Текст книги "Повелитель генов (ЛП)"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эдмонд Гамильтон
Повелитель генов

Master of the Genes 1935

Торн Хэддон резко поднялся со своей койки и пересёк тёмную глинобитную камеру, подойдя к двери с железной решёткой. Он прислушался и услышал приближающийся по коридору топот ног. Повернулся к Джерри Лэнхэму, севшему на своей койке.

– Вот и они, Джерри, – произнес он. – Полагаю, по всем законам приключенческих романов, я должен пожать твою руку и дрожащим голосом сказать: «Прощай, старина».

– Неужели они собираются сделать это сейчас? – возмутился Лэнхэм, протирая глаза и вставая. – Нас собирались расстрелять на рассвете, а ещё даже не наступила полночь.

– Полагаю, они перенесли время, – пожал плечами Торн.

– Не дают человеку последнюю ночь спокойно поспать! – гневно воскликнул Джерри. – Это последняя революция, в которой я участвую – здесь, в Бразилии, или где-либо ещё.

Его крупная, широкоплечая фигура каждым движением выражала оскорблённое негодование; светлое добродушное румяное лицо нахмурилось, а голубые глаза наполнились возмущением от подобной несправедливости. Затем он зевнул, расправив плечи так, что казалось, они вот-вот разорвут облегающий чёрно-красный мундир, что он носил.

Торн Хэддон криво усмехнулся в ответ. Он был на несколько дюймов ниже своего товарища и сложен более компактно. Смуглый, с коротко подстриженными чёрными волосами, твёрдым взглядом чёрных глаз и решительным изломом рта. На нём, как и на Джерри, был яркий мундир покойной, увы, революции.

В темном коридоре за дверью их камеры замерцал свет – топот ног становился громче. Это были факелы, которые несли двое из четырёх, идущих колонной, смуглых солдат. Возглавляли колонну чопорный офицер в великолепной зелено-золотой форме и маленький человек в белом гражданском костюме и панаме.

Все остановились, и один из солдат отпер дверь. Офицер и мужчина в гражданской одежде вошли в озаренную факелами камеру.

– Зачем нарушать наш сон, полковник Эскоба? – иронично спросил Торн офицера. – Казнь же назначена на рассвете.

– Да, с чего это вы перенесли её на середину ночи? – потребовал объяснений Джерри.

– Молчать! – приказал им полковник, а затем повернулся к гражданскому.

– Вот эти люди, доктор Аласия. Крепкие, упрямые norteamericanos[1]1
  Американцы (исп.)


[Закрыть] – я бы вам не рекомендовал с ними связываться.

– И всё же похоже, это именно те, кто мне нужен, – возразил штатский. – Сильные люди, способные, если понадобится, постоять за себя.

– О, уж это они умеют, видит Бог, – воскликнул полковник Эскоба. – Они два месяца руководили восстанием в Верхней Амазонии, пока их войска не разбежались и мы не взяли их в плен

Человек в белом с интересом оглядел двух американцев. Он был довольно невысоким; маленькие кисти и ступни казались практически женскими. Его лицо, несмотря на зрелый возраст, выглядело почти девичьим благодаря безукоризненно правильным чертам, гладкой оливковой коже и влажному блеску чёрных глаз.

Торн Хэддон напрягся под пристальным взглядом этого человека.

– При чём тут наша казнь, полковник? – требовательно спросил он.

– Возможно, что казни вообще не будет, сеньоры, – сказал штатский. – Возможно, пропадёт необходимость в ней.

Торн уставился на него.

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас объясню, – ответил тот. – Моё имя доктор Эрмис Аласия, и я учёный, генетик, если вам это о чём-то говорит. Я живу в миссионерской деревне индейцев на притоке Амазонки, милях в шестидесяти вверх по реке отсюда.

– Мне нужны двое… скажем так, помощников. Не научных, разумеется – вы двое не производите впечатления учёных. Мне нужны люди, умеющие сражаться, знающие, как обращаться с оружием и подчиняющиеся мне беспрекословно.

– Вы кажетесь мне именно такими людьми. Если вы пообещаете отправиться со мной и повиноваться мне, что бы ни случилось, вы будете помилованы. Полковник Эскоба согласился на это из-за моего определенного влияния на нынешнее правительство. Каков ваш ответ?

Торн задумался.

– Иными словами, – сказал он, – вы хотите, чтобы мы с Джерри стали вашими телохранителями. – Он повернулся к Лэнхэму. – Что скажешь, Джерри?

– Конечно, мы согласны, – ответил великан. – Это получше, чем свинец на завтрак.

– Очень хорошо, мы принимаем ваше предложение, – ответил Торн учёному.

Нежное оливковое лицо доктора Аласии просияло.

– Это прекрасно! Вы можете отправиться со мной прямо сейчас – моё каноэ ждёт, чтобы доставить нас вверх по реке.

Тут полковник Эскоба угрожающе наклонился к двум американцам, подняв палец.

– Помните: никаких попыток сбежать от доброго доктора! – предупредил он. – Попробуете – и вы никогда не покинете эту страну.

– Мы дали слово, и мы его сдержим, – жёстко ответил Торн.

– Конечно, конечно, – быстро вмешался доктор Аласия. – Уверен, ваше предупреждение излишне, полковник. Я не забуду эту услугу, – добавил он, когда они повернулись к двери. – Ваше имя услышат во Дворце.

– Пустяки, – самодовольно отмахнулся офицер и добавил двум американцам: – Следуйте за добрым доктором.

Они вышли в коридор, освещенный красноватым светом факелов, и Лэнхэм, согнувшись, последовал за Торном через низкую дверь.

Доктор Аласия и полковник пошли впереди по коридору, ведя учтивую беседу. Свет факелов в руках идущих сзади солдат, отбрасывал огромные, колеблющиеся тени на белые стены впереди.

Они вышли из приземистой старой глинобитной тюрьмы в ночь. Торн Хэддон почувствовал, как будто тугая петля, сжимавшая грудь, наконец спала с него. Он думал, что в следующий раз переступит этот порог лишь затем, чтобы выйти под утро в предрассветный туман – навстречу треску винтовок!

Он глубоко вдохнул ночной воздух, насыщенный запахами гниющих речных растений. Шагая вместе с остальными по единственной улице тёмного городка и слыша звонкую музыку и громкое пение, доносящиеся из‑за закрытых ставен домов, он буквально впитывал в себя свободу.

Они подошли к деревянному пирсу в конце улицы. Там, в темноте, катились темные воды Амазонки, безмолвные и величественные. В конце пирса виднелись смутные очертания ожидающего каноэ; пять индейцев‑гребцов сидели в нём неподвижно и безмолвно.

Доктор Аласия и полковник Эскоба обменялись на причале изысканными латинскими любезностями, после чего учёный повернулся к двум американцам. Они заняли свои места, ученый что-то сказал рулевому, и каноэ выскользнуло на простор тёмной реки.

На следующее утро, когда каноэ под палящим солнцем медленно продвигалось вверх по могучей реке, Торн задал учёному вопрос, с самого начала не дававший ему покоя. Он, Джерри и бразилец сидели в тесноте, в тени маленькой каюты в средней части судна.

– Доктор, а с какими именно неприятностями вы ожидаете столкнуться в вашей деревне? Наверняка у вас есть какие‑то определённые опасения – иначе вы бы не проделали весь этот путь, чтобы нанять пару охранников.

Доктор Аласия задумчиво посмотрел на него.

– Не вижу причин скрывать это от вас, – наконец ответил он. – Прежде всего, скажу, что я, на самом деле, не жду никаких неприятностей. Но на случай, если они все же возникнут, я не хочу, чтобы мой дом остался без защиты.

– Я говорил вам, что я генетик, сеньоры. Так вот, именно из научного интереса я обосновался в этой деревне более двух лет назад. Я слышал, что у индейцев из этой деревни рождаются дети с крайне необычными аномалиями.

– Поскольку моя наука изучает наследственность, это, разумеется, заинтересовало меня. Я решил исследовать явление всесторонне, поэтому отправился туда вместе с дочерью Консепсьон и молодым человеком по имени Томаш Патау, которого взял с собой, чтобы он основал плантацию и, в дальнейшем, управлял ею.

– С тех пор я живу там, изучая этих аномальных детей индейцев. Каждый ребёнок, рождённый у них за последние несколько лет, оказывается чудовищно деформированным, со страшными телесными уродствами. А индейцы становятся всё более суеверными и странными. В последнее время я стал думать, что на случай, если их суеверный гнев приведёт к какому-нибудь насилию, мой дом должен иметь защиту.

– Понимаю, – задумчиво произнёс Торн. – А как они выглядят, эти аномальные дети?

– Вы никогда не видели ничего подобного, – ответил Аласия. – Они невероятны: одни без конечностей, у других отсутствуют жизненно важные органы, у третьих лишние конечности или органы – целая галерея монстров.

– Ну и райский уголок нас ждёт, – прокомментировал Джерри Лэнхэм.

– Из-за чего они рождаются такими? – спросил Торн у учёного.

– Несомненно, дело в дефектах их генов, – ответил Аласия.

– Их генов? – переспросил Торн. – Помните, мы не учёные.

– Вы даже не знаете принципа работы генов? – удивился доктор. – Странно, что именно генетика из всех наук остаётся столь малоизвестной для большинства…

Он прервал свои размышления.

– Но я могу объяснить в общих чертах. Гены, сеньор, – это для наследственности то же, что атомы для химии. Они – это механизм наследственности, крошечные элементы, определяющие особенности строения тела и передающиеся половыми клетками из поколения в поколение, сохраняя эти особенности.

– Каждый человек начинает жизнь как оплодотворённая половая клетка, или «гамета», в теле матери. И в каждой такой оплодотворённой клетке содержится – полученное от отца и матери – скопление маленьких палочкообразных частиц, называемых хромосомами, внутри которых находятся гены. Именно они определяют, в какой организм разовьётся эта клетка.

– Число этих генов огромно, и каждый из них выполняет определенную функцию. Одни контролируют цвет кожи, другие – цвет глаз, третьи – форму черепа, длину пальцев, качество крови и так далее – каждая характеристика организма определяется генами, содержащимися в исходной половой клетке.

– Если в генах клетки, отвечающих за нос, есть ген, формирующий римский нос, то у развивающегося организма будет именно такой нос. Если вместо этого у клетки есть только ген курносости, нос обязательно будет курносым. Если случайно окажется, что вообще не будет генов, отвечающих за нос, у тела не будет носа.

– Без сомнения, в моей деревне у индейцев рождаются аномальные дети именно из-за дефектов в генах. Когда они начинают свою жизнь в виде оплодотворенных клеток, у них отсутствуют нормальные гены, и поэтому их тела не могут нормально развиваться.

– Но что случилось такого, что их гены стали ненормальными? – спросил Торн.

Доктор Аласия развел руками.

– Это, сеньоры, как раз то, что я пытаюсь выяснить. Я потратил два года на исследования и, признаюсь, так же далёк от ответа, как и в самом начале.

– Что‑то повлияло на генную систему младенцев индейцев с самой стадии их зарождения в виде половых клеток – но что именно, мне пока не удалось обнаружить.

Позже, когда доктор Аласия безмятежно спал в тени, Торн спросил своего напарника:

– Что ты об этом думаешь, Джерри?

– По-моему, это довольно странное место, – сказал Лэнхэм, почесывая в затылке. – Но мы дали слово оставаться с ним, так что ничего не поделаешь.

– Да, мы дали слово, – медленно произнёс Торн. – Ну что ж, может, там не так уж плохо. Он сказал, что мы доберёмся за два дня – скоро сами всё узнаем.

Ближе к концу второго дня они наконец увидели деревню. Утром они свернули с просторов Амазонки в небольшую протоку, текущую с юго‑запада. И вот, обогнув излучину этой зажатой сплошной стеной леса реки, Торн и Джерри увидели на правом берегу невысокие холмы, а под ними – индейскую деревню.

Торн разглядел скопление нескольких сотен глинобитных хижин с соломенными крышами. Над ними возвышалась квадратная, тоже глинобитная, миссия с колокольней. Справа и слева от деревни раскинулись возделанные плантации, отвоёванные у окружающих джунглей, а на невысоком холме виднелся белый дом с плоской крышей, наполовину скрытый пальмами.

Когда каноэ доктора Аласии приблизилось к грубому деревянному причалу, на нем уже собрались молчаливые индейцы. Они внимательно смотрели на них – бронзовокожие мужчины и женщины в грязных белых хлопковых рубахах, штанах и юбках, в широких соломенных шляпах. Затем Торн заметил, как двое белых мужчин и девушка протиснулись сквозь толпу к причалу.

– Моя дочь и Томаш заметили наше приближение, – сказал доктор Аласия Торну и Джерри. – И отец Нуньес тоже.

Ступив на причал, он с нежностью поцеловал девушку, а затем представил их друг другу.

– Моя дочь Консепсьон, мой управляющий сеньор Томаш Патау и отец Нуньес, сеньоры. Сеньоры Хэддон и Лэнхэм, – обратился он к троим, – будут моими… гостями.

Торн поклонился им. Священник был дородным, румяным мужчиной в чёрном облачении, с разгоряченным, влажным и встревоженным лицом. Молодой бразилец был в белом костюме для верховой езды и начищенных сапогах; у него было чистое, смуглое лицо и прямой взгляд карих глаз.

Торн заметил, что Джерри с восхищением смотрит на девушку. Она была стройной, в простом платье из белого шелка, чёрные волосы аккуратно уложены на голове. Её оливково‑смуглое, с тонкими чертами, лицо сильно напоминало лицо учёного, но Торн уловил тени тревоги в глубине ее влажных глазах.

– Были ли новые роды с тех пор, как я уехал? – спросил Аласия у священника.

Отец Нуньес с тревогой кивнул.

– Один ребёнок – у Тины, жены Пелао.

– Ещё один монстр? – спросил учёный, и священник кивнул.

– Да. И один из самых ужасных – настоящее чудовище. Индейцы с тех пор стали вести себя еще страннее. Они больше не приходят в миссию. Боюсь, они отступают от истинной веры.

Томаш серьёзно добавил:

– И в полях они тоже больше не работают. Весь урожай остался неубранным.

– Но новый монстр? – настойчиво переспросил Аласия. – Он отличается от остальных? Я должен увидеть его, прежде чем мы пойдём в дом. Вы пойдёте со мной, сеньоры? А ты, Консепсьон?

Девушка вздрогнула, ее лицо побледнело.

– Нет, отец, я не могу больше выносить их вида. Я вернусь с Томашем.

Она с молодым бразильцем ушли, а Торн и Лэнхэм последовали за Аласией и священником через деревню. Молчаливые индейцы провожали их взглядами, и Торн заметил, что медные лица у всех были серьёзными и невозмутимыми. Его поразила неестественная мертвая тишина, царившая в этом выжженном солнцем месте.

В полумраке одной из глинобитных хижин они наблюдали за тем, как доктор Аласия зачарованно осматривает новейший пример человеческой аномалии. Отец и мать, индейцы, следили за происходящим с другого конца пустой хижины, с каменным выражением лиц, как будто не испытывая никаких эмоций.

Торн почувствовал, как по его коже поползли мурашки, и услышал, как Джерри тихо выругался сквозь зубы, когда учёный поднял младенца. Коричневое создание было жалкой пародией на человека. У него не было ни рук, ни ног, но при этом были кисти и стопы. Кисти росли прямо из плеч, а стопы – прямо из бедер или нижней части туловища.

Он ощутил облегчение, когда заворожённый увиденным учёный наконец опустил младенца и повернулся к выходу.

Покидая хижину, Аласия обратился к индейцу‑отцу:

– Не расстраивайся так сильно, Пелао. Малыш вырастет и станет мужчиной – у него никогда не будет рук и ног, но он будет жить.

Гортанный голос индейца дрогнул от переполнявших его чувств:

– Какой смысл ему жить и расти, когда он такой? Он проклят, как и все, кто рождается с тех пор, как проклятие пало на нас.

– Не думай о проклятиях, Пелао, – сказал отец Нуньес. – Молись доброму Иисусу и святым – только они могут помочь.

Индеец ничего не ответил, лишь его лицо исказилось от сдерживаемых чувств. Священник вздохнул, когда они вышли на солнечный свет.

– Они все такие… Они больше не слушают меня, а верят, что на них наслали проклятие. И, право, это и впрямь кажется проклятием, когда дитя за дитем рождаются уродами.

Они расстались со священником у дверей миссии.

– Я зайду завтра, чтобы изучить этого новорожденного, отец, – пообещал Аласия. – Он один из самых странных на сегодняшний день.

Торн и Джерри, проходя через деревню по направлению к холму, увидели и других младенцев, почти столь же необычных. В корзинах, подвешенных в тени, или ползающих по полу пустых хижин, они видели младенческие уродства, словно порождённые ночным кошмаром.

У некоторых вовсе не было конечностей – лишь туловища. У других отсутствовали глаза, уши и носы, а лица представляли собой гладкие участки кожи. Один имел оплывшее тело, по-видимому, лишенное скелета, а у другого – один огромный выпученный глаз вместо обычных двух.

Торн был бледен, а Джерри покрылся потом к тому времени, когда они наконец выбрались из деревни и стали подниматься по холму к дому, утопающему в пальмах.

– Это ужасно, – проговорил Торн. – Неужели нет никакого способа это остановить?

Аласия покачал головой.

– Причина слишком глубока, чтобы человек мог ее исправить. Она кроется в искаженных, поврежденных генах, с которых начинается их жизнь в виде половых клеток. Но если попытаться выяснить причину такого состояния генов, можно узнать многое из того, что прежде было неизвестно. Вот почему я здесь.

Ужин в тот вечер в освещенной свечами столовой дома на холме показался Торну тягостным. Внимание Джерри было приковано к девушке, но Консепсьон Аласия ела молча, лишь время от времени обмениваясь несколькими словами с юным серьезным Томашем.

Из всех присутствующих один лишь Аласия был разговорчив. В короткий промежуток тишины в конце трапезы, когда пламя свечей трепетало от сильных дуновений ветра, пробивавшегося сквозь москитные сетки, они услышали приглушённый пульсирующий звук со стороны деревни – ровный, мерный ритм.

Юный Томаш указал в сторону деревни.

– Молитвенные барабаны. В последнее время они бьют в них каждую ночь, взывая к демонам джунглей, чтобы те сняли с них проклятие.

– Отец Нуньес уже на грани отчаяния из‑за этого. Да и мне не по душе от того, как они себя ведут, – добавил он.

Доктор Аласия поднялся из-за стола.

– Со временем это пройдет. Необычное всегда пробуждает в них старые суеверия. Я пройду в свою лабораторию, чтобы зафиксировать данные о новорожденном. Вы уж простите.

Он вышел из комнаты и направился в низкое западное крыло дома, и они услышали, как он отпер там дверь.

Джерри Лэнхэм умудрился увести девушку на веранду, и Торн слышал их голоса снаружи, в темноте, пока сидел и беседовал с молодым Патау. Спустя несколько минут он извинился и пошел вслед за ученым.

Торн двинулся по коридору западного крыла, пока не добрался до двери в его конце, из-за которой доносились гул и треск. Он постучал, но, не получив ответа, открыл дверь. Внутри находилась лаборатория, оборудованная стеллажами и столами аппаратурой для микроскопических исследований, инструментами для препарирования и множеством образцов в банках со спиртом.

В центре комнаты висело огромное устройство, похожее на гигантскую рентгеновскую трубку. Оно потрескивало и ярко светилось фиолетовым светом, отбрасывая причудливые отблески на белые стены. Оно было подключено к массе трансформаторов и стойке с большими батареями.

Доктор сидел за столом в углу, но, когда Торн открыл дверь, Аласия сразу поднялся и подошёл к нему, преграждая дорогу.

Он сухо сказал Торну:

– Сеньор, в мою лабораторию никто не входит, кроме меня. Таково правило.

– Простите, – ответил Торн. – Я подумал, вы не услышали мой стук из‑за шума, издаваемого этой штукой.

Манеры Аласии смягчились.

– Это всего лишь ещё одно моё увлечение, на этот раз электрическое. Вы зачем-то хотели видеть меня, сеньор?

Торн кивнул.

– Я просто хотел спросить, чего именно вы от нас здесь ожидаете. Мы должны дежурить днем и ночью?

Аласия покачал головой.

– В этом нет необходимости. Я просто хочу, чтобы вы всегда находились поблизости от дома – на случай, если что‑то произойдёт. В шкафах библиотеки есть оружие, и вы знаете, как его использовать, если возникнет такая потребность. Но я не думаю, что она возникнет.

– Хорошо, доктор, – сказал Торн. – Простите за беспокойство.

Он вернулся и обнаружил, что столовая пуста. Торн уже направлялся на веранду, когда вошёл Джерри – с удручённым видом.

– Ну, я вовсю обхаживал Консепсьон, но даже до первой базы не добрался, – сообщил он Торну. – Думаю, она запала на Томаша.

– Ты, бестолковый орангутанг, опять выставил себя на посмешище? – резко спросил Торн. – Если так…

Он вышел и после недолгих поисков нашёл Консепсьон Аласию: она стояла в пятнах лунного света под пальмами, рассеянно перебирая белые цветы высокого тропического кустарника.

Торн резко спросил ее:

– Мой бестолковый напарник досаждал вам?

Мимолетная улыбка промелькнула на ее нежном лице.

– Сеньор Лэнхэм очень галантен, – сказала она. – Думаю, он мне нравится.

Торн почувствовал облегчение.

– Рад, что он не выставил себя полным идиотом, как это обычно бывает.

Он с легким любопытством посмотрел на освещенную луной фигуру девушки, молча смотревшей на цветы.

– Сеньорита, позвольте задать вам бестактный личный вопрос? Почему вы остаётесь в этом месте? У вашего отца есть научная работа, поглощающая его, но вы… Мне кажется, эта богом забыта деревня – последнее место на свете, где захотела бы жить молодая девушка.

Она ответила ему тихим голосом:

– Вы правы, сеньор Хэддон. Но мой отец хочет, чтобы я оставалась здесь. Он любит меня так сильно, понимаете, так сильно, что ни за что не согласится с моим отъездом, замужеством или чем‑либо ещё, что могло бы разлучить меня с ним.

Торн понимающе кивнул:

– Но эти жалкие, ужасные индейские дети… Как вы можете жить здесь, где они рождаются? Или вы уже привыкли к ним?

Она вздрогнула и покачала головой.

– Как я могу к ним привыкнуть? Каждый новый ребёнок наполняет меня таким же ужасом, какой я испытала, когда родился первый.

Хэддон непонимающе уставился на нее, пораженный ее последними словами.

– Но ведь вас с отцом ещё не было здесь, когда родился первый из них, – сказал он.

– Напротив, сеньор, мы были здесь. Прошло почти год с нашего приезда, прежде чем начали рождаться эти чудовищные дети.

– Но ваш отец говорил нам… – начал Торн, но оборвал себя.

Он стоял, слегка нахмурившись рассматривая девушку, пока не услышал шаги за спиной – к ним подошёл молодой Патау.

Торн извинился, оставил их вдвоем и ушел в дом. Некоторое время он стоял в гостиной, хмуро глядя в пространство и напряжённо пытаясь собраться с мыслями.

С каждым мгновением зерно подозрения, внезапно посеянное в его сознание, прорастало все сильнее. Он резко двинулся было к лаборатории ученого, но остановился, подумал и вместо этого направился в библиотеку.

Там он быстро просмотрел множество научных трудов, пока не нашел полдюжины перспективных. Торн засел за них, лихорадочно пролистывая оглавления и названия глав.

В течение следующего часа он углубился в книги и наконец нашел нужную ему информацию. Он читал быстро, с трудом пробираясь через термины и символы, но общий смысл был достаточно ясен. Когда он отложил книги и поднялся на ноги, Торна буквально трясло от охватившего его ужаса.

Тут он услышал голос доктора Аласии из гостиной и направился туда, плотно сжав губы и прищурив чёрные глаза. Учёный разговаривал с Джерри, но в тот момент, когда Торн вошёл, с улицы вернулись девушка и молодой управляющий плантацией.

Молодой Патау выглядел встревоженным.

– Барабаны в деревне смолкли, – сказал он. – Должно быть, что-то случилось.

Все прислушались. Пульсирующий ритм барабанов прекратился, и издалека донесся хор жалобных криков отчаяния.

Они вышли на веранду, посмотрели вниз на залитую лунным светом деревню с белыми, словно нереальными хижинами.

– Вон отец Нуньес поднимается на холм! – воскликнул Томаш.

Лицо приблизившегося к дому дородного священника было бледным, руки дрожали. Он тяжело дышал после подъема.

– Ещё… ещё один монстр только что родился, и это самый ужасный из всех, – прохрипел он. – У жены Франсиско только что появился ребёнок – у него нет головы! Глаза и рот у него на груди. Все индейцы ждали, чтобы узнать, будет ли этот младенец тоже уродливым, и теперь они обезумели от отчаяния. Может быть, вы и Томаш сумеете хоть немного их успокоить, доктор?

– Мы пойдем немедленно, – заявил Аласия. – Ребенок без головы!

Он и молодой бразилец вместе со священником направились вниз по освещенному луной склону. Девушка, всхлипнув от ужаса, скрылась в доме.

Лэнхэм было уже двинулся вслед за троицей, но Торн отдернул его назад.

– Нет, Джерри, не уходи! Я должен кое-что выяснить, и это наш шанс.

– Пойдём, – сказал Торн. – Наведаемся в лабораторию доктора. И не задавай вопросов, – добавил он, видя недоумённый взгляд светловолосого гиганта.

Торн быстро вошел в дом и направился по коридору западного крыла к двери лаборатории. Дверь была заперта, но изнутри всё ещё доносилось потрескивание гигантской трубки.

Он перестал дергать дверь и повернулся к своему напарнику.

– Выломай эту дверь, Джерри. Ты сможешь.

– Но доктор сказал, что его лаборатория… – запнулся Лэнхэм.

– Неважно, что он сказал, – делай, как я говорю, и побыстрее, – приказал Торн.

– Тогда ладно, – ответил тот и навалился плечом на дверь. С силой надавил.

Раздался лёгкий треск, а когда Джерри надавил сильнее, дверь распахнулась.

Торн быстро шагнул внутрь. Большая трубка в центре лаборатории все еще сияла фиолетовым светом – мерцающим, зловещим свечением. Её треск и шипение заполняли комнату.

Торн изучил установку, пока его напарник растерянно осматривался вокруг. Он подошел к письменному столу, стоявшему в углу, и быстро просмотрел все его ящики и отделения. Из одного он вынул толстую пачку аккуратно напечатанных карточек – карточки дрожали у него в руках, пока он их читал.

– Боже мой, всё именно так, как я думал… даже хуже, чем я думал! – воскликнул он.

Его ужас нарастал с каждой минутой.

Джерри вышел в коридор, но тут же поспешно вернулся.

– Я слышу голоса, Торн! Должно быть, Аласия и Томаш вернулись.

– Мы подождем его здесь, – сказал Торн ровным, леденящим тоном. – Я поговорю с ним прямо тут.

Через несколько мгновений в коридоре послышались шаги, и доктор Аласия остановился в дверях лаборатории.

Его невысокая фигура окаменела от гнева, а черные глаза были зловеще холодны, когда он окинул их взглядом.

– Итак, сеньоры… при первой же возможности вы взломали мою лабораторию. Что вы здесь делаете?

– Мы тут кое-что разглядывали, – ответил ему Торн. Он кивнул в сторону большой трубки. – Особенно вот эту трубку. Довольно мощная, правда? Настолько мощная, что её излучение способно воздействовать на все в радиусе мили отсюда.

Выражение лица учёного мгновенно изменилось. Он уставился на американца.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.

– Хочу сказать, что я знаю! – выдавил Торн. – Я знаю, какие дьявольские дела вы вели здесь целых два года с помощью этой трубки! Так значит, монстры в той деревне – это следствие дефектов в их генах? Да, но именно вы вызвали эти дефекты в их генах!

– Вы приехали сюда два года назад, и через год после вашего приезда родился первый из монстров. Узнав это, я сразу подумал: если аномалии детей индейцев действительно вызваны повреждением генов, то это вы каким-то образом их повредили.

– В книгах по биологии из вашей библиотеки я узнал, как вы могли это сделать. Я прочел, как Мюллер[2]2
  Герман Джозеф Мюллер – американский генетик. С 1922 по 1932 год он работал в Университете Техаса. В этот период учёный занимался изучением мутаций, за что получил Нобелевскую премию. В частности, он основал новую область радиационной генетики и использовал рентгеновские лучи для изменения хромосом.


[Закрыть] из Техасского университета обнаружил, что рентгеновские лучи могут повреждать гены, и как он создавал таким образом из плодовых мушек мутантов.

– Я вспомнил об этой огромной рентгеновской трубке в вашей лаборатории и понял, что вы повторили эксперименты Мюллера – на людях! Вы время от времени меняли излучение и вели записи об изменениях на этих карточках, чтобы увидеть, какой именно тип уродства вызовет каждое изменение. Эта трубка воздействовала на каждого зачатого ребенка в деревне, калеча каждого из них, превращая в монстра!

– Торн, он умышленно вызвал рождение всех этих монстров? – недоверчиво спросил Джерри Лэнхэм. Затем его румяное лицо потемнело, и он сделал шаг к учёному. – Да ты, проклятый…

Аласия спокойно поднял руку, останавливая его:

– Минутку, сеньоры, послушайте меня прежде чем вы совершите что‑нибудь опрометчивое. Когда я спас ваши жизни в Сан‑Мартино, вы дали слово беспрекословно подчиняться мне – независимо от того, что произойдёт.

Джерри остановился и беспомощно посмотрел на Торна. Хэддон проглотил душивший его гнев и подавил желание убить доктора.

– Мы действительно дали вам слово, – сбивчиво произнёс он. – Только это удерживает меня от того, чтобы не прикончить вас прямо здесь.

– Но, Торн… – возмутился Лэнхэм, чьё лицо всё ещё оставалось тёмным от душившей его ярости.

Торн покачал головой.

– Мы дали слово, Джерри. Бог свидетель, сейчас, когда я знаю, какой он бессердечный изверг, я об этом очень жалею.

Доктор Аласия подошёл к столу и обернулся к ним с презрительной улыбкой.

– Обычные гуманистические сантименты, – прокомментировал он. – Именно из-за них мне приходилось держать свою настоящую работу в абсолютном секрете от всех, поэтому я не осмеливался никому о ней рассказывать.

– Но зачем вы это делаете? – вскричал Торн. – Ради чего, во имя всего святого, вы обрекаете этих индейских детей на жуткие уродства?

Ученый задумчиво посмотрел на него.

– Думаю, вам двоим моя причина будет непонятна. Я делаю это просто ради расширения знаний о человеческих генах – моих собственных знаний и знаний науки вообще.

– Почему наука должна знать так много о генах плодовых мушек и так мало о генах человека? Просто потому из сентиментальных соображений экспериментировать над людьми запрещено. Я решил пренебречь всякими сантиментами и превратить это место в лабораторию для генетических опытов на людях.

– Я хотел выяснить, какое влияние оказывают рентгеновские лучи различных типов на гены нерожденных детей. Я выяснил, какие лучи воздействуют на гены человека. Когда‑нибудь собранные мной данные принесут неоценимую пользу науке, помогут генетикам будущего создать лучшую человеческую расу.

– Это было жестоко и бесчеловечно! – осуждающе воскликнул Торн. – Обрекать этих бедных индейцев на рождение таких искалеченных, чудовищных детей.

Джерри Лэнхэм свирепо посмотрел на ученого.

– Я бы уже вцепился ему в глотку, если бы мы не дали того обещания.

– Но вы его дали, – холодно заметил доктор Аласия. – И поскольку вы связаны им, вы будете повиноваться мне и сохраните всё, что узнали, при себе.

Торн, загнанный в угол, беспомощный, с черными глазами, искаженными от внутренней муки, отчаянно указал на гигантскую, пульсирующую трубку:

– Но вы хотя бы прекратите теперь эту дьявольскую работу? Вы сделаете это?

– Моя работа продолжится, – непреклонно заявил ученый. – Эта трубка будет излучать, как излучала последние два года, и будет продолжать влиять на гены каждого зачатого здесь ребенка.

– Каждый ребёнок, рождённый здесь, будет чудовищем, как и дети в прошедшем году. Но каждый ребенок пополнит копилку моих знаний.