Текст книги "Милые женушки"

Автор книги: Эбби Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

Сын Китти, Марвин, пришел на слушание и внес залог за мать. Потом он спросил, не сможет ли Дана отвезти ее домой. «Мне надо вернуться на работу», – сказал он, заталкивая свои круглые очки в черной оправе назад на переносицу. Ему еще не было тридцати, а он уже был ведущим проктологом в «Седарс-Синаи». Эта профессия настолько сопряжена с неловкостью, что все старались не говорить об этом, люди просто как следует прятали свои улыбки.

Китти поцеловала сына и поблагодарила за залог. Какой бы бесстрастной ни стала жизнь Даны, она была рада, что она не Китти.

– Заедем куда-нибудь пообедать? – спросила Дана, когда они пристегнули ремни в «вольво».

Китти неуверенно кивнула.

– Если хочешь, – сказала она, причудливо склонив голову на один бок, обняв себя руками и уставившись на приборную панель.

Они отправились в «Шоколадный пирог», потому что он был по дороге к той квартире, в которой жила Китти с тех пор, как рабочие вынесли мебель из дома ее мужа. Как и квартира, ресторан находился в Тарри-тауне, так что никого не волновало, что Китти была похожа на зомби или что она была в «Поларфлисе» Даны и льняных брюках.

Они заказали салаты. Китти еще заказала вино.

– Тебе нужен нормальный адвокат, – сказала Дана.

Китти вздрогнула, словно только сейчас поняла, что они уже в ресторане, а не в машине.

– Это не поможет, – ответила она. – Именно я держала оружие. Никто не поверит, что я этого не делала.

Дана расстелила салфетку цвета мокко на коленях.

– Что произошло, Китти?

Китти застегнула «Поларфлис», как будто здесь было холодно так же, как в тюрьме. Она не смотрела Дане в глаза, а задержала взгляд на маленьком подсолнухе в центре стола.

– Я пошла туда, чтобы встретиться с ним. – Официант принес ей вина. Китти сделала долгий, неторопливый глоток. – Винсент был уже мертв. Прямо там, в гостиной. – Она сделала еще глоток. Дана пожалела, что тоже не заказала вина. – Я испугалась, – добавила Китти. – И вытащила свой пистолет.

– Свой пистолет? Я не знала, что у тебя есть оружие.

– Винсент купил его мне. Он так волновался из-за своих денег, которые постоянно носил с собой. Он опасался, что кто-нибудь подумает, что и я тоже ношу с собой огромные деньги.

Дана не стала спрашивать, почему это кто-то мог подумать, что торговец фьючерсами – или его жена – имеет при себе много денег. У Стивена в кошельке всегда лежало не больше сотни долларов, он предпочитал «Американ экспресс». У Даны была та же ситуация.

– Но… – Дана запнулась. – В статье говорилось, что дуло пистолета еще дымилось. – С тех пор как мальчики выросли и уехали, а Стивен стал путешествовать слишком часто, Дана проводила много времени одна дома, часто смотря сериал «Закон и порядок» в повторе. Она решила, что это отголосок ее детства, дочери полицейского, и коротких журналистских мечтаний. Но даже и без Ленни Бриско и Джека Маккоя Дана знала, что если дуло дымилось, значит, из пистолета только что выстрелили.

Китти снова подняла свой бокал.

– Ну да, – сказала она. – Дымящееся дуло. Прямо из романа Сью Графтон.

В этот момент Дана увидела первый проблеск жизни в глазах Китти в то утро.

Потом, понизив голос и потупив глаза, Китти сказала:

– Я услышала шум и решила, что убийца все еще в доме. Я вытащила свой пистолет и случайно нажала на курок, прострелив азиатский ковер.

– Извини, что? – переспросила Дана.

– Ковер, – повторила Китти, снова поднимая голову, на сей раз ее голубые глаза застилали слезы. – Я прострелила чертов ковер, который мы купили, когда ездили в Стамбул на двадцатилетнюю годовщину свадьбы.

Дана сдвинула брови.

– Разве в доме еще что-то осталось?

– Да. Ковры. Дилер с Ньюбери-стрит из Бостона приходил, чтобы купить их. Винсент обещал разделить доходы от продажи со мной. Не надо говорить об этом юристам, ты понимаешь. Они и так уже оценивают чистую стоимость дома и виллы, вместе взятых. В общем, я затем туда и пришла. Чтобы встретиться с Винсентом и этим торговцем коврами. У нас девять ковров в общей сложности. Расшвыряны по всему дому. – Китти взмахнула рукой, будто бы говорила о запыленных мелочах, а не о ценных антикварных коврах.

– Ты сказала полиции?

– Что?

– Что ты прострелила ковер?

– Да.

– Что они сказали?

– Они сказали, что я имею право хранить молчание.

Принесли салаты, официант ушел.

– И ты молчала?

– Мне казалось, что у меня не было выбора. Выглядело это все не лучшим образом.

Парни из «Закона и порядка» согласились бы с этим.

Бриджет старалась быть Рэндаллу Хэйнзу хорошей женой, этакой joyeuxfille,[6]6
  веселой девицей (фр.).


[Закрыть] которая сделала бы его жизнь приятной. Она не обращала внимания на то, что некоторые говорили, будто бы она была просто трофеем, – таков американский сленг; американцы могут быть такими grossier,[7]7
  грубыми (фр.).


[Закрыть] visqueux.[8]8
  отвратительными (фр.).


[Закрыть]

В прошлом году ее дочь наконец-то пошла в школу в Провансе – Эколь Сен-Анн, – куда могла бы ходить и сама Бриджет, если бы ее родителям это было по карману. Но Эйми была единственным ребенком, и Рэндалл наконец-то согласился отправить ее туда, хотя он думал, что видеть свою четырнадцатилетнюю дочь три раза в год – в рождественские каникулы, весной и осенью – это слишком мало.

И все же он не противился, потому что знал, что его жена из Прованса. К счастью, он не знал всего остального.

Но Бриджет очень старалась быть хорошей женой. У них были и взлеты, и падения, как, например, когда он хотел еще детей, а она наотрез отказалась, сказав, что ей не нравится быть беременной, потому что ее все время тошнит. Его добрый нрав исчез, как точка на экране радара. Рэндалл угрожал, что отошлет ее назад во Францию без дочери и без единого цента. Он говорил, что в Америке суды всегда принимают сторону обеспеченного родителя, особенно если он сможет доказать, что до встречи с ним она была официанткой, причем не самой лучшей.

Бриджет не знала, так ли все это, как он говорил; она не знала, как это проверить.

В это ужасное время она ненавидела Рэндалла, ненавидела tres terriblement.[9]9
  просто ужасно (фр.).


[Закрыть] Она думала похитить Эйми и убежать. Но Бриджет некуда было податься и не к кому.

Она решила, что если у нее жизнь не удалась, она должна сложиться у ее дочери. Так что Бриджет притворилась, что изменила свое решение, и согласилась с Рэндаллом, что ради еще одного ребенка можно потерпеть несколько месяцев дурноты. Его юмор, его любовь возвратились. Несколько лет она притворялась, что пытается забеременеть, а на самом деле принимала таблетки. К счастью для нее, Рэндалл был католиком. Со временем он начал думать, что таков Божий промысел (Бриджет платила беспутному священнику, чтобы тот подогревал эту мысль). Когда ей исполнилось сорок, Рэндалл скорбно сдался, и теперь они занимались сексом только от случая к случаю, например на Рождество или на дни рождения и когда индекс Доу-Джонса перескакивал за двенадцать тысяч.

Проходя через все это, Бриджет не единожды думала о том, чтобы застрелить его.

Она стояла посреди огромной гардеробной своей дочери, разглядывая юбки, брюки и свитера из хлопка, которые, может быть, понадобятся Эйми в школе через пару месяцев. Это было дурацкое оправдание, чтобы не сопровождать Дану на слушание к Китти. Но она просто не вынесла бы еще одной драмы в своей жизни.

– Прости, дорогая, – заскулила Бриджет, когда Дана спустилась со второго этажа, одетая для того, чтобы отправиться на слушание, держа ключи от «вольво» в руке. – У меня столько дел!

Она могла бы солгать и сказать, что ей надо к врачу, но она так часто ходила к нему, что не хотела сглазить свой диагноз.

– У многих женщин бывает рак матки, – говорил ей врач.

Конечно, о нем еще никто не знал. Ни Дана, ни Кэролайн, ни Лорен. Ни Эйми. Ни Рэндалл.

Когда Бриджет делали гистерэктомию, все думали, что она поехала в город, чтобы заняться своими бедрами (липосакция теперь была популярна не только среди толстяков) и животом (втягивать его оказалось легко). Поразительно, до чего же современное законодательство о правах пациентов помогало человеку затеряться в медицинском тылу, помогало сохранять свои приватные вещи действительно приватными! Боже, благослови Америку!

Лечение облучением скрыть оказалось куда проще: она сказала, что стала волонтером французской программы ООН. Каждый день на протяжении семи недель Бриджет отправлялась в город. Никто не интересовался, почему она так утомлена, даже Рэндалл. Никто не спрашивал, откуда у нее ужасные приливы, потому что никто не знал, что для нее менопауза настала гораздо раньше естественного срока.

И все-таки врачи хотели, чтобы Бриджет прошла химиотерапию. Но она хотела отложить ее по крайней мере до тех пор, пока не скажет Люку.

Все-таки, Люк был ее первым мужем, хотя второй о нем ничего не знал, и отцом ее сына, о котором Рэндалл тоже не подозревал. Люк – тот мужчина, которого Бриджет любила всегда, мужчина, который жил за морем, неподалеку от того места, где находилась школа Эйми, quelle coincidence.[10]10
  какое совпадение (фр.).


[Закрыть] Бриджет было нужно, чтобы Люк знал, что она все еще любит его, на случай если она все-таки не относится ко «многим женщинам» и не выживет.

Доставая с полки симпатичный розовый свитерок, Бриджет улыбнулась. Она свернула его и бросила в чемодан. В этот уик-энд она уедет в Прованс, чтобы провести несколько дней в деревне перед тем, как привезти домой дочь. Там она расскажет Люку о раке. Может быть, тогда он скажет ей, что тоже любит ее.

Медленно и размеренно она упаковала чемодан. Если бы она закончила раньше, то могла бы вернуться к Дане и спросить, как дела у Китти.

Только после пяти вечера Дана наконец-то была дома. Она пошла в гостиную, налила бокал вина и села на двухместный диванчик, положив ноги на кофейный столик, за что обычно шпыняла своих сыновей.

Ей не хотелось бросать Китти одну. Квартира, которую та снимала (две спальни, две ванные, никакой обстановки), была кое-где обставлена хозяйской непритязательной мебелью, изображениями растений в дешевых рамках и тонкими жалюзи, которые хотя бы закрывали шоссе 287. Китти сказала, что с ней все будет в порядке, но Дану это не убедило.

Как и то, что она не стреляла в Винсента. Прошел уже год с тех пор, как Китти стала одной из «них», почти год с тех пор, как Винсент бросил ее и прихватил с собой ее статус, как королева Англии однажды отменила обращение к принцессе Ди как к «ее королевскому высочеству», потому что ее муж не смог расставить свои приоритеты. Это омерзительно, подумала Дана, какими негодяями ни были бы мужчины, они оставались все равно в выигрыше.

Ее сотовый и домашний телефоны зазвонили одновременно. Дана закрыла глаза и решила не отвечать ни на тот, ни на другой. Но она слишком долгое время была матерью, чтобы смириться с этим («Майкл – Бен или Сэм – упал на детской площадке и расшиб себе лоб»), и нью-фоллсской женой, чтобы ожидать такой роскоши («Детка, мой водитель не смог приехать в Ла-Гуардиа. Не хочешь прокатиться?»).

Она открыла глаза, посмотрела, кто звонит (это была Кэролайн, а не школа, и Бриджет, а не ее муж), и сразу ответила им обеим.

– Нам всем надо завтра собраться на обед, – предложила Кэролайн, Дана согласилась и передала ее запрос Бриджет.

Под обедом, разумеется, имелась в виду не еда, никто из них и так много не ел. Скорее, это было поводом поговорить, собраться, чтобы обсудить насущные проблемы, прокравшиеся в их жизнь.

Сейчас такой проблемой была Китти, хотя Дану удивило то, что Кэролайн притворялась, будто проявляет интерес к ее судьбе.

– Она звонила мне, – сказала Кэролайн.

– Она звонила ей, – передала Дана Бриджет, которая была на сотовом.

– Ей нужен адвокат.

– Она попросила у Кэролайн адвоката.

– Она не понимает, что я не могу вмешиваться.

Дана не знала, как это передать Бриджет, поэтому просто зажала трубку между шеей и подбородком и сделала глоток из своего бокала.

– Во сколько? – задала вопрос Бриджет. – И где?

– Где? – спросила Дана у Кэролайн. – Во сколько? – Надо будет перенести педикюр, но это куда более важно. Стивена не будет дома еще несколько дней, а больше никто пальцы ее ног не увидит.

– Полпервого. В «Калабрии».

– Но это же в Тарритауне, – сказала Дана.

– Я знаю. Там живет Китти. Она присоединится к нам.

Дана передала информацию Бриджет, которая спросила:

– Мне позвонить Лорен?

Дана переключилась от своего сотового к домашнему телефону:

– Как насчет Лорен?

– Нет, – ответила Кэролайн. – Я уже звонила ей. Она сказала, что не может прийти.

Не может. Скорее не хочет, заподозрила Дана. Лорен боялась даже собственной дурацкой тени.

– Встретимся в ресторане? – спросила Дана.

– Да, – ответила Кэролайн. – У меня встреча в музее. – Она посещала больше советов директоров, чем, кажется, физически возможно.

– Встретимся с ней там, – сказала Дана Бриджет.

– Я за тобой заеду, – предложила Бриджет Дане; это обещало беседу до и после обеда.

Они попрощались, потом Дана повесила трубку, отключила сотовый, посмотрела на свой бокал и задумалась, какая все-таки штука жизнь – стоило тебе почувствовать скуку, как возникал какой-нибудь раздражитель, чтобы ты не сошла с ума.

Она думала, что сойдет с ума.

Лорен сидела на сиденье на подоконнике в спальне, глядя на газон, расстелившийся под развесистыми дубами, и на цветочные клумбы, за которыми ухаживал Джеффри, садовник, который когда-то работал у Марты Стюарт, а теперь – на нее и на Кэролайн, выполняя двойную работу и получая за это зарплату в четыре раза больше. Потом он женился на приемной дочери Лорен, Дори, и обе женщины стали заниматься своими газонами сами.

Лорен сидела на окне, играя с тройной ниткой жемчуга, ее глаза застилали слезы, ее горло сжимал страх.

Она была одна в «большом доме на холме», как называл его Боб из-за того, как он нависал, возвышался (или, скорее, наблюдал) над Нью-Фоллсом, как любил делать Боб, который с мистером Чаном уехал в город, после того как мистер Чан поблагодарил хозяев за теплый прием.

Лорен улыбнулась, поклонилась и сказала: «Было очень приятно принять вас», – скрывая свой секрет у сердца, так глубоко, что даже мистер Чан не мог заподозрить, что что-то не так, так глубоко, что ничего не мог заподозрить и Боб.

Наконец-то они ушли. Лорен сидела и смотрела, как Джеффри упаковал свои грабли и тяпки и тоже уезжает. И теперь она смотрела на спокойную землю и тихое небо и как солнце скользит за горизонт, раскрывая в разные стороны оранжево-розовые лучи.

Лорен сидела в тишине и думала о том, сколько пройдет времени, прежде чем все откроется. Прежде чем кто-нибудь каким-нибудь образом узнает, что еще до Иоланды Винсент Делано спал с ней.

Глава 5

Лорен Халлидей, урожденная Лорен Брайкон, происходила из семьи бостонских-палм-бичских-нантакетских Брайконов. Она родилась в очень зажиточной семье, чье богатство было заложено самим Полем Ревиром и приватизировано ее прапрапрадедом, промышленником и аболиционистом, которому оно было дано за то, что он обладал «духом государственного мужа», пытаясь помочь прекратить изоляцию Бостона.

В роскошном доме на Бэкон-стрит, где она выросла, в поместье в прибрежной части города, где семья зимовала, и в огромном невеселом «коттедже», где они проводили лето, у нее было все.

Лорен была тихой и милой, всегда готовой прийти на помощь. Она ходила в правильные школы, дружила с правильными подругами, носила правильную одежду, улыбалась правильной улыбкой. У нее никогда не было угрей, были прекрасные светлые волосы, длинные и по сей день, которые она связывала сзади красивой лентой. Маленькой девочкой она танцевала и ездила верхом, и ей нравилось помогать людям в больнице, раздавая им книжки, поэтому ее отец гордился ею. В двенадцать лет ее ударила мачта паруса (неужели кузина Грейси и правда не заметила ее?), и вскоре после этого у нее развилась язва, от которой, как говорили врачи, она с возрастом отделается. Но так как этого не произошло, ее посадили на ксанакс, которым она до сих пор баловалась от случая к случаю.

Боб был другом ее отца, членом гарвардского клуба, инвестиционным менеджером в «Фест Нью-Йорк нэшнл», куда он перешел работать из «Нью-Бостон бэнк энд траст», в котором ее отец был вице-президентом.

Лорен вышла за Боба восемнадцать лет назад, когда ей был тридцать один год, а ему сорок девять. Это был ее второй и последний брак. (В первый раз она вышла за сына ловца омаров, который был больше влюблен в ее деньги, чем в нее саму, – как и предсказывал ее отец, к сожалению, слишком поздно; Боб был женат на женщине, которая родила ему семерых детей, а потом ее сбил автобус. «Городской автобус, подумать только, – жаловалась мать Лорен. – Общественный транспорт!») Хотя Грейси повезло меньше и она донашивала одежду Лорен и ее украшения, когда они ей надоедали или выходили из моды, это был первый раз, когда секонд-хэнд достался Лорен. К счастью, к тому времени как они с Бобом поженились, двое его детей уже окончили колледжи и жили своей жизнью, двое учились и только трое «школьного возраста» – девяти, двенадцати и пятнадцати лет – еще нуждались в некоем подобии материнской заботы, которой Лорен непременно окружила бы их, знай она, что это такое.

Но, как и ее отец, Боб был богат, поэтому вместо терпения и объятий Лорен предложила нянь (они оказались слишком взрослыми), потом летние лагеря, затем детских психологов. Когда дети наконец выросли, она испытала огромное облегчение, хотя никогда не говорила об этом вслух.

Дело в том, что Винсент был для нее счастливой случайностью.

Когда Бобу исполнилось шестьдесят пять, вместе с этим возрастом в его жизнь пришла импотенция. С импотенцией пришел страх, потом смущение, потом ярость.

Он был зол, думала Лорен, на время, и на календарь, и на тот факт, что он играл в теннис у стенки и гольф и бегал по пять километров в день, а мать-природа просто указала на него пальцем и сказала: «Все».

И вот его пенис повис, как переваренная макаронина, и Боб отказывался принимать виагру и подобные вещи, считая, что это всего-навсего «вирус» или еще какой-нибудь феномен и что его дружок обязательно воспрянет и снова будет гордо выступать из штанов.

Ведь у него же семеро детей. Уж в спальне у него точно не может быть проблем.

Лорен пробовала минет, масла и даже забиралась наверх. Она пробовала взбитые сливки, и порнографию, и пеньюары с вырезами для сосков.

Ничего не помогало.

Год спустя Лорен была сильно возбуждена. На самом деле возбуждена она была уже через две недели, но прошел целый год, прежде чем она призналась в этом самой себе. И в том, что «вирус» Боба отразится на всей ее дальнейшей жизни.

А потом просто, в обычный вторник, появился Винсент.

Она была в городе, покупала китайский фарфор, потому что через несколько недель должна была состояться свадьба Дори и Лорен хотела быть уверенной, что ее подарок будет самым лучшим. Она поехала на поезде, потому что Боб взял их водителя, а она ненавидела пробки и проблемы с парковкой.

В северной части города на путях случилась какая-то поломка. Поезд до Нью-Фоллса задерживался. «Кэмп-белл апартмент» – шикарный бар на вокзале «Гранд-Сентрал» – прекрасно подошел для того, чтобы выпить вина и подождать. Через пять минут рядом с ней сел Винсент Делано.

– Неужели это Лорен Халлидей? – с улыбкой произнес он.

Они поговорили.

Выпили.

Поезда не было еще час.

Они думали поесть, но все же больше пили. Потом Винсент сказал, что она самая красивая из всех подруг Китти. Что она самая прекрасная, самая сексуальная. Что когда он видит ее, его пенис становится твердым. Очень твердым.

И знал ли Боб, как ему повезло?

Если бы он не упомянул Боба, Лорен, наверное, убежала бы. Но вместо этого она стала водить рукой у него в промежности, прямо там, в «Кэмпбелл апартмент», на вокзале «Гранд-Сентрал». Его член набух.

К счастью, поблизости оказался «Хелмсли».

К тому времени как все закончилось, Лорен чувствовала себя вялой и едва могла стоять на ногах. О, как же хорошо она себя чувствовала! Если бы она только могла считать себя виноватой, но она не чувствовала никакой вины. Впервые в жизни она была плохой девочкой, и да, ей это нравилось.

Несколько страстных месяцев спустя она узнала, что Винсент встречается и с Иоландой. Мысль о том, что он трогал женщину, которая мыла ей волосы, была слишком омерзительной, чтобы произносить ее вслух.

Теперь, когда его не стало, Лорен почувствовала прилив энергии, как когда дети Боба наконец-то уехали. Но, сидя в своем будуаре и глядя на заход солнца, Лорен думала только об одном: рассказывал ли Винсент кому-нибудь об их интрижке, и если да, то расскажут ли они полиции?