Текст книги "Кодекс Защитника (СИ)"

Автор книги: Эдуард Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Кисенгер обратился к залу, ища поддержки, и несколько голосов нестройно поддакнули ему. Анна открыла рот, чтобы сказать, что это неправда, что она тоже подавала заявку, но кто-то снизу потянул ее за сумку, и прошептал:

– Да, уймись ты, все равно ничего не добьешься, только отношения испортишь!

Анна посмотрела вниз и увидела рядом с собой пожилого, но еще достаточно крепкого мужчину. Она хотела отмахнуться, но рука мужчины оказалась крепкой и продолжала настойчиво тянуть ее за лямку:

– Уймись, сядь, говорю.

Анне стало неудобно и она послушно села. Сразу, как только она опустилась на стул, мужчина крикнул со своего места Кисенгеру:

– Гарри, хватит приставать к девочке! Что там насчет официального сообщения? Все засмеялись, разрядив таким образом обстановку, и Гарри, тут же потеряв к девушке всякий интерес, снова кивнул помощнику.

В зале погас свет, и под потолком загорелся проектор. За спиной Кисенгера появился белый экран, на котором замелькали кадры видеохроники. Советник по вопросам национальностей начал озвучивать кадры слегка монотонным голосом:

– Итак, господа, с огромной радостью спешу вам сообщить, что миротворческая операция «Малая родина», по-видимому, входит в завершающую стадию. Наконец-то большинство переселенцев вняли словам разума и начали повсеместно сдавать оружие в обмен на гарантии безопасности и защиту наших миротворческих сил. На экране появилось старик с суровым изможденным лицом, который поцеловал ствол старой разбитой берданки и отдал ее солдату, сидящему в бронетранспортере. Кадры со стариком сменились кадрами торжественного построения на фоне голубого флага и раздачи гуманитарной помощи. Кисенгер прокомментировал:

– Естественно, поселенцы после приведения к присяге на верность Организации больше не испытывают проблем с едой, водой и теплом.

Далее на экране замелькали теплые встречи родственников, похлопывания по плечу американского и российского солдата на блокпосте, воздушный поцелуй осетинки, бегущий за бронетранспортером. Все фотографии были приторно-сладкими и явно постановочными. Люди в зале откровенно скучали и посматривали на часы. Именно в этот момент на экране появилась огромная фотография мальчика, который протягивал Кисенгеру руку. За спиной у мальчика был отчетливо виден ствол российского танка. Ствол, казалось, нацеливался в каждого, кто сидел в зале. Сам корпус танка был виден уже не так четко. Если не вглядываться, то можно было бы и не понять, что танк на самом деле сгорел и без гусениц. Лицо мальчика было подчеркнуто серьезным. Ракурс фотографии был взят таким образом, что было понятно, у мальчишки в ладони гильзы, но от какого оружия, разглядеть было невозможно. Однако для Кисенгера почему-то это не оказалось проблемой. Он прокашлялся, давая всем возможность как следует рассмотреть фотографию, и сказал:

– Ну, что ж, господа, вижу, вы заскучали! – Кисенгер сделал театральную паузу и с улыбкой выставил на стол два латунных цилиндра, – А тем не менее, я припас для вас нечто интересное. Все, кто был со мной сегодня в городе, видели, как я выменял эти патроны у сына повстанца на швейцарский нож.

– Видели? – он обратился к тем, кто сидел в первом ряду.

– Видели, видели, Гарри! И что там с этими патронами?

– Так вот экспертиза показала, что они от снайперской винтовки Драгунова российского производства. Есть основание полагать, что именно этими патронами вчера вечером его отец стрелял в сторону блокпоста и ранил капрала Патрика Войтовича….

На экране появилось последовательно сначала фотография мужчины кавказской внешности в кожаной куртке (фотография явно была старая), а затем улыбающийся портрет капрала (фото с какого-то документа), который сменился картинкой, где капрала уже несут на носилках к карете «скорой помощи».

Кисенгер выставил на стол еще несколько патронов:

– Пожалуйста, смотрите. Кроме гильз я выменял у мальчишки еще и нестрелянные патроны. Бронебойный, трассирующий, обычный.

Это было уже интересно. Защелкали затворы фотоаппаратов, заблестели вспышки. Насладившись эффектом, Кисенгер дождался, пока утихнет треск камер, и, смахнув патроны со стола, передал их своему помощнику со словами:

– Уберите, подальше. Эти гильзы будут вещдоком.

После этого он снова обратился к залу:

– Так вот, господа, как видите, мы ничего не скрываем от вас!

– Ну и что ты намерен делать, Гарри? – крикнул с галерки мужчина, который усадил на кресло журналистку Анну Сирош.

– Спасибо за вопрос, Пол, – ответил Кисенгер, показывая, что он знает человека, задавшего ему вопрос. – Естественно, начато расследование, все в рамках закона, и мы просим, чтобы все, кто знает о местонахождение этого мужчины…. – На экране снова появился портрет осетина. – помогли следствию и сообщили нам об этом.

– А уже известно, кто этот человек?

– Да, его зовут Ибрагим Султанов. Он работал хранителем в городском краеведческом музее. Пожалуй, он последний из могикан. Один из тех фанатиков, кто не хочет складывать оружия и не согласен на законное, – Кисенгер подчеркнул слово «законное» поднятым вверх пальцем, – доказанное в суде высшей инстанции право этнической группы грузин на владение этими землями и этим городом. Кисенгер попросил у своего помощника стакан колы, сделал несколько глотков и продолжал:

– Естественно, из-за одного человека процесс урегулирования конфликта тормозиться не будет. Мое руководство считает, что поимка этого преступника может вестись параллельно с организацией мирной жизни. У нас отличные сыщики. Никуда он от нас не денется! Кроме того, благотворительная организация «Фонд возвращения грузин в Колхиду» назначает премию за поимку Султанова в размере… одного миллиона американских долларов.

Дождавшись, когда стихнут возбужденные голоса, Кисенгер произнес:

– Я очень надеюсь, господа, что вы приложите все усилия, чтобы эта новость как можно быстрее стала достоянием общественности. Хочу сообщить также, что специальным постановлением ООН с завтрашнего дня открывается южный блокпост для всех желающих вернуться в город. Пусть люди возвращаются, занимают пустующие дома и начинают жить мирной жизнью.

– Как вам такое решение, парни? – возбужденно выкрикнул Кисенгер, явно понимая, что его заявление станет сегодня событием номер один на всех новостных каналах мира.

Услышав последнюю фразу, Анна Сирош закрыла рукам рот, чтобы громко не закричать, а затем прошептала:

– О, боже. Что они творят?

Она посмотрела на своего соседа в поисках поддержки.

– Через южный блок-пост в город могут войти только грузины. Это их сторона. А как же осетины и те, кто остался в городе? Их же всех уничтожат! Они устроят всем кровавую бойню!

– Хм, не знаю, как для всех, но тому парню не повезло, это точно, – проворчал ее сосед, – Ежу ведь понятно, что завтра все, кто войдет в город, будут заняты его поисками. Не сомневаюсь, что на него будет устроена настоящая облава, а наши коллеги-журналисты превратят это дело в красочное ток-шоу.

Мужчина почесал подбородок:

– Интересно, чем же он так насолил Кисенгеру? И вообще, что это за парень, которого он так боится, что не может достать сам, и в то же время, хочет достать его чужими руками.

Занятый своими мыслями, он не успел отреагировать, когда Анна приподнялась, отодвинула в сторону пластмассовое кресло и со словами «я не могу здесь больше находиться, подонки!», выбежала на улицу, зажимая рот рукой, словно останавливая рвотные позывы. «Простите, мне душно. Мне надо выйти на воздух».

Соседу ничего не оставалось делать, как пожав плечами пробормотать «ох уж эти женщины! впечатлительные натуры!» и, взяв со стула забытый ею диктофон, выйти за ней следом.

Через минуту в пресс-центр вошел майор связи объединенной группировки в сопровождение двух вооруженных солдат. Солдаты встали у откидного полога палатки на караул, перегородив выход, а майор, скорым шагом, не обращая ни на кого внимания, прошел через центральный проход к Гарри Кисенгеру, наклонился через стол и прошептал ему на ухо несколько слов.

– Что?! – У Кисенгера глаза выскочили из орбит. – Да, вы своем уме!? Вы понимаете, что говорите!?

В зале сразу же установилась гробовая тишина. Все превратились в слух. Офицер снова наклонился к Кисенгеру и повторил свою фразу.

– Ничего не могу поделать! Чрезвычайная ситуация. Это распоряжение главнокомандующего. Приказано всех журналистов задержать в пресс-центре и не выпускать до особого распоряжения, а вам срочно явиться в штаб для получения дополнительных указаний.

Только во второй раз ему не удалось сказать это настолько тихо, чтобы его слышал только советник по делам национальностей. Из зала тут же послышались возгласы:

– Мы что, арестованы? Это неслыханно! Вы понимаете, чем это пахнет?

Кто-то, попытавшись проверить слова на практике, встал и пошел к выходу, но был бесцеремонно отодвинут назад молчаливым спецназовцем-негром.

Майор повернулся лицом к залу и прокричал:

– Господа журналисты, не провоцируйте солдат. У них приказ стрелять на поражение во всех, кто попытается выйти из пресс-центра. Просим всех сохранять спокойствие. Все это в целях вашей же безопасности. Ужин будет доставлен прямо сюда.

– Майор, скажите хоть, что случилось?

– У меня нет таких полномочий, но думаю, что мистер Кисенгер получит всю информацию и обязательно поделиться ею с вами.

Майор наклонил голову и посмотрел на Кисенгера.

– Идемте, Гарри. Генерал Джонсон приказал доставить вас как можно быстрее.

* * *

О том, что случилось нечто неординарное, Гарри Кисенгер понял сразу, как только вышел из палатки пресс-центра. Этого просто невозможно было не заметить. Над мертвым городом, там, где по идее должно было быть черно-звездное приморское небо, стояло огромное золотое зарево. И зарево это переливалось гигантскими буквами. Зрелище было фантастическим и ужасным. Буквы были непонятные – то ли иероглифы, то ли древние письмена – но они о чем-то кричали, говорили, убеждали. Уже через секунду Гарри Кисенгер поймал себя на мысли, что готов стоять и смотреть на этот свет целую вечность, пытаясь разобрать смысл этих букв, и что несмотря на то, что вокруг стояла тишина, он слышит эти буквы, эти слова внутри себя. Что-то знакомое, родное и одновременно непонятное, пугающее, строгое, было в них. Как будто лицо матери и слова отца над колыбелью младенца.

– Гарри, не смотрите туда, – сказал майор, положив ему руку на плечо. – Это может быть каким-нибудь новым оружием русских, воздействующим на подсознание. Генерал приказал вам остерегаться прямого визуального контакта со светом до выяснения его природы.

Гарри вздрогнул и с трудом отвел лицо в сторону.

– Когда это появилось? – спросил он.

– Часа два назад, – ответил майор, взглянув на часы. – И яркость света постоянно растет. Еще полчаса назад свет был как от мощного прожектора, а буквы можно было рассмотреть только в бинокль. И вот видите, что сейчас.

– Вижу! – Гарри потребовалось собрать волю в кулак, чтобы не кинуть в сторону города еще один, хотя бы короткий взгляд…

* * *

Дорога до штаба занимала от силы десять минут, но внутри броневика Кисенгер успел прийти в себя, собраться с мыслями и поэтому, когда он вошел в зал оперативных совещаний, то даже попытался шутливо поприветствовать генерала:

– Добрый вечер, Джонсон, если, конечно, он добрый.

Генерал Джонсон на шутку не отреагировал. Он взял в руки пульт от большого монитора, висящего на стене, и ответил:

– Благодарю вас, Гарри, что не замедлили явиться! У нас мало времени! Я могу начинать сеанс?

– Не за что, – ответил ему Гарри. – Да, конечно, начинайте.

Генерал нажал кнопку, и на стене загорелся плазменный экран большого монитора. На экране последовательно загорелись сначала заставка «космическая связь», потом – «идет загрузка» и, наконец на экране появилось лицо барона фон Клюге, руководителя Департамента национальностей при ООН, непосредственного начальника Кисенгера. На овальном столе, напротив Джонсона и Кисенгера стояли ноутбуки со встроенными видеокамерами. Они были хорошо видны барону фон Клюге, находившемуся в своем кабинете на другом конце света. Ну а им, соответственно, отлично был виден он.

Барон фон Клюге был одет в черный смокинг, белую рубашку с красной бабочкой и был явно нездоров. Он постоянно держал пальцы у висков и морщился, как от головной боли. Увидев своего подчиненного, он поприветствовал его, как равный равного:

– Привет, Гарри!

Не дожидаясь ответа, он обратился к генералу.

– Надеюсь, Джонсон, проблема, из-за которой вы меня выдернули на работу, того стоит. В противном случае я за себя не ручаюсь.

Джонсон кашлянул в кулак и поправил наушник в левом ухе. По залу раздался противный звук. Все поморщились.

– Я действовал по инструкции, сэр. Директива номер семнадцать требует, чтобы я оповестил вас немедленно в случае появления на подконтрольной мне территории необъяснимых явлений, оказывающих негативное воздействие на моих подчиненных и мирное население.

– Понятно. И что это за необъяснимое явление?

Джонсон нажал на копку пульта, и в углу большого экрана загорелся еще один экран, на котором появилась фотография зарева над городом.

– Свет, сэр! Яркий источник света неизвестного происхождения!

– И все? – барон повысил голос и тут же ойкнул.

– Нет, не все.

На экране появилась фотография из космоса. Генерал пошевелил мышкой:

– Это не просто свет! Это один большой сигнал, который виден отовсюду. Даже из космоса, с моря, за сотни километров от источника. Мощность света такова, что его будет видно даже днем.

– Просто свет? – переспросил барон, чуть морщась. Он все еще не мог уловить суть пришествия. – И из-за этого вы…

– Нет, не просто, – генерал перебил барона и пошевелил мышкой. Фотография увеличилась настолько, что в ярком свете можно было разглядеть текст. – Внутри этого текста горит какой-то текст, информация, послание.

Барон потер глаза, пытаясь снять с себя вялость, и прошептал, подавляя зевоту:

– Чертовщина какая-то! А вы что на это скажете, Гарри?

Кисенгер пошевелил губами и положил руки на стол, сложив их в старинный масонский знак, означающий, что вся информация, которая он сейчас будет произносить, предельно серьезна.

– Честно говоря, сэр, будь я на вашем месте, я тоже относился бы ко всему скептически, но будь вы на моем месте, вы бы мне поверили и попытались подключить к проблеме кого-нибудь из ученых-лингвистов. Нам надо срочно понять, что это за текст и что там написано?

– Подождите, подождите, – остановил их барон, – А вы что, не пытались погасить этот свет или как минимум выяснить его источник? Кто его вообще зажег?

Генерал снова спокойно пошевелил мышкой. На экране появились фотографии трех мужчин, одетых в черное.

– На этот вопрос я могу ответить. Скорее всего, это вот эти трое мужчин, приехавшие в город через северные ворота сегодня днем.

Гарри округлил глаза:

– Как так приехали? На чем? Почему их спокойно пропускают в город без моего ведома?

– На трех мотоциклах марки «Урал». У них был оформлены пропуска от благотворительной миссии «Врачи без границ». Их невозможно было не пропустить.

– Врачи без границ? Так это же ЦРУ, – высказался барон.

– Вот именно, это и сбило с толку проверяющих на пропускном пункте. Поэтому досмотру их багаж особо не подвергался.

Барон хлопнул ладонью по столу:

– Ну, молодцы! Документы, естественно, оказались подделкой?

– Нет. Они подлинные. Люди фальшивые.

– То есть как?

– А вот так. Этих людей не существуют. Их просто нет. Они не присутствуют ни в одной базе данных. Такое впечатление, что они никогда не рождались. Просто появились из ниоткуда. У них нет никаких идентификационных номеров.

– Появились из ниоткуда, уйдут в никуда, – проговорил Кисенгер, глядя в стол, – где-то я уже слышал такое. Вот только где, вспомнить не могу. Ладно!

Кисенгер посмотрел на генерала Джонсона:

– Кто эти люди, мы рано или поздно выясним, а вот что касается устранения проблемы… Джонсон, неужели нельзя послать туда взвод спецназа, чтобы они зачистили там все как следует? Почему вы это до сих пор не сделали?

– Ввод крупного подразделения в город невозможен без вашего согласия, – с металлом в голосе ответил генерал, – и вы это знаете не хуже меня, Гарри, но небольшую группу на свой страх и риск я все же туда послал. И посмотрите, что из этого вышло!

Джонсон нажал кнопку селекторной связи и проговорил в микрофон:

– Скажи, пусть их приведут.

Дверь в зал открылась, и в нее вошли два грузных военных полицейских, которые в буквальном смысле втащили за собой под руки сержанта Маккенроя и рядового Колибри. Вернее, то, что от них осталось. Две тряпичные куклы с безжизненно болтающимися руками и подламывающимися ногами. Военным полицейским приходилось буквально держать своих подопечных на руках. Взгляды у Маккенроя и Колибри были блуждающими и отрешенными. Колибри заглядывал в глаза своему конвоиру, хныкал, как маленький ребенок, и тихонько скулил.

– Отпустите меня! Слышите, отпустите! Я все равно не буду больше воевать. И ты не будешь. Мы не можем здесь больше оставаться! Мы здесь творим беззаконие, мы прогневили нашего Создателя, и он нас за это накажет. Бог и его Защитники. Мы все погибнем. Все до единого! У-ууу! Отпустите меня… Я не хочу умирать!

Маккенрой же искал глазами что-то на потолке и постоянно повторял:

– Вы мне не верите? Но я знаю, это правда. Мне надо сообщить об этом командиру. Нет, всем. Об этом должны знать все! Я видел свет и его Защитников. Они пришли за справедливостью и вызывают на Суд Божий обидчика. Суд Божий – это поединок: без правил, без оружия, без времени. До смерти или отказа. Смерть во время поединка считается признанием правоты. Отказ от поединка считается признанием вины. Суд состоится завтра. Ровно в полдень на лобном месте. Перед Судом Божьим все равны – и князь, и последний бомж. Если обидчик не придет, то его на веки вечные лишат всех титулов и званий, а его потомков проклянут до седьмого колена… Мне надо сообщить об этом командиру… Это правда… Слышите меня?…

Джонсон представил их барону и Кисенгеру:

– Вот полюбуйтесь, сержант первого класса Джон Маккенрой и рядовой Фил Колибри.

Потом помолчал и, закусив губу, добавил:

– Точнее сказать, бывшие: сержант и рядовой. Час назад, когда я их направил к источнику света, они были абсолютно здоровы и адекватны. Несли караульную службу на наблюдательном пункте и перед этим, естественно, проходили полную медицинскую комиссию.

Рядовой и сержант не замечали никого вокруг и продолжали, как запрограммированные, повторять без остановки свои фразы.

* * *

Когда сержанта Маккенроя и рядового Колибри увели конвоиры, в зале заседаний еще несколько минут стояла гробовая тишина. Затем барон фон Клюге прокашлялся и неуверенно спросил:

– А может это все-таки какая-то секретная операция нашего разведывательного управления?

Джонсон посмотрел на начальника департамента с нескрываемым презрением, а Гарри Кисенгер сложил пальцы в крест и почесал ими подбородок. Этот тайный знак означал для посвященного: «Не говорите ерунды! Над вами смеются!»

Как это ни странно, в масонской ложе, членами которой были Кисенгер и фон Клюге, Гарри стоял на одну ступеньку выше своего начальника, поэтому он имел право так поступать.

Барон развел руками:

– Тогда что это было только что? Может мне кто-нибудь объяснить?

Генерал Джонсон почесал переносицу и, стараясь избегать резких выражений, начал:

– На языке военных это означает, что перед нами некое необъяснимое явление, которое я бы охарактеризовал как пока не известное нам оружие массового психического поражения. Ни много, ни мало. И это оружие оказывает негативное воздействие на личный состав вверенных мне сил. Черт возьми! За какой-то час я потерял двух своих солдат. Неплохих, кстати, парней! И я не уверен, пошли я туда роту, не случилось бы с ней тоже самое.

Джонсон хлопнул ладонью по столу и закончил:

– Может быть, мы действительно что-то не то сделали и прогневили господа Бога?

Кисенгер осторожно покосился на генерала.

– Не порите ерунду, Джонсон.

И начал рассуждать вслух:

– Мне кажется, что пока ничего страшного не произошло. Вполне возможно, у парней просто временное помешательство. Да, и самое главное! Пресса локализована. Надо будет дать распоряжение напоить их всех за счет армии США, и никто не выйдет из пресс-центра до утра. Главное, чтобы ни они и никто другой не увидели этого света сейчас, пока темно. Надеюсь, днем при солнечном свете, это необычное излучение будет заметно меньше, и меньше будет оказывать негативного воздействия. Да, точно! Давайте дождемся утра, и с первыми лучами солнца попробуем бросить в город спецназовцев. Ну или этих парней из «Черных ястребов». Думаю, они не будут распускать нюни при виде яркого света. Как вам такое предложение? А?

На экране появилась рябь вперемешку с волнистыми линиями. На какое-то время лицо барона фон Клюге исказилось под воздействием радиопомех, а когда появилось вновь, то стало похоже на рыбу, выброшенную на берег и ловящую ртом воздух. Пропал звук. Джонсон поморщился и схватился за трубку селекторной связи.

– Что там, черт возьми, происходит?

Услышав ответ, он выругался еще раз.

– Тысячи чертей, переключите на резервный канал. Мы еще не закончили. – и положив трубку, пояснил Кисенгеру:

– Непонятные помехи в эфире, как будто работает какая-то станция и забивает наш канал.

Наконец голова в экране снова стала говорящей:

– … и поэтому мы не можем ждать до утра… Действуйте немедленно, – услышали Кисенгер и Джонсон. Они оказались в неловком положении. Барон не любил, когда его переспрашивают. Однако, деваться было некуда. Кисенгер задал уточняющий вопрос:

– Вы считаете, что в такой ситуации можно задействовать военно-морские силы?

– Вполне.

– Вы даетесь санкцию?

– Да, мать вашу, – дважды уточняющих вопросов фон Клюге не любил еще больше.

– Свяжитесь с адмиралом Канаки, у него наверняка поблизости есть какая-нибудь неучтенная подводная лодка с тактическим ракетным вооружением на борту. Дайте ему координаты цели… Пусть даст один залп. Одна ракета! Не больше. Потом пошлете специалистов, зачистите место, и можно будет все списать на террористов, националистов или еще кого-нибудь. Это уже по твоей части, Гарри. Да может быть, и списывать ничего не понадобится. Город ведь почти пуст, журналисты все под замком. Никто не узнает. Кисенгер и Джонсон переглянулись.

– Согласны?

– Да. Так точно, сэр.

– Ну, вот и отлично. Как сделаете, доложите результат.

Барон фон Клюге протянул руку, и экран потух.