Текст книги "Грабитель"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 8

Он никак не мог избавиться от мыслей о мертвой девушке. На обходе в понедельник утром Клингу следовало бы испытывать радость. Он уже давно изнывал от безделья, и вот теперь вышел на службу, и асфальт мостовых ласково стелился ему под ноги. Вокруг бурлила жизнь. Окрестности были полны толпами живых и бодрых людей, и посреди всей этой кипящей жизни шагал Клинг и размышлял о смерти.

Обход он начал с набережной. Заросли у реки уже покрылись багрянцем и теперь постепенно приобретали ржаво-коричневую окраску, которую местами нарушали то памятник героям первой мировой войны, то бетонная скамья. Большие корабли на реке медленно плыли к докам, которые лежали ближе к центру города. Пароходы выпускали белый дым в стылый воздух. Посреди реки стоял танкер, чей длинный и ровный силуэт выделялся на фоне утесов на другом берегу. Прогулочные катера теперь, осенью, встречались уже не часто. Лето уходило, унося с собой веселье и беззаботный смех летних экскурсантов.

А выше по реке, над бурлящей бурой водой, как сверкающая висящая паутина, господствовал мост Гамильтона, который своими величественными опорами соединял земли двух штатов.

Возле моста, у подножья небольшого каменного откоса, умерла семнадцатилетняя девушка. Кровь её впитала земля, но багровые пятна все ещё проступали на ней.

Большие дома, стоявшие вдоль набережной, взирали пустыми лицами на землю с кровавыми пятнами. Солнце отражалось в тысячах окон высоких зданий, зданий, где все ещё были привратники и лифтеры, и окна эти щурились на реку воспаленными слепыми глазами. Нянечки катили коляски мимо синагоги на углу, направляясь на юг, к улице Стем, которая пронизывала сердцевину района как тонкая, острая, разноцветная стрела с богатым оперением. На улице Стем были магазины с любыми товарами, дешевые лавочки с бог весть чем, кинотеатры, деликатесные мясные лавки с кошером, ювелирные магазины и кондитерские. На одном углу было и кафе, где когда угодно можно было встретить человек двадцать пять наркоманов, тоскующих в ожидании гонца с белым золотом. Улицу Стем посередине разделял широкий газон, окруженный железной решеткой, прерываясь только на перекрестках с боковыми улочками. Повсюду, где только можно, стояли скамейки. Мужчины сидели на них и курили трубки, женщины отдыхали на них, прижимая сумки с покупками к могучей груди, а кое-где на них отдыхали нянечки с колясками, читая романы в мягких обложках.

Нянечки никогда не углублялись к югу от Стема.

К югу от Стема простиралась Калвер-авеню.

Дома на Калвер-авеню никогда приличными не были. Как бедные дальние родственники домов, выходивших на реку, они уже много лет все же грелись в лучах их славы. Копоть и пыль большого города покрыла их глупые лица, сделав их типичными горожанами, и теперь они с хмурым видом стояли, сгорбив плечи в старомодных нарядах. На Калвер-авеню было много церквей. Но ещё больше там было баров. Бары и церкви регулярно посещали ирландцы, которые все ещё упорно держались за свой район вопреки притоку пуэрториканцев и наступлению строительных фирм, которые с удивительной скоростью выселяли и сносили дома, оставляя за собой пустыри с обломками кирпича и камней, на которых буйно расцветало царство отбросов – единственных растений большого города.

Пуэрториканцы обитали в переулках между Калвер-авеню и Гровер парком. Тут были бодеги, карницериас, запатериас, джоэриас, кухифритос и бог весть что ещё за заведения. Была тут и Ля Виз де Путас, улица проституток, древняя как жизнь и процветающая как “Дженерал Моторо.

Тут жили пуэрториканцы, измученные невзгодами, ограбленные продавцами наркотиков, преступниками, а заодно и полицейскими, скученные в тесных грязных зданиях, время от времени дававших работу пожарным командам, причем чаще, чем где-нибудь ещё во всем городе; тут жили пуэрториканцы, к которым даже работники социальной помощи относились как к животным, другие обитатели города – как к чужеземцам, а полиция – как к потенциальным преступникам.

У одних была кожа светлая, у других – темная. Тут жили красивые девушки с черными волосами, карими глазами и ослепительными белозубыми улыбками. Стройные мужчины, грациозные, как танцоры. Живые люди, полные тепла, музыки, красок и красоты, шесть процентов обитателей города, втиснутых в гетто, рассеянных по всему городу. Гетто в 87 округе, разбавленное несколькими семействами итальянцев и евреев, кроме преобладавших ирландцев, населяли в основном пуэрториканцы, и тянулось оно к югу от набережной к парку, и далее к востоку и западу занимало почти тридцать пять кварталов. Почти седьмая часть всей пуэрториканской общины города обитала в узких, темных улицах 87 участка. На улицах, по которым двигался Берт Клинг, жило девяносто тысяч людей.

На улицах кипела жизнь.

А он размышлял о смерти.

Не хотелось ему встречаться с Молли Белл, и когда она подошла к нему, почувствовал себя не в своей тарелке.

Казалось, она чего-то боится, возможно, потому, что носила внутри новую жизнь, или потому, что в ней заговорил древний, животный охранный рефлекс будущей матери. Он как раз перевел через дорогу Томми, пуэрториканского мальчика, мать которого работала в кондитерской лавке. Мальчик его поблагодарил, и Клинг повернулся, чтобы вернуться снова на другую сторону, и тут заметил Молли Берт.

В тот день, 18 сентября, воздух был свеж и прохладен, и на Молли было пальто, знававшее лучшие времена, купленное на сезонной распродаже в центре города.

Поскольку она ждала ребенка, пальто удалось застегнуть только на груди, и выглядела она удивительно неухоженной: растрепанные волосы, усталые глаза, поношенное пальто, застегнутое от шеи до груди, ниже расходилось широким клином, открывая выпуклый живот.

– Берт! – позвала она, чисто по-женски взмахнув рукой, и на короткий миг к ней опять вернулась красота, которой она явно блистала всего несколько лет назад. И в этот миг она выглядела почти что как её сестра Дженни, когда та была жива.

Он помахал ей блокнотом, чтобы оставалась на той стороне, и перешел к ней через улицу.

– Привет, Молли.

– Я вначале зашла в участок, – торопливо начала она. – Мне сказали, что ты на обходе.

– Да.

– Я хотела с тобой встретиться, Берт.

– Все в порядке, – ответил он. Оставив позади несколько переулков, они вошли в парк, тянувшийся вправо. Деревья на фоне неба напоминали темные факелы.

– Привет, Берт, – крикнул какой-то подросток, и Клинг махнул ему в ответ.

– Ты слышал? – спросила Молли. – Насчет акта вскрытия?

– Да, – кивнул он.

– Я не могу поверить.

– Ну, Молли, они не ошибаются.

– Знаю, знаю. – Она тяжело дышала.

Помолчав, он спросил:

– Ты уверена, что с тобой ничего не случится, когда уходишь так далеко?

– Нет, мне только лучше. Врач сказал, нужно побольше ходить.

– Но если ты устанешь…

– Я хочу спросить тебя прямо, Берт. Поможешь?

Он взглянул ей в лицо. В глазах не было ни страха, ни печали, все это прошло. В них светилась только неумолимая решимость идти до конца.

– Что я могу сделать?

– Ты полицейский, – сказала она.

– Молли, над этим делом работают лучшие специалисты города. Северный комиссариат проверяет всех, у кого на совести есть убийство. Я слышал, что один детектив из нашего округа уже несколько дней работает в паре с женщиной-приманкой. Они…

– Но никто из этих людей не знал мою сестру, Берт.

– Знаю, но…

– Ты знал её, Берт.

– Я только поговорил с ней минутку. Едва…

– Берт, те люди, что занимаются её смертью… Моя сестра для них – только очередной труп.

– Это неправда, Молли. Они немало видят, но это не мешает им над каждым случаем работать изо всех сил. Молли, я обычный патрульный. Не могу лезть не в свое дело, если даже захочу.

– Почему?

– Тогда я попаду в дурацкую ситуацию. У меня есть мой маршрут, мои обязанности. Это моя работа. Расследование убийств в мои функции не входит. У меня могут быть большие неприятности, Молли.

– Моя сестра тоже попала в большие неприятности, – ответила Молли.

– Ах, Молли, – вздохнул Клинг, – не требуй этого, прошу тебя.

– А я прошу тебя.

– Мне жаль, но ничего сделать я не могу.

– Тогда зачем ты к нам приходил? – спросила Молли.

– Потому что меня просил Питер. Просил оказать ему услугу. Во имя нашей былой дружбы.

– Теперь я прошу тебя, Берт. И не во имя старой дружбы. Только потому, что мою сестру убили, а она была ещё ребенком и заслужила долгую жизнь, Берт, хоть немного более долгую.

Они шагали молча.

– Берт? – начала Молли.

– Да.

– Пожалуйста, помоги.

– Я…

– Вся полиция убеждена, что это сделано грабителем. Возможно, не знаю. Но моя сестра была беременна, а уж тут-то грабитель ни при чем. К тому же её убили у моста Гамильтона, и я хочу знать, зачем она туда пошла. Почему? Зачем?

– Не знаю.

– У моей сестры были друзья, я это знаю. Возможно, они что-то знают. Думаю, девушка могла кому-то довериться. Девушка, у которой есть тайна, да ещё такая. Она должна была с кем-то поделиться.

– Кого ты, собственно, хочешь найти, – спросил Клинг, – убийцу или отца ребенка?

Молли холодно взвесила возможности.

– Это может быть одно и то же лицо, – наконец сказала она.

– Нет, это маловероятно, Молли.

– Но такое тоже возможно, не так ли? А ваши детективы этой возможностью просто пренебрегают. Я с ними разговаривала, Берт. Они задавали мне вопросы, а глаза их оставались холодными, губы крепко сжатыми. Моя сестра для них только труп с биркой на ноге. Моя сестра для них не живой человек из плоти и крови. И никогда не была.

– Молли…

– Я их не обвиняю… Знаю, смерть для них обычное дело, как мясо для мясника. Но эта девушка была моей сестрой!

– Знаешь… Ты знаешь, с кем она дружила?

– Я знаю только, что она часто ходила в какой-то клуб. Знаешь, такой подвал, где собирается молодежь… – Молли помолчала. Ее глаза с надеждой впились в глаза Клинга.

– Попытаюсь, – сказал Клинг и вздохнул. – Но только на свой страх и риск. И в нерабочее время. Официально я ничего делать не могу, ты же понимаешь.

– Понимаю.

– Как называется этот клуб?

– “Темпо”.

– Где это?

– Где-то возле Петерсон-авеню, в квартале от Кал-вер-авеню. Точного адреса я не знаю. Но все клубы сосредоточены там в переулках, в частных домах. – Она помолчала. – В детстве я тоже ходила в один из них.

– И я тоже; по пятницам, когда вход был свободным, – заметил Клинг. – Но не помню, чтобы какой-то клуб назывался “Темпо”. Это, видимо, новый.

– Не знаю. – Молли помолчала. – Пойдешь туда?

– Да.

– Когда?

– До четырех я на службе. Потом поеду в Риверхед и попытаюсь найти, где это.

– Позвонишь мне потом?

– Да, конечно.

– Спасибо, Берт.

– Я только простой патрульный, – сказал Клинг. – Не знаю, будет ли за что меня благодарить.

– Мне есть за что благодарить тебя, – сказала она, пожав ему руку. – Я буду ждать твоего звонка.

– Конечно, – Берт взглянул на нее. Похоже, прогулка её утомила. – Взять тебе такси?

– Нет, – ответила та, – я поеду в метро. Пока, Берт. И спасибо тебе.

Она отвернулась и пошла вверх по улице. Он проводил её взглядом. Сзади не было видно, что она ждет ребенка, выдавала только характерная тяжелая походка беременных женщин. Спина у неё была очень стройная, и ноги тоже. Он следил за ней, пока не потерял из виду. Потом перешел на другую сторону, свернул в соседний переулок и раскланялся с какими-то знакомыми.

Глава 9

В отличие от детективов, которые сами распоряжаются своим рабочим временем, патрульные работают по точно рассчитанному восьмичасовому графику. Пять дней они патрулируют с восьми утра до четырех пополудни, а потом пятьдесят шесть часов отдыхают. Вернувшись на службу, отбудут ещё пять дежурств, с полуночи до восьми утра, потом снова следуют пятьдесят шесть часов отдыха. Очередные пять смен у патрульного будут с четырех пополудни до полуночи. И снова перерыв, пятьдесят шесть часов – и карусель закручивается снова.

Система патрулирования не признает ни суббот, ни воскресений, ни праздников. Если не ваша очередь, то сможете спокойно насладиться Рождеством, а если ваша – извольте идти на службу. Или меняйтесь дежурством с коллегой-евреем, который хочет отпраздновать свой Рош Хашана. Это вроде того, как было в войну на авиазаводах. Единственная разница в том, что патрульному все тяжелее оформить страховку.

В тот понедельник утром Берт Клинг вышел на службу в семь сорок пять, – это было первое из пяти дежурств. Закончил он обход в три сорок. Вернулся в участок, переоделся в штатское в том же коридоре, где был следственный отдел, и вышел на неяркий солнечный свет предвечерней поры.

Обычно бы Клинг продолжил обход в штатском. В заднем кармане он носил маленький черный блокнот, куда записывал информацию от местных осведомителей и сведения, полученные в участке. Знал он, например, что на Элевент Норт, 3112, открылся тир с тотализатором, что подозрительный тип ездит в светло-синем “кадиллаке” 1953 года выпуска, с номером РХ 42 – 10. Знал, что вчера ночью обокрали филиал супермаркета, и даже знал, кого в этой краже подозревают. И ещё он знал, что парочка успешных дел могла бы приблизить его к званию детектива третьего класса, которым он, разумеется, хотел стать.

И вот обычно он по нескольку часов в день расхаживал по округе, уже после службы и не в форме, следил, вынюхивал, всюду совал свой нос и каждый раз был поражен, как много людей не узнают его в штатском.

Сегодня ночью ему предстояло совсем иное, и он не отвлекался на внеслужебную деятельность. Вместо того сел в поезд и заехал в Риверхед.

Клуб “Темпа” занимал подвал четырехэтажного кирпичного дома неподалеку от Петерсон-авеню, на Клаузер-стрит. Нужно было пройти по бетонной дорожке к двухместному гаражу за домом, свернуть влево, и человек упирался в заднюю стену дома, где и был вход в клуб. Рисованная табличка была перерезана посередине длинным черным нотным знаком. Надпись была такая: КЛУБ “ТЕМПО”

Клинг подергал ручку. Двери были заперты. Откуда-то изнутри доносился голос, что-то вроде мелодекламации, сопровождаемый бешеным грохотом барабанов, видимо, в записи. Он постучал кулаком. Но, продолжая стучать, уже понял, что барабанный бой заглушает все звуки снаружи. Подождал, пока не раздастся спокойная мелодия наподобие мадригала, и снова застучал.

– Кто там? – раздался мальчишеский голос.

– Откройте.

– Кто вы?

Он услышал шаги, приближавшиеся к дверям, а потом тот же голос совсем близко, сразу за дверью:

– Кто там?

Он не хотел представляться полицейским. Начни он задавать вопросы, компания подростков тут же заняла бы оборону.

– Берт Клинг, – ответил он.

– Как-как? А кто такой Берт Клинг?

– Я хочу арендовать клуб, – объяснял Клинг.

– Ну да?

– Ну да.

– Зачем?

– Если откроете дверь, можем поговорить.

– Эй, Томми, – закричали за дверью, – какой-то тип хочет арендовать клуб.

Клинг услышал неразборчивый ответ, потом щелкнул замок и двери распахнул настежь русоволосый стройный парень лет восемнадцати.

– Проходите, – пригласил он. В правой руке держал стопку пластинок, прижимая её к груди. На нем был зеленый свитер и белая рубашка, расстегнутый воротник которой торчал из свитера. – Меня зовут Хад. Это от Хадсон. Хадсон Пэтт. С двумя “т”. Проходите.

Клинг вошел внутрь. Хад не спускал с него глаз.

– Вы не староваты для такого дела? – спросил Хад.

– Скоро на пенсию, – ответил Клинг. Осмотрелся вокруг. Тому, кто обустраивал помещение, пришлось немало потрудиться. Трубы на потолке были закрыты панелями, выкрашенными в белый цвет. Выбеленные стены до половины обшиты светлыми стругаными досками. Пластинки без конвертов, прикрепленные к стенам и потолку, производили впечатление воздушных шаров, улетевших из гирлянды торговца. Вокруг были расставлены кресла и длинный диван. На белом корпусе радиолы нарисованы черные ноты и скрипичный ключ. У широкой арки, за которой Клинг увидел соседнюю комнату, стояли музыкальные инструменты и пюпитры. В обоих комнатах кроме Хада и Клинга никого не было. Кем был ни был Томми, он словно растворился в воздухе.

– Вам тут нравится? – спросил Хад и с улыбкой взглянул на Клинга.

– Мило, – ответил тот.

– Мы все здесь сделали сами. Все эти пластинки на стенах и потолке мы купили оптом по два цента. Смотрятся они здорово, и не скажешь, что от этого хлама один тип хотел избавиться. Одну мы хотели послушать, – и раздался только скрежет. Звучало это, как налет на Лондон.

– О котором вы, несомненно, прекрасно помните, – заметил Клинг.

– Что? – переспросил Хад.

– Вы член этого клуба? – снова спросил Клинг.

– Разумеется. Днем тут вход только для членов клуба. Собственно, могут ходить к нам и не члены, кроме пятницы и воскресенья. Тогда у нас свои вечеринки. – Он в упор взглянул на Клинга. Глаза у него были большие и синие. – Танцы и все такое. Сами знаете.

– Знаю, – ответил Клинг.

– А иногда подаем и пиво. Это не вредно, а человек может отдохнуть, – Хад ухмыльнулся. – Здоровый отдых – это именно то, что нужно крепкой и румяной американской молодежи, я прав?

– Абсолютно.

– Так говорит доктор Мортессон.

– Кто?

– Доктор Мортессон. Он пишет статьи в одной газете. Каждый день – здоровый отдых. – Хад не переставал ухмыляться. – Зачем вы хотите арендовать клуб?

– Я член общества ветеранов войны, – сказал Клинг.

– Ну и что?

– А то. У нас будет… встреча… ну, с женами, с девушками и все такое…

– Ну, конечно, – сказал Хад.

– Так что мы подыскиваем место.

– А почему бы вам не попробовать в Доме Американского Легиона?

– Великоват.

– Ага.

– Я подумал об одном из клубов попроще. Ваш мне очень понравился.

– Я вам верю, – сказал Хад. – Мы все тут сделали своими руками.

Он подошел к радиоле, казалось, чтобы положить возле неё стопу пластинок, но потом передумал и обернулся.

– Слушайте, а когда это вам нужно?

– В субботу вечером, – сказал Клинг.

– Это хорошо… потому что у нас вечера отдыха всегда по пятницам и воскресеньям.

– Да, я знаю. – сказал Клинг.

– А сколько вы можете заплатить?

– Ну, все зависит… Вы уверены, что хозяин дома не помешает, если мы приведем девушек? Ничего такого, разумеется, вы понимаете. У нас многие женаты.

– Ах, ну разумеется, – Хад сразу приобрел сочувствие к проблемам взрослых людей. – Я вас понимаю. Ничего другого у меня и в мыслях не было.

– Но придут и девушки.

– Ну, какие проблемы!

– Вы в этом уверены?

– Разумеется. Сюда постоянно ходят девушки. Они могут посещать наш клуб.

– В самом деле?

– Точно, – заверил его Хад. – Членами нашего клуба состоят двенадцать девушек.

– Из тех, кто живет поблизости? – спросил Клинг.

– Большей частью – да. Издалека никто ездить не будет.

– Не мог бы я познакомиться с кем-нибудь из них? – спросил Клинг.

Хад смерил его взглядом, прикидывая возраст.

– Сомневаюсь, – ответил он, и его дружелюбие к миру взрослых сразу исчезло.

– Когда-то я жил здесь неподалеку, – солгал Клинг, – и знал в окрестностях уйму хорошеньких девушек. Не удивлюсь, если девушки из вашего клуба – это их младшие сестры.

– Это возможно, – согласился Хад. – Ну, а как же вы их звали?

– А зачем тебе это знать, приятель? – раздался голос откуда-то из-за арки. Клинг резко повернулся. Высокий парень выходил из-под арки в комнату, застегивая молнию на джинсах. Он был высокого роста, широкие мускулистые плечи, распиравшие майку, переходили в узкую талию. Волосы у него были каштановые, глаза – карие, почти шоколадные. Он был необыкновенно красив и всем поведением недвусмысленно давал понять, что прекрасно знает об этом.

– Томми?

– Да, меня так зовут, – сказал Томми. – Но я не знаю, как зовут вас.

– Берт Клинг.

– Очень приятно, – ответил Томми, не переставая испытующе мерить Клинга взглядом.

– Томми – президент клуба “Темпо”, – объяснил Хад. – Он согласен, чтобы я сдал вам клуб. При условии, что хорошо заплатите.

– Я был на страже, – вмешался Томми, – и слышал все, о чем вы говорили. С чего бы это вас так заинтересовали наши красотки?

– Да не интересуют они меня, – Клинг. Я просто из любопытства.

– Разумеется, – кивнул Хад.

– Сколько вы можете заплатить, приятель?

– Слушай, приятель, а часто сюда ходила Дженни Пейдж? – неожиданно спросил Клинг, наблюдая за лицом Томми. Но в нем ничего не изменилось. Одна пластинка соскользнула со стопки, которую держал в руках Хад, и с шумом упала на пол.

– А кто это – Дженни Пейдж? – спросил Томми. – Девушка, которую убили вечером в прошлый четверг, – сказал Хад.

– Никогда о ней не слышал, – настаивал Томми.

– Подумайте, – посоветовал Клинг.

– Подумаю. – Томми помолчал. – Вы полицейский?

– А что, если да?

Это приличный клуб, – сказал Томми. – У нас никогда не было никаких проблем с полицией, и мы не хотим их на будущее. И у нас никогда не было проблем с хозяином дома, хотя, честно говоря, он изрядная сволочь.

– Никто не собирается создавать вам проблемы, – заметил Клинг. – Я только спрашиваю, как часто сюда ходила Дженни Пейдж.

Она сюда не ходила, – ответил Томми. – Я прав, Хад?

Хад, собиравший куски разбитой пластинки, поднял глаза.

– Угу, это правда, Томми.

– Положим, я полицейский, – снова начал Клинг.

– У полицейских есть жетоны.

Клинг полез в задний карман, открыл бумажник и показал жетон. Томми взглянул на него.

– Полицейский – не полицейский, это всегда был порядочный клуб.

– Никто не утверждает, что это не так. Перестань напирать своими накачанными мышцами и отвечай, если тебя спрашивают. Когда Дженни Пейдж была тут в последний раз?

Томми долго колебался.

– Никто у нас не имеет ничего общего с её убийством, – наконец сказал он.

– Значит, Дженни ходила сюда.

– Да.

– Часто?

– Время от времени.

– Как часто?

– Всегда, когда было открыто для публики. А иногда и на неделе. Мы пускали её, потому что одна девушка… – Томми запнулся.

– Продолжай, говори уж все.

– Потому что её знала одна наша девушка. Иначе бы мы её сюда не пустили, только в дни, когда открыто для публики. Это все, что я знаю.

– Ага, – подтвердил Хад и положил осколки разбитой пластинки на радиолу.

– Думаю, эта девушка уговаривала её вступить в члены клуба.

– Она была тут в прошлый четверг вечером? – спросил Клинг.

– Нет, – тут же ответил Томми.

– Попытайся ещё немного подумать.

– Нет, её тут не было. В четверг у нас санитарный день. Шестеро ребят из клуба дежурят тут по четвергам… по очереди, понимаете. Трое парней и трое девушек. Парни делают тяжелую работу, а девушки чинят шторы, моют посуду и тому подобнее. Не членам клуба в такой вечер вход запрещен. Вообще нет входа, даже для членов клуба, кроме ребят, которые работают. Поэтому я знаю, что Дженни Пейдж здесь не было.

– А ты был?

– Ага, – ответил Томми.

– А кто был еще?

– Какая разница? Дженни тут не было.

– А её приятельница? Которая привела её сюда?

– Ну, та была.

– Как её зовут?

Томми помолчал. Когда, наконец, заговорил, с вопросом Клинга это не имело ничего общего.

– Дженни вам надо было было видеть. Она тут ни с кем даже танцевать не хотела. Какая-то странная. Красива до смерти, но ледышка. Просто минус тридцать, и все, я не вру, честно.

– Тогда зачем она сюда заходила?

– Спросите у меня чего-нибудь попроще. Даже когда приходила, никогда не оставалась надолго. Только сидела где-нибудь в углу и смотрела. В клубе не было парня, кто бы не хотел её снять, но, Господи, она была совершенно неприступна. – Томми помолчал. – Разве я не прав, Хад?

Хад кивнул.

– Прав. Хоть и нехорошо так говорить про мертвую, но это факт. Невесть что из себя корчила, тоже мне цаца нашлась. Скоро ни одному парню и в голову не приходило пригласить её танцевать. Так она и сидела, как баба на чайнике.

– Она была просто как не от мира сего, – добавил Томми. – Я даже думал, что она наркоманка или что-то вроде того, честно. Ведь знаете, об этом вечно пишут в газетах. – Он пожал плечами. – Но тут было что-то другое. Она просто как с луны свалилась, и все. – Он опять грустно покачал головой. – Но нужно признать, это была конфетка!

– Только ледышка, – повторил Хад и тоже покачал головой.

– Как зовут её приятельницу?

Томми и Хад обменялись быстрыми понимающими взглядами. Клинг это заметил.

– Дженни была так хороша, – сказал Томми, – и, увидев её, человек сразу говорил: – Вот это да! А вообще-то, вы её видели? Такую нечасто увидишь!

– Как зовут её приятельницу? – повторил Клинг, и на этот раз немного громче.

– Она совсем взрослая девушка, – тихо сказал Томми.

– Сколько ей лет?

– Двадцать, – ответил Томми.

– То есть она почти моего возраста, – заметил Клинг.

– Ну да, – серьезно кивнул Хад.

– А при чем тут её возраст?

– Ну… – замялся Томми.

– Черт побери, так в чем дело? – не выдержал Клинг.

– Она сюда ходит, – неохотно начал Томми.

– Ну и?

– Ну… но мы не хотим никаких неприятностей. У нас приличный клуб. Серьезно, я не вру. Если… если мы теперь выдадим Клер…

– Какую Клер? – перебил его Клинг.

– Клер… – Томми опять умолк.

– Послушайте, – резко начал Клинг. – Перестаньте играть в прятки. Семнадцатилетней девушке размозжили голову, и у меня нет желания играть с вами в бирюльки. Так что, черт вас возьми, говорите, как зовут эту девушку. Выкладывайте!

– Клер Таунсенд, – Томми облизал губы. – Послушайте, если наши домашние узнают, что тут… ну, понимаете… что мы тут… развлекаемся с Клер… тогда, о Господи… Послушайте, нельзя как-нибудь оставить её в покое? Вам-то с этого что за польза? Господи, ну что плохого, если немного позабавиться?

– Ничего, – ответил Клинг. – Для тебя убийство – забава? По-твоему, это смешно? Ты, сопляк проклятый?

– Нет, но…

– Где она живет?

– Клер?

– Да.

– Тут рядом, на Петерсона. Какой у неё адрес, Хад?

– По-моему, номер 728, – вспомнил Хад.

– Ага, так оно и есть. Но послушайте, пожалуйста, не вмешивайте в это нас, ладно?

– И сколько вас таких мне предстоит не вмешивать? – сухо спросил Клинг.

– Ну… по правде говоря, только Хада и меня, – сознался Томми.

– Молочные братья?

– Что?

– Ничего. – Клинг шагнул к дверям. – Избегайте зрелых женщин, – посоветовал он. – Лучше уж займитесь китаянками.

– Но вы нас не выдадите? – взмолился Томми.

– Возможно, я ещё вернусь, – сказал Клинг.

Уходя, он оставил их уныло застывшими у радиолы.