хлеба для наших трех малышей, трех... И после приступа отчаяния у него отказало сердце и он скончался. А ты спрашиваешь, что он делает! Он делает то, на что обрекли его такие сволочи, как ты, которые швыряют на ветер по десять тысяч лир, чтобы купить себе порядочных жен бедняков, вместо того чтобы великодушно протянуть руку помощи их мужьям. Он ничего не делает, это его сделали покойным отцом, покойным мужем, покойным служащим, покойным рабочим, покойным жуликом, покойным бездельником, покойным, который при жизни всем докучал. Ты доволен? (С неожиданной настойчивостью хватает Антонио за руку и тащит к кровати.) Ты заплатил, ты имеешь право. Получай свое и скорее уходи.
Антонио (резко вырывает руку и пятится назад). Вы что, смеетесь? Рядом с ним?
Рита. А почему бы и нет? Разве тебя пугают умирающие, когда ты встречаешь их на улице и они смотрят тебе в глаза, обвиняя тебя в своей неминуемой смерти? Неужели ты боишься его, его, который не может больше тебя обвинить?
ан т о ни о (оскорбленный в глубине души дешевой социологической демагогией Риты, находит в себе силы, чтобы возмутиться). Слушайте, что вы ко мне пристали? Нечего сказать, веселое утро! И какого рожна меня занесло в это чертов переулок... Слушайте, как вас там зовут, у каждого из нас свои неприятности. Если я начну вам расписывать что творится у меня дома, то к концу моего рассказа вы успеете состариться. Какое я имею отношение к умирающим, которые разгуливают по улицам, к их «глазам» и «обвинениям»? Безработица есть во всем мире. Искренние соболезнования – и выпустите меня.
Рита. Дверь там.
Антонио. А десять тысяч лир?
Рита (решительно хлопая себя по груди). Они здесь. (После чего вынимает деньги из лифчика и подсовывает их под спину покойника.) А теперь здесь, и если у тебя хватит смелости, можешь взять их сам.
Антонио. Да свершится воля божья! (Затем, повернувшись к женщине, грубым тоном.) Счастливо оставаться. (Открывает дверь и быстро выходит.)
Рита. Скатертью дорожка, идиот!
Выдвигает ящик комода, берет сигареты и спички, зажигает одну сигар е ту для себя, другую для Р о д о ль ф о, своего покойного мужа, который тем вр е менем сел посреди кровати и протирает глаза.
Родольфо (курит с не меньшим наслаждением, чем Рита, которая делает несколько глубоких затяжек, довольная удачным финалом; затем берет жену за руку и привлекает к себе). Ягодка моя...
Рита. Котик, подожди... (Устремляется к входной двери, несколько секунд прислушивается, после чего открывает дверь и выглядывает, снова затворяет, быстро поднимается по лестнице и приоткрывает двери балкончика ровно настолько, чтобы просунуть в них голову и оглядеть переулок.)
С правой стороны площадки наверху лестницы появляется, выйдя из с о седней комнаты, мужчина лет шестидесяти с мрачным, неприветливым, болезненным лицом, но крепкий и неплохо сложенный. На нем голубая ма й ка-полурукавка, на которой бросаются в глаза ярко-красные старенькие под тяжки, поддерживающие некогда черные брюки, заштопан ные на. к о ленях и на заду. Роста мужчина среднего, но со стороны он кажется очень высоким благодаря цилиндру на затылке. Он держится с исключ и тельным достои нством, по чти величественно, что поразительным образом согласуется с этим головным убором, столь ко многому обязывающим. Агостино Мускар ъелло – таково его имя—молча подходит к тазу и в ы ливает его содержимое в ведро, берет ведро и кувшин и направляется к двери, откуда он на наших глазах появился.
Рита (оглядев переулок, закрывает двери балкончика). Его и след простыл: убежал от греха подальше. (К Агостино.) Извините... (Берет банку из-под талька и протягивает ему.) У меня кончился тальк. Большая коробка стоит у вас в комнате.
Агостино приподнимает правую руку и подбородком показы вает, что д е лать с банкой; Рита сует ее под мышку Агостино, и тот молча, отр е шенный от всего на свете, кроме этой банки, ведра и кувшина, переступ а ет порог вер х ней комнаты. Во входную дверь стучат.
Рита (встревоженная, спрашивает сверху). Кто там?
А н т о н и о (из-за двери). Свои, свои. Откройте.
Рита (быстро подходит к двери, в то время как Родолъфо гасит сигарету, прячет окурок под матрац и ложится, снова изображая из себя покойника). Что вам угодно?
А н т о н и о. Откройте на минуточку.
Рита. Чтобы я открыла, не зная, кто вы такой?
А н т о н и о. Это опять я.
Рита. Имя. Имя, фамилия, род занятий. «Это опять я» ничего не означает.
лет они о. Вы открываете дверь только тогда, когда вам нужно получить десять тысяч лир? А когда вы должны вернуть деньги, вы спрашиваете род занятий?
Рита (открывает и оказывается лицом к лицу с Антонио). Неужели ты не видишь, что со мной? Да я с ума схожу —хочешь ты это понять или нет?
Антонио. Я ставлю себя на ваше место, мне очень больно за вас, но чего ради я должен терять на этом десять тысяч лир?
Рита. Ты сделал доброе дело.
Антонио. Я не настолько богат, чтобы позволить себе выкладывать десять тысяч лир на благотворительные цеди.
Рита. А на подстилку для себя ты их мог потратить, кобель бесстыжий?
Антонио. По крайней мере я бы выложил их с пользой для здоровья.
Из другой компоты появляется А гости но* с полным кув шином, пустым в е дром и коробкой талька. Освободившись от своей ноши, слушает.
Рита. Где лежат деньги, тебе известно. Если ты не трус, можешь просунуть руку и взять их. (Дает ему время обдумать. Когда же она видит, что Антонио собирается последовать ее совету, подливает масла в огонь.) Труп еще теплый.
Антонио (оробев). А вы бы не могли сами просунуть руку? (Обращает внимание на человека в цилиндре, который спускается по лестнице, преисполненный чувства собственного достоинства. Завороженный этой нелепой фигурой, этим устремленным на него взглядом, выражающим покорность судьбе, подобострастно улыбается Агостино, склоняясь перед ним в благоговейном поклоне.)
Миновав лестницу, Агостино останавливается.
(После секундного замешательства собирается с духом и апеллирует к человеку в цилиндре, решив избрать его судьей в споре с Ритой.) Может быть, вы не в курсе дела...
Агостино медленно кивает головой и двусмысленно улыбает ся, как бы вн у шая юноше, что не сомневается в своих про видческих способностях.
Антонио На десять тысяч лир я живу три дня..
Цилиндр снова медленно покачивается два-три раза.
Десять тысяч лир могут выручить семью .
Агостино (мгновенно раздумывает, хмурится, затем невозмутимым тоном). Это борьба добра и зла, жестокая победа ненасытной алчности ночной стражи над справедливостью. Наступит день, когда солнце правды прорвет своими лучами мрачную завесу, развеяв зловоние, каковое тебя окружает.
Антонио (в полном замешательстве). Да... но...
Агостино (берет Антонио за руку и провожает к выходу, не давая ему раскрыть рта). Борьба добра и зла...
Антонио. Я понимаю, но ведь...
Агостино. Наступит день... Прощай, брат, (Закрывает дверь за спиной Антонио, который не заметил, как очутился за порогом.) Все в порядке.
Рита. Этот тип вернется.
Агостино. Пусть только попробует: я спущу его со всех лестниц, захлопну дверь, а когда он начнет вопить и звать на помощь, я помогу этому нытику подняться и сволоку его в «Скорую помощь».
Родольфо. Цилиндр себя оправдал.
Агостино. Дорогой Родольфо, наши отцы, наши деды, прадеды и еще более далекие предки...
Родольфо. Я понял, продолжайте...
Агостино. Я хочу сказать, что эта шляпа (показывает на цилиндр) веками оправдывала себя; она выполняет свое назначение сегодня, и так будет даже тогда, когда атомный век станет для людей далеким воспоминанием.
Родольфо. По-вашему, первой вещью, которую доставят на Марс или на Луну, будет цилиндр?
Агостино. Первой – нет. С цилиндра не начинают, к нему приходят. А ведь неизвестно еще, как отнесся тогдашний король к изобретателю этой удивительной вещи, когда тот представил ему свой проект. «Ваше величество, извольте взглянуть на этот рисунок».– «Это что, бочонок?» – «Никак нет, ваше величество».– «Кастрюля?» – «И не кастрюля, ваше величество».– «Значит, труба?» – «Не угадали, ваше величество». Ничего не попишешь, правители во все времена были чуточку тугодумы. «В таком случае скажи сам, что это за диковинное приспособление, не заставляй меня попусту тратить время».– «Ваше величество, это шляпа».– «И ты принес ее мне? Уж не прослышал ли ты часом, будто я не только король, но и шляпнйк? Поди прочь, шут1» – «Успокойтесь, ваше величество. Это шляпа, которая в трудную минуту может спасти трон вашего величества,– ведь никогда не знаешь, как обернутся дела. Прежде всего нужно сказать, что могущество этой шляпы смогут оценить исключительно люди образованные. Неграмотные сочтут себя недостойными ее и никогда не позволят себе не только носить такую шляпу, но даже примерить ее. Эта шляпа в форме цилиндра, ваше величество, будет украшать в торжественных случаях головы министров; доктора будут надевать ее, отправляясь на консилиумы; женихи с положением и их близкие будут красоваться в ней во время венчания, чтобы все видели, что брак дело серьезное; без цилиндра не обойдется ни одна дуэль; похороны важной особы, на которых не увидишь людей в цилиндрах, никогда не будут в глазах толпы пышными похоронами; армия вашего величества удвоится, если на воинов надеть цилиндры, и, наведя ужас на неприятеля, обратит его в бегство». Словом, дорогой Родольфо, этот головной убор столь же вечен, сколь чудодействен. И каждая семья, если ей приходится туго, должна иметь наготове хотя бы одну такую шляпу, висящую до поры до времени на вешалке. Свой цилиндр я берегу как зеницу ока и никогда не расстаюсь с ним, потому что он не однажды выручал меня. На рождество или на пасху заявляется, к примеру, почтальон за подарком. Я надеваю цилиндр и говорю: «Милейший, у меня, к сожалению, нет мелочи... зайдите как-нибудь в другой раз». Он отвечает: «Не извольте беспокоиться... Счастливого вам рождества, с пасхой вас»,– и уходит. Если я скажу то же самое и при этом у меня на голове будет какая-нибудь другая шляпа или кепка, он не только уйдет с постной рожей, но еще и облает меня про себя... Когда домовладелец приходил, чтобы получить с меня квартплату за несколько месяцев, цилиндр отлично делал свое дело... Хозяином дома был у нас неграмотный старик, который вместо подписи ставил крестик... Но как все темные люди, он хотел, чтобы его сын вышел в образованные, и беда грянула, когда вместо отца ко мне пожаловал сынок... Это закон: образованные люди рождаются от неграмотных отцов, а неграмотные – от образованных. Но мы и грамотеям не дадим себя в обиду. Сколько мы набрали?
Родольфо. Семьдесят тысяч.
Агостино. Семьдесят тысяч у нас было вчера. Я еще сказал: семьдесят тысяч за три дня —не так уж плохо. Только что я принес тальк, сменил воду,—поэтому мне казалось, что у нас должно быть на десять тысяч лир больше.
Рита. Десять тысяч взяла сегодня утром ваша жена.
Агостино. Это почему же?
Рита. Она попросила, и я дала.
Агостино. Вот тебе и на!.. А если б она попросила все семьдесят тысяч, вы бы их выложили?
Рита. Она говорила про какой-то срочный платеж.
Агостино (зовет, задрав голову). Беттина!
Голос Беттины за сценой. «Что?»
Выгляни на минутку! (Повернувшись к Рите и Родольфо) Вечная история: муж ничего не должен знать . Эта женщина или помешанная, или мой враг. (Зовет.) Беттина!
На площадке, которой заканчивается лестница, появляется Беттина. Ей лет сорок пять, у нее живые хитрые глаза, она еще достаточно привл е кательна и полна энергии, о чем свидетельствует каждый жест ягой т и пи чной простолюдин* ки. На одежду она тратит гроши, но это компенс и руется ее умением выбрать цвет и рисунок, благодаря чему платья, пр и думанные и сшитые ею самой, вызывают постоянную зависть соседок.
Б е т т и н а. Агостино, ты меня звал?
Агостино. Что это еще за срочный платеж?
Б е т т и н а. Какой платеж?
Агостино. Не отвечай на вопрос вопросом, а то я подумаю, что ты хочешь выиграть время.
Б е т т и н а. Агостино, неужели тебе не надоело? Неужто мы с тобой до сих пор должны выигрывать время, чтобы придумать, как отвечать друг дружке?
Агостино. Не прикидывайся дурочкой.
Беттина. Я ничего не поняла, Агости, только и всего. И никем я не прикидываюсь, а если узнаю, что это делаешь ты, я схвачу первую попавшуюся вещь и расшибу ее об твой череп. Что ты хотел спросить?
Агостино. Куда ты девала десять тысяч лир?
Беттина. Слава тебе господи, мы уже все знаем.
Агостино. Не кипятись. Ты должна понять, что я, ты и эта бедная пара считаем минуты и гроши, чтобы собрать нужную сумму. У нас в запасе еще семь дней; если же ты начнешь платить долги, это будет все равно что одной рукой брать деньги, а другой отдавать, и, когда время выйдет, мы не сможем выложить нужной суммы, и все наши старания пропадут впустую.
Беттина. Но ты же не даешь мне слова сказать...
Агостино. Подожди, я еще не кончил... Я уж не говорю о том, что кредиторы в кои-то веки утихомирились и не морочат нам голову, но стоит расплатиться хоть с одним из них, об этом узнают остальные, и тогда ты увидишь, как штурмовали Бастилию.
Беттина. Я ни с кем не расплачивалась. Дай мне объяснить. Рано утром пришла донна Фортуната, ну та, что живет в доме семнадцать. Ты еще спал и поэтому не слышал. Она пришла вся перепуганная, мне даже страшно стало. «Донна Беттина, миленькая, выручите меня! Господь пошлет вам здоровья. Вот уж три дня, как мой муж не ходит на стройку: у него до того болит зуб, что он на стенку готов лезть...». Она сказала, что бедняга швырялся стульями, что он разбил стеклянный колокол святой Анны, который у них на комоде стоит... Но это еще не все. Он так измучился, что схватил вдруг лом – он ведь на стройке работает – и хотел убить жену и детей. «Донна Беттина,– сказала она,– если бы это был целый зуб, я б ему его вырвала или он вырвал бы сам, он ведь не трус, но там у него гнилушка корня сидит внутри, а снаружи видно только черную точечку». Она попросила три тысячи лир, чтобы сводить его к врачу.
Агостино. Бедный Маттео. Зубная боль страшная штука.
Беттина. Разве я могла ей отказать?
Агостино. Понятное дело...
Беттина. Как видишь, ни с кем я не расплачивалась, а дала в долг.
Агостино. Еще хуже! Пойдет слух, что мы одалживаем людям деньги, взбешенные кредиторы наперегонки бросятся сюда. Кто с ними будет объясняться?
Родольфо. Вы, наденете цилиндр и объяснитесь.
Агостино. Не хватало, чтобы мне превратили цилиндр в лепешку.
Беттина (спускаясь по лестнице). Вот сдача с десяти тысяч лир. (Вынимает деньги из кармана передника и кладет на стол ) Шесть тысяч сто.
Агостино. Как так? Ты ведь одолжила донне Фортунате три тысячи.
Б е т т и н а. Три с половиной. Пятьсот лир на такси.
Агостино. Он что, не мог добраться до врача на своих двоих?
Беттина. С такой болью? «
Агостино. Разве у него зубы не во рту, а на ногах?
Беттина. Я не могла не дать денег. Она ведь тоже часто нас выручала.
Агостино. Ладно, три тысячи пятьсот. Значит, здесь должно быть шесть с половиной.
Беттина. Я приготовила сковороду картошки с луком и помидорами: попросим в пиццерии на углу, чтобы посадили ее в печь.
Агостино. Еще один ответ, чтобы выиграть время. Какое отношение имеет сковорода картошки к четырем сотням лир?
Беттина. Интересно, как бы я сделала картошку с луком и помидорами без четырехсот лир? Кстати, до обеда не так уж много времени. (Быстро поднимается по лестнице и исчезает за дверью справа.)
Агостино. Итак, здесь шесть тысяч сто...
Родольфо. А это сегодняшние десять тысяч. (Кладет на стол кредитку, полученную Ритой от Антонио.)
Рита. Шестьдесят тысяч у меня.
Агостино. Где вы их держите?
Рита (показывая на комод). Там.
Агостино. Будьте осторожны.
Рита (достает деньги из ящика и показывает ему). Вот они. Я пересчитываю их по три-четыре раза на день и еще раз перед сном.
Родольфо (передавая Рите десять тысяч лир). Держи.
Рита (по мере того как считает, кладет деньги на стол). Десять, двадцать, тридцать... тридцать пять, сорок, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят... шестьдесят. (Показывая купюру, которую дал ей Родолъфо ) С этими будет семьдесят. А с тем, что осталось от утренних десяти тысяч,– семьдесят шесть тысяч сто.
В дверях справа появляется Беттина. У нее в руках ог ромная медная ск о ворода, полная картофеля, лука и поми доров– овощи нарезаны, перемеш а ны, и остается только по местить их в печь.
Беттина (выходит на балкон и зовет). Микеле! Микё! Что ты делаешь? Голос Микеле за сценой. «Ничего!»
Агостино. В этом переулке занятие у всех одно.
Беттина (к Микеле), Да не беги... Дон Винченцо в лавке?
Голос Микеле по-прежнему за сценой, но уже ближе: «Да-да. И донна Кончетта тоже». Микеле поравнялся с балконом, поднявшись по ступеням, переулка, и стоит сейчас прямо перед Беттиной.
Микеле. Что я должен для вас сделать, донна Бетти?
Беттина (показывая ему сковороду). Обычная просьба...
Микеле. Сбегать в пиццерию?
Беттина. Только не в первую, а к дону Орацио, в конце переулка.
Микеле. Будет сделано. (Берет сковороду и исчезает.)
Б е т т и н а. Через полчаса зайдешь за ней.
Голос Микеле за сценой: «Хорошо!»
Скажи дону Орацио, чтобы не беспокоился: я в долгу не останусь.
Голос Микеле уже издалека: «Хорошо, синьора!»
(Входит и спускается по лестнице) Ну вот, теперь о еде можно больше не думать. На сладкое я купила изумительный арбуз.
Родольфо. Мы подсчитали деньги. Для трех дней неплохой улов. Если и дальше так пойдет, я думаю, мы наберем то, что нам нужно, быстрее, чем за неделю.
Рита (убирая деньги в ящик комода). Дай бог. А то у меня начинают сдавать нервы.
Агостино. Дорогая синьора, вы проявили чудеса находчивости и присутствие духа, достойные великой артистки. А вы знаете, что перед моими глазами за тридцать семь лет прошли самые разные актеры – большие и маленькие, честные и проходимцы.
Рита. Ведь это люди, которых я вижу впервые, типы, у Которых одно на уме... Когда вокруг творится бог знает что, среди них может попасться какой-нибудь маньяк или преступник... Понятное дело, встречаются дураки, которые отказываются от десяти тысяч лир в уходят с чем пришли, но ведь недолго нарваться и на такого, что пырнет ножом.
Агостино. А я для чего?
Родольфо. И я?
