Текст книги "Тот, который колеблется"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 8

Роджер сопровождал детектива и его жену до входа в метро. Там они остановились, обнялись и коротко поцеловались. Потом женщина стала спускаться по ступенькам, а детектив постоял некоторое время, глядя ей вслед, а затем, спрятав лицо, улыбнулся и пошел в направлении полицейского участка. Снег уже валил во всю, густой и крупный. Он устлал тротуары, и ходить стало скользко.

Несколько раз на обратном пути Роджер порывался подойти к детективу и всё рассказать ему. Из того, что он подслушал во время обеда, он сделал вывод, что этому человеку можно доверять, но все-таки что-то его сдерживало. Он все время думал об этом, уже, наверно, в пятый раз порывался подойти к нему и каждый раз останавливал себя и приходил к выводу, что лучше это дело оставить до участка, объясняя себе такое доверие к этому человеку тем, как тот относится к своей жене. Чувствовалось столько добра и нежности в их общении между собой, что Роджер решил: этот человек способен понять случившееся. И в то же время – надо же, ведь Роджер проникся доверием к этому человеку благодаря его жене – жена оказалась и причиной нежелания Роджера подойти к этому детективу. Сидя в ресторане поблизости от них, Роджер присутствовал при их разговоре и разве что сам не принимал участия в нем. Он видел лицо женщины, видел, какими глазами она смотрит на мужа, видел, как она накрывала его руки своими, видел множество других проявлений нежности, которыми они обменивались – подмигивания, преданные взгляды, – и почувствовал себя от этого особенно одиноким.

Сейчас, следуя за детективом по этому безмолвному миру, он вспомнил об Амелии и захотел позвонить ей.

Нет, подожди, поговори вначале с детективом.

Они почти подошли к зданию участка. Детектив остановился у полицейской машины, и патрульный, сидевший со стороны тротуара, опустил стекло. Детектив нагнулся, заглянул в машину и, обменявшись несколькими словами с полисменами, засмеялся. Потом патрульный полицейский поднял стекло, а детектив стал подниматься по семи ступенькам к входной двери.

Подожди, подумал Роджер, мне же надо...

В нерешительности он остановился на тротуаре.

Детектив открыл дверь и исчез в здании. Дверь закрылась. А Роджер стоял и стоял на тротуаре, и снег продолжал сыпать, покрывая мокрой пеленой всё вокруг. Роджер резко дернул головой, развернулся и пошел искать телефонную будку. Первым попался зал для игры в пул и кегли на набережной Стема. Он разменял у хозяина доллар – причем хозяин всем своим видом показал, что не любит разменивать деньги для разговора по телефону, – затем вошел в будку, закрыл дверь и бережно достал из кошелька сложенный листок с номером телефона Амелии.

Роджер набрал номер и стал ждать.

После четвертого гудка раздался женский голос. Ответил женский голос, но не Амелии:

– Алло?

– Здравствуйте. Нельзя ли поговорить с Амелией? – попросил Роджер.

– А кто это? – поинтересовалась женщина.

– Роджер.

– Какой Роджер?

– Роджер Брум.

– Не знаю никакого Роджера Брума, – сказала женщина.

– Амелия меня знает.

– Амелии нет. А что вам нужно?

– А где она?

– Пошла в магазин. Так что вам нужно?

– Она просила, чтобы я позвонил. А когда она будет дома?

– Минут через пять-десять, – ответила женщина.

– Вы не скажете ей, что я звонил?

– Скажу, что звонили, – сухо ответила женщина и тут же повесила трубку.

Роджер постоял немного, все ещё держа трубку у уха, потом повесил её и покинул будку.

Хозяин смерил Роджера кислым взглядом. Часы на стене показывали без чего-то два.

Интересно, вернется Амелия через пять-десять минут? Женщина, говорившая с ним, судя по голосу, была явно цветная. Иногда такого человека по голосу можно принять за белую южанку, но, как правило, определяешь, что это негритянка. Вот такое его счастье, подумал Роджер. Первая по-настоящему интересная девушка, которую он встретил и которой он, похоже, понравился, оказалась цветной. Он тут же подумал, что больше звонить не стоит, послал всё к чертям и направился обратно к участку.

Ну какой в этом смысл? – думал он. Что я все тяну и тяну? Все равно ведь придется. Все равно надо будет идти к ним и обо всем рассказывать, так что лучше уж сейчас. И что я звоню этой Амелии? Она, небось, сейчас на крыше с каким-нибудь из «персидских богов», про которых рассказывала, и занимается черт знает чем, пропади она пропадом.

При мысли о том, что Амелия находится сейчас в объятиях «персидского бога», Роджеру стало не по себе, он даже не мог объяснить, почему. Ведь он почти не знал эту девушку, и тем не менее мысль о том, что она сейчас с каким-то «персидским богом» или даже со всей этой шайкой, наполнила его такой черной ненавистью и злостью, что у него аж кулаки налились тяжестью. У него в голове гнездилась мысль рассказать в полиции и об этой банде, об этих юных подонках, нападающих на таких милых девочек, как Амелия. Но она, видно, и сама была хороша, раз допустила это.

Из парка донеслись голоса.

Сквозь густой снег прорезались громкие и пронзительные детские голоса. До него долетел полузабытый звук из детства. Вспомнилось, как они с отцом стоят на горке, что за домом – дощатым домиком рядом с железной дорогой, в котором они жили, когда братишка был совсем маленьким, – а отец кричит ему: «Поехали!» – и толкает его с горки, и сразу ветер в лицо, а рот расплывается до ушей в радостной улыбке, а потом за спиной раздается голос отца: «Молодец, Роджер!»

В парке трое мальчишек катались на санках.

Роджер прошел на территорию парка и сел на лавочку в полутора десятках футов от укатанной широкой горки, по которой носились на санках мальчишки. Им было по шесть-семь лет, не больше. Или это были детсадовцы, или первоклассники, которых отпустили из школы пораньше. Двое были одеты в старые лыжные курточки с капюшонами, а третий – в зеленую клетчатую курточку из плотной ткани и шерстяную шапочку, которую надвинул на лоб и уши так, что она почти закрывала глаза, и Роджер даже усомнился, много ли мальчик так видит. Двое других не носили никаких шапочек, и их волосы были в снегу. Ребятишки кричали на все голоса: «Эй, смотрите, как я! Э, вы, а посмотрите, как я!» – хватали санки, разбегались, потом бросались вниз вместе с санками, хлопаясь на них животами, и с радостными криками неслись под горку, а один подражал вою полицейской сирены. Роджер встал, прошел к вершине горки и стал ждать, когда ребятишки поднимутся наверх. Они не обращали на Роджера ни малейшего внимания, шумно обсуждая и заново переживая завершившийся спуск, таща за собой на веревках санки, оглядываясь и примериваясь к следующему спуску. «Не, а вы видели, я чуть не врезался вон в то дерево?!» – стараясь перекричать друзей, делился впечатлениями один из мальчиков. Тот, который был в зеленой куртке, встал рядом с Роджером, набрал в легкие побольше воздуха, повернулся и приготовился снова ринуться вниз.

– Привет, обратился Роджер к мальчугану.

Мальчик поднял голову и посмотрел на Роджера из-под надвинутой на самые глаза шапочки.

– Привет, – пробурчал тот, провел рукавичкой по носу, из которого текло, и снова отвернулся.

– Хорошая горка, – сказал Роджер.

– М-м, – промычал мальчуган.

– Можно прокатиться?

– Чего?

– Можно, говорю, прокатиться разок?

– Не-а, – услышал он в ответ.

Мальчик бросил на Роджера короткий презрительный взгляд, разбежался, упал на санки и покатился вниз. Роджер стал смотреть ему вслед. Его обуревала злость от мыслей об Амелии и этих «богах» вокруг нее. Он также начал взвешивать про себя, что может ожидать его в полицейском участке – независимо от того, хороший детектив ему попадется или плохой. А тут ещё этот сопливый мальчишка, какое он имеет право так разговаривать с ним? У него даже кулаки сжались. Он стал ждать, пока этот мальчишка снова поднимется на гору.

– Тебя мама учила, как себя надо вести? – спросил его Роджер.

Мальчик взглянул на него из-под шапочки. Двое других ребятишек остановились футах в трех от Роджера и стали с любопытством рассматривать его. Их лица приобрели то воинственное и несколько испуганное выражение, которое бывает у детей, когда они ждут какой-нибудь неприятности от взрослого.

– Ты все ещё здесь, мистер? – спросил мальчишка в шапочке.

– А чего он, Томми? – заинтересовался один из его друзей.

– Да какой-то непонятный малый, – ответил ему Томми.

– Я всего-то и попросил у тебя разок прокатиться, – произнес Роджер.

– А я сказал тебе нет.

– У тебя что, золотые, что ли, санки?

– Ладно, мистер, отстань от меня, – бросил Томми.

– А я хочу прокатиться! – внезапно произнес Роджер, резко и грубо, схватил санки за то место, где был руль, и потащил их на себя. Томми вцепился было в них, но не выдержал напряжения и сразу же отпустил. Том заголосил первым, двое других тут же присоединились к нему, но Роджер уже бежал, подгоняемый вначале раздражением, а потом чувством радостного возбуждения. На вершине горки он бросился вместе с санками на снег, и санки затрещали под двумястами десятью фунтами, едва не развалившись, но покатились, и в движении напряжение на них было меньше. Сила тяжести несла по склону, они набирали скорость, двести десятьфунтов разгоняли их все быстрее и быстрее, Роджер открыл рот и, как ребенок, закричал от радости, а падающий снег бил ему в лицо. За спиной у него голосили и что-то выкрикивали ребятишки, они бежали за ним, но ему было не до них. Глаза слезились от ветра, снег залеплял лицо, так что видимость была минимальной. Санки внезапно перевернулись, он скатился на снег, санки перелетели через него. Он продолжал катиться по снегу, пальто, брюки, лицо и волосы – все было в снегу, а его разбирал смех. Наконец у подножья горки он остановился и сел, продолжая хохотать, глядя, как галдящая ребятня достает из сугроба «его» санки.

– Томми, позови полицейского, – посоветовал один из ребятишек.

– И правильно, сбегай, – поддержал его другой приятель.

Роджер вскочил на ноги, потом, все ещё смеясь, бросил последний взгляд на мальчишек – и побежал.

Интересно, сколько времени прошло? Пять-десять прошло? Вернулась Амелия или нет?

Он снова засмеялся. Да, удивил он этих чертенят, они, небось, никак в себя не придут. Но как здорово, что он прокатился. Это было что-то! Радость пьянила его. Внезапно он прекратил бег, поднял лицо навстречу падающему снегу и издал ликующий крик, а потом снова побежал, побежал к выходу из парка.

Он остановился, подбежав к границе парка, потом, сунув руки в карманы, с видом солидного джентльмена пошел по тротуару. Он помнил себя и отца, и ту радость, которую он испытывал тогда, бывая вместе с отцом, когда братишки ещё не было на свете, и потом, когда братишка был совсем маленький. А после, когда братишке было два года, отец погиб, и Роджеру пришлось взять на себя заботы о семье – так ему сказала тогда мама, хотя ему было только семь лет. Теперь ты у нас в семье за мужчину, Роджер, говорила она ему. Спускаясь с горы на детских санках, он вновь пережил то время, когда отец был жив, и ту радость – вот для чего ему хотелось прокатиться. А теперь, когда ты идешь по тротуару, держась серьезным джентльменом, ты уже в другом времени, уже после гибели отца в железнодорожной катастрофе, и тебе не до шуток, ты взрослый мужчин, на тебе теперь семья, Роджер.

Мужчина в семь лет, подумал он.

Как, черт возьми, можно стать мужчиной в семь лет?

Да, я всегда выглядел старше своего возраста.

И сейчас тоже.

Роджер встряхнул головой.

На него стала находить депрессия. Он не понимал, почему. Лицо было мокрым от снега. Он вытер его рукой, потом достал из кармана платок и снова вытер лицо. Подумал, что надо бы попробовать позвонить Амелии. И надо бы поговорить с тем детективом.

Роджер заключил сам с собой договоренность. Если следующим автомобилем, который проедет по улице, будет черный «шевроле», то он пойдет в полицию и встретится с тем детективом. Но если следующим будет такси, то позвонит Амелии. Если же пройдет грузовик, то пойдет к себе в номер, соберет вещи и отправится домой, это будет самое лучшее, о нем ведь там беспокоятся. Но, очевидно, из-за снега на улице было пусто, и, когда наконец показалась машина, то ею оказался голубой «форд» с открывающимся верхом. Насчет него у Роджера не было с собой договоренности. Обругав «форд», он пошел дальше, увидел телефонную будку и набрал номер Амелии.

Ответил тот же женский голос.

– Что вы хотите? – спросил голос.

– Это снова Роджер Брум, – начал он. – Я хотел бы поговорить с Амелией.

– Минутку, – ответила женщина. Она прикрыла ладонью трубку, и Роджер услышал, как она позвала: – Мелия! Это твой мистер Чарли![2]2
  Чарли – одна из кличек белых среди черного населения.


[Закрыть]

Роджер подождал.

Когда Амелия подошла к телефону, первым делом Роджер выпалил в трубку:

– А кто такой мистер Чарли?

– Потом скажу. Где ты?

– Не знаю. Где-то возле парка.

– Хочешь меня увидеть? – спросила Амелия.

– Да.

– Только сразу я не смогу прийти. Я помогаю маме, мы тут возимся с занавесками.

– Это мама подходила к телефону?

– Да.

– У неё приятный голос.

– Да, она у меня очаровательная.

– А в чем ты ей, ты сказала, помогаешь?

– С занавесками возимся. Она сшила новые занавески, и мы сейчас вешаем их, – ответила Амелия.

– А без тебя она не справится?

– Нет. – Амелия немного помолчала. – Встретимся попозже – если, конечно, хочешь.

– Хорошо. А когда попозже?

– Через часок.

– Хорошо. А где?

– Ой, я даже не знаю. А что если у аптеки?

– О'кей, у аптеки, – согласился Роджер. – Сейчас сколько?

– Сейчас примерно двадцать минут третьего, я думаю. Скажем, в три тридцать – для верности.

– О'кей, у аптеки в три тридцать.

– Это-то ты знаешь, где?

– А как же? А где это?

Амелия рассмеялась.

– На углу Эйнсли и Одиннадцатой Севера.

– Эйнсли и Одиннадцатой. Хорошо.

– В три тридцать.

– Да, в три тридцать. Роджер сделал паузу, а потом спросил: – Так кто такой мистер Чарли?

– Мистер Чарли – это ты.

– Я?

Амелия снова рассмеялась.

– Об этом расскажу, когда увидимся. Прочту тебе лекцию по межрасовым отношениям.

– О, Господи.

– И ещё кое о чем, – шепотом добавила Амелия.

– О'кей, – вымолвил Роджер, сердце которого запрыгало в груди. – В три тридцать у аптеки. Я пока пойду домой, одену чистую рубашку.

– О'кей.

– Пока, – сказал Роджер.

– Пока, – сказала Амелия.

Когда Роджер подошел к дому, у подъезда увидел полицейский автомобиль.

В нем никого не было. Стекло окошка со стороны тротуара оказалось опущенным, и слышались радиопереговоры полиции. Роджер поднял голову и через стекла входной двери увидел миссис Дауэрти, разговаривавшую с двумя полицейскими в форме.

Роджер хотел было развернуться и перейти на другую сторону улицы, но один из полицейских в этот момент повернул голову и взглянул на Роджера. Теперь, раз уж его увидели, сворачивать было поздно, и Роджер как ни в чем не бывало поднялся по ступенькам, сбил с ног снег, открыл дверь и вошел в вестибюль. Радиатор отопления издавал глухой шум и шипение. Спиной к нему стоял полный полицейский. Руки он держал за спиной, расправил пальцы над радиатором. Когда Роджер входил в вестибюль, миссис Дауэрти что-то объясняла полицейским:

– ...Обнаружила только полчаса назад, когда спустилась в подвал, надо было положить там грязное белье, добрый день, мистер Брум.

– Добрый день, миссис Дауэрти, – ответил Роджер. – Что-нибудь случилось?

– О, ничего серьезного, – сказала миссис Дауэрти и снова повернулась к полицейскому, когда Роджер прошел мимо. – Не скажу, что это новая вещь, да и вообще... Но долларов пятьдесят-семьдесят это стоило, я думаю, а там кто его знает, – рассказывала она полному полисмену. Роджер открыл следующую дверь, ведущую из вестибюля. – Что неприятно – что кто-то смог проникнуть в подвал и...

Роджер закрыл дверь и поднялся по ступенькам в свою комнату.

Не успел он снять пальто, как раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросил он.

– Это я, Фук.

– Кто?

– Фук. Фук Шэнехен. Откройте.

Роджер подошел к двери и отпер её. Фук был маленьким лысым человеком лет сорока пяти с горящими глазами. На нем была белая рубашка, поверх неё – коричневый джемпер. Когда Роджер увидел Фука, на лице того сияла улыбка. Он вошел в комнату с видом заговорщика и немедленно закрыл за собой дверь и запер её.

– Полицию внизу видели? – спросил он сразу.

– Да, – ответил Роджер.

– Вот то-то! – радостно сказал Фук, продолжая сиять.

– А чего им надо?

– А вы не знаете, что случилось?

– Нет. А что?

– Кто-то грабанул нашего кровососа.

– Вы кого имеете в виду?

– Дауэрти. Дауэрти – нашу хозяюшку, кого же еще?

– Приятная леди, – сказал Роджер, пожав плечами.

– Ой-ой-ой, – запричитал Фук, – ой-ой-ой, приятная.

– Мне она кажется приятной леди, – уточнил Роджер.

– Это потому что вы живете здесь всего несколько дней. А я живу тут, в этом болоте, уже шесть лет. Шесть лет! И я говорю вам, что это кровосос, скряга, таких жадных людей свет ещё не видывал, это я вам говорю. У, старая ведьма!

– Ну и в чем же дело? – Роджер недоуменно пожал плечами.

– Я очень рад, что почистили эту старую ведьму.

– А что взяли?

– Да мало, – недовольно произнес Фук. – У вас тут выпить нет?

– Что? А, нет, извините.

– Тогда я сейчас мигом.

– А куда вы?

– В свой номер. У меня там есть бутылочка. Стаканы есть?

– Один только. Вон, на раковине.

– Ладно, свой принесу, – сказал Фук и исчез.

Так, подумал Роджер, я был уверен, что она рано или поздно обнаружит это, но не думал, что так быстро. Или, пожалуй, не ожидал, что она вызовет полицию, если и обнаружит. Но она и пропажу обнаружила, и полицию вызвала. Полисмены сейчас на первом этаже, так что, может быть, сейчас самое подходящее время напиться с Фуком. Нет, я же договорился с Амелией на полчетвертого.

Надо было мне быть поосторожнее.

В тот момент казалось, что я поступал как надо.

Может быть.

Вновь в дверь постучали.

– Входите, – крикнул Фук.

Это был Фук. Он нес в руках полупустую бутылку бурбона, на горлышко которой был надет стакан. Он поставил бутылку на туалетный столик, потом подскочил к умывальнику и взял стакан Роджера, снял свой стакан с горлышка и поставил оба стакана рядом, затем взял в руки бутылку.

– Скажете, когда хватит, – предупредил он.

– Я много не пью, – сообщил ему Роджер.

– Я тоже, – в тон ему ответил Фук, при этом подмигнув, и налил полстакана.

– Для меня это слишком много, – заметил Роджер.

– Хорошо, этот я возьму себе, – ответил Фук и стал наливать другой стакан.

– Достаточно, – остановил его Роджер.

– Еще немножко. Праздник все-таки.

– А что празднуем?

Фук налил Роджеру ещё на палец виски и подвинул ему стакан, затем поднял свой и произнес:

– За убыток миссис Дауэрти, и чтобы он для старой ведьмы оказался невосполнимым.

– Невосполнимым?

– Чтобы страховку не получила. – Фук подмигнул Роджеру и сделал внушительный глоток виски. – Пусть также это будет началом целой серии убытков. Пусть этот несчастный жулик проникнет в подвал этой ночью и украдет у нее, скажем, корыто для стирки, а в следующий раз – печку, а потом – её нижнее белье, которое висит там на веревке. Пусть все бродяги и жулики этого паршивого города ночь за ночью совершают набеги на подвал миссис Дауэрти и очищают его, как стая стервятников, слетевшихся на падаль. Пусть множатся убытки до тех пор, пока у старой ведьмы не останется ничего, кроме нижнего белья. И пусть однажды ночью отважный насильник заберется к ней через окно, сделает свое дело и оставит её в одной ночной рубашке, чтобы совсем не замерзла. Аминь, – закончил Фук и осушил свой стакан. Потом он снова налил себе, на этот раз полный стакан, почти до краев. – Вы не пьете, мой друг, – заметил он Роджеру.

– Я пью, – сказал Роджер и отпил из своего стакана.

– За морозильник, – произнес Фук.

Роджер никак не отреагировал на только что сказанное.

– Диву только даешься, что кто-то залез в подвал к миссис Дауэрти и спер морозильник. То есть холодильник. Он там собирал пыль уж черт знает сколько времени. Возникает много вопросов, они меня и изумляют, и забавляют, – сказал Фук.

– Например?

– Например, номер один. Как этот кто-то узнал, что старая ведьма держит в подвале морозильник? То есть холодильник. Вот вы – сколько раз вы бывали в подвале?

– Я ни разу там не был, – ответил Роджер.

– Во-от. Я живу в этом проклятом доме шесть лет и был там только два раза. Первый раз – когда клал на полку чемодан, а другой – это когда мамаша Дауэрти упала в обморок, увидев в подвале крысу. При этом она так заорала, что разбудила чуть ли не весь дом, ну и меня тоже. Я бросился туда, смотрю – костлявая ведьма распласталась на полу без сознания, да ещё платье задралось на костлявый зад. Меня от этого зрелища чуть не стошнило. Любого стошнило бы. Давай ещё налью.

– Я ещё это не допил.

– Значит, откуда кому-то знать, что там есть холодильник – это вопрос номер один. А если он узнал про холодильник, то он узнал и о том, что это рухлядь, выпуска тридцать девятого – сорокового года и стоит она долларов десять, если не меньше. Зачем человеку понадобилось рисковать ради того, чтобы украсть это барахло? Ведь поднять в одиночку такую штуку – запросто наживешь грыжу. Фук налил себе ещё и добавил к сказанному: – Я, конечно, говорю о нормальном человеке, вроде меня. Я человек вроде тебя и глазом не моргнет – поднимет.

– Ну, не знаю, – сказал Роджер и пожал плечами.

– Во всяком случае, – продолжал рассуждать Фук, – вопрос номер один: откуда кто-то узнал, что он там? А второй: зачем кому-то понадобилось красть это старье, которому от силы цена пять-шесть долларов?

– Мало ли, может, понадобился, – предположил Роджер.

– Для чего?

– Не знаю.

– Ладно, зачем бы он это ни делал, я рад, что он это сделал. Я только надеюсь, что он все-таки взял побольше, пока там был. Чего тогда этой старой ведьме поднимать такой шум перед полицией? Из-за этого старья – холодильника? Собрала сюда всю полицию. И это из-за аппарата, которому цена-то – три-четыре доллара.

– Да нет, там внизу только два полисмена, – сказал Роджер.

– Эти ребята занимаются мелкими мошенниками, – пояснил Фук. – Когда дело идет о краже, грабеже, то начинают с них, а потом приходят детективы. Подожди, увидишь. Они сегодня же будут здесь, начнут опрашивать, вынюхивать, отнимать время налогоплательщиков и тратить их деньги, и все это из-за вшивого холодильника, за который и двух долларов в базарный день не дадут. Выпей еще.

– Спасибо, – произнес Роджер и протянул стакан.