Текст книги "Елена-Робинзон. Приключения девочки на необитаемом острове."

Автор книги: Эдуард Гранстрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Освоившись с мыслью, что она находится в такой местности, где жили люди, Елена скоро заметила и другие следы человека.

В стволе смоковницы находилось углубление, видимо, вырубленное топором и успевшее почти совсем зарасти корою.

Когда на обратном пути Елена подошла к отвесной скале, покрытой виноградными лозами, она тотчас убедилась, что они также посажены человеком.

Сорвав несколько больших гроздьев винограда, она отправилась дальше и скоро на вершине горы увидела отца. Он сидел в тени смоковницы и прислушивался. Елена ещё издали весело окликнула его и увидела, как он при первом звуке её голоса быстро поднялся.

– Надеюсь, папа, что ты не беспокоился обо мне? – весело спросила она.

– Нет, друг мой. Я знал, что ты последуешь моему совету и будешь осторожна.

Выслушав подробный рассказ дочери, старый моряк задумался.

– Ты говоришь, что там всё в запустении? – спросил он после нескольких минут раздумья.

– Да, в пещере всё покрыто толстым слоем пыли, а ступени лестницы совсем заросли мхом. По всему видно, что по ним уже много лет не ступала нога человека.

– Судя по высеченному в скале году, почти сто лет тому назад здесь жили люди, – заметил старый моряк. – Если бы кто-нибудь теперь находился здесь, ты нашла бы более ясные следы. Может быть в то давнее время какой-нибудь несчастный так же, как и мы, потерпел крушение у этого берега, и, если моё предположение верно, мы извлечём немало пользы из его пребывания на этом острове. Вероятно, он посадил тот виноград и устроил ту беседку на берегу озера, о которых ты говорила.

– Хорошо было бы нам поселиться в беседке под смоковницей! Там всё дышит невозмутимым миром и тишиной.

– Увидим, друг мой! Сегодня вечером ты отведёшь меня туда, а завтра осмотришь другой берег озера.

Глава XI

Солнце клонилось уже к западу, когда отец с дочерью стали спускаться в долину. Когда же они подошли к зелёной беседке под смоковницей, от высоких пальм в долине лежала большая тень, увеличивавшаяся с каждой минутой.

Елена ввела отца в беседку, собрала большой ворох сухих листьев и устроила ему мягкую постель, накрыв её захваченным с собой одеялом. Когда старик улёгся, она хотела было пойти осмотреть ближайший лес, но отец взял с неё слово не отлучаться далеко.

Вечер был необыкновенно тихий. На зеркальной поверхности озера нельзя было заметить ни малейшей зыби, в долине ни малейшего дуновения ветерка, и только тихий плеск плававших по озеру лебедей и других птиц нарушал торжественную тишину тропического вечера.

Лишь наверху, на окаймлявших долину горах, тихо качались в вечернем воздухе огромные листья стройных, высоких пальм. Издали доносился мерный шум водопада, а с другой стороны озера, из тёмного леса, раздавалось громкое щёлканье двух бенгальских соловьёв, пытавшихся, казалось, превзойти друг друга в звонкости, отчётливости и разнообразии переливов и трелей.

От всей природы веяло невозмутимым миром и покоем. Елена села на лежавший у берега камень. У её ног лежал большой пальмовый лист; его гладкая зелёная поверхность, казалось, была создана самой природой для письма. Вспомнив, что индусы употребляли для своих письмен пальмовые листья, Елена стала бесцельно чертить булавкой по зелёному полю листа. Чёрточки выходили до того ясно и отчётливо, что ей пришло в голову написать письмо. Она сознавала, что оно никогда не попадёт в руки той, кому написано, но, тем не менее, не могла превозмочь желания излить в письме волновавшие её чувства.

О моя дорогая мама! – так начиналось письмо. – Должно быть, известие о нашей гибели уже дошло до тебя! Теперь ты проливаешь горькие слёзы о погибших, милых твоему сердцу, могила которых находится в морской глубине! Ах, если бы только этот листик имел крылья, он сказал бы тебе, что мы не на дне морском!

Зачем ты не со мною? Твоя добрая улыбка ободрила бы меня и вдохнула бы в меня новые силы! Но ты далеко. Беспредельные волны океана разлучают нас с тобой!

И ты, моя родина! И Вы, друзья мои, с которыми я делила мои радости и печали! Увижу ли я вас когда-нибудь? Женин, моя дорогая, всё ли ты такая же весёлая? А ты, добрая, милая Катенька, не забыла ли меня? Помнишь ли ты нашу дружбу, хранишь ли мои письма? Твои покоятся на дне морском. Я нахожусь от вас далеко, далеко – и, может быть, навсегда рассталась с Вами!

Со слезами на глазах прочитала Елена это своеобразное послание, вызванное целым миром дорогих воспоминаний.

Между тем последние лучи солнца уже заблестели на вершинах гор, и сумерки тонкой пеленой стали спускаться над долиной. Наступала ночь.

Елене жаль было разорвать этот листок, ей казалось, что он служит ей посредником между ней, дорогой матерью и родиной. Она осторожно свернула его, зарыла в песок и накрыла несколькими камнями, чтобы при случае найти. Вернувшись в беседку, она увидела спокойно спавшего отца. Елена долго не могла сомкнуть глаз. Предположения отца, что здесь жили люди много лет назад, была весьма правдоподобна. Но, может быть, здесь и теперь ещё живёт кто-нибудь? Что тогда? Кого она встретит в нём: друга или врага? Все эти мысли роем теснились в голове молодой девушки, пока, наконец, она не заснула тревожным сном.

Глава XII

Елена проснулась, лишь только первые лучи солнца осветили зелёную беседку. Чтобы не разбудить отца, она осторожно вышла и направилась к озеру освежить себе лицо.

Заметив по возвращении, что отец проснулся, она поспешила к нему и предложила отведать только что сорванного сочного винограда, но он отказался и попросил воды.

– Я думаю, – сказал он, – нам лучше отправиться на ту сторону озера вдвоём. Ты будешь сообщать мне обо всём, что увидишь, и мы на месте обсудим, что делать. Но сначала я хочу побывать в таинственной пещере. Отведи меня туда.

Подкрепив себя скромным завтраком, отец с дочерью направились к пещере.

Там Елена подробно описала ему форму высеченных у входа цифр, положение и внутренний вид пещеры.

После которого раздумья старый моряк пришёл к заключению, что остров в настоящее время необитаем.

– Найденные тобой следы ясно свидетельствуют, что здесь в давно минувшее время жил какой-то несчастный, которого судьба забросила на этот остров, – сказал он в заключении.

Елена подала отцу подзорную трубу и флейту. Старый моряк долго ощупывал обе вещи.

– Это старинные вещи, – сказал он наконец, возвращая дочери подзорную трубу. – Я помню, что ещё в молодости видел такие.

Он поднёс флейту к губам и извлёк из неё несколько полных, приятных звуков.

– Какой прекрасный инструмент! – заметил он. – Он будет развлекать меня в минуты грусти и наполнит праздное время.

– Да, да, папа! – добавила Елена. – Когда я буду уходить в лес, ты всегда можешь при его помощи позвать меня. Это приятная находка...

–Но пора, друг мой, идти дальше, – перебил её старик, – иначе мы мало что успеем осмотреть до вечера.

– Позволь только мне сначала посмотреть, куда вливается этот ручеёк. Не протекает ли он мимо того места, где мы оставили наши вещи. Ты же пока отдохни здесь! Тут так прохладно.

– Ступай, друг мой, но возвращайся скорее. Спустя некоторое время, Елена уже стояла у того места ручья, где он в виде водопада, шумя и пенясь, низвергался на береговые скалы. С одной стороны водопада находилась созданная самой природой тропинка, спускавшаяся к берегу моря.

Следуя вдоль по течению ручья, Елена скоро дошла до того места, где ручей делился на два рукава, из которых большой прямо впадал в море, между тем как другой отклонялся в сторону и, тихо струясь, извивался между береговыми скалами близ того места, где они ступили на берег.

Невдалеке лежали выброшенные морем вещи.

Елена пошла вдоль берега и вдруг в изумлении остановилась перед несколькими выступами скал: среди них застряли почти все вещи и одежда, унесённые ливнем.

Опасаясь, чтобы прилив или буря снова не лишили её этих сокровищ, она принялась собирать и перетаскивать их выше, к подножию горы. Из предосторожности она даже привязала их к дереву крепкими лианами, вполне заменившими ей верёвки.

Этот непривычный труд сильно утомлял Елену; она вынуждена была часто останавливаться, чтобы перевести дух. Но зато с каким удовольствием присела она отдохнуть, когда наконец работа была окончена!

Вернувшись в пещеру, она застала отца спящим: он сидел за столом, прислонясь к стене головой.

Опасаясь потревожить его, она тихо направилась к выходу. Но шорох разбудил старика.

– Ты давно пришла? – спросил он с удивлением. – Зачем ты не разбудила меня?

– Ты спал так сладко, папа, отдых тебе необходим! Ведь нам придётся много ходить сегодня!

Вместо ответа старик обнял свою заботливую дочь.

Они спустились в долину и направились вдоль озера к роще.

Там Елена, к изумлению своему, заметила множество деревьев, расположенных в замечательном порядке.

– Большая часть деревьев, – говорила она отцу, – расположены правильными рядами и, по-видимому, посажены рукой человека. Не может быть, чтобы это была игра природы! Одни из них покрыты прекрасными сочными плодами, а другие ещё в цвету!

– Не видишь ли ты тут поблизости какого-нибудь жилья? – торопливо спросил старый моряк, перебивая её.

– Нет, но здесь много красивых беседок. Пойдём, папа, осмотрим их!

– Подожди, друг мой, сначала осмотрим эту рощу, а потом уж заглянем в беседки!

Елена повела отца дальше, описывая ему всё до малейших подробностей. Наконец она вышла с ним на открытую поляну, посреди которого находилось поле, густо поросшее разными растениями. Когда же они подошли ближе, Елена заметила, что некоторые растения как будто знакомы ей.

– Папа, папа! – воскликнула она. – Вообрази: на этом поле среди массы сорной травы растут стебли маиса и бобов... Но как запущено это поле!

– Это служит новым доказательством моей догадки, что мы одни на этом острове! – заметил старый моряк.

Наконец они дошли до конца рощи и очутились перед высокой крутой горой.

– Впереди нас находится какое-то странное строение! – боязливо прошептала Елена, внезапно остановившись.

– Не бойся, дитя моё! Веди меня туда, – ободрял её старик спокойным голосом.

– Это, кажется, грот, – сказала Елена, когда они подошли ближе. – Крыша, выступающая над входом, пристроена к отвесной скале и поддерживается четырьмя колоннами. А вот и надпись над гротом! только отсюда трудно прочесть.

Елена подошла ближе.

"Альберт Невиль, 1729" – прочитала она наконец, с трудом разбирая почти стёртую временем надпись. – Это тот самый год, папа, который высочен при входе в пещеру у водопада, – прибавила она, пытливо осматриваясь. – Там дальше, у горной стены, я вижу ещё несколько таких же пристроек. По-видимому, тут жил не один человек, а несколько!

– Сведи меня, друг мой, в этот грот. Я хочу немного отдохнуть.

Они вошли в грот. Своды и стены его были местами выровнены. Тут находился сложенный из камней стол, на котором лежала большая книга. Сгорая от любопытства, Елена бросилась к ней и так быстро развернула, что крышка переплёта отстала и, к её изумлению, очутилась у неё в руках. Оказалось, что книга до того истлела, что листы в ней рвались и ломались при каждом неосторожном прикосновении к ним. Елена с сожалением сообщила отцу об этой неудаче.

– Не будь так нетерпелива, мой друг! – заметил он. – Перевёртывай листы осторожно, и тогда книгу можно будет читать. Вот ещё доказательство, что на острове давно не было людей. По воле Провидения мы неожиданно получаем наследство!

Елена стала осторожно перелистывать книгу и, к великой радости своей, увидела, что это была Библия на английском языке. Старик также немало обрадовался этой находке.

– Теперь я вижу, что тебе нечего опасаться, – сказал он. – Я устал и отдохну здесь. Если хочешь, ступай одна!

– Но тут тебе негде сидеть, папа, – возразила Елена. – Этот грот, кажется, служил храмом прежнему обитателю. Недалеко отсюда есть другой. Не пойти ли нам туда? Там, наверное, найдётся скамейка.

– Ты говоришь, что этот грот напоминает храм? – спросил старик. – В таком случае я останусь здесь. Ступай одна, если хочешь. Оставь мне только флейту. Когда ты мне понадобишься, я позову тебя. Пока я буду играть хоралы, ты можешь спокойно бродить кругом. Только не уходи далеко.

Елена разостлала на песчаном полу одеяло, поставила скорлупу с водой около Библии и вышла, захватив с собой на всякий случай топор.

Следующий грот был пуст и совсем заброшен. Казалось, бывшему обитателю не под силу было очистить его от лежавших там каменных глыб.

Дальше она увидела ещё две тёмные, совсем заброшенные пещеры и наконец пришла к гроту, служившему, по-видимому, жилищем прежнему обитателю острова. В углу стояла кровать, устланная истлевшими листьями, а близ неё каменный стол. заваленный разными хозяйственными вещами, свидетельствовавшими о скромном образе жизни и скромных потребностях обитателя. Это были топоры, лопаты, ножи и тому подобные орудия.

Елена внимательно пересмотрела всё, надеясь найти какие-нибудь бумаги, в которых заключались бы сведения о жизни и судьбе прежнего обитателя. Но здесь не оказалось ничего подобного.

В следующем гроте она, к своей радости, увидела несколько книг, разбросанных в беспорядке на большом камне, заменявшем стол. Кроме них там лежало множество высохших пальмовых листьев. Елена хотела было сбросить их с камня, как вдруг с удивлением заметила, что они сплошь исчерчены какими-то голубоватыми знаками. Оказалось, что несчастный обитатель острова воспользовался тем же способом излагать свои мысли, как и она, с той только разницей, что наполнил исчерченные места какой-то краской, благодаря которой письмо легко читалось.

Елена осторожно взяла верхний лист и начала читать его. Оказалось, что письмо было написано на устаревшем французском языке и таким тяжёлым слогом, что она едва могла разобрать его. Впрочем, этому немало мешало также и её возбуждённое состояние. Она решила отложить чтение до другого времени и пошла осматривать остальные части рощи.

Под огромной смоковницей Елена нашла небольшую беседку, лёгкие стены которой состояли из полусгнивших жердей, густо обвитых ползучими растениями. На крыше лежал толстый слой сухих, почти истлевших листьев. Одна стена и половина крыши уже обвалились от времени. На задней стене висели сабля, ружьё, два пистолета с пороховницей и одежда, по-видимому, военная. Оружие было покрыто ржавчиной, а одежда казалась до того ветхой, что стоило только дотронуться до неё, чтобы она рассыпалась в прах.

Рядом с беседкой, между двумя деревьями, находился небольшой очаг, на котором среди пепла и углей стояло несколько самодельных глиняных горшков, служивших для приготовления пищи.

Дальше она нашла ещё одну полуразрушенную беседку и в раздумье вошла в неё.

"В каком пещере нам поселиться? Где будет лучше для отца?" – спрашивала она себя и наконец решила, что лучше всего поселиться в долине – там уже есть готовое жилище. "Крайний грот особенно удобен для этого, – думала она.

– Перед ним к тому же находится лужок, по которому отец может ходить без моей помощи".

В это время до слуха её донеслись звуки флейты. Елена встрепенулась и стала прислушиваться, не зовёт ли её отец. Но старик играл какой-то псалом, и мерные звуки флейты сливались с весёлым щебетаньем птиц.

Остальную часть дня Елена решила употребить на сбор плодов для обеда и на чтение найденных записок, а на следующий день она хотела перенести вещи с морского берега. Из материи она рассчитывала сшить одежду себе и отцу.

Мысли о предстоящей деятельности оживили её. Она с радостью думала о том, каким заботливым уходом и каким попечениями сможет окружить своего престарелого отца.

Планы о будущем омрачались лишь тоской по матери и далёкой родине. Воображение рисовало бесконечное число одиноких дней, которые ей суждено будет провести на этом пустынном острове.

Но в то же время какой-то голос говорил ей, что она не должна поддаваться унынию и терять время в пустых мечтах, когда на ней лежит священная обязанность заботиться о беспомощном отце, для которого она составляет единственную опору.

Долго сидела Елена в глубоком раздумье. Вдруг позади неё послышался сильный шорох. Она в испуге вскочила и из-за покрывавших стену ползучих лиан увидела огромного черношейного лебедя, гнездо которого находилось у наружной стены беседки. По-видимому, он был чем-то сильно раздражён. Елена хотела было бежать, но в это время птица быстро поднялась с гнезда и устремила на перепуганную девушку свои сверкающие злобой глаза. Елена видела, что злая птица хочет броситься на неё, и вспомнила, как на одну из подруг напал лебедь, едва не убивший её.

Не успела Елена опомниться, как лебедь просунул сквозь густую листву свою длинную шею и, схватив её за платье, оторвал большой кусок. Елена сильно перепугалась и бросилась было из беседки, но в ту же минуту почувствовала, что рассвирепевшая птица ухватилась за подол её платья и с силою потащила к себе. Елена вскрикнула и, схватив лежавший на земле топор, ударила своего врага по голове. Лебедь мгновенно выпустил её – он был убит.

В ту же минуту из грота послышался крик старика. Елена бросилась туда, чтобы успокоить отца, и издали увидела, как он спешил к ней на помощь с распростёртыми руками, хватаясь за ветви и спотыкаясь о корни и кочки.

Елена подбежала к нему.

– Хорошо, что всё кончилось так счастливо, – сказал он, выслушав рассказ о её приключении. – Теперь ты легко можешь приручить птенцов.

Поданная отцом мысль – вскормить молодых лебедей – очень обрадовала девушку.

– А бедная мать! – сказала она со вздохом. – Она погибла, защищая своих малюток!

– Что же делать, друг мой! Ведь ты защищалась! – утешал её отец. – Теперь зарой птицу. В этом климате нельзя долго оставлять на воздухе убитых животных: они скоро начинают разлагаться. Но сначала отведи меня в грот.

Проводив отца, Елена вернулась к беседке, откуда уже доносились тоскливые крики осиротевших птенцов. В гнезде оказались два птенчика, уже начинавшие оперяться. С жалобным криком протягивали они свои тонкие чёрные шеи к лежавшей около гнезда убитой матери.

Елена стало невыразимо жаль убитого лебедя. Чтобы успокоить птенцов, она оттащила его от беседки, нарвала ягод и принялась кормить сироток, которые с жадностью хватали из её рук спелые ягоды; затем с помощью лопаты она вырыла неглубокую яму и закопала лебедя.

Глава XIII

К вечеру Елена успела очистить от песка и земли назначенные для жилья грот. «Прочти мне теперь, дитя моё, заметки незнакомца, – сказал старый моряк, – желал бы я знать судьбу его! Может быть, мы найдём в этих записках какие-нибудь указания для себя».

Расположившись у входа в грот, Елена осторожно собрала пальмовые листы, сложила их по порядку и стала читать. Что она не могла разобрать, то пропускала.

В настоящее время, – так начинались записки, – я один на этом острове. Я потерял надежду когда-нибудь снова увидеть дорогую родину и любимую мать и потому решился описать судьбу свою на этих листках, отчасти ради препровождения времени, а также и в надежде, что они, может быть, попадут в руки людей, которые оповестят мою мать о постигшей меня участи.

Мне было двадцать лет, когда я решил попытать счастье и отправился в чужие страны в надежде приобрести состояние и тем оказать помощь моей бедной матери. Моя мать нежно любила меня и дала мне образование далеко выше своих средств, вследствие чего и впала в крайнюю бедность. Любимыми моими науками были математика и физика, особенно же сильно я пристрастился к архитектуре.

В это время в Ост-Индии очень нуждались в искусных архитекторах, и я решился там попытать своё счастье. Чтобы усовершенствоваться в этой науке, я в течение двух лет прилежно занимался в Тулоне под руководством знаменитого архитектора.

Наступил тяжёлый день разлуки с нежно любимой матерью. Со страхом и слезами отпускала она своего единственного сына в неведомый, далёкий край. Чтобы снарядить меня в путь, ей пришлось не только войти в долги, но и забрать за год вперёд свою скромную пенсию. Снабдив меня всем необходимым, она сама осталась почти ни с чем. Я горячо обнял её и, заливаясь слезами, едва не отказался от мысли расстаться с ней, но вспомнил, что в таком случае ей пришлось бы ещё долго терпеть из0за меня нужду и лишения.

В Марселе я представился адмиралу, родственнику матери. Он приветливо принял меня, одобрил моё намерение и обещал рекомендовать меня капитану Сернету, командиру того корабля, на котором мне предстояло отправиться в путь. Он выдал мне диплом на звание лейтенанта флота его величества короля французского; благодаря этому диплому, я сразу мог занять достойное положение в чужом краю.

С радужными надеждами, счастливый и довольный, отправился я на корабль и, представившись капитану Сернету, передал ему свои бумаги. Но это был человек бессердечный и злой. Прочитав бумаги, он взглянул на меня строго и неприветливо.

– И вы уже лейтенант, – сказал он, и в голосе его послышалось раздражение, – несмотря на то, что ничего он смыслите в морской службе. Мне и другим офицерам его величества пришлось неустанными трудами и нередко с опасностью для жизни приобретать ту опытность, за которую даются чины и отличия! А вы? Разве вы чем-нибудь заслужили этот чин?

Я ответил ему, что искренно желаю расширить свои познания, и просил, как милости, ознакомить меня во время путешествия с основными правилами морской службы.

– Все ваши приказания будут в точности исполнены! – сказал я.

– Хорошо, посмотрим! – ответил он и приказал мне в тот же день перебраться на корабль, который должен был на следующее утро выйти в море. – Вы должны своевременно занять своё место и ознакомиться с обязанностями, возлагаемыми на вас службой! – сказал он в заключение.

Когда я на следующее утро проснулся в своей каюте, мне подали письмо от матери, полное нежной любви и горячих пожеланий счастья. Вместе с письмом я получил записку от адмирала, в которой он писал, что посылает мне новый мундир.

Написав ответ матери и адмиралу, я тотчас надел свой красивый мундир, чтобы в полной форме встретить капитана, отправившегося в адмиралтейство для получения необходимых инструкций.

Он скоро вернулся на корабль и тотчас заметил мой новый мундир. Я видел, как при этом выражение неудовольствия появилось на его суровом лице. Вечером я случайно услышал, как матросы, перешептываясь, говорили между собой: "Этот офицер заступится за нас, если капитан Сернег будет слишком строг".

Слова эти неприятно поразили меня, и я решился не надевать мундир до тех пор, пока не оставлю корабль.

Вначале плавание наше было прекрасно. Но едва успели мы миновать мыс Доброй Надежды, как нас застигла ужасная буря и отнесла корабль далеко от прямого пути. Капитан Сернет, всегда неумолимо строгий и даже жестокий с подчинёнными, на этот раз удвоил свою жестокость, зачастую переходившую границы человечности. Однажды я осмелился обратиться к нему с укоризной по поводу его жестокого обращения, но моя смелость ещё более раздражила его и имела для меня самые пагубные последствия.

В Индийском океане нам пришлось выдержать несколько сильных бурь. Однажды, когда буря только что стихла и перед нами вдали показался небольшой скалистый остров, он мрачно прохаживался по палубе, осматривая причинённые бурей повреждения. Один из матросов только что в изнеможении прилёг было около мачты, чтобы перевести дух от тяжёлой работы.

Заметив это, капитан схватил обрывок каната и, набросившись на него, принялся так немилосердно быть, что у того из носа и изо рта хлынула кровь.

Матрос в отчаянии бросился мне в ноги.

– Вы офицер королевской службы! – вскричал он. – Заклинаю вас, заступитесь за меня! Долг обязывает вас защищать подданных короля от насилия и зверства! Заклинаю вас, исполните Вашу обязанность!

Я смутился и не знал, что делать. Но в эту минуту капитан схватил несчастного, уцепившегося за мои колени, и приказал двум матросам связать его.

– Позволит ли ещё лейтенант? – возразил один из них, глядя на меня и как бы ожидая моих приказаний.

Я стал убедительно просить за несчастного матроса, но капитан Сернет с угрожающим видом приказал мне молчать и немедленно спуститься в каюту.

Эта грубая речь возмутила меня. Я вспылил и осыпал капитана упрёками за его бесчеловечное обращение с подчинёнными.

Едва успел я кончить, как раздался резкий свисток капитана, и весь экипаж быстро собрался на палубу.

Капитан приказал всем стать вокруг себя и обнажил свою шпагу.

– Лишь строгость и точность мои спасли вас и этот королевский корабль от крушения! – произнёс от торжественно. – Я начальник корабля и отвечаю за свои действия только перед Богом и королём. Теперь я намерен применить во всей строгости военный закон относительно нарушения дисциплины. Этот молодой человек осмелился мешать мне при исполнении моих служебных обязанностей, хотя он, как офицер королевской службы, должен был знать, что такое преступление наказывается смертью. Матросы! Я имею право тут же, на месте, проколоть его шпагой и прекратить его мятежную жизнь. Но он слишком молод, не знает своих обязанностей, и потому я дарю ему жизнь. Штурман, спустить лодку! Высадить его на тот остров!

Я был слишком возмущён, чтобы просить пощады у этого бессердечного человека, и решил гордо встретить свою судьбу.

– Населён ли этот остров? – спросил я штурмана.

– Нет! – коротко ответил он.

–Уложите немедленно ваши вещи! – приказал капитан Сернет.

Я беспрекословно позволил вынести свой чемодан и ящик с инструментами, который моя мать подарила мне в час разлуки. На оставшиеся у меня деньги я купил у матросов пару ружей, порох, пули и другие вещи, казавшиеся мне необходимыми, причём штурман много помог мне своим советом.

Капитан не мешал нашей торговле, но только торопил окончить её.

Я не мог заставить себя сказать ему хоть одно слово на прощание и молча спустился в шлюпку, в которой уже находились двенадцать матросов под командой штурмана.

Я и теперь ещё не в состоянии описать те чувства, с какими я вступил на этот пустынный незнакомый берег; но у меня хватило мужества, чтобы скрыть от матросов овладевшее мной отчаяние. В последний раз пожал я руку доброму штурману и, наградив его несколькими червонцами, просил передать поклон моей матери и уведомить её о моей участи.

– Молодой человек, – сказал штурман, – мне от души жаль; всякий другой на месте капитана Сернета простил бы вам ваше неосторожное вмешательство. Но наш долг повиноваться. Может быть, сюда когда-нибудь подойдёт корабль – тогда вы спасены. А теперь – прощайте!

Оставив мне корзину с провизией, он ещё раз пожал мне руку – и шлюпка отчалила от берега.

Долго смотрел я вслед удалявшемуся кораблю, но не мог совладать с собой. Глухие рыдания вырвались из груди моей, и я в отчаянии бросился на землю.

Сначала я хотел было броситься со скалы в море и таким образом покончить и с жизнью, и с страданиями; по Провидение спасло меня от этого преступления и дало мне силы с терпением переносить мою судьбу.

Когда корабль скрылся из вида, я решил ознакомиться со своей новой родиной. Сверх ожидания, я нашёл её прекрасной.

Первые недели моего пребывания на этом острове я провёл в каком-то немом отчаянии. Я не мог точно сказать, сколько времени я находился в таком состоянии, потому что скоро сбился в счёте дней. Дни и ночи просиживал я на вершине горы и с тоской смотрел в пустынную даль, где море сливалось с небом; ежеминутно ожидал я увидеть на горизонте желанный парус, но напрасно – передо мной расстилалось всё то же пустынное, необозримое море.

Наконец, после долгой тщетной надежды на спасение, мне опротивел вид этого однообразного моря с его вечным волнением. Я спустился в долину, составлявшую внутреннюю часть острова, и начал строить себе беседку под огромной смоковницей.

Как только я принялся за дело и стал работать, вся моя тоска мгновенно исчезла. Труд имеет удивительное свойство ободрять и возбуждать дух и силы человека.

У подножия горы находилось несколько небольших пещер, занесённых песком и землёй. Я нашёл, что они могли служить мне более надёжным убежищем, чем беседка под смоковницей; недолго думая, я принялся за работу и в несколько дней приспособил одну из пещер для жилья.

О пропитании мне нечего было заботиться: богатая природа острова в избытке удовлетворяла мои скромные потребности, и потому большую часть времени я употребил на украшение своего нового пристанища: устраивал беседки, гроты и сажал в роще деревья.

Однажды в дождливое время мне вздумалось писать эти заметки.

Прошу нашедшего эти записки не отказать в моей последней просьбе и передать их моей дорогой матери, которая, вероятно, до сих пор льёт слёзы о судьбе своего несчастного сына...

На этом месте записки незнакомца обрывались. Елена и отец её были глубоко тронуты этой давней исповедью и терялись в догадках о судьбе своего предшественника.

Затем они стали составлять планы своей будущей жизни. Елена надеялась, что они со временем устроятся уютно и отец примирится с новым образом жизни.

– Но прежде всего, заметил старый моряк, – ты должна поставить на вершину горы, на видном месте, флаг или какой-нибудь другой знак. Если мимо нашего острова будет проходить какое-нибудь судно, оно тотчас обратит на этот знак внимание и снова вернёт нас в общество людей.

– А если дикари увидят его? – с беспокойством спросила Елена. – Тогда они откроют наше убежище – и мы пропали!

Но отец успокоил её уверением, что по этим морям плавают только европейские суда.

В таких разговорах о будущем у них прошёл вечер. Только теперь они заметили, что день близился к концу. Последние лучи солнца уже стали золотить западные вершины гор. Скоро над долиной медленно поднялась луна и залила своим серебристым светом высокие горы, леса и поляны. На гладкой поверхности маленького озера, отражавшего тёмно-синее звёздное небо, струилась мелкая, едва заметная зыбь, производимая лёгким ветерком, который, казалось, сманило с высоких гор благоухание долины.

Долго любовалась Елена этой волшебной картиной лунной тропической ночи, пока наконец сон не сомкнул её усталых глаз.

Глава XIV

Отец Елены ещё спал, когда она тихо вышла из пещеры с топором и куском материи. Утро было тихое и ясное. Спустившись к берегу, она увидела за выступом большого камня двух небольших черепах, мирно спавших на отмели, едва покрытой водой. Елена осторожно подошла к ближайшей из них и только что намеревалась перевернуть её, чтобы овладеть ей, как та быстро юркнула в воду. Другая черепаха ещё раньше успела скрыться под водою.

Елена подосадовала на свою оплошность и пошла отыскивать жердь для флага. Вдали, у берега, рос непроницаемый лес каких-то чрезвычайно тонких, стройных деревьев, из которых некоторые достигали пятидесяти футов вышины.