355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдуард Тополь » Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте» » Текст книги (страница 6)
Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 05:58

Текст книги "Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»"


Автор книги: Эдуард Тополь



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

А еще его очень интересовала история Второй мировой войны. Поэтому один день мы провели на Поклонной горе. Ходили, смотрели этот музей под открытым небом, всю эту технику, танки, пушки. До вечера…

Последний день в гостинице «Украина» начался, как обычно, с роскошного завтрака. Самолет Сэнди отправлялся из Шереметьево днем, поэтому мы решили собрать вещи и к 12 часам отправиться в аэропорт.

У Сэнди был огромный чемодан, поскольку его русские друзья в Оклахоме передали своим родственникам кучу подарков. Саша залезла в этот пустой красный чемодан и заявила, что готова лететь в Америку таким образом. Мы с трудом уговорили ее вылезти оттуда. Потом мне взбрела в голову мысль проверить – а помещусь ли я в чемодан? Попробовала. Свернулась калачиком – и поместилась под восторженный визг дочери и веселый смех Сэнди. Но выбраться из чемодана оказалось значительно труднее, чем залезть в него.

Тут Сэнди впервые назвал меня Персик и спросил, не передумала ли я выходить за него замуж. Я ответила категорическим «Нет!». Тогда он достал анкеты, которые, как оказалось, привез с собой из Америки, велел расписаться в рамочке и забрал их с собой, чтобы отправить в иммиграционную службу в США.

После этого мы собрали вещи и освободили номер. В Шереметьево остаток времени перед отлетом провели в кафетерии на первом этаже – Сэнди пил кофе, я – чай, а Саша пила сок и ела мороженое. Саша сфотографировала нас. Было грустно расставаться, поэтому мы старались развеселить друг друга воспоминаниями о каких-то веселых эпизодах. Сэнди сказал, что немедленно пришлет список документов, необходимых для оформления «визы невесты».

Вскоре объявили о начале регистрации на его рейс. Расставаться не хотелось, было грустно, у Саши на глазах блестели слезы. Сэнди поцеловал нас и прошел в зал.

Я смотрела ему вслед и думала: «Господи, а ведь я его люблю, просто люблю…»

Я и Саша – мы стояли у барьера до тех пор, пока он не скрылся за перегородкой.

Из прессы (хроника)

00.50–01.20. В районе захваченного здания слышны одиночные выстрелы.

Подъезжают реанимационный автомобиль и машина медицины катастроф, а за ними – несколько автобусов. В оцеплении шепчутся: «Готовится штурм»… На самом деле началась эвакуация пациентов из соседнего с ДК Госпиталя №1 для ветеранов войны. Целую вереницу бабушек, закутанных в одеяла, сажают в автобусы и увозят. Во двор госпиталя заезжают оперативные машины, в том числе машина Ястржембского. В госпитале расположится гражданский штаб Лужкова, штаб ФСБ, штаб ГУВД и штаб не то МЧС, не то прокуратуры. Кроме того, каждый новый генерал, приезжая, норовит создать свой штаб…

С соседнего дома спецназовец увидел троих людей на крыше ДК. В ночной бинокль он рассмотрел, что это гражданские люди – заложники. Несколько офицеров «Альфы» пошли им на выручку. На крышу вмеcте с группой спецназа поднялся военный доктор. Он сделал укол упавшей в обморок девчонке, она дрожала от холода и страха. С помощью подвесной системы их эвакуировали на землю.

Террористы отпустили беременную Оксану Игнатовскую. Как рассказал телеканалу НТВ по телефону один из заложников, люди, находящиеся в ДК, встретили это решение бандитов аплодисментами.

Оксана Игнатовская, 25 лет, студентка медицинского университета:

У меня был день рождения, и муж купил билеты на 19 октября, но оказалось, что это дневной спектакль, а он учился (он у меня работает и учится в институте), поэтому он поехал и поменял билеты на 23-е. И мы пошли в театр.

Мы сидели в 9-м ряду партера, крайние места. Рядом, за шторами, были боковые двери, над ними написано «Выход». Когда влетели эти девушки-чеченки, то получилось, что прямо на нас, потому что мы сидели с краю. Раздались выстрелы, люди в камуфляжной форме смешались на сцене с летчиками-танцорами в похожей форме, и у меня от выстрелов в животе все сжалось, я подумала: «Какой придурок создавал сценарий – не все же могут спокойно реагировать на выстрелы».

Потом они сказали, чтобы мы звонили родственникам, говорили про захват и требовали вывода войск из Чечни, но мы с Колей не стали никому звонить, отключили звонок и поставили на «вибро», чтобы звонками не нервировать этих чеченцев. После того, как по телевизору сообщили о захвате, нам стали звонить родители и друзья. Мы отвечали: у нас ощущение, что все быстро разрешится. И только после двенадцати ночи муж стал нервничать, поскольку у меня уже большой срок.

Когда я стояла в очереди в туалет, мимо прошел один чеченец, увидел меня и сказал: «Не волнуйся, мы сейчас тебя выпустим». Но, наверное, забыл. Прошло минут 40 – никто из них на меня внимания не обращает. Девчонка-чеченка, стоявшая рядом, была очень агрессивна, постоянно пистолетом перед лицом размахивала, показывала свою власть. Другие, правда были доброжелательнее, воду мне давали…

Потом мимо нас шел Бараев, Коля подошел к нему, сказал: «У меня жена на девятом месяце беременности, выпусти ее, пожалуйста!» И попросил меня подняться, чтобы я показала живот. А к тому времени по телевизору уже говорили, что нас избивают, что в зале в проходах кровь. Поэтому Бараев разрешил мне выйти с тем условием, чтобы я сказала: они никого не убивают и не бьют, а журналисты говорят ерунду. Бараев объявил всему залу: «Мы сейчас отпустим эту женщину, мы не убийцы». В зале зааплодировали. Тут другой чеченец крикнул: «Что вы здесь цирк устраиваете? Сейчас вообще никого не отпустим!» И сразу стало тихо. Чеченцы мне сказали: «Давай быстрее, выходи!» – и открыли дверь из зала. Я спросила, в какую сторону мне идти. Там, в фойе, все было разворочено, столы навалены, я не пойму, где выход. Они говорят: «Налево». Я пошла налево, смотрю – некуда идти, стена. А они выглядывают из двери, говорят: «Нет-нет, направо!» Я развернулась, пошла направо, а там лестница, загороженная перевернутым столом. Один меня предупредил: «Когда будешь выходить, подними руки, а то там снайперы, могут тебя подстрелить». А другой: «Да ладно, что ты ее пугаешь! Она же светлая, и одежда у нее светлая. Они и не подумают, что это наша».

Когда я спускалась, никого не было ни на лестнице, ни на первом этаже, только все двери были в дырках. Вышла из здания – кругом свет, машины стоят с включенными двигателями – какие-то микроавтобусы. Я думаю: «Господи, куда же мне идти?!» Хотела пойти вперед, но услышала издали голос: «Идите направо». Смотрю направо – там все оцеплено, вдали милицейские машины и журналисты, а возле госпиталя для ветеранов стоит милиционер. Когда я подошла, они увидели мой живот и стали кричать: «Она заминирована! Она заминирована!» Я говорю: «Нет! Да вы что! Если бы я была заминирована, я бы сказала!» У меня отняли сумку и отвели в госпиталь, в штаб. Там сразу подбежал доктор, дал нашатырь, повел наверх. На втором этаже было очень много мужчин – кто в гражданской одежде, кто в камуфляже, погоны не видны. В кабинете мне дали бумагу с планом зала, спросили, кто где стоит, сколько их. Я не могла точно сказать – я же их не считала. Ориентировочно женщины-захватчицы стояли в проходах через полтора метра. Прикинула: человек 15 женщин и столько же мужчин. Начали спрашивать, какое у них оружие. Я таких тонкостей не знала. Вспомнила, что, когда начали стрелять и люди прятались под стулья, они говорили, что этот «калашников» – такое оружие, которое попадет туда, куда надо. Меня спросили: «Откуда вы знаете, что в зале все заминировано?» Я ответила: «Они так говорят. На сцене стулья стоят заминированные и много сумок. И еще мы видели, что в стене они открывали какие-то люки и девчонки-шахидки туда что-то пихали. На поясе у них взрывчатку видела…»

Беседа проходила в отдельном кабинете на втором этаже, снаружи была слышна какая-то стрельба. Потом журналисты, которые пытались с первого этажа пробиться в штаб, говорили между собой, что это федералы стреляли по машинам чеченцев – якобы если эти машины перестанут работать, то у чеченцев не будет энергии для взрыва здания. То есть все показывали свою армейскую грамотность.

Вскоре мне позвонили родственники, сказали, что приехали за мной. Но из-за этой стрельбы ни их к штабу не пропускали, ни меня к ним не выпускали. И только когда стрельба прекратилась, один из офицеров вывел меня за оцепление.

Николай ИГНАТОВСКИЙ, 26 лет:

С Оксаной мы дружим с 16 лет. Хрупкая девочка с васильковыми глазами – я встретил ее возле дома, в соседнем парке. У нее был боксер Джек, а у меня боксер Джина. Мы стали вмеcте гулять в парке, потом пошли общие знакомые, большая компания. И вот уже два года мы женаты. Когда террористы ее выпустили, я заплакал от счастья. Через какое-то время мне позвонила мама и сообщила, что с Оксаной все в порядке, что они ее встретили. Я остался сидеть на своем месте. Позже чеченцы велели сесть ближе к середине, к бомбе…

Из прессы (хроника)

01.49. С улицы Дубровской возле Театрального центра убрана абсолютно вся техника, включая БТР, а также пожарные машины. Несколько пожарных автомобилей получили повреждения в результате стрельбы. В настоящее время машины остаются только на площадке напротив центра, это автомашины зрителей, захваченных в заложники. С крыши наиболее близкого к центру дома милиционеры удаляют всех представителей СМИ. Возможно, штаб готовит какую-то операцию. Или у них есть сведения, что какую-то операцию готовят чеченцы.

01.50. Представители 200-тысячной чеченской диаспоры в Москве заявили, что готовы предложить себя в заложники вместо зрителей мюзикла «Норд-Ост». «Мы, московские чеченцы, готовы стать заложниками террористов, какой бы национальности они ни были… Более того, мы готовы вмеcте с группой «Альфа» с оружием в руках пойти на штурм театра, чтобы отбить заложников», – заявил в прямом эфире телеканала НТВ А. Магомадов, представитель Чеченской Республики при Президенте РФ.

02.00. По улице Мельникова, в доме № 2, в помещении ПТУ № 190 открыт пункт оказания психологической помощи родственникам заложников.

02.10. По сведениям, поступившим от заложников, террористы готовы отпустить 50 человек, если к ним приедет Ахмад Кадыров. За два часа до этого Кадыров заявил, что не собирается сдаваться боевикам и что захват заложников – «это демонстративная акция, направленная на принуждение федерального центра к переговорам».

02.25. По данным «Газеты», спецподразделения готовятся к штурму. По периметру Театрального центра расположились снайперы. Предположительное время штурма: 4-5 утра.

В связи с этим готовится эвакуация жителей домов, примыкающих к Театральному центру. В районе метро «Пролетарская» подготовлено несколько десятков автобусов для возможной эвакуации заложников из здания Театрального центра после штурма. Водители автобусов сообщили, что на случай неблагоприятного развития ситуации в прилегающих переулках находится бронетехника. Впрочем, эти автобусы могут понадобиться и в случае, если террористы в результате переговоров получат «коридор», как это было в Буденновске.

03.25. Бывший секретарь Совбеза Иван Рыбкин в прямом эфире призвал террористов сложить оружие.

03.32. Несколько минут назад на 1-й Дубровской улице произошла потасовка между подростками-скинхедами и неким мужчиной, который пытался заснять их на видеокамеру. Однако до избиения дело не дошло. Пьяные молодые люди приказали мужчине продолжать съемку и, позируя перед объективом, хором начали выкрикивать «Зиг хайль!». Они явно провоцировали милицейское оцепление, но милиционеры не стали предпринимать никаких действий.

03.40. Владимир Путин отменил ранее запланированные встречу с канцлером Германии Герхардом Шредером в Берлине и поездку в Португалию.

04.07. Бандиты выпускают еще одну заложницу. Девушка в черном свитере выходит из вестибюля на улицу и поднимает руки. Так и идет, но потом останавливается. А к ней уже бегут спецназовцы. Девушка рассказывает: «Я буфетчица. Уже закончила работу, пошла в туалет, и вдруг испуганная уборщица вбегает за мной, плотно закрывает дверь. Потом женщины-террористки, обвязанные боеприпасами, ворвались в туалет, привели нас в зал. Только в четыре часа ночи мне разрешили выйти – я сказала, что беременная. Я и в самом деле в положении. «Отпустите ее! – взмолилась за меня уборщица. – Ради Аллаха!» «А она ради Аллаха потерпеть не может?!» – пригрозил один, его Асланом называли. Но все-таки отпустили».

04.20. Одна из заложниц выходит на связь по телефону и просит не штурмовать здание, которое начинено взрывчаткой. Она сообщает, что люди измотаны, «находятся на последнем издыхании», заложникам «катастрофически не хватает воды». Примерно в это время – звонок в службу новостей Ren TV. Журналистам сообщают номера четырех телефонов, по которым можно связаться с заложниками. В дальнейшем все сведения поступают от заложницы Марии Школьниковой, которая «озвучивает» стоявших с ней рядом бандитов. Информация мгновенно попадает в эфир и на ленты новостей. Таким образом мир узнал, что террористы требуют журналистку Анну Политковскую и иностранных послов и что они допустят внутрь представителей Красного Креста и «Врачи без границ».

04.30. Представители правоохранительных органов пытаются вновь выйти на связь с террористами. Безуспешно.

05.00. Спецназ ФСБ получил приказ: выдвинуться на новый объект. Неужели другой теракт? Оказалось: они уехали в другой район Москвы, где находится точно такое же здание, как и Театральный центр, построенное 30 лет назад. На этом объекте им предстоит тренировка на случай штурма ТЦ.

05.00. Аслаханов во второй раз пытается вступить в контакт с террористами.

Участники событий

Асламбек Аслаханов:

Бараев мне не позвонил ни через час, ни через два часа после нашего телефонного разговора. И ни с ФСБ, ни с какими представителями власти он в переговоры тоже не вступал. Все свои требования передавал через заложников или журналистов. А у ФСБ есть специально подготовленные переговорщики-психологи, которым нужно было войти в контакт с Бараевым. И они искали любые возможности, даже откуда-то из провинции привезли дядю этого Мовсара. Он оказался работником милиции, он говорит: я давным-давно ничего общего не имел и не имею ни с Арби Бараевым, ни с Мовсаром, потому что они отморозки. Что тот, что этот. И на Мовсара никакого влияния не имею, к тому же его переубедить невозможно. Его может остановить только тот, кого он боготворит, – Шамиль Басаев.

Так я понял, что Мовсар мне звонить не станет, поскольку идол у него Басаев, а у Басаева ко мне особое отношение. Они меня уже не раз приговаривали к смерти, объявляя врагом народа. Но я к этому спокойно отношусь, я стал опять звонить в зал, чтобы поговорить с Мовсаром. Наконец дозвонился, говорю: я чеченец, вы что – уже и чеченцев боитесь? Он говорит: не боюсь. Если не боишься, говорю, что же ты безоружного человека не хочешь принять? Что вы за такие воины-шахиды, если одному безоружному чеченцу в глаза посмотреть боитесь? Он тогда распалился: давай, приходи! Я говорю: хорошо, я иду. Так я попал туда.

В зал они меня не впустили, а провели на второй этаж. Там справа от лестницы склад театрального буфета. Ящики с шампанским, конфетами, коньяком. Я пришел и сел. А они – два человека сзади, два по бокам, еще два спереди. Все с автоматами. Я говорю: а где Бараев? «Молится. Сейчас придет». Действительно, через пару минут пришел, стал напротив меня и начал: «Мы воины-шахиды. Мы все должны умереть…» Я говорю: хорошо, я понял, твои требования?

И тут он впервые официально озвучил свои требования: чтобы президент определился, кто будет вести с ними переговоры, чтобы он по телевидению назвал этого человека. Если, говорит, к завтрашнему дню, к десяти часам утра, нам по телевидению не покажут, кто будет от имени Путина вести переговоры, то мы с двенадцати часов начнем расстреливать по десять человек.

То есть им, по задаче, нужно было легализовать свой статус и уровень: Бараев – Путин. Как в Буденновске: Басаев – Черномырдин…

Я говорю: а какие же условия освобождения заложников?

– Условия? Прекращение войны в Чечне и полный вывод войск. Иначе начнем расстреливать заложников.

Я говорю:

– А ты понимаешь, что войны в Чечне как таковой нет, потому что Дудаева нет, и никакой чеченской армии нет, а идет только партизанская война против Российской армии. И нужно прекратить партизанскую войну…

– Это, – говорит, – для вас здесь войны нет.

– И второе, – я говорю, – как ты мыслишь вывести оттуда войска за один день? Там бронетанковая колонна находится, огромное количество техники, артиллерии, снарядов, боеприпасов и т.д. Как ты за один день это выведешь? Я как профессионал, как генерал тебе говорю: тут при всех усилиях надо не меньше месяца. То есть ты собираешься расстреливать людей за невыполнимые условия.

– Я, – говорит, – все сказал. А как выполнять эти условия, это пускай у них голова болит.

Я говорю:

– Вы вот что, вы посмотрите в зеркало на себя. Молодые красивые парни, вам нужно жениться и детей рожать, род свой продолжать. А вы что делаете?

– Мы – шахиды, – говорит он. – Нас в живых уже нет. Вы перед собой оболочку видите. И нам не надо никакие коридоры давать, деньги. Нас они не интересуют. Мы не хотим никаких самолетов и машин, чтобы уехать. Мы отсюда живыми не уйдем. В любой ситуации…

– Хорошо, – я сказал. – Допустим. А если выполнят ваши условия, зачем же тогда умирать? И кто вообще дал тебе право распоряжаться жизнями этих парней и тех наших девушек, которые там, в зале, находятся? Где ты, в какие века слышал, чтобы чеченцы заставляли своих жен и девушек воевать? Зачем вы их притащили сюда?

Он говорит:

– Они шахидки, бойцы джихада!

– Да? Бойцы? – я говорю. – А ты знаешь, что сказала Аиша, жена Пророка? – И процитировал из «Книги джихада», как Аиша спросила Пророка: «О Посланник Божий, мы видим в джихаде самое превосходное из деяний. Не должны ли мы сражаться?» А он ответил: «Лучший джихад для женщины – это хаджж, исполненный по всем правилам». Что же, – говорю, – вы и заветы Пророка игнорируете? И вообще, неужели вы не понимаете, что вы сами заложники? Что вас обманули? Что тот, кто организовал этот поход, имеет совершенно другие цели. Он прекрасно понимает, что войну терактом не остановишь. Потому что еще никто и никогда терактом войны не останавливал. Наоборот, когда война затихала, когда Кремль уже готовился идти на переговоры с Масхадовым, кому-то понадобилось, чтобы вы совершили теракт. Но если вы его совершите, если вы начнете расстреливать людей, то по вашей вине тут же в массовом порядке начнут уничтожать всех чеченцев в России. Погромы сметут Лужкова, скажут: позволил засилье чеченцев в Москве. И Путина сметут. И начнется гражданская война по всей стране, потому что будут погромы всех мусульман. Понимаете? Вас как баранов используют. Говорите, кто давал вам «добро» на этот поход? Что надо сделать, чтобы это прекратить? Кто на вас может повлиять?

Он говорит:

– Аллах и наш верховный эмир – Басаев.

– Хорошо, дайте мне телефон, я поговорю с Басаевым. Что он делает? Он же игрушка в чужих руках. В руках тех, кто и вас использует как баранов, и его…

Тут он передергивает затвор своего АК, я говорю:

– Что ты все время дергаешь затвор? Запугать меня хочешь? Или тебе кровь нужна? Ну, давайте продемонстрируйте, какие вы решительные: отрежьте мне голову и покажите наружу. Я готов принести себя в жертву. Давайте!

Он говорит:

– Мы этого не хотим. Если бы хотели, давно бы сделали.

– А чего вы хотите?

– Мы хотим независимости шариатского государства. А ты все время говоришь о Чечне в составе Российской Федерации.

– Да, говорю! Потому что я опытнее тебя. Я тебе, наверное, уже в деды гожусь. Или, по крайней мере, в отцы. Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть…

– Значит, в отцы тебе гожусь. Ну, скажи мне: какое независимое государство вы построили после Хасавюрта? Вы разорили, разворовали все. Неужели ты не видишь, что те, которые тобой и всеми вами манипулируют, что они имеют состояния? Разве ваш Басаев бедно живет? У него мало денег?

– Но он в Чечне, а вы…

– Да, он в Чечне, потому что ни одно государство его не принимает. А другие где находятся? Где их дети? В самых престижных вузах мира, имеют дорогие особняки и дворцы. И это строители независимого государства? Они вас, пацанов, будущего лишили! Ни семей у вас, ни детей, а они на вашей крови делают миллионы. Разве не так? Разве они не воруют восемьдесят процентов того, что вам со всего мира шлют на войну, которую они для того и пиарят, чтобы еще больше на ней нажиться?

Вижу: эти парни вокруг меня задумались. Но и Мовсар это видит и перебивает меня, злится:

– Мы – воины Аллаха! Наша миссия – освободить родину, мы хотим мира в Чечне!

– А мы что? – говорю. – Не хотим, чтобы прекратились убийства? У нас что – меньше болит сердце за несчастных матерей, которые там плачут по поводу гибели своих детей? Мы не стремимся к переговорам? Или мы меньше любим свою родину, чем вы? Что вы, пацаны, вообще сделали для нее, кроме того, что каждый день убиваете? И порой убиваете абсолютно невинных людей! Вот что вы сейчас сделали? Когда это было, чтобы чеченцы захватывали в заложники женщин и детей? Когда это было за всю историю Чечни? Неужели вы не понимаете, что родовое проклятие будет на каждом из вас за слезу каждого ребенка, которого вы здесь держите? За матерей, которых вы лишаете детей. Ни одна страна, ни один народ не поймет вас! Не нужно так позорить свою нацию. Я вам предлагаю мужской вариант – себя и половину Государственной думы в обмен на заложников! Не тех, кто там шаркнул чуть-чуть и посветился перед телевизором. А настоящих мужчин. Половина Думы готова сюда прийти, Лужков готов, Зелимханов хоть по национальности курд, но аж до истерики кричит: «Пускай меня убьют вместо женщин». Цой, кореец, рвется сюда, испанец Маги… Хочешь, говорю, полный зал приведу!

Вижу: эти парни вообще заколебались. То они стояли с автоматами наготове, а теперь расслабились, даже сели. И если бы мне с ними еще хоть чуть-чуть поговорить…

Но Бараев меня перебил:

– Все! Все! Мы – воины Аллаха, мы уже там, в раю. Ты нас видишь в последний раз. И больше мы никого принимать не будем. Иди и объявляй им наши условия. Иди!

Я говорю:

– Ты со мной так не разговаривай. Я не твой подчиненный.

А он своим:

– Все, проводите его. Нам молиться пора.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю