Текст книги "Фюреры, Книга III - Общая теория фашизма"

Автор книги: Э. Самойлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Самойлов Э В
Фюреры, Книга III – Общая теория фашизма

Э.В.Самойлов

Фюреры. Книга III: Общая теория фашизма

ПСИХИКА ФАШИСТСКИХ "ВОЖДЕЙ". ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ

Современная наука, как известно, "не располагает достаточно полными и точными представлениями о нормальных механизмах психической деятельности, по-этому неясны и механизмы ее нарушений" (106, с. 187).

Методология научного поиска в психиатрии вплоть до последнего времени сводилась к описанию и классификации поведенческих актов, эмоциональных, галлюциногенных и речевых проявлений тех особенностей и свойств психики, природа, сущность и механизм развития которых остаются пока почти совершенно неизвестными.

Описательный метод господствует в психиатрии и сегодня. Поэтому в анализе психики фашистских "вождей" можно использовать лишь те методы диагностики. которые созданы психиатрией путем описательной классификации патологических состоянии. Хотя, надо заметить, уже накоплен определенный научный материал, позволяющий более или менее уверенно судить о причинах тех или иных психических заболеваний (наследственность, интоксикация, травма, стресс).

Из всего этого отнюдь не следует, что использование одного лишь описательного метода означает не более как блуждание в потемках. Современная классификация психических заболеваний, при всех ее недостатках, обусловленных применением в ней преимущественно формально-логических методов, содержит все же некоторое количество ориентиров, позволяющих более или менее уверенно ориентироваться в дебрях психопатологических состоянии.

Психиатрия делит заболевания человеческой психики на три основные группы:

1. Психозы (шизофрения, маниакально-депрессивные состояния и т. д.).

2. Так называемые пограничные, или нервно-психические расстройства (неврозы, психопатия и т. д.).

3. Умственная отсталость.

На наш взгляд, в этой классификации недостаточно последовательно проведена связь между общими, фундаментальными особенностями структуры и динамики психического процесса и определенными группами психических заболеваний. В современной психологии психический процесс все более явственно представляется, как процесс взаимодействия исходных, базисных психических сфер (сенсорной, змоциональный, сферы представлений, понятийной) друг с другом, со сложными их производными и последних – также друг с другом,. Причем психический процесс разворачивается одновременно на двух уровнях – подсознательном и сознательном. В психический процесс включаются все психические сферы, именно новому расстройство любой из них вызывает сбои в процессе их взаимодействия. Соответственно этому можно подразделить расстройства психики на следующие группы:

1. Расстройство эмоциональной сферы, что выражается в чрезмерной силе эмоциональных реакций, или, напротив, в их чрезмерной слабости.

В психиатрии данная группа объединяется под названием так называемых пограничных, или нервно-психических заболеваний.

2. Вторая группа объединяет расстройства сферы представлений (так называемых "вторичных образов"), что приводит к галлюцинациям.

3. Третья группа объединяет интеллектуальные расстройства, то есть, расстройства понятийной сферы психики. В принятой современной психиатрии классификации эти заболевания отнесены к категории психозов.

Разумеется, предложенная нами классификация носит также предельно обобщенный характер, поскольку акцентирована прежде всего на "внутренних" патологических отклонениях каждой отельной психической сферы, в то время как патология психического процесса проявляет себя именно и только как результат неадекватного взаимодействия исходных психических сфер, как результат динамики психического процесса.

В психике фашистского "вождя" центральное, господствующее положение занимает непреодолимое, всепоглощающее чувственное побуждение – стремление к наибольшему объему власти над людьми, желание захватить се во что бы то ни стало, под любым предлогом и любой ценой. Это бесспорно патологический эмоциональных сдвиг, означающий расстройство эмоциональной сферы. Это расстройство связано прежде всего с раздутостью, неуемностью желания власти. Жажда абсолютной власти, которую невозможно утолишь немедленно и, видимо, никогда нельзя утолить полностью, расшатывает психику фашистского "вождя" и приводит в конечном счете не только к эмоциональным, но и другим расстройствам.

Стремление к власти как самоцели должно квалифицироваться, как патология, конкретнее – как расстройство прежде всего эмоциональной, психической сферы, выражающееся в чрезмерном возбуждении одной определенной эмоции – влечение к власти. Это отклонение явно психопатического характера.

В этой связи необходимо выделить те симптомы различных форм психопатии, которые наиболее явственно прослеживаются в психике фашистских "вождей": большая психическая возбудимость (астеничные психопаты), мнительность и подозрительность (психастенические психопаты), несдержанность, склонность к агрессивным действиям (возбудимые психопаты), одержимость так называемой сверхценной идеей, которая находится в центре устремлений психопата, игнорирующего, как правило, все, что не соотносится с ней (паранойяльные психопаты), аффектация, театральность поведения (истерические психопаты).

Нетрудно заметить, что эта градация форм психопатии, принятая в современной психиатрии, отражает в конечном счете возрастание силы расстройства эмоциональной сферы, которое, чем оно сильнее, тем более явно дезорганизует работу понятийной сферы.

То есть психопатия – это прежде всего сдвиги в эмоциональной сфере психики, неизбежно ведущие к более или менее сильно выраженным расстройствам обмена эмоциями между психопатом и окружающими его людьми: психопат настроен в основном на "потребление" чужих положительных эмоций в обмен на свои отрицательные "или псевдоположительные.

Для психопатов характерны также следующие особенности: *

нетерпимость к чужому мнению, чувство непреодолимого раздражения против несогласных с точкой зрения психопата;

подсознательное стремление к конфликтам, в которых психопат сбрасывает накапливающееся в нем эмоциональное напряжение. Психопат – мастер выдумывания конфликтов: если для конфликта нет реального повода, то психопат его выдумывает и логически "обосновывает";

типична для психопатов неспособность к дружбе, поскольку дружба – это органически свойственная нормальному человеку потребность в "кооперации" своих чувств и мыслей с чувствами и мыслями близких людей. Почти полная неспособность к дружбе у психопатов объясняется их неспособностью проникаться чувствами и мыслями других людей; принимать в них участие, сопереживать. Психопат настроен на потребление чужих положительных эмоций, то есть знаков внимания, участий, согласия, восхищения и т. п. Здоровый человек ведет себя так только тогда, когда болен, или в беде и нуждается поэтому в большем, чем обычно, внимании, участии.

Резкие нарушения в эмоциональной сфере психики не могут не оказывать определенного дезорганизующего воздействия на понятийную сферу. В целом это воздействие выражается в подчиненности сознания господствующей в психике эмоции, в подгонке, нанизывании мыслей па непреодолимое чувственное влечение. Понятийный уровень в психике психопата занят преимущественно тем, что объясняет, оправдывает, обосновывает какое-то неуемное эмоциональное влечение. Теория В. Парето, согласно которой поведение человека определяется прежде всего инстинктами, чувствами, а понятия, идеи выполняют функцию объяснения, оправдания или маскировки (39, с. 39), для данных случаев совершенно верна.

В психике фашистских "вождей" наблюдаются отклонения и в понятийном уровне, проявляющиеся в симптомах психических состояний, обозначаемых психиатрией, как паранойя.

Паранойя характеризуется стойким, порой систематизированным бредом, который может отличаться сложностью, последовательностью, наукообразностью содержания, то есть определенным внешним правдоподобием. Но каково бы ни было содержание высказываний больного, во всех случаях в основе их лежит какая-то изуродованная эмоция, которую в общем смысле можно охарактеризовать как гипертрофированную жажду самоутверждения в том или ином качестве. В рассматриваемом нами случае (фашистский "вождь") это означает стремление к власти над определенной группой людей, над партией, над государством или даже над всем миром.

Большинство паранояльных состояний связаны с преувеличенной в ту или иную сторону самооценкой больным каких-то его качеств и, соответственно этому, каких-то внешних но отношению к нему обстоятельств. Как завышенность, так и заниженность самооценки – это, скорее всего, следствие каких-то глубоких эмоциональных сдвигов, напор влечений на сознание, которое не выдерживает натиска и, поддаваясь давлению эмоций, начинает конструировать угодные им, но неадекватные реальной действительности выводы.

Таким образом, явно прослеживается связь паранойяльного бреда с эмоциональной сферой, связь, выражающаяся, например, в непреодолимом стремлении больного навязать окружающим свои убеждения, в болезненности эмоциональной реакции на несогласие с ним, на контрдоводы. Все доводы и факты, противоречащие бреду, игнорируются, или отметаются больным, все несогласные с ним люди воспринимаются им как враждебно настроенные, или как враги.

Отметим еще раз, что имеют место случаи, когда параноики проповедуют довольно систематизированные взгляды, обладают некоторыми, порой, незаурядными способностями к социальной адаптации, в определенной социально-политической ситуации способны действовать активно, [целеустремленно, особенно если речь идет о борьбе за власть.

Если попытаться, с учетом всего вышеизложенного, проанализировать психику конкретных фашистских "вождей" – Гитлера, Сталина и Мао Цзедуна, то, на наш взгляд, правильнее всего было бы заключить, что эти люди были психически больны в самом прямом и недвусмысленном значении этих слов, причем патологические отклонения в их психике представляли собой своеобразный конгломерат, квинтэссенцию, настоящий "букет" из целого ряда психических расстройств.

Если воспользоваться принятой в психиатрии терминологией и классификацией психических заболеваний, то Гитлер, Сталин и Мао (а также аналогичные им политические деятели – Муссолини, Пол Пот, Энвер Ходжа и т. д.) должны быть квалифицированы скорее всего как паранойяльно-истеричные психопаты с шизоидно-психопатическим раздвоением личности и садистскими наклонностями.

ГИТЛЕР, СТАЛИН, MAO ЦЗЕДУН: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПСИХИКИ

Эмоциональный психопатический сдвиг и атрофия способностей к нормальному межличностному общению

Расстройство эмоциональной сферы психики Гитлера было настолько явным и бросающимся в глаза, что вопрос, в сущности, может заключаться лишь в том, когда началось и какого рода было это расстройство.

Гитлер рано потерял отца и мать, а также перенес в юности тяжелую болезнь легких. Позже, во время службы в армии, в годы первой мировой войны, Гитлер попал под газовую атаку, едва не ослеп, и его легкие вновь подверглись тяжелому испытанию. Астеничных, но честолюбивых натур такого рода трудности могут превратить в озлобленных, ненавидящих весь мир, одержимых одновременно и манией величия и комплексом неполноценности, весьма опасных в социальном отношении типов. Как отмечает Гейден, именно после испытаний в годы войны у Гитлера "появились черты истерии" (27, с.12).

Вероятно, психическая травма, нанесенная Гитлеру в детстве пренебрежительным отношением к нему отца, а затем усиленная потерей обоих родителей и перенесенной болезнью, серьезно ослабила эмоциональную сферу его психики. В период блужданий но Вене Гитлер, начитавшись популярных националистических брошюр, наслушавшись расистских бредней, испытал тем самым дестабилизирующее воздействие идей явно патологического характера, что не могло не усилить, на этот раз через понятийный уровень, течение патологических процессов в его психике.

Как бы то ни было, в годы службы в армии Гитлер выглядел уже гораздо более некоммуникабельным, чем в Вене. Гейден пишет но этому поводу следующее: "Он много читал и думал, но ему.. чужды нормальные чувства прочих людей. Как сообщают его товарищи, в роте Гитлера считали ненормальным, и он не имел друзей" (27, с. 12).

Отсутствие друзей говорит о продолжающемся эмоциональном сдвиге, но одно это редко заставляет окружающих человека людей высказываться о нем, как о ненормальном. Скорее всего, Гитлер отталкивал окружающих не только эмоциональной неадекватностью в общении, но и высказываниями определенно нелепого характера. Видимо, это была националистическая и расистская болтовня.

В сущности, друзей у Гитлера не было никогда. Отношения с наиболее близкими ему "соратниками" по партии основывались на общем для них стремлении к наибольшему объему власти. Гитлеру адресовывалась лояльность и "преданность", он платил деньгами, постами, привилегиями – и, конечно, частью власти. Изменись соотношение сил – и свора сообщников немедленно устранила бы его от власти и выдвинула бы нового "вождя".

Так и произошло в последние месяцы "третьего рейха".

В апреле 1945 г. Геринг попытался оттеснить Гитлера от власти, прослышав, что фюрер уже неспособен руководить. Гитлер, узнав о попытке Геринга взять власть в свои руки, немедленно объявил его изменником, приказал арестовать и, видимо, не замедлил бы расстрелять "верного Геринга", если бы не обстановка хаоса, в которой рейхсмаршалу с помощью преданных ему офицеров люфтваффе удалось избежать мести со стороны "обожаемого фюрера".

"Гитлер и Геринг вели борьбу за власть, которой они уже не располагали, – пишет А. Полторак. – Много лет назад они заглянули в лицо этого самого загадочного сфинкса – и с тех пор никто из них не в состоянии был отвести от него глаз. Они с наслаждением испытывали хмельное действие неограниченной власти – власти покорять всех и все, власти нападать на другие страны, власти сжигать людей на треблинских и бухенвальдских кострах. И даже в весенние дни 1945 г. каждый из них стремился к удержанию и захвату этой власти" (74, с. 169,170).

Риббентроп, не включенный Гитлером в список правительства, который фюрер оставил перед тем, как отправиться на тот свет, страшно обижался на своего патрона и чувствовал себя преданным: "Я отдал ему все, – говорил Риббентроп врачу. – Я всегда стоял за него. А в результате он выбросил меня" (74, с. 257).

Гиммлер в апреле пытался связаться с американским командованием и обсуждал с Шелленбергом возможность устранения Гитлера. 30 апреля Борман послал Деницу радиограмму от имени Гитлера: "Раскрыт новый заговор. По радиосообщениям противника, Гиммлер через Швецию) добивается капитуляции. Фюрер рассчитывает, что в отношении заговорщиков Вы будете действовать молниеносно и с несгибаемой твердостью" (74, с. 43).

В итоге Гитлер назначил своим преемником Деница, поскольку практически все наиболее близкие к Гитлеру члены его банды, в сущности, предали его.

Борман мог претендовать на роль друга Гитлера, если бы не был его "тенью".

У Сталина были друзья до того, как он приблизился к своей цели – полной власти. Орджоникидзе был близок Сталину – и застрелился (или был убит). Еще один близкий "вождю" человек – А. Сванидзе, был арестован. Когда Сталину сообщили об этом, он сказал: пусть извинится за свои ошибки, больше от него ничего не требуется. Сванидзе ответил, что ему не за что извиняться – и был расстрелян (110, с. 256).

Наиболее близкие Сталину члены его банды – Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян – не были его друзьями. Это были сообщники, с которыми его связывали отношения, подобные тем, которые связывают главаря уголовной банды с его дружками; такие отношения предполагают, что главарь в любой момент может прирезать любого из дружков, и уж как минимум держит их в страхе.

Почти у всех сообщников Сталина были репрессированы родственники. Например, у Калинина и Молотова были арестованы и осуждены жены, у Ворошилова – дочь.

Незадолго перед смертью Сталин приказал арестовать Микояна.

О характере родственных привязанностей Сталина можно судить но воспоминаниям его дочери.

"Вокруг отца был в те годы круг близких людей... Это был круг, служивший источником неподкупной... информации. Он создался около мамы и исчез вскоре после ее смерти – сперва постепенно, а после 1937 года окончательно и безвозвратно" (2, с. 33).

К своему сыну от первой жены Якову Сталин относился "незаслуженно холодно и несправедливо" (2, с. 33).

"Доведенный до отчаяния отношением отца, совсем не помогавшего ему, Яша выстрелил в себя у нас на кухне, па квартире в Кремле... Он, к счастью, только ранил себя, пуля прошла навылет. Но отец нашел в этом повод для насмешек: "Ха, не попал!" – любил он издеваться" (2, с. 97).

"Странно, мой отец из своих восьми внуков знал и видел только троих... Мой сын, наполовину еврей, сын моего нерпою мужа... вызывал его нежную любовь" (2, с. 65).

Признаки этой "нежной любви" С. Аллилуева усматривает в следующем:

"Отец поиграл с ним полчасика, побродил вокруг дома и уехал... При его лаконичности и, слова: "сынок у тебя ~ хорош! Глаза хорошие у него", равнялись длинной хвалебной оде в устах другого человека. Отец видел Оську еще два раза – последний раз за четыре года до смерти, когда малышу било семь лет. "Какие вдумчивые глаза! – сказал отец. – Умный мальчик!" – и опять я была счастлива" (2, с. 64, 65).

Свою жену, Надежду Аллилуеву, (Сталин довел до самоубийства.

Что касается Мао Цзедуна, то как политик фашистского толка он сформировался уже во второй половине 20-х годов, практически одновременно с Гитлером и Сталиным: это видно из хладнокровных, продуманных действий Мао, направленных на физическое уничтожение ею противников внутри партии.

Самые ранние и достаточно подробные описания психики Мао Цзедуна содержатся в дневнике П. П. Владимирова. Эти записи свидетельствуют, что в первой половине 40-х годов, то сеть в период первого успешного захвата власти над КПК Мао Цчедуном, в его психике налицо были симптомы паранойяльно-истеричной психопатии.

Запись от 15 сентября 1944 г.: "У председателя КПК нет друзей. Есть нужные люди, но друзей нет. Для него имеет ценность лишь тот, кто ему сейчас необходим. Все, что не "полезно" для нею – безразлично или вредно... Мао обижается со многими людьми. Но он удивительно нелюдим. По сути он одинок. Окончательно одинок. Опасно одинок" (20, с. 342).

25 декабря 1945 г.: "У Мао нет и не может быть привязанностей. Привычка есть, но всепоглощающая страсть – только власть. Она уродует Мао Цзедуна, превращая его в опасную агрессивную личность, лишенную естественных человеческих эмоций" (20, с. 412)

В этой записи П. П. Владимиров фактически диагностировал у Мао психопатию, очень точно обозначив ее как "всепоглощающую страсть" и "отсутствие естественных человеческих эмоций".

130

Буквально теми же словами К. Гейден писал о Гитлере, когда отмечал, что "ему чужды нормальные чувства прочих людей" (27, с. 12).

Свои наблюдения П. П. Владимиров зафиксировал в следующих записях:

29 сентября 1943 г.: "Мао Цзедун равнодушен к сыновьям, которые учатся и Советском Союзе. Никто из нас не помнит, чтобы он упомянул имя хотя бы одного из них, или поинтересовался здоровьем. Впрочем, и маленькая дочь его мало трогает" (20, с. 208).

30 июня 1944 г.: "У Мао Цзедуна и Цзян Цин дочка пяти лет. Я видел ее всего несколько раз. Берут они ее из детского сада редко – не каждое воскресенье" (20, с. 298).

Атрофия родственных чувств – характерный признак нарастающих психопатических изменений.

Эмоциональный срыв как симптом психопатии

По мере сосредоточения власти в руках фашистского "вождя" нарастает ее дезорганизующее, разлагающее воздействие на психику. Один из симптомов ее изменения – неспособность нормально реагировать на мнение, противоречащее взглядам "вождя", который с определенного времени начинает реагировать на несогласие, как правило, взрывом бурных эмоций.

Гейден отмечает, что у Гитлера "даже в частной бесед" истерические взрывы сменяются внезапно жалким лепетом, как только собеседник переходит в наступление", что "Гитлер при малейшем поводе теряет самообладание и орет" (27, с. 51).

После захвата власти эмоциональный срыв, как реакция на несогласие, стал типичен для Гитлера. Его биографы описывают множество примеров истерической реакции Гитлера на малейшие признаки нелояльности или несогласия. Гейден, например, пишет, что Гитлер, "как одержимый, беснуется по самым ничтожным поводам... Из-за запропастившейся стенограммы своей последней речи – а его последняя речь всегда самое крупное событие – он способен надавать пощечин своим старейшим сотрудникам" (27, с. 51).

В качестве примера можно напомнить о визите Браухича и Гитлера 5 ноября 1939 г., когда Браухич пытался убедить фюрера не предпринимать нападения на Францию. Гитлер, уразумев, о чем идет речь, впал в ярость, закричал на генерала и убежал из кабинета.

Даже на дипломатических переговорах Гитлер норой срывался и орал на дипломатов других государств, как на своих генералов. Например, 14 ноября 1940 г. Гитлер беседовал с Молотовым, находящимся в Германии с официальный визитом. На вопрос Молотова, что сказала бы Германия, если бы СССР заключил, например, с Болгарией направленный прочив Германии договоров, подобный договору, заключенному между Германией и Румынией, Гитлер, но свидетельству В. Бережкова, (сорвался на крик и "визгливо прокричал", что болгарский царь не просил Москву о гарантиях, что ему об этом ничего не известно и т. п.[1]

В психике Сталина аналогичные симптомы окончательно сформировались в середине тридцатых годов, когда его власть подходила к абсолютной.

Есть множество свидетельств того, что Сталин в общении с людьми был груб, что являлось для него, в сущности, "нормой поведения". Грубость сама по себе есть фактически эмоциональный срыв. Среди примеров такого рода, характеризующих Сталина, весьма показателен следующий

"На приемах в Большом Кремлевском дворце Сталин часто подходил к актерам и актрисам и разговаривал с ними... В начале 1941 года в кругах людей искусства Москвы большое впечатление произвел разговор Сталина с меццо-сопрано Большого театра Давыдовой...

Уже было позже 12 часов, и вечер был в полном разгаре, когда Сталин не спеша, своей немножко развалистой походкой подошел к Давыдовой – высокой, эффектной женщине, в сильно открытом серебряном платье, с драгоценностями на шее и на руках, с дорогим палантином из черно-бурых лисиц, наброшенном на плечи. Великий вождь, одетый в свой неизменный скромный френч защитного цвета и сапоги, некоторое время молча смотрел на молодую женщину, покуривая свою трубочку. Потом он вынул трубку изо рта.

– Зачем вы так пышно одеваетесь? К чему все это? – спросил он, указывая трубкой на жемчужное ожерелье и на браслеты Давыдовой. – Неужели вам не кажется безвкусным ваше платье? Вам надо быть скромнее. Надо меньше думать о платьях и больше работать над собой, над вашим голосом. Берите пример вот с нее... – Он показал на проходившую мимо свою любимицу – сопрано Большого театра Наталью Шпиллер... При всем аристократизме ее манер, одевалась она с нарочитой скромностью, носила всегда закрытые платья темных цветов, не надевала драгоценности...

– Вот она не думает о своих туалетах так много, как вы, а думает о своем искусстве.., – продолжал Сталин. – И какие она сделала большие успехи. Как хорошо стала петь.

Обе дамы стояли молча и слушали вождя. Что они могли сказать в ответ? Рассказывали, что Давыдова едва сдержалась, чтобы не разрыдаться" (111, с. 23).

Эта выходка Сталина по-своему более "эффектна", чем тот эпизод, когда Гитлер разорался на генерала Браухича.

Несомненно, Сталин из трех рассматриваемых фашистских "вождей" был наиболее волевым, хитрым и скрытным. Но можно не сомневаться, что в его психике периодически накапливались и находили выход психопатические напряжения, разрешавшиеся в приступах гнева, ярости, за которыми нередко следовали очередные убийства. Эмоциональный срыв не обязательно должен выражаться и грубостях, в крике и судорожных движениях: он может оыть выражен в виде репрессий, в виде организационных перемещении и т. п.

В психике Мао Цзедупа аналогичные симптомы психопатии появились наверняка раньше 40-х годов, но именно в эти годы они приобрели, так сказать, клиническую ясность, так как именно в этот период Мао установил абсолютную власть над КПК.

П. П. Владимиров отмечал, что Мао Цзедун не терпел ни малейших возражений и решительно пресекал все попытки такого рода. С П. П. Владимировым он был вынужден держаться более сдержано, но тем не менее порой срывался.

В январе П. П. Владимиров обратился к Мао с просьбой оказать содействие в изучении периода истории КПК 1928-1938 гг. Мао взял на себя "освещение основных вопросов" и поставил условие, что информацию о партии, ее развитии, внутрипартийных столкновениях П. П. Владимиров будет получать только от него. Как пишет П. П. Владимиров, "...тут Мао в категорической форме заявил, что я не должен требовать прояснять данные вопросы у кого-либо другого. Когда мы уже прощались, Mao Цзедун сказал мне, что о наших беседах никто не должен знать. Но этим он не ограничился. Он стал льстить мне и в то же время намекать, что не доверяет моим товарищам... Я выразил удивление. Мао возразил в столь грубой форме, что я даже поначалу опешил. Мао почти кричал, убеждая меня в том, что здесь, в Яньани, доверять никому нельзя" (20, с. 184, 18.5).

Это типичный для паранойяльных психопатов эмоциональный срыв в ответ на несогласие, которое они, в силу центрального положения в их психике влечения к власти, воспринимают именно через призму этого влечения, – то есть как посягательство на их власть.

Паранойяльная болтливость

Для фашистских "вождей" как для паранойяльных психопатов типична и другая особенность: патологическая говорливость и неумение слушать собеседника. Биографы Гитлера отмечают, что он мог часами самозабвенно витийствовать, и это наблюдалось за ним уже в молодые годы. Позже, придя к власти, Гитлер, естественно, пользовался этим, чтобы лишний раз излить переполнявшие его чувства и "идеи".

Вероятно, в такие моменты у фашистского "вождя" происходит своеобразная эмоциональная разрядка – высвобождение эмоций, связанных с патологическим стремлением к власти, испытывается ощущение превосходства над слушателями, которые, естественно, проявляют максимум внимания и лояльности.

В сущности, многочасовая болтовня паранойяльного психопата – это тот же эмоциональный срыв, только растянутый во времени и соответственно приглушенный.

Гитлер, например, мог часами развивать перед Риббентропом грандиозные планы внешней экспансии, и тот все это время молча слушал (6, с. 88). Даже на важных государственных совещаниях Гитлер со временем стал порой вести себя точно так же. Например, встречи Гитлера с генералами в рейхсканцелярии "обычно сводились к заслушиванию длинных речей Гитлера и к выражению присутствующими своего полного одобрения" (25, с. 60). В случае признаков неодобрения или несогласия с "гениальными идеями" фюрера последовал бы, разумеется, очередной истерический припадок.

Сталин в этом отношении, видимо, был более сдержан, чем Гитлер и Мао.

П. П. Владимирова немало удивляла способность Мао Цзедуна разглагольствовать перед собеседниками буквально часами.

Запись от 29 февраля 1944 г.: "Мао Цзедун в беседах нередко оставляет тему разговора и перескакивает на другую, потом на третью. Порой он неожиданно спрашивает мнение, но oтвет предпочитает короткий. Если собеседник начинает развивать свою мысль, он поначалу внимательно слушает, но вскоре разговор непременно обрывается. Мне он не раз жаловался, что после "говорливых собеседников" утомлен и плохо себя чувствует" (20, с. 265).

Неумение слушать – довольно распространенная черта, которая чаще всего является следствием недостаточной воспитанности. Но для больных психопатией очень типично именно чувство утомления, раздражения, а то и глухой ярости, когда собеседник не соглашается с больным или даже просто говорит больше, чем больной.

Фашистский "вождь", видимо, во время беседы подсознательно расценивает развитие мысли собеседником, его доводы и рассуждения как проявление нелояльности, как неуважение к его власти, поскольку "вождь" воспринимает процесс общения с людьми почти исключительно по схеме "лоялен-нелоялен". Отсюда и раздражение Мао против спорящих с ним, и утомление после "говорливых собеседников".

Себя, надо полагать, Мао Цзедун к "говорливым собеседникам" не относил.

Запись от 15 июля 1944 г.: "Странные эти наши беседы. Говорит преимущественно Мао. Иногда говорит час или два, случается и больше. Мне отводится роль слушателя. Он очень недоволен, если я не соглашаюсь. Если мне случается возразить, он круто меняет тему (с другими в таких случаях он поступает просто оскорбительно) или весь уходит в нервное сосредоточенное курение. И тогда я чувствую, какой ценой ему обходится общение со мной" (20, с. 303).

15 марта 1945 г.: "В своем кресле он или слушает, окуривая собеседника дымом, или рассуждает. Может говорить два, три, четыре часа! И это один на один!" (20, с. 472).

20 апреля 1945 г.: "Мао чуток к сплетням. Слушать не любит и не умеет. Сам, увлекаясь, говорит долго. Слова, речь оживляют его. В известном смысле Мао живет в слове – до того преображает его речь. Часы самозабвенных речей" (20, с. 503).

Требования поклонения как симптомы паранойяльной самооценки

Насколько в фашистских "вождях" раздуто стремление к власти, настолько, соответственно, велико в них желание видеть и воспринимать направленные в их адрес атрибуты лояльности – всевозможные знаки почтения и восхищения. Это явно патологическое отношение к окружающим, вытекающее из патологического стремления к власти и формирующейся постепенно в "вожде" преувеличенной, в конечном счете, просто паранойяльной самооценки.

Психиатры давно выработали определенные правила обращения с психически больными людьми. Что касается больных паранойяльно-истеричной психопатией с манией величия, то в общении с такими больными необходима осторожная лояльность но отношению к их бредовым высказываниям; нельзя выражать открытого несогласия с их идеями и тем более настаивать на том, что эти идеи неверны. Допускается лишь минимум дискуссионности, в противном случае у больного может быть спровоцирован эмоциональный срыв: приступ истерического гнева, или наоборот, тоски и депрессии.

По мере того, как фашистский "вождь" распространяет свою власть на все большее количество людей, все они вынуждены себя вести по отношению к вождю так же, как ведет себя по отношению к больному паранойяльно-истеричной психопатией врач-психиатр: мягко, с демонстрацией полного согласия с его взглядами и т. п. Разница лишь в том что больной, находящийся в сумасшедшем доме, навязывает врачу такой стиль поведения по той причине, что любой другой стиль не улучшает состояния больного, и врач должен вести себя так в силу врачебного долга. Люди же, порабощенные фашистским "вождем" паранойяльным психопатом, вынуждены обращаться с ним подобным образом по той причине, что у этого психопата в руках сосредоточена власть.