Текст книги "Грешный любовник"

Автор книги: Джулия Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Мои соболезнования в связи с твоей утратой, – посочувствовал он ей по-итальянски, просто чтобы убедиться.

Голубые глаза откровенно встретили его взгляд, и она без заминки ответила на том же языке:

– Я стараюсь платить свои долги, мистер Давенби. Я удовлетворил требования кредиторов моего отца. Если возможно без ущерба для моей чести, я компенсирую вам то, во что, по вашему мнению, я вам обошелся.

Дав отпил вина, все так же глядя ей в глаза, и снова заговорил по-английски:

– То, во что ты мне обошелся, компенсировать нельзя, и я отказываюсь понимать, как бы ты мог взяться за дело.

Она опустила глаза, чтобы разрезать яблоко на аккуратные ломтики. Следя за ее руками, он почувствовал, что, если бы его не связывала до сих пор своего рода верность Мег и если бы не желание разгадать игру молодой особы, он бы показал «Джорджу» прямо сейчас, что, несмотря на ее маскарад, он видит ее насквозь и то, что он видит, ему нравится.

– Ах да, – проронила она. – Ваша любовница. Вам ее будет не хватать сегодня ночью.

Он улыбнулся – слова ее и в самом деле развеселили его, хотя и не смягчили его гнева. Совсем не то сказал бы мужчина, если бы обратился к другому мужчине.

– Да. И очень сильно.

– Так вы не считаете, что воздержание способствует спасению души?

– Я полагаю воздержание противоестественной мерзостью.

– Потому что вам нравится блуд? – Уголки ее губ приподнялись в улыбке, и она процитировала: – «Брак был предписан как средство от греха и ради избежания блуда, дабы те, кто лишен дара сдержанности, могли бы вступать в брак и содержать себя вдали от скверны». Вам следует жениться, мистер Давенби.

На сей раз он не сдержался и расхохотался вслух.

– Ей-богу! Ты же цитируешь из проповеди по случаю церемонии бракосочетания! Неужели ты женат, Джордж?

Она провела пальцем по краю бокала. И улыбнулась в ответ.

– Нет.

– Ну и то слава Богу! Жена и орава вопящих детишек очень бы осложнили наши взаимоотношения. Ты уже понял, друг мой, что попал в холостяцкий дом, и порядки в нем отличаются прискорбной распущенностью.

– Меня скорее поразило, что все предметы обстановки выбраны преимущественно со вкусом и любовью к красоте, – заметила она. – Вы неравнодушны к прекрасному?

– Ты проницателен, мой друг. – Он налил ей еще вина. – Но все предметы здесь – особенно те, что отличаются красотой, – создавались ради того, чтобы удовлетворить самым низменным нуждам мужчины.

В глазах ее мелькнула настороженность, но она заметила с вызовом:

– За исключением англиканского служебника?

– Напомни мне, чтобы я никогда больше не запирал тебя в одной комнате с молитвенником.

– Я бы предпочел, чтобы меня вообще больше не запирали.

– Все зависит от твоего поведения.

– О, – протянула она. – А я думаю, что мое будущее в данный момент целиком и полностью зависит от вашего каприза. И зачем вы берете на себя труд предостерегать меня, что вы обладаете всеми обычными слабостями нашего пола, поскольку и без предупреждения это до болезненности очевидно, сэр, с самого начала.

– Слабостями?

– Вы не можете жить без женщины, которая делила бы с вами постель. Такая страстная приверженность плотским утехам делает мужчину уязвимым.

Он дал знак лакею убирать скатерть и подавать бренди.

«Неужели она и в самом деле верит, что в сексуальном плане мужчины уязвимее женщин?» – думал он. Такая идея вдруг показалась ему просто неотразимо привлекательной – она определенно так и манила позволить себе немного безнравственности.

Лакей вышел из комнаты. Они поглядывали друг на друга поверх полированного красного дерева стола.

– Так ты уверен, что женщины никогда не испытывают отчаянного желания предаться любовным утехам?

– Не так, как мужчины, – ответила она. – Мужчины страстно жаждут любви. Женщины только дают ее. Мужчина превращается в сущего шута горохового из-за своих желаний, чего никогда не происходит с женщиной.

– Если такое и бывает, – заявил он, – то означает только, что женщина, о которой идет речь, еще не повстречала подходящего мужчину.

Свечи стали догорать, а сгущающийся полумрак создавал интимность. С Мег эта часть вечера всегда так мило и так неотвратимо превращалась в приготовление к постели. В каком-то уголке его сердца мысль о ней ныла как заноза.

– А вы всегда оказываетесь подходящим мужчиной?

– Всегда, – ответил он, в основном чтобы подзадорить ее. – А ты нет?

Предательский румянец разлился по ее щекам.

– Я не могу позволить себе заключить с вами пари, сэр. Но вы не правы. И если вы искренне убеждены в своей правоте, то ваши любовницы всегда лгали вам.

– Но всякому молодому человеку должно посвятить себя изучению способов, какими можно доставить удовольствие женщине в постели.

– Неужели вы станете подбивать меня исследовать грех? – Жилка на ее шее пульсировала сильно и часто. – И когда же надлежит приступать к обольщению, сэр? Может, во время разговора за обеденным столом?

– Почему бы и нет? Все твое внимание сосредоточивается на том, чтобы дать ей понять, какой прекрасной она является для тебя и как сильно ты желаешь ее. Такое поведение называется – флирт. Если она желает тебя, дыхание ее станет немного чаще. Ее щеки вспыхнут румянцем. Как только ты прочтешь приглашение в ее глазах...

– Полагаю, далее следуют касания? – спросила она. – И в каких местах?

– В каких бы ни пожелала женщина. – Он поглаживал ножку своего бокала и смотрел ей прямо в глаза. Он начинал входить во вкус. – Тело женщины – священный храм, содержащий в себе множество прелестных местечек, каждое из которых так и просит мужского поклонения.

Зрачки ее расширились, так что глаза казались совершенно черными, как агат. Она повернула голову, и сверкнула белая обнаженная кожа: то место, где гибкая длинная шея соединялась с мочкой уха.

Увидеть один раз мельком ее нежную женскую плоть оказалось достаточно для того, чтобы он почувствовал прилив желания.

Рука ее, когда она потянулась к графину, чуть заметно дрожала, дыхание стало прерывистым.

– Но если уж вы желаете обучить меня приемам записного повесы, сэр, то скажите мне: как долго надлежит задерживаться в подобных местах?

– Столько, сколько потребуется ей, чтобы решиться предложить кавалеру перейти к еще более сладостным местам.

Она снова посмотрела на него, на щеках ее появились алые пятна.

– Зачем же ждать, пока она предложит? Отчего просто не взять то, что вам надо?

Он знал, что его собственные зрачки расширены не хуже, чем ее, а лицо горит таким же лихорадочным румянцем. Его воображение, словно подстегнутое безумием, рвануло вперед.

– Что мне надо? Мне надо, чтобы ее язык отчаянно стремился переплестись с моим, чтобы ее соски неутомимо напрягались навстречу моей ладони. Мне надо услышать, как она постанывает, оттого что один холмик не в силах более выдерживать моих ласк, другая же грудь молит о том, чтоб и ее не обошли подобным вниманием. Мне надо, чтоб она начала умолять мой язык приступить к исследованию...

Графин с бренди со стуком опустился на стол.

– Однако вы и тут сохраняете свой хваленый контроль над собой?

– Контроль? Да. Но над собой, не над нею. Даже когда она предлагает моим рукам и губам самое сладостное место из всех – меж ее ног.

Она прикусила свою нижнюю губу.

– И вы ни на мгновение не оказываетесь в полной ее власти?

– Конечно, оказываюсь. Но и она равным образом оказывается в моей: когда потрясающая до основания потребность встречается с другой потрясающей до основания потребностью, когда пламя чувственности охватывает нас и начинает переплавлять в одном и том же тигле. Однако несмотря на мой интенсивный пыл, я жду ее, потому что любовные утехи сладостнее всего тогда, когда дама задает темп.

– Так вы манипулируете женщиной. – Она сжала пальцами бокал. – Тут-то вы и превращаетесь в ее раба. Она никогда не будет так же отчаянно страдать от желания, как вы.

– Нет, будет. Если мужчина ни разу не заставил женщину желать его столь же страстно, как он желает ее, значит, он чертовски эгоистичный любовник.

Она рывком поднялась и наклонилась над столом, обеими ладонями упираясь в полированное красное дерево.

– Однако леди Грэнхем, невзирая на ваше хваленое постельное искусство, рассталась с вами довольно решительно, не так ли?

– У Мег не оставалось выбора. – Хотя кровь бушевала в его жилах, он поставил свой бокал на стол. – За что мне, кстати, следует благодарить тебя и твою невзрачную малолетнюю горничную.

– Так сколько времени вам нужно, чтобы заставить любую даму молить о продолжении, сэр? Одна ночь? Несколько? Так как я не в состоянии удовлетворить ваши низменные желания сам, то не угодно ли вам приказать, чтобы я как сводник пошел на улицу, дабы обеспечить вам проститутку на сегодняшнюю ночь?

Он окинул ее взглядом с головы до ног.

– Как насчет высокой дюжей женщины, темноглазой, как цыганка, и пугливой, как мышка? Я питаю отвращение к дерзким женщинам.

– Ноги длинные или короткие? Ресницы густые? Грудь большая?

Он чуть не задохнулся.

– Очень мило с твоей стороны предложить свои услуги, но я предпочитаю сам добывать себе любовниц.

– Так какую же службу я могу сослужить для вас, сэр, в возмещение моего долга? Вы ведь не позволите мне просто так взять и уйти отсюда?

Дав подождал, пока биение сердца успокоится и возбуждение сойдет на нет.

– Почему бы и нет? Именно так я и собираюсь поступить, так как уже время ложиться спать.

– А что же будет со мной?

Он встал, подошел к камину и снял с себя белый пышный галстук, все время наблюдая за ее отражением в зеркале над камином. Чувство мучительного сожаления пронзило его, затмив владевшие им смесь гнева и веселья. Ему ужасно не хватало Мег. И ему предстояло сегодня лечь в холодную пустую постель. И что же делать с молодой особой, как узнать ее подлинные мотивы?

– Что, черт возьми, вы могли бы предложить мне такого, чего я не смог бы получить в другом месте, причем с большей легкостью и с меньшими затратами? – Неширокий кусок полотна свисал с его пальцев, когда он повернулся к ней. – Вот, возьми. Вся кровь отлила от ее лица.

– Так вы позволите мне выиграть пари?

– Почему бы и нет? Похоже, сегодня уж такой выдался вечер, что проходят любые вольности. И дабы уравновесить кое-какие твои вольности, я взял на себя смелость перевезти твои пожитки. Мадемуазель Дюбуа уже уютно устроена в вашем новом жилище. Две сотни гиней, полагающиеся за овладение моим галстуком, помогут тебе оплатить счет.

– Что вы сделали? Куда вы отвезли ее? – неловко заметалась она.

Он улыбнулся ее возмущенным голубым глазам, подумав: а интересно, что она станет делать, если он сейчас возьмет да и поцелует ее, со всей силой гнева и обиды, владевших им?

– Боже мой! Да я просто переселил ее в другое место, более подходящее, чем гнусная дыра, которую выбрал ты. Тебя отнесут туда в портшезе.

Он сложил галстук, взял ее руку и вложил белую ткань в ее ладонь.

– А мой долг?

– Он по-прежнему за тобой.

Он еще раз окинул взглядом ее фигуру и храбрый профиль, отложив в памяти все до последней детали.

– По-моему, мой друг, – предположил он, – тебе известно, где находится входная дверь. Так ты не стесняйся и воспользуйся ею.

Дав поклонился и вышел из комнаты, однакосразуже прислонился к стене коридора, еле сдерживая смех. В комнате между тем не раздавалось звяканья серебра, рассовываемого по карманам. И не слышался звон убираемых ею хрустальных бокалов или позолоченных подсвечников, хотя она приметила и оценила все имеющееся в доме. Вместо того негромко прозвучали ее шаги – вперед-назад, как если б она прохаживалась по комнате в глубокой задумчивости.

Как он и думал, это отнюдь не простая воровка, хотя она и похитила у него душевный покой.

Он прошел в свой кабинет, сел за письменный стол и достал бумагу и чернила.

Открыв крышку серебряной чернильницы, он написал:

«Моя дорогая Мег, благодарю тебя за дары, хотя они и слабо компенсируют отсутствие твоего общества. Душа моя источает яд подобно яри-медянке из-за Хартшема. Будь же добра с этим мальчиком. Еще только один маленький вопрос, который, помимо отсутствия твоей сиятельной особы, не даст мне спать все ночь. Я навеки у тебя в долгу, если ты перешлешь ответ с моим слугой».

Он снова обмакнул перо в чернила, перед тем как перейти к сути дела.

«Не могла бы ты сообщить мне, моя дорогая, по какой причине ты прибыла в мой дом так рано, если мы договаривались отобедать вместе в девять? Засим остаюсь смиреннейшим, покорнейшим и понесшим самую тяжкую утрату из всех слуг вашего сиятельства, Роберт Давенби».

Лакей взял записку и, получив приказ дожидаться ответа, ушел. Дав подошел к окну и выглянул на улицу. Было уже совершенно темно. Возле дальнего конца улицы он увидел в ярком свете каретного фонаря, как исчезает за углом портшез с его недавней гостьей. Он закрыл глаза и позволил себе вызвать в памяти каждый из ее тонких пальцев, движение ее головы, нежную кожу и свирепый взгляд. Он еще чувствовал аромат женщины, едва различимый за запахом пудры, вспоминая вспышку страстного интереса в ее глазах, которую ей не удалось скрыть.

Он хотел эту женщину и не считал свое желание слабостью.

Он был слишком практичен, слишком опытен и слишком циничен, хотя несмотря на возбуждение, испытываемое к гостье, он заметил и легкость, с которой она переходила с языка на язык – английский, итальянский, французский, – и непринужденность, с какой она управлялась с замысловатой сервировкой стола. Однако ни один из его поступков, ни одно из его высказываний, какими бы возмутительными они ни казались, не шокировали ее по-настоящему. «Джордж» изучила не только манеры высшего света, но и повадки мужчин. Вероятно, решил Дав, она вдова или куртизанка, либо то и другое вместе.

Она изначально планировала заинтересовать его. Теперь ей оставался только один способ перехитрить его – вдруг взять и исчезнуть без следа. Так как он уверен, что обыск комодов в его спальне ни в коей мере не непреднамеренная случайность, то и вообразить невозможно, что она действительновозьмет и исчезнет. А если вдруг... то он пострадает вдвойне.

Тогда выйдет, что он неверно оценил игру и потерял след потенциального противника.

Из его жизни исчезнет женщина, которая, вне всякого сомнения, опытна, но притом – и данное обстоятельство его возбуждало – до сих пор не знала, что такое жаждать его прикосновения.

Глава 3

Сильвия откинулась в тряском портшезе, который двое слуг тащили по булыжной мостовой. Третий возглавлял шествие в качестве факельщика. Она глубоко вдохнула морозный воздух и постаралась не обращать внимания на свое возбужденное состояние.

Первый раунд – за кем он? Она чувствовала себя так, будто только что прошла суровое испытание, однако ничем не выдала себя. Если бы она обнаружила слишком сильное желание уйти, он бы обязательно задался вопросом: а что, собственно, составляло истинную причину ее появления в его доме? Но если бы она позволила себе удалиться с явной неохотой, то такое поведение возбудило бы у него еще большие подозрения.

Язва, а не человек!

Пока ей не удалось узнать ровным счетом ничего, кроме того, что он умен, очарователен, дьявольски самоуверен и наделен лицом и телом, которые женщины должны боготворить. «Тело женщины – священный храм, содержащий в себе множество прелестных местечек...»

Его галстук лежал, сложенный, у нее в руке. Бездумно она поднесла лоскут ткани к своему лицу. Запах свежевыстиранного белья и дразнящие, едва ощутимые отголоски запаха мыла для бритья и экстракта коры орешины. И еще на нее дохнуло крепким ароматом чистой мужской кожи. Дрожь пробежала по позвоночнику. В отличие от нее он мужчина. Настоящий. И опасный.

Как ужасно, что она подпала под власть явившегося непрошеным влечения. Он привлекателен и знает, как угодить возлюбленной! Ну и что? Она знала других любовников. Однако ни одному мужчине не удалось пока еще увлечь ее.

Она выглянула из оконца портшеза посмотреть на лондонскую толчею, кипевшую во тьме и полумраке улиц, перемежавшихся то ярким светом фонаря или факела, то тусклым сиянием масляных уличных светильников. Толпы заполняли тротуары. Кареты с грохотом катили мимо. Вне всякого сомнения, он приказал, чтобы за ней проследили.

Она вызывающе усмехнулась и, высунувшись в оконце, дала носильщикам новый адрес. И вот уже башмаки носильщиков загремели по новехонькой мостовой, сворачивая к новой площади в современном фешенебельном районе. Факельщик загасил свой факел, сунув его в открытую пасть чугунного дракона, установленного около дома именно для таких целей, затем застучал в дверной молоток. Дверь отворилась. Сильвия выбралась из портшеза и поднялась по ступенькам крыльца.

Ее тут же проводили в гостиную. Несколько дам и джентльменов повернули к ней свои пудреные головы, чтобы рассмотреть новоприбывшего. Ночная жизнь Лондона только начиналась. Сильвия застала карточную партию в самом разгаре!

– Ей-богу! – воскликнула при виде ее одна из дам. – Явился наш хорошенький юноша из «Королевского дуба» на дуврской дороге. Помните? – И она обратилась к Сильвии: – Неужели вы уже успели выполнить условие пари, сэр?

Сильвия склонилась к нежным рукам, небрежно поцеловала воздух над несколькими ценными кольцами.

– Ну разумеется, леди Шарлотта. Один предмет из личного белья мистера Роберта Давенби теперь ваш.

И она широким жестом вложила галстук в протянутую ладонь дамы. Гостиная взорвалась смехом и аплодисментами.

– Ах! – воскликнула одна из дам. – Если бы вы с той же легкостью смогли похитить для нас и самого джентльмена, сэр!

– Вина! – приказала леди Шарлотта. – Принесите вина для мистера Джорджа Уайта, а потом он расскажет нам все в подробностях. Дело идет к дуэли, да?

– Увы, мадам, – прошептала Сильвия ей на ухо, едва лакей с бокалом вина приблизился к ней. – Боюсь, я и так выпил лишнего у мистера Давенби. Я непривычен к вину.

И Сильвия, пожав плечами, состроила грустную мину. Дыхание ее до сих пор наверняка отдавало ароматом великолепного бренди Дава, в голове царила необыкновенная легкость, в сердце что-то словно рвалось ввысь.

– Мой бедный мальчик! Тебе нехорошо? Тебе нужно уединиться? – Дама обернулась к веселой компании. – Наш хорошенький друг совершенно лишился самообладания в присутствии столь многочисленного и изящного общества, дорогие мои.

И, взяв Сильвию под руку, повела ее прочь из гостиной.

– Ах, бедняжка, – ворковала леди Шарлотта, – конечно, ты устал. Может, хочешь прилечь? Моя спальня в твоем распоряжении.

«И ты сама в этой спальне?» Сильвия едва не хихикнула, подумав так.

– Увы, мадам, – заявила она без обиняков. – Меня сейчас, кажется, вытошнит.

Лицо дамы вытянулось.

– Мой милый мальчик! Тогда сюда. – И дама открыла дверь в небольшой кабинетик, где стояло большое кресло с подставкой для ног, практически кушетка. – Я пришлю горничную с тазиком.

– Вы не забудете о нашем пари, леди Шарлотта?

– Разумеется, нет! Я сейчас же напишу переводной вексель, по которому ты сможешь получить свою сотню гиней.

– Две сотни, – поправила Сильвия, с театральным видом опускаясь в кресло, и добавила уже по-французски: – Ах, мадам, я так надеялся провести очаровательный вечер в вашем дружеском обществе. Мое огорчение не знает границ.

Она застонала и быстро зажала ладонью рот.

– Да, две сотни! – Леди Шарлотта поспешно удалилась прочь.

Дверь захлопнулась. Сильвия свернулась в кресле клубочком и вцепилась зубами в кулак, чтобы заглушить душивший ее смех. Какая потрясающая удача! В замке торчал ключ. Когда явится горничная с тазиком, дверь будет заперта. Если горничная постучится, то в ответ раздастся жалобный вопль и просьба оставить тазик у двери. Затем мистер Джордж Уайт, по всей видимости, крепко заснет прямо в кресле.

Всего пять минут ушло на осуществление плана. Горничная, вволю подергав ручку двери, звякнула тазом об пол и удалилась. Сильвия извлекла тазик из-за двери, снова заперла дверь на ключ, открыла окно и шагнула через подоконник. Начало моросить. Так как шляпу свою Сильвия отдала лакею при входе, пришлось прикрыть голову тазиком, чтобы уберечь парик от неминуемой гибели под струями дождя.

Герцог Ившир хмурился, глядя на бумаги, грудой лежавшие на его столе. По ткани его шлафрока змеились золотые нити. Полотняный ночной колпак покрывал его череп, затеняя худую щеку и длинную челюсть. Внезапно одной рукой он взял себя за подбородок и принялся с силой сжимать его и мять, затем вздохнул. Он имел вид измученного и несчастного человека, взвалившего на себя слишком тяжелую ношу.

Сильвия тихо наблюдала за ним некоторое время, прежде чем постучать в оконное стекло.

Ившир поднял голову и потянул руку к маленькому бронзовому колокольчику. Глаза его горели как уголья, оттеняя белое лицо. Сильвия быстро стянула с себя парик и жестом призвала его к молчанию.

Не тронув колокольчика, герцог решительно подошел к окну и поднял раму.

– Клянусь Богом, мадам, – заговорил он, – из вас вышел на редкость миловидный мальчик. Добро пожаловать в Англию.

– Благодарю вас, ваша милость. Можно мне войти?

– У вас новости? Уже?

– Не совсем. Боюсь, что не принесла вам ничего, кроме некоторого количества ночной сырости, но я решила, что вам небезынтересно узнать, что я успешно завязала отношения с объектом. Он решительно ничего не подозревает и вот-вот примет меня в число своих домочадцев. Может, удобнее будет, если я расскажу вам все у камина?

Высокий изящный Ившир отступил на шаг, давая ей возможность влезть в окно. Лицо его, светлевшее в полумраке как слоновая кость, вдруг показалось багровым в отсвете камина.

Сильвия поставила тазик, опустила раму окна и затворила за собой ставни.

– Неразумно было приходить сюда, – заметил герцог. – Возможно, за вами установлена слежка.

– За мной действительно следят, – ответила она. – Но меня проследили только до номера восемнадцать, третья дверь по следующей улице. Носильщики Давенби доставили меня туда в портшезе.

– Носильщики Давенби?

– Не стоит беспокоиться. Его людям не хотелось ждать под дождем. Так что когда я предложила им вернуться домой, они ушли.

Он поднял брови.

– В доме званый вечер, полно народу. С одной из дам, проживающей там на правах гостьи, леди Шарлоттой Рэмпол, я познакомилась несколько дней назад в гостинице «Королевский дуб» на дуврской дороге.

– Вы все предусмотрели?

– Дополнительная ищейка, которую мистер Давенби пустил по моему следу, имея в виду именно такой случай, все еще наблюдает за домом. Из осторожных расспросов, которым он подвергнет слуг, выяснится, что я удалилась, вернее, удалился из гостиной в обществе леди Шарлотты.

Ившир рассмеялся.

Сильвия повесила свой парик на спинку стула и приблизилась к камину.

– Так что юный Джордж Уайт, упившийся вдрызг, крепко спит в кабинетике с очень удобными креслами. Между тем ваш дворец отыскать оказалось нетрудно. Давенби никогда не узнает, что я выходила из дома.

– А если узнает...

– Не узнает. Я, ваша милость, в своем деле профессионал. Как и вы. – Она взяла кочергу, поворошила угли, вспыхнувшие ярким пламенем, затем протянула ладони к теплу. – А вам к лицу звание герцога, даже в ночном наряде.

– Смерть моего отца не стала неожиданной, хотя существовали обстоятельства, которые прискорбным образом ускорили ее. Конечно, мне нравится носить титул. Смешно притворяться, что нет.

– Потому что вам всегда нравились неотделимые от титула раболепные поклоны и расшаркивания?

На его лице появилась осторожная усмешка.

– Положение старшего сына герцога тоже давало определенные преимущества.

– Вне всякого сомнения, ваша милость, – заметила Сильвия с шутовской серьезностью. – Можно мне присесть?

Взмахом руки он указал на кресло напротив своего.

– Если желаешь бренди, наливай сама. По очевидным причинам я не могу позвать лакея.

– Я уже выпила сегодня больше вина и бренди, чем в состоянии выдержать мой желудок.

Она села и вытянула ноги к каминной решетке, и тут сообразила, что точно повторяет позу Давенби, когда тот также сел у камина в своей спальне. Пожав плечами, она ухмыльнулась и осталась сидеть как сидела.

– В чем соль шутки? – спросил герцог.

– Всего лишь в том, что, несмотря на навязчивую идею или благодаря ей, в мужском обличье чувствуешь себя очень свободно!

Герцог откинулся в кресле и свел вместе кончики пальцев.

– Мужской костюм показался мне наилучшим решением именно для такого задания, хотя в серебряном платье и в бриллиантах с головы до пят ты само очарование. Все лорды и принцы тогда на балу в Вене смотрели на тебя как зачарованные.

– Бриллианты фальшивые, да и присутствие на балу – своего рода актерство, ваша милость. Вы знаете все не хуже меня.

– В самом деле?

Сильвия вернулась к более безопасной теме:

– Я не могу не согласиться, что мужское платье делает путешествие менее опасным, однако я не раз задавала себе вопрос: почему вы с такой страстностью настаивали на нем? Не могли бы вы мне объяснить причину?

Он не уклонился от ее взгляда.

– Я не мог, не поступившись своей совестью, допустить, чтобы ты стала любовницей Давенби.

– Ваша милость... – Ей пришлось остановиться и глубоко вздохнуть. Все равно в ее голосе прорвались язвительные нотки: – Вы даете мне задания. Вы платите мне очень щедро за ту информацию, которую я пересылаю вам. Но не в вашей власти решать, когда и с кем я буду делить постель.

– Может быть. Но мне хочется все-таки, чтобы ты держалась подальше от постели этого чудовища.

Пораженная, она не сводила с него глаз, и что-то тяжелое, как камень, опустилось внутри ее.

– Чудовища?

– Боже мой, мадам! – Он засмеялся. – Вы же не наивная мисс. Он очарователен. Привлекателен. Интересен. Остроумен. Храбр. Умен. Манеры его безупречны. Ну конечно. Но вам очень хорошо известно, что обаяние и привлекательность суть атрибуты дьявола, причем едва ли не самые полезные для него.

Сильвия принялась одергивать свои манжеты, стремясь скрыть охватившую ее панику.

– Я прибегаю к подобному маскараду только потому, что вам нужно, чтобы я вошла к Роберту Давенби в абсолютное доверие, – объяснила она. – Впрочем, если мужское платье убережет меня от черной мессы и сношений с Вельзевулом, тем лучше.

– Я не шучу, мадам.

– Я и не думала, что вы шутите. А вам известно, что он разъезжает на жеребце, которого зовут Абдиэль?

Ившир непонимающе уставился на нее.

– Что?

– Жеребца зовут Абдиэль, как ангела в «Потерянном рае», того, который противился восстанию Сатаны. «Верный нашелся среди неверных, верный только он». По-моему, очень подходящее имя.

Герцог встал, и золото волнами побежало по шлафроку от плеч вниз. Вдруг он грохнул кулаком по каминной доске.

– Я не шучу, мадам!

Сильвия еще раз набрала в грудь побольше воздуха.

– Не волнуйтесь. Достаточно сказать, что я очень успешно освободила мистера Давенби от его могущественной любовницы и от одежды, стоившей целого состояния. Он очень раздосадован.

– Сделанного недостаточно. Его нужно полностью уничтожить.

Сильвия уставилась на герцога. Ни разу еще она не видела, чтобы его милость полностью потерял контроль над собой.

– Но почему? Что Давенби такого сделал?

Ившир прошелся по комнате, бесшумно ступая по ковру.

– Из всех заданий, которые вы выполняли для меня в Европе... – Он умолк, опершись обоими кулаками о письменный стол и не сводя глаз с бумаг, разбросанных по нему. – Дело Давенби совсем другое. Мне нужно о нем больше сведений. Я должен знать все. Как он живет. Откуда берет деньги. Его привычки. Его слабости...

– Вы не говорили мне, что моя миссия также связана для вас с чем-то личным! Хотя, наверное, мне следовало самой догадаться, учитывая размеры гонорара, который вы мне обещали.

– Я вам говорю сейчас. Роберт Давенби – преступник. Он заслуживает смерти. Однако – да, ваше задание затрагивает лично меня самым непосредственным образом.

– Мне необходимо знать, как именно, иначе я не в силах буду помочь вам, – продолжала гнуть свое Сильвия.

Герцог прошелся по комнате и встал рядом с ней. Лицо его горело гневом столь же ярко, как и посверкивающая золотая нить в ткани шлафрока.

– На Давенби лежит ответственность за смерть моего брата.

– Простите меня, ваша милость, – промолвила Сильвия. – Я не знала.

Сухожилия на его руках выступили отчетливо, как веревки, когда он, вцепившись в подлокотники своего кресла, сел.

– Давенби разорил моего брата, затем устроил так, чтобы его хладнокровно убили. Моего младшего брата.

Она подперла голову обеими руками, вспоминая явившееся незваным страстное желание, охватившее ее при виде Давенби.

– Простите меня, – снова повторила она. – Как звали вашего брата?

– Эдвард. Эдвард Фредерик Джордж. Мы были не слишком близки. Он младше меня на пять лет. Но он мой брат и считался любимцем моего отца.

– Вы можете рассказать мне, как он умер?

– Его забили до смерти. Тогда-то я и узнал, что это сделал Давенби. Моего отца хватил удар, когда весть дошла до него. Я должен осуществить его предсмертное желание – отомстить за брата.

– Так поэтому вам нужно узнать все о Давенби?..

– Я почитаю уничтожение этого человека своим священным долгом.

Сильвия рывком поднялась на ноги и подошла к буфету. Не совсем твердой рукой она налила остро пахнувший бренди в стакан и, пройдя обратно к камину, вложила его в пальцы герцога. Он взял стакан и одним глотком выпил половину его содержимого. Красные пятна вспыхнули на его скулах.

– Вам не следует бояться, что мои личные чувства каким-либо образом скомпрометируют нашу миссию, Сильвия. Роберт Давенби гораздо больше чем просто личный враг.

– Но ему известно, что вы подозреваете его?

– Я абсолютно уверен, что известно, именно потому ваша связь со мной должна оставаться тайной.

– Вы говорите, что он преступник. Какого рода преступления он совершил?

– В том-то и состоит ваша задача – все выяснить. Мне известно только, что он дурной человек, язва на теле общества. Благодаря Мег Грэнхем он свободно вращался в большом свете, однако я убежден, что он ведет двойную жизнь. Еще до смерти моего брата ходили кое-какие слухи...

– Я не ребенок. Вы можете мне все сказать. На его лице появилось выражение неловкости.

– Эдвард всегда защищал его – говорил, что на него клевещут, однако слухи не прекращались. Его обвиняли в неслыханных пороках, девушки, с которыми он встречался, исчезали бесследно...

– Я поняла. Ничего не удалось доказать?

– Я нанимал людей, чтобы они проследили за ним, и узнал, что Давенби свободно посещает такие районы города, в которые не осмелится показать нос ни один джентльмен. И все.

– Какого рода места он посещает?

– Всякий раз, когда я пускал по его следу человека, ему удавалось уйти от слежки. Моим людям устраивали засады, уводили по ложному следу, иногда даже нападали на них.