Текст книги "Тот, который колеблется"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11

Снег прекратился.

В городе стояла тишина.

Тишина, которая охватывает тебя и проникает в тебя. Это и почувствовал Роджер, когда вышел на улицу и направился в гараж. Изо рта шел пар, шаги звучали приглушенно. Тишина была почти видимой на глаз. Это было нормальное притихшее состояние города в предвечерний час, а сейчас оно стало особенно выразительным из-за пелены снега, покрывавшей город. Только мерное негромкое громыхание цепей на колесах проезжавших мимо автомашин нарушало тишину. Кстати,, надо будет и ему поставить цепи на свой грузовик, подумал Роджер.

Мысль насчет цепей пришла ему в голову внезапно и оказалась для него неожиданной, потому что подразумевала возвращение домой: раз он собирается надеть цепи на колеса, значит, он собирается воспользоваться грузовиком, куда-то на нем поехать, а единственным местом, куда он может поехать на нем, является Кэри. Он понимал, что надо ехать, что надо поставить цепи, потом позвонить матери и сказать, что выезжает и будет сегодня вечером дома. Он понимал, что все это надо сделать. Но он понимал, что есть и кое-какие другие дела, которые тоже нужно сделать – по крайней мере, так ему казалось. А теперь вдруг все перемешалось, и тишина города стала не успокаивать, а раздражать его. Он отдавал себе отчет в том, что и матери надо позвонить, и домой пора ехать, но ведь и в полицию надо сходить и поговорить с тем детективом, у которого глухонемая жена, и с Амелией в полпятого встретиться, потому что такой красивой девушки, как Амелия, у него в жизни не было и ему не хотелось терять её, неважно, цветная она или нет. Его по-прежнему огорчал тот факт, что цветная, но не так, как поначалу. Внезапно на память пришла Молли и то, как она в два часа ночи вдруг стала для него красавицей, но это было нечто другое, не то, что он чувствовал в отношении Амелии, это было совсем другое. Амелия действительно красивая, все в ней красивое – и взгляд, и мягкая манера говорить, и быстрота движений, и то, как целуется. Да что там говорить – это по-настоящему красивая девушка. Его мать наверняка не стала бы отпускать шуточки в её адрес, как она это делала в отношении всех этих гадких утят, с которыми он гулял в Кэри. Точно не стала бы. Жаль, что и с Амелией надо встретиться, и домой ехать. Что ж делать, теперь, когда отца нет, кто-то должен заботиться о матери. Но в то же самое время ему очень хотелось увидеть Амелию, узнать Амелию как следует, но это и пугало его, потому что этой ночью, когда они были с Молли, он в какой-то момент тоже начал подумывать о том, что не прочь узнать её получше, и не просто как интимного партнера, как некрасивую женщину, с которой можно провести ночь, а как человека, душевная красота которого спрятана под неказистой внешней оболочкой. Вот в этот момент, кажется, он и начал на неё злиться, вот в этот момент вроде и началась ссора.

Ему не хотелось бы ссориться с Амелией, но у него было предчувствие, что если он встретится с ней, то тоже поругается, и все из-за того, что ему надо возвращаться в Кэри и заботиться о матери, а не связываться с симпатичными девушками из большого города. Надо же ему было связаться с цветной! Да ещё договориться с ней о свидании на вторую половину дня. Теперь расхлебывайся. Но ведь и с такой некрасивой женщиной, как Молли, он тоже не думал связываться. Это уже потом у него появился интерес к ней и она стала казаться ему красивой, потом он уже поверил в то, что она красива. Но с этого и начались неприятности.

Так что, подумал он, ему надо пойти в полицию, рассказать о Молли, а потом ехать в домой в Кэри. Вот так и надо поступить. Да нет, это не то. Если он пойдет в полицию, то это помешает ему встретиться с Амелией, на этом он расстанется с ней, и ему не придется выходить из себя, как это случилось с Молли. Но это помешает ему и вернуться домой, к матери. А может, оно и к лучшему. В голове у него все перепуталось.

Послушай, говорил он себе, тебе лучше...

Послушай, я думаю, что полиция...

Нет, слушай-ка, лучше поди и поставь цепи на колеса, а там видно будет.

Да что это я? Она же сидит там все время, и кто-то должен опекать её.

Братишка ещё ребенок.

А заботиться о ней кому-то надо.

Служащим гаража был невысокий мужчина с черными кудрями и белоснежными зубами. Он носил летную куртку времен Второй мировой войны. Эта же куртка была на нем в тот день, когда Роджер ставил в гараж свой груженый автомобиль.

– Ну, как дела? – спросил он Роджера.

– Отлично, – спросил Роджер. – Я подумал, что надо бы зайти поставить цепи. Не ожидал такого снега.

– Да, погодка та еще, – сказал служащий. Ты как, ничего себе не отморозил тут?

– Да у нас там похолоднее, где я живу?

– Интересно, а где это ты живешь? – с улыбкой спросил служащий. – В Сибири, что ли? Или Нижней Слобовии?

Роджер не знал, где это – Нижняя Слобовия, поэтому только и нашелся сказать:

– Нет, у нас там действительно холодно.

– Я вижу, ты разделался со своим барахлишком, – заметил служащий.

– Да, вчера все продал.

– Ну как, удачно?

– Да, отлично.

– Поздно ночью? – спросил служащий.

– Что? – не понял Роджер.

– Я говорю: поздно ночью продал?

– Не-ет, – ответил Роджер. Он непонимающе смотрел на собеседника. – Я чего-то не понимаю тебя.

– Я говорю про твои скамейки, чашки и так далее, чего тут не понять?

– Ну и что?

– Так ты продал их ночью?

– Нет, последние я продал вчера днем, не знаю только, во сколько. В центре.

– А-а.

– А что?

– Да так. Меня уже не было в то время, когда ты ставил машину обратно. А мой напарник, который работал ночью, сказал, что ты ночью опять брал машину.

– Он так сказал?

– Да. Он сказал это потому, что не был уверен, надо ли было выпускать машину ночью или нет. Просто хотел убедиться, не дал ли маху, вот и все.

– А-а.

– Потому что было совсем поздно.

– Да.

– В три часа ночи. Служащий широко улыбнулся, показав свои ослепительно белые зубы. – Или очень рано – смотря как на это посмотреть, правильно я говорю? Три часа – это очень рано.

– Действительно рано, – согласился Роджер. – Надо было перевезти кое-что.

– Опять деревяшки?

– Нет, – торопливо ответил было Роджер. – Я... – Тут он запнулся. – Один малый предложил мне работенку вчера днем, когда я был в центре.

– Да-а?

– Подбросить овощи, с рынка.

– О, тебе подвезло, скажи?

– Да. Надо было везти их через мост, на другой берег реки, вон туда. А забирать их – с рынка.

– Который в центре, что ли, да?

– Да.

– А где, не на Каммингз?

– Что?

– Не на Каммингз-стрит, говорю? Там есть рынок.

– Да, есть рынок.

– Тогда конечно, там рано открывают, согласился служащий.

– Да, и надо было подъехать к полчетвертому, забрать это дело, а потом через мост на другую сторону.

– Это как ехать в твою Нижнюю Слобовию, что ли? – произнес служащий и засмеялся. – Да, ты любишь работать, это хорошо. Обожаю людей, которые хотят заработать лишний доллар. Бог свидетель, я тоже будь здоров вкалываю. А твой грузовик вон там, возле «кадди» шестьдесят второго года. Тебе помочь поставить цепи?

– Да нет, справлюсь, думаю, спасибо.

– Не за что. Ключи возьмешь?

– Не знаю. Там хватит места?

– Думаю, ты поставишь их, не выгоняя машины. А если понадобятся ключи – вот они, на доске.

– О'кей, – бросил в ответ Роджер и направился к своему грузовику, который стоял в дальнем конце гаража. Бросив взгляд на стоящий рядом «кадиллак», он открыл задний борт и залез в кузов. Цепи лежали возле кабины, в переднем правом углу кузова, возле кабины, завернутые в мешковину. Он всегда, снимая цепи, тщательно протирал их и заворачивал в мешковину, чтобы они не ржавели. Роджер достал цепи и двинулся к заднему борту, когда увидел на полу кузова пятно.

Пятно было круглое, с полдолларовую монету, не больше, с зубчатыми краешками и крошечными капельками по окружности.

Должно быть, из неё носа, подумал он.

Роджер слез с кузова и сложил цепи у левого заднего колеса, потом огляделся вокруг и увидел шланг, подсоединенный к водопроводному крану, а рядом – большую металлическую банку. Роджер посмотрел в сторону ворот гаража – не видно ли служащего, затем пошел и взял банку, налил в неё на четверть воды и снова вернулся к машине. Ведро он поставил на пол гаража под задним бортом. Из-под переднего сиденья он достал грязную ветошь, с ней вернулся к кузову и опустил ветошь в банку с водой.

Ему здорово повезло: кровь капнула на одну из металлических полос, проложенных по длине кузова, и не попала на деревянный пол кузова. С досок удалить каплю крови было бы непросто. А так достаточно было провести разок мокрой ветошью – и пятна не стало.

Роджер прополоскал тряпку несколько раз. Вряд ли в этой воде можно было сейчас увидеть оттенок красного или даже розового цвета. Роджер вылил воду в отверстие стока рядом с краном и несколько раз ополоснул банку.

Затем он вернулся к машине и поставил цепи.

Она ждала его у аптеки.

Заметила она его сразу, как только он появился из-за угла, и побежала ему навстречу.

– Привет, – сказала она и взяла его под руку. – Опоздал.

– У меня нет часов, – попытался оправдаться Роджер.

– Ничего, ты не очень опоздал. Сейчас только без двадцати. Где ты был?

– Цепи на колеса ставил.

– Хорошее занятие. Этому парню приятнее ставить цепи на колеса, чем побыть со мной.

– Нет, лучше с тобой побыть, Амелия.

– Ты знаешь, временами мне кажется, – с улыбкой заметила ему Амелия, – что у тебя начисто отсутствует чувство юмора.

– Даже намека нет, – ответил Роджер и тоже улыбнулся.

– А ну-ка, посмотри на меня.

Роджер взглянул на Амелию.

– На тебе другое пальто, – доложил он о своих наблюдениях.

– Это у меня лучшее пальто, я надеваю его только в особых случаях. Воротник – из настоящего хорька.

– Как это – хорька?

– Животное такое.

– Знаю, но...

– Близкий родственник крысы. В этом городе миллионы разных крыс. И вот одна из её разновидностей пожертвовала ради меня своей жизнью и стала мехом моего пальто. Ну так как, нравится тебе?

– Потрясающе.

– Вот, смотри. – Амелия расстегнула пальто и распахнула его, разведя борта руками. На ней была черная юбка и черный джемпер с довольно глубоким вырезом. Шею опоясывала ниточка мелкого жемчуга, красиво контрастируя с темной кожей. – Как, завлекает? – с вызовом спросила она.

– Еще как.

– А еще, – промолвила она и подмигнула ему, – там черный лифчик. Мужчинам ведь нравится, если в черном, да?

– Да.

– А теперь, если ты не возражаешь, я застегну пальто, пока не отморозила все на свете. – Амелия запахнула и застегнула пальто. – Брр, руки замерзли. – Амелия сунула левую руку в карман пальто, а пальцы правой переплела с пальцами левой руки Роджера, а затем завела обе руки в карман пальто Роджера. – Вот, хорошо, уютно, тепло. Что-то я все говорю да говорю. Что это со мной?

– Просто я хороший слушатель, поэтому, – ответил Роджер.

– Откуда же это у тебя?

– Потому что дома я все время слушаю и слушаю.

– Кого?

– Мать.

– Ой, эти матери, лучше не говорите. Знал бы ты, сколько нравоучений я выслушала от неё сегодня.

– Насчет чего?

– Насчет тебя, чего ж еще?

– Почему?

– Потому что ты мужчин, белый мужчин. Ты – мистер Чарли, – добавила Амелия и рассмеялась.

– Так вот что означает «мистер Чарли»?

– Ну конечно. Ты и мистер Чарли, и ещё кое-кто, иногда просто мужчин, иногда жулик и проходимец, но всегда белый мужчина. Так что в маминой языке хватает синонимов для тебя.

– Вот это да!

– Продолжалось это часа четыре. Я уж думала, что это она никогда не остановится.

– Поэтому ты и не смогла прийти в половине четвертого?

– Да, поэтому. Она позвала моего брата, чтобы он приехал и поговорил со мной. Он женат, у него двое детей, работает таксистом. Так вот, она позвонила в гараж и попросила, чтобы он позвонил матери, как только вернется с линии. Раньше четырех он не освобождается, так что я знала, что застряну дома до, как минимум, четверти пятого. У них гараж на Двенадцатой, у самой реки. И что ты думаешь – он приехал в двадцать пять минут пятого! Мы поговорили буквально три секунды – и я ушла.

– И что он сказал?

– Он сказал: «Амелия, ты совсем рехнулась».

– А ты что сказала?

– А я сказала: «Луис, пошел ты к чертям».

– И потом?

– Он с, что если увидит нас вместе, то отрежет тебе эти самые – он все назвал своими именами.

– И что, он сделает это?

– Луис – толстый, довольный жизнью таксист, он и не знает, где их искать, потому что у него самого вряд ли что осталось с тех пор, как в пятьдесят третьем он женился на Мерседес. Слушай, это ничего, что я так говорю?

– Как – «так»?

– Ну, слишком свободно, что ли. Хотя на самом деле я повторяю не все слова, которые говорил мой брат. Как бы там ни было, я снова послала его к черту и ушла.

– А это ничего.

– О чем это ты?

– Что ты выражаешься в таком духе. – Роджер сделал паузу. – Мы никогда дома не употребляем сильных выражений. У нас мать в этом отношении очень строга.

– Ладно, ну их, наших мамаш, правда? – сказала Амелия.

Роджер почувствовал секундное раздражение от этой фразы Амелии, но только кивнул и спросил:

– Что мы будем делать?

– Прогуляемся немного. Я люблю снег. На фоне снега я так выделяюсь!

– Ты и без него ещё как выделяешься, – произнес Роджер.

– Да-а?

– Да.

– Ты умеешь говорить приятные вещи. Ох, предупреждала меня мамочка! Ой, извини, мы же условились не говорить о матерях.

– Куда прогуляемся?

– Куда глаза глядят, какая разница?

Ему не понравилось, как Амелия произнесла это, но он сказал себе: спокойно, не расходись. В конце концов, она предоставляет ему инициативу. Она дает ему понять, что последует за ним, куда бы он ни пошел. Она позволяет ему быть мужчиной, ему, который уже давно мужчина в своей семье! Ему совсем не хочется выходить из себя, как это случилось прошлой ночью, когда он был с Молли. Тогда он начал заводиться, когда Молли стала рассказывать ему о том мужчине из Сакраменто. Потом он сказал себе, что ей не следовало говорить с ним о другом мужчине, лежа в постели с ним, Роджером. Вот что так разозлило его. Но даже когда он пытался убедить себя в этом, в глубине души у него таилась мыслишка, что истинной причиной внезапной вспышки гнева с его стороны был отнюдь не человек из Сакраменто. Он сам не мог до конца понять этого, но каким-то шестым чувством распознал, что разозлился на Молли только потому, что она начала сильно нравиться ему. Вот этого он никак не мог понять.

– По-настоящему у меня был только один мужчина в жизни, – сказала ему Молли прошлой ночью. – Только один до тебя.

Он ничего не сказал ей на это. Они лежали обнаженными на кровати в его комнате. Роджер чувствовал себя обессиленным и довольным. Он лежал и слушал завывания февральского ветра за окном. Ночью ветер всегда кажется сильнее, особенно в чужом городе.

– Я встретила его, когда мне было двадцать лет, прошел как раз год после смерти матери. Ничего, что я говорю с тобой об этом?

– Ничего, – ответил он, потому что в тот момент он и вправду не возражал, его ещё ничто не раздражало, она ему очень нравилась. Он думал о том, как его мать будет посмеиваться над ним из-за того, что он привел в дом ещё одного гадкого утенка, а он ей скажет: «Мам, ты что, она же красивая».

– Это была моя первая работа после окончания курсов. Я ещё не умела ни по-человечески делать свою работу, ни обращаться с ним. Я никогда до этого не гуляла с мальчиками, ребята не приглашали меня на свидания. Мне кажется, меня за всю жизнь целовали пяток раз, не больше, да однажды мальчик коснулся моей груди, когда мы украшали спортзал, готовясь к выпускному балу в школе. А во время бала я даже ни разу не танцевала, потому что меня никто не приглашал. – Молли остановилась. – А того звали Теодор Майклсен. У него был брат, священник из Сан-Диего. Этот мужчина был женат, имел двоих детей – мальчика и девочку, их фотографии стояли у него на рабочем столе. В этой же рамке была и жена, но это была такая рамка, которая открывалась и закрывалась, как книга. Жена была у него в левой половине, а дети – в правой. Ты не против того, что я рассказываю такие вещи?

– Нет, – ответил он.

Он был действительно не против. Он лежал, обняв её одной рукой и глядя в потолок, чувствуя ухом движения её губ и думая о том, какой у неё нежный голос и как ей тепло и спокойно в его объятиях.

– Я не знаю, как это началось, – продолжала Молли. – Думаю, что однажды он просто поцеловал меня. Пожалуй, это был первый случай в моей жизни, когда меня кто-то поцеловал – как мужчина, я имею в виду. И потом все и началось, не знаю как. Не в этот день, а несколькими днями позже. Кажется, это была Пятница, все ушли домой, а мы остались. Мы занимались этим в его кабинете. Слушай, я же знаю, тебе не хочется слушать все это.

– Нет-нет, все нормально, – отреагировал Роджер.

– Мы делали это каждый день, – сказала она. И добавила: – Мне понравилось.

Вот тут на него и накатила злость...

Под ногами у него скрипел снег. Крепко держа его руку, Амелия сказала:

– Мы идем к реке, ты знаешь?

– Нет, не знаю.

– А о чем ты сейчас думал?

– Сейчас думал? – Он замотал головой. – Ни о чем не думал.

– Думал. Точно думал. Только что. Ты был от меня в миллионе миль.

– Думал, что надо ехать домой. – Девушка я, конечно, неотразимая. Ты прогуливаешься со мной, и единственно, о чем способен думать в это время – это о возвращении домой.

– Ты меня не так поняла. Просто мать там совсем одна. Ну, не совсем одна, там младший брат, но это...

– Конечно.

– Я сейчас единственный мужчина в семье.

– Да-да.

– Вот и все. – Роджер обиженно пожал плечами.

– Но пока ты здесь, и пока ты со мной.

– Да, я понимаю. Прости, я не должен был...

– Я хочу сказать5 что я довольно привлекательная девочка. Ах5 какой у меня красивый воротник! А какой обворожительный черный джемпер! – Амелия широко улыбнулась. – Я что хочу тебе сказать... Понимаешь, девушка не затем принаряжается, чтобы парень, который гуляет с ней, думал при этом только о том, как бы поскорее сбежать от неё в свой Галчуотер.

– Кэри, – поправил её Роджер и улыбнулся.

– Я правильно говорю?

– Правильно.

– Так что ты собираешься делать? Имей в виду, на реке сейчас лед, мы можем нечаянно перейти на тот берег.

– Ночью не было никакого льда, – возразил Роджер.

– Что?

– Ничего.

– Ты был здесь ночью?

– Я имел в виду почти – рано утром. Где-то после трех.

– А что ты делал здесь в такое время?

– Я был не именно здесь.

– Но ты только что сказал...

– Я должен был отвезти груз.

– Груз?

– Да, овощи.

– А-а.

– Так что у меня была возможность взглянуть на реку, вот что я хотел сказать.

– И льда не было.

– Не было. Не та была температура, чтоб реке замерзнуть.

– Но вчера к ночи значительно похолодало.

– Да, но река была чистой, безо льда.

– О'кей, – сказала Амелия. – Значит, пойдем на тот берег?

– Нет, не пойдем.

– Так ты говоришь – овощи?

– Да, мне один человек подкинул работенку – отвезти на грузовике партию овощей и сгрузить их.

– А-а. – Амелия понимающе кивнула, а потом спросила: – Как ты думаешь, сколько сейчас на улице?

– Не знаю. Думаю, около двадцати.

– Ты не замерз?

– Немножко.

– У меня ноги замерзли, – сказала Амелия.

– Хочешь, зайдем куда-нибудь. Кофе выпьем или ещё чего-нибудь.

– У тебя же есть номер.

– Да, есть.

– Так пойдем туда.

Некоторое время они шли молча. Река оказалась замерзшей от берега до берега. Мост висел надо льдом, вырастал изо льда и был его серебристым и легким, как кружево, продолжением.

– Амелия, я не хотел бы причинить тебе боль, – тихо промолвил Роджер.

– Причинить боль? Как ты можешь причинить мне боль?

– Я не знаю, – промямлил он и пожал плечами.

– Милый мой, – сказала Амелия. – Я побывала в руках таких спецов...

– Амелия, тут есть... – Роджер в нерешительности замотал головой.

– Да( Что?

– Есть много вещей... – И снова он замотал головой.

– В чем дело, Роджер?

– Надо кое-что сделать.

– Что?

– Есть кое-какие дела.

– Например,?

–  – Ну, как сказать?.. Я хочу быть с тобой...

– Да, и я хочу.

– Хочу снова поцеловать тебя. Хочу с тех самых пор...

– Да-да?

– Но не хочу причинять тебе боль...

– Роджер, как это возможно?

– Да нет, я просто хочу, чтобы ты это знала. Она молча взглянула на него. Потом произнесла:

– Глупый.

С этими словами Амелия порывисто обняла его и быстро поцеловала в губы. Отстранившись от него, она посмотрела ему в глаза и, взяв его за руку, тихо сказала:

– Пойдем.

Глава 12

Вечеринка в номере Роджера началась примерно в половине шестого, когда пришел Фук Шэнехен и привел с собой незнакомого Роджеру человека с третьего этажа. Они с Амелией только вошли и, едва успев снять верхнюю одежду, услышали стук в дверь. Роджер ещё и рта не открыл, чтобы ответить, как дверь распахнулась и вошел Фук, сопровождаемый очень высоким человеком – седеющим шатеном с пышной шевелюрой, в очках, заключенных в массивную оправу. Брови у него, густые и косматые, совсем уже побелели. Они казались Роджеру неестественными, будто специально наклеенными, чтобы изменить внешность. В одной руке Фук держал бутылку бурбона, а в другой – два стакана. Он прямиком прошел к туалетному столику, поставил на него бутылку и стаканы, и только потом повернулся к Роджеру и сказал:

– Вы нас не представите юной леди?

– Да, конечно, – слегка смешавшись, произнес Роджер. – Амелия Перес. Амелия, разреши представить тебе: это Фук Шэнехен. Имя другого джентльмена я, к сожалению, не знаю.

– А другого джентльмена зовут Доминик Тарталья, – вступил в процедуру представления Фук. – И никакой он не джентльмен, можете мне поверить. – Фук рассмеялся, а затем сказал: – Я так полагаю, что вы сейчас прямо из морозной тундры и посему с удовольствием выпили бы.

– Да я... – заколебался Роджер и посмотрел на Амелию.

– Конечно, – пришла ему на помощь Амелия. – Я с удовольствием.

– Вырисовывается некоторая диспропорция между численностью людей и стаканов, – отметил Фук. – Нас – четверо, а стаканов – три.

– Мы с Роджером обойдемся одним, – сказала Амелия и улыбнулась Фуку своей очаровательной улыбкой.

– Тогда проблемы снимаются, – заявил Фук. С этими словами он подошел к столику и открыл бутылку. Амелия села на край кровати, положив ногу на ногу и наклонившись вперед. Локтем она оперлась на колено и стала пальцами перебирать жемчужины. Тарталья стоял возле тумбочки и с улыбкой наблюдал, как Фук разливает виску по стаканам. Роджер изучающе посмотрел на Амелию, пытаясь определить, нравится ей эта компания или нет, но Амелия казалась всем довольной. Как только они уйдут, мы и займемся, подумал Роджер.

И вдруг он ощутил испуг.

– Мы ждали, пока вы, Роджер, придете, – сообщил Фук. – Хотелось узнать, чем у вас кончилось с полицией.

– О, мы очень мило побеседовали, – ответил Роджер.

– Здесь была полиция? – удивилась Амелия. Она вдруг выпрямилась и взглянула на Роджера.

– Да, – ответил Тарталья. – У нашей хозяйки украли холодильник.

– Холодильник? – переспросила Амелия. – О, благодарю вас, – сказала она Фуку, принимая из его рук стакан.

– Извините, что нет льда, – обращаясь к Амелии, сказал Фук. – Может быть, хотите немного воды?

– Зачем разбавлять добро? – с улыбкой ответила Амелия.

– Вот такие они, цветные ирландки, – пошутил Шэнехен. – Лучшие девушки в мире. – Он поднял свой стакан. – Ваше здоровье, мисс.

Амелия сделала глоток, а потом выгнула брови и закатила глаза.

– Ого! – оценила она вкус и крепость виски, передавая стакан Роджеру. Роджер понюхал виски, потом немного отпил.

– Ну и что тут было? – задал вопрос Фук.

– Ничего, – ответил Роджер. – Пришли, вежливые из себя, и спросили меня, где я был в ту ночь, ну, я им и сказал. Та-ак, а потом, кажется, говорили о том, сколько, по моему мнению, стоит этот холодильник. Потом сказали, что могу ехать домой или побыть здесь – как захочу, что больше ко мне у них вопросов не имеется.

– Это значит, – заметил Тарталья Фуку, – что, по их мнению, он вне подозрений.

– Конечно, – ответил Фук. – Мы все вне подозрений. Кому, к черту, может понадобиться холодильник этой старой ведьмы?! Извините, мисс.

– Ничего, – ответила Амелия и сделала ещё глоток виски.

– А ты говорил ему насчет этих полочек? – спросил Фука Тарталья.

– Нет, ответил Фук.

– А что о полочках? – Этот вопрос задал Роджер.

– Они нашли их.

– Какие полочки? – не поняла Амелия.

– От холодильника. Они нашли их возле отопительной печи, там, внизу, – пояснил Тарталья.

– Что означает, – прокомментировал Фук, – что кто бы ни взял на себя тяжкий труд красть эту рухлядь, он взвалил на себя дополнительную нагрузку – вначале поснимать полки. Какой в этом смысл, рассудите.

– Абсолютно никакого, – высказала Амелия свое мнение и прикончила виски.

– Как, юная леди, вы готовы отведать ещё немного? – обратился к ней Тарталья.

– Только ради того, чтобы согреться, – ответила Амелия и подмигнула ему.

– Говорю же тебе: она – ирландка, -

сказал Фук.

Тарталья взял у Амелии стакан и налил наполовину, затем подал стакан Амелии, долил себе, а после подошел к Фуку и налил ему, пока тот говорил:

– Чего хорошего – холодильник без полок? – удивлялся Фук. – Роджер, вы совсем не пьете. Предполагалось, что вы будете помогать юной леди.

– Просто Амелии, – разрешила девушка.

– Да, конечно, Амелии. Амелия, до чего ж вы красивая девушка! – восхитился Фук. – Роджер, разрешите вас поздравить, у вас есть вкус.

– Да, разрешая, – с улыбкой ответил Роджер.

– Поздравляю, – ещё раз произнес Фук. – Найдется, в конце концов, в этом доме ещё один стакан?

– Боюсь, что нет, – ответил Роджер.

– Я настаиваю, чтобы вы оказали помощь юной...

– Амелии, – поправила девушка.

– Да, я настаиваю, чтобы вы помогли Амелии. Амелия, дайте мужчине сделать глоток.

– Не хочется, я же много не пью, – стал отнекиваться Роджер.

– Он становится неистовым, удержать себя не может, – подмигнув Амелии, весело произнес Фук.

– Нет, не думаю, он, по-моему, не из тех, – защитила она Роджера.

– Я шучу, он очень мягкий и приятный парень, – сказал Фук и, галантно приняв у Амелии стакан, передал его Роджеру. – Глотните. И скажите нам, что вы думаете насчет этих полок.

Роджер отпил немного и вернул стакан Амелии.

– Даже не знаю, что и думать.

– Ну зачем, утаскивая холодильник, перед этим выбрасывать полки? – продолжал недоумевать Фук.

– Может быть, с полками его тяжело было тащить? – предположил Тарталья и сам первый расхохотался.

Амелия сделала внушительный глоток и вступила в разговор:

– Значит, у вашей хозяйки той ночью украли холодильник, а полочки от него...

– Из подвала, – поправил Тарталья. – холодильник увели из подвального помещения под домом.

– А-а, ясно, м-м... Значит, жулик вначале выбросил полки из холодильника, правильно?

– Верно.

– Значит, должны быть отпечатки пальцев.

– Конечно! – воскликнул Фук.

– Полиция найдет отпечатки на полках, это точно, – согласился Тарталья. – Браво, мисс. Еще не угодно?

– Этак я, пожалуй, упьюсь тут, – промолвила Амелия. – Вы меня напоите, и я не буду соображать, что делаю. – Но стакан протянула.

Какие там отпечатки пальцев, думал в это время Роджер, ничего они не найдут. Я был в перчатках. Пусть хоть весь подвал обыщут.

– Но зачем ему все-таки понадобилось выбрасывать полки? – не унимался Фук. – Вот в чем вопрос. Не говоря уж об отпечатках, это сколько же лишней возни!

Все задумались, временно наступило всеобщее молчание.

Первой прервала его Амелия.

– Я не знаю, – промолвила она.

– И я не знаю, – присоединился к ней Тарталья.

– И я тоже, – произнес Фук.

– Роджер! – позвала Амелия. Она изобразила глуповатую улыбочку и склонила голову на бок, делая вид, что никак не может сфокусировать на нем свой взгляд. – По-моему, у тебя завелась какая-то мысль.

– Нет, – ответил Роджер.

– Ты что-то стал очень задумчив, мне кажется.

– Нет.

– А вам не кажется, что он стал очень задумчив? – не унималась Амелия.

– Определенно, – согласился Тарталья.

– Да нет, нет у меня никаких мыслей по этому поводу, – ответил Роджер и улыбнулся.

– Мне кажется, что он ждет не дождется, когда мы уйдем отсюда, – с улыбкой прогововорил Фук.

– Нет, что вы...

– И мне так кажется, – поддержал Фука Тарталья.

– Я полагаю, мы злоупотребляем гостеприимством хозяина, – продолжал Фук. – Несомненно, Роджер и Амелии предстоит обсудить так много дел, что им не до этого чертова морозильника миссис Дауэрти.

– Холодильника, – поправил Тарталья.

– Пардон, холодильника. И пардон за «чертов», мисс.

– Амелия.

– Да, Амелия.

– Нечего так торопиться, – попытался протестовать Роджер. – Выпейте еще.

– Нет-нет, мы просто хотели узнать, как вы провели время с этими ребятами из полиции, не зря же их посылали сюда. Как их зовут, Доминик? Не помнишь?

– Матт и Джефф, – ответил тот и засмеялся. – Ты думаешь, отыщут они этот холодильник?

– Ни в жизнь, – ответил Фук.

– А знаешь что?

– Что?

– Спорю, что стоит сейчас этот холодильник у кого-нибудь на кухне. И забит пивом, яйцами, молоком, содовой, сыром, яблоками, апельсинами, бананами, виноградом, джемами...

– О, «не клади свои бана-ны, – пропела Амелия, – в хо-лодильник ни-ко-гда».

– Ча-ча-ча, – закончил музыкальную фразу Фук и засмеялся.

– А этот парень с холодильником живет на одной лестничной клетке с каким-нибудь копом, – продолжал фантазировать Тарталья. – И сегодня вечером этот коп пойдет к своему соседу в гости – выпить пивка, потолковать, – а этот парень подойдет к уведенному холодильнику, а коп будет сидеть рядом и даже не предполагать, что это и есть тот самый холодильник, только что уведенный, ещё тепленький, – закончил он и залился смехом.

– Как это холодильник может быть тепленьким? – сказала Амелия и тоже засмеялась.

– Ладно, надо идти, – заявил Фук. Он подошел к столику и взял бутылку. – Мы очень рады, Роджер, что полиция выдала вам справку об отличном состоянии здоровья. Но вы, по крайней мере, могли бы поинтересоваться, как мы с Домиником прошли освидетельствование.

– Ой, да, извините. Я думал, что вы-то уж...

– Вам будет приятно узнать, что ни один из нас не вошел в число подозреваемых. По просвещенному мнению полиции, это работа кого-то со стороны. И ещё они говорят, что дверь в подвал ковырнули ломиком. Это который пониже сказал.

– Доброй ночи, Амелия, – произнес Тарталья от двери.

– Спокойной ночи, – ответила Амелия.

– Очень приятно было с вами познакомиться.

– Спасибо, и мне тоже.

– Было очень приятно, – повторил и Тарталья.

– Мисс, – обратился к Амелии Фук, встав перед ней и сделав легкий поклон. – Вы находитесь в компании одного из приятнейших молодых людей, когда-либо украшавших лицо нашей планеты, – Роджер Брума, производящего прекрасное впечатление даже при кратком знакомстве.

– Я знаю, – произнесла Амелия.

– Отлично. И вы – прекрасная женщина.

– Благодарна вам.

– Что ж, – сказал он, пятясь к двери, – пусть вам будет хорошо друг с другом. Пусть будет хорошо. Вы оба – очень приятные люди.