Текст книги "Жизнь на высокой скорости"

Автор книги: Эдди Ирвайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Бывало, я чувствовал, что люди очень не хотели возражать Михаэлю, так как они, похоже, боялись, что он обидится и уйдет из команды. Когда все перед тобой преклоняются, появляется опасность потерять перспективу в жизни. Любому из нас очень легко заболеть манией величия. Спросите Соню, ей пришлось постараться, чтобы вернуть меня с небес на землю.

Так как в апреле 1999 мы готовились к поездке в Бразилию, я мало что мог сделать с этой ситуацией. Я был счастлив лидировать в Чемпионате, хотя у меня не было иллюзий, что я должен буду пропустить Михаэля, если он будет позади меня. Но это было для меня не ново, я жил в таком положении четыре года. Главный вопрос был таков: сможем ли мы в Бразилии догнать «Макларен».

Бразилия во многих смыслах прекрасна. Взгляды бразильцев на жизнь похожи на мои, они знают как развлечься и устроить хорошую вечеринку. Для меня эта страна вдохновляюща, особенно если учесть, что у них очень мало поводов для радости. В этот раз я посетил школу самбы в Сан-Пауло, и выучил пару движений, так что я буду готов к карнавалу в Рио. Я бы хотел поехать туда на следующий год, если это не нарушит моих обязательств как гонщика. Самое ужасающее в Бразилии – это бедность. По дороге на автодром нужно проезжать мимо целых рядов так называемых «Фавелас» – трущоб, где люди живут в лачугах или под непрочными полотняными крышами. Ты сразу понимаешь, как тебе повезло, и что наши проблемы по сравнению с проблемами этих людей – ничто. Один из главных мотивирующих факторов в моей жизни – сделать себя в достаточной мере финансово защищенным. Мне ненавистна мысль о том, что я опять могу стать бедным и не буду иметь достаточно денег на то, чтобы наслаждаться жизнью и иметь свои игрушки.

На самом деле моя победа в Мельбурне ничего не изменила. Несмотря на спекуляции в прессе об обратном, в «Феррари» я был пилотом № 2. В то время Михаэль продолжал быть уверенным и спокойным, говоря, что его чемпионат начнется в Бразилии, и что он решил проблемы, которые были у него со стартом, и что все мы поработали, чтобы усовершенствовать машину. Он даже дошел до того, чтобы сказать, что хотя он все же остается первым пилотом, если в течение сезона я буду в той позиции, на которой смогу побороться за чемпионат, то для него будет вполне естественно мне помочь.

Я думаю, то, что произошло в Австралии, заставило команду понять, что если Михаэль выбывает из гонки, то я могу вполне быть в состоянии его заменить. Эта возможность их, наверное, немного беспокоила, хотя Жан Тодт рассматривал такую возможность, когда он сказал на пресс-конференции в Бразилии: «Что случится, если Эдди выиграет еще одну гонку? Мы подождем, пока это случится, а потом вы увидите, как я на это отреагирую». Полагаю, что в тот момент вероятность выбывания Михаэля из-за травмы была столь мала, что никто и не думал, что вопрос о принятии меня в качестве претендента на титул нужно задавать несколько месяцев спустя.

Я всегда хотел перейти в другую команда в качестве первого пилота, влиться в коллектив, где вся команда будет работать на меня. Для гонщика очень важно находиться в центре внимания. «Феррари», фактически, единственная команда, где существует четкое разделение на первый и второй номер, что конечно, не оставляет второму пилоту выбора быть кем-то, кроме номера второго.

Перед гонкой мы провели несколько пресс-конференций и тестов, и с моей точки зрения, выбрали неправильные настройки. В субботу мы квалифицировались лучше, чем я думал, но нас все еще угнетала разница в нашей скорости и скорости «Макларен». Михаэль квалифицировался четвертым, все еще в секунде от обладателя поул-позишн Хаккинена, а я был шестым с секундой и тремя десятыми отставания. При всем богатстве воображения это не было хорошей ситуацией. Нас успокаивало лишь то, что перед нами стояли машины, не показавшие особенной надежности, тогда как наши могли быть медленными, но имели приличные шансы закончить гонку. Как мы видели в Австралии, иногда черепаха выигрывает у зайца, а в автогонках не имеет значения, насколько ты быстр; если ты не заканчиваешь гонку, результат все тот же – ноль очков.

Фактически, «Макларены» стали немного более надежными, по крайней мере это относится к машине Мики Хаккинена. Култхард сошел из-за поломки коробки передач, но Хаккинен выиграл гонку. Что касается меня, то гонка для меня была ужасной. Машина вела себя странно. Она очень тяжело тормозила, и казалось, что у нее очень сильно перегружена передняя часть. Я хорошо стартовал, но нужно было быть предельно внимательным, так как передо мной был Михаэль. Нет необходимость говорить, что меня вряд ли погладили бы по головке, если бы я вынес его с трассы.

На первом пит-стопе я изменил угол атаки переднего антикрыла, но это не очень помогло. К еще большему моему разочарованию, пришлось сделать еще один незапланированный пит-стоп, чтобы возобновить подачу воздуха для пневматических клапанов двигателя. После этого ситуация улучшилась, но Френтцен и Ральф Шумахер воспользовались ситуацией и теперь были впереди меня. Я не сомневался, что без всех этих проблем финишировал бы на подиуме.

Главным уроком Бразилии было то, что нам необходимо было внести аэродинамические изменения в машину для следующей гонки, и мы вернулись в Европу, чтобы заняться расширенной тестовой программой перед первой европейской гонкой в Имоле, которая является одной из наших домашних гонок. Хорошей новостью было то, что мое пятое место позволило мне остаться лидером чемпионата, так что я возвращался в Европу лидером, и это много для меня значило. Единственным отрицательным моментом моего лидерства было то, что я оставался в центре внимания прессы и публики, а я всегда терпеть не мог, когда люди на меня глазеют. Мне очень нравится быть лидером команды, но я не хочу быть в центре внимания за пределами «Феррари».

Я никогда особенно не чувствовал, что я знаменит. Мне очень не нравится то, как некоторые люди смотрят на меня. Если подумать, просто стоять и смотреть на человека – можно счесть довольно странным занятием. Однажды, когда я выходил из машины, ко мне подошел парень, остановился, и повторял: «Ирвайн, Ирвайн», и смотрел на меня так, как будто я только что прилетел с Марса.

Я часто ходил в Ирландский паб в Болонье, сидел в углу, потягивая пиво, но когда я пришел туда спустя буквально несколько дней после того, как стал гонщиком «Феррари», через пять минут весь паб смотрел только на меня. Мне не оставалось ничего другого, кроме как уйти. Фактически в Италии ситуация хуже, чем дома. Когда дело доходит до того, что нужно просто оставить человека в покое, у итальянцев, кажется, просто другой менталитет. Если в ресторане пусто, то они все равно подойдут и сядут за соседний столик. Та же ситуация повторяется, когда я на яхте. Я могу проснуться воскресным утром в Портфолино или где-нибудь на Ривьере, подняться на палубу и увидеть, что обстановка вокруг больше всего напоминает стоянку у супермаркета. Кажется, что весь мир со всеми своими родственниками пришвартовывает свои яхты рядом с моей. У людей латинской нации просто мания собираться вместе. А я? Люблю свой мир и свою свободу.

Некоторые люди одержимы стремлением к славе, особенно в Италии. Ты можешь просто появиться в игровом шоу, и на следующий день о тебе пишут в газетах и ты знаменит. Но на самом деле это все поверхностно, вопрос одежды или того, как ты выглядишь. В Северной Ирландии все не так, потому что мы не ходим там по пабам в одежде от ведущих дизайнеров и не носим драгоценных вещей – если мы будем там это делать, то у нас могут возникнуть серьезные проблемы – так что в Северной Ирландии проще добиться того, чтобы быть знаменитым и чтобы тебя не трогали.

Это одна из причин, по которым мне нравилось гоняться в Японии. Я зарабатывал деньги, получал удовольствие от гонок, и меня никто не трогал, когда я наслаждался жизнью. Если я приходил в ночной клуб, общался с девушками, напивался и вообще пропадал на вечеринке до самого рассвета, то это не становилось газетной сенсацией, как это могло бы быть в Европе. К сказанному я должен добавить, что в славе есть и свои положительные стороны. Я терпеть не могу стоять в очередях и терять время, а сейчас я могу просто прийти и сразу получить столик в ресторане. Я бесплатно хожу в ночные клубы, и люди покупают мне выпивку.

У меня дома в Далки парень, который жил там до меня, вырубил несколько деревьев, чтобы видеть море. Это создало определенные проблемы между ним и соседями, и я должен согласиться с ними. Я бы предпочел, чтобы дом был окружен деревьями, чтобы я мог жить там своей частной жизнью. В конце концов, в любой момент я могу пройти в глубину сада и посмотреть на море. Мне всегда хотелось, чтобы у меня в саду рос лес, а не эти аккуратненькие клумбочки с цветочками, за которые дают награду «Самый красивый садик года». Однажды ко мне пришел садовник, чтобы посадить у меня в саду целую кучу маленьких кустиков. Я сказал ему: «Я не хочу такие маленькие кустики, я хочу большие деревья и большие кусты». Я хочу спрятаться, не хочу быть на виду, особенно когда я дома. В любом случае посадку деревьев придется пока отложить, так как я перестраиваю дом, который слишком мал для меня. В новом доме будет бассейн и «мужская» комната с баром, кинотеатром и бильярдом. Это будет славное место, где я смогу расслабиться с друзьями.

У меня хорошие друзья. Я смог отделить настоящих друзей от временных. Когда я впервые попал в Италию, люди часто приглашали меня на вечеринки и дни рождения только потому, что знали, кто я такой, но я с этим быстро разобрался, и теперь провожу время с настоящими друзьями и семьей, которая всегда меня поддерживала. Сейчас все они на подъеме, потому что я приехал в Европу, выиграв свою первую гонку и все еще оставаясь лидером чемпионата. Этот факт не изменил мою жизнь, но я чувствовал себя хорошо. Этот год начался лучше, чем я ожидал. Я чувствовал, что готов к Имоле.

Глава 2. СЕМЬЯ

Я родился 10 ноября 1965 года в Ньютаунардсе, в Северной Ирландии. Факт рождения в Северной Ирландии имеет свои преимущества и недостатки, люди здесь просты и открыты; ты не участвуешь во всех перипетиях сложной и запутанной жизни Европы, но проблемы тем не менее всегда где-то рядом.

Я ни в коем случае не политик, никогда им не был и не буду. Скажем прямо, я думаю, что все политики – льстецы, потому что им нужно привлечь голоса избирателей, чтобы их выбрали. Однако пока я рос, я несомненно остерегался проблем. Например, я знал, что в некоторые районы города ходить было не желательно. Я прекрасно помню случай, когда отцу пришлось отвозить одного из наших родственников в район Falls Road в Белфасте. Я боялся, что он оттуда не вернется. А еще я помню, как заходил в магазины, и меня там обычно обыскивали. Нам не с чем было сравнивать, и я думал, что люди везде так живут. Но приехав в Англию и зашел в магазин, я ждал, что сейчас меня будут обыскивать, но этого не произошло. И только тогда я понял, что та жизнь, которой мы живем в Северной Ирландии, не является нормой для всех остальных.

По-моему, в Северную Ирландию нужно направить кого-нибудь типа Нельсона Манделы. Это человек практически всю свою жизнь провел в тюрьме, но когда он, наконец, оттуда вышел, он не жаждал мести. Это невероятно, и это пример того, что нам нужно в Северной Ирландии. Без такого человека, как он, который мог бы научить прощать, мира ждать придется еще очень долго. В настоящий момент мне кажется, ни у кого не возникает желания оставить прошлое позади и начать двигаться вперед. Одна группа людей хочет этого, другая – того, никто не хочет уступать, и в результате мы имеем то, что имеем. Как мне кажется, если они все действительно хотят мира, то им нужно сложить оружие. Если они не могут без него жить, значит, они на самом деле не хотят жить в мире, и если это так, то о каких переговорах может идти речь? Нашей единственной надеждой является новое поколение, которое в один прекрасный момент спросит у своих старших родственников «Почему мы воюем? Какая в этом сермяжная правда?»

В мире очень много мест, где дети живут еще хуже. Как семья, мы всегда были очень близки друг другу, и я полагаю, что мои ближайшие родственники знают меня лучше, чем кто бы то ни было. Сейчас Соне 35 лет, и она старше меня на 18 месяцев.

СОНЯ ИРВАЙН

У нас было прекрасное детство. Мы жили преимущественно в сельской местности. Поскольку у нас с Эдмундом не было в достаточном количестве денег, то большую часть времени мы с ним были заняты тем, что придумывали сами себе развлечения. Мы часто изобретали свои собственные игры, строили крепости и рыли секретные ходы в стогах сена. Мы играли по своим правилам, и если другие дети приходили с нами играть, мы постоянно с ними ссорились. Никакого согласия между нами и другими детьми не было – или ты делаешь то, что мы говорим, или мы с тобой не играем!

Когда мы были маленькими, я обычно присматривала за ним, и я должна была оберегать его, потому что мы были маленького роста, и дети часто обижали Эдмунда. Среди нас двоих организатором была я. Эдмунд всегда был весьма неорганизованным, это началось не тогда, когда он пришел в Формулу-1. Некоторые, попадая в его номер в гостинице, говорили, что там все выглядело так, будто туда угодила бомба, но он всегда был таким. Я помню, как-то раз один наш друг семьи присматривал за нашим домом в Ирландии и он зашел в комнату Эдмунда, и из-за бардака, который там творился, он подумал, что в доме произошла кража со взломом. Он даже позвонил моему отцу и сказал: «Мне кажется, вас ограбили», но когда друг объяснил, что он был в комнате у Эдмунда, отец просто сказал: «Нет-нет, его комната всегда так выглядит».

Мы достаточно серьезно занимались плаванием, и я всегда все устраивала, потому что он всегда терял свои очки и все остальное. Мы вставали рано утром и тренировались до начала занятий в школе, также как и после школы и все выходные. Чтобы серьезно заниматься спортом, требуется большая отдача, и плавание отняло большую часть нашего детства. Мы начали заниматься плаванием, когда нам было около десяти лет, и занимались до тех пор, пока нам не исполнилось шестнадцать или семнадцать. Я продолжала увлекаться плаванием и дальше, но мне ужасно не нравилось рано вставать по утрам.

У моего отца был гаражный бизнес, и иногда, после удачно заключенной сделки, вокруг оставалось много кусков полистирола, так что мы шли на ближайшую речку и строили плот. Для нашей матери не имело значения, сколько раз мы падали в воду и переодевались, она никогда нас не останавливала, просто улыбалась и всегда держала наготове стиральную машину. Нам повезло, что у нас такие родители. Они оба всегда давали нам много свободы и поддержки. Мама была великолепна, она всегда была очень изобретательной насчет того, чем бы нас еще развлечь. Она могла устраивать между нами соревнования, и никогда не говорила: «Ты не сможешь этого сделать» или «Для меня это означает лишнюю работу». Она просто позволяла нам действовать, и потом безропотно за нами убирала.

Мой отец иногда участвовал в гонках одноместных автомобилей, и ему это очень нравилось, так что вирус автогонок у нас в крови достаточно давно. Отец каждый год покупал для нас старенький домик на колесах, чтобы в наш ежегодный отпуск мы могли ездить на Гран-при Великобритании. Он проверял состояние автомобиля, а мы с мамой заботились о ковриках и занавесках. Мы садились в наш домик на колесах, и по дороге навещали наших друзей в Дархэме. Машину парковали неподалеку от катка, и мы с Эдмундом могли каждый день ходить туда кататься. Даже когда Эдмунд разгонялся, он мог видеть насколько быстро он едет, и насколько быстро он может заставить себя ехать.

Во второй половине дня мы ходили в гости к нашим кузенам. Оттуда мы отправлялись в Брэндс-Хетч или Сильверстоун. Когда мы туда приезжали, мать с отцом могли просто сказать: «Окей, увидимся внутри», потому что у них не было достаточно денег, чтобы заплатить за всех нас, а мы могли пролезть под оградой там, где они бы не сумели. Мы так и ждали, что вот-вот зацепимся за какой-нибудь крюк или выступ… На самом деле мы всегда находили способ попасть внутрь. Мы привязывались к другим взрослым, или следили за охраной на входах, и как только они отворачивались, мы пулей влетали на территорию автодрома. Однажды, когда моему брату было девять или десять лет, а мне было одиннадцать, он выкопал лаз, а потом пролез под оградой. Должна признаться, что у меня не было с собой бутылки, чтобы так поступить, и поэтому я нашла другой способ попасть внутрь. Мы всегда договаривались встретиться внутри, но также нам нравилось делать что-то самим. Однажды, я думаю, это было в 1976 году, когда Джеймс Хант стал чемпионом, Эдмунду удалось проникнуть на пит-лайн. Ему очень повезло.

Сейчас, когда мы уже взрослые, мы очень независимы, оба уверены в себе и способны сами о себе позаботиться. Мы не боимся остаться в одиночестве. Мне кажется, такое ощущение независимости было заложено в нас с детства. Мы не боялись, что не сможем найти родителей на автодроме или разминуться друг с другом.

Его кумиром в то время был Джон Уотсон, и было так здорово, что в 1981 году он выиграл Гран-При Великобритании. Нам всегда нравился Джон, и приятно, что сейчас Джон поддерживает Эдмунда. Когда Эдмунд выиграл в Австралии, Джон был там и все прошло очень волнующе. Он подошел поздравить Эдди, а затем повернулся ко мне, и мы оба расплакались.

Будучи еще ребенком, Эдмунд всегда был себе на уме. Как говорила моя мама, она никогда не могла его по-настоящему наказать, его ничего особенно не волновало. Если она говорила: «Иди в кровать, ужина сегодня не получишь», то он просто, посвистывая, отправлялся в кровать, так что у нее никогда не было чувства, что она смогла одержать над ним победу. Если мама говорила: «Сейчас же иди в свою комнату», то он просто шел к себе в комнату, включал музыку на полную катушку, и весь оставшийся день оттуда не выходил.

То, что сейчас он гонщик Формулы-1, что он знаменит – это так странно. Иногда мне нужно ущипнуть себя и спросить – не сон ли это. Когда он купил самолет, я подумала: «Господи, у моего младшего брата есть собственный самолет!» Сейчас это кажется невероятным, особенно, если сравнить с теми днями, когда мы забирались в старый полуразвалившийся домик на колесах и отправлялись в Англию. Изменилось так много всего, что иногда нужно подумать о реальности происходящего и напомнить себе, что немногие живут такой жизнью. Не у каждого есть свой собственный самолет, своя яхта, насколько домов и коллекция роскошных классических автомобилей, и не каждый летает по всему миру, чтобы выступать на Гран-При.

Все сказанное я могу отнести и к себе. У нас не было богатых родителей, но у нас было богатое детство. Сейчас же я общаюсь с людьми из мира Формулы-1, которые выросли в окружении огромных материальных богатств, и никогда не знали, что такое быть скупым и экономить, волноваться о последнем пенсе и думать, можешь ли ты позволить себе новые джинсы. Но я смотрю на них и думаю, как же мне повезло, что у меня была такая поддержка.

Я также должна реально смотреть на вещи. Я знаю, что мои поездки по всему миру являются частью команды Формулы-1, я ношу командную униформу, имею свободный доступ в боксы, хожу на вечеринки, живу жизнью команды и путешествую с ней – это не то, чем занимаются обычно нормальные люди. Но в то же время я здесь не для того, чтобы доставить себе удовольствие, а чтобы работать, и гоночный уик-энд – для меня это тяжелая работа. Я слежу за питанием и физической формой Эдди, а также участвую в его бизнесе. И в свободное от приготовления еды, от организации встреч со спонсорами время, я работаю на компьютере, планируя свою работу на дни и месяцы вперед. Эта работа занимает у меня семь дней в неделю, но я рада, что, работая с Эдмундом, я получила весь этот опыт. Я накопила большие знания о том, как организованы спортивные события, и что такое связи с общественностью, и это может мне пригодиться, если я решу начать свое собственное дело.

До того, как я начала работать с Эдди, у меня была своя практика спортивного врача в Кенте. В самом конце 1995 года он позвонил мне и сказал, что получил место в «Феррари» и поинтересовался, не хотела бы я с ним работать. Мы договорились о деньгах, и я приступила к работе. Я думаю, кое-что изменилось, так как были затронуты наши родственные связи. Он мой брат, но, в конце концов, он все-таки мой босс, и это имеет значение. У вас формируются деловые отношения, и иногда они выше семейных. Большинство людей с ним согласятся, просто чтобы не спорить, но если я не согласна, то я говорю ему: «Прошу прощения, но это не так». Иногда ему это может не нравиться, но все-таки у него есть кто-то рядом, кто может вернуть его в реальный мир.

Я думаю, что наши отношения как сестры и брата слегка пострадали, так как по отношению друг к другу мы стали боссом и подчиненным, хотя, когда рядом находятся родители, мы опять становимся семьей. Иногда мы все вместе приезжаем к нему на яхту, и тогда все меняется. Это яхта Эдмунда, но это больше похоже на те прежние времена в семье, и я их очень ценю. Так как он стал более знаменитым, то нам стало труднее наслаждаться даже немногими тихими семейными моментами, потому что кто-нибудь обязательно подходит к нам и просит его дать автограф. Эдмунд ненавидит приходящее со славой внимание; правда-правда, он терпеть не может, когда на него глазеют. Я думаю, что отрицательной стороной его успеха стало то, что мы утратили большую часть того времени, которое проводили как семья, не только из-за таких вторжений, но еще и потому, что жизнь теперь такая сумасшедшая, и у нас остается очень мало времени, чтобы собраться всем вместе за столом, и всем вместе поговорить или пообедать.

Его карьера проходит в постоянном стрессе, и я стараюсь, для нашей общей пользы, смягчить то, что в моих силах. Эдмунд ненавидит некомпетентность, и он выходит из себя, когда видит, что люди не выполняют свою работу так, как нужно. На одном из Гран-При нам нужно было участвовать в фотосъемке. И очень большое количество журналистов желали с ним поговорить, а еще больше людей хотели взять его автограф. Это было убийственно. Просто посмотрев на выражение его лица, я уже знала, что с него хватит. Так что я подошла к пресс-секретарю и сказала: «На вашем месте я бы не настаивала еще на одном интервью, я уверена, что он уже сделал все, что мог». Но они меня не послушались, и в результате, что было совсем не в его характере, Эдди просто повернулся и сказал: «Нет, я этого делать не буду», и ушел. Однако сейчас многое изменилось, ведь люди стали прислушиваться к тому, что я говорю, и многое проходит через мои руки, а также и потому, что, несомненно, сам Эдмунд сейчас изменился. Он сейчас больше, чем ранее, сфокусирован и сконцентрирован, так что сейчас мы очень серьезно готовимся к каждому гоночному уик-энду.

У меня сейчас намного больше обязанностей, чем было тогда, когда я стала с ним работать в 1996 году. Он хотел, чтобы я участвовала во все большем количестве сторон его жизни, так что теперь я также много занимаюсь его бизнес-проектами, и мне это нравится. Это тяжелый труд, но это стимулирует, и у меня есть свои собственные планы, которые я могу воплотить. Зная его настолько хорошо, как я, легче понять, что он будет делать, а что – нет, так что я могу с пользой общаться со спонсорами, и сказать им: «Да, он сделает то, что вам нужно, потому что в это время он будет в Риме, и он может включить это в свой распорядок дня», или «Нет, придется отложить ваши планы до следующего раза». Главное – постараться извлечь максимум пользы тогда, когда он находится в каком-то определенном месте, и организовать несколько мероприятий, потому что он не склонен летать с места на место ради каких-то мелочей. Конечно, при этом он не может обходиться без своего самолета. Он бы постоянно пропадал в аэропортах, и никогда не успевал сделать вовремя все то, что от него требуется. Самолет ему действительно необходим, это не показуха.

Я терпеть не могу торопиться, вот почему я трачу много времени, чтобы все распланировать и подготовить. И в результате этого планирования возникает куда меньше проблем. Я думаю, что это часть менталитета автогонщика, потому что Эдмунд всегда куда-то торопится.

Конечно, порой мы с Эдмундом ссоримся, но это бывает очень редко. В этом году в Монреале, когда я все устроила так, как мне казалось правильным, а Эдмунд со мной не согласился, мы закончили наш разговор руганью и криками друг на друга. Но стоит проблеме разрешиться, мы с ним не будем долго дуться друг на друга.

В следующем году Эдмунд будет выступать за «Ягуар», и это конец одной эпохи и начало следующей. Четыре года в «Феррари» были фантастикой, но я думаю, что сейчас нахожусь в той стадии своей жизни, когда я должна просто сесть и подумать о будущем. Я не хочу больше вести этот сумасшедший образ жизни и в пятьдесят лет остаться в одиночестве. Мне хотелось бы осесть на одном месте, но, естественно, я не могу этого сделать сейчас, когда я мотаюсь между аэропортами, странами и гоночными трассами. Люди мне всегда говорят: «Вау, ты наверняка встречаешься с потрясающими мужчинами, и всегда можешь выбрать того, которого хочешь». Хотелось бы, чтобы это было так! Я работаю в мире мужчин, но я не думаю, что создавать отношения в той среде, где работаешь – это хорошая идея. Я не знаю, может быть, для меня такие отношения слишком сложны, но мой образ жизни в данном случае определенно не помогает, так что я знаю, что должна остановиться, трезво взглянуть на вещи и принять некоторые решения. В настоящее время я много путешествую. И мне невозможно сформировать с кем-либо длительные отношения. Мои друзья разбросаны по всему миру. В настоящее время они и моя семья – для меня самое важное. У меня на следующий год есть несколько предложений, но я еще не решила, чем займусь. Эдди сможет прожить без меня, он быстро ко всему адаптируется. Незаменимых людей нет, и я думаю, что порой любому из нас перемены идут на пользу.

Люди часто меня спрашивают, замечаю ли я в нем перемены с тех пор, как он стал знаменит, но я предполагаю, что больше изменились окружающие его люди. Я замечала, как они, находясь рядом с Эдмундом, делают все, чтобы привлечь его внимание, и я часто просто сижу и смотрю, что происходит. Девушки изощряются в способах привлечения его взгляда – они надевают платья с исключительно глубокими вырезами, или прогуливаются неподалеку в обтягивающей фигуру одежде, только чтобы привлечь его внимание. Но, скажу по правде, парни ничем их не лучше, они готовы согласиться с ним в любом случае, прав он или нет. Если они хотят отправиться куда-то, а Эдмунд туда идти не хочет, то они определенно пойдут туда, куда ему хочется. Им просто хочется быть в его компании, быть его друзьями, хотя надо признать, что он веселый, спокойный и ненапряженный, и в его компании всегда можно прекрасно провести время.

Тем не менее, должна сказать, что некоторые люди из его окружения меня удивляют, потому что я думала, что они не подвержены влиянию славы и могут себе позволить просто быть самими собой. Очень печально так ошибаться в людях. Только из-за того, что человек знаменит, вряд ли он автоматически лучше других. Слава – это не гарант хорошего характера, скорее наоборот, хотя в этом вопросе я могу сказать, что Эдмунд все еще достаточно твердо стоит на земле. Он не витает в облаках, и если вдруг начнет, я уверена, что мы все вернем его к реальности. Я думаю, здесь играет свою роль тот факт, что мы – ирландцы, потому что мы не та нация, которую легко одурачить.

Честно говоря, я думаю, он знает, кто его друзья, а кто – прилипалы, но ему просто нравится быть в компании людей. Он – общительный человек. Хотя ему нравится находиться в своем мире, на самом деле он не очень любит надолго оставаться один. Так как большинство из его друзей работают, обычно, когда у него есть время отдохнуть, не так уж много людей готовы составить ему компанию. Я думаю, что он настороже, и следит за тем, что происходит, но иногда его просто устраивает, что эти люди находятся около него.

Единственная вещь, которую я в нем замечаю, это то, что иногда он не понимает, что это такое – жить в реальном мире, как тяжело приходится в жизни обычным людям, которые должны платить по счетам и стараться удержаться на плаву. Жизнь в наши дни стоит огромную кучу денег. Наши родители много путешествуют, но у них нет своего дохода как такового, есть определенные вещи, которые они могут делать, и те, которые они себе позволить не могут. Я думаю, что иногда Эдмунд просто живет в своем мире и не тратит время на то, чтобы остановиться и подумать об этом.

В настоящий момент он очень сфокусирован на себе. Я подозреваю, что таково большинство гонщиков, потому что это часть их работы – они не могут просто быть Хорошими Паренями и все время думать о других. Опять же, как только они завоевывают репутацию хорошего человека, на них немедленно нападает пресса. У Дэвида Култхарда имидж легкого и мягкого человека, то есть такого, к которому гонщик на самом деле не стремится. Сейчас модно быть мачо. Концепция Нового Человека еще не завоевала себе места в мире Формулы-1. Чувствительность очень часто воспринимается как слабость, и они будут делать все возможное, чтобы не показывать своих эмоций, даже если они у них есть. Я считаю, что глубоко внутри он мягкий человек, но, чтобы выжить в мире Формулы-1, нужно быть эгоистом. Он был стеснительным ребенком, вовсе не помешанным на девушках. Скорее наоборот. Если в дом приходили гости, он старался исчезнуть и отправиться в свою комнату читать книгу рекордов Гиннеса или автомобильные журналы. Общению с людьми он всегда предпочитал чтение. Сейчас он уверен в себе, но под маской всего этого он все еще стеснительный маленький мальчик. Он просто скрывает это под маской уверенного в себе любителя развлечений.

Иногда мне хочется, чтобы он немного больше думал, как тогда, когда он победил в Гран-при Австрии. На главной фотографии, сделанной по случаю победы, на самом деле с ним сфотографирована не его личная команда, это была команда Михаэля – потому, что эти люди больше привыкли к победам, а команду Эдмунда нечасто привлекали к официальным фотосъемкам, по какому бы случаю они не проводились. Им было очень приятно попасть в газеты, поскольку они зарабатывают не так много денег, а это хороший способ заработать немного славы. Так что я заставила сделать еще одну фотографию, на которой был изображен только Эдмунд со своим трофеем, и для всех членов команды он подписал по экземпляру. Я считаю, что если это в моих силах, то постараться сделать людей немного счастливее – это очень важная часть моей работы. Матерью Терезой я от этого не стану, но так важно, чтобы люди почувствовали свой вклад в успех.