Текст книги "Однажды в полночь"
Автор книги: Джулия Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 10
Томми опять повела Джонатана кружной дорогой через лабиринты улиц, и каким-то образом они вдруг очутились на Друри-лейн.
Весь путь они проделали быстро, и пока шли, Джонатан тайком и часто, насколько это было возможно, кусочками марципановой малины делал отметки на стенах узких переулков и домов, мимо которых проходил. Он наткнулся на сверток со сладостями в своем кармане и решил, что может пожертвовать ими ради такого дела. Не все марципановые отметки сохранятся до завтрашнего дня, может, и ночь не переживут. Но большинство останется. Он собирался взглянуть на них утром.
– Мы пришли туда, где все вот это, – Томми обвела рукой Джонатана сверху донизу, – очень нам пригодится.
– Что – все это? – сухо осведомился он.
– Обувь от Хобби, одежда от Уэстона, великосветский акцент, аромат «Я богат и безупречно воспитан», который сочится из ваших пор, как запах джина от разбойника в Сент-Жиле. Нам нужен извозчик, – заявила Томми. – Гарантирую, сразу кто-нибудь остановится, как только вы поднимете руку.
Она оказалась права. Благодаря видному росту Джонатана, его осанке, одежде и трезвому виду, – а в Лондоне последнее на удивление редко бывает с аристократами в такое время суток, – уже через пару минут к ним подъехала наемная карета.
– Гросвенор-сквер, – приказала Томми кучеру, который был явно нетрезв. Но употребление горячительного являлось составной частью его работы, если не хотелось замерзнуть до смерти.
– Ну конечно, Гросвенор-сквер, – неприветливо пробормотал кучер и тряхнул вожжами.
В карете Томми довольно долго просидела молча и заметно нервничая. С каждой минутой напряжение возрастало. Джонатану захотелось осадить ее, громко крикнув: «Фу!» Она, наверняка, подпрыгнула бы до потолка от неожиданности.
– Фу! – Все-таки сказал он негромко, но с чувством.
Томми вздрогнула.
Джонатан криво усмехнулся.
– Вы как ребенок, – сказала она раздраженно.
В темноте кареты ее зеленые глаза как-то мистически вспыхнули. Ее взгляд мог бы напугать менее храброго и трезвого человека. Джонатан решил не делиться с ней своими впечатлениями.
– Насколько я понимаю, вы расскажете, чем мы будем заниматься.
– Даже не представляете, – рассеяно ответила Томми.
– Хотите что-нибудь стащить?
Молчание.
Джонатан словно услышал ее мысленное: «Пошел к черту!» – на его вполне достоверное предположение.
– Предупреждаю: я узнаю, если вы солжете мне, Томми. Не рекомендую вам делать этого.
Она отвернулась к окну и принялась разглядывать лондонские улицы, как будто в первый раз очутилась в городе. Или прощалась с ним.
– Не думаю, что это можно стащить.
Прелесть какая!
– Значит, мы точно что-то стащим.
Томми заколебалась.
– Мы… освободим кое-что.
Она совершенно неожиданно повернулась к нему и улыбнулась. Улыбнулась лживо, порочно и дерзко. «Сделаю или умру» – говорила ее улыбка.
О дьявол! Джонатан попал в переделку.
Но тут ему пришло в голову: «Я, конечно, буду непревзойденным в краже чего бы то ни было, потому что ни за что не сдамся». Вероятно, отец был прав, пытаясь взнуздать сына, если всего лишь обещание этого жемчужного ожерелья заставило Джонатана забыть обо всем и пойти по кривой дорожке. То новое, что он только что узнал о себе, обрушилось на него, как водопад.
Джонатан тут же представил, как, сидя в Ньюгейтской тюрьме, говорит: «Если бы ты не хотел видеть меня здесь, отец, тогда не нужно было лишать меня содержания». Это было единственное, что приподнимало его семью над всеми Эверси, – никто из Редмондов не сидел в тюрьме.
– Замотайте каблуки ваших сапог носовыми платками или галстуком, – рассеянно добавила Томми. – Нам нужно передвигаться бесшумно, как кошкам.
Удивительно, но Джонатан без слов сделал, что было сказано.
На Гросвенор-сквер стояла тишина. Либо аристократы уже почивали в постелях, либо их дома стояли заколоченными на зиму. Прохожих не было видно, хотя кто угодно мог появиться в любую минуту. Неожиданно Томми стукнула в потолок, дав знак кучеру остановиться.
Вытянув шею, Джонатан выглянул в окно и убедился, что дела обстоят даже хуже, чем он предполагал.
Потому что стало понятно, где они находятся.
– Это же городской дом лорда Фекиза.
– Точно, – подтвердила Томми слегка удивленно, словно Джонатан утверждал нечто очевидное. – Заплатите кучеру, чтобы он подождал нас, и внушите ему, что нужно держать язык за зубами. А также распорядитесь, чтобы убавил свет в фонарях либо вообще их погасил. Нам потребуется не более пары минут. Если больше, то… – Она замолчала на полуслове.
Джонатан взвел курок пистолета, – этот звук всегда действовал на него возбуждающе, – распахнул дверцу и выскочил из кареты. Моментально развернулся и, подхватив Томми, опустил ее на землю до того, как ей вздумается запротестовать. Она оказалась легкой, не тяжелее, скажем, стула. Томми встряхнулась, как рассерженная кошка, и тут же прямиком двинулась в узкий проулок, который вел к конюшням.
Перебросившись парой слов с кучером, Джонатан последовал за ней. Замотанные каблуки сапог глухо стучали по камням, ее туфельки едва слышно шелестели. Она почти бежала, при этом старалась ступать как можно тише. Бесшумно, как дух. За спиной у нее развевалась накидка, будто скроенная из темноты.
В конце концов они врежутся в какую-нибудь преграду – Джонатан просто не сомневался в этом. Ни лучика света от луны. Ни одного освещенного окна. Кустарники в этом саду стригли предательски низко. Если он споткнется о них, наверняка подстрелит либо себя, либо ее.
– Томми! – зашипел Джонатан.
Она остановилась так резко, что Джонатан налетел на нее. От толчка Томми зашаталась и пролетела вниз на пару шагов. Вцепившись в ее накидку, Джонатан не дал ей упасть вперед лицом. Судя по всему, глаза у нее все-таки не как у кошки, потому что Томми замерла на месте, не зная куда идти. Теперь они стояли, прижавшись к стене дома, и ждали. Немного погодя глаза стали различать в темноте детали фасада, живую изгородь вокруг, потом увидели дверь, ведущую на кухню, а немного поодаль небольшое сооружение, должно быть, уборную для слуг, более или менее удачно скрытую за кустарником.
Тишина стояла такая, что, казалось, ее можно потрогать руками. У Джонатана возникло ощущение, что весь мир закутали в черный плащ. Успокоившись, он задышал медленнее и вдруг ощутил легкий сладковатый аромат. «Томми пользуется французской мыльной стружкой», – понял он и наклонился, чтобы понюхать еще раз, заинтересовавшись…
Ба-бах!
Оба чуть не подскочили до неба, когда, грохнув, распахнулась дверь уборной. Вместе со вспышкой света до них донеслась немыслимая вонь.
Свет мигал и покачивался. Это светил фонарь. Они услышали тяжелые шаркающие шаги, как будто кто-то большой и грузный не мог на ходу оторвать ног от земли. Фонарь нес раскачивавшийся из стороны в сторону, скорее всего пьяный в хлам слуга.
Тут, к несчастью, поток света упал на лицо Джонатана.
Господи! Он надвинул шляпу низко на лицо и загородил собой Томми.
Слуга остановился, высоко поднял фонарь и уставился во тьму.
– Это вы, лорд Фекиз?
– Я, – с полным самообладанием ответил Джонатан, прикрыв рот галстуком.
Фонарь продолжал раскачиваться. Хорошо, что слуга не мог удержать его в одном положении.
– С девкой? – заинтересованно спросил слуга, при этом не сильно удивившись.
– Да, с девкой. А теперь пошел прочь.
Джонатан не понял, почему вдруг напряглась Томми – от негодования или чтобы не рассмеяться.
– Извольте, сэр. Жаль, что обеспокоил вас. Это все из-за говядины на ужин. Живот крутит, ну, вы понимаете, и…
Так как последствий от употребления говядины на ужин слуге показалось вполне достаточно, чтобы объяснить свое поведение, он поклонился, – фонарь наклонился вместе с ним, – затем повернулся и зашаркал в дом.
Они ждали. Джонатан досчитал до десяти, после того как дверь за слугой захлопнулась. Он слышал, как взволнованно дышит Томми. Потом она выскользнула из-за его спины и пошла вперед.
Джонатан последовал за ней.
Когда они подошли к уборной на расстояние достаточное, чтобы у них заслезились глаза, Томми позвала шепотом:
– Салли?
Прошло несколько секунд, и что-то хрустнуло.
У Джонатана встали дыбом волосы на затылке, потому что из кустов возле уборной появилась тоненькая фигурка.
– Томми?
В это время Томми метнулась на голос, схватила на руки какой-то узел, потом, развернувшись, помчалась назад в проулок.
О черт!
Джонатан стрелой бросился за ней. Ей было трудно передвигаться с узлом на руках, но страх в чрезвычайных обстоятельствах увеличивает силы.
Увидев их, бегущих, кучер, не говоря ни слова, распахнул дверцу. Томми переложила свою ношу под мышку, а Джонатан подтолкнул ее плечом под зад, помогая забраться внутрь. Потом отпустил курок пистолета и сказал кучеру, заскакивая в карету:
– Вези нас туда, где забрал. Шиллинг сверху, если будешь гнать, как дьявол.
Карета рванула с места, пассажиров швырнуло на сиденья. Через минуту все уже пришли в себя.
Сидя напротив Джонатана, Томми откинулась на спинку и вздохнула с облегчением. Она осторожно устроила узел рядом с собой и, словно успокаивая, легонько похлопала его.
Джонатан выпучил глаза.
– Это же ребенок!
Никто и никогда еще не говорил с таким ужасом, как в этот момент Джонатан.
На Томми это не произвело никакого впечатления.
– Ох, ради бога! Ты говоришь так, как другой сказал бы: «Это же оспа!»
Вероятно, только после этого маленькая девчушка – а это оказалась именно девочка – заметила Джонатана.
И завизжала.
Потом еще и еще.
Она визжала и визжала.
Это был редкостный визг – вытягивавший все жилы, разрывавший барабанные перепонки, замораживавший кровь. Джонатан вжался в сиденье, готовый обмочиться. До него вдруг дошло, что он вцепился в стенки кареты, словно это могло помочь ему каким-то образом избавиться от этого визга.
Томми тоже была в панике. Она скинула с себя накидку, и у Джонатана возникла иррациональная надежда на то, что ей все-таки удастся утихомирить орущее создание.
Вместо этого Томми накинула ее девчонке на плечи и, пытаясь успокоить, засюсюкала с ней, ведя односторонний разговор:
– Ну что ты. Ну что ты, Салли. Все хорошо. Пожалуйста, помолчи. Тихо, тихо, пожалуйста.
«Все, хватит!»
– А ну заткнись! – во всю мочь проревел Джонатан.
Салли немедленно замолчала и с поразительным самообладанием уставилась на него широко открытыми глазами. На нее явно произвела впечатление сила его легких.
О, счастье! О, блаженство тишины! Как он мог не замечать этой благодати раньше? Джонатан тут же поклялся себе никогда не относиться к тишине, как к чему-то данному просто так.
– Твою ж… О черт! – только и произнес он.
Томми явно потеряла дар речи.
Джонатан ощутил себя так, словно еще немного, и ему потребуется флакон с нюхательной солью.
Истошный визг до сих пор звучал у него в ушах. Он сунул мизинец в ухо и покрутил там, как будто можно было вернуть слуху его первоначальную невинность. И пожалел, что не принадлежит к тем великосветским хлыщам, которые всегда носят при себе фляжку с виски.
Томми снова заговорила с девчонкой. Голос у нее все еще дрожал.
– Салли, это… э… мистер Френд[5]5
Friend – друг (англ.).
[Закрыть]. Он хороший человек, и я доверяю ему. Он здесь, потому что хочет помочь тебе. И никогда не сделает тебе ничего плохого. Не надо кричать.
– Мистер Френд готов прямо сейчас сделать кое-что плохое вам, – сквозь стиснутые зубы процедил Джонатан, со злостью глядя на Томми.
Та проигнорировала его.
Салли теперь невозмутимо разглядывала его широко открытыми глазами. Такие глаза бывают у щенков и оленят. Большие, блестящие, влажные и невинные. «Дьявол переодетый», – мрачно решил Джонатан.
– Повариха сказала, что у меня будет урчать в животе, если я буду разговаривать с незнакомыми мужчинами. И что нужно кричать, если я кого-нибудь вдруг увижу.
Джонатан возмутился.
– Какое еще урчание в живо… О!
Томми пнула его ногой в голень.
Джонатан свирепо воззрился на нее.
Брови у нее взлетели чуть не до линии волос.
Джонатан сделал глубокий вдох – символическую попытку вобрать в себя остатки терпения из атмосферы того, что явно превратилось в сумасшедший дом на колесах. Потом выдохнул, чтобы успокоиться.
Ему некого было винить, кроме самого себя. Он обладал шестым чувством для определения подобных дел – тех, в которых не желал принимать никакого участия, тех, что полны нервных переживаний и сложностей, которые приносили с собой женщины, подобные Томми. Малым утешением служило понимание того, что он был прав. Ох, как прав!
– Повариха сказала правду. Нельзя разговаривать с незнакомыми мужчинами, Салли. К счастью, я переболел урчанием живота в детстве, давным-давно, и вылечился прекрасным образом. Так что от меня ты не заразишься.
Томми раскашлялась, чтобы скрыть смех.
– О! – Салли такой поворот дел явно устроил.
Сидя напротив девочки, Джонатан разглядывал ее из-под нависших бровей. Она была мала, очень бледна, белый чепчик сидел на ней косо. Из-под него выглядывали темные кудряшки. Явно маленькая служанка. Помощница в буфетной, скорее всего. И не старше семи лет. А может, и того меньше, учитывая ее рост.
Она смотрела на него теперь смущенно и с любопытством. И вдруг улыбнулась. Джонатан чуть не закатил глаза. Это был легкий флирт, такой же непостоянный, как и у той, к кому девочка сейчас прижималась. Джонатан отказался быть очарованным.
И тут под чепчиком он увидел белую повязку у нее на лбу. И темное пятно на повязке, довольно большое.
Джонатан понял, что это кровь.
– Что случилось с твоей головой, Салли?
– Хозяин Уильям стукнул меня палкой, – тихо сказала она по-детски шепеляво. – Когда я упала, то ударилась макушкой.
– Хозяин Уилли?…
Хозяин Уильям – это лорд Фекиз-младший. Ровесник Джонатана. И он раза в три, по меньшей мере, крупнее Салли.
Неужели это правда?
Томми, не отрываясь, смотрела на Джонатана. Казалось, она затаила дыхание.
– За что? – наконец спросил он девочку. Вопрос дался ему с трудом.
Ведь Джонатан заранее знал ответ: «Потому что он смог». Взрослый мужчина, который смог ударить ребенка-девочку и с такой силой, что сбил ее с ног. Он просто…
– Т-ш-ш, Салли, любимая. Ты – хорошая девочка, – решительно вмешалась Томми. – Теперь все в порядке. Больше не будем говорить об этом.
Теперь все в порядке?
В каком еще порядке?
Джонатан бросил на Томми взгляд, полный такого жгучего недоверия, что их кучер на козлах должен был через стенку кареты почувствовать этот жар своим задом и быть благодарным за то, что согрелся.
Но Томми избегала встретиться с ним глазами. Она сразу же то ли забыла, то ли сделала вид, что забыла, о его существовании. Салли прижалась к ней, уютно устроившись у нее на коленях, и, несмотря на кошмарные обстоятельства, задремала. Томми тихо запела ей колыбельную.
Она, скорее всего, специально не дала Салли говорить. Чем больше Джонатану становилось известно, тем больше он погружался в… Во что?
Голова раскалывалась от множества вопросов.
Он должен получить ответы. О, он должен добиться ответов!
А теперь… Джонатан освободился от плаща и подал его Томми.
Она рассеянно посмотрела на него. Потом подняла глаза на Джонатана, явно пытаясь сделать это с вызовом.
Но внезапность его жеста, а также суровость молчания Джонатана – все это подсказало ей, что лучше не отказываться.
Томми приняла плащ и накинула его на плечи.
– Благодарю вас, – по-королевски произнесла она.
Он фыркнул. Тихо, чтобы не разбудить крохотное создание.
– У меня для вас тоже кое-что есть, – прошептала Томми.
Она подвинула ребенка на коленях, а потом Джонатан с удивлением увидел, как ее рука скользнула за корсаж и пошарила там.
Томми вытащила оттуда фляжку, которую и протянула ему.
Он тут же обратил внимание на то, что фляжка еще хранила тепло ее грудей, между которыми и покоилась до этого момента. На секунду способность мыслить заменилась на чувственное восприятие и воображение. В конце концов, Джонатан в первую очередь и главным образом был мужчиной.
«Ох, сколько еще проблем она принесет с собой, Редмонд!»
Он приподнял фляжку в молчаливом и насмешливом тосте в честь Томми и выпил половину содержимого.
Через несколько минут Томми постучала в крышу кареты, и Салли зашевелилась во сне.
– Я сама вылезу, но не смогли бы вы передать ее мне? – тихо спросила она. – Мистер Френд подержит тебя на руках, хорошо, Салли? – И шепнула Джонатану: – Договорились, мистер Френд?
Что тут сказать в ответ? Не мог же он выкинуть ребенка из кареты пинком, как мешок с мукой.
Джонатан согласно кивнул.
Салли, не проснувшись полностью, подняла руки вверх. Он наклонился между ними, и девочка обняла его за шею, как будто это была самая естественная на свете вещь, которую она проделывала всегда.
Джонатан поднял ее. Смешно, но она действительно весила не больше мешка с мукой.
Такой же большой, как он, мужчина разбил ей голову, но та, кому девочка доверяла, сказала ей, что ему, Джонатану, можно довериться, и она доверилась. Джонатан вдруг ощутил краткий приступ головокружения, сродни ужасу, словно он шел по туго натянутому канату над улицей. Господи, как же рискованно быть ребенком! В наемной карете, на ходу, из визжащей дурехи превратиться в доверчивое без лишних слов невинное создание. И ведь это, как ему казалось, было абсолютно типичным поведением ребенка.
– Спасибо, мистер Френд, – сонно пробормотала Салли.
– Всегда пожалуйста, – натянуто ответил он.
Девчонка то ли уткнулась в его плечо, то ли вытерла свой текущий нос о его сюртук. Джонатан потом разберется с этим.
Какое же очаровательное создание!
– Я пришлю жемчуг завтра утром к вам на дом, – шепнула Томми.
«Завтра утром» уже наступило, но они даже не обратили на это внимания. Бледный свет начал пробивать дорогу через угольную копоть лондонского тумана. Тут и там, разбуженные светом, если не теплом, зашевелились пьяницы Ковент-Гардена.
– Мне нужны ответы на вопросы, – в голосе Джонатана отчетливо слышались угрожающие нотки.
– Вам они не понравятся, поверьте мне.
Томми не сказала, но Джонатану послышалось обвинение в ее словах.
И, скорее всего, она была права. И он был абсолютно прав на ее счет, это точно. В том, что она была не женщина, а какой-то лабиринт, и только Господь знал ее реальное прошлое или предпочтения. Лучше бы Джонатану отказаться от этого жемчуга и забыть, что случилось минувшей ночью.
– Я добьюсь их. – Каждое слово прозвучало как зловещее обещание.
Они глядели друг на друга, понимая, что оказались в тупике.
– Как, кстати, все прошло сегодня ночью, на ваш взгляд? – шепотом поинтересовался Джонатан.
– В этот раз более или менее, – сказала она в ответ. – Никого не подстрелили.
– Где вы?…
В это время Салли, которая цеплялась за колени Томми, что-то забормотала. Это дало Томми повод нагнуться к девочке.
Потом она моментально вскинула голову. По ней было видно, как она расстроена.
– Прошу прощения, мистер Редмонд, но у нее с собой была игрушка – маленькая куколка. Это единственное, что у нее есть. Наверное, мы забыли ее в карете. Не могли бы вы посмотреть на нашем сиденье? Это вас не затруднит?
Так мило Томми просила его о какой-то мелочи?
Джонатан опять заскочил внутрь кареты, похлопал по сиденью, посмотрел под сидением. Не нашел ничего.
– Боюсь, тут нет…
В это время Томми стукнула кулаком в стенку кареты, кучер взмахнул вожжами, лошади рванули вперед, дверца кареты захлопнулась, а Джонатан упал на сидение.
Он мог бы представить, как вслед ему несется смех, но не захотел.
Глава 11
Три коротких стука. Пауза. Два коротких стука. Пауза. Четыре коротких стука.
Томми бросилась к дверям, отодвинула засов, и Доктор быстро проскользнул внутрь, а потом двинулся вслед за ней по лестницам и через темный коридор.
Она не знала его имени. Это означало, что род его занятий так же сомнителен, как и у других жильцов ее дома, хотя никому не было известно, где он жил. По слухам, Доктор промышлял продажей трупов. Судя по его всегдашней бледности, работал он по ночам. Томми не так уж и трудно было представить, как Доктор торгует покойниками, однако он был вполне компетентен, чтобы пользовать живых. Ее с ним свел Резерфорд. Это был как раз тот самый случай, когда у какого-то знакомого имелся другой знакомый, который был знаком с Доктором. Томми находилась не в той ситуации, чтобы критиковать его родословную, в частности, из-за того, что он работал в долг, а кошелек ее, увы, был тощ.
– Спасибо, что пришли. Она здесь. – Томми предупредила Салли, что Доктор, как и мистер Френд, уже давно переболел урчанием в животе, чтобы девочка не устраивала истерик во время осмотра. И теперь Салли, которой нравилось все незнакомое, – и вещи, и люди, – сидела молча, широко раскрыв глаза и засунув палец в рот. Прошлой ночью, когда они вернулись домой, девочка заснула как убитая или, вернее, как ребенок.
– Давай-ка взглянем на твою рану.
Длинными бледными пальцами Доктор размотал повязку на голове Салли и осмотрел, что было под ней.
– Тут требуется наложить шов, – сказал он. Голос у него звучал сухо, скрипуче и монотонно. Обернувшись к ней, Доктор слабо улыбнулся. «Видом он смахивает на рыбу», – виновато подумала Томми. Линялые голубые глаза маленькие и круглые. Рот – влажный, губы – мясистые и розовые. – Поздновато, к сожалению. Останется шрам.
Салли схватила Томми за руку и крепко ее сжала.
– Ты же храбрая девочка. У тебя будет роскошный шрам. Шрамы – это здорово. У меня имеется несколько.
– А у мистера Френда есть шрамы?
– Сомневаюсь. Ну может, найдется парочка. – Скорее всего, на барабанных перепонках после той ночи, подумала Томми.
Салли вспоминала сегодня про мистера Френда не один раз. Джонатан Редмонд одержал еще одну победу. Томми чувствовала свою вину за то, что так нечестно обошлась с ним прошлой ночью, но все-таки выполнила свою часть уговора – утром она отправила ему жемчуг.
Томми держала Салли за руку, пока Доктор промывал рану, ловко и сноровисто перевязывал ей голову, проверял зрение и рефлексы на предмет сотрясения мозга.
– Еще где-нибудь болит, радость моя? – ласково спросила малышку Томми.
– Вот здесь. – Она показала на свое плечо. Когда Салли получила удар, то сначала упала боком на дровяную печь, а уж потом – на пол. Томми показалось, что плечо вывихнуто.
Доктор осмотрел его.
– Ничего страшного, просто синяк. Несколько дней покоя, и все придет в норму.
– Благодарю вас, – вежливо сказала Салли и взглянула на Томми, которая одобрительно подмигнула в ответ на ее умение продемонстрировать хорошие манеры.
– Всегда рад служить, – равнодушно откликнулся Доктор. – А теперь, мисс де Баллестерос, не будете ли так любезны проводить меня до дверей?
– Я… – Томми заколебалась. Она уладила свои денежные отношения с Доктором, который в прошлом был настолько любезен, что терпеливо ждал от нее оплаты. Вероятно, что-то другое было у него на уме. – Конечно. Минуту. – Она сняла с полки старую, но в хорошем состоянии азбуку с цветными буквами и выразительными иллюстрациями к каждой из них.
– Будь хорошей девочкой и подожди меня. В детстве я очень любила эту азбуку.
Салли приняла книгу обеими руками, как ценность, с трепетом, устроилась за столом и открыла ее с инстинктивной осторожностью, при виде которой у Томми защемило сердце.
– Пойдемте? – повернулась Томми к Доктору.
В необычном молчании они двинулись в обратный путь через едва освещенный коридор и по лестницам. Остановившись у входной двери, он помедлил, и Томми испытала вдруг тревожную неловкость от его близости в таком тесном пространстве. Соседство с дверью немного успокоило ее. Взявшись за дверную ручку, она слегка нажала на нее.
Доктор заметил это и коротко улыбнулся ей, отчего у нее по спине побежали мурашки.
– Как вам известно, мисс де Баллестерос, к нашему обоюдному удовольствию, между нами уже какое-то время существует некая договоренность.
«Удовольствие» – странное определение для их отношений. Томми направляла к нему определенных пациентов или он приходил сюда, чтобы осмотреть их, наложить швы на раны или шину на переломы либо прописать порошки, а потом исчезал. Несмотря на то что он работал в долг, Томми недавно расплатилась с ним сполна.
– Вы нас покидаете, Доктор? Будет жалко. Я рада, что рассчиталась с вами полностью, – живо ответила Томми.
– Ах да. Вы об этом… Боюсь, мне придется поднять тариф, моя дорогая. Я тут посчитал – за последний год у меня возросли расходы. И учитывая нелегальный характер нашего сотрудничества, мне кажется, что мое умение соблюдать тайну должно быть вознаграждено дополнительно.
Она замерла с дружеской улыбкой, застывшей на лице. А в голове крутилась мысль: «Так много слов сказано, хотя хватило бы одного – вымогательство».
Томми неожиданно пришла в голову мысль, что она никогда не видела, как он моргает.
– Да будет вам, – льстиво заговорила Томми, пытаясь его очаровать. – Думаю, вы согласитесь, что получили прекрасную компенсацию за свою работу.
– Я рассчитываю на компенсацию другого рода.
Доктор сказал это без обиняков. Невозмутимо. Не заколебавшись ни на миг.
Смысл сказанного был абсолютно ясен: «Порошок принимать два раза в день. Повязку менять один раз. А ну-ка, раздвинь передо мной ноги».
Тон его был сух и официален.
Томми вдруг охватило отвращение. Стало трудно дышать.
– Я вижу, что удивил вас. Но мне кажется, вы должны согласиться с тем, что у нас сложились сердечные взаимоотношения. Вы совершенно четко давали понять, что я вам нравлюсь.
Томми захлопала глазами. Может, этот разговор ей снится?
– Доктор, – начала она мягко и осторожно, – если вы восприняли мою вежливость и дружелюбие как нечто большее, то мне искренне жаль. Это лишь следствие хорошего воспитания.
– Тем не менее я думаю, что вы найдете во мне основательного и деликатного любовника, мисс де Баллестерос.
Томми никак не могла решить, какое из этих слов ужасало ее больше.
Она задрожала всем телом.
– И не сомневаюсь, что, несмотря на загруженность, вы сумеете отыскать время, чтобы принимать меня. Я человек благоразумный. Одного раза в неделю будет достаточно. Начнем прямо завтра?
Доктор закрыл свой чемоданчик и сдержанно улыбнулся ей профессиональной улыбкой.
– Вы, доктор, разумеется… говорите несерьезно?
Он удивился.
– Я никогда не шучу.
Вот этому Томми поверила.
– Но ваша жена… – Вдруг он женат?
– Она ничего не узнает, не так ли? А для такой женщины, как вы, еще один мужчина не будет в тягость.
Томми резко выпрямилась в полный рост, как разъяренная кобра. Ее захлестнула такая ярость, что даже Доктор почувствовал это, потому что в первый раз он вдруг моргнул.
– Боюсь, я не поняла, что означают ваши слова: «такая женщина, как вы». – Голос ее звучал ровно. – А то, что вам вздумалось заявить такое, свидетельствует о том, что вы совершенно не знаете меня, я уж не говорю об абсурдности каких-то там «сердечных взаимоотношений», которые нас якобы связывают.
Он сочувственно улыбнулся, словно оба прекрасно понимали, что Томми говорит неправду.
– Девочка завтра еще будет здесь, Доктор.
– Ну я ведь не животное, мисс де Баллестерос. В двери ее комнаты имеется замок. Много времени это не займет. Полагаю, что все закончится быстро, потому что я долго мечтал об этом моменте, а предвкушение лишь ускоряет финал.
Его откровенность словно распахнула перед Томми окно, полное ужасов. Она застыла, поневоле представив, что он вообразил себе.
– Я вернусь завтра, чтобы забрать то, что мне причитается, и рассчитываю на то, что вы разумная женщина и никуда не уйдете. Так или иначе, мисс де Баллестерос, я получу то, что принадлежит мне по праву. Мне кажется, что по размышлении вы согласитесь со мной: оплата услуг бартером – это честная сделка, которая значительно облегчит вам бремя нежелательных расходов.
– О, Доктор, да вы, оказывается, добрый самаритянин, который изо всех сил блюдет мои интересы.
– Доброго вам дня.
Он надел шляпу, поклонился и ушел. Заложив на засов дверь, Томми привалилась к ней.
Подумать только! Вот еще одна головная боль.
На следующее утро вместе с неожиданной, зловеще толстой пачкой приглашений, на которую, приподняв брови, с улыбкой указала мать, Джонатан получил пакет из коричневой бумаги, перевязанный шпагатом и адресованный лично ему. На месте отправителя значился какой-то Томас Б.
– Насколько я поняла, человек совершенно поразительной наружности доставил его к нашим дверям этим утром, – объяснила мать. – Дворецкий даже испугался.
Это Резерфорд, вне всяких сомнений.
Джонатан взвесил пакет на руке. Крепко стиснул зубы.
Провалиться ему на месте, если эта женщина сумеет обвести его вокруг пальца. Страшно хотелось понять, в чем же он принял участие минувшей ночью.
– Сегодня чудесный день, как раз для верховой прогулки по городу, – многозначительно заметила мать. – Я узнала от леди Уэрдингтон, что ее дочь Грейс великолепно держится в седле.
– Да, день чудесный, – согласился Джонатан. – Но у меня кое-что намечено на сегодня, день полностью забит.
Надо продать жемчуг, обрадовать немца, а главное, пройти по марципановым меткам.
Джонатан знал небольшую ювелирную лавку «Эксалл-и-Морроу», где согласятся на его цену, которая будет выше, чем у торговцев.
Сделка прошла быстро, и никто не узнает о ней, что устраивало и Джонатана, и мистера Эксалл, который не стал задавать неудобных вопросов о том, откуда взялось ожерелье. Воодушевленный солидностью полученной суммы и ощутив, что снова может свободно дышать, Джонатан отправился к стряпчему, чтобы заплатить за аренду помещения для печатной мастерской Клауса на Бонд-стрит.
Он встретил немца, вернее, наткнулся на него несколько месяцев назад, когда выходил из игорного заведения. Клаус тихонько всхлипывал, но не походил на пьяного. Они пошли вместе. Джонатан узнал от него – на ходу Клаус излагал свою историю на варварской смеси немецкого с английским, – что бедняга почти все свои деньги проиграл за столом, а остаток забрала банда головорезов прямо на выходе из заведения.
Джонатан отвел его в паб, купил ему выпивки и подкинул несколько фунтов. Оживившись от эля и доброго отношения, Клаус сделался говорлив и откровенен и на хорошем английском закончил свой рассказ о том, как несколько месяцев назад эмигрировал из Баварии в Лондон, как разработал способ дешевой цветной печати большими тиражами, как снял помещение на Бонд-стрит, которое из-за собственной ошибки против здравого смысла (его первого и последнего визита в игорное заведение), он теперь не сможет содержать.
И в этот момент Джонатан понял. До него дошло, что эта идея гениальна. Он не смог бы описать, как это произошло – просто где-то в голове словно зазвонил колокольчик.
А теперь он двигался в сторону Бонд-стрит, чтобы разом выложить Клаусу все новости.
Сначала Джонатан предложил ему печатать порнографические открытки. Просто так, для веселья. Клаус схватился за эту идею, назвал ее роскошной. Потом, однако, к его удивлению, Джонатан дал задний ход.
