Текст книги "Филумена Мартурано"
Автор книги: Эдуардо де Филиппо
Жанр:
Драма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Что вы себе позволяете? Вы где, на улице?
УМБЕРТО (дотронувшись до ушибленного носа). Я разнимал.
РИККАРДО. Я тоже.
МИКЕЛЕ. И я.
ФИЛУМЕНА. А кто же дрался?
ВСЕ ТРОЕ (в один голос). Я не...
ФИЛУМЕНА (укоряюще). Безобразие! Друг против друга! (Пауза.) Так вот что, ребята... (Медлит, прежде чем продолжать.) Как идут дела?
МИКЕЛЕ. Благодарим бога!
ФИЛУМЕНА (к Микеле.) Дети здоровы?
МИКЕЛЕ. Здоровы. На прошлой недели у среднего была небольшая температура. Сейчас здоров. Съел тайком от матери два кило винограду. Меня дома не было. Живот надулся, как барабан. Вы же знаете, четверо детей... то один, то другой, всегда что-нибудь да случится. К счастью, все четверо любят касторку. Когда у одного понос, остальные трое сидят дома: плач, визг... Не перестают хныкать, пока всем не дашь касторки. Тогда выстраиваются в ряд с горшками... Дети...
УМБЕРТО. Синьора, я получил ваше письмо. Ваше имя, извините, мне ничего не говорит. К счастью, на конверте был адрес, и я вспомнил, что именно вас встречаю почти каждый вечер, когда иду в редакцию. А однажды даже имел удовольствие проводить вас по этому самому адресу. Вам трудно было идти: кажется, у вас болела нога. Таким образом, я восстановил в памяти...
ФИЛУМЕНА. Ну да, у меня болела нога.
РИККАРДО (более откровенно). В чем же дело?
ФИЛУМЕНА (К Риккардо). Магазин в порядке?
РИККАРДО. А почему же нет? Конечно, если бы все мои покупатели были такими, как вы, магазин пришлось бы закрыть через месяц. Когда вы заходите, у меня сразу портится настроение. Все товары перевернете: это не то, то не это... поневоле призадумаешься... После вас хоть рабочих зови, чтобы привести все в порядок.
ФИЛУМЕНА (по-матерински). Хорошо, больше у тебя не будет неприятностей из-за меня.
РИККАРДО. При чем здесь неприятности? Вы покупатель. Но у меня рубашка становится мокрой от пота, пока я наконец наведу после вас порядок.
ФИЛУМЕНА (почти весело). Ну так вот! Я вызвала вас по серьезному делу. Может быть, пройдем сюда? (Указывает на первую комнату налево.) Там поспокойнее.
Из «кабинета» в сопровождении адвоката Ночелла выходит Доменико, как обычно уверенный в себе.
ДОМЕНИКО (добродушно, но энергично, Филумене). Послушай, не надо все усложнять снова!.. (Адвокату.) Я хотя не адвокат, но знал это еще до вас. Все и так было ясно.
Филумена с сомнением смотрит на него.
Итак, вот адвокат Ночелла. Он тебе все разъяснит. (Молодым людям.) Синьора допустила ошибку, она напрасно вас потревожила. Просим прощения и... если хотите идти...
ФИЛУМЕНА (останавливая молодых людей, которые уже было направились к двери). Одну минуту... Я не ошиблась... Это я их позвала. При чем здесь ты?
ДОМЕНИКО (вызывающе). Будем говорить при всех?
ФИЛУМЕНА (поняла, что произошло нечто серьезное, изменившее ход событий; спокойный тон Доменико подтвердил ее догадку. Молодым, людям.) Извините, я вернусь через пять минут. Может быть, вы подождете на террасе?..
Умберто и Микеле несколько нерешительно направляются на террасу.
РИККАРДО (посмотрев на часы). Послушайте! Мне кажется, что я злоупотребляю чужим гостеприимством! У меня дела...
ФИЛУМЕНА. Я же сказала тебе, что нужно серьезно поговорить. (Теряя спокойствие, обращается с ним, как с мальчишкой, не допуская возражений.) Иди на террасу. Другие ждут, и ты обождешь!
РИККАРДО (обескуражен решительным тоном Филумены). Хорошо! (Нехотя идет за остальными.)
ФИЛУМЕНА (Розалии). Подай им кофе.
РОЗАЛИЯ. Сию секунду. (Молодым людям.) Идите, идите. Обождите там. (Показывает на террасу). А я принесу вам по чашке чудесного кофе! (Уходит налево, в то время как молодые люди переходят на террасу.)
ФИЛУМЕНА (к Доменико). Ну, так в чем дело?
ДОМЕНИКО (безразлично). Здесь адвокат, вот он... Поговори с ним.
ФИЛУМЕНА (теряя терпение). Я с законами дружбу не веду. Но это не важно, в чем дело?
НОЧЕЛЛА. Вот что, синьора... Но я повторяю, что я здесь ни при чем.
ФИЛУМЕНА. Зачем же вы тогда пришли сюда?
НОЧЕЛЛА. Вот-вот, я ни при чем в том смысле, что живущий в этом доме синьор не является моим клиентом. Он и не приглашал меня.
ФИЛУМЕНА. Как же вы здесь очутились?
НОЧЕЛЛА. Нет, вы...
ФИЛУМЕНА. Вас притащили сюда?
НОЧЕЛЛА. Нет, синьора, Я никому не позволил бы меня сюда привести.
ДОМЕНИКО (Филумене). Ты хочешь, чтобы он сказал, кто его пригласил?
НОЧЕЛЛА. Об этом деле мне рассказала синьорина... (Оглядывается и, не видя Дианы, смотрит по направлению к «кабинету».) Где же она?
ДОМЕНИКО (стремится вернуться к существу дела, нетерпеливо). Адвокат, я... она... не важно, кто рассказал... Какое это имеет значение? Переходите к делу.
ФИЛУМЕНА (имея в виду Диану, с ожесточенным сарказмом, но вопросительно). Где же она там? Не хватает смелости показаться? Продолжайте, адвокат.
НОЧЕЛЛА. Дело, о котором мне рассказал синьор... синьорина... совершившийся факт... таким образом... подходит под статью сто первую. Я выписал ее. (Достает из кармана лист бумаги, показывает.) Статья сто первая «Совершение бракосочетания в момент, когда одна из сторон находится при смерти» гласит: «В случае близкой опасности для жизни одной из сторон»... и так далее... перечисляются все случаи. Но смерть не наступила. Опасность же для вашей жизни, по словам синьора, была фикцией.
ДОМЕНИКО (поспешно). У меня есть свидетели: Альфредо, Лючия, привратник, Розалия...
ФИЛУМЕНА. Медицинская сестра...
ДОМЕНИКО. Да, медицинская сестра. Все знают! Как только падре ушел, она (показывает на Филумену) вскочила с постели и заявила: «Думми, мы теперь – муж и жена!»
НОЧЕЛЛА (Филумене). В таком случае более подходит статья сто двадцать вторая «Насилие и обман». (Читает.) «Брак может быть расторгнут тем из супругов, чье согласие было получено в результате насилия или обмана». Поскольку согласие на бракосочетание было получено при подобных обстоятельствах, на основании статьи сто двадцать второй брак считается недействительным.
ФИЛУМЕНА (откровенно). Ничего не поняла!
ДОМЕНИКО (убежденный, что правильно толкует статью кодекса, и желая окончательно нанести поражение Филумене). Я женился на тебе потому, что ты должна была умереть.
НОЧЕЛЛА. Нет, не так. Бракосочетание не может быть оговорено никакими условиями. Имеется статья... я сейчас не помню параграф... Одним словом, там говорится: «Если одна из сторон возражает против вступления в брак или выдвигает предварительные условия, то ни мэр, ни священник не имеют права совершать бракосочетание».
ДОМЕНИКО. Вы сказали, что опасности для жизни не было...
ФИЛУМЕНА (грубо). Замолчи, ты сам ничего не понял. Адвокат, объясните-ка попроще.
НОЧЕЛЛА (протягивая бумагу Филумене). Вот статья из кодекса. Прочтите сами.
ФИЛУМЕНА (рвет, даже не прочитав). Я не умею читать, и никаких бумаг мне не надо!
НОЧЕЛЛА (обиженно). Синьора, поскольку вы не были при смерти, брак расторгается, он недействителен.
ФИЛУМЕНА. А священник?
НОЧЕЛЛА. Он скажет то же самое. Больше того, он заявит, что вы оскорбили священное таинство брака. Нет, брак недействителен.
ФИЛУМЕНА (бледнеет). Недействителен? Я должна была умереть?
НОЧЕЛЛА (поспешно). Вот именно…
ФИЛУМЕНА. Если бы я умерла...
НОЧЕЛЛА. Тогда брак считался бы действительным.
ФИЛУМЕНА (показывая на Доменико, который остается безучастным.) А он мог жениться снова, даже имея детей?..
НОЧЕЛЛА. Увы, да, но только в положении вдовца. И эта другая женщина, вероятно, вышла бы замуж за вдовца покойной синьоры Сориано.
ДОМЕНИКО (имея в виду Филумену). Она стала бы синьорой Сориано?.. Покойница!
ФИЛУМЕНА (с иронией, но горько). Приятное утешение! Я потратила всю свою жизнь, чтобы создать семью, а закон мне этого не позволяет! И это справедливость?
НОЧЕЛЛА. Но вы не можете рассчитывать на поддержку закона. Закон не может стать вашим соучастником в преступлении, которое совершается по отношению к третьему лицу. Доменико Сориано не имел намерения вступить с вами в брак.
ДОМЕНИКО. Ты должна понять это. Если сомневаешься, спроси адвоката, которому доверяешь.
ФИЛУМЕНА. Не надо, я верю. Но не потому, что ты это говоришь. Ты ведь больше всех заинтересован... Я верю адвокату, которого вижу в первый раз... Взгляни на себя. Думаешь, я плохо тебя знаю? Ты опять смотришь хозяином. Успокоился... Если бы все это было ложью, вряд ли бы ты смотрел мне в глаза – уткнулся бы в землю. Лгать ты никогда не умел. Это правда.
ДОМЕНИКО. Продолжайте, адвокат.
НОЧЕЛЛА. Если вы мне доверите это дело...
ФИЛУМЕНА (на мгновение задумывается; голос ее изменился, она волнуется, вскипает; к Доменико). Так знай! Ты мне тоже не нужен! (К Ночелла.) Продолжайте, адвокат. Да, неправда, что я была при смерти. Мне захотелось сыграть шутку! Я хотела украсть у него фамилию! Я не знаю ваших законов, но у меня есть свой. Этот закон велит смеяться, а не плакать! (Кричит по направлению к террасе). Идите все сюда!
ДОМЕНИКО (примирительно). Хочешь сразу со всем покончить?
ФИЛУМЕНА (разъяренно). Помолчи!
Снова появляются три молодых человека. Им немного не по себе. Делают несколько шагов вперед по комнате. Из глубины одновременно выходит Розалия с подносом, на котором стоят три чашки кофе. Она понимает деликатность минуты и, молча поставив поднос на столик, подходит к Филумене.
(Сыновьям, откровенно.) Дети, вы уже взрослые люди! Выслушайте меня! (Показывает на Доменико и Ночелла.) В этом мире законов и прав живут люди... В этом мире защищаются бумагой и чернилами. Здесь живут Доменико Сориано и адвокат. Здесь же живу и я (показывает на себя). Филумена Мартурано, которая не умеет плакать, женщина, у которой свои законы. Доменико Сориано всегда твердил мне: «Видел ли кто-нибудь хоть раз слезы в этих глазах?» Нет у меня слез... смотрите! (С иронией.) Разве нищая имеет право на слезы? (Устремив глаза на молодых людей.) Вы же – мои сыновья!
ДОМЕНИКО. Филуме!
ФИЛУМЕНА (решительно). Кто ты такой, чтобы запретить сказать моим детям, что они моя плоть, моя кровь? (К Ночелла.) Адвокат, ваш закон разрешает это или нет?.. (Более угрожающе, чем взволнованно.) Вы – мои дети! Филумена Мартурано все сказала. Вы молоды, сумейте же понять все, что здесь обо мне говорили.
Все трое стоят, словно каменные, Умберто бледен, Риккардо опустил глаза, словно от стыда, Микеле растроган и удивлен, на его лице волнение.
Не буду говорить, как я сейчас живу, но расскажу всем, как жила до семнадцати лет. (Пауза.) Адвокат, известны вам трущобы... (отчеканивая) эти подвалы... на Сан-Джованьелло, на Верджине, Фурчелле, виа Трибунале, Паллунетто? Мрачные, полные копоти, набитые битком людьми. Летом там нечем дышать от жары, а зимой зубы стучат от холода... Даже в полдень туда не проникает дневной свет... Сколько народу ютится там! Дышать нечем, но все же лучше духота, чем холод. Вот в одном из таких подвалов в переулке Сан-Либорио я и жила вместе с семьей. Сколько нас там было? Целая толпа! Что было с моей семьей, что с ней потом стало, я не знаю... И не хочу знать. Не помню!.. Друг на друга не смотрят. Эти просящие глаза, постоянные драки... Ложились спать, не говорили «доброй ночи!» А просыпаясь, никто не говорил друг другу «доброе утро!» Помню только одно ласковое слово, которое сказал мне отец... Вспоминаю об этом теперь, и меня охватывает дрожь... Мне было тринадцать лет. «Ты растешь, – сказал он, – и живешь здесь не только для того, чтобы есть». А духота какая!.. Ночью закрывали дверь, и нечем было дышать... Вечером садились за стол... Одна большая тарелка и куча вилок. Может быть, мне казалось, но каждый раз, когда я брала на вилку кусок, я чувствовала на себе взгляд. Будто я воровала!.. Мне исполнилось семнадцать... Я смотрела на проходивших девушек – на них были красивые платья, туфли... Они шли под руку с женихами. Однажды вечером я встретила подругу, она жила рядом с нами, но хорошо одевалась... Тогда я думала, что в этом – самое большое счастье... Я говорила себе: «Та-ка-я... та-ка-я... та-ка-я...». Я не спала всю ночь... А духота... духота... И я познакомилась с тобой!
Доменико вздрагивает.
Там, ты помнишь?.. Тот «дом» казался мне королевским дворцом... Ночью возвращалась в переулок Сан-Либорио, и сердце бешено стучало. Я думала: «Теперь никто не посмотрит на меня, выгонят из дому!» Но никто ничего не сказал; наоборот, кто-то подвинул стул, кто-то произнес ласковое слово... На меня смотрели, как на человека выше их, с уважением... Только у мамы, когда она поздоровалась, я заметила в глазах слезы... Больше я домой не возвращалась! (Почти кричит.) Я не убила моих детей! Семья... моя семья! Двадцать пять лет я думаю только о семье! (Сыновьям.) Я вырастила вас, сделала вас людьми, обкрадывала его... (показывает на Доменико) чтобы воспитать вас.
МИКЕЛЕ (взволнованный, подходит к матери). Все хорошо, хватит уже! (Все сильнее волнуется.) Ты сделала больше, чем могла.
УМБЕРТО (подходит к матери, серьезно). Хотелось бы сказать многое, но сейчас мне трудно говорить. Я напишу вам письмо.
ФИЛУМЕНА. Я не умею читать.
УМБЕРТО. Я сам прочту его вам.
Пауза.
ФИЛУМЕНА (смотрит на Риккардо, ожидая, что тот подойдет к ней, но он, не сказав ни слова, уходит). А, ушел...
УМБЕРТО (понимающе). Характер! Не понял. Завтра я зайду к нему в магазин и поговорю.
МИКЕЛЕ (Филумене). Вы можете жить у меня. Правда, дом маленький, но места хватит всем. Ведь еще есть терраска. (С искренней радостью.) А ребята-то все время спрашивают: «Где бабушка, бабушка где?...» И я молол всякую чепуху... Вот будет новость! Войду и скажу: «Бабушка приехала!» (Словно говоря: «Вот она».) Ну и праздник будет! (Приглашая Филумену.) Идемте.
ФИЛУМЕНА (решительно). Хорошо, пойду к тебе.
МИКЕЛЕ. Идемте.
ФИЛУМЕНА. Одну минуту. Подожди меня внизу у подъезда. (К Умберто.) Ступайте вместе. Я спущусь через десять минут. Мне надо еще сказать кое-что дону Доменико.
МИКЕЛЕ (счастливый). Только побыстрей. (К Умберто.) Вы идете?
УМБЕРТО. Да, иду. Я провожу тебя.
МИКЕЛЕ (по-прежнему весело). До свидания, синьоры. (Идет в глубь сцены.) Я чувствовал что-то... поэтому и хотел говорить... (Уходит с Умберто.)
ФИЛУМЕНА. Адвокат, извините, несколько минут... (Показывает на «кабинет».)
НОЧЕЛЛА. Мне надо уйти.
ФИЛУМЕНА. Нет-нет. Только на две минуты. Я очень довольна, что вы присутствовали при моем разговоре с доном Доменико. Проходите, пожалуйста.
Ночелла нехотя идет в «кабинет». Розалия, не сказав ни слова, выходит в первую дверь налево.
ФИЛУМЕНА (положив ключи на стол). Я ухожу, Думми. Скажи адвокату, чтобы он оформил развод законным путем. Я во всем призналась, ты свободен.
ДОМЕНИКО. Я думаю! Выкачала кругленькую сумму! Не тебе подымать историю...
ФИЛУМЕНА (спокойно). Завтра пришлю за вещами.
ДОМЕНИКО (несколько смущен). Ты, наверное, с ума сошла. Смутила покой трех бедных юношей. Кто тебя просил рассказывать? Зачем ты это сделала?
ФИЛУМЕНА (холодно). Потому что один из них – твой сын!
ДОМЕНИКО (застывает, пристально вглядываясь в Филумену, ошеломленный этим известием; после паузы, стремится протестовать всем своим существом). Кто тебе поверит?
ФИЛУМЕНА. Один из трех – твой!
ДОМЕНИКО (не осмеливаясь кричать, тяжело). Замолчи!
ФИЛУМЕНА. Я могла сказать – все трое твои, и ты бы поверил. Я заставила бы тебя поверить! Но это не так. Могла ли я сказать тебе об этом раньше? Нет, ты возненавидел бы двух остальных... Но я их всех любила одинаково, не делая различий.
ДОМЕНИКО. Это ложь!
ФИЛУМЕНА. Нет, Думми, это правда! Ты просто забыл. Твои поездки... Лондон... Париж... скачки, женщины... В один из многих вечеров ты был со мной... Ты сказал: «Филуме, докажи, что ты по-настоящему любишь меня» – и погасил свет. В тот вечер я действительно тебя любила. А ты нет. Ты только делал вид, что любишь... Когда я снова зажгла свет, ты как обычно протянул мне сто лир. Я записала на них этот день, месяц и год. Мне всегда везло в лотерее, я умею хорошо угадывать числа. Потом ты уехал, и я ждала тебя, как святая!.. Но ты забыл о том вечере... И я тебе ничего не сказала... Говорила, что живу по-прежнему, ничего нового... И правда, когда я увидела, что ты ничего не понял, решила жить по-прежнему.
ДОМЕНИКО (безапелляционным тоном, чтобы скрыть свое волнение). Который из них?
ФИЛУМЕНА (решительно). Э... нет. Этого я не скажу. Они все одинаковы, все трое...
ДОМЕНИКО. Это ложь... Этого не может быть! Ты бы мне раньше сказала, чтобы привязать к себе, держать в своих руках... Единственное средство для этого – ребенок... И ты, Филумена Мартурано, сразу бы воспользовалась этим средством.
ФИЛУМЕНА. Если бы ты узнал, что должен родиться ребенок, ты заставил бы меня убить его. Ведь ты тогда так думал... Да и теперь так же! Ты не изменился! Не один, а сто раз ты заставлял бы меня убить ребенка! Я боялась тебе сказать. И, если твой сын сейчас жив, это только моя заслуга!
ДОМЕНИКО. Который из них?
ФИЛУМЕНА. Они все одинаковы, все равны!
ДОМЕНИКО (в отчаянии, зло). Да, и я все тот же!.. Твои дети! Я не желаю их видеть! Я не знаю их... не знаком ни с одним! Уходи отсюда!
ФИЛУМЕНА. Помнишь, вчера я сказала: «Не клянись, умрешь проклятым, если не придешь ко мне однажды за милостыней». Вот почему я так сказала... Прощай, Думми, но запомни: если мои дети узнают, что ты отец одного из них... я убью тебя! Это не простая угроза, которую я слышала на протяжении двадцати пяти лет... Это говорит тебе Филумена Мартурано: я убью тебя! Понял? (Энергично.) Входите, адвокат... (Диане.) Входи и ты, я тебя не трону. Ты одержала полную победу.
Входит Розалия.
Я ухожу. (Обнимает Розалию.) Завтра я пришлю за моими вещами.
Из «кабинета» появляется Ночелла в сопровождении Дианы. Из глубины сцены выходит Альфредо.
Живите хорошо, прощайте. Прощайте и вы, адвокат, извините меня.
Из глубины сцены появляется Лючия.
Все понял, Думми? (С показной веселостью.) Я еще раз повторяю при людях: никто не должен знать о нашем разговоре! Никто! Держи при себе. (Снимает с груди медальон, открывает его, вынимает оттуда сложенный в несколько раз старый билет в сто лир, Отрывает часть от него, на которой записана число, и оставляет себе. К Доменико.) Я написала на нем небольшой счет. Возьми его! (Бросает ему в лицо другую половину, а затем почти весело, но с глубоким презрением.) Детей не покупают! Дети есть дети! (Идет вглубь сцены, в левую дверь.) Всего вам доброго!
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Та же декорация. Сумерки. После второго действия прошло десять месяцев. Везде цветы. Несколько красивых корзин с цветами, в которых виднеются белые визитные карточки с поздравлениями. Цветы скромных тонов, не ярко-красные и не ослепительно белые. В доме чувствуется праздничное настроение. Занавес, разделяющий столовую и «кабинет», плотно задернут.
Справа входит Розалия в праздничном платье. Одновременно с ней из «кабинета» выходит Доменико. Он совершенно изменился. Нет ни жестов, ни интонаций, характерных для его властолюбивой натуры. Он стал мягким, почти покорным. Волосы еще больше поседели. Увидев Розалию, которая идет налево, останавливает ее.
ДОМЕНИКО. Куда вы ходили?
РОЗАЛИЯ. Было поручение от донны Филумены.
ДОМЕНИКО. Какое поручение?
РОЗАЛИЯ (добродушно и вкрадчиво). Уж не ревнуете ли вы? Я была в переулке Сан-Либорио...
ДОМЕНИКО. Зачем? Что вы там делали?
РОЗАЛИЯ (шутливо). Да вы и впрямь ревнуете!
ДОМЕНИКО. Какая тут ревность. Я просто сразу заметил, что вас нет дома.
РОЗАЛИЯ. Я пошутила. (Боязливо смотрит на дверь, ведущую в комнату Филумены.) Хорошо, я скажу... Но только ни слова донне Филумене, она никому не велела говорить.
ДОМЕНИКО. Тогда не говорите и мне.
РОЗАЛИЯ. Нет-нет... Мне кажется, я поступлю правильно, если расскажу вам. За это ее надо еще больше уважать. Я отнесла тысячу лир и полсотни свечей для Мадонны, покровительницы роз. Донна Филумена послала меня к старушке, которая носит цветы к Мадонне и зажигает лампаду. Ровно в шесть часов вечера она зажжет все свечи. Знаете, почему в шесть? В это время вы будете венчаться. А у Мадонны загорятся свечи.
ДОМЕНИКО. Понятно.
РОЗАЛИЯ. Святая она, вы берете в жены святую. Даже помолодела. Стала как девушка – настоящая красавица. Я говорила: «Думаете, дон Доменико забыл о вас? Он развелся из упрямства... А я только и думаю о вашей свадьбе».
ДОМЕНИКО (ему уже надоела болтовня Розалии). Хорошо, донна Розалия, идите к Филумене.
РОЗАЛИЯ. Иду-иду. (Однако продолжает говорить.) Если бы не она... я бы кончила плохо. Она взяла меня к себе сюда, здесь я жила, здесь и умру.
ДОМЕНИКО. Рано вам говорить о смерти.
РОЗАЛИЯ. Нет, у меня все готово. Да что я сшила себе? Белую длинную рубашку с кружевной отделкой, белые чулки и чепчик. Все хранится в ящике. Только мне и донне Филумене известно, где он спрятан. Она и оденет меня. У меня ведь никого нет. Если бы вернулись мои дети!.. Все время жду их... Разрешите? (Выходит в левую дверь.)
ДОМЕНИКО (оставшись один, прохаживается по комнате, осматривает цветы, читает некоторые из визитных карточек с поздравлениями, машинально заканчивает свою мысль вслух). Хорошо!
Из глубины сцены справа раздаются неясные возгласы Умберто, Риккардо и Микеле.
МИКЕЛЕ (за сценой) В шесть. Да-да, венчание в шесть.
РИККАРДО (за сценой). Когда один предлагает встретиться...
УМБЕРТО (за сценой). Но я пришел вовремя.
Входят трое молодых людей.
МИКЕЛЕ. Мы договорились встретиться в пять. Я опоздал на сорок пять минут.
РИККАРДО. И не предупредил.
МИКЕЛЕ. Ну хорошо, на свидание ведь всегда опаздывают на полчаса. Мы должны были... встретиться в пять... в пять... плюс полчаса – половина шестого, ну, без четверти шесть...
РИККАРДО (с иронией). Днем меньше, месяцем больше.
МИКЕЛЕ. У меня четверо детей – я теперь не покупаю часов. Только принесу, тут же, сломают!
УМБЕРТО (заметив Доменико, с уважением здоровается). Добрый вечер, дон Доменико.
РИККАРДО (так же, с уважением). Дон Доменико...
МИКЕЛЕ. Дон Доменико...
Все трое выстраиваются перед Доменико.
Молчание.
ДОМЕНИКО. Добрый вечер. (Долгая пауза.) М-м-м... что же вы замолчали? Ведь вы о чем-то говорили?
УМБЕРТО (немного смутившись). Да-да...
РИККАРДО. Ну да... говорили и потом... так.
МИКЕЛЕ. Мы уже наговорились.
ДОМЕНИКО. Едва увидели меня... (К Микеле.) Опоздал?
МИКЕЛЕ. Да, синьор дон Доме.
ДОМЕНИКО (к Риккардо). А ты пришел точно?
РИККАРДО. Да, синьор, дон Доме.
ДОМЕНИКО (к Умберто). А ты?
УМБЕРТО. Ни на секунду позже, дон Доме.
ДОМЕНИКО (повторяет, словно разговаривая с самим собой). Ни на секунду позже, дон Доме... (Пауза.) Ну, садитесь...
Все садятся.
Венчание в шесть. Еще есть время. Священник придет тоже в шесть. И... сегодня мы породнимся. Филумена не хотела никого приглашать. Я собирался вам сказать... я говорил уже в прошлый раз... Мне кажется, что это «дон Доме»... Одним словом, не нравится мне это имя.
УМБЕРТО (робко). Да?
РИККАРДО (робко). Да?
МИКЕЛЕ (робко). Да?
УМБЕРТО. Но вы не сказали, как к вам обращаться.
ДОМЕНИКО. Я не говорил этого, ожидая, что вы сами поймете. Сегодня вечером я женюсь на вашей матери, и уже договорился с адвокатом обо всем, что касается вас. Завтра вы будете носить мой фамилию – Сориано...
Трое молодых людей поочередно вопросительно переглянулись, словно подыскивая ответ. Каждый ожидает, что другой заговорит раньше его.
УМБЕРТО (набравшись храбрости). Видите ли... я попытаюсь ответить... Все мы в эту минуту испытываем одинаковое чувство. Мы уже не дети, мы – взрослые люди... и не можем, вот так сразу, называть вас по-другому, как вы справедливо и великодушно предлагаете. Есть некоторые вещи... их надо прочувствовать сердцем.
ДОМЕНИКО (тревожно и вопросительно). А ты не ощущаешь сердцем это... ну, скажем, потребность... необходимость назвать человека... меня, например, папой?
УМБЕРТО. Мне не хотелось бы лгать, вы не заслуживаете этого. Пока, в данный момент, нет!
ДОМЕНИКО (немного разочарованно, обернувшись к Риккардо). А ты?
РИККАРДО. Я тоже нет.
ДОМЕНИКО (к Микеле). Ну а ты?
МИКЕЛЕ. Я тоже нет, дон Доме!
ДОМЕНИКО. Ну что ж, со временем привыкнете. Я доволен, очень рад, что сейчас нахожусь среди вас. Что бы там ни было, а вы хорошие ребята. Каждый из вас работает, у одного одна профессия, у второго другая... Но у всех вас одинаковое желание работать, одинаковое упорство. Молодцы! (К Умберто.) Ты служащий и, если не ошибаюсь, гордишься своим трудом... Статьи пишешь!
УМБЕРТО. Небольшие рассказы.
ДОМЕНИКО. Ну вот... твоя мечта, значит, стать большим писателем.
УМБЕРТО. Нет, это для меня слишком.
ДОМЕНИКО. А почему? Ты же молод. Я знаю, для этого нужно иметь талант, надо родиться...
УМБЕРТО. Я сомневаюсь, что у меня врожденный талант. Сколько раз меня охватывало сомнение, и я повторял себе: «Умбе, ты ошибся... У тебя другая дорога».
ДОМЕНИКО (с интересом). Кем ты мог бы еще стать? Что могло бы еще увлечь тебя в жизни?
УМБЕРТО. Кто знает: есть столько интересных дел, с детских лет начинаешь увлекаться...
РИККАРДО. Потом жизнь – сплошная комбинация. Вот, к примеру, я. Как я оказался в магазине на Кьяйя? Полюбил белошвейку!
ДОМЕНИКО (схватывая налету). Много у тебя было девушек?
РИККАРДО. Так... не жалуюсь...
Доменико, заинтересованный, встает, ищет в Риккардо какую-нибудь черту, которая напомнила бы его молодость.
Знаете что? Не могу найти в моем вкусе. Увидел одну, понравилась, говорю себе; «вот она...» – и сразу решаю: «женюсь». Потом вижу другую, и мне начинает казаться, что эта нравится больше. Никак не могу решиться – всегда новая женщина лучше той, которую знал раньше.
ДОМЕНИКО (К Умберто). А ты, наверное, по отношению к женщинам более сдержан?
УМБЕРТО. До определенного момента. С нынешними девушками не приходится много рассуждать. На улице, куда ни глянь, столько красавиц! Трудно выбрать. Что же мне остается делать? Буду искать до тех пор, пока не найду свой идеал.
Доменико смущен, обнаружив у него те же наклонности, что и у Риккардо.
ДОМЕНИКО (к Микеле). А ты... тебе тоже нравятся женщины?
МИКЕЛЕ. Я очень рано попал в беду. Познакомился с женой – и... прощай все! Теперь иди прямо, не заглядывайся по сторонам, с моей женой шутки плохи... Одним словом, понимаете, как мне живется. Не потому, что девушки мне не нравятся... боюсь я...
ДОМЕНИКО (обескуражено.) Значит, и ты любишь женщин... (Пауза. Не оставляя надежды.) Я, когда был молодым, любил петь. Собирались мы с друзьями, семь-восемь человек... В те времена были в моде серенады. Ужинали на террасе, на открытом воздухе. Вечер всегда заканчивался песнями: мандолины, гитары... Кто из вас поет?
УМБЕРТО. Я нет.
РИККАРДО. И я.
МИКЕЛЕ. А я люблю.
ДОМЕНИКО (счастливый). Ты поешь?
МИКЕЛЕ. И как! Да разве можно без песни работать? Всегда пою в мастерской.
ДОМЕНИКО (настойчиво). Спой что-нибудь.
МИКЕЛЕ (уклоняется, раскаиваясь в своем хвастовстве). Что ж мне спеть?
ДОМЕНИКО. Что хочется.
МИКЕЛЕ. Знаете что? Мне стыдно.
ДОМЕНИКО. Разве ты не поешь в мастерской?
МИКЕЛЕ. То другое... Знаете эту: «Скажите, девушки, подружке вашей»? Эх, хорошая песня! (Начинает напевать бесцветным голосом, сильно фальшивя.)
Скажите, девушки, подружке вашей,
Что я не сплю ночей, о ней мечтая,
Что всех красавиц она милей и краше...
РИККАРДО (перебивая). Так и я умею петь... Каким местом ты поешь?
МИКЕЛЕ (обиженно). А что, плохой голос?
УМБЕРТО. Так и я могу петь.
РИККАРДО. А я нет?
ДОМЕНИКО. Так любой споет. (К Риккардо.) Спой-ка!
РИККАРДО. Нет, я не решусь. Я не настолько самоуверен, как Микеле... но могу попробовать... (Напевает.)
Скажите, девушки, подружке вашей,
Что я не сплю ночей, о ней мечтая,
Что всех красавиц она милей и краше...
Умберто подтягивает последнюю фразу.
МИКЕЛЕ (продолжает).
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашел...
Возникает нестройный хор.
ДОМЕНИКО (прерывает их). Довольно, довольно...
Все смолкают.
Перестаньте, так лучше... Вы волнуетесь... Нельзя так... Трое неаполитанцев – и не умеют петь!
Слева выходит Филумена в красивом новом платье. Высокая прическа «по-неаполитански», две нити жемчуга на шее. Серьги в ушах. Она выглядит почти как девушка. Говорит Терезине, портнихе, которая идет за ней с Розалией и Лючией.
ФИЛУМЕНА. Ну, а ты сама не видишь, что тут испорчено, а, Терезина?
Терезина – одна из тех неаполитанских портних, которые не смущаются. Обиды разочарованных клиентов даже не задевают ее. Ее спокойствие вызывает бешенство.
ТЕРЕЗИНА. Где вы видите дефект, моя донна Филумена? Я же не первый год шью вам...
ФИЛУМЕНА. И глазом не моргнет! У нее еще хватает совести смотреть в глаза и лгать?
ТЕРЕЗИНА. Что ж, по-вашему, я должна признать, что здесь испорчено?
МИКЕЛЕ. Добрый вечер, мама!
РИККАРДО. Добрый вечер, поздравляю!
УМБЕРТО. Поздравляю, добрый вечер!
ФИЛУМЕНА (удивленно). Вы уже здесь? Добрый вечер. (Терезине, упрямо.) Знаешь, почему ты испортила? Когда ты кроила мне, ты выкроила и на платье своей дочке...
ТЕРЕЗИНА. Да что вы!
ФИЛУМЕНА. Это не в первый раз... Я видела твою девочку в новом платье из моего материала...
ТЕРЕЗИНА. Если это правда, пусть я умру от холеры! (Извиняющимся тоном.) Конечно, если остается...
Филумена с упреком смотрит на Терезину.
Но чтобы в ущерб клиентке? Никогда! Совести не хватит так поступать!
РОЗАЛИЯ (восхищенно). Донна Филуме, вы – сама красота! Прямо под венец!
ТЕРЕЗИНА (облегченно). Какое же платье вам еще надо?
ФИЛУМЕНА (побледнев). Не надо было воровать материал, понимаешь?
ТЕРЕЗИНА (несколько обиженно). Зачем такие слова? Вы так со мной еще никогда не разговаривали... Что же я, мошенница? Меня обозвали мошенницей только потому, что осталось мало материала!
ДОМЕНИКО (который до этого момента нетерпеливо ждал конца сцены, погруженный в свои навязчивые и волнующие его мысли, Филумене). Филуме, я должен кое-что сказать тебе.
ФИЛУМЕНА (делает несколько шагов по направлению к Доменико; она хромает: новые туфли жмут). Мадонна... ох, эти туфли!..
ДОМЕНИКО. Жмут? Больно? Сними, надень Другие.
ФИЛУМЕНА. Что ты хочешь сказать мне?
ДОМЕНИКО. Терези, если вы уйдете, то этим доставите нам большое удовольствие.
ТЕРЕЗИНА. Я не задержусь. Все, иду. (Складывает черный материал и берет его с собой.) Примите поздравления, желаю счастья. (Лючии, направляясь в глубь сцены.) Никак не пойму, какое еще платье нужно? (Уходит в сопровождении Лючии.)
ДОМЕНИКО (молодым людям). Идите в столовую, займите шаферов. Выпейте чего-нибудь. Розали, проводите их.
РОЗАЛИЯ (покорно). Да, синьор. (Молодым людям.) Идемте.
МИКЕЛЕ (братьям). Пойдемте.
РИККАРДО (шутливо). Ты ошибся в выборе профессии. Тебе надо бы петь в театре Сан-Карло! {Оперный театр в Неаполе.}
Смеясь, все трое выходят через «кабинет».
ДОМЕНИКО (глядит на Филумену, восхищенно). Как ты хороша, Филуме!.. Снова стала молодой... И если бы не эти волнения и раздумья, я сказал бы – ты опять можешь заставить мужчину потерять голову!