Текст книги "Тот, который колеблется"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Он снова сделал легкий поклон и вышел. Тарталья вышел следом за ним и закрыл дверь.

– Думаю, тебе надо бы запереть дверь, – с некоторым затруднением произнесла Амелия.

– Зачем?

– Ну-у, нам нужно кое-что сделать, – проговорила Амелия и игриво улыбнулась. – Кое-что приятное. – Она встала и неуверенной походкой подошла к встроенному шкафу, открыла дверь и в удивлении отпрянула. Она повернулась к Роджеру и, стараясь придержать смех приложенной к губам ладонью, она сказала: – А я думала, что это туалет. А где же туалет?

– В коридоре.

– Можно я пойду умоюсь? – спросила Амелия.

– Конечно.

– Я сейчас вернусь, – произнесла она. Подойдя к двери и открыв её, она обернулась и с большим достоинством произнесла: – Очень хочется пипи. – И вышла.

Роджер присел на край кровати.

У него намокли ладони.

Он ударил Молли совершенно неожиданно.

Он даже не знал, что ударит Молли, пока рука сама не пошла, причем это была не ладонь, а плотно сжатый кулак. Удар пришелся в глаз. Он отвел кулак и снова ударил её, в кровь разбив нос. Он увидел, что она открывает рот и вот-вот закричит. Вся эта картина показалась ему странной и неожиданной. Из носа у Молли потекла кровь. Мелькнула неосознанная мысль, что нельзя дать крови попасть на простыни. А тут ещё этот открывающийся рот – значит, сейчас последует пронзительный крик. Обе огромные руки сами рванулись к ней, схватили её за горло и сдавили его. Крик замер где-то в глубине сдавленного горла, и у него под руками лишь словно что-то булькнуло. Почти в тот же момент он поднял её с кровати и постарался держать её так, чтобы кровь потекла из носа на щеку, по подбородку, дальше на горло поверх его рук, – он чуть не разжал руки, когда их достигла кровь, – потом на ключицу и плечи, на маленькие обнаженные груди, но ни одной капли не упало на кровать или на пол, он не хотел, чтобы пол запачкался в крови. На короткий миг он поразился самому себе – глаза Молли тут вылезли из орбит, она один раз попыталась ударить его слабеющей рукой, но рука прошла мимо цели, порхнув, как бабочка помятым крылом, – поразился, зачем он это делает. Ведь он полюбил её, увидел, что она красива. Но он сделал это и за это ненавидел её. Оттого, что он стал все сильнее сжимать её горло, её голова стала словно неплотно закрытой бутылью, в которой росло давление: кровь продолжала струиться из носа, глаза делались все шире и шире, рот широко открылся и издавал странные булькающие звуки, и он подумал, что сейчас её стошнит ему на руки, и даже отшатнулся от нее, но тут, похоже, все кончилось. Он понял, что она перестала бороться за жизнь. Неподвижная, она обвисла на его вытянутых руках. Он осторожно опустил её на пол, следя за тем, чтобы голова не изменила своего положения и чтобы ни на что не попала кровь. Она обнаженная лежала на полу, а он пошел в ванную смыть кровь с рук.

Потом он почти полчаса сидел над ней в размышлении, что же ему делать.

Он подумал, что ему, пожалуй, надо позвонить матери и сообщить ей, что он убил женщину. Но тут он представил себе, как мать будет говорить: приезжай, мол, сынок, домой как можно скорее, бросай её и возвращайся домой. Ему стало даже смешно, когда он представил себе это. Нет, надо поступать как-то иначе.

Он не отрываясь смотрел на лежащую на полу обнаженную женщину. В смерти она выглядела ещё более некрасивой, и он удивился, как это ему могло прийти в голову, будто она красивая. Не зная зачем, он протянул руку и указательным пальцем прошел по линии её профиля, потом закрыл её выпученные глаза, невидяще уставившиеся в одну точку.

Возьму её с собой в полицию, подумал он.

Он прошел к стенному шкафу, чтобы взять её пальто. Не везти же её в полицию голой, подумал он. Сняв пальто с плечиков, он расстелил его на полу рядом с ней, потом поднял её и положил на пальто, словно это было расстеленное одеяло, даже не попытавшись просунуть её руки в рукава. Далее он обошел комнату и собрал её одежду – блузку, юбку, подбитый ватой лифчик, трусики с поясом – и туфли, которые она сбросила на пол, потому что ноги у неё болели от хождения в поисках работы. Одежду он аккуратно сложил и стопкой поместил ей на грудную клетку, оставив в стороне только нейлоновые чулки. Пальто он запахнул, но застегивать на пуговицы не стал, а просунул ей под спину чулок и крепким узлом завязал его на груди. Другой чулок он обвязал вокруг бедер, прихватив полы пальто, и тоже затянул тугим узлом, потом оглядел женщину.

Кровь из носа перестала течь.

Да, но не тащить же её на руках. По улице, в таком виде. Интересно, сколько сейчас времени. Он предположил, что часа два или больше двух. Нет, нести её в полицию на руках не годится. Так не пойдет.

Он даже не знает, где она находится, эта полиция.

Ему пришло в голову, что надо взять грузовик.

Ее можно было бы положить в кузов.

Он снова взглянул на замотанное в пальто тело, покоящееся на полу. Один чулок крепко завязан на груди, удерживая сложенную под пальто одежду, другой туго охватывает бедра. Там, где ворот, высовывается голова с окровавленным лицом, из-под полы торчат безжизненные ноги. Пускай она пока полежит, а он сходит за машиной. Надев пальто, он вышел в коридор. Подергал дверь и убедился, что она надежно заперта. Проходя по коридору, он услышал громкий храп в комнате Фука. По лестнице спускался осторожно, бесшумно. Наконец он оказался на улице и широким пружинящим шагом направился в гараж. Мороз немного спал, что удивило его. Правда, задувал ветерок, но температура была повыше, чем несколько часов назад. У него в голове созрел ясный план действий. Он возьмет свой грузовик, заедет на нем в переулочек рядом с домом, потом во двор и остановится у двери в подвал. Он знал, что есть черный ход со стороны подвала, потому что не далее как вчера видел человека из электрической компании, который по переулочку направлялся к дому – снять, очевидно, показания счетчика. Роджер никогда не был в подвале, но знал, что там должен быть черный ход.

Ночной служащий гаража поинтересовался, кто это пришел. Роджер представился, сказал, что он Роджер Брум и пришел взять свой грузовик, «шеви» пятьдесят девятого года. Служащий был не очень-то расположен выдавать кому-то машину в полчетвертого ночи, но Роджер предъявил ему документы, и служащий, как-то странно щелкнув языком, кивнул и сказал, что, мол, хорошо, о'кей, он думает, что все в порядке, что он, конечно, надеется – это слово он подчеркнул, – что все нормально.

В это время на улицах не было ни одной машины.

Роджер подал грузовик задом в переулочек, на горке выключил двигатель, и машина медленно покатилась вниз. В самом низу он затормозил, и машина остановилась почти вплотную к зданию. Роджер вышел из кабины и сразу увидел дверь. Он подергал за ручку, но дверь была заперта. Он вернулся к машине, достал из-под сиденья гаечный ключ размером побольше, потом снова подошел к двери и стал действовать ключом как рычагом. Дерево поддалось его усилиям, расщепилось, а затем замок щелкнул и открылся. Роджер вошел в подвал и двигался там на ощупь, пока не наткнулся на лестницу, ведущую на первый этаж здания. По-прежнему не зажигая света, он поднялся по лестнице, подошел к двери и нащупал замок. Дверь открылась, и Роджер оказался в коридоре. На пол в дверную щель он положил ключи от машины, чтобы дверь не захлопнулась, и после этого направился в свой номер.

Женщина лежала на полу, на том же месте, где он её и оставил.

Он подошел к постели и окинул её взглядом, желая убедиться, что на простынях нет ни капли крови, потом осмотрел пол на этот же предмет, прошелся взглядом по комнате и убедился, что из её одежды ничего не осталось. Подтащив тело к двери, он приоткрыл её и выглянул в коридор. Он сам не знал, что он так беспокоится насчет капель крови и предметов её одежды, зачем всматривается в пустоту коридора, если решил для себя, что поедет в ближайший полицейский участок и сообщит там, что убил молодую женщину. Ох, как это непросто ему будет сделать!

Он поднял её, легкую, как перышко, и вынес в коридор, затем, держа её в одной руке, свободной рукой закрыл дверь, а потом, взяв её в обе руки, быстро спустился по лестнице и подошел к подвальной двери. Он открыл дверь, присел и подобрал с пола ключи от машины, одной рукой прижимая тело женщины к коленям, затем спустился по лестнице в подвал. Через крошечные оконца под потолком в подвал проникали полоски лунного света. С той стороны сваливали шлак из печи отопления. Его глаза постепенно привыкли к полутьме. Он различил печь котельной, дальше ему на глаза попался старый холодильник, ещё дальше – велосипед без одного колеса. Он вынес Молли из подвала и положил в кузов грузовика. Маленькая капля крови сбежала из носа по губе. Он уже собрался сесть в кабину, чтобы прямиком ехать в полицию, но тут стал думать, что он им скажет. Роджер постоял в тишине двора. Чуть повыше, между столбиками, были натянуты веревки для белья, раскачивавшиеся под ветром. Боже, как же будет трудно прийти к ним и рассказать, как все получилось! Он продолжал стоять возле грузовика, не отводя глаз от женщины, завернутой в её собственное пальто.

Если взять её и куда-нибудь...

Так, надо будет...

Что ж...

Нет, что ему надо – так это пойти в полицию.

В то же время если...

Нет.

Нет, надо избавиться от нее.

Да, надо избавиться.

Он вздохнул и направился обратно в подвал. На этот раз он напрямик прошел к холодильнику, который только что заприметил, открыл дверцу и заглянул внутрь. Роджер сразу понял, что полки придется убрать. Первые две он снял легко, но с третьей пришлось повозиться, после чего четвертая снялась сама. Полки он сложил возле печи, потом обхватил холодильник руками и попытался поднять его. Оказалось, что холодильник тяжеловат для него. Он ни за что не донесет его через весь подвал к выходу.

Тут он подумал, не бросить ли ему это занятие.

Мистер Брум, все-таки взять её и отвести в полицию?

Он постоял в раздумье, уставившись на холодильник.

Постояв так, он снова обхватил холодильник руками, но на этот раз приподнял одну сторону и развернул его, потом другую и развернул, и таким образом холодильник «дошел» до двери. В дверях холодильник преодолел порог и дальше таким же образом стал перемещаться по цементному покрытию двора к заднему борту грузовика. Такая работа совсем не утомила его. Подтащить холодильник к кузову оказалось делом довольно-таки простым, но Роджер знал, что забросить его в кузов – для этого потребуется напряжение всех его физических сил.

В взглянул на женщину.

Он все думал, что она может пошевелиться или ещё что. Может быть, даже открыть глаза.

Роджер встал на колени, обхватил холодильник руками, весь напрягся и стал поднимать его. Холодильник выскользнул и глухо ударился о бетон. Роджер удивленно отшатнулся. Потом обхватил его снова, на этот раз мобилизовав все свои силы, снова напрягся и, поднимая его все выше и выше, подтащил на высоту кузова и отпустил. Потом он залез в кузов и передвинул холодильник в середину кузова, потом открыл дверцу холодильника и опустил женщину внутрь холодильника.

Вряд ли она поместится, подумал он.

Вначале он опустил её в холодильник так, как она лежала в кузове, но так она не помещалась.

Тогда он повернул её на бок и подогнул ноги назад, но и так не получалось. Он начал нервничать, так как испугался, что кто-нибудь зажжет свет или откроет окно, а то и выглянет во двор и увидит, как он пытается запихнуть человека в холодильник.

Он сломал ей обе ноги.

Дверца закрылась.

После этого он сел в кабину и тронулся с места.

Город словно вымер. Роджер словно очутился в необитаемой глуши. Он не знал, в какую сторону ехать, куда везти свой груз. Нельзя бросать его где попало: кто-то наткнется на него, потом увидят женщину, узнают, кто она, а потом, возможно, выяснят, что холодильник – из дома миссис Дауэрти, и пойдут вопросы. К реке он выехал почти случайно. Он знал, что город окружен водой, но ему до этого в голову не приходило, что можно подъехать к берегу и скинуть холодильник в воду. В какой-то момент он выехал на небольшой мост и, взглянув вниз, увидел отраженные в воде огни. Он понял, что проезжает над рекой. Тогда Роджер при первой же возможности сделал левый поворот, съехал с моста и подкатил к пустынному причалу, возле которого одиноко маячил пустой железнодорожный вагон. Роджер подал машину задом к воде. Теперь ему надо было выяснить, глубоко ли в этом месте. Он подошел к краю причала, опустился на четвереньки и стал высматривать, нет ли на причале отметок глубины, однако ничего не обнаружил. Он не хотел бросать холодильник в мелком месте: его сразу найдут, и тогда не жди ничего хорошего.

Он сел в машину и поехал дальше.

Теперь, когда Роджер решил для себя, что сбросит холодильник в реку, он занялся поисками места, где было достаточно глубоко. Но Роджер не представлял себе, как он узнает, глубоко в таком-то месте или нет, если только ему не попадется пристань или мост, где есть отметки глубины. Но шансы наткнуться на такое место казались ему...

Мост!

Действительно, что если он...

Выехать на мост.

На самую середину.

К перилам.

Так можно просто...

Он занялся поисками моста. Надо проявлять предельную осторожность. Он сделает вид, будто у него что-то забарахлило... Так, правильно... Переждет, чтобы на мосту не было ни одной машины. Придется как следует подгадать время, потянуть, ведь холодильник очень тяжел. Да-а.

Именно так.

Он ехал по городу с мыслью о том, что лучше всего был бы высокий мост, тогда холодильник пролетит побольше и зароется в грязь на дне реки. Да, лучше всего подошел бы высокий мост. И машина сама повезла его к самому высокому и длинному мосту, который он знал. Этот мост соединял собой два штата. Роджер въехал на мост. Ветер дул так сильно, что мост, казалось, раскачивается. Интересно, подумал Роджер, а упадет ли холодильник прямо в воду, не внесет ли ветер свои поправки?

Он остановил грузовик.

И сразу же вылез, подошел к капоту и поднял его. Он стоял у передка автомобиля и будто бы заглядывал в двигатель, а на самом деле смотрел в дальний конец моста, на приближающиеся огни автомашин. Как только выпадет разрыв в движении, он заберется в кузов, спустит холодильник через задний борт, потом занесет его со стороны правого борта, чтобы грузовик прикрывал его от проезжающих машин. Роджер продолжал всматриваться в даль. Мимо мелькали огни автомобилей.

Внезапно движение на мосту прервалось.

Не приближалась ни одна машина.

Надеюсь, получится, подумал он.

Он кинулся в кузов, думая о том, какой же он тяжелый – этот холодильник, и вдруг с изумлением почувствовал, до чего же легким, почти невесомым он ему теперь показался: Роджер поднял его без особых, как ему показалось, усилий. Господи, до чего легкий, думал Роджер, испытывая легкое головокружение, пока тащил его. Он вначале занес холодильник за правый борт, потом взвалил на перила моста. Быстро взглянув вниз и убедившись, что там нет никаких суденышек или лодок, Роджер отпустил руки и холодильник полетел вниз. Роджер посмотрел ему вслед. Холодильник становился все меньше и меньше, вот он ударился о воду, вызвав сильный всплеск и подняв высокий фонтан. По другой стороне моста пронесся автомобиль. По реке расходились широкие круги, пена оседала, поверхность успокаивалась. В дальнем конце моста показались огни. Роджер быстро подошел к передку машины, захлопнул капот, потом снова вернулся к перилам и бросил последний взгляд на воду.

И не скажешь, что сюда что-то бросили.

Роджер забрался в кабину, завел двигатель и поехал по мосту на территорию соседнего штата. Рядом с дорогой промелькнули будки междугородного телефона, он проехал ещё милю, развернулся и направился обратно в город. Поставив машину в гараж, он вернулся в заведение миссис Дауэрти. У дома никого не было, в коридорах тоже. Все в доме спали. Роджер поднялся в свой номер, разделся и лег.

Заснул он почти моментально...

Дверь открылась.

Это вернулась Амелия.

Она умыла лицо, сняла помаду. Войдя в комнату, она закрыла дверь, потом заперла её и подергала. Положив сумку на туалетный столик, она повернулась к Роджеру, опираясь при этом руками, спрятанными за спиной, на столик.

– Привет, – промолвила она.

Роджер взглянул на нее.

– Привет.

– Ты не соскучился по мне?

– Конечно.

– Скажи полностью.

– Я соскучился по тебе.

– Какая у вас симпатичная ванная в коридоре, – произнесла она, стоя по-прежнему у двери. Она смотрела на него с легкой и несколько странной улыбкой. – Голубая туалетная бумага, очень даже ничего.

– Я не заметил, – ответил Роджер.

– Ты личность не очень наблюдательная, да? – Амелия споткнулась на самом длинном слове, не договорив его до конца.

Она не была очень уж пьяной, просто хватила выше нормы. Она продолжала стоять возле двери, держа руки за спиной, и на лице у неё играла странная, озорная, почти дьявольская улыбка. Роджер смотрел на неё и думал, до чего же она красива, и сразу же подумал, что лучше выгнать её, пока он не причинил ей боли.

Амелия двинулась к нему.

Она подошла к Роджеру, сидевшему на краю кровати, приблизилась к нему так, что их колени соприкоснулись, потом серьезно и торжественно, с пьяным достоинством протянула к нему широко раскрытые, как лопасти вентилятора, ладони, обхватила его голову, нагнула на бок свою голову, нагнулась сама и разомкнутыми губами поцеловала его в губы. Он обнял её и повернул так, чтобы было удобно накрыть ладонями её груди, думая о том, как ему хотелось бы любить её и как его мать будет всячески противиться этому, хотя Амелия была и очень красивой. Мать, конечно, будет напирать на то, что она цветная. Он попытался припомнить, когда же это началось, что для него стало важным, черт побери, мнение матери о девушках, с которыми он встречался. Какое вообще имеет значение, что думает его мать по этому поводу? Он понял, что мнение матери в этом вопросе уже давным-давно имеет для него определяющее значение. В прошлую ночь он наконец попытался пренебречь тем, что скажет мать и решил поухаживать за Молли, и вот что из этого получилось, вот почему ему пришлось так поступить с ней.

Убить её.

Да, он убил её, подумал Роджер.

Амелия впилась в его губы. Роджер испытывал жгучую радость от движений её языка, от её полных, мягких и влажных губ и почувствовал, что падает на спину, увлекая на себя Амелию. Он ощущал своей грудью груди Амелии. Сердце его учащенно билось, в теле появилась дрожь: на Амелии не было бюстгальтера, она, очевидно, сняла его, когда ходила в ванную. Его руки опустились ей под джемпер и поползли вверх по спине. Потом Роджер перекатился по постели, поменявшись с Амелией местами, и с рычанием стал целовать её груди, темные налившиеся соски.

– О, Роджер, – стонала Амелия, – я люблю тебя, я люблю тебя.

У него голова шла кругом от её аромата, её тепла, от её настойчивых губ. И в то же время его мысль работала как никогда в этот день ясно. Он думал о том, что её надо бы выставить отсюда, так как он уверен, что иначе причинит ей боль. Он ударил Молли, хотя вначале она ему не нравилась, и ударил её потом, когда она в некотором роде разозлила его. А в отношении этой девушки в нем поднималась сладострастная злоба – она красивая и цветная. «Она цветная, – скажет мать. – Что ты мне привел тут в дом цветную шлюху?» Ему нравились её губы... а как её руки... она опасна... если от неё не избавиться, они проведают и про Молли... если он ударит ее... если она позволит ему любить себя... если она позволит ему войти к себе... эта темная пульсирующая плоть... теплая... она у него в руках... она трется об него... гладкие темные груди... если она позволит ему... ты теперь главный мужчина в семье... придется убить ее... другого выхода не будет... придется убить... и про Молли узнают... уходи отсюда... – роились в его мозгу мысли.

Он внезапно отпрянул от нее.

Она посмотрела на него застывшим взглядом.

Джемпер у неё был задран выше обнаженных грудей, юбка – высоко на бедрах. Привстав, он замер над ней на несколько мгновений. Он весь дрожал от любви к ней. Она нежно протянула к нему руки и бесконечно ласково и поощрительно коснулась его.

– Нет! – закричал он.

– Что?

– Вон... Нет... – произнес он.

Он слез с кровати и повернулся к ней спиной.

– Уходи, – сказал он. – Иди домой. Уходи отсюда. Вон!

– Что-о?

Он подошел к шкафу, открыл дверцу, достал оттуда её пальто, принес и положил его на кровать рядом с ней, проделав все это не глядя на нее, зная, что она ещё не одернула джемпера, любя её и боясь, что сейчас возненавидит ее... Пожалуйста, ну пожалуйста, уходи, произносил он про себя, не уверенный, действительно ли произносит их про себя.

Она молча поднялась с постели, одернула джемпер, молча же надела пальто. Потом взяла сумочку, подошла к двери, отперла её.

– Сколько буду жить, так и не пойму, – промолвила Амелия и ушла.

Было около семи часов, когда он сходил за грузовиком и подъехал на нем к полицейскому участку.

Он остановился на другой стороне улицы, поставил машину на ручной тормоз и заглушил двигатель. Потом посмотрел на зеленые шары по обеим сторонам входа с цифрами 7 и 8.

Сейчас он был уверен, что поступает правильно.

Он был очень доволен, что не причинил зла Амелии. Это, как будто, служило хорошим признаком. Он не знал, почему не сделал так с самого начала, почему не привез сюда Молли прямо ночью, сразу после того как убил её, вместо того чтобы запихивать её в холодильник и бросать в реку, где они никогда не отыщут её. Надо было тогда же рассказать все одному из детективов и освободить себя от дополнительных переживаний, и...

Разве нет?

Или найдут?

Он спокойно сидел за рулем автомобиля. В кабине было холодно, и изо рта шел пар. Лобовое стекло заметно покрылось льдом.

На город опустился вечер. Тускло горели шары у входа в участок, роняя блеклый свет на снег по сторонам ступенек. В тишине до него доносился только скрежет лопат – это соскребали снег с тротуара – да временами раздавалось громыхание цепей проехавшей автомашины.

Она провела в городе только неделю, никто и не знает, что она должна быть здесь – за исключением5 конечно, персонала отеля, где она остановилась. Она там поставила свою подпись на бланке, в этом отеле. Как, бишь, он называется? Название какое-то испанское. А, неважно. Там подумают, что она сбежала, не заплатив за проживание, вот и все. Мистер Брум, они заявят в полицию, а может быть и нет. Все зависит от того, что она оставила в номере. Да, она же говорила, что приехала сюда с одним чемоданом и небольшой суммой денег. Но даже если они сообщат в полицию о её исчезновении, если даже они скажут, что Молли Ноулен, которая остановилась у них в отеле, исчезла, оставив в номере одежду и личные вещи? Хорошо, положим они сообщат в полицию. Положим, уже сообщили.

Она сейчас на дне реки, подумал Роджер.

Всплыть она не всплывет, потому что заперта внутри тяжелого холодильника. Он едва поднял его в кузов. Он его бросил с высоты, может, ста пятидесяти футов, может и больше, у него всегда хромал глазомер. И лег холодильник на глубину футов в десять, по крайней мере пять, да пусть даже три, не важно. Пусть его даже видно, все равно её не найдут, никогда не найдут. Холодильник останется на дне навсегда, а с ним – и мертвая Молли Ноулен в его чреве, и никто в мире не узнает, что она там. Родители у неё умерли, единственная подруга – на Гавайях, в баре на них с Молли никто не обращал внимания, никто не видел, как они пришли в номер Роджера. Так что никто ничего не узнает.

И самое лучшее, что он может сделать – это завести машину и ехать отсюда.

Никто ничего никогда не узнает.

Если он не пойдет в этот полицейский участок не другой стороне улицы и не скажет им, что он убил её, то они никогда не узнают об этом, им никогда до этого не докопаться.

Роджер взглянул на другую сторону улицы.

Нет, лучше пойти и все сказать, подумал он.

Он вышел из машины.

Он уже собирался пересечь улицу, как входная дверь участка открылась и оттуда появились двое мужчин. В высоком он узнал детектива, за которым сегодня следовал по пятам до ресторана. Господи, вот тот самый человек, с которым он хотел бы поговорить в первую очередь, подумал Роджер. Рядом с ним шел человек совершенно лысый. Роджер подумал, что это тоже детектив. Зеленый свет шаров отсвечивал на его лысине, что придавало этому человеку потешный внешний вид.

Детективы спустились с лестницы и остановились на тротуаре.

Давай, сказал себе Роджер, иди и все расскажи ему. Это тот самый человек, с которым тебе так хотелось поговорить.

Он заколебался.

Лысый вдруг кинулся к обочине тротуара, захватил горсть снега, слепил снежок и запустил им в высокого детектива. Тот засмеялся, взял обеими руками кучу снега и, ничего из него не лепя, обрушил его на товарища. Оба дружно захохотали, словно ребятишки.

– До завтра, – сквозь смех сказал высокий.

– Пока, Стив. Спокойной ночи, – ответил лысый.

– Спокойной ночи.

И мужчины разошлись в противоположные стороны.

Роджер смотрел вслед высокому, пока тот не скрылся из вида.

Он вернулся в кабину грузовика и включил зажигание. Затарахтел двигатель. Роджер бросил последний взгляд на здание полиции и поехал.

Домой.

К маме.