Текст книги "Послушаем за Глухого"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 14

Если тебе присылают по почте снимок футбольной команды, то первое, что ты думаешь о приславшем, это то, что он просто сумасшедший, если, конечно, ты не понимаешь, зачем он это сделал и что под этим подразумевается.

Если бы до этого ребята из восемьдесят седьмого участка не имели достаточно информации, то они бы в жизни не догадались, что может означать этот фотостат. Но, наученные прошлым опытом, они начали не спеша сопоставлять последний снимок с предыдущим.

Если Вашингтон означает «первый»...

А Гувер означает «федеральный».

Вильма Бэнки означает «банк».

То что же тогда значит...

Ван Бурен мог означать только самого себя, но он никак не увязывался с последним снимком.

Если «Зеро» означает «круглую площадь», то при чем здесь футбольная команда?

– Почему не бейсбольная? – спросил Мейер.

– Или хоккейная? – добавил в свою очередь Карелла.

– Или баскетбольная или ватерпольная, или волейбольная, черт возьми! – раздраженно сказал Хейз.

– Почему футбольная?

– Что он этим хочет сказать?

– Но он, вроде, все уже нам сообщил...

– Может, он хочет нам сказать, что все это для него игра?

– Но почему именно футбол?

– А почему бы и нет? Игра есть игра.

– Но не для Глухого.

– К тому же сейчас не футбольный сезон.

– Да, сейчас бейсбол в самом разгаре.

– Почему же все-таки футбол?

– Все, что было нужно, он нам уже сказал.

– Пару минут назад я говорил то же самое.

– Кто-нибудь звонил в восемьдесят шестой участок?

– Я. Вчера днем.

– Они прикроют банк завтра?

– Говорят, что муха не проскользнет.

– Может, у него в деле задействовано одиннадцать человек? – предположил Хейз.

– Что?

– Футбольная команда. Одиннадцать игроков.

– Нет, секунду, – сказал Карелла. – А что он все-таки нам не сообщил?

– Он все сообщил. Дату, название банка, адрес...

– Да, но не время.

– Одиннадцать, – снова повторил Хейз.

– Одиннадцать часов, – подтвердил Мейер.

– Да, – убежденно кивнул Карелла и снял трубку телефона. – Кто в восемьдесят шестом занимается этим делом?

Полицейские восемьдесят шестого участка ничем, кроме, разумеется, имен, не отличались от своих коллег из восемьдесят седьмого. Полицейские, как и все работающие в маленьких коллективах, становятся очень похожими друг на друга, и поэтому их очень трудно различать как отдельные индивидуальности.

До звонка Кареллы детектив первого ранга восемьдесят шестого участка Альберт Шмидт разговаривал с мистером Альтоном, управляющим одного из отделений Первого Федерального Банка. Но после разговора с Кареллой появилась важная дополнительная информация, и Шмидту пришлось второй раз навещать банк лично.

Мистер Альтон, маленький толстенький человечек с лысеющей головой, до сих пор, по-видимому, не мог отойти после первого разговора с полицией. Новый визит детектива, сообщившего еще и точное время ограбления, окончательно вверг управляющего в уныние.

– Но я никак в толк не возьму, – говорил он, – откуда им известно даже точное время ограбления?

– Не знаю, – задумчиво произнес Шмидт. – Может, бандиты вообще не придут, сэр. Может, они все это специально придумали, чтобы сбить нас с толку.

– Но вы же говорили, что на этом участке висит столько преступлений...

– Да, он нам доставил кучу неприятностей. Не мне, конечно, лично, а всему полицейскому управлению. Поэтому мы и считаем, что лучше лишний раз перестраховаться.

– Не знаю, не знаю, – качая головой, говорил мистер Альтон. – Пятница у нас самый напряженный день. По пятницам мы выплачиваем наличные рабочим сразу трех заводов. Если вы замените...

– Да, мы как раз думаем, что преступники рассчитывают взять эти деньги, мистер Альтон. Именно зарплату.

– Да, но если вы замените моих кассиров своими людьми, то как мы сможем обслуживать наших клиентов?

– Вы полагаете, что если грабители унесут полмиллиона долларов, обслуживание значительно улучшится?

– Нет, конечно, но... – мистер Альтон снова покачал головой. – Когда ваши люди будут здесь?

– А во сколько вы открываетесь?

– В девять.

– Значит, к этому времени наши люди уже будут здесь, – сказал Шмидт.

В помещении восемьдесят седьмого полицейского участка, очевидно, в предвкушении поимки Глухого, царило оживление, звучали шутки и смех.

– Представляешь, этот тип покупает слуховой аппарат, – рассказывал Мейер, – и расхваливает его своим друзьям, мол, это лучшее вложение капитала, которое я когда-либо делал в своей жизни. Теперь, даже если я наверху в своей спальне, я сразу слышу, как внизу закипает чайник! Если мне навстречу едет машина, то я знаю об этом уже за милю. Это самая классная вещь, которую я когда-либо покупал! Ну вот, он все это рассказывает, друзья согласно кивают, а один спрашивает: «И сколько же ты за нее заплатил?» А он смотрит на часы и отвечает: «Без четверти два».

Зазвонил телефон.

Клинг, все еще корчась от смеха, поднял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок. Детектив Клинг.

– Берт, это я.

– О, привет. Августа.

– Да, этот парень просто великолепно играл на скрипке, – рассказывал уже Хейз. – Когда он начинал играть, люди переставали бить друг другу морды, собаки – гоняться за кошками...

– Берт, через полчаса я заканчиваю работу, – сказала Августа. – Когда ты освободишься?

– Не раньше четырех, – ответил Клинг. – А что?

– Ну, я подумала, может, мы могли бы заняться любовью прямо днем...

– Этот парень был прямо универсальный миротворец, – продолжал Хейз. – Он пошел в ООН, и ему оплатили испытательную поездку в африканские джунгли – сыграть на скрипке диким животным, чтобы они перестали пожирать друг друга. А потом он планировал отправиться в кругосветное миротворческое турне.

– Ну... – сказал Клинг, украдкой взглянув на своих коллег. – Я думаю, мне удастся смотаться немного раньше. Ты сейчас где?

– Я...

– Секунду, я возьму карандаш.

– В джунглях, в самой глубокой чаще, он останавливается под пробковым деревом, достает свой инструмент и начинает играть, – говорил Хейз.

– Говори, – сказал Клинг, придвигая блокнот поближе.

– Вокруг начинают собираться звери: львы, носороги, бегемоты, шакалы, жирафы, – ну, в общем, все, кто там живет. Из скрипки льется волшебная музыка, звери кружком сидят вокруг него, нежно обнявшись, никто не дерется, все мирно слушают...

– Да, записал, – сказал Клинг.

– Ну вот, наш парень продолжает играть, и вдруг один леопард подкрадывается по ветке, оказывается прямо у него над головой, прыгает и съедает его живьем!

– Увидимся через полчаса, – тихо произнес Клинг и положил трубку.

– Звери потрясены! – говорил Хейз. – Выходит лев и спрашивает леопарда: «Зачем ты это сделал? Этот парень приехал к нам из далекой Америки, забрался в самую чащу, он принес с собой свою скрипку, он играл такую волшебную музыку, что мы забыли все свои распри. Зачем совершил ты эту гнусность?» А леопард прикладывает лапу к уху и спрашивает: «Что-что?»

Взрыв хохота потряс стены участка, не смеялся один Клинг.

– Если зайдет Майк Ингерсол, – совершенно серьезно сказал он, словно собирался отправиться на смертельно опасное дело, – я буду в квартире мисс Блейер.

* * *

Они занимались любовью в сумраке спальни. Однако на этот раз что-то не ладилось.

– Что случилось? – шепотом спросила Августа.

– Не знаю, – ответил Клинг.

– Может, я делаю что-то не так?

– Нет-нет.

– Если я...

– Нет, Августа, нет. Все...

– Тогда в чем же дело?

– Мне кажется, я немного тебя боюсь.

– Боишься?

– Да, я все время думаю, что делает такой неуклюжий парень из Риверхеда, как я, в постели с такой необыкновенно красивой девушкой?

– Ты совсем не неуклюжий, – сказала Августа и дотронулась кончиками пальцев до его губ.

– Но я почему-то чувствую себя ужасно неуклюжим.

– Но почему?

– Потому что ты так прекрасна...

– Берт, если ты снова заведешь эту пластинку, мне придется огреть тебя молотком по голове.

– Откуда ты знаешь про молоток?

– А что я знаю?

– Молоток – лучшее оружие самозащиты для женщины.

– А я и не знала.

Несколько секунд они молчали.

– Успокойся, – сказала Августа.

– Но я действительно от тебя без ума.

– Если ты хочешь, чтобы я стала уродиной, то я могу превратиться и в черта. Смотри, – сказала она и скорчила гримасу. – Ну как?

– Прекрасно, – мечтательно вздохнул Клинг.

– Так, где мой молоток? – спросила Августа и, соскользнув с кровати, голая, вышла из спальни.

Он услышал, как она копается в ящиках на кухне. Когда Августа вернулась, в руке у нее действительно был молоток.

– Тебя когда-нибудь били молотком? – спросила она, присаживаясь рядом с ним на кровати. Она скрестила в позе лотоса свои длинные, стройные ноги, выпрямила спину, приподняла подбородок и так и застыла с молотком в правой руке.

– Нет. Многое было, но молотком еще ни разу.

– А в тебя стреляли?

– Да.

– Это после того? – спросила она, показав молотком на шрам на его плече.

– Да.

– Больно было?

– Больно.

– Можно, я поцелую твой шрам? – и, грациозно склонившись над его телом. Августа нежно поцеловала его плечо. Затем она снова вернулась в прежнее положение.

– Ты сейчас связался с сумасшедшей маньячкой, которая лупит всех молотком по голове, – страшно заговорила она. – Еще одно слово о моей красоте, и твоим друзьям придется расследовать еще одно убийство. Ты понял?

– Понял, – ответил Клинг.

– Будем считать это необходимым вступлением к сексу, так как в следующие десять минут я собираюсь разнести здесь все в пух и прах. А если ты мне не ответишь тем же, я разобью твою башку на мелкие кусочки. Одним ударом. А кстати, неплохо было бы начать с одного сильного удара, – она быстро наклонилась к нему, и Клинг почувствовал, как язык Августы раскрыл его губы и прильнул к его языку.

– Я вижу, что до тебя, наконец, дошло, – сказала Августа. – Оказывается, нужен был молоток.

– Наверное, – прошептал Клинг.

Неожиданно она подняла голову и, вытянув ноги, тесно прижалась к нему всем телом, не выпуская молоток из руки.

– Слушай, – прошептала она.

– Слушаю.

– А ведь мы стали очень нужны друг другу.

– Да.

– Я до смерти боюсь за тебя, – сказала Августа, и ее дыхание, казалось, замерло навечно. – Я никогда в жизни не испытывала таких чувств ни к одному мужчине. Ты веришь мне, Берт?

– Конечно, Августа.

– А сейчас давай заниматься любовью.

– Да, Августа.

– У нас будет прекрасная, волшебная любовь!

– Да!

– А теперь... дотронься до меня, – прошептала Августа, и молоток выскользнул из ее руки...

Телефон звонил четыре раза, пока они были в постели. Всякий раз отвечал автоответчик.

– Может, что-то важное, – прошептал Клинг после последнего звонка.

– Для меня нет ничего важней тебя, – ответила Августа и, быстро поднявшись, пошла на кухню. С кухни она принесла бутылку шампанского.

– О, замечательно! Как ты догадалась, что я умираю от жажды?

– Ты открывай, а я пока придумаю тост.

– Ты забыла стакан.

– Любовникам не нужны стаканы.

– А вот моей бабушке были нужны.

– А у нее что, есть любовник?

– Спроси у моего дедушки.

Клинг откупорил бутылку.

– Придумала тост?

– Ты пролил шампанское прямо на простыню.

– Ну давай же, давай выпьем за... за кого хочешь.

– Тогда, может, за Джона и Марту Митчел?

– Почему нет? За...

– А может, за нас? – Августа осторожно взяла у него из рук бутылку и, подняв ее, торжественно произнесла: – За Берта и Августу! И за... – она задумалась.

– Ну же!

Августа внимательно смотрела ему в глаза, держа бутылку в поднятой руке.

– И за свершение всех желании! – быстро закончила она, затем глотнула из горлышка и передала бутылку Клингу.

Клинг не мог оторвать глаз от ее лица. Глядя Августе прямо в глаза, он сказал:

– За нас! Навсегда!

Немного погодя. Августа поднялась с кровати.

– Уже уходишь? И это после таких прекрасных слов? – шутя произнес Клинг.

– Я всего лишь в ванную, – улыбнулась Августа.

– В таком случае, на обратном пути проверь телефон.

– Зачем?

– Я же полицейский.

– К черту этот телефон!

Все-таки она проверила автоответчик и, вернувшись, сказала, что третий звонок был ему.

– Кто звонил?

– Некто Мейер. Он сказал, что миссис Ангермен готова установить личность преступника.

* * *

Клинг постучал в дверь квартиры Майка Ингерсола в десять минут двенадцатого ночи. Он слышал голоса внутри и, наконец, расслышал приближающиеся шаги.

– Кто там? – спросил Ингерсол.

– Это я, Клинг.

– Кто?

– Клинг.

– А, секунду, Берт.

Клинг услышал звуки снимаемой дверной цепочки и отпираемого замка. Ингерсол был в пижаме и тапочках.

– Привет. Как дела? Заходи.

– Извини, я знаю, что уже поздно. Ты, надеюсь, не спал?

– Нет, я смотрел новости по телевизору.

– Ты один?

– Да, – сказал Ингерсол. – Заходи, заходи. Пиво будешь?

– Нет, спасибо, Майк.

– Не будешь возражать, если я выпью?

– Давай.

– Располагайся. Я сейчас вернусь.

Клинг прошел в гостиную и сел в кресло перед телевизором. На секретере он заметил кобуру и револьвер Ингерсола. С экрана телевизора говорили об очередной эпидемии какой-то болезни. На журнальном столике, стоявшем возле кресла, Клинг увидел пепельницу с окурками. На белом фильтре одного из них отчетливо виднелась губная помада. Клинг услышал, как Ингерсол на кухне хлопнул дверцей холодильника. Через минуту он вошел в гостиную, покосился на закрытую дверь спальни и, поднеся бутылку ко рту, отхлебнул хороший глоток пива. Затем Ингерсол вытер губы ладонью и, наконец, спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Да, Майк, случилось.

– Еще одно ограбление?

– Нет-нет.

– Тогда что?

– Опознали преступника.

– Да? Прекрасно!

– Смотря, с чьей точки зрения судить, Майк.

– Что ты имеешь в виду?

– Миссис Ангермен позвонила сегодня вечером в участок. Меня не было на месте, но позже мне удалось с ней переговорить, – сказал Клинг и сделал паузу. – Она сказала, что знает, кто преступник. Раньше она как-то не могла сообразить, потому что видела его только в...

– Не надо, Берт, – быстро сказал Ингерсол.

– Потому что видела его только в форме. Но вчера в участке...

– Не надо, Берт.

– Это правда?

Ингерсол молчал.

– Майк, это правда? – настаивал Клинг.

– Правда или нет, во всяком случае, мы ведь можем договориться между собой, – сказал Ингерсол безразличным тоном и пошел к телевизору.

– Только не надо брать револьвер, Майк, – предупредил его Клинг, быстро доставая свой пистолет из кобуры.

– Да ты что, Берт? – обиженно спросил Ингерсол.

– Туда, Майк. К стене. Быстро!

– Да ну, брось ты...

– Быстро, я сказал!

– Хорошо, хорошо, успокойся, ради бога, – сказал Ингерсол, становясь лицом к стене.

– Как ты это делал, Майк? Украл набор отмычек в участке?

– Нет.

– Тогда откуда у тебя ключи?

– Ты помнишь то крупное дело в прошлом году, ну, в октябре? Помнишь, нас всех тогда задействовали?

– Да, помню.

– Я работал тогда с технарями, устанавливающими подслушивающие устройства. Мы разъезжали практически по всему городу. Тогда мне и попались эти ключи.

– А чем ты еще занимался, Майк? Или ты только грабил квартиры?

– Кроме этого, ничем, клянусь!

– А может, ты продаешь наркотики школьникам?

– Брось, Берт, за кого ты меня принимаешь?

– Я тебя принимаю за дешевого вора!

– Мне нужны были деньги!

– Всем нужны деньги.

– Тогда назови мне хоть одного полицейского в нашем участке, который не брал бы взяток. Когда это ты стал таким чистюлей?

– Я ни разу в жизни не взял даже цента, Майк.

– А что ты видел в своей жизни? Неужели и впрямь никогда ничего не брал?

– Не надо приравнивать бесплатную чашку кофе, которую я иногда получаю в баре, к преступлению! Боже ты мой1

– Я хочу тебе сказать...

– Да что ты можешь мне сказать, Майк? – с омерзением перебил его Клинг...

В комнате наступила гробовая тишина. Ингерсол пожал плечами.

– Я не хотел вмешивать тебя в это дело, Берт. Зачем, по-твоему, я предложил эти засады? Я просто не хотел, чтобы кто-то подумал, что ты каким-то образом с этим связан. Я...

– Засады, – это дымовая завеса, – спокойно произнес Клинг. – Вот зачем тебе понадобилась рация? Чтобы я подумал, что ты, как и я, сидишь в темноте и ждешь вора в квартире, а ты в это время спокойно потрошил квартиру рядом со мной? А стеклянный котенок? «Наверное, с живыми у него сейчас перебои!» – так ты, кажется, сказал, Майк? Перебои! Задница ты после этого, вот ты кто! Просто ты не мог в этот раз принести живого котенка потому, что даже такой дурак, как я, не смог бы не заметить его в твоем кармане!

– Берт, поверь мне...

– О, я тебе верю, Майк! Но вот лейтенант вряд ли поверит. Особенно, когда услышит историй о Фреде Липтоне.

– Я никак с ним не связан.

– Неужели? Ну, у нас еще будет время все это обсудить, не так ли? Хейз как раз сейчас его берет. Ты ведь через него сбывал краденое? Да или нет, Майк?

– Я же тебе говорю, что я с ним не связан!

– Тогда почему ты так забеспокоился, когда мы вышли на его след? Зачем тогда было давать Ронде Спэар описание внешности всех полицейских нашего участка? А мы-то, наивные, уже начали думать, что она умеет читать чужие мысли, – сказал Клинг и, немного помолчав, добавил: – А ну-ка, выведи ее сюда, Майк. Мы ее тоже прихватим с собой.

– Что? Кого? – заволновался Ингерсол.

– Ту суку, которая сейчас лежит у тебя в спальне. Это ведь Ронда Спэар, не правда ли?

– Нет, Берт! Там никого нет!

– Это о ней ты мне рассказывал? Прекрасная девушка, на которой ты хочешь жениться? Из-за нее ты хотел поскорее поймать вора?

– Берт...

– Вот мы его и поймали. Неужели ты не хочешь представить меня своей невесте? Послушайте, мисс! – крикнул Клинг. – Выходите, пожалуйста, сюда, руки – за голову!

– Только не стреляйте! – сразу раздался за дверью спальни женский голос.

Дверь открылась. На пороге стояла пышнотелая блондинка в голубом халате, из-под которого выглядывал подол розовой ночной рубашки. Она сложила руки за головой, губы ее нервно дрожали.

– Как ваше имя, мисс? – спросил Клинг.

– Какое? – спросила блондинка.

– Что значит какое? Ваше!

– Сценическое или настоящее?

– Вы – Ронда Спэар?

– Да.

– Одевайтесь, мисс Спэар. Ты тоже, Майк.

– Берт! Ради бога, Берт... дай мне шанс!

– С какой стати? – не понял Клинг.

* * *

Тедди Карелле не повезло с фильмом.

В нем было полно надуманной пальбы и невидимых разговоров, во время которых актеры постоянно прятались за вазами, деревьями, торшерами и даже слонами. Актеры умудрялись выбирать такие положение, что Тедди абсолютно не видела их губ, словно они намеренно хотели скрыть от нее сюжет фильма. А если актеры и не были повернуты спинами к объективу камеры, то их голоса грохотали в зале, как набравший скорость товарный состав.

Тедди любила кино, если, конечно, это были нормальные фильмы, а не новаторские попытки режиссеров все показать со спины. Сегодня вечером был именно такой фильм. Тедди сидела рядом с мужем и страдала от своей беспомощности. Когда фильм, наконец, закончился, Тедди вздохнула с облегчением.

Когда они шли в кино, воздух был так пропитан весенними запахами, что они решили пройтись до кинотеатра на Довер Плейнс-авеню пешком. Выйдя после фильма на улицу, они заметили, что стало гораздо прохладнее; температура понизилась, но все равно прогуляться было приятно, и они не спеша брели по аллее, обсаженной старыми деревьями, склонявшими свои ветви над бульваром Риверхед. Карелла расслабился и глубоко вдыхал свежий вечерний воздух. Тедди хотелось расспросить его о фильме, но она не решалась его потревожить. Они напоминали двух стариков, направляющихся в парк воскресным утром, чтобы покормить своих любимых голубей.

Нападение было внезапным.

Первый удар, сильный и неожиданный, как толчок землетрясения, пришелся Карелле прямо в лицо. Он попытался вытащить револьвер, но сзади его ударил второй нападающий. Третий вырвал у Тедди сумочку. В это время первый снова ударил Кареллу в лицо. У нападавшего сзади появилась в руках велосипедная цепь. Карелле уже удалось вытащить пистолет из кармана пальто, но тут он получил удар велосипедной цепью. Цепь, скользнув по черепу, зацепила ухо. Раздался револьверный выстрел, который прозвучал оглушительно громко в тишине безлюдной ночной улицы. Кареллу снова ударили цепью, но на этот раз удар пришелся точно по голове, и Карелла упал без сознания.

* * *

Смущение было сильнее, чем головная боль. Полчаса спустя в помещении сто третьего участка Карелла вынужден был объяснять дежурному сержанту, что он, офицер полиции, подвергся нападению вместе с женой по дороге из кино. Грабители забрали сумочку и наручные часы его жены, его собственные часы, бумажник и, что самое прискорбное, его служебный револьвер.

Сержант записал все данные и пообещал связаться, если что-нибудь станет известно.

Карелла чувствовал себя скверно. Никогда в жизни его еще так не унижали.