Текст книги "Наум Эйтингон – карающий меч Сталина"

Автор книги: Эдуард Шарапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Москва

Весной 1939 года Эйтингон вернулся в Москву. Вернулся некоторым образом в другую страну.

Репрессиям подверглись практически все руководители ИНО и многие ведущие разведчики. Были расстреляны бывшие начальники ИНО, находившиеся на другой работе, – Я. X. Давтян (Наркоминдел), М. А. Трилиссер (Коминтерн), С. А. Мессинг (Наркомвнешторг). Р. П. Катанян, работавший в органах юстиции, провел в заключении и ссылке 17 лет. 13 мая 1937 г. был арестован бывший начальник ИНО А. X. Артузов. Сменивший его А. А. Слуцкий 17 февраля 1938 г. неожиданно скоропостижно скончался в кабинете первого заместителя Ежова Фриновского. И. о. начальника ИНО был назначен майор госбезопасности С. М. Шпигельглаз. Но и он пробыл на этой должности немногим больше месяца. 28 марта 1938 г. его сменил старший майор госбезопасности 3. И. Пассов. Шпигельглаз остался зам. начальника разведки, но в ноябре 1938 г. был арестован, а 29 января 1940 г. расстрелян. Погибли руководящие работники центрального аппарата ИНО Н. Г. Самсонов, Я. М. Бодеско, В. М. Горожанин, А. С. Славатинский, О. Я. Нодев, К. И. Сили, Н. М. Шнеерсон, Э. Я. Фурман, Ш. М. Партин, К. С. Баранский, Ю. Я. Томчин. Д. М. Смирнов, И. М. Кедров, резиденты в Лондоне – А. С. Чапский и Т. Малли (нелегал), в Париже – С. М. Глинский (Смирнов) и Г. Н. Косенко (Кислов), в Риме – М. М. Аксельрод (нелегал), в Берлине – Б. М. Гордон, в США – П. Д. Гутцайт (Гусев) и Б. Я. Базаров (нелегал), в Японии – И. И. Шебеко, выдающиеся: разведчики-нелегалы С. М. Перевозников, И. И. Исурин, И. Я. Рейф, Э. Альберт-Также, советники в Испании Г. С. Сыроежкин и Л. И. Озолин-Хаскин, начальники ИНО краевых и областных УНКВД А. П. Федоров (Ленинград), Б. Д. Богданов (Хабаровск), М. А. Листенгурт [(Ростов) и многие другие. Только в один день – 21 августа 1937 г. – были расстреляны А. X. Артузов, М. С. Горб, Б. М. Гордон, Ф. Я. Карин, О. О. Штейнбрюк.

Были случаи самоубийств среди сотрудников (Ф. А. Гурский). Были репрессированы, но остались в живых Я. Я. Буйкис, И. К. Лебединский, Я. И. Серебрянский, Р. И. Соболь, М. С. Яриков, Г. Б. Графлен, Д. А. Быстролетов, И. Н. Каминский, П. А. Золотусский, П. Я. Зубов (Серебрянский, Каминский, Яриков, Соболь, Зубов были освобождены и вернулись в разведку во время войны).

Были уволены из разведки (возвращены в годы войны) В. Г. Фишер, Р. И. Абель, В. П. Рощин, Г. И. Мордвинов, Н. М. Белкин, Э. С. Куцин. Остались в разведке с фактическим запретом на занятие руководящих постов В. Т. Яковлев, В. С. Гражуль, И. А. Ахмеров, Н. М. Бородин. Временно перешли на работу в контрразведку (также вернулись в разведку во время войны) Е. П. Мицкевич, Д. Г. Федичкин, А. М. Отрощенко. Были случаи отказа разведчиков вернуться в СССР (А. М. Орлов-Никольский, нелегальные резиденты в Голландии И. С. Порецкий-Рейсс и В. Г. Кривицкий, нелегальный резидент в Швейцарии М. А. Штейнберг, 2-й секретарь полпредства в Париже В. Соколин).

Всего в 1937–1938 гг. из 450 сотрудников (включая загранаппарат) было репрессировано 275, т. е. 60 % личного состава ИНО. Со многими ценными зарубежными агентами была прервана связь, восстановить которую удавалось далеко не всегда; в 1938 г. в течение 127 дней подряд из ИНО руководству страны не поступало информации.

После назначения 25 ноября 1938 г. наркомом внутренних дел Л. П. Берии первым зам. наркома и начальником ГУГБ был утвержден комиссар госбезопасности 3-го ранга В. Н. Меркулов. 22 октября 1938 г. был арестован начальник ИНО 3. Пассов (расстрелян в феврале 1940 г.). Исполняющим обязанности начальника ИНО стал и. о. помощника начальника испанского отделения П. А. Судоплатов; он возглавлял разведку до 2 декабря 1938 г., когда начальником 5-го отдела (ИНО) ГУГБ был назначен комиссар госбезопасности 3-го ранга В. Г. Деканозов, одновременно занимавший должности начальника 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ и зам. начальника ГУГБ.

В 1939 г. структура 5-го отдела, включала в себя 17 отделений: 1-е – Германия, Венгрия, Дания; 2-е – Польша; 3-е – Франция, Бельгия, Швейцария, Голландия; 4-е – Великобритания; 5-е – Италия; 6-е – Испания; 7-е – Румыния, Болгария, Югославия, Греция; 8-е – Финляндия, Швеция, Норвегия; 9-е – Латвия, Эстония, Литва; 10-е – США, Канада. Мексика, Южная Америка; 11-е – Япония, Маньчжурия; 12-е – Китай. Синьцзян; 13-е – Монголия. Тува, 14-е – Турция, Иран, Афганистан; 15-е – техническая (научно-техническая) разведка; 16-е – оперативная техника; 17-е – визы и учет иностранцев.

13 мая 1939 г. не имеющий опыта разведывательной работы Деканозов был освобожден от должности начальника ИНО и назначен зам. наркома иностранных дел СССР. Его место занял старший майор госбезопасности П. М. Фитин.

Новый начальник разведки энергично взялся за порученное дело. В значительной мере удалось восполнить урон, нанесенный репрессиями, активизировать работу зарубежных резидентур. В первую очередь внимание было сосредоточено на подборе руководителей резидентур.

В 1939–1940 гг. за рубеж были направлены такие опытные разведчики как М. А. Аллахвердов, В. М. Зарубин, Е. Ю. Зарубина, А. М. Коротков, Б. А. Рыбкин, 3. И. Рыбкина, Д. Г. Федичкин; многие молодые способные разведчики; Н. М. Горшков, Г. Н. Калинин, Е. И. Кравцов, А. И. Леоненко, В. Г. Павлов, А. К. Тренев и др. К середине 1940 г. работоспособность разведки была в основном восстановлена. В ее центральном аппарате в Москве работало 695 человек, 242 командировано за границу. Удалось укомплектовать 40 резидентур. Наиболее крупные из них действовали в США (18 человек). Финляндии (17), Германии (13 человек). К 1941 г. был восстановлен агентурный состав в Германии, Англии, США, Франции. Италии и Китае, насчитывающий свыше 600 различных источников.

* * *

Эйтингону непросто было в такой обстановке. О нем самом Петерс и Карахан дали показания как об английском шпионе. Это стало ему известно только через 17 лег, в 1956 году. Но слежку за собой заметил сразу. Вот как рассказывает об этом Судоплатов, только что назначенный заместителем начальника 5-го отдела;

«На следующий день, как только я пришел в свой новый кабинет, мне позвонил из дома Эйтингон, недавно вернувшийся из Франции.

– Павлуша, я уже десять дней как в Москве, ничего не делаю. Оперативный отдел установил за мной постоянную слежку Уверен, мой телефон прослушивается. Ты ведь знаешь, как я работал. Пожалуйста, доложи своему начальству: если они хотят арестовать меня, пусть сразу это и делают, а не устраивают детские игры.

Я ответил Эйтингону, что первый день на руководящей должности и ни о каких планах насчет его ареста мне неизвестно. Тут же я предложил ему прийти ко мне, затем позвонил Меркулову и доложил о состоявшемся разговоре. Тот, засмеявшись, сказал:

– Эти идиоты берут Эйтингона и его группу под наружное наблюдение, а не понимают, что имеют дело с профессионалами.

Через десять минут по прямому проводу мне позвонил Берия и предложил: поскольку Эйтингон – подходящая кандидатура для известного мне дела, к концу дня он ждет нас обоих с предложениями».

Охота на Льва

Отношение Эйтингона к Троцкому, вероятно, менялось со временем.

Молодой коммунист и чекист видел наркомвоенмора в Гомеле, куда Лев Давидович приезжал в 1920 году во время наступления поляков, он учился академии в Москве, когда Троцкий был вождем Красной Армии. Работая в Стамбуле в 1929 году, он вел наблюдение за только что прибывшим туда Троцким.

Троцкий и на острове Принкипо, и во Франции, и в Норвегии был под присмотром ОГПУ-НКВД (операции за границей против Троцкого и его сторонников велись совместно Иностранным и Секретно-политическим отделами). За ним следили братья Соболевичюсы, выходцы из Литвы, они же Джек Собл и Ричард Соблен. С 1929 года в течение трех лет они были доверенными лицами Троцкого, имели доступ к шифрам, которыми он пользовался для переписки со своими сторонниками в СССР. Возможно, они подожгли (или помогли поджечь) в марте 1931 года дом Троцкого в Турции.

За сыном и ближайшим помощником Троцкого Львом Седовым (в ОГПУ-НКВД у него была кличка «Сынок», а у Троцкого – «Старик») следила группа нелегала ИНО НКВД болгарина Бориса Афанасьева (Атанасова), организовавшего в 1936–1938 годах похищение архивов Седова и Международного секретариата по созданию IV(троцкистского) Интернационала. В 1936–1937 годах чекистами была установлена аппаратура прослушивания телефонов на квартирах Седова и его ближайшей сотрудницы Лилии Эстриной. Ближайшим помощником, фактически личным секретарем Седова стал выходец из России Марк Зборовский (оперативные псевдонимы «Тюльпан», «Кант» и «Мак»), работавший в Международном секретариате троцкистов. В 1933 году он был завербован чекистами в Париже, после чего Сталин и другие советские руководители получили возможность читать как переписку Троцкого и Седова со своими сторонниками, так и написанные Троцким статьи еще до их публикации. Зборовский подготовил в ночь с 6 на 7 ноября 1936 года ограбление архива Троцкого в Париже (по свидетельству Судоплатова, им руководил Серебрянский).

Внимательно следя за деятельностью Троцкого за границей, Сталин в какой-то момент пришел к выводу о необходимости физического уничтожения своего противника. Доктор философских и исторических наук Дмитрий Волкогонов (идеологическая метаморфоза бывшего заместителя начальника Главного политуправления Советской армии, ставшего яростным антикоммунистом, у многих вызывает справедливое возмущение, но факт доступа его, одного из немногих, к секретнейшим архивам заставляет относиться к приводимым им документам с вниманием) считал, что уже в начале 1935 года заместитель начальника ИНО НКВД Сергей Шпигельглаз получил устное задание от наркома Ягоды, которое тот в свою очередь получил от Сталина – побыстрее ликвидировать Троцкого.

Сталина могла крайне раздражать поступавшая к нему информация о Троцком и его окружении. Например, донесение Зборовского в Москву от И февраля 1937 года:

«С 1936 года „Сынок“ не вел со мной разговоров о терроре. Лишь недели две-три тому назад, после собрания группы, „Сынок“ снова заговорил на эту тему. В первый раз он только теоретически старался доказать, что терроризм не противоречит марксизму. „Марксизм, – по словам „Сынка“, – отрицает терроризм постольку, поскольку условия классовой борьбы не благоприятствуют терроризму, но бывают такие положения, в которых терроризм необходим“. В следующий раз „Сынок“ заговорил о терроризме, когда я пришел к нему на квартиру работать. Во время читки газет „Сынок“ сказал, что так как весь режим в СССР держится на Сталине, то достаточно убить Сталина, чтобы все развалилось. Он неоднократно возвращался и подчеркивал необходимость убийства Сталина».

Правда, сам Троцкий в 1935 году в статье об убийстве Кирова, размышляя о том, способен ли террористический акт изменить характер режима в СССР, писал, что убийство Сталина ничего не даст, так как его заменят «одним из Кагановичей», которого советская печать в кратчайшие сроки сделает гениальным. Это вполне справедливое (хотя и не очень уважительное по отношению к Лазарю Моисеевичу) замечание вроде бы противоречит рассуждениям Седова, но Сталин, видимо, доверял более поздней информации, не предназначенной для печати.

Возможно, для Седова такие разговоры стали роковыми. В феврале 1938 года он скоропостижно скончался в Париже на операционном столе. На Западе, а теперь и в России сложилась устойчивая версия о его убийстве по приказу НКВД. В последние годы обнародованные документы ставят ее под сомнение.

Отрицал факт убийства Седова и Павел Судоплатов:

«Легко предположить, конечно, что Седов был убит, но лично я не склонен этому верить. И причина тут самая простая. Троцкий безоговорочно доверял сыну, поэтому за ним велось плотное наблюдение с нашей стороны, и это давало возможность получать информацию о планах троцкистов по засылке агентов и пропагандистских материалов в Советский Союз через Европу. Его уничтожение привело бы к потере нами контроля за информацией о троцкистских операциях в Европе».

Впрочем, на каждую версию есть контрверсия. Историки Александр Колпакиди и Дмитрий Прохоров предполагают, что Седов был ликвидирован «группой Яши», подчинявшейся лично наркому, так что в ИНО могли и не знать.

* * *

Операция по ликвидации самого Троцкого продолжалась и после его отъезда из Европы в Мексику. По разработанному Шпигельглазом плану в начале 1938 года в секретариат Троцкого была внедрена испанка Мария де Лас Эрас Африка («Патрия»), завербованная советской разведкой в Испании в 1937 году. Летом того же года в Мексику из Нью-Йорка прибыли еще двое агентов – также завербованный в Испании Иосиф Григулевич («Фелипе»), который, как мы помним, в качестве переводчика уже помогал ликвидировать Андреса Нина, и Виторио Видали («Марио») с заданием закрепиться в Мексике и ждать контакта с представителем Москвы.

В мексиканское окружение Троцкого пытались также внедрить Зборовского, но «Тюльпану» это не удалось и он остался в Париже.

Теперь нам надо вернуться к бежавшему в США Орлову, которому были известны некоторые детали готовящейся операции по ликвидации Троцкого. В декабре 1938 года он отправил Троцкому письмо, написанное от имени американца Штейна, жителя Сан-Франциско, родственника бежавшего в июне 1938 года в Маньчжурию к японцам начальника управления НКВД по Дальневосточному краю комиссара госбезопасности 3-го ранга Генриха Люшкова. Мнимый Штейн сообщал Троцкому, что среди членов парижской организации троцкистов есть агент НКВД. Лилия Эстрин, находившаяся в то время у Троцкого, вспоминала об этом письме следующее:

«Штейн имел якобы свидания с Люшковым до того, как тот оказался в Японии. Люшков вроде бы просил предупредить об угрозе, нависшей над „Стариком“, и прежде всего от человека, которого зовут „Марком“. Фамилию „Марка“ Люшков не помнит».

Далее в письме следовали точные приметы Зборовского. Штейн предупреждал Троцкого о готовящем покушении (которое совершит либо приехавший из Парижа «Марк», либо некий испанец, выдающий себя за троцкиста) и предлагал ему дать объявление в местной газете, по которому он мог узнать, что его послание получено. Троцкий поместил в газете следующее объявление:

«Ваше письмо получено и принято к сведению. Прошу явиться для личных переговоров».

Однако автор письма к Троцкому не приехал, после чего тот посчитал письмо провокацией и не изменил своего отношения к Зборовскому.

В Москве об этом сигнале Троцкому узнали через год из донесения парижской резидентуры ИНО в июне 1939 года (вернувшаяся в Париж Эстрина рассказала Зборовскому о доносе на него), после чего новое руководство ИНО (Шпигельглаз был арестован в ноябре 1938 года, видимо, из-за отсутствия результатов в подготовке убийства Троцкого, также был отозван и арестован резидент ИНО в Нью-Йорке Петр Гутцайт, координировавший из США операцию) отозвало из Мексики «Патрию», «Фелипе» и «Марио», а проведение самой операции «заморозило». Де Лас Эрас (успевшая сделать план комнат дома, в котором жил Троцкий) и Григулевич уехали из Мексики, а Видали при пересечении мексиканско-американской границы из-за плохо оформленных документов был арестован, но вскоре благодаря сотрудникам нью-йоркской резидентуры ИНО освобожден и выслан обратно в Мексику.

После ареста Шпигельглаза новый нарком НКВД Лаврентий Берия поручил выполнение операции Павлу Судоплатову, которого в начале 1939 года должны были исключить из партии. Но вместо исключения и ареста Судоплатов, оставшийся заместителем начальника 4-го отделения ИНО, в мае 1939 года присутствовал вместе с Берией на исторической встрече со Сталиным, встрече, имевшей колоссальное значение в судьбах ее участников, Троцкого и Эйтингона.

Вот как вспоминал об этой беседе сам Павел Анатольевич:

«Разговор продолжил Сталин.

– В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.

Он снова занял свое место напротив нас и начал неторопливо высказывать неудовлетворенность тем, как ведутся разведывательные операции. По его мнению, в них отсутствовала должная активность. Он подчеркнул, что устранение Троцкого в 1937 году поручалось Шпигельглазу, однако тот провалил это важное правительственное задание.

Затем Сталин посуровел и, чеканя слова, словно отдавая приказ, проговорил:

– Троцкий, или, как вы его именуете в ваших делах, „Старик“, должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.

У нас нет исторического опыта построения мощной индустриальной и военной державы одновременно с укреплением диктатуры пролетариата, – продолжил Сталин, и после оценки международной обстановки и предстоящей войны в Европе он перешел к вопросу, непосредственно касавшемуся меня. Мне надлежало возглавить группу боевиков для проведения операции по ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике. Сталин явно предпочитал обтекаемые слова вроде „акция“ (вместо „ликвидация“), заметив при этом, что в случае успеха акции „партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о них самих, но и обо всех членах их семей“.

Когда я попытался возразить, что не вполне подхожу для выполнения этого задания в Мексике, поскольку совершенно не владею испанским языком, Сталин никак не прореагировал.

Я попросил разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в гражданской войне в Испании.

– Это ваша обязанность и партийный долг находить и отбирать подходящих и надежных людей, чтобы справиться с поручением партии. Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде.

Аудиенция закончилась, мы попрощались и вышли из кабинета. После встречи со Сталиным я был немедленно назначен заместителем начальника разведки. Мне был выделен кабинет на седьмом этаже главного здания Лубянки под номером 755 – когда-то его занимал Шпигельглаз».

* * *

Судоплатов привлек Эйтингона к операции в Мексике. На предложение Судоплатова Эйтингон согласился незамедлительно. Впоследствии Судоплатов так мотивировал свой выбор:

«Эйтингон был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить специальную нелегальную резидентуру в США и Мексике. Подобраться к Троцкому можно было только через нашу агентуру, осевшую в Мексике после окончания войны в Испании. Никто лучше его не знал этих людей. Работая вместе, мы стали близкими друзьями».

9 июля 1939 года Судоплатов и Эйтингон разработали «План агентурно-оперативных мероприятий по делу „Утка“» (именно Эйтингон и придумал название операции против Троцкого – «Утка», в значении «дезинформация»), который был доложен Сталину и одобрен им в начале августа 1939 года. В «Плане» говорилось следующее:

«В результате просмотра всех материалов, имевшихся в 5-м отделе ГУГБ по „разработке и подготовке ликвидации „Утки““, установлено, что привлекавшиеся по этому делу люди использованы быть не могут.

Настоящий план предусматривает привлечение новых людей и будет построен на новой основе.

Цель: ликвидация „Утки“.

Методы: агентурно-оперативная разработка, активная группа.

Средства: отравление пищи, воды, взрыв автомашины при помощи тола, прямой удар – удушение, кинжал, удар по голове, выстрел. Возможно вооруженное нападение группы.

Люди: организатор и руководитель на месте „Том“ (Эйтингон – авт.).

Вместе с „Томом“ в страну выезжают „Мать“ и „Раймонд“»…

В плане рассказывалось о методах изучения ближайшего окружения и обстановки вокруг дома Троцкого и прилагалась смета расходов – 31 тысяча американских долларов на 6 месяцев.

План подписали начальник ИНО Павел Фитин, его заместитель Павел Судоплатов и Наум Эйтингон (должности и воинские звания не упоминались). План был отпечатан Судоплатовым в одном экземпляре, о чем свидетельствует соответствующая пометка на документе.

Судоплатов планировал использовать в операции завербованных Эйтингоном троцкистов. Но Эйтингон категорически выступил против, считая возможным использовать только тех агентов в Западной Европе, Латинской Америке и США, которые никогда не участвовали ни в каких операциях против Троцкого, и предложил свой план организации двух самостоятельных групп. Первую, под названием «Конь», должен был возглавить мексиканский коммунист, участник гражданской войны в Испании, знаменитый впоследствии художник Давид Альфаро Сикейрос. Вторую группу – «Мать» планировалось поручить Каридад Меркадер. Эта испанка происходила из аристократической семьи. Порвав с богатым мужем, она примкнула к анархистам, а затем эмигрировала в Париж, где поселилась со своими четырьмя детьми в начале 30-х годов, зарабатывая вязанием. В Париже она вступила в компартию Франции. В 1936 году она вернулась в Барселону, где вновь стала анархистской. Во время войны она была тяжело ранена во время воздушного налета, а ее старший сын погиб в бою. Младший сын Луис приехал в Москву вместе с другими испанскими детьми, дочь жила в Париже. В Испании Каридад и ее среднего сына Рамона, майора республиканской армии, привлек к сотрудничеству Эйтингон, и отправил их летом 1938 года из Барселоны в Париж. 24-летний Рамон должен был играть роль Жака Морнара, сына бельгийского дипломата, спортивного фотокорреспондента бельгийского пресс-агентства, враждебно относящегося к любой власти и вследствие этого материально поддерживающего «крайне левых» (например, троцкистов). Таким образом Рамон, по подсказке братьев Руанов, и с помощью агента НКВД Руби Вайль, познакомился с гражданкой США Сильвией Агелов (Аджелофф, Эджелофф), дочерью предпринимателя, выходца из России, профессиональным психологом. Она была близко знакома с Троцким, благодаря тому, что ее старшая сестра Рут исполняла обязанности секретаря Льва Давидовича. Сильвия принимала участие в подготовке учредительной конференции IV Интернационала в качестве переводчика. Тогда же Меркадер свел знакомство с близкими к Троцкому бывшими деятелями французской компартии супругами Альфредом и Маргерит Росмер.

По словам Судоплатова, обе группы – «Конь» и «Мать» «не общались и не знали о существовании друг друга». Встал вопрос о связях агентов, предназначенных для участия в операции «Утка», с резидентурами ИНО в США и Мексике. Эйтингон настаивал на полной автономности агентов. Судоплатов, соглашаясь, обращал внимание на возникающие в связи с этим финансовые проблемы. По его подсчетам, «дня перебазирования и оснащения групп необходимо было иметь не менее трехсот тысяч долларов». Эйтингон предложил выход. Судоплатов вспоминал: «для создания надежного прикрытия Эйтингон предложил использовать в операции свои личные семейные связи в США. Его родственники имели большие льготы от советского правительства с 1930 вплоть до 1948 года при участии в пушных аукционах-ярмарках в Ленинграде. Мы изложили наши соображения Берии, подчеркнув, что в окружении Троцкого у нас нет никого, кто имел бы на него прямой выход. Мы не исключали, что его резиденцию нам придется брать штурмом. Раздосадованный отзывом агента „Патрии“ из окружения Троцкого, согласившись на использование личных связей Эйтингона, Берия неожиданно предложил нам использовать связи Орлова, для чего мы должны обратиться к нему от его имени. Орлов был известен Берии еще по Грузии, где командовал пограничным отрядом в 1921 году (ошибка памяти Судоплатова – Орлов командовал погранохраной в Сухуми в 1925–1926 годах, Берия в 1921 году был зампредом Азербайджанской ЧК. – авт.). Эйтингон решительно возражал, и не только по личным мотивам: в Испании у него с Орловым были натянутые отношения. Он считал, что Орлов, будучи профессионалом, участвовавшим в ликвидациях перебежчиков, наверняка не поверит нам, независимо от чьего имени мы к нему обратимся. Более того, заметив слежку или любые попытки выйти на него, он может поставить под удар всех наших людей. Скрепя сердце Берия вынужден был с нами согласиться. В результате переданный мне Берией приказ инстанции гласил: оставить Орлова в покое и не искать никаких связей с ним».

Тогда же Берия приказал Судоплатову выехать вместе с Эйтингоном в Париж, чтобы на месте определить готовность группы, отправляемой в Мексику. По фальшивым документам, изготовленным в отделении «паспортной техники» ИНО (им руководил уже упоминавшийся Георг Миллер) в июне 1939 года оба выехали из Москвы (забавная деталь: по словам Судоплатова, «Эйтингон как ребенок радовался тому, что одна из его сестер, хроническая брюзга, не пришла на вокзал проводить его. В их семье существовало суеверное убеждение, что любое дело, которое она благословляла своим присутствием, заранее обречено на провал»). Доехав по железной дороге до Одессы, разведчики на корабле приплыли в Афины, а из столицы греческого королевства уже с другими документами и на другом пароходе – в Марсель, откуда на поезде прибыли, наконец, в Париж. Там состоялось знакомство Судоплатова с сыном и матерью Меркадер, и членами группы Сикейроса. Судоплатов в июле вернулся в Москву, а Эйтингон (оперативный псевдоним «Том») по его предложению на месяц остался с Меркадерами, для их ознакомления с азбукой агентурной работы – разработкой источника, вербовкой агентуры, обнаружения слежки, изменения внешности.

Пройдя такой курс лекций, в августе 1939 года Каридад и Рамон Меркадеры из французского портового города Гавра отправились в Нью-Йорк. Эйтингону, жившему в Париже с польским паспортом, выехать сразу не удалось. С сентября 1939 года началась вторая мировая война. Немецкие войска вступили на территорию Польши. Эйтингон, как польского беженец, подлежал мобилизации во французскую армию или интернированию как иностранец. Получить визу на выезд из Франции для подданного доживавшего последние дни польского государства стадо проблемой, и Наум Исаакович вынужден был перейти на нелегальное положение. 8 сентября в парижскую резидентуру пришла телеграмма Берии с приказом о приостановпении операции «Утка» и возвращении «Тома» в Москву. Удивительно, но приказ не был выполнен. Эйтингон укрылся в советском посольстве, а вскоре ситуация изменилась.

Помощь подоспела от резидента ИНО в Париже Льва Петровича Василевского (оперативный псевдоним «Тарасов»), Соратник Эйтингона по Испании работал под дипломатическим прикрытием – генеральным консулом. Пока он готовил Эйтингону документы для поездки в Америк), в течение месяца «Том» скрывался в психиатрической больнице (главным врачом которой был русский эмигрант) под видом душевнобольного сирийского еврея (кем только не приходилось притворяться разведчику! Для этого использовали поддельный французский вид на жительство, добытый с помощью агента «группы Яши» англичанина Моррисона, жившего в Париже и имевшего связи в полиции). По гуманным французским законам, в армии психически больному служить было нельзя, а получить загранпаспорт имел полное право. Впрочем, оставался риск не получить американскую визу.

Единственным контактом парижской резидентуры с консульством США был швейцарский бизнесмен Шарль Мартен. Под этим именем жил бывший сотрудник нелегальной разведки, капитан госбезопасности Матвей Штейнберг. Опасаясь репрессий, он не вернулся из Швейцарии в 1938 году. Василевский отправил на встречу с бывшим коллегой в Лозанну нелегала ИНО Тахчианова. Безопасность встречи обеспечивал еще один нелегал – Михаил Аллахвердов, сослуживец Эйтингона по Восточному отделу ОГПУ и соученик по Военной академии. Встреча прошла в нервной обстановке. Штейнберг боялся покушения и готов был застрелить Тахчианова. Но все-таки разведчики пришли к согласию. Штейнберг обещал помочь сирийскому еврею с визой, не опознав знакомого ему Эйтингона на фотографии в паспорте (Наум Исаакович изменил прическу и обзавелся усами). Уже через неделю Штейнберг выполнил свое обещание, и Тахчианов привез визу в Париж. С Эйтингоном Штейнбергу было суждено встретиться более чем через десятилетие при не самых благоприятных обстоятельствах.