Текст книги "Где таится дьявол"

Автор книги: Эдгар Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Кто же был тот человек так заинтересованный в том, чтобы Элмер хант вонзил наконец свой ледоруб в эту стену? Тут могло помочь второе письмо, где "Дж." угрожал отправиться на стену в одиночку. Надо выяснить, кто пять лет назад сделал попытку восхождения, как видно неудачную." Приятель Дж."…

Кристен полагал, что речь идет об имени: Джонни, Джордж, Джулио, Джузеппе, Джулио Секки, Джузеппе Верди… Абсурд! Секки не знал английского, а Верди знал Ханта только понаслышке.

Укладывая письма обратно в папку, комиссар выяснил кое-что еще. Ни одно из писем не было похоже на ответ, скорее – на вызов.

В тот день он получил ещё кое-какую информацию: все, кто отважился на восхождение, достигли одного и того же результата – все они теперь покоились на кладбище в Понтрезине, а на могилах их ржавели альпенштоки с обрывками тросов. Значит, загадочный "Дж." слова не сдержал и на восхождение не решился.

После обеда представился случай поговорить с Сандрой, которая, совершенно не в себе, примчалась к нему сообщить, что Нино два дня как ушел и до сих пор не вернулся. На его распросы добавила, что Нино часто ходил в горы один, но в последний раз её испугали его глаза. Трудно даже сказать, что она в них увидела. Нино был, как обычно, неразговорчив, но, что странно, не работал, а сидел на скамеечке перед домом, глядел на скалы и снег на той стороне долины. Вначале она решила, что Нино заночевал в Мортерачи у знакомых.

Кристен пообещал помочь и, показав ей несколько писем, адресованных Элмеру Ханту, спросил, не узнает ли она почерк. Сандра ответила «нет», но дальше выяснилось, что она не узнала бы даже почерк своего мужа, потому что никогда не видела его пишущим. Ни к чему это было Джулио, в случае нужды за него все писал почтальон Паолини. Был ли её муж три года назад в Аосте, собираясь взойти на Монблан, она не помнила, но говорила, что вряд ли. Раньше Джулио часто ездил на сборы по горным курортам и подолгу отсутствовал, но в последние годы угомонился и думал о доме и о благе своей безымянной деревушки.

Кристен снова пообещал Сандре помощь, но не знал, что делать дальше. Не исключено, что Нино просто загулял и Сандра найдет его, вернувшись домой.

В этом он ошибался: Сандра больше никогда не видела своего сына живым. Поздно вечером поступил сигнал SOS с аварийного телефона, приведенного в действие случайными туристами между пикетами 230 и 231. Те нашли тело какого-то местного жителя, юноши лет восемнадцати – двадцати, без признаков жизни.

Через час Кристен мог констатировать, что найдено тело Нино Секки. Оно было сильно разбито о камни, но Кристену не понадобилось прибегать к помощи доктора Бисса, чтобы понять, что рана в области сердца была нанесена стилетом – тонким и острым кинжалом, точно таким же, какой пронзил и сердце Элмера Ханта.

4.

Можно было подумать, что у комиссара Кристена взыграет кровь ввиду перспективы заняться самым громким делом в его карьере. Но он, напротив, в отчаянии ломал руки, горюя над судьбой преступников, губящих свою душу. Правда, кое-какие обстоятельства все же пробудили его к жизни и влили энергию. Бестактность Исмея, горе Сандры, заподозренной во лжи, – вот что заставило Кристена решительно заняться делом. Один из главных свидетелей бесстыдно лгал, и эта ложь была настолько серьезна, что другой мог в критической ситуации прибегнуть к последнему аргументу. Настала пора заняться Кристианом Исмеем, поскольку его противник, старший сын Сандры, был убит кем-то, весьма заинтересованным в его смерти.

Но сердце Элмера Ханта было пронзено, вне всяких сомнений, тем же оружием, которым убит и Нино.

Теодор Кристен сидел дома за чашкой черного кофе, и в голове его бродили мрачные мысли. Все участники разыгравшихся событий могли быть подведены под подозрение.

Вот Александра Секки, женщина, пережившая тяжелое разочарование. Не исключено, что в припадке безумия, для которого он пока не мог найти повода, она могла придумать план мести Элмеру ханту, при выполнении которого погиб и её муж. А потом она могла убить и своего сына – сына Элмера. Кристен не сомневался в отцовстве Ханта – слишком уж отличался Нино от своего брата, тугодума антонио. Комиссар решил, что при случае спросит Сандру, где была она ночью, когда погиб Нино.

Следующий – Кристиан Исмей, человек, которого никто сюда не звал и который появился слишком вовремя, чтобы отрицать отцовство Элмера. С самого начала он не таил неприязненного отношения к Сандре и её сыну. Похоже, интересы брата Элмера он отстаивает уж слишком рьяно. Он даже угрожал Нино перед лицом суда, но, насколько Кристен разбирался в натуре преступников, никогда не сделал бы этого, всерьез собираясь выполнить свои угрозы. Если уж говорить об Исмее, решил комиссар, нужно бы проверить, что он делал в ночь гибели Нино и где был в тот день, когда Элмер Хант сорвался со скалы.

А как насчет Энрико Амелотти? Кристен и вообразить не мог, как тот мог быть связан с трагедией на Молчащих скалах и гибелью Нино. Одно ясно: могильщик Амелотти – странноватый тип, подверженный суевериям, временами производивший впечатление дурачка, а в его жилище кое-что выглядит весьма необычным.

До сих пор комиссару некогда было заняться оружием, которое он нащепал в мешочке в ту ночь, когда на краю ледника столкнулся с могильщиком, несшим соль и шафран в жертву дьяволу Молчащих скал. Соль и шафран – странная жертва. А пистолет? Кристен подумал, что бы спросить Амелотти, куда тот ходил и где принес свою жертву. Комиссар чертыхнулся: ведь этот проклятый могильщик видел дьявола Молчащих скал, принявшего образ молодого человека! Не был ли им Нино? Нужно выяснить, принадлежит ли пистолет могильщику или это вообще чужое оружие.

Итак, его внимания заслуживали трое. Первым был "Приятель Дж.". Теперь стало ясно: именно он заманил Элмера Ханта на стену. "Дж-Дж", – жужжало у Кристена в ушах. Джулио – бессмыслица. Джузеппе Верди – ничуть не лучше. Только лишняя трата времени, эти рассуждения ничего не давали.

Что касается Александры Секки, то, по мысли комиссара, такая женщина могла прибегнуть и к насилию. Она давно и много страдала, а Кристен знал, на что способна людская душа, не находящая утешения в своих муках.

Кристен решил, что с утра справится со своим вторым «я» и займется делом без оглядки на свои моральные принципы. И с первыми лучами солнца комиссар стал другим человеком. Подгоняемый чувством долга, он решительно сел в машину и помчался в отель, где остановился Исмей. Портье сообщил, что мистер Исмей ненадолго уехал по делам и вернется вечером или на следующее утро. Отбыл он пару дней назад.

Первый блин вышел комом: Кристен даже не мог спросить, почему тот не сообщил брату Элмера Ханта о его смерти. Но насчет алиби на ночь гибели Нино ему следует подумать, чтобы избежать многих неприятных вопросов.

Еще до отъезда в отель Кристен сделал несколько телефонных запросов в Понтрезину и, надеясь, что результаты уже есть, поехал туда. Сандру долго искать не пришлось. Покинув крохотную деревушку над Мортерачи, она поселилась у своих родственников в долине. На вопрос, что она делала в роковую ночь, женщина ответила, что не помнит, так как в последнее время вообще не знает, что творится вокруг. Все происходящее кажется ей настолько нереальным, что она не верит даже тому, что с ним разговаривает. Пожалуй, её хозяева знают, где она была и что делал в ту ночь. Кажется, была наверху – пошла взглянуть, как сыновья управляются с хозяйством. К ночи спустилась вниз и, наверное, всю ночь спала…

Сразу после ухода Сандры пришел молодой помощник Кристена Хорнет. Он доложил результаты своей беседы с семейством Гриммих, родственниками Сандры Секки. В тот вечер Сандра вернулась в семь и до восьми молча сидела за столом. Потом впала в глубокую меланхолию и уснула в соседней комнате крепким сном, встав на следующее утро вместе со всеми в пять часов. Приходилось исключить её из числа подозреваемых.

Понурив голову, Кристен вернулся в Сент-Мориц и занялся почтой, которую получил ещё до отъезда в Понтрезину. Просмотрев её, отложил пару бумаг и убрал их в папку. Одну продолжал разглядывать. Это была выписка из формуляра, гласившая, что Энрико Амелотти имеет право хранить и носить при себе пистолет «беретта» калибра 7,65 для охраны личной безопасности. Оружие было официально зарегистрировано, сборы уплачены, и срок разрешения не истек – он всегда аккуратно продлевался. Короче говоря, могильщик Энрико Амелотти владел оружием на законных основаниях.

В хижине Амелотти останавливались туристы-иностранцы. большей частью итальянцы, все официально зарегистрированные, так что и по этой части могильщика не в чем было упрекнуть. Видимо, ту комнату, что так заинтриговала комиссара, Амелотти обставил именно для гостей, в чем не было ничего удивительного – большинство семей в этих краях принимали гостей и платили курортный сбор. А Амелотти оплачивал все до сантима. Ломать голову над списком его постояльцев Кристен счел излишним, но все же достал список из папки и взглянул на столбцы имен. Люди разных профессий: официант, банковский служащий, коммерсант, чиновник, служащий похоронного бюро, студент коммерческого училища, студент-медик… Кстати, этот медик и мог оставить там шприц. Во всяком случае, Амелотти стоит порасспросить, и будет только лучше, если он сумеет дать удовлетворительный ответ.

Доставить Амелотти к комиссару в кабинет проблемы не составило. Он как раз был в мэрии по поводу налоговой декларации и без возражений отправился к Кристену, перед которым и предстал с привычной покорностью.

– Послушайте, Амелотти, – начал Кристен, – мы с вами позапрошлой ночью встретились на краю ледника. Вы мне сказали, что видели дьявола Молчащих скал, принявшего облик молодого человека. Этим молодым человеком, видимо, был Нино Секки. Вам известно, что Нино Секки в ту ночь был убит?

Могильщик втянул голову в плечи.

– Знаю, знаю. Дьявол Молчащих скал отомстил ему, ибо Нино проник в его царство. – Амелотти произнес это тихо и очень серьезно, но Кристен тут же перебил его:

Не говорите глупостей, Амелотти. Вы долго прикидывались душевнобольным, но теперь с этим покончено. Вы поняли?

Комиссар постарался нажать на старика, но на Амелотти слова его не произвели никакого впечатления. Он только развел руками и взглянул комиссару в глаза.

– Люди считают меня помешанным! Ну и пусть, я-то знаю, что я не псих. Пусть говорят, что хотят. Я рад, что вы этому не верите.

Комиссар на миг замялся, потом продолжил:

– Почему вы ходите с оружием?

– Гм, – усмехнулся старик, – полагаю, вы посетили мое убогое жилище, и, вероятно, не нашли пистолет, раз решили, что я все время ношу его при себе. Но вы ошиблись. Пистолет был там. Просто вы не заметили в прихожей старое пальто, которое я надеваю в туманы. Могли бы найти его в боковом кармане.

Кристен был не то чтобы обижен, скорее удивлен тем, что Амелотти знал о тайном осмотре его хижины. Он ведь так старался не оставлять следов.

– Зачем вам оружие? Чего вы боитесь?

– Моя жизнь недорого стоит. Пара капель крови, и все. А кровь моя уже старая и бесцветная, как и вся моя жизнь, комиссар Кристен, так кому понадобится лишать меня жизни? И зачем?

– Вы пытаетесь бороться с дьяволом Молчащих скал, но ведь он ушел отсюда, – задумчиво произнес Кристен. – Джузеппе Верди изгнал дьявола, раз одолел стену и вернулся.

– Дьявол остался, и он среди нас. Нет мест, где не ступала бы людская нога, и негде укрыться дьяволу. Он среди нас, и зло идет по его пятам. И он погубит ещё немало людей. Вы его когда-нибудь видели?

– А вы?

– Да, комиссар Кристен, однажды я едва унес ноги. Из его лапы вырастает длинный коготь, достанет – и вам конец. Коготь этот пронзает сердце, сердце человека и сердце дурного тоже. Дьявол Молчащих скал не разбирает…

Кристен вздрогнул. Коготь дьявола Молчащих скал! Сердце Элмера Ханта было пробито чем-то похожим на большую иглу, и сердце Нино тоже!

Могильщик Амелотти постучал своей тростью в пол.

– Я однажды спасся от него и с тех пор не боюсь. Тогда при мне были соль и шафран. И когда он беснуется, я поднимаюсь на ледник и приношу ему жертву. Знаю заклинание.

– Почему же тогда вы носите при себе пистолет?

– Люди, в которых вселился дьявол, злые. Их охватывает страсть к убийству. Дьявол превращает их в своих слуг. Против них мне и нужно оружие, заклинания на них не действуют.

– И вы знаете кого-то, в чью душу вселился дьявол Молчащих скал?

– Все такие в этих краях. Ночью надевают волчьи шкуры, а спадает с них проклятие только с первым ударом утреннего колокола…

Кристен подумал, что Амелотти явно безумец, неизлечимый безумец с болезненными видениями. Но подобных людей всегда хватало.

– Вы утверждаете, что дьявол Молчащих скал вселился в молодого человека. Не отрицаете, что этим человеком был Нино Секки, – продолжал комиссар. – Вы его видели?

– Видел. Дьявол пролетел над моим жилищем в облике тумана и упал с небес на свою жертву. Это был Нино, вы правы, и он был безумен. Я пытался его спасти, но в том месте, где мы с вами встретились, он исчез.

– Что вы делали после моего ухода?

– Я поднялся на ледник и разбросал шафран и соль. Думал о юных жертвах и молился за обоих сыновей. За Нино, родившегося вне брака, и за другого, родившегося в браке. Молился за Нино, ибо он был хорошим сыном. Господь любит всех одинаково, если они добры и не обращаются к темным силам.

– Вы уверены, что усмирили дьявола Молчащих скал?

– Он перестал бушевать, только сбросил каменную лавину на ту сторону Монтпарса.

– И вы пошли искать на леднике Нино.

– Да, я пошел искать Нино, чтобы заглянуть в его душу, открыта ли она Господу, и чтобы сказать, что унаследует ему, как обещано. Ибо если он не станет слугой темных сил и подчинится воле Господа, будет не бастардом, а рожденным с благословения Господня и наследником воли Господней.

Кристен молчал, не зная, что сказать.

Перед ним стоял безумец, который не годился в свидетели.

Комиссар даже не узнал, был ли встреченный могильщиком молодой человек и вправду Нино. Но это было возможно, судя по месту, где найдено тело.

Хоть в голове его вертелись воспоминания о необычной комнате, желания продолжать расспросы Амелотти не было. Все же он заставил себя взглянуть могильщику в глаза – старчески бесцветные, запавшие окруженными морщинами, но необычно подвижные и чуткие, бегающие по сторонам. Нет, в них просматривалось не безумие, а скорее стремление избавиться т навязчивых мыслей.

– Послушайте, Амелотти, как вы отыскиваете себе постояльцев? По рекомендациям или вам направляет их посредник?

– Я старый человек, комиссар, и не могу обслуживать клиентов как следует. Временами ко мне заезжает кое-кто из старых друзей…

– Все молодые люди?

– Молодые, старые… иногда сын моего старого друга, иной раз друг моих бывших гостей… Я всем им рад, потому что люблю наши места, узкие тропки и прекрасные виды. Люди, которые много не говорят, особенно любят скалы, снега и синее небо.

– Ваш последний гость, Вантер, студент-медик, откуда он?

– Не знаю. Он попросился переночевать. При нем было множество книг, он все время читал. Не знаю, кто его послал ко мне. Очень спокойный, ненавязчивый. Когда не читал, резал по дереву. С Божьей помощью у него неплохо получалось.

– А шприц он у вас оставил?

– Забыл. Как-то раз он мне очень пригодился.

– Теперь будьте внимательны, Энрико Амелотти, прежде чем ответить. Он оставил вам и раствор гидроперита?

– Нет, комиссар, я сам его купил для дезинфекции рук, – ответил могильщик.

Допрос был окончен. Старик откланялся, и Кристен почувствовал удовлетворение. С этой минуты он уже не считал больше могильщика выжившим из ума дурачком, потому что использованное им в разговоре название перекиси водорода в Швейцарии было неизвестно. Его тут просто не знали. На этикетке флакона стояло: "Перекись водорода", вряд ли Амелотти мог это забыть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КРИСТЕНУ НЕ ХВАТАЕТ ХАРАКТЕРА

1.

Комиссару Кристену казалось, что на ногах у него повисли свинцовые гири. До сих пор он не продвинулся ни на шаг, и вся история была столь же неразрешима, как и в самом начале. Стало только ясно, что одно дело расследовать преступление, где есть свидетели, и совсем другое – где их не было и нет. А тут ещё этот могильщик Амелотти… Комиссар никак не мог ухватиться за ниточку, казалось лежавшую совсем на поверхности. Мотив… Скажем, месть, отвергнутая любовь или желание избавиться от неугодного мужа. Как заурядны бывают мотивы убийств!

Кристен сидел за столом, закрыв глаза, мысленно пытаясь совместить множество обстоятельств обоих убийств. Ему хотелось найти самое простое решение, которое обычно и оказывается верным. И вот он мысленно взобрался с двумя альпинистами на стену Малого Дьявола и остановился у последнего крюка Фихтеля. Вот трос лопнул, и Хант рухнул вниз. Тело Секки осталось висеть на тросе и разбилось от удара о скалы. Но дальше он так и не продвинулся. Что эти двое знали друг о друге? Что таилось в их прошлом, о чем они могли говорить? Они поссорились на скалах, и один попытался сбросить другого, или одного из них поджидал кто-то третий? И кто был этим третьим? Может быть, Амелотти знает? Кажется, этот чудак знает больше, чем можно подумать.

Потом он мысленно прошел последний путь старшего сына Джулио Секки. Как, чем его выманили из дома поздней ночью и заставили отправиться на ледник? Парню явно понадобилось время, чтоб все обдумать и на что-то решиться. Или кто-то неизвестный обещал раскрыть ему тайну смерти отца? Возможно, по дороге он наткнулся на могильщика Амелотти или тот спрятался, следя за Нино? Мог он видеть и его убийцу. Убийцу – того, третьего со стены Малого Дьявола. Ибо явно был третий, тот, кто бросил альпинистов в пропасть.

"Приятель Дж."

Кристен отыскал на ощупь папку, лежавшую на столе. В ней был список постояльцев Амелотти. Пока он задумчиво перебирал листы, перед глазами проплывали обрывки предыдущих несвязных мыслей. Он отогнал их, пытаясь сосредоточиться, но картины неуклонно возвращались и представали перед его глазами – четырнадцать жертв, обрывки тросов с растрепанными концами…

На стене Малого Дьявола лопнувший трос означал гибель. Тело, утратив опору, было обречено и разбивалось о скальную твердь. И в воздухе повисал глухой треск рвущихся волокон, последний звук в жизни жертвы. Но почему не сорвался Джузеппе Верди?

При этой мысли Кристен сжал кулаки. "Приятель Дж."! Смесь вопросов, ошибок и бесплодных догадок. Верди первому удалось одолеть стену, и удалось только потому, что дьявол Молчащих скал утратил бдительность. Дьявола не было дома – вот что Кристен считал единственным возможным выходом из груды неясных фактов, которая грозила рухнуть и погрести его под собой, как сорвавшаяся лавина.

Джакомо Вантер – так звали последнего гостя Амелотти. "Дж." – Джакомо. он изучал медицину, непрерывно рылся в книгах, порядочный и ненавязчивый. И умел здорово резать по дереву, значит, имел дар Божий. И ещё он забыл у Амелотти шприц. Кристену вдруг показалось, Бог весть отчего, что он на ложном пути. Это было скорее инстинктивной попыткой вырваться из хаоса, начинавшего заполнять его мозг, ухватившись хоть за какую-то версию. Но заняться ею всерьез Кристену не удалось. В дверь громко постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет влетел Кристиан Исмей, которого комиссар не видел уже два дня.

Его поведение резко отличалось от того, с которым уже был знаком Кристен. Спина ссутулилась, взгляд бегал, от самоуверенности не осталось и следа. Морщины на лбу углубились.

– В гостинице мне сказали, что вы искали меня, – начал Исмей, и голос его звучал глуше, чем обычно. – Есть что-нибудь новое?

– У меня всегда есть что-нибудь для простых смертных, – ответил комиссар, и в лице его ничто не дрогнуло. Исмею не удалось ничего прочесть ни по его лицу, ни по глазам. Только мудрое предостережение.

– Но для вас ничего, Исмей, – продолжал комиссар в ответ на вопросительный взгляд, – потому что вы не простой смертный.

– Я пока не составил мнения о вас как полицейском, комиссар, но сейчас думаю, что вы странный человек. Что-то случилось?

Исмей был человеком умным или, по крайней мере, искушенным, и серьезный взгляд Кристена сказал ему о многом.

– Действительно случилось, Исмей, – продолжал комиссар. – Пока вас не было, убили Нино Секки.

– Нино… Нино… Это приемный сын… мнимый сын Элмера Ханта?

– Именно он, Исмей. И он не мнимый сын. Лично я верю, что он действительно сын Элмера Ханта перед Богом и людьми.

Исмей что-то хотел сказать, но промолчал, не решившись возражать комиссару. В конце концов Нино мертв, так что уже ни к чему заботиться о судьбе наследства Генри Ханта. а почему Нино пришлось умереть, когда-нибудь выяснится.

– Что, все связанное со смертью Нино – тайна и мне не следует ничего знать?

– Эту тайну не знаю и я, – заметил Кристен. – И поэтому должен задать вам несколько формальных вопросов; только от вас зависит, как вы на них ответите. – Помолчав, он добавил: – Знаю, вы скажете, что это чистая правда, но каждый так говорит и каждый старается меня в этом убедить. Как я сказал, многое будет зависеть от ваших ответов. Смешно, правда? – Комиссар усмехнулся.

– Не смешно, Кристен, я понимаю. Из ста человек лгут все сто. Исключения, если они есть, не вступают в конфликт с полицией.

– Вы наблюдательны, признаю. Тогда скажите мне, где вы были прошлой ночью.

– У себя в отеле, комиссар.

– Мне сказали, что вы уехали, Исмей.

– Я так сказал портье, чтобы некоторое время меня не беспокоили. Сам вернулся в отель через другой вход, чтобы ни с кем не встретиться, – тихо произнес англичанин, уставившись в пол.

– Что у вас случилось?

Исмей без лишних слов полез в карман и достал сложенную бумагу. Дрожащими пальцами развернув мятый лист, он разгладил его, пробежал глазами, словно желая ещё раз убедиться, что это именно то, что нужно, и положил бумагу перед комиссаром.

– Это я получил позавчера.

Кристен бросил быстрый взгляд на листок.

– Без подписи? – Он заглянул в бесцветные глаза англичанина. – Это вас испугало?

– Да. Прочтите.

Комиссар пробежал текст глазами. У человека есть сила воли, но не всегда хватает характера. Не хватило характера и комиссару Кристену, который пустился в тщательное изучение текста, напечатанного самым мелким шрифтом на портативной машинке.

"Уезжайте как можно дальше. Если останетесь, переступите грань, на которой стоите с момента прочтения этого письма. Уход на тот свет не бывает приятен. Подумайте об этом и позаботьтесь хотя бы о себе, если не о других!"

Откашлявшись, Кристен перечитал текст ещё раз. Прямая и открытая угроза Исмею… "Позаботьтесь хотя бы о себе, если не о других!"

Писал человек, хорошо знавший англичанина.

– Это пришло по почте?

– Нет, я нашел письмо на столе у себя в номере.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Я никого здесь не знаю, кроме тех, с кем столкнулся при вас.

– Вы спрашивали у прислуги, кто был в вашем номере?

– Да, но они меня не понимали, а я не хотел все рассказывать. Судя по их ответам, меня никто не искал.

Кристен знал всех служащих отеля, но заподозрить никого не мог.

– Конверт тоже был надписан на машинке? Заклеен?

– нет. Это самое интересное. Лист лежал на столе без конверта и даже не сложенный. И я скажу вам, почему так было.

– У вас есть своя версия?

– Кое в чем я уверен, комиссар Кристен, – Исмей вдруг заговорил высоким дрожащим голосом, наклонившись через стол. – Знаю, что мне грозит опасность, но не знаю откуда. И поэтому я сам начал поиск и выяснил вот что…

Он достал ещё два таких же листа, напечатанных тем же шрифтом. Кристен с первого взгляда понял, что экземпляры идентичны, причем трудно было сказать, где же оригинал.

– Что это значит? – удивился комиссар, не понимая, как копии могли попасть в руки Исмея.

– Вначале я тоже терялся в догадках, но потом перестал размышлять это просто превосходит пределы моего воображения. – Следя за Кристеном, Исмей, казалось, сочувствует его растерянности, которую сам уже пережил. Но кое-что я могу вам подсказать. Есть тут некоторые мелочи… Вот эти, помеченные, – копии.

Исмей усмехнулся, видя, как комиссар беспомощно уставился на листки.

– Но как они к вам попали? – воскликнул комиссар. – Вам что, присылали их по очереди?

– Нет, – покачал головой англичанин, – сейчас я вам все объясню. Что вы здесь видите? Они напечатаны той же рукой? Сравните их с оригиналом.

Кристену не пришлось долго ломать голову. Оригинал и вправду сильно отличался. Не шрифтом, бумагой или четкостью, но характером печати. Тот, кто его печатал, видимо, имел опытную руку и привык печатать очень быстро, гораздо быстрее, чем позволяла маленькая переносная машинка. То, что он печатал слишком быстро, видно было по заглавным буквам в начале предложений: те пропечатались только наполовину, без верхушек. А вот два других экземпляра печатались явно в медленном темпе, тяжело стучащей по клавишам неопытной рукой.

– Ясно, что печатали их разные люди, – согласился Кристен, ожидая, что скажет Исмей. – Так, как они к вам попали?

– Их изготовил я сам, чтобы проверить, на какой машинке печатали.

– Как вы её нашли?

– Мне не нужно было искать, потому что это моя машинка и письмо было напечатано у меня в номере. А вот как его автор туда попал – понятия не имею.

2.

Комиссару Теодору Кристену было не по себе. Это преступление разрасталось, как злостный сорняк, проникший на прекрасный, цветущий луг. Своими хищными корнями оно захватывало голубые горные дали, широкие долины и пестрые альпийские луга. Казалось, оно готово уничтожить все, что было светлого и прекрасного в этих краях.

Кристену пришлось признать, что ему недостало характера, чтобы твердо прижать Исмея к стене и выдавить из него все, что тот знал. Не сумел он этого и с Амелотти. Хотя, кто знает, была ли в этом необходимость. Амелотти был не в своем уме. Исмей – хвастун. Может, лучше было бы заняться другими версиями? Но какими?

Пожалуй, мог ему помочь сам Исмей, если уж придерживаться его собственной версии. Вполне возможно, он каким-то образом, вольно или невольно, совершил что-то, вызвавшее недовольство автора письма. Значит, ещё одной тайной больше, одной из множества тайн в деле о лопнувшем тросе, окутавшем это преступление непроницаемой пеленой.

Следующий день Кристен потратил на опрос персонала отеля и выяснил, что в коридоре, который вел к номеру Исмея, видели нескольких иностранцев. Разобравшись подробнее, он обратил внимание на двух из них, вызвавших его подозрение. Ими оказались англичанин Малькольм Джефри Питтин и немец Вильгельм Юргенс. Англичанин утверждал, что попал на этаж по ошибке, просто нажал не ту кнопку в лифте. Вильгельм Юргенс вообще не мог объяснить, почему он там оказался, и говорил, что просто прогуливался по отелю. Проверка этой пары заняла Кристена до позднего вечера. Правда он послал и получил несколько телеграмм, но результат ничуть не улучшил его самочувствия. Питтин приехал из Лозанны четыре дня назад, что подтверждали данные полиции. В Лозанне он прожил две недели, не выезжая из города. Алиби Юргенса было не слабее. Жил он в здешнем отеле гораздо дольше, но любой из постояльцев мог подтвердить, что вечер за вечером он торчал в баре и читал или писал письма. Порою собирал вокруг себя веселые компании.

Исмей знал их обоих, и они знали его. Питтин познакомился с земляком только накануне, но, задав несколько осторожных вопросов, Кристен убедился, что его нужно исключить из числа подозреваемых.

Тем не менее двум сотрудникам он поручил приглядывать за обоими иностранцами. Но уже наутро это оказалось излишним. Ибо к нему явился Исмей, возбужденно сообщив, что получил очередное письмо при тех же обстоятельствах, что и раньше.

– Не прошло ещё и получаса, комиссар, – сказал он, подавая Кристену листок, вложенный в конверт. – Я постарался лишний раз его не касаться. Может быть, найдутся отпечатки пальцев?

Кристен на это не слишком рассчитывал. Не мог же он снимать отпечатки пальцев всех обитателей городка, да здесь и не было специалиста, способного профессионально провести экспертизу. Тем не менее, как можно осторожнее развернув лист, он прочитал несколько коротких строчек.

С первого взгляда было ясно, что писал тот же автор. Стиль совпадал, и шрифт был тот же. Да и бумага – лист, вырванный из блокнота Исмея.

– Черт возьми, – вопреки своим привычкам выругался Кристен, – и вы утверждаете, что и это письмо напечатано на вашей машинке и вашей бумаге?

– Убедитесь сами, комиссар, – предложил Исмей, – поставив на стол объемистый баул, из которого достал портативную машинку и несколько листов бумаги. – Надеюсь, вы верите, что все это мое.

Комиссар Кристен, скрипя зубами, проверил шрифт машинки, потом внимательно оглядел её всю, а клавиши – даже с лупой. Покачав головой, он поднял трубку внутреннего телефона. Через пару минут вошел сотрудник, сдувая на ходу пыль с небольшого деревянного ящика, открыв который, он достал несколько целлофановых пакетов, два флакона и мягкую кисточку.

Кристен действовал довольно неловко, потому что до сих пор не имел практики в работе с молотым графитом и тальком. Однако он сумел посыпать поверхность листа, корпус машинки и пластмассовые кубики клавиш.

Теперь он беспомощно взирал на результаты своих трудов, сильно сомневаясь в своем умении, потому что не обнаружил ни одного четкого отпечатка.

– Гм… – задумчиво проворчал он, разглядывая через лупу несколько слабых следов на лакированной верхней крышке машинки и смазанные пятна на краю листа.

– Мне почему-то кажется, – наконец заключил он, – что и эти отпечатки ваши, мистер Исмей. А вот на клавишах их нет, а должны быть. Значит, тот тип работал в перчатках.

И довольно вздохнул, обрадованный, что отпечатков не оказалось, поскольку в противном случае ему предстояла работа, с которой он мог не справиться.

– Так, говорите, письмо в конверте было подсунуто под дверь?

– Да, комиссар. Я вернулся с обеда – обедаю всегда внизу, в общем зале, не в номере, – и могу поклясться, что до ухода я его не видел. Помню это совершенно точно, потому что, уходя, посмотрел на свои туфли, выставленные за дверь. Они стояли точно на том месте, где я потом нашел конверт.

– Гм… – пробурчал опять Кристен и встал. – Задержитесь здесь минут на пять и потом возвращайтесь в отель. Если встретите меня, не подходите. Вы кому-нибудь говорили, что идете сюда?

– На это у меня не было времени.

– Хорошо. Я зайду к вам в номер.

Комиссар вначале поговорил с полицейским, опекавшим Юргенса. Немец ещё спал и из номера не показывался, сообщил ему детектив Кемп, и заодно доложил, что Кампонари, другой сотрудник, приглядывавший за Питтином, покинул отель часа полтора назад.