Текст книги "Оторва: Страсть без запретов"

Автор книги: Эдуард Снежин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Амок

Я мчался вперед очертя голову…

У гонимого амоком незрячие глаза,

он не видит, куда бежит…

Стефан Цвейг

Глава 12

Когда исчезает предмет всепоглощающей страсти, человек обречен на длительный, мучительный стресс. Чтобы не подорвать организм окончательно, мозг включает охранительную реакцию.

Может выработаться странная позиция осуждения упоительных моментов сексуальной страсти как чего-то недостойного.

Или начнется игра в пресыщенность любовью – все суета сует.

Но в тайниках души, даже не признаваясь самому себе, человек всегда мечтает повторить сексуальные взлеты, которые пережил однажды.

Настоящая причина смурного поведения в том, что очень сложно перестроиться на другого партнера, когда предполагаешь, что он окажется хуже предыдущего.

Где-то на третий день моего возвращения встретил я в магазине, в котором выбирал материалы для ремонта квартиры, Людмилу, учительницу биологии с университетским образованием, лет тридцати, разошедшуюся с мужем года два назад.

Мы были знакомы с ней раньше, как-то танцевали на вечеринке и, похоже, она давала мне авансы.

Яркая роскошная блондинка, с чертиками в глазах, многие мужчины хотели добиться ее, я тоже, но в ту пору женщина мягко отклонила мое прямое предложение.

Она была рада случайной встрече, вышли из магазина вместе, Людмила что-то тараторила звонким голосом, потом вдруг осеклась и внимательно посмотрела на меня:

– Что с тобой?

– Что?

– Да ты стал совсем другим, сколько мы с тобой не виделись?

– Месяца два, – вспомнил я.

– Что случилось за это время? Ты был такой болтун, а сейчас молчишь. Даже не рад встрече со мной, я к этому не привыкла.

Последние слова были произнесены капризным тоном, не допускающим даже мысли, что красавица может кому-то не нравиться.

«Ага, – взбрыкнула шальная идея в моем потухшем мозгу. – На это и ловят красоток. Когда к вам проявляешь внимание – вы играете сразу в недоступность, когда перестаешь – тотчас же стремитесь навстречу».

– Зайдем ко мне – расскажу.

Тут я вздохнул непритворно, она поняла это и, как любая женщина, не устояла перед тем, чтобы удовлетворить вспыхнувшее любопытство.

– О, да у тебя ремонт! – остановилась она на пороге: стены приятно пахли свежей побелкой, а мебель была сдвинута на середину комнаты.

Пол был чисто вымыт, мебель выдвинута аккуратно, так что в уменьшенном объеме комната выглядела даже уютней.

Бюракан, главное действующее лицо моей жизни, был немедленно водружен на стол, и началась беседа.

Людмила восприняла мою одиссею с захватывающим интересом.

Конечно, я не был с ней настолько откровенен, как с Фаукатом, мужчины, выговариваясь перед женщинами, никогда не забывают о собственной гордости. Но она что-то дополнила и поняла цепким интуитивным умом и впечатлилась тем, что перед ней несправедливо обиженный человек, беззащитный и добрый. К тому же умный и симпатичный мужчина, которого впору пожалеть не только состраданием, а утешить с применением всего арсенала имеющихся средств.

Конечно, я не отказался от ответной реакции, когда она встала на моем пути (я зачем-то сходил на кухню) и прижала к себе с материнской нежностью, быстро перешедшей у нас в нежности сексуальные.

Но взял я ее с какой-то трезвой рассудочностью, словно осуществлял процедуру заказного коитуса для медицинских целей.

Людмила почувствовала, что не воспламенит меня затуманенной страстью, поэтому прекратила попытки довести себя до оргазма.

А поскольку она была умной и доброй, то не посчитала меня за сволочь, хотя у красивых женщин в таких ситуациях подобная реакция возникает нередко.

Она поднялась с тахты и тут на тумбочке заметила фотоальбом. Из множества фотографий безошибочно выбрала снимок Ларисы – в прелестном голубом костюмчике – и, даже не спрашивая, она ли это, принялась громко восклицать, чуть ли не рыдать безутешно:

– О, тебе такую больше не найти! Это не девушка, это чудо!

Это совпадало с моим настроением, и я раздраженно прервал ее:

– Прекрати! На ней свет клином не сошелся.

– Вадик! Я девять лет работаю в школе, но таких красоток с умным взглядом не видела!

– С развратным взглядом!

– С влекущим, чудик! Ой, я бы сама расцеловала ее.

– Ты что, бисексуалка?

– Да что ты! – расхохоталась она. – Нам, учителям, не положено, разом с работы вылетишь!

Она всмотрелась в фотографию:

– Если честно, с этой бы согрешила.

Я выхватил фотографию из альбома:

– Порву и выброшу.

Людмила ловким кошачьим движением перехватила ее назад:

– Не смей! Потом будешь жалеть. Закажи лучше с нее портрет и повесь на стенку в обновленной квартире. Это история твоей жизни, причем самый лучший ее период.

– Ладно, ладно, – прошел мой импульсивный порыв, – ты хороший педагог, быстро просветила даже взрослого мужика.

– Ну, давай по кофе, и я пошла.

Мне нравилось беседовать с этой обаятельной и продвинутой дамой, хоть и взбалмошной, как все красавицы.

– Что снова замуж не выходишь?

– Женихов нет.

– Не верю, с твоими-то данными.

– Было за два года три любовника, и ни с одним не вышло по-серьезному.

– Сбежали?

– Что ты, все предложения делали. Сама ломалась. И что интересно, мужики-то все женились, и жены у всех, не поверишь, лучше меня – молодые, без детей и с обеспеченными родителями.

– Все ищут лучше, чем имели.

– Мужики находят, а нам заказано, дура я с претензиями!

– Ну, ладно, еще не вечер.

– Да ну вас! – отмахнулась Людмила. – Меня недавно в институт пригласили, пока на полставки, так увлеклась новой работой!

– Расскажи.

– Ты ведь физик?

– Электронщик.

– Еще лучше, ты Геру Ломакина знаешь?

– Знаю, кандидат наук, – вздохнул я. – А моложе меня лет на шесть.

– О, он как проклятый работает! Слышал об эффекте Кирлиана?

– Конечно, это суют палец в поле высокой частоты, и кругом него свечение. Говорят, по форме свечения можно определить, чем болен человек.

– Гера пошел дальше. Он соорудил установку, в которой человека всего протаскивают сквозь поле, ну как на томографе. Картинка получается гораздо информативнее, чем с пальцем. Видно всю ауру человека, а аура – это душа.

– Так, тебя, как биолога, пригласили душу читать?

– Да. Гера сам технарь, сначала пробовал вместе с психиатрами работать, их у нас в городе два всего, и оба мужики. Не вышло, зацикливаются врачи, на чем их учили, а здесь нужен новый подход.

– Да не только в этом дело, душа – дело тонкое, тут необходим интуитивный женский ум, а у мужиков тупой аналитический. У женщины больше развито правое, подсознательное полушарие, и никто еще не доказал, что вернее: ум или интуиция, – блеснул я эрудицией.

– Гера тоже мне это говорил, когда сватал на работу.

Тема, затронутая Людмилой, на стыке технических и гуманитарных наук, меня заинтересовала. Всю жизнь не мог я определить, что больше влечет меня. В детстве с энтузиазмом собирал схемы радиоприемников, но с не меньшим увлечением садился писать философские стихи и рассказики на тему смысла жизни.

– Вот чем ты занимаешься. А как-нибудь пригласишь в лабораторию, посмотреть на практике?

– Всегда пожалуйста! Я завела этот разговор для тебя, приходи, посмотришь на свою рваную ауру. А через это лезут в душу всякие гадкие виртуальные сущности, демоны.

– Да ну! Запугаешь совсем.

– А мы пробуем лечить раскрытую ауру, пытаемся превратить в замкнутый защитный кокон.

– Интересно! Обязательно приду, как с ремонтом управлюсь.

– Звони!

Я с непритворной нежностью поцеловал Людмилу на прощанье и подумал, что, пообщайся мы с ней сразу так, моя душа потянулась бы к женщине, и сексуальный акт наверняка окрасился бы душевным порывом.

Глава 13

В динамиках тихо завывали чарующие звуки «Пинк Флойд».

Я только закончил покраску пола в комнате, как в дверь позвонили.

– Заходите, у меня руки в краске, – крикнул я.

Незапертая дверь открылась.

– Оторва! – выдохнул я.

В полутемном проеме двери словно зажглась новогодняя иллюминация. Такую энергию излучала улыбающаяся Лариса, что, казалось, вся светится, с радужным ореолом вокруг!

Она бросила в угол сумочку и сняла с моих рук замазанные краской перчатки.

– Как славно воняет у тебя, мой милый маляр! – прощебетала она со свойственным ей саркастическим юмором, и я, ошарашенный, очутился в кухне, бесцеремонно затянутый туда за вмиг вспухший бугор в штанах. Так же очумело не сопротивлялся я, когда она встала на колени и выпотрошила мое достоинство поверх джинсов.

Я нимало не задумывался, что это с ее стороны – беспроигрышный маневр на сближение после всего или искреннее утоление голода по мне любимому? Я испытал великое облегчение души, как будто сбросили с меня непосильный груз, неотвратимо прижимающий к самой земле.

Всякая способность к размышлению покинула меня.

Я просто закрыл глаза и предался блаженству, разлившемуся от пальцев ног до макушки. И только иногда вздрагивал, опасаясь проснуться и, как в первый раз, когда Лариса отдалась мне, в голове крутилось: «Так не бывает!»

Я не стал допрашивать девушку и устраивать разборки – боялся узнать подробности, мне хватило того, что уже пережил. К тому же был уверен, что рано или поздно Лариса расколется сама, природное стремление к откровенности часто побеждало в ней обманную хитрость, в которой она достигла непревзойденного профессионализма.

Но в первый день напомнил наше соглашение с ее родителями – месяц не пить.

– Конечно, – радостно согласилась она, – мне мама подарила книжку про лечебное голодание, – вытащила она из сумки тонкий томик, – оказывается, голодание лучше всего лечит от алкоголизма. Там пишут, что надо голодать три недели, но мы же не алкоголики, правда? Нам хватит одной.

– Знаю я про этот метод, даже сам голодал, и очень здорово посидеть недельку на одной водичке, чистится организм.

– Так, заканчиваем быстренько ремонт, что там осталось: кухня и коридор? И переселяемся голодать ко мне. Тут у тебя, – вдохнула она воздух, – будешь питаться ацетоном.

В Ларисе бурлила неуемная энергия не только к радостям жизни.

С воодушевлением сдирала она в коридоре и на кухне все лишнее и покрикивала на меня:

– Шевели помидорами! – как будто я залез на нее, но ленился выполнять мужские функции.

На окончание ремонта ушла всего пара дней.

На четвертый день голодовки я отправился на пару часов в свою квартиру, переставить мебель на высохшем после покраски полу. Лариса захотела пойти со мной.

– Это не женский труд, – возразил я, – обойдусь сам.

Вернувшись обратно, я застал незнакомую гостью. Они с Ларисой сидели за столом, болтали и… пили портвейн.

– Что такое? – возмутился я.

– Вадик, мы не виделись полгода, она пришла с бутылкой, не выгонять же!

– Она не сказала вам, что четвертый день без пищи? – обратился я к подруге.

– Да ну? За что вы ее голодом морите?

– Извините, – еле сдержал я бешенство, поднял со стола ополовиненную бутылку и выставил за дверь на лестничную площадку.

– Она ждет вас! – раскланялся я.

Гостья хотела сказать что-то обидное, но Лариса тихо произнесла:

– Уходи, Вика.

Вика хмыкнула, но – я никогда не видел, чтобы кто-то из подруг спорил с Ларисой – удалилась.

– Я уж не говорю о том, что ты нарушила слово, но пить после голодовки просто опасно и глупо, – сказал я в расстроенных чувствах.

– А ничего не случится! Я крепкая! – махнула девушка рукой. – Давай я салатик сделаю, мы же купили овощи на восстановление.

– Делай, – согласился я покладисто.

А она, дорвавшись до алкоголя, веселая, летала между комнатой и кухней и напевала, поддевая меня:

– А ты такой холодный, как айсберг в океане…

Потом мы испытали с ней блаженство первого поедания пищи после голодания. Обыкновенный винегрет, чуть сдобренный растительным маслом. Вкусно необыкновенно.

– Ешь понемножку, так положено, – учила Лариса, раскрыв книжку.

– Понял, – и я начал тщательно пережевывать маленькую порцию пищи – не для того, чтобы легче усвоилась, а чтобы своим примером помочь нарушительнице обета преодолеть зверский аппетит после приема портвейна.

Осчастливленные насыщением, мы плюхнулись на кровать дожимать блаженство сексуальными радостями.

– Как же со словом предкам? – спросил потом я.

– Все, все, сколько нам осталось? – заиграла девушка пальцами. – Совсем ничего, каких-то двадцать дней. Это будет… – она зажмурилась, – 19 августа!

Я вышел на работу, у Ларисы каникулы были до сентября. С тоской ждал, когда закончится рабочее время.

В первой половине дня любовь моя звонила мне дважды, но потом пропала – я не мог дозвониться ни к себе, ни к ней домой.

Забежал в кассу, там меня уже две недели ожидала премия, о которой узнал только на работе. Купил Ларисе огромный букет гладиолусов, коробку трюфелей и в самом приподнятом настроении явился домой.

Лариса лежала на тахте. Пьяная.

– О, какой ты галантный! – приподнялась она, увидев меня с подарками.

Шатаясь, встала, подошла, поцеловала, обдав винным запахом.

Я застыл на пороге.

Девушка воткнула цветы в вазу и радостно захлопала в ладоши:

– А мне предки послали перевод!

– Если б знали, то послали бы плетку, – мрачно заметил я.

– Ну, что ты сердишься, у нас еще две бутылки.

Лариса открыла холодильник и достала два пузатых «бронебойных снаряда» по 0,8.

Такая явная демонстрация вывела меня из себя.

Я выхватил «снаряды» из ее рук и изо всей силы грохнул об пол. Одна бутылка разбилась, и пахучая жидкость залила пол, другая подскочила, словно футбольный мяч, и встала на донышко.

– Вот видишь, приглашает! – не смутилась Лариса и изящно, двумя пальцами, ухватила бутылку.

Глава 14

Кончилось тем, что мы опять стали пить почти каждый день.

Я смирился: ведь если не думать о последствиях и приличиях, такое времяпрепровождение было ошеломительно обалденным.

Мой дом стоял на бойком месте, угловой между двумя центральными улицами. Сами мы не часто ходили по гостям, но к нам постоянно кто-то являлся, с непременной присказкой: «Зашел (зашла) по дороге».

Дверь на балкон была постоянно открытой. Лариса врубала на всю мощность музыкальный центр, что тоже способствовало привлечению посетителей.

Сегодня у нас оказались Юля и Света. Лариса открыла им дверь, не потрудившись даже набросить на голое тело халатик. Девчонки тут же распоясались – в буквальном смысле: разделись до плавок, даже сбросили лифчики и теперь бесстыдно возлежали вместе с Ларой на балконе, потягивая мадеру, которую принесли с собой. Я, как заправский официант, тоже в одних плавках, но с полотенцем на руке, подносил фужеры с вином и закуску. Дионисийская картина с вафном и вахканками.

Был выходной, ярко светило солнце, «Пинк Флойд» бередил душу космоэротическими звуками, загорающие полуголые красотки дополняли чудную картину, я был в меру пьян и без меры счастлив.

Много ли человеку надо?

Когда портвейн был выпит, я отправился в магазин. В магазине встретил Игоря, тот, узнав, что у нас Юля, купил сразу две бутылки и пошел вместе со мной.

В комнате уже торчал мой коллега по кооперативу Сашка, с похотливой улыбкой переминавшийся с ноги на ногу в балконном проеме.

– Ладно, девки, на балкон все не влезем, кыш сюда! – дал я команду.

Девчонки цепочкой потянулись в комнату, прикрывая руками груди.

– Да ладно вам! – махнула рукой Лариса, плавки она все-таки надела. – Вадика не стыдитесь, а тут ломаетесь.

Девчонки только и ждали такой команды. Уж что-что, а если есть повод и есть что показать, то женщины сделают это с удовольствием.

Пошла шумная пьянка, на шум прибежали из соседней квартиры Женька с Ольгой, тоже с вином, разухабисто загремел рок-н-ролл, все танцевали, где только могли: на полу, на тахте, на стульях. Светка вскочила на стол, не задев, кстати, стройными ножками ни одной рюмки.

– Теперь купаться! – скомандовала Лариса, с которой пот стекал градом от быстрых танцев, подруга моя, несмотря на юный возраст, набрала на маминых харчах за семьдесят килограмм веса.

Компания с песнями двинулась к озеру.

Впереди, все так же в одних плавках, без лифчиков, но в туфлях на высоких каблуках, шагала, шатаясь из стороны в сторону, отважная шеренга пьяных девчонок, заняв всю ширину тротуара.

Ошарашенные прохожие застывали, вытаращив глаза на массовую демонстрацию живой плоти, и отпрыгивали по сторонам в кусты.

Девчонки, обнявшись за плечи и обжигая друг друга веселыми чертиками в глазах, проникновенно пели:

 
– Как ты могла, подруга моя?
Лучше тебя ведь нет у меня!
Так поступить с любовью моей
На вечеринке лучших друзей.
 

– Милицию надо вызвать! – взвизгнула немолодая дама, заскочив в колючий шиповник.

Ее спутник, пожилой мужчина с благообразной внешностью, напротив, раскланялся, пропуская девчонок:

– Шарман, какой шарман! Слава российской демократии!

Милиция как черт, только ее поминаешь – она тут как тут.

В сотне метров от озера нас настиг «воронок», тормознув чуть впереди компании. Из него вышли три молодых мента и встали на дороге.

«Эх, жаль, нет сегодня Фауката, – подумалось мне, – он умеет говорить со своими».

Мы остановились.

– Ну вы совсем уж! – сказал старший из пикета, жадно пожирая глазами чудное видение.

– Да мы уже практически в пляжной зоне, – быстро нашлась Ольга.

– Ага, прошли по городу голышом! – встрял другой мент.

Лариса выдвинулась вперед:

– Ты что, голых девушек не видал? Посмотри! Между прочим, это обычная материнская грудь, которую ты сосал ребенком.

– И ее рисуют на всех картинах у мадонн, – поддержала Юля, пышная грудь которой при хрупком теле смотрелась умопомрачительно.

Мент оторопело захлопал глазами, не зная, что возразить на задорный демарш. Молодым служителям порядка вовсе не хотелось прослыть среди городской молодежи ханжами, особенно в то время, когда страна переживала упоительное раскрепощение на пике новой демократии.

– Ну ладно, Витас! – обратился Игорь к одному из ментов, оказавшемуся ему знакомым. – Все равно все девчонки в «воронок» не войдут!

«Витас», в миру наверняка Виктор, отреагировал на свойскую кликуху и совсем отмяк от служебного рвения.

– Ты что, не узнал меня, Сергей? – обратилась Света к лейтенанту, старшему патруля.

– Это ты, Светочек? – расплылся в улыбке лейтенант. – А где Фаукат?

– Пошел загружаться, в магазин, – нашлась неотразимая блондинка.

– Привет ему! Вы только там не очень, на пляже, а то с ума мужики сойдут. Классно смотритесь! – Он передернулся, продолжая есть глазами обнаженные девичьи тела. – Поехали!

Тут откуда ни возьмись к нам присоединился Ванька, мой знакомый, тоже кооператор, но по пушной части.

– Да тебя жена ждет! – бросила ему Лариса.

– Подождет! – нервно отреагировал Иван на ехидное замечание. Мне было неприятно его присутствие, я еще раньше заметил, как он пытался «подбить клинья» к Ларисе, чего не допускали уважающие меня друзья.

Когда подошли к берегу, уже смеркалось.

В воде начался беспорядочный сумбур, ребята хватали девчонок, юная Света явно не возражала против Сашкиных объятий, и мой весьма симпатичный друг выскакивал с ней из воды, как молодой жеребец.

А Иван, улучив момент, когда я растирался на берегу полотенцем, прижал Ларису. Сам он был небольшого роста, но с высоты мне хорошо был заметен его огромный прибор, которым он пытался елозить по бедрам девушки. Я только хотел спрыгнуть вниз и проучить нахала, как Лариса так толкнула его, что он ушел под воду.

– Мало тебе других девок? – со злостью прошипела она, и красивым движением выскочила на берег.

К Ларисе все время кто-то приставал.

Прихожу домой, у нее незнакомый гость, красивый молодой парень, сидят за столом, пьют вино. Слава богу, парень оказался интеллигентным и романтичным.

– Извините, – сразу обратился он ко мне. – У вас такая красивая девушка, мы встретились на пляже, я попросил у нее разрешения посидеть рядом с ней. Только посидеть, только полюбоваться на ее лицо.

– Я и сказала ему, пошли домой, думала, что ты тоже дома, – пояснила Лариса.

– Ты простая, как три рубля, – ответил я.

– Не ссорьтесь, я ухожу, ухожу, – поднялся парень.

Я не задерживал его, Лариса тоже молчала. Легла, не раздеваясь, на тахту на спину и задумчиво уставилась в потолок.

– Подвинься, – попросил я и прилег рядом. Она все молчала.

– О чем думаешь? – спросил я.

– Какие у него ноготки!

– У кого?

– У Игоря.

– У Игоря? Это который был на Дону? – догадался я.

– Да. Розовые, перламутровые.

– Ты спала с ним? – захолонуло у меня.

– Это просто романтическая любовь.

– Вот так просто? – задохнулся я. – Ты и с Сергеем спала?

– С ним нет. Кстати, когда ты удрал, я сразу поднялась наверх и всю ночь проплакала! А наутро мы сразу уехали на Дон.

Я знал, что Лариса когда-нибудь расскажет мне подробности своих приключений на Дону. Но лучше бы молчала, не знаешь – не было.

– Больше я слышать не хочу ничего! – отвернулся я от подруги.