Текст книги "Порабощенные сердца"

Автор книги: Эдит Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

Все сказанное тем поздним вечером никогда больше не упоминалось ни Рикой, ни ее рабом. Гален узнал то, что хотел, и не видел необходимости еще раз пересекать границу между ними, которая с каждым днем становилась все менее определенной. Не его вина в том, что случилось с Рикой, и не ему ее исправлять. Но если двое людей – даже смертельные враги – так долго находятся рядом, их вражда либо усиливается до открытого конфликта, либо слабеет.

Гален часто видел подобное на войне – чужих людей, обретающих дружбу, противников, которые с течением времени становились союзниками. То же самое случилось здесь с его людьми, хотя одни приспосабливались к новой жизни быстрее, другие – медленнее. Юный блондин Гай был практически усыновлен пожилым мужчиной и его женой, которым его отдали. Его даже не приводили больше в загон по ночам. Фацил также для своих хозяев стал скорее членом семьи, чем пленником. Даже Руфус Сита, гигант-фракиец, солдат до мозга костей, казалось, чувствовал себя на поле как дома. Из всех шестерых только Друз все еще отказывался смириться со своей судьбой. Валерий, видимо, просто до сих пор не понимал, где находится, и ему было все равно.

Даже командир чувствовал, как блекнут воспоминания о прежней жизни. Но Галена беспокоило не ослабление вражды между ним и этой женщиной. Он был рад, что Рика наконец-то признала его. Его беспокоило понимание того, что может случиться. Подобная близость между двумя мужчинами может привести к дружбе. А между мужчиной и женщиной возникает нечто совсем иное.

Гален понял эту опасность сразу, как только почувствовал инстинктивную тягу своего тела к ней – он мог бы желать эту женщину. И поэтому старался, чтобы никогда больше не возникали подобные ситуации. Но контроль над эмоциями давался с гораздо большим трудом. Насколько он принадлежал ей, настолько же она принадлежала ему. Гален осознал это, когда не смог сдержать себя и спросил, какие узы связывают ее с Мауриком. И почувствовал облегчение, что их не было.

Так пролетали летние дни, и незаметно укреплялись тонкие узы, к которым не стремились и которых боялись ордовикская женщина и ее раб. Приближался месяц, названный его соплеменниками в честь императора Августа…

Рика загородила рукой глаза от солнца и посмотрела на поле, сжатое и перепаханное. Оно лежало голое, расчерченное бороздами в ожидании, чтобы его засеяли снова – теперь ячменем, который взойдет ранней весной.

Краем глаза она видела людей на соседних полях. У женщин и детей, как и у нее, на правом боку висели мешки, полные семян, которые надо было разбросать. Позади сеятелей шли мужчины, вооруженные деревянными и роговыми граблями, чтобы засыпать зерна землей.

Она положила руки на поясницу и прогнулась, стараясь облегчить боль, вызванную весом полной сумки. Раздавшиеся сзади голоса – Дафидда и римлянина – заставили ее выпрямиться и обернуться.

– Ты – поперек поля. Туда и обратно. А Рика пойдет вдоль, вверх и вниз. – Дафидд нетерпеливо кивнул и повторил инструкции. Нагнувшись к мальчику, Гален поправил ремень на его груди, незаметно проверив вес объемистой сумки – Дафидд настоял, что сможет нести ее.

– И не торопись, – твердо сказал он.

– Я знаю, – обиженно вздохнув, мальчик посмотрел на Рику. – Ребенок делает ее медленной… ребенок делает ее слабой… ребенок делает ее злой… – Припевая речитативом, Дафидд покачивал головой в такт.

Римлянин быстро подошел и положил руки на его худые плечи.

– Думай, о чем говоришь, мальчик. Она не виновата в изменениях, вызванных растущей в ней жизнью.

Удрученный выговором, ребенок опустил голову.

– Посмотри на меня, – скомандовал Гален уже не так резко.

Дафидд нехотя подчинился.

– Мне только хотелось, чтобы Рика была такая, как прежде, – пробормотал он. Его губы дрожали.

– Скоро так и будет. – Лицо Галена смягчилось, он ласково потрепал мальчика по голове, и обида моментально прошла. – Теперь давай. – Поощрительный толчок направил мальчика к краю поля.

Римлянин поднял глаза, отыскивая ее, и Рика отвела взгляд. Наблюдая за разыгравшейся сценой, она испытывала противоречивые чувства. Дафидд относился к Галену с обожанием, близким к благоговению. То, что он был римлянином, рабом и военнопленным, ничего не значило. Мужчины его собственного племени смотрели на мальчика, как на урода, или вообще не замечали. В его жизни не было мужского, отеческого участия, способного сформировать будущего мужчину, и достаточно авторитетного, чтобы воспитывать и обучать. Рика не могла не видеть перемен. С каждым днем Дафидд становился все более уверенным в себе и светился счастьем, ранее отсутствовавшим в нем совсем.

Как же, видя все это, можно возмущаться ролью, которую играет ее раб в жизни ребенка? И возмущается ли она на самом деле? Если честно, то, наблюдая за ними, она радовалась, но радость исчезала, стоило вспомнить, кем был этот человек.

– Не хочешь ли ты вернуться домой? – послышался рядом голос. – Сегодня жарко. Разреши Дафидду и мне засеять поле. Без тебя это займет больше времени, но мы справимся…

– Я тоже справлюсь, – грубо прервала она.

В его глазах мелькнуло огорчение. Но, не обращая на него внимания, она зашагала к нижнему краю поля. Ее маршрут вверх и вниз по полю будет перпендикулярен движению Дафидда, что обеспечит равномерность посева.

Гален молча наблюдал. Пока засеваемый ею участок не пересечется с участком Дафидда, ему нечего было делать. Она плохо выглядела. Лицо ее было искажено и сморщилось. Растущий ребенок отнимал у нее силы.

Размер поля был специально выбран так, чтобы один человек мог вспахать его целиком за один день. Но все же оно было слишком большим, чтобы его могла обработать беременная женщина. Хорошо, если она не упадет посередине поля.

Рика, однако, даже не споткнулась. Ровным шагом она ходила взад и вперед по полю, аккуратно рассчитывая, чтобы рассыпаемые ею пригоршни семян соответствовали размеренным шагам. Дафидд же хаотично раскидывал пригоршни в воздух, и они падали где попало. Рика раздраженно прикрикнула на Дафидда, и Галей тихо рассмеялся, вспомнив: ребенок делает ее злой.

Едва ли она могла услышать его негромкий смех, но тут же он почувствовал ее холодный взгляд и услышал гневный голос.

– Ты что, собираешься стоять там, пока все поле не будет засеяна, прежде чем возьмешь в руки грабли?

Она прошла лишь треть поля, но мешок не только не стал легче, наоборот, он, казалось, наполнен не зерном, а камнями. Уже в третий раз она остановилась, прогнула спину, откинула голову, проклиная сияющее солнце. Щурясь от яркого света, она не заметила, как наблюдающий за ней мужчина отбросил грабли, быстро подошел к ней и одним быстрым движением сорвал мешок с плеч.

– Тебе надо отдохнуть.

Он взял ее за руку, но она инстинктивно выдернула ее, тряхнула головой и замигала, потому что у нее потемнело в глазах.

– Нет… сейчас все пройдет. – Она подняла трясущуюся руку и откинула влажную прядь волос, прилипшую ко лбу.

– Ты упряма, домина.

При этих словах внезапное головокружение прошло. Она оглянулась, посмотрев на соседние поля. Многие мужчины прекратили работу, наблюдая за ними.

– А ты привлекаешь внимание, – яростно прошипела она.

– Я привлеку еще большее внимание, если ты не сядешь в тени и не отдохнешь. – Его черная голова кивнула на смотревших. – Как ты думаешь, какие слухи возникнут, если я подниму тебя и отнесу туда?

Она вздрогнула. Он знал. Он знал о разговорах, на которые она старалась не обращать внимания, хотя с каждым днем они распространялись все шире.

– Ты не осмелишься.

– Не осмелюсь? – Черная бровь приподнялась. – Я думал, ты уже лучше меня знаешь.

Она махнула рукой и пошла через засеянный участок к западной границе поля, где рос гигантский дуб. Возраст и толщина спасли его от вырубки, и теперь густая крона давала прохладу даже в полдень. Рика услышала, как римлянин позвал Дафидда.

Она ни за что бы не призналась, но была рада наконец сесть. Прислонившись к стволу, она закрыла глаза, но одиночество длилось недолго.

– Взгляни, Рика! – донесся через поле крик и смех Дафидда. – Смотри, что он делает!

Она выпрямилась и посмотрела в направлении протянутой руки. На соседнем поле вокруг стоящего человека собралась кучка детей. Он бросал небольшие, с кулак, камни в воздух. Они падали, он ловил их и снова бросал вверх. Однако камней было много больше, чем рук. И все же он успевал и точно рассчитывал, когда бросить, чтобы поймать и бросить следующий.

– Фацил, – знакомый голос неожиданно прозвучал рядом, – он обожает, когда его трюки имеют успех. Ребятишки, конечно, поражены.

При этих словах Рика узнала человека на поле – пленник с торчащими ушами и веснушчатым лицом. Дафидд подошел, хромая, и, устроившись рядом, сбросил мешок с плеча.

– Гален, ты видишь? – спросил он, указывая на рыжего раба.

– Конечно, – улыбнулся римлянин. – Может быть, когда-нибудь он покажет тебе, как глотает огонь.

– Правда? – глаза ребенка восторженно и недоверчиво округлились.

Римлянин кивнул и с удовольствием растянулся во весь рост на земле у ее ног, сцепив руки за головой. В Рике опять вспыхнуло раздражение. Правда, и на других полях все, включая охранников, которые уделяли своим обязанностям небольшое внимание, если вообще его уделяли, прервали работу, чтобы отдохнуть. Но его она не приглашала и не разрешала ему отдыхать. Она уже обдумывала резкую команду, когда снова раздался голос Дафидда.

– Рика, может ли человек действительно глотать огонь?

Она сама хотела знать. Выражение лица римлянина было достаточно правдивым.

– Не знаю, может ли человек, – ответила она, – но демон – без сомнения.

Тихий смешок удвоил ее раздражение.

– Фацил не демон, домина. Просто человек, которого странствия научили искусству обмана, недоступному большинству.

– Странствия, – повторила она с холодной издевкой. – Так вы называете военные походы ваших армий?

– Солдат должен идти, куда прикажут, – тон был по-прежнему любезным, но он приподнялся и, опираясь на локти, сверлил ее своим темным взглядом.

– Он забавный. – Дафидд не заметил перемены и продолжал весело: – Я никогда не видел волос такого цвета. Он нравится мне больше, чем тот, у которого совсем нет волос! – Он засмеялся. – На него страшно смотреть. А маленький и смуглый всегда сердится. Почему это, Гален?

– Ты о чем? – спросил римлянин, наконец оторвав свой взгляд от Рики и ласково улыбаясь ребенку.

– Почему они все такие разные? Твои люди? И ты? – Мальчик приподнялся на коленях и подполз поближе. Протянул свою руку и положил ее рядом с массивной рукой римлянина. – Взгляни. Моя кожа похожа на молоко, а твоя – на бронзу. Твои волосы черные, а у того, не старого, волосы такие же, как у нас. Он даже похож на нас, если не считать одежду.

– Это потому, что он родом из Галлии. Там живут люди, очень похожие на ордовиков – по наружности, одежде, даже по языку. Другие – Фацил, Сита, Валерий и Друз – они родились в разных частях Империи. Если раньше, сотню лет назад, легионеры набирались в основном в Италии, сейчас добрая их половина – уроженцы западных и северных провинций.

Непонимающий взгляд мальчика заставил Галена сесть прямо.

– Рим на самом деле только город, но его границы достигают далеких окраин мира. Все это и называется Римской империей. Я покажу тебе.

Дафидд с восхищением и любопытством смотрел, как он разровнял рукой землю между ними и начал чертить на ней линии.

– Это картина мира, называемая картой.

– Мира? – В голосе мальчика слышалось недоверие.

– Того, что мы знаем о нем. За пределами ваших гор, Дафидд, есть еще много всего. Скажи, когда ты смотришь из горной крепости, деревня кажется маленькой?

Ответом был молчаливый кивок.

– Тогда представь, что ты птица и летишь высоко в небе.

– Так высоко, как солнце?

– Да. Тогда ты бы не видел больше людей, деревни и даже горы и леса. Ты видел бы границы земли и моря. Смотри… вот империя.

Не в силах сдержать любопытства, Рика взглянула через плечо мальчика на то, что нарисовал римлянин. Рисунок выглядел странно – припавшее к земле животное с круглой головой, повернутой налево. Тонкая нога со ступней, рядом гораздо более толстая вторая нога, потом тело, которое утолщалось и загибалось, как длинный хвост. Не удивительно, что их империя похожа на зверя!

– Вот это, похожее на ботинок, это Италия. А тут… – Он показал на то, что казалось похожим на колено первой ноги животного, – расположен город Рим. Фацил родом отсюда, с севера. Друз родился в Испании.

Голова зверя, отметила она, уставившись на «карту» и на палец римлянина, который передвинулся к плечу, затем еще выше.

– Гай, юный блондин, называет своей родиной Галлию, Валерий – из Нижних Земель. А Сита, – он улыбнулся и взглянул на мальчика, – тот, что без волос, – фракиец. Его родина, Фракия, здесь.

Пятка второй ноги.

– А ты? Где твоя родина?

– Мой отец родился на земле за морем. – Он начертил еще линию ниже зверя. – Здесь. Она зовется Мавритания.

– А где я? – Дафидд пододвинулся ближе, очарованный. – Покажи.

– Ты на острове, вот тут. Эта провинция называется Британия, самая отдаленная граница империи. Так как вы находитесь далеко к северу, солнце светит не так жарко, поэтому твоя кожа не темная и волосы светлые. Друз и я – на нашей родине не бывает зимы, и солнце греет очень сильно.

– Солнце греет сильнее! – Значит, пот у него на лбу – это пустяк.

– Не так жарко, как в других местах. А здесь и здесь, – показал он, – нет ни рек, ни лесов, только огромные моря песка, тянущиеся на многие дни пути.

– А откуда ты это знаешь? – Сомнение опять вернулось к Дафидду. До сих пор он был готов принять слова римлянина за правду, но земля без рек и лесов…

– Потому что я видел это, был там.

– Где? Где ты был? Покажи.

Он указал на все углы того, что назвал своей картой. Каждому указанному месту он давал название: Иудея, Лузитания, Египет, Далмация, Галлия.

– Галлия? Это там, где люди походи на нас? Поэтому ты знаешь наш язык?

– Поэтому. Кроме того, моя мать была из Галлии.

– Правда? – восторженно вскрикнул Дафидд при этом открытии. – Тогда ты не так уж отличаешься от нас?

Рика возмущенно хмыкнула, но они не заметили.

– Но родина твоего отца отделена от родины матери этим большим морем, правда? – Дафидд показал на карту. – Значит, твой отец тоже был солдатом?

Римлянин кивнул. Он, без сомнения, был доволен живостью ума мальчика.

– Мой отец был «вспомогательным» – солдатом из местности, население которой еще не было удостоено римского гражданства. После двадцати пяти лет верной службы «вспомогательному» полагается вместе с небольшим участком земли и заработанным золотом более драгоценная награда – римское гражданство для себя и право на легальный брак с женой, которую он к этому времени имеет. Его дети, если они рождены после отставки и являются плодом легального брака, также получают римское гражданство. И их потомки тоже.

– Так что, Дафидд, с армиями Рима все в порядке. Благодаря приманке римского гражданства люди с территорий, когда-то завоеванных Орлами, собираются вместе, чтобы стать завоевателями новых земель. – Ее едкое замечание, попытка заставить мальчика увидеть человека, которого он так обожал, в менее привлекательном свете, прошло незамеченным. Просто у него возник еще один вопрос.

– А почему ваши армии называются Орлами?

Перед тем как ответить, римлянин испытующе посмотрел на Рику.

– Может быть, в другой раз.

– Нет! Пожалуйста, мне хочется знать.

Протест мальчика и его умоляющий взгляд вызвали у Рики чувство вины. Она безразлично пожала плечами. Черная бровь недоуменно поднялась, и объяснение продолжилось.

– Каждый легион имеет священный боевой штандарт – серебряного орла, насаженного на шест. Этот штандарт символизирует некое духовное начало, объединяющее людей. Его называют «гений», и именно за него люди сражаются и умирают. Нет большего позора, чем захват орла врагом. Тогда для этого легиона все кончается: уходит дух, удача и репутация. Остается только распустить легионеров или перевести куда-нибудь оставшихся в живых.

– Так вы сражаетесь за серебряную птицу?

Римлянин рассмеялся.

– Так это звучит по-дурацки. Дело не в самой «птице», Дафидд, а в том, что она символизирует честь, долг, верность. Когда ты подрастешь, ты будешь понимать это лучше.

Дафидд пожал плечами. Для него это были пока просто слова.

– Расскажи мне о своем отце и о том, как ты был мальчиком.

– Тут особенно не о чем рассказывать. Вспомогательных легионеров, боясь бунта, обычно не оставляли служить на родине, а отсылали далеко. Мой отец служил на границе с Галлией. Там он повстречался с моей матерью. Я родился в деревне за стенами лагеря легионеров. Видишь ли, солдату не позволяется жениться до тех пор, пока не закончится срок его службы. Многие, конечно, женятся, но их жены и дети должны проживать за пределами лагеря. Я вырос в армии, в армейских лагерях. Моя мать была безрассудной, потому что любила отца, и мы следовали за ним из лагеря в лагерь.

Он остановился на мгновение и пригладил волосы, как бы вглядываясь в прошлое.

– Жизнь солдата и его семьи тяжела, особенно для вспомогательного, который служит в крепостях на отдаленных границах, далеко от родины. Ему меньше платят. Но именно он первым идет в бой. Мой отец был убит, когда мне было двенадцать лет. Моя мать, не зная иной жизни, нашла себе другого солдата. В шестнадцать лет я завербовался. Я считался незаконнорожденным, потому что брак моих родителей еще не стал законным, и мог получить гражданство, только завербовавшись сам. Кроме того, как и моя мать, я не знал другой жизни.

– Ты очень долго был солдатом, – тихо произнес Дафидд внезапно повзрослевшим голосом. – Ты никогда не думал о другой жизни?

Рика услышала в этих словах детскую надежду. Для мальчика опасно слишком привязываться к этому человеку. Ведь ясно, он не из тех, кто долго терпит рабское ярмо. Рано или поздно он уйдет, убежит или будет обменян римлянами на ордовикских пленных, как это нередко бывало.

Гален тихо рассмеялся и покачал головой.

– Все хорошее, что я когда-либо видел в жизни – человеческая верность, чувство своей нужности, гордости и чести, – я нашел на службе Орлам. Я возмужал под их сенью, чтобы служить им, как служил мой отец. Я не гожусь для иной жизни, Дафидд.

Разочарование ясно читалось на лице мальчика, и сердце Рики сжалось. В своей короткой жизни Дафидд знал только заброшенность.

– Пора… пора идти работать. – Она начала подниматься, намеренно не замечая смуглой руки, тут же протянувшейся помочь ей.

– Тебе надо вернуться домой.

– Я отдохнула и чувствую себя хорошо. Я могу продолжать. – И тотчас пожалела о сказанном. Головокружение вновь началось, и он, несомненно, увидел это.

Гален взглянул на Дафидда.

– Рукоятка грабель разболталась. А домина устала. Я провожу ее и починю грабли. Хватит ли у тебя сил продолжать некоторое время одному?

Голова Дафидда гордо поднялась.

– Я могу работать один. – Он потянулся за мешком с зерном, довольный, что ему доверили такое ответственное дело. – Не волнуйся, Рика, я обещаю быть внимательнее и не тратить семена понапрасну.

Она улыбнулась, услышав его важный тон.

– Я знаю, что ты будешь внимательным, Дафидд.

Не дожидаясь, пока римлянин подберет грабли, требующие, по его словам, починки, она направилась к тропинке. Вовсе не нужно уходить вместе. Разговоров и так хватало.

Он догнал ее немного позднее и неслышно пошел рядом. Она, однако, чувствовала себя все более стесненно.

– Я не упаду в обморок, если ты ожидаешь именно этого, – объявила она, излив свое раздражение.

Гален не обратил внимания на ее резкий выпад, предпочитая принять его за начало разговора.

– Отец Дафидда умер, когда он был совсем маленьким…

Это вопрос или констатация факта? Избегая взгляда, она отрывисто произнесла:

– Ему было два или три года. Он его совсем не помнит.

– Это плохо. Если бы у него был отец, все было бы по-другому. Он умный мальчик, его сообразительность компенсирует его физический недостаток.

Рика искоса взглянула на него.

– Он отвечает на внимание и доброту. Но когда… Ты понял, что я хочу сказать.

Ее замаскированный упрек вызвал слабую улыбку.

– Не ищи умысла в моих поступках, домина. Его там нет. Просто мне нравится мальчик, и я понял, что ему нужно. Каждому мальчику нужен отец, чтобы учить и наставлять его или, по крайней мере, мужчина, берущий на себя эту роль. Мне повезло. В армейском лагере много людей, оторванных от дома и семей, и одиноких мужчин, которые также охотно приютят юношу без отца, как некоторые приютили бы бездомную собаку.

– Ты был старше и здоровее.

– Это не имеет значения. Несмотря на его возраст и дефект, он нуждается в том же. Ему нужен отец.

– Но у него нет отца! – Привязанность к этому человеку доставит Дафидду только боль. – Боги не всегда милостивы, римлянин. Часто мы не получаем того, чего хотим. Дафидд должен понять это и не стараться понапрасну предаваться глупым детским мечтам. – И холодно добавила: – Не поощряй его фантазии.

Гален увидел горечь в ее глазах и, как ему показалось, понял ее причину. Она говорила о мальчике, но и о себе тоже. Он переменил тему разговора.

– Расскажи мне о моих людях, – попросил Гален. Его ровный тон не выдал мыслей о другом ребенке, у которого тоже не будет отца.

– О твоих людях? Что я могу о них знать?

– Но ты знаешь тех, кому их отдали. Я тоже хотел бы знать.

Ее глаза сузились.

– Ты просто хочешь вовлечь меня в разговор, римлянин.

– А если и так, что в этом плохого?

Этот простой вопрос, вместе с неожиданной мягкостью в голосе и в лице, встревожил ее. Она оглянулась. Ясно, он не оставит ее в покое.

– Мирддин… тот друид, которого ты видел в первый день на помосте… умный человек. Его выбор и милосердный и справедливый. Юноша из Галлии отдан супружеской паре, чей единственный сын прошлой весной умер. Они обращаются с ним, как с родным сыном. Но ведь, – она посмотрела на него, – ты, конечно, знаешь об этом, потому что юношу больше не приводят на ночь в загон для рабов.

Гален отреагировал только легким кивком головы.

– Продолжай.

– У того, что был на поле с детьми, хозяин – вдовец уже почти год, и на нем лежит забота быть отцом и матерью для пятерых детей. Сегодня ты видел, как обстоят его дела. Для них он не столько раб, сколько игрушка, источник забав и развлечений.

Внезапно она остановилась. Почему-то ей расхотелось продолжить.

– Довольно.

– Ты не закончила.

– Это бесполезно.

– Судить об этом мне. Я отвечаю за своих людей. И знать, что с ними хорошо обращаются и не обижают, для меня важно.

– Тогда ты можешь быть спокоен, – резко парировала она, добравшись наконец до источника своей скрытой ненависти. – С ними обращаются лучше, чем они того заслуживают! Фракиец отдан в рабство человеку, очень похожему на него, пожилому мужчине, который, после того как римляне отняли у него руку, должен был сменить меч на плуг. Поскольку оба жили войной, между ними установилось молчаливое понимание и взаимоуважение. Юноша-молчун и маленький смуглокожий человек… Их судьбу – хотя и не идеальную – ни в коей мере нельзя назвать жестокой. Для своих хозяев они рабы, но не испытывают плохого обращения или издевательств. – Она закончила, холодно глядя на него. – Церрикс не допустит, чтобы такое случилось.

Теперь, у входа в свой двор, Рика пошла быстрее, спеша избавиться от его присутствия. Его шаги слышались сзади, но она уже не обращала на них внимания. Перед дверью Гален остановил ее, обогнав и загородив дорогу.

– Я хочу кое-что сказать тебе.

– Уйди с дороги.

– Не уйду, пока не скажу, что должен.

– Тогда говори! – Она взглянула на бронзовокожее лицо, волевое, лишенное выражения. Только в глазах таилась маленькая искорка чувства, чувства, которое она не могла распознать.

– Я хочу извиниться за свои необдуманные слова. Разговор с Дафиддом и о нем самом, об отцах и сыновьях причинил тебе боль. Я этого не хотел. И я действительно жалею о том, что случилось с тобой. Вдобавок к этой несправедливости твой ребенок не будет знать своего отца.

Боль и ненависть вскипела волной, захлестнув ее.

– А чем мой ребенок лучше меня. Я ведь тоже не знаю его отца.

Она заметила его смущение и исчезнувшее с лица спокойствие. Почти развеселившись от того, что задела его, Рика выпалила:

– Семя, зародившее эту жизнь, было римским.