Текст книги "Последняя Фантазия XIII: Случившееся прежде (ЛП)"

Автор книги: Дзюн Эисима

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Армейской поддержки они, считай, уже лишились. А всё потому, что решили избавиться от PSICOM. Гвардейский корпус-то, в отличие от них, вовсе не питает к Правительству большой приязни.

Сейчас старое Правительство впервые оказалось в той же исключительной ситуации, что и обычные граждане. Возможно, это и было причиной их недостаточной осмотрительности.

– Кроме того, мы контролируем воздушное пространство. Даже если они захотят призвать обратно силы PSICOM, то не смогут этого сделать.

Бартоломей слышал, что солдаты PSICOM находятся в отдалённых пределах Гран Пульса. Официально это называлось переселением, но на самом деле они были попросту изгнаны из Кокона. Даже если члены прежнего Правительства попытаются снова призвать PSICOM, Кавалерия полностью контролировала все воздушные коридоры между Гран Пульсом и Коконом.

С того самого момента, как Ригди впервые ступил на Гран Пульс, он осознал практическую значимость воздушных коридоров, связующих два мира. Именно Кавалерия воспользовалась ими изначально, эвакуируя коконцев, а после доставляя тем необходимые продукты и вещи. Пока проводились спасательные операции и доставка припасов, Ригди приложил все усилия, чтобы взять под контроль воздушное пространство. Можно было сказать, что они «воспользовались суматохой», но оболочка Кокона, прежде находившаяся под юрисдикцией PSICOM, перешла под контроль Кавалерии. Вряд ли с подобной задачей справились бы силы Гвардейского Корпуса, и – самое главное – оболочка была вратами в Гран Пульс.

Если бы они сумели всецело контролировать её, то управляли бы перемещением людей между Коконом и Гран Пульсом. У желающих проникнуть в Кокон и у вознамерившихся бежать в Гран Пульс не было бы ни малейшего шанса это сделать.

– Стало быть, все приготовления завершены. Но когда ты одним ударом избавишься от старой гвардии, кто займёт её место? У тебя есть какие-то мысли на этот счёт?

Уничтожить нечто существующее просто, с этим может справиться любой. Но что же создать вместо попранного режима? Вот это действительно вопрос.

– На их место мы не станем никого назначать, иначе всё попросту повторится снова.

– Хочешь избавиться от устаревших взглядов?

– Именно. Я хочу создать общество, где люди не будут плясать под дудку фал'Си и слушаться их во всём, а станут думать самостоятельно и действовать по своей воле. Поэтому нам не нужно возводить что-то на старом фундаменте. Мы построим новое на новом месте. Но должен признаться, что идея это не моя.

Необходимо показать всем жителям Кокона, каково это – не быть выращенным кем-то стадом. Именно к такому идеалу стремился генерал Рейнз. И говорил об этом не только Ригди, но и иные солдаты, ведь в Кавалерии собрались те, кто разделял устремления генерала Рейнза.

– По-хорошему, как раз ему бы и стоило управлять новым обществом. Но я лично застрелил его.

Рейнз был эл'Си. Если бы он снова стал человеком, как Хоуп и остальные, то наверняка открылись бы иные возможности, но занимать правящую должность, будучи эл'Си, он не смог бы. А всё потому, что всем эл'Си отмерен короткий срок, даже если они и перестали быть марионетками фал'Си. Он не подошёл бы для должности, требовавшей средоточия политической силы, а также стабилизации отношений в обществе.

И даже представить сложно, насколько глубоким было его отчаяние после превращения в эл'Си. Бартоломей не знал Рейнза лично, но по рассказам генерал был человеком, который вполне мог бы изменить сложившийся уклад. У него были идеалы и достаточно сил, чтобы воплотить их в жизнь, но вот все пути к их воплощению оказались отрезаны. Наверное, он действительно чувствовал облегчение, произнося эти простые слова: «Пристрели меня». Так он наконец-то смог положить конец своему отчаянию.

– Я беру на себя ответственность за это. Я прекрасно понимаю, что лидер из меня так себе, да и политик никудышный, но не собираюсь прикрываться этим, чтобы уклониться от своего долга.

Бартоломей знал, что Ригди не жаждал власти. Они были знакомы не особенно долго, но общались доверительно, и Ригди много рассказывал о себе. Так, он поступил в военную академию и стал солдатом лишь потому, что мечтал быть пилотом, но понял, что военное дело – это не для него, и наверняка ушёл бы в отставку, если бы не встретил Рейнза.

– Соответствие требованием придёт со временем, – заверил его Бартоломей.

Он был весьма здравомыслящим человеком. Быть может, он не очень «соответствовал требованиям» в плане небритого лица и несколько помятого вида, но то были исключительно внешние признаки.

– Отговаривать не будешь? – поинтересовался Ригди с лёгкой усмешкой. Одним из его достоинств (и в то же время недостатков) была вот такая потребность в любой ситуации повернуть разговор в шутливое русло. Но из-за этого рядом с ним нельзя было терять бдительности.

– Мне казалось, ты позвал меня сюда, чтобы обсудить несколько иную тему?

– Да, прости. Вёрнемся к главному вопросу. Я позвал тебя сюда по двум причинам. Во-первых, я должен извиниться.

– Извиниться? – Бартоломей был озадачен, потому что не ожидал услышать подобных слов. Он не мог припомнить ни одной причины, по которой Ригди стоило бы извиняться перед ним.

– Я заполучил эту запись уже довольно давно. Надо было сразу её обнародовать, но на меня навалилась вся эта инфраструктура, распределение и прочая ерунда, так что почти полгода руки просто не доходили.

– Тут ничего не поделаешь. Козырная карта потому и ценна, что использовать её можно только однажды. Потому применить её нужно там, где от этого будет максимальная польза. Чтобы восстановить репутацию бывших эл'Си или же дискредитировать членов прежнего Правительства. Очевидно, на какие цели её следует направить.

Чтобы отстранить от власти членов бывшего Правительства, требовались тщательные приготовления. То, что Ригди сумел этого добиться всего за полгода, действительно было немалым достижением.

– Теоретически, да, но те, кого это всё непосредственно касается, вряд ли согласятся. Я недостойно поступил по отношению к твоему сыну. Надо было раньше избавить его от всех этих слухов и пересудов.

– Хоуп не станет жаловаться, что пришлось ждать полгода вместо недели, – начал было Бартоломей.

– Я собираюсь компенсировать это ожидание.

Слова о компенсации встревожили Бартоломея. Ригди по природе своей не был альтруистом. Он следовал принципам, в основе которых лежали рациональность и необходимость, а не этические нормы, завязанные на добре и зле. И когда Ригди делает доброе дело, он руководствуется не лучшими побуждениями, а исключительно осознанием уместности подобного поступка. Например, он всецело поддержал строительство Нео-Бодама не потому, что испытывал симпатию к несчастным обездоленным, лишившимся родного города, и не потому, что об этом просил его старый знакомый, Сноу Виллиарс, а потому, что полагал это самым эффективным способом завоевать народное доверие. Жители старого Бодама питали сильную неприязнь к военным и представителям власти, и изменить подобное отношение было совсем непросто. И как раз когда Ригди размышлял, как именно это сделать, Сноу предложил построить Нео-Бодам. Точнее, он неожиданно показался поблизости и с жаром заявил: «Мы хотим построить город своими руками!», а уж Ригди после координировал этот замысел.

Как и ожидалось, медленно, но верно ненависть, питаемая жителями старого Бодама к военным, начала исчезать. Однако, по словам Ригди, они были ещё на полпути. Миссия будет выполнена, когда в сознании народа военные будут восприниматься как союзники.

Да, Ригди был именно тем, кто просчитывал всё наперёд. Бартоломей этого не отрицал. Наоборот: он находил подобный подход весьма интересным. Легко вынести объективное суждение, основываясь на собственных стандартах и интересах. Добродетели и доброта – достаточно эфемерные концепции, и воспринимать их люди могут совершенно по-разному. В конце концов, разум человеческий непостоянен. У людей есть тенденция забывать, и дела, вершимые во имя добра, этому подвержены. А дела, вершимые на основе собственных интересов, ничуть не хуже тех, которые основаны на добрых побуждениях. Подобный корыстный подход к делу опасен лишь тогда, когда в ход идут амбиции. И если люди видят, что те играют не последнюю роль, начинают справедливо считать проявляемый интерес не более чем алчностью.

И именно это было столь примечательно в характере Ригди. Когда он выносил суждение, основываясь исключительно на собственных интересах, он делал это, абсолютно исключая какие бы то ни было амбиции. Ему подобное удавалось легко, но на деле далеко не все способны на такое. Возможно, именно поэтому, несмотря на столь немалое различие в званиях между генералом и капитаном, Рейнз видел в Ригди своего первейшего сподвижника. И именно зная истинную натуру Ригди, будет весьма опасно с ходу принять его «компенсацию». Сейчас он точно так же всё взвешивает и проверяет.

– Развеять заблуждения – это хорошо, но вот делать из истории бывших эл'Си красивую сказочку не нужно.

Эл'Си Пульса, противостоявшие фал'Си Бартандельсу, жаждущему уничтожить их мир, а после сделавшие всё возможное, чтобы удержать падающий Кокон. Если превратить рассказ об этом в героический эпос, который всем придётся по душе, скорее всего, люди оставят свою ненависть и предвзятое отношение к эл'Си Пульса. А если восприятие людьми эл'Си изменится, исчезнет и их страх перед Пульсом. И тогда расселение народа по землям Гран Пульса ускорится.

Расселение было одной из важнейших задач в плане восстановления социума. Теперь, когда фал'Си погрузились в глубокий сон, было донельзя сложно обеспечивать то же число людей, что прежде в Коконе. В данный момент они не могли даже распределить рационы среди нуждающихся близ Палумполума, что уж говорить о других областях. Если бы сократить население Кокона хотя бы до тридцати процентов от нынешнего, они бы как-то сумели обеспечивать людей необходимым минимумом припасов для выживания. Если они сумеют обеспечить людей жильём исключительно в пределах Палумполума, а доступ в иные области блокируют, то распределение воды и электроэнергии существенно возрастёт.

Однако расселение продвигалось не самыми бодрыми темпами. У обитателей ставших непригодными для жизни областей не оставалось иного выбора, но многие люди не спешили покидать те регионы, где ещё можно было худо-бедно жить, смирившись с трудностями.

Ригди увеличил число воздушных рейсов между Коконом и Гран Пульсом, надеясь, что приток людей в нижний мир поможет уменьшить страх, но здесь существовали очевидные препоны. Вот если удастся развеять страх перед Пульсом в людских разумах, проблема будет решена. И самый простой способ сделать это – представить эл'Си Пульса героями.

– Если ты попытаешься представить их героями, наверняка появятся те, кто попытается использовать их.

– Я, например? – ухмыльнулся Ригди.

Когда Ригди начинал говорить таким шутливым тоном, следовало держаться настороже. В такие моменты нельзя было понять, шутит он или же нет, поэтому Бартоломей решил нанести упреждающий удар.

– А ты не боишься пойти по стопам одной нашей знакомой, мисс Набаат?

Когда малыш Дож обратился в кристалл, офицер PSICOM Джил Набаат попыталась объявить его «трагичным героем, спасшим Кокон». Когда хочешь управлять людскими массами, подобные идолы как нельзя кстати.

– Умеешь ты ткнуть в больную мозоль, – Ригди невесело усмехнулся. – Но это действенный метод. Когда хочешь склонить на свою сторону народ, простые и понятные сказки срабатывают лучше, чем сложные теории. Хоть сказка Джил Набаат и отдавала нехорошим душком.

– Бывшие эл'Си – живые люди, а не сказочные персонажи.

– Тогда давай расскажем историю так. Герои, которым мы обязаны спасением Кокона, – уроженки Пульса Фанг и Ванилла, а также сержант Фаррон. Они и сейчас держат Кокон. «Поблагодарим же трёх эл'Си, удерживающих нашу родину», скажем мы.

Если удастся заставить людей испытывать благодарность по отношению к пульсианкам Оурба Дайя Ванилле и Оурба Юн Фанг, это весьма ускорит претворение в жизнь проекта по расселению. А если заодно упомянуть достижения сержанта Фаррон, это улучшит репутацию Гвардейского Корпуса.

– А раз герои истории обратились в кристалл, то их не развенчаешь, как бы этого ни хотелось, – задумчиво произнёс Бартоломей.

– Мы расскажем, что главгада Бартандельса победили шестеро эл'Си, но имена троих не назовём. Что скажешь?

– Спасибо, – кивнул Бартоломей. – Когда тебя считают кем-то особенным, это ни к чему хорошему не приводит. Конечно, для взрослых вроде Сноу и мистера Кацроя это проблемы не составит, но Хоуп ведь ещё ребёнок.

Хоть и сам Бартоломей назвал Хоупа ребёнком, это вряд ли соответствовало действительности. В тот день, когда на борту транспортного корабля он прибыл на Гран Пульс, встретивший его там Хоуп был совсем взрослым человеком, гораздо спокойнее и увереннее, чем тогда, когда бежал из их дома в Палумполуме. Бартоломей думал, что всё потому, что ему больше не нужно опасаться преследований, но дело было в другом.

Хоуп теперь не оставался за спинами взрослых, а делал всё, чтобы стать полноценным членом группы. Бартоломей видел, что сын осознаёт и гордится тем фактом, что больше не нуждается в чьей-либо защите.

Возможно, для Хоупа это было в порядке вещей, но сам Бартоломей был поражён, увидев, как его сын трудится наряду с солдатами. Если бы его жена видела, как их ребёнок совершенно не обращает внимания на сплошь запачканную одежду и смеется вместе с солдатами, то наверняка изумилась бы тоже.

Когда один из солдат похвалил его, заметив «Ты так усердно трудишься!», Хоуп улыбнулся, словно вспомнив что-то, и ответил:

– Фанг была куда более требовательна к людям.

– А, та женщина? Наверняка напрягала тебя по полной.

– Да, пощады от неё ждать не приходилось.

Когда он позже спросил сына об этом, оказалось, что тот познакомился с солдатом на борту «Линдблюма». Тот вернул Хоупу веру в людей, доказав, что даже у подвергаемых гонениям найдутся те, кто отнесётся к ним с добротой.

В Кавалерии, где была известна правда о происходящем, все без исключения относились к Хоупу хорошо. Кто-то даже отдал ему униформу, чтобы не приходилось больше переживать, что кто-то увидит его лицо. Так среди солдат он не будет выделяться и привлекать ненужного внимания.

Глядя на Хоупа, говорящего «Размер великоват…», Бартоломей осознал, что сын его заметно подрос.

– Как обычно, тебе непросто угодить, – вернул его к действительности голос Ригди. – Я был слишком самонадеян, пытаясь играть словами с тобой, Мистер Умник. А ведь я думал, что предложение заманчивое. Мы делаем твоего сына героем, спасшим человечество, а ты за это присоединяешься к временному правительству.

Бартоломей подумал было, что Ригди снова шутит, но тот со всей серьёзностью произнёс:

– Именно поэтому я и пригласил тебя сюда.

За 28 минут

– Чтобы дать место во временном правительстве? – с ходу выпалил он, столь абсурдной казалась подобная мысль. Похоже, Ригди несёт чушь не только когда шутит.

– На сегодняшнем собрании я погоню в шею членов прежнего Правительства. Я говорил, что на их месте мы ничего возводить не будем, а найдём новое, но административные процедуры не могут ждать.

– Поэтому ты и создашь временное правительство?

– Да. И если ты войдёшь в него, у нас будет полный список основных членов.

– Ты говоришь, что не соответствуешь требованиям, но я-то им ещё меньше соответствую…

Он не был ни солдатом, ни чиновником. Какой толк может быть от простого исследователя?

– Ты сам сказал, что соответствие требованиям придёт позже. Это всё неважно. Мне нужны твои личные связи. И личное прошлое столь чистое, что там даже пылинки не найдётся.

– Мои личные связи и прошлое? Все они всецело связаны с офисной службой и исследованиями. Вряд ли это то, что ты ищешь.

Да, он имел немалый опыт в экономике и знал достаточно бизнесменов. Потому-то и работал в совете при прежнем Правительстве и имел возможность общаться с его представителями. Возможно, Ригди, как военный, считал это обширными связями, но он явно ошибался.

– Если уж служащий моего уровня подойдёт, то неужели нельзя найти более достойных кандидатов?

Ригди вопрос проигнорировал и перешёл к совершенно иной теме.

– Люди жадны. Они ни за что не расстанутся с тем, что имеют, даже если получили это нечестным путём.

– Такова жизнь. Те, кто согласны поступиться собственными интересами – или святые, или законченные идиоты.

Произнося эту фразу, он понял, что хотел сказать Ригди. Разрушить прежнюю систему и создать новый порядок означало временно поступиться тем, что они имеют сейчас. Наверняка они столкнутся с ожесточённым сопротивлением. Вор никогда сам не вернёт награбленное, но если его лишат этого награбленного, он немедленно примет роль жертвы, будто позабыв, что сам действовал в точности такими же методами, а о том, законно ли обрёл то, что имел, станет думать в последнюю очередь. Никто не любит расставаться с тем, что имеет.

– Ясно. То есть, сейчас ты собираешься лишить их прав, к которым они так привыкли.

– Само собой, это вызовет недовольство. Будут протесты, и трудно сказать, какие масштабы они примут.

– Ещё бы. К сожалению, среди членов прежнего Правительства нет ни святых, ни дураков.

Однако, наверное, сейчас у них один-единственный шанс на то, чтобы провести переворот. Теперь, когда фал'Си погрузились в сон, и люди не могут поддерживать свой прежний уровень благосостояния, депрессия народных масс снизит их сопротивление переменам. И если упустить этот шанс, иного может и не представиться.

– Вот, – Ригди улыбнулся, выдержав паузу для пущего эффекта. – Ты как никто иной подходишь на эту должность. У тебя есть связи в политических и деловых кругах, и при этом репутация твоя чиста. Никто не будет путаться у тебя под ногами.

– В этом и состоит преимущество совершенно заурядного человека.

– Ой, не скромничай, – шутливо отмахнулся Ригди. – Не пристало так говорить о себе человеку, у которого столько связей. И опять же, репутация твоя абсолютно чиста.

– Это, скорее, результат того, что я совершенно не умею крутиться. Я не способен достойно подать себя.

Умей он крутиться, возможно, попытался бы провернуть какие-нибудь нечистые делишки или бы оказался вовлечён в них. Среди служащих случались противостояния, и они пытались чинить препоны друг другу. Некоторые даже ловушки коллегам устраивали. Но все понимали, что Бартоломей Эстхайм не способен на подобную изворотливость. А раз он совершенно не умел лукавить, то решил, что лучше оставаться честным, пусть даже из-за этого дела будут делаться гораздо дольше. К несчастью, именно подобные проволочки в делах и превратили его в отца, совершенно не обращающего внимания на свою семью.

– Ты – единственный чудак, который мог тайно сделать мне подобное предложение.

– Да просто вокруг тебя были сплошь идиоты. Я даже не знаю, каким местом ты на них смотрел вообще, – закатил глаза Ригди, но, внезапно посерьёзнев, произнес: – Ты сказал, что должно быть немало куда более подходящих кандидатур. Так вот, их нет. Ты единственный, кто был бы столь кристально чист.

Почему-то при этих словах Бартоломей вспомнил свою жену.

«Делай работу, которая по силам лишь тебе».

Когда она сказала это? Наверное, когда работы стало так много, что он не мог даже выкроить время, чтобы повидать Хоупа. Даже если для служащего это было похвально, можно ли сказать то же о нём в качестве мужа или отца?

Тревогу его развеяли слова супруги.

– Счастливые воспоминания об играх или совместном отдыхе с папой – это здорово. Любой ровесник Хоупа был бы этому рад. Но родители могут сделать больше для своих детей, верно?

Затем Нора с улыбкой спросила: «Ты помнишь, какое сочинение написал Хоуп недавно?»

Сколь бы ни был он загружен работой, Бартоломей всегда читал сочинения и доклады Хоупа. Он полагал, что хоть так может исправить тот факт, что поговорить с сыном ему попросту некогда.

Сочинение называлось «Кем я хочу стать». На эту тему школьники всегда писали как минимум раз или два. Хоуп тогда лишь недавно пошёл в школу, поэтому предложения вышли немного неуклюжими. Но всё равно, Бартоломея глубоко тронула фраза: «Я хочу стать учёным, как мой папа».

– Когда сын хочет стать похожим на отца – это очень ценно. Это означает, что ты делаешь работу, достойную по мнению ребёнка. Не переживай, – уверенно заявила Нора. – Хоуп поймёт. Повзрослев, он осознает, как это здорово, когда ты можешь гордиться своим отцом и хочешь стать похожим на него. Мысль о том, что отец сделал много хорошего, станет поддерживать его на протяжении всей жизни. И после нашей смерти сын сможет идти с гордо поднятой головой.

После этих ободряющих слов он принял окончательное решение. С этого момента он не сделает ничего, что шло бы вразрез с его жизненными принципами, ведь Хоуп видит всё, чего он хочет и сможет достичь. Бартоломей сказал себе, что не забудет того, что сын всё время наблюдает за ним.

Делал ли он сейчас работу, которой Хоуп мог бы гордиться? Сможет ли он в будущем оставаться таким отцом?

Задав себе все эти вопросы, он понял, какой ответ даст Ригди.

За 20 минут

– Не знаю, будет ли от меня толк, но я стану членом временного правительства. Однако у меня есть несколько условий.

– Всё, что пожелаешь.

– Ты соглашаешься, даже не узнав подробностей?

– Это твои условия. Может, выполнить их будет чертовски трудно, но я знаю, что они справедливы. Я тебе доверяю, – со всей серьёзностью ответил Ригди.

Именно это и была его опасная, но в то же время занятная сторона.

– Трудность не столь высока, как ты можешь подумать. Я хочу создать открытый исследовательский центр.

– Исследовательский центр? У нас же вроде есть такой?

Упомянутый Ригди центр не мог похвастаться размерами, да и область исследований его была крайне ограниченной. Фал'Си Правительства столь умело скрывали неугодные сведения, что никто и не догадывался, что действует строго в отведённых рамках. Об экспедициях в Пульс и речи быть не могло – это объяснялось тем, что за пределами Кокона слишком опасно. Впрочем, военные предпринимали наружные вылазки, но их результаты не становились достоянием общественности. Потому и смысла в подобных исследованиях не было.

– Вся эта кутерьма вокруг изгнания возникла потому, что мы ничего не знаем о Пульсе. Мы не можем позволить себе снова повторить ту же ошибку.

– Понял. Когда речь идёт о Пульсе и внешней стороне Кокона, нет смысла соваться туда без военных. Не думаю, что по этому вопросу гражданский совет может дать грамотный совет.

– К тому же, если исследовательский центр будет общественным, мы не будем ограничены политикой корпораций. Сведения о Пульсе не будут использоваться для корыстных целей и не будут оставаться достоянием избранных. Все результаты исследований будут в свободном доступе.

– Даже если эти сведения могут создать проблемы?

– Конечно. Вся информация должна подаваться незамедлительно и достоверно. Именно поэтому этот исследовательский институт должен быть независим от правительства, чтобы впредь не допустить утаивания или искажения информации.

Каждый будет иметь возможность узнать то, что он хочет узнать. Общество не должно лишать людей такого права. К тому же, полностью независимый институт сможет выступить контролирующей структурой для правительства и конгресса и сумеет пресечь коррупцию в них.

– И ещё я хотел бы учредить в этом центре высшее учебное заведение.

– Ну да, нет смысла просто возводить бетонную коробку. Надо её чем-то и кем-то наполнять

Мысль об учреждении нового высшего учебного заведения пришла к нему уже давно, задолго до того, как он изложил свои условия Ригди. А подтолкнули его к этому решению слова Хоупа.

«Незнание пугает».

Он сказал это после возвращения домой в Палумполум из лагеря в Гран Пульсе. Поскольку теперь распределение электричества ограничивалось, деятельность многих компаний и торговых центров была прекращена. Конечно, школа тоже закрылась, как и транспортные компании, и перемещение в иные регионы стало практически невозможным. Люди сидели по своим домам и покидали их, только чтобы получить распределяемые припасы. Продолжала работать лишь больница для экстренных случаев.

Соответственно, в перерывах между рабочими вызовами Бартоломей оставался дома, приводя в порядок свои книги и документы. Так продолжалось лишь несколько дней, но впервые за долгие годы он мог позволить себе проводить время с Хоупом.

Впрочем, это не означало, что они болтали без умолку. Наоборот, большую часть времени они проводили в гостиной, сидя друг напротив друга и читая книги. Как раз в один из таких моментов Хоуп и сказал вполголоса: «Незнание пугает».

– Нет, не совсем так, – он помотал головой, словно не соглашаясь с собственными словами, и задумался. – Как же?.. Не могу объяснить… Очень неприятное чувство. Не страх, но что-то вроде.

Возможно, он страшился не незнания, а понимания, что под воздействием извне он считал это незнание знанием. Хоуп не использовал закрытие школы как предлог для бездельничанья и проводил дни за учебниками. Но составлены они были при прежнем Правительстве, и сейчас Хоуп ясно видел, что людям пытались вбить в головы, а что скрывали от них. Должно быть, это и стало причиной помянутого Хоупом «неприятного чувства».

Тогда-то Бартоломею и пришла в голову эта мысль. Если будут проводиться исследования на Пульсе и снаружи Кокона, то и учебники изменятся. В грядущие годы информация и знания об окружающем мире, вероятно, будут изменяться столь стремительно, что учебники не сумеют поспеть за ними, даже если будут переиздаваться каждый год.

«Если дело в этом, то разумно построить учебное заведение там же, где будут проводиться исследования, – размышлял Бартоломей. – Учащиеся на занятиях смогут получать сведения, обновляющиеся ежедневно, и им не придётся ждать новых изданий учебников».

Но если учебное заведение окажется связано с исследовательским центром, то число мест для учеников наверняка уменьшится, поэтому стоит сделать его вузом для тех, кто уже закончил среднюю школу или же обладает необходимыми знаниями. После окончания обучения они смогут прямо там же продолжать исследования Пульса. Если же деятельность исследовательского центра окажется плодотворна, они смогут учредить и школы для тех, кто ещё не получил среднее образование. Глядя на Хоупа, Бартоломей с болезненной ясностью осознал, что им как можно быстрее необходимо создать заведение для тех, кто тянется к знаниям.

– Я лишился силы эл'Си, так что теперь остаётся только учиться, чтобы стать полноценным членом общества. Повзрослев, я хочу возродить Кокон и сделать его ещё лучше, чем раньше. Думаю, это будет моим искуплением.

После возвращения в Палумполум Хоуп проводил всё свободное время за учёбой. Всё равно в сложившейся ситуации играть на улице не стоило, да и сам Хоуп не горел желанием куда-то выходить. Наверное, он был не единственным ребенком, кто сидел за книгами с мыслью: «Всё, что мне остается – учиться». Когда общество сталкивается с кризисом, люди начинают делать всё, что в их силах, чтобы преодолеть его.

Именно для таких детей Бартоломей хотел создать место, где они смогут реализовать свои стремления. Возможно, то был его долг и как исследователя, и как отца.

Он лишь примерно представлял, что именно хочет создать, но для строительства исследовательского центра и университета нужны и деньги, и люди. Он собирался где-нибудь начать поиски и того, и другого, но был готов к тому, что на это может потребоваться много времени. Кто бы мог подумать, что ему удастся преподнести это в качестве «условия», которое Ригди примет без лишних вопросов.

– Хорошо. Я принимаю все твои условия.

– Не боишься, что поторопился?

– Хоть ты и называешь это «условием», это нужно Кокону… нет, это нужно обществу. Не вижу причин отказывать. Но и у меня есть одно… – Ригди запнулся и исправился, – одна просьба к тебе.

– Просьба?

– Неважно, что произойдёт, пусть твои руки останутся чистыми.

– Останутся чистыми? Что ты…

– Кое-кто однажды сказал: пачкать руки – дело военных, а прятать грязные руки – дело политиков. Нам предстоит немало грязной работёнки, и всю её я беру на себя.

У Бартоломея не было опыта в политике, но он сполна насмотрелся на тех, кто вращался в этой сфере, потому понимал, о чём идет речь.

– Может, в составлении далекоидущих планов я и не очень хорош, но…

– Я же сказал, что пачкать руки – дело военных, – перебил его Ригди. – Я к этому больше привык.

Бартоломей хотел было сказать, что привычка тут совсем ни при чём, но тут его осенило. Ригди говорил не о «правительстве», а о «временном правительстве». «Само собой, это вызовет недовольство. Будут протесты, и трудно сказать, какие масштабы они примут», – вот что он сказал.

– Хочешь стать единственным злодеем?

Да, общество и так стояло на грани краха, но оно наверняка яро воспротивится попыткам окончательно разрушить старый строй, и тогда, возможно, придётся прибегнуть к силе. Пока идёшь вперёд, всё хорошо, а вот когда приходишь к цели – начинаются сложности. Всё накопленное напряжение выплеснется наружу, а если окажется применена сила, то ответ на неё не заставит себя ждать.

И когда это случится, Ригди намеревался взять на себя всю ответственность и принять всю выплеснувшуюся злобу и недовольство людей, а затем просто уйти со сцены, передав бразды правления тому, кто остался чист.

– Это не очень честно, ты не считаешь?

– Да вот не сказал бы. Я прошу тебя не просто не пачкать руки сейчас. Неважно, какую власть ты получишь, не используй её в корыстных целях. Даже если кажется, что это во благо. Просто прикуси язык и воздержись от такого. Но да, это не очень честно, – горько усмехнулся Ригди. – Как ни крути, а я всё равно прошу большего. Но нам нужен тот, кто сможет уверенно произносить нужные слова. Против правды и логики не попрёшь. Без вооружённого таким непробиваемым щитом защитника, способного выдержать любые нападки, новый хрупкий порядок вмиг разобьётся вдребезги.

– Не знаю про непробиваемые щиты, но я умею сражаться только так. А в тонких стратегиях я не силён.

«Я стану делать свою работу так, чтобы Хоуп мог мной гордиться. Это останется неизменным вне зависимости от моей должности и места работы».

– Я не возражаю, если ты станешь злодеем, но хотел бы, чтобы ты оставался на сцене до тех пор, пока не опустится занавес.

– Постараюсь, но обещать ничего не могу.

Бартоломей пожал протянутую руку. Взаимные условия были приняты.

– Ух, времени-то почти не осталось!

Ригди снова коснулся стены ладонью. На ней появились новые изображения. Конгрессмены начали собираться в главном зале, который отвели под сегодняшнее заседание, а в пустовавших комнатах ожидания и переговорных появились солдаты.