Текст книги "Порабощенные сердца"
Автор книги: Эдит Хилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 7
Церрикс сразу заметил перемены на маленькой ферме. Всюду видны следы восстанавливаемого порядка: аккуратно сложенная поленница дров в нескольких футах от хижины, отремонтированные участки изгороди, собранное зерно на подмостках во дворе и, конечно, свежевырытая яма…
Церрикс улыбнулся: злосчастная яма. Он уже слышал историю ее появления. Как Рика настояла, чтобы раб вырыл ее в два раза глубже, чем следовало, не упомянув о необходимости заполнить старую яму землей, вынутой из новой, заставив раба сделать двойную работу. И все же, когда Балор стал дурно обращаться с римлянином, она заступилась за него. Любопытное противоречие… Но именно в противоречии между ее по-мужски сильной волей и пламенной женской душой Церрикс видел плодородную почву для посеянных им зерен. Отчет Балора подтверждал это. Несмотря на ее ненависть к римлянину, Рика не вытерпела дурного обращения с ним. Теперь Церриксу оставалось только ждать. Прорастут ли эти зерна, будет зависеть от судьбы и от воли богов.
Он вошел во двор вместе с двумя сопровождавшими его охотниками. Они несли на плечах шест, на котором был подвешен убитый кабан. Церрикс охотился этим утром. Кабан был подарком вдове, а также предлогом, чтобы самому разузнать, как движутся дела. В конце концов его королевским долгом было заботиться о своем племени, в первую очередь о людях, не имевших семьи. Свежее мясо должно быть принято с благодарностью.
Рика услышала лай собак и с тревогой подошла к двери. Охотничьи собаки были роскошью, дозволенной только воинам племени. В ее памяти внезапно всплыла картина, когда собаки кусали пленников при их появлении в крепости. Сначала, не обращая внимания на вошедших в ее двор людей, Рика поискала взглядом своего раба. Но тут послышалась резкая команда. Три больших серых гончих, бегавших взад и вперед по двору, обнюхивая землю, тотчас сели, высунув языки. При ее появлении в дверях Церрикс поднял тяжелое охотничье копье в знак приветствия, с уважением склонив голову.
– Прости за внезапность моего визита. Я принес тебе свою добычу в надежде, что ты перестанешь на меня сердиться за та беспокойство, которое я внес в твою жизнь. – Он повернулся и жестом приказал своим людям выйти вперед.
Рика уделила его оруженосцам и подарку лишь беглый взгляд. Будучи королем, Церрикс не обязан объяснять свои поступки или подкупать ее. А если под «беспокойством» он имел в виду навязанного ей римлянина, не хватило бы всего мяса крепости, чтобы купить ее прощение. Нет, этот визит явно был связан со вчерашней сценой и Балором. Церрикс, казалось, сумел прочитать ее мысли, и его глаза насмешливо сузились.
– Обычно, когда дарят подарки, принято говорить хотя бы пару слов в благодарность, – заявил он весело.
– Конечно, – Рика опустила голову. – Благодарю тебя, король Церрикс.
– Теперь… о недавнем инциденте…
Рика вскинула глаза, а Церрикс повернулся к ожидавшим его приказа людям.
– Там стоят свободные козлы. Подвесьте кабана так, чтобы его можно было разделать.
Когда все ушли, снова обратился к Рике.
– Я говорил с Балором. Его действия ничем не оправданы. Больше этого не повторится. Однако когда вернется Маурик и узнает, что ты защищала римлянина, он наверняка оценит это по-другому. Его можно понять. Если бы ты была вдовой моего брата, и я, возможно, чувствовал бы то же самое.
Рика услышала в словах Церрикса лишь то, что Маурика нет.
– Его нет? – спросила она, желая удостовериться.
– Да, он возглавляет отряд разведчиков. Нужно узнать, не ищут ли пропавших. Хотя там не осталось никаких следов, я хочу быть уверенным, что римляне не попадут на нашу территорию.
– Что значит для них потеря шестерых! Вряд ли они пошлют кого-нибудь на поиски.
– Возможно, не пошлют, – Церрикс улыбнулся, – но это займет Маурика, – и с любопытством огляделся. – А где твой римлянин?
– На поле.
Церрикс одобрительно кивнул, и Рика рискнула задать вопрос, который мучил ее с первого дня на берегу реки.
– Почему он пользуется такой свободой передвижения? Его не охраняют, а только приводят и уводят. Разве можно так доверять врагу?
Улыбка Церрикса исчезла. Вопрос несомненно не понравился ему. В конце концов она была просто женщиной, не имевшей никакого права обсуждать действия мужчины, не говоря уже о короле.
– Дал ли он какой-нибудь повод бояться его?
– Нет.
– Или повод полагать, что он злоупотребляет предоставленной ему свободой?
– Нет.
– Или ты можешь пожаловаться на его плохую работу?
– Нет.
– Тогда я не вижу причины для твоей тревоги.
– Но он…
– Что он, Рика? – Раздраженный тон неприятно поразил ее.
– Римлянин, – беспомощно закончила она, понимая, насколько слабы ее аргументы, и наконец осознав, что даже если бы она пришла к королю, как собиралась, ее требование было бы отвергнуто. Так же, как сейчас король отверг причину ее беспокойства.
Церрикс пригладил усы, чтобы скрыть улыбку. Если у Рики была бы хоть одна жалоба, она тут же выложила бы ее. Зерна, без сомнения, привились.
– Давай посмотрим на твое поле. Мне все время твердят, что этот римлянин силен, как бык. Я хочу посмотреть на его работу. Тогда, может быть, я увижу нечто, что заставит меня изменить решение.
Надежда на перемену решения, которую он намеренно высказал, заставит Рику подчиниться скорее, чем прямой приказ. Не дожидаясь ответа, Церрикс прошел через двор туда, куда его люди отнесли кабана. Собаки вертелись у них под ногами в предвкушении обрезков, которые им обычно доставались при разделке добычи. Церрикс передал свое копье одному из слуг и распорядился, чтобы они вернулись в крепость после того, как разделают кабана. Пронзительный свист заставил собак сесть.
Рика поджидала Церрикса у выхода. Молчание, с которым она приняла его предложение, не нарушалось, пока они не прошли довольно далеко по дороге, ведущей на поля.
– Там. – Рика указала налево.
Из крепости маленькие квадратики полей часто казались Церриксу похожими на узоры и цветы, украшающие покрывало богини Земли. Но отсюда поля выглядели не отдельными кусками земли, а единым пространством. То поле, которое женщина называла своим, представляло собой участок земли метрах в тридцати от дороги, в центре которого одинокая фигура погоняла пару быков, тянувших плуг. По бронзовому цвету обнаженного торса Церрикс понял – это тот, кого он искал.
Король пришел посмотреть на Галена, но его взгляд остановился на другом римлянине. На соседнем поле, окруженный тремя ордовикскими воинами, стоял маленький смуглый человек, держа в руках серп. Воины направили свои копья на раба, подзадоривая его резкими выпадами и вызывая на ответный удар.
Церрикс бросил быстрый взгляд на Галена. Тот слышал насмешки воинов, но, взглянув несколько раз с любопытством, он, казалось, перестал интересоваться происходящим. Церрикс нашел такое поведение странным, вспомнив, как центурион защищал своего человека раньше, на помосте. Церрикс снова посмотрел на своих людей. Если римлянин не собирается вмешиваться, то он тоже не будет этого делать. Издевательства продолжались, воины пододвинулись ближе. Раб поднял серп.
Неожиданно послышалась команда.
– Остановись, Друз!
Маленький человек помедлил, заколебался, потом, неохотно подчиняясь, опустил орудие. Поняв, что забава окончена, воины сделали еще пару нерешительных движений в надежде опять вывести раба из себя. Один из них даже сплюнул, но в конце концов все отошли.
– Я не понимаю.
Тихое замечание стоящей рядом женщины совпало с мыслями Церрикса. Но он не успел ответить, как римлянин, остановив быков, направился к своему человеку. Они были слишком далеко, чтобы расслышать слова, но разговор был жестким. Маленький римлянин, отвечая, вызывающе поднял голову и в тот же момент оказался на земле, сбитый ударом в живот.
Церрикс слышал о жестокой дисциплине, установленной раз и навсегда в римских легионах. Подчинение приказам и строгое соблюдение правил было абсолютным. Мятежи в частях карались смертью. Один из десятерых, выбранный по жребию, приговаривался к смерти – его забивали камнями на глазах у остальных. А непосредственных виновников беспорядков ждала медленная смерть – распятие на кресте.
Инцидент, свидетелем которого он оказался, настолько возбудил любопытство Церрикса, что он не выдержал. Переступив через земляной вал – границу поля – и пройдя по полю сквозь достигающие пояса колосья, Церрикс подошел к римлянину, который, как он с удивлением заметил, был в одежде местных жителей.
– Король Церрикс. – Темная голова приветственно опустилась.
Церрикс тотчас отметил, что какие бы чувства ни заставили центуриона ударить своего человека, они были незаметны. Черты бронзовокожего лица не выражали ничего, кроме легкого удивления от присутствия короля.
– Центурион, – Церрикс кивнул головой в сторону человека на соседнем участке, только что поднявшегося на колени, – может быть, ты будешь так любезна объяснить, в чем дело.
Широкие обнаженные плечи приподнялись в равнодушном пожатии.
– Просто маленькое недоразумение. Он неудачно выразился, и больше этого не повторится.
– Надеюсь, ты скажешь мне больше? – Церрикс старался заставить его ответить.
– Твои воины умеют сражаться словами, Церрикс, бросаясь оскорблениями, как копьями. Мои люди должны научиться защищаться щитом глухоты.
– Быть может, ты хочешь слишком многого? Это трудно – переносить падение и бесчестье молчаливо.
– Не более того, что л требую от себя. Слова не ранят, они только горячат кровь. А горячая кровь заставляет человека терять над собой контроль. Внезапно резкие черты его похожего на маску лица смягчились улыбкой. – А когда это случится, он, несомненно, будет вести себя глупо. И вот тогда действительно прольется кровь – его кровь.
Теперь Церрикс заметил в Галене какое-то легкое беспокойство. Оно было хорошо скрыто, но все же оно было там, в глубине темных глаз, которые оторвались от Церрикса, чтобы рассмотреть что-то или кого-то за спиной ордовика. Может быть, кого-то на дороге? Церрикс немного повернулся, проследив за взглядом римлянина, и утвердился в своем подозрении. Источник беспокойства и объект внимания был одним и тем же.
Наконец-то казавшееся непобедимым самообладание посланца Агриколы хоть частично разрушено. Но этот подвиг совершили не слова или поступки мужчины, а молчаливое присутствие обыкновенной женщины. Она также поглощена им, это очевидно, несмотря на разделяющее их расстояние. Казалось, они связаны туго натянутой нитью.
Церрикс подавил мимолетную удовлетворенную улыбку. Обращение римлянина со своим человеком несомненно доказывало, что он не будет колебаться или сомневаться при выполнении задания. Прежде всего он предан плану и сокрушит каждого, кто будет ему мешать, даже своего. А что касается этой женщины, Рики, и тайного плана Церрикса… Конечно, будущий Верховный король мог быть доволен тем, что узнал и увидел сегодня.
Однако другой свидетель их встречи испытывал совсем иные чувства. На соседнем поле огромный человек прекратил работу. Он поставил косу лезвием на землю, а рукоятку упер в волосатую грудь. Из-под толстой ладони его взгляд перебегал от двух людей, занятых разговором, на коленопреклоненную фигуру испанца. На какое-то время Друз был усмирен. Теперь он дважды подумает, прежде чем опять бросить вызов мавру. Но, вставая на сторону врага против своих, Мавриций может больше потерять, чем приобрести. Руфус Сита покачал головой. Действия его командира, казалось, противоречили всем правилам. Сначала засада… А теперь это…
Внезапно взгляд ветерана встретился со взглядом человека, неуклюже поднимающегося на ноги. Они не нуждались в словах. Их языком было взаимопонимание товарищей по оружию. На лице Друза, кроме вызова, Руфус увидел и свои собственные сомнения и опасения. Их командир Мавриций вступил на опасный путь.
Еще до того, как Рика увидела его, она почувствовала на себе его злобный взгляд, и не удивилась. Женщины из крепости говорили этим утром у реки о возвращении разведчиков. Рика не участвовала в еженедельном ритуале обмена сплетнями, стирая белье на прибрежных камнях. Просто, чтобы не слышать, о чем кричали женщины, надо было быть глухой.
Рика переместила тяжелую корзину с мокрым бельем в более удобное положение на бедре, неблагоразумно открыв живот. Человек, ожидающий во дворе, шагнул вперед и пристально оглядел се фигуру.
– Он растет, – заметил Маурик холодно. По его мнению, Рика должна была от него избавиться.
– А ты ждал другого? – ответила она сухо.
– Не ждал, а надеялся. Я надеялся, что богиня избавит тебя от стыда родить ублюдка.
– Стыд, которого ты хотел избежать, не мой, – возразила Рика, ежась под его злобным взглядом. – Зачем ты пришел, Маурик? Не для того же, чтобы узнать о моем здоровье или о здоровье ребенка?
При слове «ребенок» Маурик скривил рот, будто хотел сплюнуть. Потом, вероятно, передумав, сказал:
– Я пришел из-за твоего раба.
Если бы Рика не знала о слухах и сплетнях или не знала Балора, она удивилась бы скорости, с которой известие о его столкновении с римлянином достигло ушей Маурика. Однако она все это знала и поэтому не удивилась. Маурик вернулся после недельного отсутствия лишь накануне, и солнце еще не достигло зенита, как он уже был здесь, чтобы допрашивать ее.
– А в чем дело? – Бесцветный голос должен был показать апатию и отсутствие интереса. Рика прошла мимо него во двор и направилась к хижине. Она знала, он последует за ней, но давала понять, что его визит вообще нежелателен.
– Я слышал, он не хочет смириться со своим положением.
– Тебя обманули. – Рика не оглянулась.
– Правда? – Маурик схватил ее за руку. – Правда, сестра? Что тут между тобой и этим римлянином?
Рика с яростью выдернула руку.
– Как ты смеешь?! – прошипела она. – Ты забыл, что я его не выбирала? Его навязали мне по прихоти Церрикса. И несмотря на это оскорбление, я должна терпеть его присутствие!
– Но ты охотно смирилась с «оскорблением», а с его присутствием – до такой степени, что стала защищать его! Балор все рассказал мне.
– Тогда он должен был передать тебе мои слова. Слушай внимательно, Маурик… Я повторю тебе то, что сказала ему. Мне все равно, что случится с этим римским псом. Но если уж мне его навязали, он должен приносить пользу. Как всякое вьючное животное, он не принесет пользы, если не сможет работать. – Рика остановилась и, подняв глаза, встретила взгляд Маурика. – Но если ты, как мой родственник, можешь пойти к Церриксу и потребовать, чтобы тот отменил свой приказ, то ради богов, сделай это. Я очень хочу избавиться от этого римлянина!
Рика увидела, как в сузившихся глазах Маурика появился гнев, и поняла причину. Хотя он и относился неодобрительно к королевскому приказу, но не имел силы и права требовать его отмены или пренебрегать им.
– Я все сказала.
Рика повернулась к нему спиной и зашагала к хижине. Краем глаза она увидела римлянина. Он прекратил работу и, очевидно, забыл о топоре в своей руке и о бревне, которое рубил, чтобы сделать новую перекладину для изгороди. Гален целиком сосредоточился на Маурике. Несмотря на расстояние, Рика чувствовала злость, с какой он смотрел на своего противника. Это было ясно видно по его позе, по линии плеч. Он был похож на волка, который готов укусить, но сдерживается, сдерживается, следит и изучает…
Маурик тоже смотрел на римлянина, оскалив зубы. Наконец римлянин оторвал свой взгляд от Маурика и возобновил свою работу равномерными, точными ударами топора. Рика сделала выдох и быстро перешагнула через порог в хижину. Услышав сзади шаги Маурика, она напряглась. Либо ее объяснение не удовлетворило его, либо визит преследовал другую цель. Рика поняла, что второе предположение было правильным, когда Маурик молча встал в дверях, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. Она съежилась от страха. Бежать было некуда, и нельзя помешать ему говорить.
– Что еще? – спросила она, стараясь казаться спокойной.
Страх возник не случайно – в глазах Маурика появилось какое-то странное выражение, а усмешка не предвещала ничего хорошего.
Взгляд Маурика опять остановился на ее животе.
– Тебе некого винить, кроме самой себя, – медленно произнес он, словно смакуя каждое слово. – Отказавшись избавиться от этого ублюдка, отказавшись присоединиться ко двору Церрикса… ты сама навлекла на себя стыд, который теперь несешь.
Растущий страх сделал Рику отважной.
– Уходи из моего дома! Мы с тобой не родственники. Твои права на меня исчезли со смертью Кейра. Я не обязана оправдываться перед тобой за свои решения.
– Моему брату не понравилось бы твое поведение.
Рика заметила гнев в его глазах, но не обратила на него внимания.
– Твоему брату? Откуда ты знаешь, что бы ему понравилось? Ты изгнал его из этой деревни, а теперь используешь его имя, чтобы оказать на меня давление. Ты использовал память о нем в племени, как священную причину для личной мести! Лицемер! Ты никогда не знал и не понимал его, и я не позволю тебе объявлять его посмертные желания.
Самодовольная усмешка Маурика стала жестокой.
– Я знаю достаточно. Знаю, что он не способен был стать мужем, и поэтому уверен, что плод в тебе не от него. И если он не мог дать тебе ребенка, он не мог и доставить тебе удовольствие. Все эти годы… без настоящей мужской ласки, без настоящего мужчины, о котором твоя плоть мечтала… Не потому ли, Рика, ты уступила его убийцам? Не с радостью ли ты взяла то, что они дали тебе?
– Вон отсюда! – закричала она, вся дрожа от неслыханных обвинений. В ее груди вспыхнуло пламя невыносимой боли, боли от отчаяния и ненависти.
Но вместо того чтобы уйти, Маурик бросился к ней, грубо, схватил за руку и толкнул к стене. Не обращая внимания на крик, он крепко держал ее одной рукой, засунув другую ей между ног.
– Покажи мне, – прорычал он, – покажи мне, как ты сопротивлялась. Как сильно ты отбивалась? И отбивалась ли вообще? Может быть, поэтому они оставили тебя в живых?
Слезы выступили у Рики на глазах и потекли по лицу. Когда он схватил ее, у нее пропал голос. Остолбенев, Рика не могла двинуться. Внезапно он убрал руку, но не отпустил ее.
– Я так и думал.
Сквозь шум в ушах Рика услышала треск. Слабея, она повернула голову и увидела в дверях мужскую фигуру.
– Оставь ее. – Голос помог ей очнуться от оцепенения.
Она рванулась, и Маурик выпустил ее, чтобы приготовиться к схватке.
– Балор был прав, римлянин, – усмехнулся он. – Тебя надо поставить на место.
Гален скривился в вызывающей усмешке.
– Тебе кажется, что ты сможешь это сделать, британец?
– Ничто не доставит мне большего удовольствия. Разве ты забыл, что уже ползал на коленях у моих ног? И теперь… ты встанешь на колени, раб. – Маурик положил руку на рукоять меча, висевшего на поясе. – На колени – или я заставлю тебя сделать это!
Выражение смуглого лица сначала не изменилось. Потом Гален приподнял бровь.
– Я разрешаю тебе попробовать. – Вызов прозвучал тихо, почти неслышно.
Римлянин принял оборонительную позу. То, что он безоружен, казалось, не волновало его.
– На этот раз перед тобой не мальчик, британец, и ты можешь рассчитывать только на свои силы. Посмотрим, хватит ли их.
Рика бросилась вперед, встав между мужчинами. Какая-то сила, неизвестно откуда взявшаяся, заставляла ее предотвратить эту схватку прежде, чем она начнется.
– Вон, – прошипела она, глядя прямо в глаза римлянина. – Уходи. Я приказываю тебе, раб!
Она не думала, подчинится он или нет, так же как не думала о причине своего вмешательства. Но каким-то непостижимым образом он действительно подчинился. Склонил свою темную голову перед ней с самым почтительным видом и отступил.
Вдруг она догадалась, прочитав у него в глазах так, как будто он высказал свои мысли вслух. Да он и высказал их, тогда, в тот день, когда рубил сухое дерево в лесу. Его покорность была не подчинением, а уступкой обстоятельствам – по его выбору. Сейчас он решил отступить, а ранее решил войти и заступиться за нее. И эта помощь была в некотором роде платой за то, что она помогла ему с Балором. Их долги друг другу должны быть уплачены.
Рика следила через открытую дверь, пока он не скрылся из вида. Потом повернулась к Маурику. Появление Галена дало ей время опомниться и собраться с силами. Больше она его не боялась. И все же нужно было усилие, чтобы встретиться с ним взглядом. Его глаза превратились в узкие щели, излучающие ярость и подозрение.
– Ты защитила его, – обвинил он. – Я желаю знать, почему?
– Защитила? Я ненавижу его. Никогда не забуду того, что со мной сделали, и каждое мгновение проклинаю его и его род.
Он взглянул на нее.
– Если я узнаю другое…
Зловещий вызов в ее глазах помешал ему завершить угрозу. Маурик направился к двери и, выходя, обернулся, чтобы бросить последнее слово:
– Пока я не поверил, что только нужда в его труде и женская бестолковость заставили тебя дважды глупо защищать его. Это не должно повториться. И… если твой раб осмелится еще хотя бы раз поднять глаза в моем присутствии, я позабочусь, чтобы от него было еще меньше пользы, чем от этого калеки, с которым ты нянчишься.
Будто приросшая к месту, Рика смотрела, как он покидает хижину и идет через двор к воротам. Только когда сердцебиение в груди утихло, она подошла к двери, чтобы удостовериться в уходе Маурика. Споткнувшись о бревно в проходе, она поняла причину треска, который раздался при появлении римлянина. На поду лежала рассыпавшаяся охапка дров. Зачем он бросил их – чтобы приготовиться к схватке или просто отвлечь внимание, – она не знала.
Не знала она также, насколько далеко зашел бы он, если бы не ее вмешательство. Несомненно, вражда между ним и Мауриком была так сильна, что любого предлога было достаточно. А что сделала она? Зачем она попыталась предотвратить начинающуюся драку? Опять, как и в случае с Балором, она не нашла ответа. Однако тогда она и не пыталась его искать. Теперь же это нужно сделать. Хотела ли она защитить раба от порчи или мужчину от опасности?
Весь день снова и снова Рика задавала себе этот вопрос. Нельзя отрицать, что за две недели, прошедшие с момента его появления, ее ненависть уменьшилась. С трудом признав его присутствие, она постепенно как бы примирилась с ним, а после визита Церрикса начала даже привыкать. Его фигура… звук инструментов во дворе… до такой степени стали частью ее жизни, что она с трудом могла припомнить, как было раньше. Каждый день начинался и заканчивался одинаково – с его стука, которым он сообщал о своем прибытии с дровами для очага.
Внезапно дверной проход, освещенный светом уходящего дня, потемнел.
Она узнала его без слов и прежде, чем раздался знакомый стук. Оторвавшись от станка, смотрела, как он входит.
– Ты сошел с ума, римлянин, или просто непроходимо глуп? – Она неловко поднялась, убрав упавшую на глаза прядь волос. – Он опасен.
В глубине глаз сверкнул огонь – он тоже был опасен.
– Я не боюсь его, – наконец выговорил он, пересекая комнату и наклоняясь около очага, чтобы сложить дрова.
Когда-то она не позволяла ему даже войти, теперь же смотрела на его действия, понимая, какими они, да и сам он, стали привычными. Обеспокоенная этой мыслью, она отвела взгляд и вернулась было к своему станку.
– Он хочет тебя.
– Что? – Взгляд вспыхнул гневом и возмущением. – Что ты сказал?
Он едва заметно улыбался, но в улыбке не было ни вызова, ни веселья.
– Маурик. Он хочет тебя. Сегодня… я вмешался потому, что услышал твой крик. Однако у меня было время обдумать. Не знаю, может быть, я помешал, если ты одобряла его поползновения?
Рика сухо рассмеялась.
– Теперь я поняла, что ты еще и глуп, римлянин. У тебя либо плохие мозги, либо глаза. Ты не мог бы ошибиться сильнее… – Но не зная о Маурике того, что знала она, и увидев их, ему действительно могло так показаться. Она вздрогнула при воспоминании об этом нападении. – Ты не понял, что ты видел, римлянин.
Странное, тяжелое выражение не исчезло с его лица.
– Тогда объясни мне, – он медленно поднялся, – как это можно объяснить по-другому.
Она вовсе не обязана давать ему какие-либо объяснения. И этот вопрос совершенно не хотела бы обсуждать с ним. Но его темный, пронизывающий взгляд заставил искать слова.
– Хорошо… могу тебя уверить, Маурик не хочет меня. То, что ты видел, выражает не его желание, а его презрение. Видишь ли… – Она остановилась, почувствовав, что голос начинает дрожать. Глубоко вздохнув, постаралась успокоиться. – Мой родственник не может не видеть во мне женщину, которая позволила изнасиловать себя его врагам. Конечно… ты уже догадался. Не так ли, римский солдат? Судьба женщины, оставшейся в живых… Вы называете это военными трофеями? – Она подняла голову и вынудила его посмотреть ей в глаза. Понять невысказанное обвинение – и ответить на него.
– Да.
Была ли в его голосе напряженность? Кривая усмешка появилась на ее губах.
– Да, – прошептала она, – это так, римский солдат… К тому же, в постели Маурик предпочитает мужчин.
Она помолчала, ожидая реакции, но увидела лишь проблеск удивления.
– Итак… несмотря на его важный вид и тщеславие, он не выполняет основного долга хорошего петуха.
Рика молча, внимательно следила за человеком, стоящим перед ней. Этот римлянин знал обычаи воинов племени – обычаи чисто мужского общества – и не выказал ни малейшего удивления. Или, быть может, у них все так же?
В ее племени мальчик из клана воинов начинает носить оружие с семнадцати лет. С этих пор он почти все время проводит среди людей своего пола, обучаясь сражаться, фехтовать, предаваясь охоте и пьянству – всем искусствам, доказывающим его способность к битве. Живя вместе, мужчины удовлетворяют друг друга, рассматривая женщину не как источник удовольствия, а только как средство для продолжения рода.
Этот обычай и сопутствующая ему вера в то, что воины должны видеть друг в друге единственную достойную компанию, воспринимаются среди ее соплеменников как естественные.
Она посмотрела на молчавшего римлянина. Его собственный мир тоже исключительно мужской мир – солдаты, тысячи солдат, живущих вместе за стенами своих укреплений. Поэтому он должен понять. Хотя, судя по его замечанию, он не из тех, кто сделал подобный выбор. По-видимому, открытие сексуальных приверженностей Маурика не разубедило римлянина. Она видела это в его взгляде.
– Если он балуется в постели с приятелями, это не означает, что он не хочет овладеть и тобой. Я имею понятие об обычаях и привычках ордовиков. Многие ваши воины легко находят удовлетворение как в женских, так и в мужских объятиях. Но ты не ответила на мои вопрос. Ты поощряла его пли нет?
Ее раздражение перешло в гнев.
– Нет. Никогда. Не только его, но и никого другого! Ты ошибаешься, римлянин, – холодно заключила она, – и не знаешь наших обычаев. Для женщины постель – место не для удовольствия, а для исполнения супружеских обязанностей.
– Если ты действительно так полагаешь, домина, – наконец-то в его улыбке появились искренность и мягкость, – значит, ты не встречала настоящего мужчину. Должно быть, ты не знала ни удовольствия, ни мужской страсти. И тебя надо научить другому.
Рика не могла отрицать впечатления, которое произвели на нее эти слова. Необъяснимо, но это был не страх, а скорее ожидание – забытое, и все же знакомое. Ее щеки вспыхнули.
– Лучше я никогда не узнаю другого мужчину, чем потерплю прикосновение римлянина!
Страстный и злобный ответ заставил его смутиться.
– Я просто сказал, что думал, домина. – Он спокойно посмотрел на нее, потом тихо добавил: – Я ничего не предлагал.
Внутри нее как будто вспыхнуло пламя. Но прежде чем она смогла выговорить слово, смуглый человек молча повернулся и вышел.
