Текст книги "Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников"

Автор книги: Е. Поселянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Святой Иероним так описывает это место: «Это была каменистая гора приблизительно в тысячу шагов. Из подошвы ее проистекают воды, часть которых поглощается песком. Другая часть, падающая ниже, образует мало-помалу ручеек, на берегу которого растет много пальм, делающих это место и удобным, и приятным. Имя этой горы было Колзин, а впоследствии ее назвали горой святого Антония. Он понял, что это место определил ему Бог для жительства, и поселился на нем с тем большей радостью, что лишь арабы, с которыми он сюда пришел, узнали это место. Келья его была очень узка, протяжением не больше роста лежащего человека. В этой же горе были еще две других такой величины, высеченные на самой вершине в скале, куда можно было проникнуть с большим трудом. В одну из этих верхних келий святой удалялся, когда хотел совершенно удалиться от взглядов народа. Его убежище недолго оставалось неизвестным. Его духовные дети открыли его после долгих поисков и стали заботиться о доставлении ему хлеба. Но, желая избавить их от этого труда, он просил принести себе кирку, лопату и немного зерна, которым он и засеял небольшой клочок земли. Уродившаяся жатва была вполне достаточна для его прокормления, и он искренно радовался, что не причиняет более никому хлопот.»

Из жизни св. Илариона видно, что Антоний занимался там также другим трудом. Год спустя после его смерти этот святой посетил его жилище, и ученики Антония водили его по всем местам горы, объясняя ему: «Вот где он обыкновенно пел псалмы; вот где молился; вот где работал. Вот тут отдыхал, когда был усталым. Сам он насадил этот виноградник и эти деревца. Сам выкопал с великим усилием этот водоем, чтобы, поливать свой сад».

Показывая св. Илариону этот сад, засаженный маленькими деревьями и полный овощей, они ему рассказывали, что три года назад дикие ослы, приходившие пить воду, опустошили этот сад. Тогда преподобный приказал первому из них остановиться и, ударив легонько его своим посохом, сказал ему: «Зачем едите вы то, что вы не сеяли?» И с этих пор эти животные уже не наносили ему более ущерба.

Не то было со злыми духами, которые более, чем когда-либо, наводнили это место, чтобы устрашить подвижника или принудить его уйти. Заявляли они о своем присутствии великим шумом, смутным гулом голосов и как бы столкновением сражающихся людей. Иногда являлись они ему под видом диких животных.

Однажды во время молитвы они собрались под образом зверей вокруг него в таком множестве, будто ни одного зверя не осталось более в пустыне. Он понял, что это было лишь коварством демона, и сказал этим животным: «Если Бог дал вам власть вредить мне, я охотно соглашаюсь, чтобы вы пожрали меня, но, если вас привели сюда демоны, удалитесь, потому что я служитель Иисуса Христа».

Едва Антоний окончил свою речь, как они все обратились в бегство.

Как ни велико было желание подвижника жить в уединении, он все-таки должен был уступить настояниям своих иноков, которые приглашали его сойти с горы, чтобы посетить основанный им монастырь. В этот путь он отправился с некоторыми из своих учеников, и Бог указал чудом, что Он одобряет его поступок. Переход от его горы был далек. По дороге нельзя было найти воды, годной для питья, и воду везли за собой на верблюде. Посреди дороги запас воды вышел; чрезмерная жара, господствующая в этих местах, увеличивала палившую их жажду, и иноки были доведены до такой крайности, что пустили верблюдов, легли на землю и ожидали смерти. Святой старец, глубоко опечаленный положением иноков, отошел от них на некоторое расстояние и воздел руки к небу, чтобы вымолить помощи. Тогда Господь повелел явиться источнику в том самом месте, где молился святой. И иноки утолили свою жажду. Они наполнили водой свои пустые мехи из козьей кожи и нагрузили их на верблюда, которого они нашли остановившимся неподалеку.

Трудно выразить всю радость отшельников, к которым Антоний шел, когда они его увидали. Все они считали его за отца и настолько же любили его, насколько преклонялись перед его добродетелями. Они жадно воспринимали из уст его слова жизни, которые он им говорил, и речи его вызывали в них такое рвение подвижничества, что он был этим чрезвычайно утешен.

В это же путешествие он имел радость увидать свою сестру, которая находилась во главе женской монашеской общины.

Вскоре Антоний вернулся на свою гору, где его продолжали посещать некоторые отшельники, а также и люди, постигнутые различными бедствиями. Иноков он поучал, а для несчастных он, всегда сострадательный к бедствиям, вымаливал от Бога чудесную помощь. Он исцелил Фронтона, одного царского родственника, от необыкновенной болезни, во время которой больной откусывал себе зубами язык. Потом Антоний возвратил здоровье одной девице, разбитой параличом.

При этом святой был настолько смиренен, что, когда Бог по своим неисповедимым путям не исполнял его молитв, он без ропота подчинялся Его святой воле и советовал это и другим или посылал их к другим пустынникам, чтобы с их помощью получить от Бога то, чего не достигали они через него. Он считал себя гораздо ниже своих собратий и удивлялся, что люди приходят к нему, тогда как могли обращаться к этим ученикам.

Его убежище было не только местом чудес, оно было горой видений. И часто Бог давал ему там таинственные откровения. Таким сверхчувственным образом он узнал однажды, что из двух отшельников, шедших посетить его, один умер по дороге от жажды, а другой умрет, если он не поторопится послать учеников на помощь. Св. Антоний видел также душу Аммона Нитрийского возносящеюся на небо. И узнал через то минуту его смерти. Это было подтверждено месяц спустя двумя отшельниками, пришедшими из Нитрии, где жил этот святой.

Евлогий Александрийский, пришедший к Антонию посоветоваться с ним о больном, за которым он ходил, удостоверился, что Бог открыл Антонию цель его прихода. В другие времена Бог давал ему наставления о разных духовных предметах путем видений, которыми он и делился на пользу своих ближних. Однажды во время молитвы он был восхищен духом. Ему казалось, что ангелы возносят его к Небу, а демоны мешают его проходу. Ангелы защищали его и спрашивали у демонов, имеют ли они какие-нибудь права на него. Они указывали на грехи, которые он сделал от своего рождения. Но ангелы отвечали, что Бог простил ему их и что нужно указать, чем можно упрекнуть его с того времени, как он начал монашескую жизнь. Они ничего не могли ответить, и путь на Небо оказался перед ним свободным. Придя в себя после этого видения, Антоний не подумал сесть за обычную трапезу. Он провел остальную часть дня и ночи в молитвах и стонах, размышляя о том, как люты враги, противящиеся нашему спасению.

В другой раз он рассуждал с отшельниками о состоянии душ после смерти. Ион услыхал в следующую ночь голос, говоривший ему: «Антоний, встань, выйди и смотри!» Он встал и увидал ужасный призрак, голова которого касалась туч и который распростирал свои руки, чтобы остановить тех, которые хотели подняться к небу. Относительно некоторых это ему удавалось, но другие ускользали от него и насмехались над его угрозами. Тот же голос, который позвал его, изрек: – Заметь хорошенько то, что ты видишь. В то же время Бог дал ему постичь смысл этого видения. Он понял, что призрак этот – демон, который старается препятствовать душам людей стремиться к небу, но все-таки бессилен против тех, кто не хочет покориться ему путем греха.

В другой раз во время молитвы Антоний увидел, что вся земля покрыта сетями. Когда он стал размышлять, кто же может избежать стольких соблазнов, то небесный голос ответил ему: – Смиренная душа!

Чтобы укрепить его в смирении, столь необходимом для человека, отмеченного, как он, чудесными дарами. Бог показывал ему иногда выдающуюся добродетель каких-нибудь святых, которую Он хранил неведомой для всех людей. Так Он явил ему праведность Павла, первого отшельника, и праведность одного александрийского простолюдина, который ежедневно в приливе искреннего смирения говорил себе: «Все жители этого города исполняют свой долг и трудятся, чтобы стяжать Небо, а я один заслужил ад за грехи мои».

В жизни пустынных отцов можно видеть и другие примеры подобного рода.

Нельзя обойти молчанием знаменитое видение, бывшее Антонию относительно тех бед, которые ариане должны были причинить после его смерти в Александрии, – видения, переданного святителем Афанасием и св. Иоанном Златоустом и признанного во всем древнехристианском мире. Вот что рассказывает св. Афанасий.

Однажды Антоний вошел в религиозный экстаз и, долго находясь в этом положении, громко вздыхал. Спустя час, продолжая вздыхать, он повернулся к присутствующим и, весь дрожа, поднялся, чтобы снова молиться. Очень долго он оставался на коленях и наконец встал, проливая поток слез/Его ученики, охваченные страхом, так настоятельно просили его открыть им, что возвестил ему Бог, что он, не в силах противиться им, сказал: «О, дети, смерть бы мне казалась желаннее, чем быть свидетелем того, что сейчас открыл мне Бог». Он остановился на этих словах, и, так как ученики все упрашивали его, он, обливаясь обильными слезами, продолжал так: «Божий гнев должен пасть на Его святую церковь. Она будет предана людям, похожим по бесчеловечности на зверей. Я видел Престол Господень, окруженный мулами, которые все опрокидывали ударами ног. И казалось, что эти удары наносило громадное множество скачущих и убивающих зверей. Я слышал голос, говоривший: «Мой алтарь будет осквернен».»

Это пророчество оправдалось. Два года спустя мир сделался свидетелем святотатства в храмах, произведенного арианами, и особенно в Александрии, когда ариане путем насилий возвели на кафедру этого города недостойного Григория Каппадокийского на место святителя Афанасия, которого они изгнали. В то время Филагор, префект Египта, посланный императором к Григорию для поддержки его, привлек на свою сторону язычников, евреев и беспутных людей и разослал их отрядами с оружием и палками против православных, собравшихся по церквам. Они бросились прежде всего в церковь, носившую имя Квирина, ограбили дев, посвященных Богу, гнусным образом обошлись с ними: топтали ногами монахов, из которых несколько человек умерло, других избили палками; иных продавали в рабство.

Язычники сбросили Святые Дары наземь, на Престоле принесли в жертву богам птиц и еловые шишки; изрыгали ужасные кощунства на Иисуса Христа. Они сожгли также священные книги. Некоторые вошли в крестильню и, раздеваясь донага, делали и говорили там безобразия, о которых непозволительно даже передать. Церковь осталась в добычу их ярости и корыстолюбия. Они унесли все, что могли найти, включая и вклады частных лиц, которые там хранились. Они выпили вино, назначенное для литургии, и разлили его; похитили масло, унесли двери и отделку стен, разбросали по полу светильники и зажгли церковные свечи в честь идолов. Никогда не было видно такой ярости, нечестия, бесчинства и ожесточения против Иисуса Христа и Его служителей.

Преподобный Антоний предсказал все эти несчастья своим ученикам, но он не хотел лишать их утешения узнать, чем кончится это испытание, и прибавил: «Все же, дети мои, не теряйте мужества. Если Господь ныне разгневан. Он еще сжалится над нами. Церковь вернет себе свое прежнее величие, и те, кто останется тверд в вере, будут с почестями восстановлены. Нечестие укроется во тьме пещер, откуда оно вышло, и вера распространится более, чем когда-либо. Что же касается до вас, берегитесь отравы ядом Ария. Его учение не только не идет от апостолов, но и имеет началом своим дьявола. Оно безумно, и те, кто поддерживает его, получили свое верное олицетворение в мулах, не имеющих ни ума, ни разума».

Так говорил великий Антоний своим ученикам в пылу ревности к истинной вере.

Вследствие этой самой ревности он ненавидел еретиков, он никогда не хотел иметь общения с ними, ни даже дружелюбно с ними разговаривать, заявляя, что дружба и общение с такими людьми составляет погибель души. Он с позором прогнал со своей горы ариан, которые осмелились туда прийти.

Некоторые последователи этой секты распустили слух, что он верует, как они. Преподобный, смирение которого вынесло бы молча всякую другую клевету, был изумлен их бесстыдством. Воспылав святым гневом против этой лжи, где слава Иисуса Христа была задета более, чем его собственная честь, он по приглашению православных епископов прибыл в Александрию и вступил с арианами в публичное прение, убеждая верующих не иметь с ними общения и говоря, что ариане ничем не отличаются от язычников и что они возбуждают против себя всю тварь, потому что принижают до своего уровня Того, Кто их сотворил. Его присутствие в этом самом городе произвело на народ чрезвычайное впечатление. Даже языческие жрецы шли в церковь и просили позволения поговорить с «Божий м человеком» – так его называли. Он совершил несколько чудес, и св. Афанасий утверждает, что в недолгий срок, какой он там оставался, обратилось к вере более неверующих, чем раньше обратилось за целый год.

Преподобный Антоний свиделся также со знаменитым слепцом Дидимом, который, потеряв зрение в возрасте четырех лет, стал, однако, глубоким ученым в области разных наук и был тогда весьма уважаем православным духовенством за чистоту своей веры. Антоний в задушевной беседе спросил его, сожалеет ли он о потере зрения. Дидиму было несколько стыдно в этом признаться. Но святой уговорил его признаться. Тогда Дидим ответил, что действительно страдает от сознания слепоты. Преп. Антоний на это заметил: «Удивляюсь, что человек настолько рассудительный, как ты, жалеешь глаз, которые мы имеем наравне с мухами, муравьями, и не радуешься вместо этого тому, что обладаешь светом апостолов и святых. Гораздо лучше, – прибавил Антоний, – иметь зрение духовное, чем телесное: эти духовные очи, не затемненные соблазнами греха, а не эти плотские очи, один нечистый взгляд которых может повергнуть человека в ад»

Антоний, исповедав столь блистательно в Александрии Божество Иисуса Христа, вернулся на свою гору. Здесь опять его стало осаждать множество народа. Его чудеса и добродетель привлекали такую толпу, что для облегчения пути по этой безводной пустыне один дьякон завел очень быстрых верблюдов, которые и перевозили без задержки лиц, направляющихся к святому отшельнику.

Хотя Антоний не изучал философии и мирских наук, его мудрость и живость его ума с избытком возмещали недостатки его образования; в особенности же помогали ему те чудесные озарения, в которых он черпал вечные истины. Поэтому языческая философия не могла одолеть его и была посрамлена его мудростью.

Два греческих философа испытали это на себе. Они пришли на его гору с намерением застать его врасплох. Но он их узнал издали, вышел навстречу и сказал им: «Зачем, философы, вы приняли на себя столько труда, чтобы видеть безумца?» Они отвечали ему, что не считают его безумцем и что, наоборот, уверены в его мудрости. Но Антоний, предвидевший их ответ, извлек себе пользу из него и своим ответом совершенно их пристыдил.

– Если вы, – сказал он, – уверены, что я мудр, то вы должны подражать моей мудрости, потому что надо подражать тому, кого уважаешь. Если бы я пришел к вам, вы бы сочли себя вправе требовать, чтобы я последовал вашему примеру. А так как вы приходите ко мне, как к мудрому человеку, то ты должны последовать моему примеру и стать христианами.

История не говорит, был ли принят, так или иначе, этот спасительный совет. Но оба философа удивились тонкости ума подвижника.

Он также зажал рот нескольким софистам, которые осмелились при нем высмеивать почитания, которые мы оказываем Снятому Кресту.

– Что из двух, – сказал он им, между прочим, – более сообразно с разумом и с честью: поклоняться Кресту или, как вы делаете, приписывать вашим богам грехи любодеяния и отцеубийства? Крест, который мы почитаем, свидетельствует нам о самоотвержении Того, Кто на нем пострадал; но то, что вы приписываете вашим богам, это – несчастная совокупность всевозможных пороков. Еще ответьте мне: что считаете вы более разумным: утверждать ли, что Слово Божие, не теряя ничего из того, чем Оно было, пожелало принять нашу природу, чтобы сделать нас участниками небесной жизни, или приписывать Божественность змеям и другим животным, как вы это думаете?

Он продолжал свою речь в том же тоне и, укорив их в странности их учения, прибавил:

– Отчего вы, упрекающие нас за то, что Иисус Христос был распят, не удивляетесь Его воскресению? Почему отделяете блеск Его чудес от унижения Его Креста? В книге, говорящей о Кресте, говорится и о другом, и если верить этому пункту, надо верить и другим.

Эти умозаключения, проведенные с такой силой, доводили софистов до того, что они не знали, что им отвечать. А святой, кротко улыбнувшись на их смущение и одушевляемый ревностью к Иисусу Христу, обратился к разбору их софизма. «Так как вы так много опираетесь на диалектику, – начал он, – то ответьте мне на мой вопрос: чему можно скорее верить, когда дело идет о познании Бога, – внушению ; веры или доводам ума?» Они ответили, что внушениям веры. «Вы правильно сказали, – отвечал он им, – и чтобы показать, как ваша вера могущественна, вот люди, одержимые бесами (несколько таких больных находилось перед ними во время разговора). Исцелите их, если можете, вашими силлогизмами. Если вы не можете этого сделать, а я сотворю верой во имя Иисуса Христа, то признайте бессилие ваших рассуждений и воздайте славу Христу, Которого вы осмелились презирать». Тогда он три раза перекрестил крестом этих бесноватых, призывая Иисуса Христа, и они были тотчас освобождены от злых духов.

Это чудо окончательно повергло философов в изумление, которое граничило со страхом. Тогда преподобный, сохраняя всегда свойственное ему смирение свое и относя ко Христу чудесные дары, которые послала ему благость Божия, сказал им: «Не думайте, что я собственной силой избавил этих бесноватых. Я это сделал силой Христовой. И вы уверуете в Него и тогда узнаете, что не философия, но искренняя вера способна делать чудеса». Эти слова заставили философов еще более удивляться пустыннику. Они удалились, проникнутые благоговением к нему, и потом признавались, что путешествие их было не бесплодно.

Не один только народ почитал добродетель Антония. Его имя славилось и при дворах царских.

Так, однажды император Константин Великий и два его сына написали преподобному в выражениях сыновнего почитания письма и просили ответа, которого они с нетерпением ждали. Антоний хотел уклониться от ответного письма, но отшельники напомнили ему, что император – христианин, что, может быть, он обидится на его молчание. Тогда преподобный решился отвечать. В письме он выражал радость по поводу того обстоятельства, что император и его дети поклоняются Иисусу Христу, и увещевал не придавать царскому сану такого достоинства, за которым бы можно было забыть о своем человеческом происхождении. Он советовал им всюду быть кроткими и человеколюбивыми, оказывать всем правосудие, помогая бедным, и помнить, что Иисус Христос – Единственный и Истинный Царь.

По поводу писем, полученных от императора, преподобный сказал несколько слов и своим ученикам. Из этих слов видно, как мало трогали Антония мирские почести.

– Цари земные, – говорил он им, – писали нам, но какое значение имеет это для христианина? Хотя их достоинство и возвышает их над прочими людьми, но рождение и смерть делают их равными всем. Мы должны гораздо более проникаться удивлением, нежной любовью к Богу по поводу того, что Божественный Учитель послал нам письмена законов, равных для всех людей, и вступил в сношения с нами через Своего Сына. Вот какие письмена должны нас радовать!

Поведение преподобного Антония и в прочих отношениях показывало его полное пренебрежение к почестям этого мира. Богу угодно было прославлять его бесчисленными чудесами. Все – великие и малые земли, ученые и простолюдины – искали его, удивлялись и благоговели перед ним. Самые знаменитые личности его времени – святитель Афанасий Великий, Пахомий, св. Аммон Нитрийский, св. Иларион и столько же других – были или его учениками, или соединены с ним чувствами самой теплой приязни. Но он среди таких выражений чрезвычайного отличия никогда не возносился в сердце своем ложным тщеславием. Он никогда не искал в людях и становился все более кротким, приветливым, милосердным и в особенности смиренным.

Он оказывал величайшее уважение лицам духовного сана, включительно до самых низших клириков. Перед епископами и священниками он смиренно преклонял голову и испрашивал у них благословения. Если кто-нибудь из них посещал его по какому-либо делу, то, удовлетворив его, он просил наставить его в духовных предметах, не стыдясь поучаться у посетителя и утверждая, что эти наставления весьма полезны и ему самому.

Его терпение было неиссякаемо. Мир его души выражался на его лице светлой кротостью и каким-то чудным отблеском, так что те, которые его никогда не видали, узнавали его с первого раза и легко бы узнали его среди прочей братии. Были три пустынника, которые ежегодно навещали его. Двое из них спрашивали у него совета для спасения своей души, третий не говорил никуда ни слова. Святой заметил это и спросил у него причины. «С меня, отец, довольно видеть тебя», – отвечал этот инок.

В ревности преподобного не было ничего резкого: он всегда был снисходителен, когда ожидал раскаяния. Один брат впал в одном монастыре в грех, и, когда на него слишком сурово напали, он отправился к преп. Антонию. Другие Последовали за ним и с жаром выставляли перед преподобным вину брата. Обвиняемый утверждал, что он невиноват. В обвинителях было в ту минуту менее чувства сострадания к брату, чем гордости и самовосхваления. Среди иноков находился один, св. Пафнутий, который, видя ожесточение обвинителей, сказал им такую притчу: «Я видел на берегу реки одного человека, который стоял в грязи по колено, но, благодаря людям, которые хотели протянуть ему руку, чтобы вытащить его, он увяз в грязи по шею». Преподобный Антоний с радостью выслушал слова Пафнутия и воскликнул: «Вот человек, который судит по истине и который способен наставлять людей ко спасению». Эти слова заставили опомниться не в меру усердных иноков. Они поняли свое неразумие и с кротостью повели изгнанного брата обратно в монастырь.

Другой монах из монастыря аввы Ильи был за некоторый поступок изгнан из обители. Он отправился к преподобному Антонию. Старец оставил его на некоторое время при себе, затем отправил обратно в монастырь. Иноки не только не приняли недавно ими изгнанного, но опять сейчас же его изгнали, и он принужден был вернуться к преподобному. Тогда Антоний написал этим инокам следующее: «Корабль, потерпев крушение и потеряв свой груз, пристал наконец к берегу после многих усилий, и хотя вы видите его в этом бедственном положении, вы хотите его погубить». Они поняли смысл слов преподобного и приняли обратно изгнанного инока.

Но если ревность Антония о Боге не отнимала у него кротости и снисходительности, то он умел также прибегать к строгости, когда того требовали религиозные интересы других. Один князь-арианин, по имени Балак, послужил в этом случае примером строгости Антония. Он преследовал православных с яростью, которая свойственна только еретикам и которая доходила до того, что он подвергал публичным истязаниям дев и иноков. Антоний ему написал: «Вижу над тобой гнев Божий. Перестань преследовать православных, иначе ты вскоре погибнешь лютой смертью».

Получив это письмо, Балак не только не умягчился, но разорвал письмо, бросил куски на землю и плюнул на них. Он оскорбил лиц, принесших письмо, и поступил с ними, как поступал с прочими иноками. Но Бог не замедлил смирить его дерзость. Спустя пять дней Балак вместе с губернатором Египта Нестором ехали верхом на лошадях. Лошади эти заартачились, и та, на которой ехал Нестор, хотя и была очень тихая, вскочила на Балака, сбила его на землю и жестоко его искусала. Его перенесли в город, где он через два дня и умер.

Любовь преподобного к уединению не позволяла ему сходить с горы, за исключением лишь тех случаев, когда этого требовала любовь его к людям.. Для этого он отправлялся в свой монастырь Писпир, и чтобы не терять времени понапрасну, у него было условлено с одним из учеников его, Макарием, жившим в этом монастыре, чтобы он по приходе старца оповещал его о свойствах ожидавших его лиц, называя их именами египтян или иерусалимлян. Если Макарий говорил ему, что ожидавшие его беседы – египтяне, это означало, что им нельзя сообщать ничего важного. Преподобный тогда приказывал накормить их, произносил для них небольшое поучение и отпускал их; но если ожидавшие были люди высокого благочестия или должны были вести с ним разговоры о важных предметах, то Макарий называл их именем иерусалимлян, и тогда святой садился с ними и беседовал всю ночь о спасении души.

Один военачальник, восхищенный его беседой, хотел задержать его, когда он уходил, и умолял его остаться; но старец извинился и прибегнул при этом к такому сравнению: «Как рыбы гибнут, когда находятся слишком долго вне воды, так и отшельники, если остаются без достаточной причины довольно долго с мирянами, чувствуют, как никнет их благочестие в такой беседе. Поэтому мы должны так же поспешно возвращаться в наше уединение, как спешит рыба нырнуть в воду». Этот ответ привел военачальника в полное восхищение. Он признался, что Антоний, несомненно, истинный служитель Божий и что столь выдающаяся мудрость не может быть уделом необразованного человека, если она не будет вдохновлена Богом.

По тем уловкам, к которым прибегали, чтобы заставить св. Антония сойти с горы, можно заключить, что его отрывали от его кельи почти с насилием. Так поступили гражданские начальники и судьи, желавшие его видеть. Не будучи в состоянии дойти до его кельи – как потому, что ведшие туда тропинки были почти непроходимы, так и потому, что их свита была слишком многочисленна, – они послали к нему под конвоем солдат связанных преступников. Они надеялись, что из сострадания он решится сойти в Писпир, чтобы испросить их помилования, и они будут, таким образом, иметь возможность говорить с ним.

Итак, ничто не могло побудить преподобного расставаться с уединением, кроме дел христианского милосердия. В этом он являлся точным исполнителем предначертания Бога, Который послал его как; бы врачом всему Египту. Святой Афанасий говорит об этом так: «Под его влиянием многие из воинского звания, многие осыпанные дарами судьбы оставляли все, чтобы стать отшельниками. Несколько девиц, обрученных с женихами, отказывались от брака, чтобы посвятить свое девство Иисусу Христу. Кто, удрученный печалью, придя к нему, не уходил с сердцем утешенным? Какой бедняк, поговорив с ним, не становился настолько покорным Богу в своей нищете, что начинал презирать богатство? Какой юноша, имевший счастье посетить его на его горе, не исполнялся потом намерением отречься от мирского счастья, чтобы начать жизнь покаяния? Какой отшельник, ослабевший в своих подвигах, не чувствовал, как речь Антония воскрешает его ревность? Кто, наконец, имея ум, смущенный тревогой или искушаемый злыми духами, не находил у святого Антония покой души и избавление от искушения?»

Жизнь, украшенная столькими добродетелями, полная дел добра и столь богатая заслугами, должна была закончиться славной смертью. Эта смерть слишком прекрасна, чтобы можно было опустить ее малейшую подробность. И вот что передает о ней святитель Афанасий, верный жизнеописатель Антония.

Антоний недавно вернулся из поездки в Александрию. Зная через данное ему от Бога откровение, что его конец близок, он хотел еще раз посетить отшельников своего монастыря, чтобы сказать им последнее «прости». Собрав их вокруг себя, он говорил им так:

– Слушайте, дорогие дети, последнее наставление вашего отца. Никогда больше не увижу я вас в этой жизни. Я должен умереть. И это так естественно, ибо мне уже идет сто пятый год.

Отшельники прервали его на этих словах и с сердцем, переполненным горестью, бросились к нему на шею, испуская громкие вздохи и обливаясь слезами. Но он был полон радости и сиял каким-то святым ликованием, как будто ему предстояло покинуть чужбину, чтобы вернуться на родину. Он продолжал наставлять их и снова увещевал не ослабевать в подвиге, вести себя всякий день так, как будто то был последний день их жизни, хранить душу чистой от дурных помыслов, не иметь никакого общения с еретиками и арианами и не удивляться, что мирские власти сочувствуют этим нечестивцам, так как это был лишь временный успех, который скоро должен был кончиться; наконец, чтобы они пребывали крепкими в вере в Иисуса Христа и в предания святых отцов, которые они узнали из книг и его бесед.

После этих его слов братия стала умолять его, чтобы он пребывал до конца жизни своей с ними, но он отказал им по нескольким причинам. Главным образом он желал избежать тех почестей, которые в Египте воздавались телам людей, которых память почиталась.

После посещения монастыря он вернулся к своему обычному уединению, где в скором времени заболел. Он призвал тогда двух отшельников, последние пятнадцать лет служивших ему вследствие его старости, и сказал им: «Наконец, дорогие дети, настает час, когда, по выражению Писания, я вступаю на путь моих отцов. Чувствую, что Господь призывает меня. Сердце мое пылает желанием соединиться с Ним в Небе, а вас, возлюбленные мои, вас я заклинаю, не теряйте ослаблением подвигов плод трудов, которым вы так давно предаетесь. Внушайте себе ежедневно, что вы только что приступаете к духовному деланию, и тогда доброе изволение будет в вас ежедневно расти. Вы знаете, какое коварство употребляют демоны, чтобы нас погубить. Вы были свидетелями их ярости и в то же время их слабости. Неизменно любите Иисуса Христа, всецело Ему доверьтесь – и вы восторжествуете над их лукавством. Не забывайте никогда различных наставлений, которые вам давал я, но особенно помните, что всякий день вы можете умереть».

Он убеждал их, как и других отшельников, избегать еретиков. Затем дал им завет – не переносить его тела в Египет, а похоронить его в земле, чтобы никто, кроме этих двух учеников, не знал о месте его погребения. Он сделал распоряжение также относительно своей одежды. Великому епископу Афанасию он завещал отдать свою тунику и мантию, которую он получил от него новой и которая была теперь изношена, а этим двум ученикам, ходившим за ним в его последние годы, он завещал свою власяницу. Его прощальные слова были: «Прощайте, милые дети, ваш Антоний отходит, и его уже более нет с вами!»