Текст книги "Прикоснись ко мне"
Автор книги: Джус Аккардо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
12
Я вся в маму. Это папашка может проспать весь концерт «Пауэрмэн 5000». Прямо на сцене. Под башмаком Первого Паука. Бессчетное число раз я использовала эту его особенность, когда мне нужно было среди ночи либо выбраться из дома, либо забраться домой. Я совсем не такая. Урони булавку посреди мостовой напротив дома, и я уже на ногах.
Не открывая глаз, я потянулась под покрывалом. В открытое окно задувал легкий ветерок, но не звук ветра привлек мое внимание. В комнате кто-то был. Первой мыслью было – папашка, но эту мысль я отогнала. Я заперла комнату изнутри, а потому из коридора он войти не мог.
Кто-то тихо дышал в углу. Похоже, как раз у окна, через которое он пробрался в комнату. Сколько раз в это окно влезал Алекс, когда мы были вместе! Но это был не Алекс. Я это чувствовала.
И вдруг я поняла. И у меня не было теперь никаких сомнений. Это Кейл!
Меня всю затрясло. Алекс как-то говорил, что любил пробираться в мою комнату и наблюдать, как я сплю. Я всегда знала, что он здесь, но притворялась спящей – мне нравилось, что он глазеет на меня. Был в этом какой-то особый кайф. Время от времени я вытягивала голую ногу из-под одеяла – до той тонкой линии, за которой начиналась моя опасная зона.
Теперь все было по-другому. Я чувствовала взгляд Кейла, слышала его дыхание – учащенное, не такое, как обычно. Я представила, как он гладит мою ногу от колена к бедру, вспомнила вкус его поцелуя – там, в отеле. Встающие в моем сознании образы заставили и мое дыхание участиться; в висках бешено стучало.
Все еще с закрытыми глазами, я перевернулась на спину, стянув одеяло вниз, к самым ногам. Кейл тоже изменил положение, придвинувшись ближе. Он двигался совершенно бесшумно, хотя я знала – он здесь.
Изогнувшись, я повернулась на бок, лицом к окну. Как бы невзначай зацепила пальцем нижнюю кромку ночного топа и потянула вверх. Я знала, что Кейл смотрит на меня, что он медленно приближается, и это придавало мне смелости. Я забросила правую руку за голову, на подушку, а левой откинула прядь волос, закрывавшую мне лицо. Кейл сделал еще один шаг. Теперь он стоял прямо надо мной.
Сколько нужно было силы воли, чтобы не произнести ни звука и не открыть глаз! Я не знала, что он сделал бы, если бы понял, что я не сплю. Я не хотела, чтобы он убежал. Не хотела, чтобы он отвел взгляд.
Холод ночи ледяным дыханием коснулся моей обнаженной кожи. К моему удивлению и безграничному счастью, Кейл присел на кончик кровати. Мгновение спустя прикосновением, легким как пух, он проложил дорожку от моей ступни вверх по голени до самых шортов.
Я не выдержала. Глубоко вздохнув, повернулась на спину, все еще не открывая глаз. Пальцы Кейла по-прежнему меня касались; замерев на мгновение, они снова двинулись вверх, по ткани. Рука Кейла скользнула по моему животу и остановилась у самой кромки моего топа, как раз над сердцем. В какое-то безумное мгновение я подумала, что его пальцы скользнут под ткань, и меня бросило в жар. Тогда я бы наверняка открыла глаза и проверила, на что способна.
Но он этого не сделал.
Мгновение помедлив, он отвел руку.
– Дез! – услышала я его голос.
Слегка разочарованная, я подняла руки к лицу и стала тереть глаза:
– Кто это?
Кейл стоял в нескольких дюймах от кровати.
– Кейл? – спросила я, садясь и поправляя топ. – У тебя все хорошо?
Он отодвинулся немного назад и покачал головой:
– Я все думал о том, что ты говорила про плохих людей, про то, что их запирают.
– Ну?
Он выглядел страшно усталым, он еле стоял на ногах.
– Они что, знали, что я буду делать плохие вещи? И поэтому держали меня взаперти?
Что?
Я не сразу поняла, что он имел в виду. Когда же до меня дошло, меня словно кирпичом по голове ударило.
– Да что ты, Кейл! Конечно нет!
Я подалась назад, упершись спиной в спинку кровати и позвала его сесть рядом. Мгновение поколебавшись, Кейл забрался ко мне на кровать.
– После того как ты ушла, я говорил с разными людьми, даже читал газету. Оказывается, я страшный человек. Я заслуживаю наказания. Так же, как те люди, которых я наказывал. Я ведь убивал. Убивал, понимаешь! Именно поэтому меня держали запертым в «Деназене» – я это заслужил.
Он отвернулся к окну.
– Все это не так! – сказала я.
– Вначале, – продолжал он, – когда они только начали меня готовить, они по нескольку дней не давали мне есть, если я не делал того, что им было нужно. Давали только стакан воды. Выливали воду на пол и говорили, что плохие дети должны слизывать ее. Когда мне наконец приносили поесть, я уже едва мог стоять.
Он покачал головой, его губы зло искривились.
– Племянница Дэкса никогда не будет нормальной. И я никогда не буду нормальным. Они изолировали нас, они нас ломали. Они рылись в наших головах, пока не находили то, что помогало нам жить и бороться, и потом вырывали это с мясом. Большинство ломались. Просто переставали существовать. Становились орудиями «Деназена». Других, слабых, «Деназен» делал тем, что ему было нужно. В обмен на человеческий облик им давали некое подобие свободы.
Он сделал глубокий вдох. С минуту мне казалось, он больше ничего не скажет.
– Я думал, я совсем другой. У меня была Сью. Она говорила, что я справлюсь, если буду держаться за то человеческое, что во мне есть. Они не смогут разрушить меня, пока я буду помнить, что она меня любит. Но Сью ошибалась.
Он посмотрел на меня заблестевшими глазами и покачал головой:
– Когда мне исполнилось десять, они заставили меня совершить первое убийство. Они умеют рисовать картинки, они делают это в деталях. Они подробно рассказали, как будут срезать плоть с тела Сью, если я не сделаю того, что им нужно. Когда мне исполнилось двенадцать, я примирился с жизнью. Я стал рабом «Деназена».
Горло мое пересохло.
– Ты не раб, и ты уже свободен, – прошептала я.
– Я знал, что все это – зло, – продолжал он. – Все, что связано с «Деназеном», – зло. Но после того как ты ушла с Дэксом, понял, что и сам я – зло. И я виновен в том, что делал, – так же, как они. Я ведь мог сделать свой выбор, как это сделала Моника. Я мог отказаться служить им. Ты говорила, я сильный. Ничего подобного! Я слаб…
Он протянул руку и провел указательным пальцем по моему бедру к колени. Следом за его пальцем, казалось мне, ползла полоска огня.
– Я этого не заслужил.
Второй раз за эти двадцать четыре часа слезы навернулись на мои глаза.
– Прекрати, – прошептала я.
Я не знала, отчего я плачу, но комок в горле и что-то горячее, что затопило мое тело, все это говорило мне – ты должна узнать. Его глаза, такие печальные, были совсем близко. Я привстала и устроилась у него на коленях, прижавшись головой к его лбу. Вздохнув, уловила тонкий запах. Запах полей, запах леса после долгого летнего дождя. Мои руки скользнули по его плечам. Обняв Кейла, я нашла губами его губы. Первый беглый поцелуй, и я откинулась назад, чтобы посмотреть в его лицо. Я ловила на себе бессчетное количество взглядов множества разных парней, и все они смотрели на меня так, словно я была всего-навсего поводом для веселых каникул на морском побережье. Сейчас же глаза Кейла, полные огня и надежды, пожирали каждый дюйм моего тела так, словно я была само Утро Рождества. Вне времени, вне пространства; верх совершенства!
Голова моя шла кругом. Я потянулась к нему, но Кейл перехватил меня на полпути. Своими сильными руками он обнял меня и притянул к себе. Наши губы вновь сомкнулись, да как порывисто, что мы соприкоснулись зубами. Помню, когда Алекс впервые меня поцеловал, мы зубами сшиблись так, что у меня в голове загудело, и препротивно.
Руки Кейла были повсюду: на моей шее, на лице, сзади, под тканью моего ночного топа – плоть к плоти, кровь к крови. Его губы – как они хороши! С легким ароматом мускатного масла, жевательной резинки и еще чего-то неповторимого. Неповторимого, как сам Кейл. Его пальцы скользили вверх по моему лицу, тонули в волосах. Я снова откинулась назад – несмотря на его протесты – и сорвала с себя топ. Долю мгновения он смотрел на меня, затем притянул к себе, и мы упали на кровать.
Когда я наконец пришла в себя, мы лежали поперек кровати, сплетясь ногами.
– Я этого не заслужил, – услышала я дрожащий голос Кейла. Он посмотрел на меня, и взгляд его, полный боли, заставил меня содрогнуться. – Я не заслужил этого после всего, что сделал, – повторил он.
– Иди ко мне, – прошептала я.
Кейл сел рядом, и я стала гладить его шею и плечи. Я помнила, что он рассказывал о своих тренировках, о бесконечной работе с тяжестями и занятиях боевыми искусствами. Он был в изумительной форме. Мой указательный палец скользнул вниз по его груди, и я с трудом подавила нервную дрожь. С каждым моим прикосновением его дыхание становилось все чаще. Я ощущала, как мощно бьется сердце в его груди, а он приникал ко мне, словно боясь, что я его покину.
Широко раскрытые глаза Кейла встретились с моим взглядом; его ладони гладили мое лицо, обнаженную шею; его прикосновения пронзали меня словно электрическим током, который струился вниз по моей шее, плечам, и дальше, вниз, к самым кончикам пальцев. Я выгнула спину, подчиняясь силе его объятий, а он все прижимал и прижимал меня к себе, и его ногти в отчаянии вонзались мне в спину.
Но я сопротивлялась ему с лукавой улыбкой на губах – просто посмотреть, что он станет делать.
И я не была разочарована.
– Пожалуйста, – хрипло прошептал он, притянув меня на кровать и перевернув на спину. – Прошу тебя…
Я хотела сказать, что ему не нужно просить, я сама хочу этого не меньше, чем он, но то, что он стал делать, меня остановило. Спустившись ниже, Кейл пропустил одну руку под изгиб моей спины, другой же взял мою руку и, переплетя свои пальцы с моими, положил на низ моего живота. Когда он принялся ласкать меня, тихий стон вырвался из его груди.
Под утро ветер за окном усилился. Кейл наконец задышал ровнее. Я обвила его руками и закрыла глаза.
– Теперь, Дез, я понимаю, – прошептал он сонно, – теперь я понимаю, что это значит – держаться за руки.
13
Еще не открыв глаз, я поняла – Кейл ушел. Без него, без его дыхания в комнате было тише. И холоднее.
Я подняла с пола мой топ и натянула через голову. Воспоминания о прошедшей ночи заставили меня вспыхнуть. Я была готова идти дальше, вероятно, до самого конца, но то, что произошло между нами, каким-то образом оказалось гораздо более интимной вещью, чем секс.
Приведя себя в порядок, я побрела в ванную. С глупейшей улыбкой на физиономии приняла душ, почистила зубы и высушила волосы, все время думая только о Кейле. Открыв дверь ванной комнаты, я выпустила из нее пар. Как только воздух прояснился, прояснилась и моя голова. Мне предстоит работа. Работа, требующая сосредоточенности. Пора!
Папашку я нашла внизу, на кухне, за обычным завтраком: чашка кофе, пшеничная лепешка с джемом и «Нью-Йорк таймс».
– Привет! – кивнула я.
Вытащила чашку из кухонного шкафа. В молчании он смотрел, как я сливала в чашку оставшийся в кофейнике напиток.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала я, пригубив из чашки. – Не о вчерашнем, а вообще.
Подняв на меня глаза, он кивнул.
– Мне кажется, я как будто потерялась, и мне нужно снова взять себя под контроль, – начала я. – Возможно, у меня это наследственное, от тебя. Когда эти ублюдки связали меня и держали взаперти, да еще угрожали, я почувствовала, что теряю контроль над собой. Мне нужно вернуть чувство равновесия.
Он отложил газету и, положив руки на стол, откинулся в кресле. По тому, как слегка искривились его губы, и по легкому наклону головы я поняла, что овладела его вниманием.
– Что ты имеешь в виду под равновесием?
– Я должна что-то предпринять. Эти люди, там, и один бог знает, сколько их…
Речь моя была сбивчивой, но я продолжала:
– И я боюсь, что только об этом и буду думать, и видеть все это, когда закрою глаза хотя бы на минуту…
– И что конкретно ты предлагаешь?
– Возьми меня в «Деназен». Эти подонки вбили в мою голову какую-то ужасную ложь, и мне никак от нее не избавиться. Ты можешь помочь мне, если покажешь все как есть.
Я резко поставила чашку на стол, выплеснув половину содержимого.
– Мне нужно знать правду!
Он долго молчал, в упор глядя на меня. Мне казалось, что я говорила убедительно, но что по этому поводу думает папашка – вот вопрос. Лицо его оставалось бесстрастным, и я начала подумывать, что он раскусил меня, но тут он медленно улыбнулся:
– Иди, обуйся.
* * *
Когда мы заехали на парковку, я поняла, что никогда еще здесь не бывала. Отец работал на «Деназен» уже бог знает сколько времени, но никогда, даже до нашего, так сказать, официального разрыва, я не бывала в его офисе.
Молча мы покинули машину, молча поднялись по лестнице и остановились перед стеклянными дверями, ведущими в вестибюль. Человек по ту сторону дверей, увидев меня, удивленно вскинул брови, протягивая отцу клавиатуру и авторучку.
Вестибюль купался в чистом белом свете, заливавшем все пространство от деревянных полов цвета вишни до соответствующего цвета драпировок на окнах. По обеим сторонам располагались кабины лифта, одна серебряного цвета, другая – белоснежная.
Папашка написал свое имя на листе бумаги, посмотрел на часы и показал на белый лифт:
– Пошли.
Кнопок у лифта не было, только на стене тоненькая полоска с прорезью – как для кредитной карточки. Папашка достал из внутреннего кармана маленькую карточку, провел ею через прорезь. Двери лифта открылись. Я подождала насколько секунд и, когда ничего не произошло, спросила:
– Ну и что?
– Терпение, – ответил папашка.
Пробежала еще минута, прежде чем раздался громкий жужжащий звук, напоминающий звук работающего пылесоса. Открылись еще одни двери. Папашка показал на них и вошел.
– Вот настоящий лифт, – сказал он.
Откашлявшись, произнес:
– Четвертый этаж.
В удивлении я вошла вслед за ним; с легким щелчком двери за нами закрылись, лифт дрогнул и двинулся вверх.
– Лифтом можно управлять только этой персональной карточкой, – объяснил папашка. – Без нее он даже не закроется. А подняться ты можешь не выше, чем позволяет твоя категория доступа.
Быстро поднявшись на нужный этаж, мы вышли в пустой белый коридор и прошли через стальные ворота к единственной двери на другом его конце. Мы шли молча, и мне страшно хотелось заполнить эту зловещую тишину вопросами, тем более что накопилось их у меня с миллион, но нужно было вести себя осторожнее и ничем себя не выдать. Как только мы вошли, все изменилось.
Наш вход в здание напоминал эпизод из какого-то сюрреалистического фильма, но суета и гам, которые здесь царили, уже ничего не напоминали. Длинный ряд столов по сторонам напоминал колл-центр благотворительной организации в пик кампании по сбору средств. За каждым из столов кто-нибудь непременно говорил по телефону, размашисто что-то записывая на листах бумаги. Никто даже головы не поднял, когда мы вошли.
В центре зала был стол регистрации, над которым висела большая вывеска со словами «Регистрация здесь». За столом пышная брюнетка с полной пастью белоснежных зубов одарила папашку соблазнительной улыбкой:
– Доброе утро, мистер Кросс.
Папашка кивнул и вернул брюнетке одну из редких своих улыбок:
– Привет, Ханна.
– Новое приобретение? – спросила она, окинув меня взглядом, от которого могли мурашки пойти по коже. Ясно, что она подумала про Шестых.
Он рассмеялся:
– Нет, это моя дочь, Дезни.
Ханна прищелкнула языком и сочувственно кивнула:
– Бедняжка, на которую напали Шестые?
– Никто на меня не нападал! – выпалила я, на мгновение забыв, что мы с Шестыми враги и нас разделяет стена. – Я имею в виду, я им показала, кто я такая.
– Конечно показала, – отреагировала Ханна, а сама не без ехидцы улыбнулась, дескать: говори, говори, детка!
– Пожалуйста, сделайте для нее временный желтый пропуск. Этот день она проведет с нами, – распорядился отец. Ханна потерла свои пухлые ладони и хихикнула:
– Тебе будет здесь интересно!
Я изобразила улыбку, надеясь, что она не будет слишком уж фальшивой:
– Еще бы!
Папашка тем временем указал на дверь:
– Нам сюда.
Мы вышли из зала и пошли направо, где нас ждали еще лифты, на этот раз с зелеными дверями. Оказавшись в лифте, папашка произнес:
– Пятый этаж.
И через мгновение пояснил:
– Все лифты в здании закодированы определенным цветом, соответствующим категории доступа. Первые три этажа – серебряные, для юридической фирмы. Четвертый этаж, приемная «Деназена» – белая. Все служащие «Деназена» обязаны пройти через приемную перед тем как направиться в другие зоны здания. Там же и кафе. Пятый этаж, куда мы сейчас идем, зеленый.
– А что на зеленом?
– В «Деназене» десять уровней. На пятый этаж поступают новые Шестые. Здесь их принимают и обрабатывают. Здесь же служба безопасности и мой офис.
Лифт дернулся и остановился. Двери открылись, и перед нами предстал коренастый человек, на котором был синий в узкую полоску костюм – точь-в-точь такой, как на людях, которые настигли нас у Курда. Человек улыбнулся, при этом его пухлые щеки растянулись и превратили маленькие глазки в щелочки.
– Мистер Кросс, – проговорил он. – Нам только что вернули сто четвертого. Полный успех!
Папашка кивнул, и мы вышли из лифта.
– Отлично, – проговорил он. – Пусть его поместят на восьмой уровень.
– На восьмой, сэр? – переспросил человек. – Разве мы обычно не на седьмом его держим?
– Держали. Пока он не превратил в пепел служащего, который приносил ему обед два дня назад. Пусть остается на восьмом до дальнейших указаний.
Папашка повернулся ко мне:
– Следуй за мной и не отставай ни на шаг.
Пухлые щечки не обратили на меня никакого внимания. Когда мы отошли, человек в костюме повернулся к кому-то и лающим голосом стал отдавать приказания.
– Кого это здесь превратили в пепел? – ошарашенно переспросила я.
Мы остановились перед дверью в конце коридора. Папашка достал свою карточку, которой пользовался у лифта, и провел ею через прорезь у двери. Дверь отворилась, и мы вошли.
– Сядь! – Он указал на массивный красного дерева стол, по обеим сторонам которого стояли мягкие кресла. Когда мы уселись, он принялся объяснять: – Эти Шестые очень опасны, если их не контролировать. Но если с ними провести курс подготовки, а потом правильно использовать, они могут быть полезны. Мы приводим их сюда, готовим тех, кого можем, и поселяем здесь. В обмен на пищу, кров и защиту они работают на нас.
Какое дерьмо! Пища, кров и особенно защита! Скорее – голод, клетки и мучения.
– И что, они все – ваши служащие?
– Некоторые – да. Им обеспечивается комфорт и все удобства жизни в обмен на их услуги. В силу самой природы нашей работы они вынуждены жить здесь – они могут быть востребованы в любой момент в течение суток. Другие же, опасные, которых мы не можем реабилитировать, содержатся здесь ради их же собственного блага. Тот парень, которому ты помогла бежать, был одним из них.
Ну папашка! Даже здесь пытается мне внушить, что я сука, и больше ничего. Помогла бежать. И все? А то, что этот парень взял меня в заложники? То, что он пытался меня убить?
Ну подожди! Сука сумеет тебе отплатить! Я поняла, что пришло время задавать вопросы. Изобразив ужас на лице, спросила:
– А что конкретно он сделал? Прикоснулся к кому-то и тот умер? Обуглился и превратился в пепел?
– Прикосновение девяноста восьмого разрушительно. Ты имела несчастье быть тому свидетелем. Это прикосновение приносит мгновенную смерть любой органике. Люди, растения, любые живые существа разрушаются в результате простого контакта с его кожей.
Папаша посмотрел на меня со странной смесью любопытства и алчности во взгляде:
– Все, за исключением тебя.
Он не сводил с меня глаз. Такой же взгляд, помню, был у моего учителя по английскому, мистера Паркса, когда, помахав перед нами выигрышным лотерейным билетом, он выбежал из класса.
– Но почему? – спросила я, откинувшись в кресле и забросив ноги на стол. – Не то чтобы я не рада, но – почему же я-то не обуглилась?
Папаша посмотрел на мои ноги, но не стал к ним цепляться, а просто ответил:
– А вот это очень интересный вопрос.
После довольно неприятных провокационных расспросов папашка повел меня на экскурсию по пятому и шестому этажам. Это был Центр Подготовки и Исследований. Я увидела молодую женщину, которая простым взглядом прожигала отверстие в бетонном блоке, мужчину, который мог превращать свою кожу в лед, маленького ребенка, который на моих глазах стал голубым с золотыми перьями попугаем. Если бы не знала о таком заранее, я, конечно, была бы в шоке. Что касается других этажей, то папашка сказал: все, что касается содержания и размещения Шестых, выходит за пределы моей категории доступа. И все – как отрубил.
Когда мы вернулись к лифтам, папашка достал свою карточку. Двери открылись, мы вошли, и он хотел уже провести карточкой через прорезь, когда я протянула руку и выхватила ее из его пальцев.
– Классная у тебя картинка! – воскликнула я, крепко держа карточку. Пластик был холодным, гладким и слегка гнулся. Забравшись свободной рукой в задний карман, я нащупала свою желтую карточку доступа – ту, что получила на входе. Тут же почувствовала в своих висках мощный режущий удар и приступ тошноты, от которых у меня на мгновение перехватило дыхание. Папашка как будто ничего не заметил. Я вернула ему карточку, он провел ею и сунул в карман пиджака. Я мысленно похлопала себя по плечу. Я сделала это! Это было классно!
Когда мы вернулись на четвертый этаж, было уже почти два. У папашки оказались какие-то дела, и он предложил мне самой пойти перекусить. Я уже собиралась отправиться к лифтам, когда кто-то плюхнулся в кресло рядом со мной:
– Привет! – произнес веселый голос.
Я крутанулась в своем кресле и увидела парня примерно моих лет, с каштановыми волосами и глубоким вдумчивым взглядом.
– Привет, – ответила я.
Глядя прямо мне в глаза и улыбаясь, он протянул руку:
– Я Флип. Никогда тебя здесь не видел. Новенькая? Первый день?
Он тараторил, откусывая от кончика неочищенной морковки.
– Я здесь с отцом, с Маршаллом Кроссом.
– Ты дочь Кросса? – Он просиял: – Твой отец – классный!
Вот восторженный дурачок!
– Похоже, ты его фанат! – сказала я.
– Еще бы! Твой отец – великий человек. Он все делает для нас.
Флип залился радостным смехом. Потом спросил:
– Я полагаю, ты Нулевой?
– Нулевой?
– Так мы здесь называем не-Шестых.
Прикольно!
– Тебе тут понравится. «Деназен» – забойное местечко.
– Ты серьезно?
Я не могла скрыть удивления. К счастью, Флип был слишком занят собой, чтобы заметить это.
– Еще как серьезно! Мы тут все крутые супергерои. Выходим наружу, чтобы вести великую борьбу. Ну, типа, делаем мир более безопасным местом для обитания человечества.
Он склонился ко мне:
– Мы уничтожаем плохих парней и восстанавливаем порядок. Мы – как люди-икс или как Лига Справедливости. Въехала?
Интересно, не доконает ли Флипа когда-нибудь его же словесный понос?
– Так они хорошо с вами обращаются? – спросила я.
– Ты что, шутишь? Я был бездомным. Совершенно не понимал, что к чему. «Деназен» нашел меня, дал мне дом, научил меня всему, что я могу делать со своими способностями. К тому же мы тут, типа, – он понизил голос, – иногда помогаем правительству.
Вот чертов энтузиаст!
– Так вы тут не пленники?
Он посмотрел на меня как на чокнутую:
– Пленники?
– Ну, вы можете уходить-приходить, когда хотите?
Флип замешкался, потом сказал:
– Ну, вообще-то, почему бы и нет… но мы этого не делаем. Нам здесь безопаснее. – Выражение его лица стало задумчивым: – Там, снаружи, много всякого дерьма. «Деназен» насолил очень многим плохим парням. У него много врагов. Мы иногда выходим наружу, гуляем, а заодно практикуемся в выборе цели. Но здесь мы в безопасности. «Деназен» защищает нас.
– В обмен на ваши услуги, – сказала я, пытаясь скрыть сарказм. Если бы я не знала, как реально обстоят дела, если бы я не повстречала Кейла, чепуха, которую изливал на меня Флип, показалась бы мне больше похожей на правду. Но я уже заглянула по ту сторону маски и знала правду. Теперь, если получится, об этом узнают все и каждый.
– И у вас все получается?
Он хмуро усмехнулся:
– У большинства да. Хотя есть и такие, кто не хочет сотрудничать. Есть и опасные. Если Шестой начинает вредить людям, его доставляют сюда и приводят в чувство.
Это и есть реабилитация.
– А если привести в чувство не получается? – спросила я.
– У полиции есть тюрьмы? Есть. Здесь то же самое. Любой, кто использует свои возможности для массового убийства, – преступник.
Флип посмотрел на часы:
– Черт побери! Опаздываю в зал, играть с железом.
Он встал и подмигнул мне. Он держал во рту морковку как сигарету. Махнув мне на прощание, сказал:
– Они помогают нам быть в форме. Я сейчас как магнитный живчик, это точно!
Я улыбнулась:
– Приятно было познакомиться, Флип.
Проводив его взглядом, я вздохнула с облегчением. Пора браться за дело. Теперь, когда поле свободно, я отправилась к лифтам. То, что я собиралась сделать, было рискованно, но в этом крылась моя единственная надежда: нужно было любым способом забраться в офис папашки.
Зря они пытались не пустить меня на тусовку Шестых. Не знали, с кем имеют дело. Когда мне было семь, дядя Марк взял меня на предрождественский шопинг. Я прихватила с собой свою старую куклу, Бри. В магазине я увидела совершенно новенькую Барби, которую мне край как захотелось получить, и я принялась упрашивать дядю ее купить. Конечно он отказал – с деньгами было туго. Когда же дядя Марк пошел расплачиваться, я прокралась назад. Схватив эту красивую новую куклу, я пожелала, чтобы моя старая подружка стала такой же красивой, была бы в таком же белом струящемся платье и с такой же сияющей короной, венчающей тяжелую массу золотых волос. Когда я посмотрела на Бри, она была абсолютной копией Барби.
Став старше, я поняла, как это работает. Я могла сделать любой объект идентичным любому другому, коснувшись оригинала. Главное, чтобы общие размеры совпадали. Я много экспериментировала и обнаружила, что мои возможности безграничны. Если у меня был сандвич с тунцом, а я хотела чизбургер, проблем не было – сандвич становился тем, чем нужно. Если я хотела пива, а у меня была содовая, беспокоиться было не о чем. Нужно было только пожелать, и в стакане появлялась желанная жидкость.
Вы думаете, что я тут же стала использовать свои классные способности направо и налево? Любой тинейджер, если бы имел неограниченную возможность сразу получить то, что хочет и когда хочет, наверняка сошел бы с ума.
Я сразу поняла: лучше держать язык за зубами, и никому – ни слова. К тому же была еще и боль, в качестве довеска к моим способностям. Каждый раз, когда вытворяла это, я чувствовала себя так, словно мои мозги вытаскивают через ноздри рыболовными крючками. При этом, конечно, размер предмета имел значение: чем больше предмет, тем сильнее боль. Когда тебя выворачивает от боли только оттого, что ты превращаешь что-то во что-то, а это что-то – размером с кубик льда, нужна очень веская причина, чтобы этим заниматься.
В прошлом году папашка купил новый пятидесятидвухдюймовый плоский телевизор, и телек доставили домой, пока его не было дома. Я пришла с парнем, с которым познакомилась на рейверской тусовке, и мы телек кокнули. Нечаянно, но это дела не меняло. Отослав приятеля, я сбегала в гараж, притащила оттуда картонную коробку, и – вуаля! Новый телевизор.
Труднее всего оказалось избавиться от обломков оригинала, а еще – от бешеной головной боли и нестерпимой тошноты. Они мучили меня целый день.
Я никому об этом не говорила. Да и что бы я сказала? Привет, меня зовут Дез, я – тайная фабрика по исполнению желаний? Желание в одной руке, исполнение – в другой. Нет уж. Это могло пригодиться, но только в случае острой необходимости. Потом, когда я услышала о парне, которого забрали с Самрана, и с тех пор о нем никто ничего не слышал, у меня появилась вторая причина держать язык за зубами. Я была чертовски напугана.
Когда Кейл рассказал мне о моей маме и о том, что она умеет делать, я едва сдержала улыбку. Хоть я с ней никогда не встречалась, теперь я почувствовала себя не такой одинокой. Оказывается, мы с ней похожи не только внешне. Да уж, мама и дочка – два сапога пара. Может, мне тоже стоит попробовать превратиться в кого-то еще? Только вдруг обратное превращение не получится? А уж боль, которая сопровождала бы это превращение, я и представить не могла. Наверняка эта боль меня бы убила.
Сейчас я безумно рисковала. Это все равно как если бы я устроила стрельбу в полицейском участке – вот на что было похоже то, что я собиралась сделать. Папашка запер маму в «Деназене» из-за ее способностей. Что он сделает со мной, если обнаружит мои?
Я провела карточкой по щели и произнесла:
– Пятый этаж.
В глубине моего сознания таился страх: вдруг моя уловка не сработает; вдруг, как только я воспользуюсь поддельной карточкой, завоют сирены и замигают тревожные огни, и все здание превратится в кишащий охранниками муравейник? Но двери закрылись, лифт дернулся, пошел вверх, и на меня накатила волна успокоения.
Я знала, что мне предстоит непростая работа – смешно было бы предположить обратное, и лучшим местом, с которого можно начать поиск информации, был офис моего папашки. Без всяких заморочек моя новая карточка опять сработала. Я вошла, закрыла за собой дверь и направилась к шкафу с папками.
Двадцати минут хватило, чтобы просмотреть папки на полках у папашкиного стола. Счета по деловым операциям, несколько личных дел сотрудников – им полагалась прибавка к зарплате. Но никаких сведений о том, сколько всего Шестых у «Деназена» и кто они такие. Оставались ящики стола. Когда я протянула руку, чтобы открыть верхний, раздался голос:
– Какого черта ты здесь делаешь?!
Кровь застыла в моих жилах. Я подняла глаза и увидела своего взбешенного отца.
