Текст книги "Первый дылехохл"

Автор книги: Эдуард Мезозойский

Соавторы: Эллон Синев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Что, совсем никак? – послышался Колькин голос.

Мир снова обрел цельность. Оказывается, Татьяна крепко обнимала его за голову.

– Игорь, ты как, слышишь? Эй, ку-ку! – Ваня помахал перед лицом Игоря чем-то оранжевым. Каской. Да, строительной каской. – Игорь, тебе надо еще обезболиться.

Игорь не ответил, затянул ватником дрожащее тело и, перешагнув скомканный рельс, встал на краю ямы.

– Ну как там, много осталось?

Игорь поторогал мерзлые комья. Да ведь это настоящий анатомический театр! Все эти кровоточащие, раздираемые болью куски глины, – его плоть, его тело! Хирургия ковшом экскаватора!

– Ну, Игорь, ну как ТАМ? – торопил Колька.

Игорь опустился на колени и прислушался – присмотрелся? – к своим ощущениям. Орган, стонущий каждой своей молекулой, затрепетал на кончиках его пальцев, ощупывающих рваную рану посреди улицы. Сильно хотелось заплакать.

– Еще где-то столько же, – Игорь подумал, что еще чуток алкоголя все же не помешает. – Говоришь, в кузове места хватит?

– Если столько же, то да.

Игорь вернулся к кабине "КамАЗа". По голове неповторимо завальсировали Танькины пальцы.

– Давай Ваня. Только возьми левее – там справа один простой песок.

Ваня пожал плечами и кивнул – чем бы больной не тешился, лишь бы побыстрее выздоровел. Ковш встрепенулся, роняя на развороченные плиты космы позапрошлогодней травы, неуклюже бухнулся в грунт. Игоря тут же скрутило, он упал на землю, схватился руками за селезенку, за глину, судорожно удерживая разлетающиеся кубики бытия.

Коля передернул рычаги:

– Игорь, ты хреново обезболился.

– Но ведь по живому режешь, Коля! Вот если бы тебе аппендикс плоскогубцами удалить без наркоза!

– Так сделай наркоз, твою мать! Танька, дай ему водки, работать мешает!

В глотке экскаватора заклокотало, и ковш лихо оттяпал очередную треть кубометра глиняной плоти. Планета ужасов вновь ожила, разъехавшись в стороны остроконечными медальками мозаики.

– А-а-а-а!!!

– Танька, влей ему водки! – пропечаталось сквозь красный ураган.

В селезенке отстукивались удары невидимого сердца, прокачивающего что-то похожее на кровь, но тоже невидимое. Осталось чуть больше кубометра, потерпи, родная, сейчас мы тебя вылечим, обрежем, забинтуем и уложим спать. Ампутируем. Только бы не начала гнить. Гангрена, она ведь поднимется до мозгов, и тогда конец. Кроме шуток. Соблюсти стерильность. Надо еще раз облить яму водкой, спиртом, а лучше – принести йод, Таня, принеси йод, на кухне стоит йод в шкафчике йод...

Еще один ковш – еще один взрыв, боже мой, когда же это кончится, сил никаких не осталось багровые мультики перед глазами рассматривать. Нет, надо лечиться, срочно, как только выкопаем, так сразу. Терпи, казак, во главе сатдава станешь, терпи, тер-пи, терр-рррпии-ии!!! А-а-а!!!

–...Так, это вы че здесь делаете?

Марево опилок цитоплазмы зацепляется за солнце и конденсируется в два больших желтых костра. Истекающий невидимой кровью ковш виснет в полуметре над раной.

– Эй, ты, в каске, стоп машина, вылезай из кабины. Где разрешение на работы?

Желтые костры оказываются слепящими фарами милицейского "бобика". Мультики оседают на поверхности серого бушлата. Вместо титров остаются стволы автоматов.

– Что случилось? – высовывается из кабины Татьяна.

– Смотри, какой шлейф у нее из-под шубы,а? – тот, что стоит слева, заглядывает в кабину, проводит колючим взглядом по Татьяне. – Работяги, вы что здесь делаете? В галстуках?

Колька неестественно долго подбирает слова. Все ясно.

– Ремонт участка трамвайной линии. Путеремонтный цех...

Молчание. Слышно только экскаватор.

– Че-че? Цех? А этот, в туфлях – он тоже путеремонтник?

Реальность проступает жирными пятнами. Горизонт плывет сам на себя, селезенка вздрагивает от толчков неведомого сердца.

– Он не работает, – бормочет Колька, – он проверяющий.

Пауза.

– И девица в белом тоже проверяющая? И документы, наряд-допуск у вас есть? А ну быстро в машину, проверяющие ебаные!

Надо блефовать. Надо спасать селезенку, во что бы то ни стало.

– Попрошу повежливее, – Игорь тужится изобразить обиженного ревизора. – Все документы у прораба, на соседнем участке.

– Это где?

– Выше по улице. Прораб Алексеев, он за все отвечает.

Автоматчик обходит вокруг самосвала.

– Точно тебе говорю, эти суки прямо с банкета приехали. Девка не иначе как невеста, эти двое в костюмах под фуфайками. Чую, Василич, надо их до выяснения в отделение.

– Специально для вас повторяю, – удивительно, откуда только столько наглости? Никогда бы не осмелился менту такое сказать, резерв второго счастья открылся, не иначе. -Повторяю, все документы у прораба, это на углу Красносельской и Гагарина, выше по линии на квартал.

Пауза. В воздухе ощущается каток наглости, расплющивающий милиционеров. Главное – не сбавить нагрузки.

– Коля, а ты лезь обратно в кабину, продолжай работать, а то мы действительно не успеем.

Милиционеры переглядываются. Ошарашенные.

– Номер запиши.

– Уже записал, – хрюкает тот, что стоял слева. – Да я думаю, если че, далеко уйти не успеют.

– Поехали тогда, что ли, проверим. Всем оставаться здесь, ясно?

Колька, не отклеивая испуганого взгляда от "бобика", лезет в экскаватор.

– Зайчик, они ведь сейчас вернутся, – грохочет над ухом шепот Татьяны. – Что будете делать?

– Коля, давай, давай, не спи! – проклятье, почему они не отъезжают, надо продолжать операцию, продолжать... – Таня, дай мне водку.

– Игорь, ведь они сейчас вернутся, Игорь! – Татьяна не слышит, дергает за рукав.

Бренчащий "Бобик" заштриховывается снежным балаганом. Ковш движется в строну самосвала, куски плоти высыпаются в кузов и содрогаются от боли – каждый и все вместе.

– Таня, дай мне бутылку! Быстрее!

Надо все делать быстро, очень быстро. Пусть милиция и не приедет больше – все равно останавливаться нельзя. Чтобы не потерять силы от потери крови. Не подохнуть.

А вот и водка. Игорь снова спрыгивает в яму, падает, царапает левую щеку, разбивает горлышко бутылки и щедро поливает истерзанную селезенку. До мозгов доносится сильное жжение.

– Игорь, отойди из-под ковша! – это уже Коля.

– Погоди, Коля, не стой над душой.

– Над чем?

– Над селезенкой. Тань, еще бутылку. Не открывай, я сам.

Жжение становится почти нестерпимым.

– Может, тебе тампон дать? Нет, реально, без шуток?

– Меньше разговаривай! Давай режь!

Ковш вонзает зубья в окоченевшее глиняное мясо, три тысячи пятьдесят восемь миллионов метеоритов разом входят в пике, мир вспучивается, свет крошится и выворачивается наизнанку, так что в воздухе остается только мелкая нусхетная пыль. А через мгновение становится совсем темно.

– 4

Утро, загипнотизированное легким морозцем, растекалось поверх заснеженных тополиных лысин. Редкие вороны, по режиму сна однозначные жаворонки, припомоивались на неестественно зеленый мусорный бак и приступали к завтраку. Сквозь заросшее изморозными джунгями окно виднелся уголок парка; хотелось крепкого чаю, блинов, лыжни и подальше в зимний лес.

...На пороге стоял человек, похожий на бывшего боксера, в последние годы ударившегося в шахматы и зачем-то надевшего очки.

– Здравствуйте, я Исаак Андреевич Теремов, от психиатра Гампольского. Я к вам буквально на пять минут.

Наверное, это вместо извинения. Разбудить в девять утра – первого брачного утра! – и сказать, что зашел на пять минут. Так и быть, извиняю.

– Вы проходите, не стойте на пороге, дует, – и Теремов в один громадный шаг преодолел половину коридора. – Я звонил Гампольскому много раз, там трубку никто не берет.

– Все верно, он пока в отпуске. Я, собственно, вот по какому делу... прошу прощения, конечно, что не позвонил предварительно, с этими вячбенами с ума сойти можно... Гампольский, он только-только узнал, а я как его старейший пациент, значит...

– Что?

– Вы извините за некоторый сумбур, да... В общем, я узнал, что у вас сынициировалось восприятие по нетрадиционным каналам...

Из спальни вышла заспанная Татьяна.

– Да, это моя жена Татьяна. Со вчерашнего дня.

– Очень рад. Поздравляю.

Татьяна прошла в кухню.

– Так что вы узнали?

– Я не знаю, насколько хорошо вы пока владеете новыми рецепторами, поначалу всегда долго осознаешь, что к чему. Но вероятность все же есть.

– Вы не могли бы держаться поближе к делу? А то, знаете ли, ничего не понятно.

– Хорошо, я постараюсь. Только сначала скажите, вы еще не педшлатили седьмой каризе? Понимаете, там на пересечении основной магистрали...

– Вы имеете в виду седьмое шоссе, которое Южное?

Гость засмущался.

– Извините, я должен был предвидеть, извините... Но тогда вы, случаем, не делали выход на озера, что на третьем варианте Солнца? Извините еще раз...

Интерсно, кто же из нас двоих на самом деле псих. Или под такового маскируется.

– Уважаемый...

– Исаак Андреевич.

– ...Исаак Андреевич. Вы уверены, что не ошиблись квартирой?

– Но вы разве не Игорь Стаковенко? Прошу прощения еще раз, – отрешенно забубнил Теремов, – это будет последний вопрос: вы не участвовали в последних выборах увернальского сатдава?

– Ах, выборы. Их отложили, в очередной раз. Видимо, увернальцы дождутся, когда их канал... – тут Игорь остановился и принялся усиленно думать, откуда он мог знать про выборы. А потом он почувстовал, как мурашки заскреблись по изнанке халата, и понял, что ему стало очень-очень страшно за свой рассудок.

– Ну слава Богу, вам хоть что-то известно.

Игорь уставился на гостя.

– Скажите, а вы откуда и когда узнали про выборы?

– Да оттуда же, откуда и вы...

– Каким образом, вы не могли бы уточнить?

– Могу. По из бесплатного бюллетеня, с вомынков, -Теремов с подозрением покатал взглядом по потолку комнаты, двери балкона, стенам; чему-то кивнул – сам себе. – Это здесь произошло? Инициация?

Игорь опять ужаснулся плохой производительности непроснувшегося мозга. Надо было снова подкачивать дополнительный ресурс.

– Инициация... Да, вот тут, возле выключателя. Пять дней назад.

– И сколько вы пока насчитали новых рецептороносителей?

– Один. Я ее назвал селезенкой. Только вчера выкопали. А что, есть ЕЩЕ?

– И что делает ваша селезенка – педшлатит, воскорыцает? Не уточняли? Я еще раз прошу прощения, – Теремов помялся с ноги на ногу, что выглядело как покачивание корабельной мачты в добрый шторм, – но вы точно не выходили на солнечные озера?

Игорь сжал виски пальцами.

– Минуточку. Мне надо кое-что выяснить... Вы хотите сказать, что этих органов у меня теперь много? И каждый может для чего-то пригодиться?

Теремов почти присвистнул. Почти вежливо.

– Пригодиться! Да я без педшлатов теперь и жизни представить себе не могу. Кстати, вы сказали – выкопали? Зачем?

– Очень больно было. Трамваи все время давили.

– А, все ясно. Дылехохл. Вечная проблема с этими дылехохлами, самые чувствительные к внешним воздействиям.

– Погодите, Исаак Андреевич, одну секунду... Вы не могли бы описать в обычных, нормальных терминах, ну, это ваше педшлатанье? Я не ошибся в названии?

Педшлат. Похоже на "педагога" и "бушлат". А на самом деле – орган. Живой, только находящийся неизвестно где.

– Совершенно верно, педшлатанье. К сожалению, объяснить будет очень сложно. В нормальном, привычном вам мире не существует никаких категорий или предметов для описания педшлата. Но вы сами скоро все поймете, не волнуйтесь. Все органы должны быть на месте, мутаций пока не замечали.

– Хотя бы приблизительно?

– Приблизительно... Тоже трудно. Ну, неужели вы за эти пять дней не замечали, что, допустим, можете видеть, что творится у вас за спиной – не то чтобы видите, но точно обо всем знаете? Или когда залезаете в чей-то вомынок, когда вам сами не хватает выдерлята? Ну, когда вы узнали про выборы?

– Вомынок?

Зазвенел телефон. Игорь подскочил на месте.

– Простите, я сейчас...

– Ничего, я уже не ухожу, – Теремов развернулся к двери. – Найдете еще что-нибудь, педшлатьте мне, там уже на уровне вомынков договоримся.

– Секунду, погодите, – Игорь поднял трубку. – Алло?

Теремов ловко крутанул замок.

– До свидания!

– Алло, Коля... Подождите, Исаак Андревич, а как мне найти все эти педшлаты, если по ним трамваи не ездят? А что если они...

Дверь дружелюбно хлопнула.

– Эй, Игорь, ты с кем там базаришь? – донеслось из трубки.

– Коля это ты что ли?

– Я, я, просыпайся, молодожен. Кто у тебя там?

– Один тут приходил... от Гампольского.

– От кого?

– Психиатр. Помнишь?

– Мм-м-м. Ладно, потом вспомню, суть не в этом. Слушай, Игорь, я чего звоню-то: там трамваи вовсю уже ездят, ты как -все путем?

– Вроде...

– Что значит вроде? Слушай, откуда ты успел узнать, что у прораба ремонтников фамилия Алексеев?

– А в чем дело?

– А в том, что она у него на самом деле другая. Куропаточко его фамилия. Понимаешь?

– Ничего не понимаю.

– Не проснулся, что ли? Вчера, помнишь, когда мы твое второе сердце выкапывали, на нас менты наехали?

– Ну?

– Что ну? А ты их отправил со всеми вопросами к прорабу Алексееву. И они уехали и больше не возвращались. А мы там еще битых полчаса копошились. Дошло?

– Что дошло?

– Слушай, ты совсем обалдел после первой брачной ночи, – Колька шумно рассмеялся. – По идее они должны были не найти Алексеева и вернуться и упечь нас в тюрягу – ведь это же чистый умышленный ущерб! А они не приехали. Спрашивается, почему?

Странный вопрос. Ведь и так все понятно – Куропаточко не было на месте, он был на складе, и вместо него там был его заместитель, Алексеев. Поэтому он и назвал его фамилию, разве это было неправильно?

– Игорь! Чего молчишь?

– А что тебе сказать?

– Ну, что ты думаешь по этому поводу. Повяжут нас или нет.

– Нет, не повяжут.

– А почему?

Потому что никто из милиционеров ничего не вспомнит.

– Игорь, ты или спи, или трубку положи. Не томи. Кстати, это ты когда придумал, что Серега, Танькиной тетки муж, на стройке работает? Ведь он уже десять лет как летчик в здешнем авиаотряде. Понимаешь? И он ни слухом ни духом ни о каких экскаваторах. Так что я тебя расколол.

Расколол?

– Слушай, Коль, у меня сейчас голова что-то плохо варит, ты приходи часикам к двум, там поговорим.

– То-то я вижу у тебя одна селезенка варит. Тогда до двух, пока.

Игорь положил трубку. Одна селезенка варит. А что, почему бы и нет?

На пороге кухни появилась Танька с полотенцем в руке.

– Муж! Завтрак готов.

Муж странно улыбнулся телефонному диску.

– Неправда. Гренки еще жарятся.

– Вот ты зануда! – Татьяна потерлась о его подбородок. – А как догадался?

Интересно, а сколько дней идти от Увернала до озера на третьем варианте Солнца?

– О чем догадался?

– Что гренки еще не выскочили?

Воскорыцает. Селезенка. Педшлаты. Унтелюпы.

– А уже все. Выскочили. Готовы, можно завтракать.

Органы для воскорыцанья и подпитки соками Вселенной. Где они, как их найти, если по ним никто не ездит и трамваи не ходят?

– Тань, как ты думаешь, в человеке есть лишние органы?

– Что за странный вопрос? Это тебя только что загрузили?

Органы. Селезеночки. Где они? В стенах? В людях? В деревьях? А только представьте себе, если бы она оказалась посреди океана? В кратере действующего вулкана? На Солнце?

– Солнышко, а как ты думаешь, какого органа человеку не хватает? Дополнительного рецептора? Сколько, по-твоему, человеку на самом деле нужно чувствовать?

Таня прислушалась к шуму сердца Игоря.

– Зайчик, ты сегодня что-то странный.

– Разволновался, вот и странный. Слушай, Тань, у меня такая проблема: представь себе планету, на планете пустыню, в пустыне город. Живут в нем люди, и вдруг у них иссякают колодцы. Они начинают рыть канал, но вскоре им это запрещают, не дают денег. Они идут воевать на соседей, у которых есть вода...

– Зачем обязательно воевать – можно просто переселиться поближе к скалам, где скважины с артезианской водой.

– А если там нет водононых пластов?

– Ты про Увернал? ТАМ есть. Возле скал.

Интересно, откуда Татьяна знает про Увернал. Или во сне проговорился, а она просто подыгрывает, Впрочем, неважно...

– Муж, мне не нравится твой потерянный вид. Что с тобой?

А на кухне сейчас появилась мышка! Удивительно, мышка на пятом этаже нового кирпичного дома!

– Тань, посреди кухни сидит мышь! Представляешь, вот хохма-то – мышь!

В Танькиных глазах медленно выкристаллизовывался испуг. Тихо-тихо, шаг за шагом, не отрывая взгляда друг от друга, они подошли к распахнутой двери кухни и остановились на пороге.

Симпатичная, аккуратно причесанная мышка сидела на полу посреди кухни и настороженно внюхивалась в воздух.

Пахло гренками.

x x x

Рыбки за стеклом экрана молча, стиснув челюсти и из последних сил ковыляя плавниками, плыли навстречу течению. Вообще, в природе таких рыбок не бывает – разве что кроме той, в левом верхнем углу монитора: в Бутанайе, этом трехкилометровом не то притоке, не то болоте на восьмом варианте Солнца, водятся точно такие же по расцветке. Правда, гораздо мельче. Если такую рыбу долго бить головой о ствол латанги, она отращивает крылья и пытается загрызть ими рыбака...

– Игорь, а вы действительно гуляли свадьбу полностью на свои деньги?

А оно смотрится красиво, это растекание мысли. Не пробовал, можно сказать, со вчерашнего вечера. Красиво, ничего не скажешь.

– И родители вам совсем-совсем ничем не помогли, да?

Саша, бедный Саша, ты опять за свои риторические вопросы. Ведь не помнишь, чего говоришь – а зачем тогда говоришь? Эх, если бы ты смог накоротко замкнуться на мой несчастный дылехохп, что засел в твоей ноге, – не задавал бы больше таких вопросов.

– О, Игорь, кстати, ты не видел, куда делись фотографии к макету "Стиплера"?

Вот это уже лучше. По существу, по крайней мере.

– У Аллочки спроси, у нее должны быть.

Зря я так. Сейчас ведь спросит, где Аллочка.

– А где она?

Так и знал. Стоит ли объяснять ему, ЧТО Аллочка может делать в туалете вот уже десять минут, с купленными вчера вечером женским порножурналом и пластмассовой высокой баночкой из-под кетчупа еще и вазелина не меньше чем с мизинец толщиной однозначно журнал в разворот одной рукой держать ох как неудобно а там самый сочный мальчик номера ну да ладно еще весь вечер впереди успеет дома сейчас домой пойдет, непонятно только из-за чего. Или рассказать про ее последний порноэротический сон, с ним, с Шурой, в главной роли?

– Она через пять минут придет, не волнуйся.

Да, пять, максимум пять с половиной, минут, не больше. Она уже вовсю финиширует, осталось совсем чуть.

Команды утомленного процессора вдруг начинают пререкаться, спотыкаться, нагромождаться... Хорошенькое дело, совсем забыл посмотреть на сервер. До ошибки осталось как до Аллочкиного прихода. Что ж, надо бы подумать, чем занять ближайшие три часа: Митя пошел якобы менять тонер к принтеру, но сейчас он встретил бывшую подружку, они купили шампанское идут к нему на квартиру музыка там Крис де Бург шепот теплое дыхание вот же банальщина Митя нашел к кому приставать... Короче, весь этот цирк закончится ровно через три часа девятнадцать минут. Жаль, Митя, что ничего у тебя сегодня с ней не получится, только зря время и нервы теряешь. Ну да ладно. Получится на следующей неделе – с другой... с Лизой, соседкой, совершенно ненавязчиво и даже чинно... Эх, жениться тебе надо, Митя. Как вот я сделал. Только вот не передать тебе этого, покамест я до унтелюпа не добрался. Долго буду добираться еще.

В комнате расплескался привычный полусмрад духов.

– Алла, тебя где носит? – разнервничался Саша. – Я уже полчаса фотографии жду, у меня работа стоит.

Аллочка, довольная, как паровоз, еще не выровнявшая как следует дыхание. Не волнуйся, никто не полезет искать твой журнальчик за ту облупленную черную трубу. Все течет спокойно.

– Как где? А на компьютере своем не смотрел?

Не надо суетиться, Саша, их там никогда и не было. Они... черт, память не успевает, это у меня в третьем вомныке где-то лежит... вот, достал, точно: они на столе у Альберта, ответственного секретаря.

– Саша, поищи повнимательнее, может, упали за принтер...

– Игорь, блин, да что ж это такое, опять сервер повис!

Ну а как ты хотел, столько коллизий одновременно – дело нешуточное. Это только Митя может. А ему сейчас совсем другого хочется.

Рыбки застыли на месте. Аллочка утомленно вздохнула.

– Опять повисли, да?

– Как видишь.

– А Митя, между прочим, опять уехал за тонером. И будет не раньше чем через два часа.

– Ты серьезно? – Ваня чуть не слетел со стула.

И ты тоже не волнуйся, никто сегодня вечером за макетом не придет, агент из "Стиплера" уже пьян как сапожник, еле за столом держится в баре на Красноударной.

– Ой, а можно я тогда домой сейчас по-быстрому сбегаю, мне там надо подружку встретить.

Журнал твоя подружка, ненасытная Аллочка! Кстати, насчет по-быстрому сбегать. Отличная идея.

– Слушай, Вань, я тоже, наверное, прогуляюсь немного. Отдохну как раз, взбодрюсь.

– Только ты приходи поскорее. Может, напряжемся и успеем еще.

Ерунда, завтра с утра все сделается и будет к полудню уже готово. Нечего сегодня надрываться, у меня там пгелил в Татьяне не унимается, она, поди, опять сигаретного дыма в коридорах надышалась сколько можно говорить ведь каждый раз как наждачкой по деснам поубивал бы всех этих коллег ее, курильщиков, ненавижу...

– Если кто тебе позвонит – что передать, через два часа придешь?

А никто не позвонит. Но как бы чтобы без подозрений, вот Альберт уже заинтересовался, откуда такая осведомленность не рассказывать же ему про вомныки и педшлаты.

– Да, может, даже пораньше.

– А если жена?

– А жене передай, что по девкам пошел.

Чего смеешься, думаешь, не знаю, как ты меня хочешь? Вот смотришь сейчас на меня и представляешь меня в твоей захламленной комнатке жарко вся твоя делай что хочешь и сколько хочешь да... Стоп, всем стоп! Стоп, выдерляпы! Всем до свидания!

– Ну, пока!

– Приходи, Игорек.

А сейчас – в клуб к дяденьке Гампольскому. До самого вечера. Должен же я когда-нибудь забрать свой четырнадцатый дылехохл. А там, глядишь, Петя и к унтеплюпу подобраться поможет. Вечерком, с новыми силами, с новым вомынком, с упорядоченным левым педшлатом, разберемся с этими пронырами из сатдава... прохиндеи, заморозили бурение скважин, сплошное ворье... С новым вомынком...

"Игорь, алло, это ты?" "Да, в чем дело, Фредц?" "Кажется, на мой унтелюп пришло письмо от администрации солнечных озер. Приглашают на очередную журнуку." "Опять? Сколько можно одно и то же!" "Согласен, но ведь там могут быть полезные люди. Губернатор Увернала, например..." "Слушай, я сейчас занят. Перепедшлать мне вечерком, ага? Договоримся конкретнее." "Лады" "О кей" "Пока"

...И новым, четырнадцатым по счету дылехохлом.