Текст книги "Случайная любовь"

Автор книги: Эдуард Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

При прощании поединок их глаз длился мгновение, а затем она повернула головку, картинно, словно в танце, повернулась и, не оглядываясь, пошла. Мягкая, гибкая, с кокетливой шляпкой на голове, с тонкими загорелыми руками, сексапильная и манящая она и теперь, хоть он и сблизился с ней, казалась ему странной, непонятной, по-прежнему, как сама природа, таинственной и далекой.

Покачивая станом так, как это могут делать только француженки, она удалялась, а он смотрел ей вслед. Завтра она опять придет! Сережа мысленно обнимал, ласкал её и наслаждался чувством блаженной неги, солнцем, травой, ясным небом, где по-прежнему не иначе, как наблюдая за ними, парил ястреб.

Затем он вспомнил, что они забыли про букет цветов, и побежал к берегу. Но где же он? Ах, вот! Нисколечко не завял.

«Нужно её догнать!» – подумал он, выбежал на тропинку, но она уже скрылась за домами. Сережа поднес букет к лицу, утопил его в цветах, вдохнул пьянящий аромат и закрыл глаза. Он испытал то чувство, которое только тогда доступно во всей полноте, когда молодость и красота разделяют его вместе с вами.

16

И в эту ночь Сережа тоже не мог уснуть. Перед глазами была она. Юля то лежала с распущенными на траве волосами, закинув ножку на ножку, то спускалась по берегу к реке, то выходила из воды, то наклонялась, чтобы сорвать цветок, то безмятежно улыбалась.

Она запутала его обаянием глаз, волос, голосом, покачивающимся стройным гибким манящим телом, и на всем этом лежала прелесть тайны.

В эту ночь он не задавал вопроса, женится ли он на ней. Он сгорал одной жгучей страстью обладания ею.

Страсть оттеснила рассудок в потаенные уголки мозга и весь мир, все бывшие и происходящие вокруг него события потеряли для него свое значение. Старался ли он, закрывая глаза, заснуть или ходил по комнате, – она стояла перед глазами. Мысленно он целовал её глаза, лоб, мочки ушей, спускался ниже, прижимал к «дружку» гибкое пламенное тело, а она извивалась, блаженно постанывала, её руки то обхватывали его шею, то царапали спину, то словно искали что-то в его волосах. Он был томим, словно душевнобольной, лишь одним желанием: раствориться в ней, до конца обладать ею.

Да, да, войти туда, где средоточие всех чувств. И только один единственный вопрос не давал ему покоя: «Невинна ли она? Так ли, что еще никогда? И будет с ним в первый раз?!»

Его воображение рисовало меж раздвинувшихся в стороны стеблей цветок редкостной красоты, светозарный путь от которого вел к той самой что ни на есть девичьей калиточке. Да, да, не к широким воротам, готовым принять роту солдат, и не к соблазнительно распахнутому парадному входу, а к маленькой закрытой калиточке, которую впервые открыть ему выпадает честь! Юля сводила его с ума. И «дружок», крепко напрягаясь, поднимал головку, не давал покоя. Сильно билось сердце.

Провалявшись в жару, Сережа встал и, чтобы успокоиться, вышел во двор. Душа просила простора. Он прошел на задворки и по меже вышел к когда-то плодоносящему, а теперь заброшенному саду. Под деревьями было темно и тихо, пахло влажною травою. Небо здесь казалось темнее, а звезды ярче.

Вокруг него с чуть слышным шелестом мелькали летучие мыши, и казалось, будто слабо натянутые струны звенят в воздухе. В траве слышался шорох и движение. Тут везде была какая-то тайная и своя особая жизнь.

Сережа сел на старый проросший грибами пень, глядел, но ничего, кроме Юли, словно в тумане, не видел. «А ведь она тоже сейчас не спит! Сидит в саду, глядит, так же как и я, на звезды и мечтает!» – подумал он.

Сережа встал, вышел задворками на улицу и прошел к её дому. Деревня спала, не лаяли даже собаки. Лишь только раз у кого-то в хлеву проблеяла овца.

А вот и её дом. В окнах темнота. Ворота на запоре. Но он был уверен, что она не спит, что Юля где-то здесь. Сережа обошел дом со всех сторон, заглянул во двор, в сад – никого.

– Юля, – негромко позвал он. В ответ – тишина.

На востоке начало светать, но звезды по-прежнему еще ярко блестели. Сережа спустился к реке. От широкой водной глади шел пар, и все вокруг дышало уверенностью в себе, встревоженною до страдания загадочною красотою.

Подул предутренний свежий ветерок. Сережа поежился от прохлады. На душе у него было радостно и в тоже время тревожно. Он не мог разобраться в себе: что за чувства владеют им? Любовь, страсть, а может, то и другое? И как силен, как странен этот инстинкт пола, который тяготеет над жизнью людей и словно шквал уносит их в неизвестность…

Вернувшись домой, Сережа заснул, когда уже совсем рассвело, но и во сне Юля не отпускала его. Она, как наяву, была пленительна, притягательна и желанна. И вдруг он проснулся как от толчка. Его «дружок» не выдержал и сделал от постоянного перевозбуждения то, к чему он так стремился. Сережа вытер полотенцем излившееся семя и с чувством удовлетворенного освобождения заснул.

17

Юля тоже до поздней ночи думала о нем. Ей было приятно, что Сережа от неё «без ума». А какая бы девочка не возгордилась, если бы такой парень, как Сережа, влюбился в неё!

«Впрочем, – рассуждала она, – влюбить в себя парня не трудно». Конечно, у неё красивая фигурка и симпатичное личико, что, конечно же, имеет значение, но не это все-таки главное. Она знала девушек с хорошей фигурой, с правильными чертами лица, образованных, но, как ни странно, парни обходили их стороной. Необходимым условием успеха у парней, по её мнению, являлась способность «вызывать желание».

Да, да, вызывать желание, а это талант. Природное, так сказать, дарование. Кажется, в восточных странах кое-где этому обучают, а у нас до сих пор многие находят в этом что-то легкомысленное. Поэтому и ходят у нас по улице и на работе женщины с озабоченными лицами и шагают большими шагами, словно меряя поле.

Конечно, бывало, что и ей в любовной игре переставало везти, но, как правило, ненадолго и главное здесь, как считала она – не растеряться. Однажды она заметила, что скоро надоела парню, которого приворожила, уложив к себе в постель, более старшая и опытная в любовной игре соперница, и она дала парню отставку прежде, чем он это осознал. В другой раз поклонник попался слишком скучный и надоел ей. Она так с ним, не приходя на свидание, тянула, что и ему все это надоело.

«Нужно быть современной девушкой», – рассуждала Юля и порой даже удивлялась, как это ей все еще удается сохранять невинность. А все, очевидно, потому, что она знала: что ни говори, а настоящие мужчины девственность ценят и поныне, когда, разумеется, речь идет не о любовнице, а о жене. Ну а дальше, когда выйдешь замуж, ну, это совсем другое…

А замуж? Нет, она еще не хотела замуж. Она привыкла жить беззаботно в состоянии постоянной полувлюбленности. Да и вообще, ей всего девятнадцать – еще гулять да гулять! Ведь не зря даже в деревне говорят: «Пока в девках – весела и крепка, и горласта; а выдали – все точно стер кто».

Вон, её мама с университетским образованием вышла за военного в двадцать пять. А папа полковник. Она не работала, а он её содержал. Её уже сорок пять, но выглядит на пятнадцать лет моложе.

А она собой даже лучше её. При тонкой талии ножки у нее стройнее, а грудь она развивает специальными упражнениями. Фигура для девушки значит даже больше, чем лицо. Она чувствует это, когда идет по улице и несет на себе волнующие её взгляды мужчин.

Что ни говори, а любовь к красоте – это на самом деле только инстинкт пола и его удовлетворяет только полный союз.

Ну а сейчас для Юли встречи с Сережей стали похожими на череду погожих дней: ночью засыпаешь с надеждой, что и завтра будет ясно, а наутро, протерев глаза, видишь, что светит солнце.

Она, также как и он, старательно скрывала от всех, с кем встречается, где и когда. И все это было так на неё не похоже, что она даже подумала: «Кто эта симпатичная девочка, которая встречается на берегу реки с юношей? Может, это длинный-длинный сон?»

В эту ночь ей опять не спалось, и она все ходила по веранде, пока, наконец, утомленная не зажгла свет и, сбросив халат, не села перед зеркалом, чтобы причесаться и юркнуть под одеяло.

Расчесывая волосы, она посмотрела на свое отражение, словно давно не видела себя. Лихорадка, которой он заразил её, казалось, оставила след на её щеках, во взоре, в волнистых волосах, и Юля показалась себе необычайно оживленной. Или, может быть, когда она загорала, солнце влило в её кровь этот зной.

Она расчесала волосы, откинула их назад и легла. Окна оставались открытыми, занавески не были задернуты. Юля лежала на спине, а звездная ночь смотрела ей прямо в лицо. Скоро должно уже было светать, а она все думала о нем. Она не могла уснуть и как некогда в детстве испытывала смутное беспокойство.

Она долго лежала с открытыми глазами, а затем, надев халат и туфли, на цыпочках, чтобы не разбудить тетю, выскользнула из веранды и села на верхней ступени лестницы, обхватив колени руками, и прислушалась. Ей показалось, что за воротами кто-то стоит, и сердце ей подсказало, что это он.

– Юля! – услышала она, но не отозвалась. Она услышала в доме шаги, встрепенулась, пробежала на цыпочках к себе и юркнула под одеяло.«Мы должны встретиться с Сережей на следующий день», – засыпая, подумала она.

18

Юля проснулась с пересохшим ртом. Нос был заложен. Тяжелой была голова. Температура? Нет, её не было. Небольшая простуда. «Ох, уж этот Сережа! Продержал меня целый час в воде! А ему наверняка хоть бы что!» – подумала она. – «Сегодня на реку не пойду. Пусть ждет».

Еще она вспомнила, что обещала тете полить и прополоть грядки, но торопиться было некуда, еще только начинался длинный летний, погожий день.

Она продолжала нежиться в постели. Окна по-прежнему были открыты. Юля смотрела на небо, которое виднелось сквозь ветви яблонь. Солнце светило, воздух был свеж, прозрачен и полон звуков пробудившейся деревенской жизни: на ветвях щебетали птицы, в соседнем дворе промычала не угнанная в стадо корова, в курятнике закудахтала курочка, снесшая яичко, победно прокукарекал петух, потоптавший несушку, на подловке проворковали голуби.

Юля была не слишком склонна к поэзии, но теперь, когда она лежала вот так, она на миг ощутила симфонию жизни: кружево яблоневых ветвей, листья на фоне голубого, словно плывущего неба, деревенские звуки, ароматный воздух, щебечущая тишина, совершенная свобода каждого отдельно взятого существа и полная гармония – все это заставило её на время забыть о самой себе, но это состояние скоро прошло.

Сережа! Он вновь встал, словно наяву, перед ней во всей красе. Что же ей от него нужно? Только одного: любви, любви и еще раз любви! Пока она хочет только любви – Сережа останется с ней. Эту истину она хорошо понимала.

Юля вспомнила, что сегодня вечером она встретится с ним, и сердце её, словно птичка, затрепетало.

На завтрак был хлеб с душистой домашней густой как масло сметаной, огурец и кофе. Его она привезла из города. Затем она прилегла на диван, взяла книгу, но любовный роман её не увлек. Уж слишком далек он был от реальной жизни и, чтобы не откладывать дело на потом, она вышла в огород.

Дождей давно уже не было и земля, там, где её не поливали, потрескалась. Юля надела матерчатые перчатки и стала пропалывать грядки лука и морковки от сорной травы. Покончив с прополкой, она стала поливать грядки. Вода была теплой. Она бежала по тонкому шлангу из бака, который стоял на столбах в углу сада, и прогревался на солнце.

Работа Юлю увлекла. Она оказалась не такой обременительной и нудной, как это ей раньше казалось, и управившись с ней часа за два, она подумала: «Сережа, наверняка, уже на берегу реки меня ждет!», и поймала себя на мысли, что о чем бы она сейчас ни думала, все равно в мыслях возвращалась к нему. Она словно все еще чувствовала его ласки, его гладкую бархатистую, излучающую сладостное чувственное тепло кожу, его сильное мускулистое тело. К ней опять возвращалось то чувство, которое она испытывала, когда его поднявший головку сильно напрягшийся «дружок» прижимался к её бедрам, к нижней части живота.

«Сереженька», – мысленно произнесла Юля. Она никогда не думала, что такими сладкими, волнующими могут быть юношеские ласки.

Еще ей нравилось, что любит он её не по-мальчишески, а без оглядки; не боясь, что их кто-то может подглядеть, по-мужски. Она чувствовала, что может опереться о его плечо, может положиться на него. Но сейчас его не было рядом с ней, и она скучала, тосковала о нем.

Юля мысленно представила его, влюбленно смотрящего на неё; мысленно обежала взглядом его сильные и в то же время ласковые руки, развитую грудь, узкий таз, стройные ноги, и по её телу пробежал легкий трепет. От волнения у нее зарозовели щечки. Она посмотрела на часы. Был уже полдень. В это время она уже уходила на речку и, представив, что она будет делать одна целый длинный, летний день со своей легкой простудой, стала собираться.

Нет, она не будет загорать и купаться, а просто прогуляется. И потом, она увидит его. Он уже ждет. Ну и пусть ждет. Таких девочек должны ждать.

Чтобы было легкое дыхание, она почистила зубы особой, с приятным запахом пастой. Ведь, когда целуешься, это так важно. На этот раз она наденет, и в этом будет своя прелесть, коротенький, открывающий её ножки, простенький сарафанчик, и если она, к примеру, нагнется, чтобы сорвать цветочек, то будут видны трусики. Ну и пусть! Это его не оттолкнет!

Юля села за стол, поставила перед собой зеркальце. На неё глянуло личико с блестящими, улыбающимися глазками, обрамленное в черную рамку волнистых волос – чем не хороша! Она не будет сегодня купаться и поэтому пойдет на встречу с Сережей с распущенными волосами. Нужно только оттенить ресницы и навести тени. А как быть с губной помадой? Использовать её или нет? Юля в нерешительности остановилась. Если использовать, то Сережа, возможно, не будет целовать её в губы. Ну и пусть не будет, у нее они еще со вчерашнего дня припухли. Но в последний момент она почему-то передумала и отложила в сторону помаду.

Юля надела кокетливую шляпку, встала перед трюмо, повернулась боком, спиной, другим боком, в фас – ничего не скажешь, – её фотография могла бы украсить престижный красочный женский журнал.

Деревенские девушки в таком явно коротком не ходят, и правильно делают: кому охота смотреть на икс-образные рахитические или как тумбы ноги! Впрочем, у многих, и не только деревенских, парней особый вкус: главное, чтоб шире был зад, ну а лицо – на нем не сеять…

А Юля из другого «теста». Не зря же её приняли в свое время в секцию художественной гимнастики. Только заниматься у неё не хватило терпения.

Одно плохо, смазливое личико и хорошая фигурка, особенно в наше время, имеют и негативную сторону. Вот и в деревню-то, когда Юля отказалась ехать с родителями в санаторий, она была сослана мамой от одного очень уж напористо оказывающего ей знаки внимания поклонника.

– Да он наверняка из группировки! – увидев его, всполошилась мать. – Ездит на иномарке, широкий в плечах, голова – наголо и глаза навыкате, словно бычьи, как при базедовой болезни! Поклоннику сказали, что она уехала на полгода за границу. За это время он найдет другую и забудет о ней.

На улице Юле встретилась переваливающаяся с ноги на ногу, как утка, с отвисшими грудями баба. Она несла для уток и кур набитую хлебом сумку, увидела Юлю и остановилась.

«Это к кому такая пожаловала? – подумала она. – Куды там, вся из себя! Нет, чтобы в поле идти на прополку свеклы, а её на реку понесло прохлаждаться. Совсем отбилась от рук молодежь!» Проводив её взглядом, она чуть было не бросила ей в спину грязным словом, но почему-то воздержалась.

Юля подошла к берегу и остановилась. Солнце было над головой. В играющей воде ослепительно нестерпимо плавилось золото. Размытый берег косо отражался в прозрачной глубине опрокинутым отражением. У самой воды сидел мальчик. Он кинул в воду камень, и отражения задрожали, запрыгали, и уже не стало прозрачной глубины.

На заборе из жердей, словно воробьи на проволоке, сидели ребятишки. Они только что до посинения накупались, покрылись «гусиной кожей» и, как в лихорадке трясясь, грелись на солнце, чтобы обратно попрыгать в воду.

Юля взглянула на изгиб реки, увидела Мамона, который ловил сазанов, и посмотрела дальше, на крутой обрывистый берег. Нет, отсюда Сережи не было видно. «Или купается, или загорает», – решила Юля и пошла по тропке, удивляясь самой себе: тому, как у неё радостно забилось сердце. Она была уверена, что увидит его.

Но Сережи на берегу не было. Нет, предчувствие не могло меня обмануть!» – подумала она. Испытывая разочарование, Юля подошла к тому месту, где он обычно оставлял одежду, и увидела туфли, а рядом сложенные аккуратно брюки и рубашку. А его не было. Но не мог же он утонуть! Сережа так хорошо плавает.

«Он любит побултыхаться в воде, и наверняка поплыл вдоль реки», – решила она. Юля вспомнила, что вчера они оставили на берегу букет цветов, и направилась к тому месту, где они купались. Букета Юля не нашла. Откуда ей было знать, что Сережа унес его домой, чтобы вдыхать аромат цветов и быть в мыслях вместе с нею?!

Юля села в тени вяза на высокий потрескавшийся пень. Здесь было не так жарко, она ощущала легкое дуновение напоенного запахом полевых цветов и свежескошенной травы ветерка. Она посмотрела на противоположный берег и увидела Сережу.

Её глаза заблестели и словно пчелы полетели снимать нектар с этого свежего «цветка». Она по врожденной привычке, хотя на неё сейчас он не смотрел, чтобы обратить на себя внимание и понравиться, кокетливо передернула плечиками и выше, с заблестевшими глазками, подняла головку.

Сережа словно чувствовал, что Юля его ждет. Он быстро шел по другому берегу и искал её глазами там, где вилась вдоль реки тропка. В руке у него был букет полевых цветов. Подойдя к тому месту, где он решил переплыть реку, Сережа без промедления окунулся в воду и, держа над головой в левой руке букет, толчками, то погружаясь, то вновь появляясь над водой, поплыл на другой берег.

«А я не хотела приходить!» – подумала Юля и ей пришла озорная мысль спрятаться за дерево и понаблюдать за Сережей, но было уже поздно. Подплывая к берегу, он увидел её и, видимо, застеснялся. Выходя на берег, он завел руку с цветами за спину.

– Почему не в купальнике? Сегодня такая теплая свежая водичка, – спросил он и посмотрел на неё. Он постоянно открывал в Юле что-то новое, и сейчас не мог отвести от неё взгляда.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, сочетаясь с тенями, играли на её лице, на распущенных темных волнистых волосах, которые оживляли её лицо, на тонких руках, стройных оголенных ножках, на всей её юной, легкой, полной грации фигурке. Ему казалось, что сегодня как никогда в ней была какая-то ранимость и невинность и в тоже время что-то безумно привлекательное, сексуальное.

От Сережи не укрылось также, что лицо её хоть и неуловимо, но изменилось. Если раньше, чтобы разглядеть её легкую юную красоту, ему нужно было всматриваться в её лицо, то теперь, после того как она умело наложила легкие тени, её своеобразная красота сразу же бросалась ему в глаза. Сейчас она буквально поглотила все его внимание. Он не отрывал от нее глаз.

– Я купаться сегодня не буду, – играючи капризно сказала она.

В глазах Сережи застыл вопрос.

– Утром даже были сопельки. Все из-за вас, – кокетливо сказала она и посмотрела на него.

Сегодня в его лице, очевидно потому, что он был влюблен, было какое-то особое обаяние, что-то легкое и свободное, чего так не хватает многим внушительным и красивым лицам.

– Что у вас за спиной? – спросила она.

– Отгадайте. – Сережа приблизился к ней.

– Я же видела.

– Вместо вчерашнего. – Сережа протянул букет. Глаза его горели.

«Солнце, синее небо, река, деревья, цветы и Сережа – как красиво!» – подумала она.

– Спасибо! – Юля взяла букет и вдохнула медовый аромат. У неё закружилась голова. «Он достоин, чтобы я его сегодня поцеловала!» – подумала она.

А он, не отрывая от её лица взгляда, продолжал стоять, а затем вдруг неожиданно для нее, очевидно не выдержав, опустился на колени и прикоснулся губами к её ноге.

Её глаза засияли. Она вскочила и побежала к толстому стволу вяза. «Он неподражаем!» – подумала она, никак не ожидая, что он поцелует её в ногу. Такого с ней еще не бывало.

Сережа устремился за ней, приблизился, она почувствовала на себе его горячее дыхание, нежно обнял за плечи и стал искать губами её губы. Но она отворачивала лицо, запрокинула и крутила головой.

«Почему же?» – мелькнуло у него в голове, и он на мгновенье остановился.

– Только не в губы, – прошептала она, боясь, как бы они от его поцелуев еще больше не распухли.

Не осознавая в полной мере, о чем же это она и почему шепчет, он стал целовать все подряд: глаза, щечки, носик, мочки ушей, шею… «Неужели все это происходит наяву?!» – мелькнуло у него в голове и чтобы убедиться в этом, он на миг оторвался от неё. Посмотрел на зардевшие от волнения щечки, на с приспущенными веками глаза, которые открылись, и он вновь стал их неистово целовать.

Его руки сплелись, расплелись и вновь сплелись с её руками, прижали к себе её тело, стали ласкать плечи, спину, скользнули вниз. Вот только губы. Они были сжаты. Он нежно, ожидая ответа, прислонился губами к её губам. И они ответили на его зов. Такие мягкие, так волнующие, так возбуждающие, наконец-то они открылись в поцелуе.

Теряя над собой контроль, Сережа стал втягивать их в свой рот, почувствовал, как напряглись её руки, отпустил, но, все больше и больше распаляясь, вновь стал целовать лицо, шею…

«Он бесподобен!» – подумала она. – Сейчас наставит мне синячков! Что я скажу тете? И до сих пор этого не понимает!».

Юля вдруг напряглась, оттолкнула его, вырвалась из объятий и побежала к стогу сена. Сережа от неожиданности, глядя на нее, замер, но в том, как она бежала, как неподражаемо оглянулась и блестящими, дразнящими глазами посмотрела на него через плечо, было что-то зовущее; она словно хотела ему сказать взглядом – ну, что же ты стоишь? И он побежал за ней.

Юля прижалась к стогу спиной и, словно возводя перед ним преграду, вытянула перед собой руки. Сережа, как остановившийся вдруг на всем скаку конь, застыл перед ней.

Эти обнаженные, отталкивающие его и в тоже время притягивающие к себе руки, изящный изгиб стана, обращенное к нему с горящими глазами лицо, – не об этом ли он мечтал, не об этом ли грезил? Она была перед ним, бесконечно желанная, словно бы говорящая: «Я здесь, перед тобой, ну возьми же меня!» Вот оно, мгновение, которого он ждал, ждал так страстно! Но он еще не мог им воспользоваться.

Сережа взял её руки в свои ладони. Стал целовать пальчики.

– Синячков наставил? – откинув голову, спросила она.

И снова в ней его что-то поразило. Посадка головы, изгиб шеи, распущенные ниспадающие на плечи волосы, выражение поразительно живых блестящих глаз.

– У-у, нехороший… Что я скажу тете?

Солнце выглянуло из-за облачка, ярко осветило её лицо, озолотило волосы, по-особому заблестели глаза, а губы, зовущие к поцелую, мягкие, нежные, были влажными.

Но Сережа молчал, словно в молчании была его сила. Он, желая пройти сквозь «стену», которой она отгородилась от него, гладил её руки, целовал пальчики. И Юля уступила. Ну как ей было не уступить такому обаятельному, влюбленному в нее юноше, положила руки на его плечи.

Теперь он целовал её мягко, не оставляя синячков, и, лаская, готов был прощупать каждую её косточку, каждый её мускул. Но поцелуи, не зависимо от его воли, становились все горячее и горячее, он прижимал её к себе все крепче и крепче, и вот уже опять её руки, охлаждая его пыл, оказались между ними.

Желая изменить положение, Юля неуверенно переступила ногами, сделала в сторону шаг и вместе с ним, потеряв равновесие, повалилась под стог, где, словно заранее позаботившись о них, кто-то клочками разбросал сено.

– Ой! – воскликнула Юля, и пока Сережа соображал, что к чему, поправляя на ножках сарафан, села. Сережа взглянул на неё. Её глаза выразительно говорили: «Нет!».

Держа её руки в своих руках, он прислонился к ней. Её сердечко громко стучало. Когда она возбуждалась, её щечки горели, и она становилась еще привлекательнее. Сережа, словно завороженный, не мог оторвать взгляда от её стройных ножек, которые лишь на бедрах были спрятаны под сарафанчик. Инстинктивно он чувствовал, что для того, чтобы приблизиться к заветной цели, нужно подойти снизу, и не в силах устоять, он неожиданно для Юли прильнул к её ножкам, стал их поглаживать и целовать.

Она широко раскрытыми глазами, в которых был восторг, желание и тревога, ничем более не выдавая своего чувства, смотрела на него. Сережа, гладя её икры, целуя ножки, поднимался все выше и выше.

Вот уже бедра, а она по-прежнему не выказывала своего отношения к тому, что он делает. Глядя на его широкую спину, на красивую голову, она чувствовала, что он не сделает того, чего она не желает, и испытывала все возрастающее радостное возбуждение.

Вот уже его губы у кромки сарафана, но не тут-то было! Она положила на сарафанчик руку. Дальше нельзя! Что поделаешь: нельзя так нельзя. Ему ничего не оставалось, как целовать её ручку, вдыхать, словно нюхая цветок, запах её кожи, и она немного уступила, а затем еще немного.

Теперь он целовал её ножки совсем рядом с тем местом, куда больше всего стремился. Распаляясь, он поглаживал бедра, вызывал в ней желание, но она вновь опустила сарафанчик. Сережа отступил с завоеванного плацдарма, но скоро опять возвратился и полез под сарафан.

– Кто-то идет, – оглянувшись, сказала Юля и, чтобы её не было видно, откинулась спиною к стогу.

Сережа посмотрел по сторонам и увидел идущего по тропке вдоль реки, метрах в двадцати от них, упирающегося на палочку седобородого старичка и тут же, чтобы его не узнали, как и Юля откинулся на спину – любовь стыдлива.

«Кто же это милуется средь бела дня? Сексуальная революция дошла, видимо, и до деревни. Сейчас никому и невдомек, что брак – это родство душ, а не удовлетворение похоти. Поэтому-то чуть ли не каждая вторая пара и расходится!» – подумал старичок.

– Это кто? – спросила Юля, когда он удалился.

– Учитель географии. Он и сейчас работает. В Бога верит. Хлопочет поставить в деревне церковь. Меня, наверное, узнал.

– А ты испугался?

– Нет. Мы разве делаем то, чего следует пугаться? Или не так?

В ответ Юля ничего ему не сказала. Она только ласково посмотрела на него. Но по всему было видно, что появление старичка сбило с них страсть.

19

– Может быть, искупаемся? – предложил неуверенно Сережа.

– Я сегодня вообще могла не прийти, – кокетливо ответила Юля. – Продержал меня вчера целый день в воде.

– Была температура?

– Немножко, и сопельки. Если сегодня добавить, то заболею серьезно. Ведь ты же не выпустишь меня сразу из реки.

«При желании она могла вчера уже через пять минут вылезти на берег, а говорит так, словно я насильно её удерживал в воде», – подумал Сережа и сказал:

– Когда я был маленький, мне мама при простуде прикладывала к носу с двух сторон по горячему куриному яичку.

– Вот не знала, а гусиное можно?

– Даже лучше.

– А индюшачье?

– Это же народное средство. Главное, мама говорила, чтобы было яичко.

– Обязательно попробую. Синячков на шее много наставил? – Юля откинула назад голову.

– Почти не заметно, – успокоил её Сережа.

– Значит, заметно. Сколько их?

– Два. С каждой стороны по одному. Вот и вот. – Сережа легонько дотронулся пальцем до синячков.

– У-у, нехороший! Придется от тети надевать кофту в такую жару с высоким воротничком. Скажу, простудилась.

– Да она и не поймет, что к чему. Раньше ведь так, как сейчас, не целовались.

– А что же делали?

– Женились сразу и все.

– Прямо и сразу?

– Да.

– И все-то ты знаешь, – приглядываясь к Сереже, заметила Юля. По выражению его глаз было видно, что он шутит.

– Скажи ей, что упала с крутого берега в кусты. Прутиками шею повредила.

– Оригинально. А почему, спросит она, упала?

– Размечталась.

– Она спросит, о ком?

Сережа посмотрел на Юлю. Он давно уже задавал себе вопрос: «Глупа она или умна?» – и только сейчас решил, что, пожалуй, умна.

– А сколько тете лет? – спросил он.

– Она старше мамы.

– А сколько маме?

– Она вышла замуж в двадцать пять.

– Вам тоже нужно было поступать на физфак. Если ей под пятьдесят, то она и не помнит, если и целовалась, что от этого могут быть синячки.

– Нет, мы этого не забываем.

Сережа с удивлением посмотрел на неё.

– Вы вспоминаете об этом как о приятном?

– А ты как думаешь?

Сережа призадумался. «Ну, конечно же, как о приятном», – решил он.

– Так что мне сказать тете про губы?

– В каком смысле?

– Стали как лепешки толстые от поцелуев. Разве не видишь?

– Нисколечко и не заметно.

– Я-то чувствую. Сегодня утром специально с постели не вставала, пока тетя на работу не ушла.

Сережа сидел рядом с Юлей, прислонившись спиной к стогу, а плечом к её плечу. Ее рука была в его руке. Он поглаживал хрупкие нежные пальчики, а затем вдруг её пальчики оказались между его пальцев. В этом было по поверью что-то символическое.

– Хулиганите, – освобождая свою ручку, сказала она и с загадочной улыбкой, с бесенятами в глубине глаз, посмотрела на него. Но он не отвел взгляда.

Все еще не веря своему счастью, он смотрел на нее сбоку и любовался ею. А она, сидя на сене, была в этот момент сказочно хороша. Стройные, положенные одна на другую загорелые ножки, тонкий изгиб шеи с синячками, нежнейшие прыщики, видимо, от простуды, чуть выше лопаток, и этот жест, каким она освободила свою ладонь из его руки, в очередной раз пленили Сережу.

Желая её, он еще ближе придвинулся к ней. Его «дружок» стал поднимать головку, но Юля отодвинулась от него.

– Мне пора, – сказала она. – Я сказала тете, что сегодня буду весь день дома, а приду с синячками. Где у меня шляпка?

– Наверное, на берегу.

– Там же и букет цветов, который вы мне подарили?

– Когда вы соскочили с пенька, то все потеряли.

– С вами соскочишь.

– Я думаю, ничего не пропало. Сейчас найдем.

Юля встала, стряхнула с себя сенную труху, поправила волосы и пошла к берегу. Сережа шел рядом. Боковым зрением она незаметно следила за ним. Ей нравилось, что он все время не только провожает и следит за ней взглядом, ясно показывая, что с ним творится, но и всячески старается к ней прикоснуться. Ей это было не только приятно, но и волновало её.

Шляпка с букетом цветов лежали у старого пня, на котором сидела Юля. Она слетела с её головы, а букет выпал из рук, когда Сережа неожиданно поцеловал её в ножку.

Юля поправила помятую шляпку, надела её и как бы спрашивая: «Ну, а дальше то что?» – посмотрела на Сережу.