Текст книги "Пульс"

Автор книги: Джулиан Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Никто такого не подумает, Джейн. Скорее люди подумают, что парень просто рисуется. Ты вспомни, как они оживились, когда он упомянул «Моби Дика», а ты склонила голову набок и спрашиваешь: «Это про кита?»

– А разве нет?

– Джейн, не хочешь ли ты сказать, что не читала «Моби Дика»?

– По мне заметно?

– Нет, совсем не заметно.

– Вот и славно. Я же никого не обманула. Фильм был такой, я смотрела. С Грегори Пеком. Как по-твоему, стоящая штука?

– Фильм?

– При чем тут фильм? Книжка.

– Если по правде, я и сама не читала.

– Алиса, ты настоящий друг, честное слово.

– А ты читала этих выскочек-мальчишек, по которым все сходят с ума?

– Каких именно?

– По которым все сходят с ума.

– Нет, не читала. У них и без того читателей хватает, ты согласна?

Объемы продаж их собственных книг держались – более или менее – на прежнем уровне. Пара тысяч экземпляров в твердом переплете, тысяч двадцать в мягкой обложке. Их имена, можно сказать, были на слуху. Алиса вела еженедельную колонку о превратностях и ударах судьбы; правда, Джейн считала, что под этой рубрикой полезнее было бы цитировать собственные романы, а не сочинения Эпиктета. Сама Джейн до сих пор подрабатывала на радио по приглашению редакций социальной политики, прав женщин, общественного мнения и юмора; хотя нашелся режиссер, который сделал в ее учетной карточке пометку «ТУЭ», что означало «только утренний эфир».

Джейн хотелось продолжения беседы.

– А как тебе нынешние выскочки дамочки?

– В отношении этих еще труднее изображать начитанность, но приходится.

– Мне тоже. Это плохо?

– Нет, это женская солидарность.

Джейн вздрогнула: вагон качнуло порывом ветра от встречного поезда. Какого дьявола так близко прокладывать пути? У нее в голове тут же возникли кадры железнодорожной катастрофы, снятые с вертолета: вагоны сложились гармошкой (телевизионщики обожали это выражение, всегда произносили его с нажимом) и рухнули с моста, среди обломков пробираются спасатели с фонариками, бегают санитары с носилками, а на заднем плане один вагон, как похотливый железный зверь, подмял под себя другой. Эти кадры быстро сменились другими: авиакатастрофа, массовая резня, раковые больные, убийства одиноких старушек – явные опровержения идеи вечной жизни. Бог Одобряющий был бессилен против таких видений. Она вылила остатки коньяка себе в чай. Только Алиса могла ее чем-нибудь отвлечь.

– О чем задумалась? – спросила она несмело, как девочка, впервые в жизни попросившая автограф.

– Если честно – пытаюсь разобраться, завидовала ты мне когда-нибудь или нет.

– Откуда такие мысли?

– Сама не знаю. Всякие глупости лезут в голову.

– Тогда ладно. Потому что эти рассуждения до добра не доводят.

– А что такого?

– Ну как же: если я тебе завидую, то грош цена такой дружбе. А если нет, значит, я такая самовлюбленная, что считаю твою жизнь и книги незавидными.

– Джейн, мне ужасно стыдно. Если так посмотреть, выходит, что я – стерва. Прости меня.

– Прощаю. Но раз уж ты коснулась этой темы…

– Ты уверена, что мне нужно знать правду? – Странно: она до сих пор иногда недооценивала свою подругу.

– …зависть – видимо, не самое подходящее слово. Но когда на твоем горизонте замаячил Майк Николс, я обзавидовалась… правда, вскоре это прошло. А уж когда ты затащила в постель моего мужа, я была просто вне себя, но это скорее ревность, а не зависть.

– Да, неловко вышло. Хотя тогда вы с ним уже разбежались. И потом, время такое было: все со всеми переспали, помнишь?

Под маской беспечности у Алисы нарастала досада. Сколько можно? Из-за этой истории они в свое время разругались в пух и прах. На том дело не кончилось. Джейн написала этот чертов роман, где утверждала, что «Дэвид» уже был готов вернуться к «Джилл», когда вмешалась «Анджела». При этом она почему-то забыла, что их связь длилась не два месяца, а два года и за это время «Дэвид» перетрахал пол-Лондона под боком у «Анджелы».

– Ты поступила недостойно, когда мне призналась.

– Не спорю. Видимо, я надеялась, что ты меня остановишь. Кто-то же должен был меня остановить. Я тогда пустилась во все тяжкие, ты ведь знаешь.

Об этом они тоже говорили не раз. Почему некоторые забывают то, что нужно помнить, и припоминают то, что лучше забыть?

– Ты уверена, что причина была именно в этом?

Алиса сделала вдох. Еще не хватало ей виниться до конца своих дней.

– Нет, совсем не уверена – слишком много воды утекло. Могу только строить догадки. Post hoc [1]1
  После этого (лат.).


[Закрыть], – добавила она для весомости, словно поставила точку.

Но Джейн не унималась.

– Неужели Дерек связался с тобой только для того, чтобы меня помучить?

Тут Алиса вспылила.

– Ну, спасибо на добром слове. Я-то считаю, что он просто не устоял перед моими прелестями, которыми в молодые годы я была не обделена.

Джейн помнила: Алиса щеголяла в таких открытых платьях, что бюст вываливался наружу. Это теперь она предпочитала элегантный брючный костюм с кашемировым джемпером и повязывала вокруг черепашьей шеи тонкий шелковый шарфик. А тогда создавалось впечатление, будто она предлагает каждому встречному две спелые дыни. Да, мужчины падки на такие вещи, а Дерек был доверчивее многих; не исключено, что она просто носила особый бюстгальтер.

Слегка меняя направление беседы, но вовсе не уходя от темы, она спросила:

– Ты, кстати, не собираешься писать мемуары? Алиса покачала головой:

– Слишком обременительно.

– Вспоминать?

– Нет, вспоминать и даже выдумывать – это несложно. А вот готовить публикацию, раскручивать… Мне и так трудно примириться с тем, что мои романы не пользуются большим спросом. А представь, каково это будет: написать автобиографию, подвести итог всему, что увидено, и прочувствовано, и постигнуто, и выстрадано за пятьдесят с лишним лет…

– Так уж и пятьдесят!

– Отсчет ведется от шестнадцати лет, ты же знаешь. До той черты я была несознательной и за себя не отвечала.

Вероятно, здесь и коренилась Алисина поразительная, непоколебимая уверенность в себе. Раз в несколько лет она проводила черту под тем, что было прежде, и объявляла, что снимает с себя всякую ответственность. В истории с Дереком она повела себя точно так же.

– Продолжай.

– …а потом обнаружить, что никому до этого нет дела, кроме самых стойких читателей. Да и тех уже кот наплакал.

– А ты добавь побольше секса. Публика любит, когда старые…

– Клячи? – Алиса подняла бровь. – Перечницы?

– …перечницы вроде нас с тобой благопристойно рассуждают о сексе. Мужики в старости выглядят бахвалами, когда расписывают свои победы. А старушки – отважными.

– Допустим, но для этого нужно иметь кое-что в активе: романы со знаменитостями. – (Дерек никак не мог претендовать на эту роль. Щелкопер Саймон тоже. А собственный издатель и вовсе не в счет.) – Это первый вариант, а второй – какие-нибудь особо изощренные гадости.

Джейн про себя решила, что подруга чего-то недоговаривает.

– А Джон Апдайк – чем тебе не знаменитость?

– Да ведь он мне только подмигнул.

– Алиса! Я своими глазами видела, как ты сидела у него на коленях!

Губы Алисы тронула натянутая улыбочка. Она прекрасно помнила тот эпизод: у кого-то из знакомых была квартира в Маленькой Венеции, собралась обычная компания, поставили долгоиграющую пластинку, в воздухе поплыл дурман, кто-то привел заезжего писателя, и она вдруг проявила несвойственную ей вульгарность.

– Я сама подошла и села к нему на колени. И он мне подмигнул. Все, точка.

– Ты же ты сама рассказывала…

– Ничего подобного.

– Ты ясно дала понять…

– Обыкновенное тщеславие.

– То есть?

– То есть он сказал, что утром ему рано вставать. Париж, Копенгаген и далее везде. Рекламная поездка. Сама понимаешь.

– Аналог головной боли.

– Вот именно.

– Ничего страшного, – продолжила Джейн, старательно пряча внезапный прилив веселья. – Я всегда считала, что писателю интереснее, когда все идет наперекосяк, а не по плану. Единственная профессия, где личный крах можно использовать к собственной выгоде.

– Я бы не сказала, что слово «крах» применимо к моему знакомству с Апдайком.

– Конечно нет, дорогуша.

– А ты – уж не обижайся – проявляешь излишнюю напористость, как в группе самопомощи. Или как в программе «Женский час», где ты ничтоже сумняшеся учишь людей, как им жить.

– Разве?

– Суть в том, что любая личная неудача, даже изображенная художественными средствами, отбрасывает тебя на исходные позиции.

– Это куда же?

– К бесславному знакомству с Джоном Апдайком.

– Если это может служить утешением, я сгорала от зависти, когда он тебе подмигнул.

– Ты настоящая подруга, – ответила Алиса, но голос ее выдал.

Они замолчали. За окном поезда остался крупный населенный пункт.

– Что это было – Суиндон? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Джейн.

– Наверное.

– Как по-твоему, в Суиндоне у нас много читателей? – Кончай дуться, Алиса. Еще не хватало нам рассориться.

– А сама ты как думаешь?

Джейн никак не думала. Она слегка нервничала. Ей в голову пришел случайный факт:

– Это самый большой город в Англии, не имеющий собственного университета.

– Откуда ты только это знаешь? – Алиса старательно изображала зависть.

– Знаю – и все. Не иначе как из «Моби Дика».

Они довольно посмеялись, как заговорщицы. Повисла пауза. Через некоторое время проехали Рединг, и каждая похвалила другую, что та не стала цитировать «Балладу Редингской тюрьмы» или рассуждать про Оскара Уайльда. Джейн ненадолго отлучилась – то ли сходить в туалет, то ли проверить мини-бар у себя в сумочке. Алиса стала размышлять, как лучше воспринимать жизнь: всерьез или легко. Может быть, это надуманное противопоставление, один из способов показать свое интеллектуальное превосходство? Джейн, судя по всему, шла по жизни легко, но лишь до определенного рубежа, а потом стала искать серьезные решения – например, Бога. Лучше уж идти по жизни со всей серьезностью, а потом искать легкие решения. Такие, как сатира или суицид. Почему люди цепляются за жизнь – она же досталась им непрошенно? Жизнь человеческая оканчивается крахом – так виделось Алисе положение дел в этом мире, а те банальности, что изрекала Джейн по поводу преображения неудач художественными средствами, были махровыми фантазиями. Любой, кто хоть что-то смыслит в искусстве, подтвердит, что произведение никогда не отвечает замыслу творца. Искусство всегда недотягивает, художник не способен дать избавление от жизненного краха и, более того, сам обречен на двойной крах.

Когда вернулась Джейн, Алиса тщательно складывала газету, чтобы запастись чтением для воскресного ужина, состоящего из яйца вкрутую. Что удивительно: с возрастом тщеславие из порока превращается, можно сказать, в свою противоположность – во внутреннюю потребность. Их матери носили пояс или корсет, но их матери давно ушли в мир иной вместе с поясами и корсетами. Джейн всегда была грузной – еще Дерек жаловался; между прочим, его манера хаять бывшую жену непосредственно до или сразу после любовной близости с Алисой и стала основной причиной, по которой Алиса решила с ним порвать. Не из женской солидарности, а единственно из-за того, что считала это дурным тоном, непростительным для мужчины. С годами Джейн раздалась еще больше: сказалось пристрастие к алкоголю и сдобным булочкам. Сдобные булочки! Нет, в самом деле, есть же такие продукты, от которых женщина в возрасте должна отказаться. Невзирая на то что маленькие слабости, о которых лукаво шепчешь в микрофон на потребу толпе, приносят определенную выгоду. Что же до романа «Моби Дик», не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: Джейн эту книгу в глаза не видела. Собственно, в этом заключалось неизменное преимущество их совместных выступлений. Рядом с Джейн Алиса только выигрывала: рассудительная, трезвая, начитанная, стройная. Надо полагать, Джейн сейчас заканчивала роман про то, как некая писательница, склонная к ожирению и алкоголизму, обретает бога и находит у него одобрение. Ну ты и стерва, одернула себя Алиса. Тебе бы самой очиститься в лоне какой-нибудь строгой веры. Последовательный атеизм не может служить тебе моральной опорой.

Чувствуя себя виноватой, она дольше обычного задержала Джейн в объятиях на стоянке такси у Паддингтонского вокзала.

– Собираешься на фуршет в честь «Писателей года»? Это в «Хэтчардсе».

– В прошлом сезоне я сама была «Писателем года». А в этом – «Забытый писатель».

– Не выжимай слезу, Джейн. Раз ты не собираешься, я тоже не пойду. – Алиса говорила твердо, но не исключала для себя возможности передумать.

– Итак, куда мы едем в следующий раз?

– В Эдинбург, правильно?

– Кажется, да. Твое такси, садись.

– Счастливо, напарница. Ты лучше всех.

– Ты тоже.

Они повторно расцеловались.

Вечером, сварив яйцо вкрутую, Алиса поймала себя на том, что от новостей культуры ее мысли плавно переходят к Дереку. Прохиндей был редкостный, но пылал к ней такой страстью, что все остальное перед этим меркло. И что характерно: Джейн вроде не возражала; обиды начались много позже. Алиса стала искать этому объяснения: то ли у Джейн был какой-то выверт, то ли просто время взяло свое; но ответа не было, и она вернулась к газете.

А в это время на другом конце Лондона Джейн сидела перед телевизором и отщипывала прямо пальцами кусочки сыра и подсушенного хлеба, роняя крошки куда попало. Винный бокал так и норовил выскользнуть из руки. Политическая деятельница из Европы, выступавшая в новостях, напомнила ей Алису, и она задумалась об их многолетней дружбе и о том, как на сцене Алиса вечно перетягивала одеяло на себя, а она не возражала. Почему так повелось: то ли покорность у нее в крови, то ли она решила, что это на руку ей самой? Не в пример Алисе, она без утайки признавалась в своих слабостях. Что ж, вероятно, настало время признаться и в своей недостаточной начитанности. Прямо в Эдинбурге и покаяться. Выступление обещало быть интересным. Хотелось бы, чтобы такие разъезды продолжались до тех пор, пока… что такое? На месте экрана возникло видение: она, не доехав до дому, падает замертво в полупустом вагоне. Что в таких случаях делает машинист? Останавливает поезд – в том же Суиндоне – и вызывает санитарный транспорт или же просто сажает труп на сиденье, будто человек уснул или напился, и ведет состав дальше, в Лондон? Но кто-то же должен составить акт. А если это произошло в пути, что напишут в графе «место смерти»? Ей вдруг захотелось срочно убедиться, что Алиса в такой ситуации ее не бросит. Она покосилась на телефон, пытаясь догадаться, чем та сейчас занята. Но вслед за тем она представила себе, как Алиса, прежде чем дать ответ, выдержит короткую, неодобрительную паузу, подразумевающую, что подруга несчастна, экзальтированна и не способна справиться с лишним весом. Джейн вздохнула, потянулась за пультом и переключила канал.

У Фила и Джоанны: 2
Апельсиновый джем

В середине февраля стояла такая погода, которая недвусмысленно напоминала британцам, почему многие их соотечественники склоняются к эмиграции. Начиная с октября беспрерывно шел снег, хмурое небо отливало алюминием, в теленовостях сообщали о ливневых паводках, когда детей буквально смывало водой, а стариков эвакуировали на лодках. Мы уже обсудили такие темы, как сезонная депрессия, кредитный кризис, рост безработицы и вероятность повышения социальной напряженности.

– Я считаю, это неизбежно, поскольку иностранные предприятия, действующие на территории Великобритании, завозят сюда рабочую силу из-за рубежа, тогда как в стране полно безработных.

– А по моему убеждению, в Европе работает больше британцев, нежели у нас – европейцев.

– Вы видели, как этот рабочий-итальянец показал репортерам «фак»?

– Если все иммигранты последуют его примеру, я буду обеими руками голосовать за приток рабочей силы из-за рубежа.

– Все, Фил, ей больше не наливать.

– Не хочу повторять вслед за нашим премьер-министром или правыми газетами, которых мы не читаем, но сейчас, по-моему, рабочие места в Великобритании следует предоставлять в первую очередь британцам.

– А европейское вино следует наливать женам британцев.

– Это non sequitur [2]2
  Не следует (из вышесказанного) (лат.).


[Закрыть].

– Это застольный sequitur, что в принципе одно и то же.

– На правах иммигранта…

– Прошу тишины! Слово представителю нашей бывшей колонии.

– Помню, как у вас, ребята, кипели споры, нужно ли соглашаться на введение единой валюты. А я уже тогда думал: тоже мне, нашли проблему. Только что я побывал в Италии, где пользовался единой валютой – имя ей «Мастер-кард».

– Если войти в зону евро, фунт сразу упадет.

– Скажешь тоже – в зону евро…

– Шутка.

– У вас паспорта такого же цвета. Почему бы вам не отвлечься от мелочей и не признать себя европейцами?

– Да потому, что тогда мы лишимся возможности рассказывать анекдоты про иностранцев.

– А это, как ни крути, одна из главных британских традиций.

– Послушайте, вот приезжаешь в любой европейский город и видишь: магазины-то почти везде одинаковы. Иногда даже перестаешь понимать, в какую страну тебя занесло. Внутренних границ фактически не существует. На смену деньгам пришли кредитки, а на смену всему остальному – интернет. Кроме того, сейчас многие говорят по-английски, что значительно упрощает дело. Так зачем же идти против течения?

– Идти против течения – это еще одна типично британская черта.

– Как и двуличие.

– Ох, только не дай ей начать все сначала. Ты уже до смерти заездила своего конька в прошлый раз, дорогая.

– Разве?

– Кто оседлал любимого конька, тот погоняет застывшую метафору.

– Кстати, в чем различие между метафорой и сравнением?

– Апельсиновый джем.

– Кто из вас двоих поведет машину?

– Вы уже сделали заготовки?

– Знаете, в магазине я всегда приглядываюсь к севильским апельсинам, но в итоге никогда их не покупаю.

– А ведь это едва ли не последний по-настоящему сезонный продукт. Пусть бы мир вспомнил: каждому овощу свое время.

– Еще не хватало. Кому охота всю зиму давиться репой и брюквой?

– В годы моего детства у нас в кухне стоял большой такой сервант, с глубокими выдвижными ящиками внизу, и раз в год они вдруг заполнялись банками джема. Как по волшебству. Я никогда не видел, чтобы мама его варила. Прибегаешь из школы домой, чуешь такой аромат, бросаешься к серванту – а там полно банок. Еще теплые. И на каждой наклейка. Считалось, что этих заготовок должно хватить на весь год.

– Фил, друг мой! Это все, конечно, трогательно до слез. Не в те ли времена ты по выходным запихивал в ботинки газетную бумагу и тащился подрабатывать на заводе?

– Отвали, Дик.

– А Клод говорит, сезон севильских апельсинов на этой неделе заканчивается.

– Так и знала. Опять не успею ничего заготовить.

– У Шекспира был такой каламбур, что-то про «севильских» и «цивильных». Только не помню, в чем там суть.

– И тех и других можно при желании заморозить, понимаешь?

– Видели бы вы наш морозильный шкаф. В нем хоть шаром покати – и можно подумать, по моей вине.

– Так ведь истина – в вине.

– Что ж мне теперь, напиться?

– Любимая, вообще-то я скаламбурить хотел.

– А кто такой Клод?

– Хозяин овощного магазинчика. Француз. Француз тунисского происхождения, если уж быть точным.

– Ну, это не одно и то же. Вот скольких лавочников-британцев вы знаете? В своем районе. Сколько их? Каждый четвертый, каждый третий?

– А кстати, известно ли вам, что недавно, когда я вышел на пенсию и стал официально признанным старпером, наше правительство от своих щедрот прислало мне набор для домашней диагностики рака кишечника?

– Дик, может, не надо?

– Торжественно обещаю не оскорблять ваши чувства, хотя соблазн велик.

– Это потому, что ты напился и тебя понесло.

– Обещаю не нарушать приличий. Буду скромен. А вы уж сами домыслите остальное. Получаешь по почте такой набор с пластиковым пакетом, в котором нужно отправить назад – как бы это сказать? – требуемый материал. По две пробы, взятые в течение трех дней. Каждая – с указанием даты.

– А как… собирать этот материал? Вылавливать?

– Нет, ни в коем случае – он не должен соприкасаться с водой.

– А как тогда…

– Я же пообещал рассказывать об этом на языке романов Джейн Остин. Наверняка уже в те времена существовали бумажные полотенца, картонные палочки и детская игра под названием «Кто ловкий».

– Дик…

– А мне, к слову сказать, однажды пришлось обратиться к проктологу, и он объяснил, что для проверки своего состояния – что это было за состояние, я лучше умолчу – необходимо положить на пол зеркало и присесть над ним на корточки. Но я решил, что лучше плюнуть на свое здоровье, чем так извращаться.

– Наверняка вы спросите, почему я затронул эту тему.

– Да потому, что ты напился и тебя понесло.

– Не спорю, это необходимое условие – но не достаточное. Так вот, объясняю: первый образчик материала я взял в прошлый четверг, а второй запланировал на следующий день, но потом вспомнил: это ведь пятница тринадцатое. Не совсем подходящий день. Поэтому я собрал его в субботу.

– Но это же был…

– Именно. День святого Валентина. Любишь мужчину в соку – люби его прямую кишку.

– Как по-вашему, пятница тринадцатое часто выпадает на канун Дня святого Валентина?

– Я – пас.

– Я тоже.

– Кажется, за все годы детства, отрочества и юности я не послал и не получил ни одной валентинки. Дело в том, что никто из моих знакомых этим не увлекался. Валентинки стали мне приходить только после свадьбы.

– Джоанна, тебя это не беспокоит?

– О нет. Он имеет в виду – от меня.

– Ах, какая прелесть. Кака-а-я прелесть.

– Знаете, я, конечно, наслышан о вашей пресловутой эмоциональной сдержанности, но это просто финиш. Не дарить валентинок до свадьбы.

– Я тут читал, что ученые предполагают наличие зависимости между севильскими апельсинами и раком кишечника.

– Это правда?

– Конечно нет, но почему бы не приколоться на ночь глядя?

– Это было бы смешно, если бы ты не тужился изо всех сил.

– Помню, зашел я однажды в общественный туалет и стал читать надписи на стенах. Одна из них гласила: «Когда тужишься, не перегибай палку». И только через пять лет я допер, что это двусмысленность.

– То есть не слишком усердствуй?

– Ну, палка есть палка.

– Совершенно другая тема: устроился я как-то раз в кабинке, никуда не спешу, разглядываю настенную живопись и вдруг замечаю совсем мелкую надпись сбоку, внизу. Наклоняюсь, чтобы прочесть, – и что я вижу? «Сейчас ты срешь под углом в сорок пять градусов».

– Я бы хотел уточнить, что вспомнил про апельсиновый джем по той причине…

– …что он, возможно, связан с раком кишечника.

– …по той причине, что это типично британская реалия. Ларри утверждал, что мы все теперь одинаковы. В качестве опровержения можно было бы привести нашу монархию или что-нибудь еще, но я выбрал апельсиновый джем.

– У нас в Штатах тоже есть джем.

– Да, есть – расфасованный в наперстки для гостиничных завтраков. Но домашних заготовок вы не делаете, что с вами говорить.

– У французов точно такой же джем. Confiture d’orange.

– Не сравнивай. У них – варенье. Варенье из апельсинов.

– Внесу ясность: ваше традиционное название апельсинового джема, слово marmalade – французского происхождения. Образовано из двух слов: Marie malade. Речь идет о шотландской королеве, у которой были французские корни.

– Мать честная. Неужели французы уже тогда к нам ломанулись, FCUK их?

– Так вот: Мария, королева шотландская, она же Мария Кровавая, занемогла. И для нее приготовили апельсиновый джем. Видите связь? Marie – Мария и malade – по-французски «больная», получается marmalade.

– А я считаю, это мы к ним тогда ломанулись.

– Как бы то ни было, я сейчас расскажу, почему британцы всегда останутся британцами.

– Тебя не раздражает, что теперь все именуют нашу страну «СК»? Ни дать ни взять – акционерное общество…

– Я уверена, Тони Блэр это поощрял.

– Мне казалось, у тебя всегда и во всем виновата миссис Тэтчер.

– Нет, я передумала. Теперь во всем виноват Блэр.

– По-моему, акционерное общество – применительно к нам вполне подходящий термин. Мы всегда были нацией лавочников. Тэтчер всего лишь вернула нас к истокам, напомнила, какой всегда была Англия: страна, которая поклоняется деньгам, преследует корыстные интересы, чурается иностранцев и не приветствует культуру. Так повелось испокон веков.

– Кстати, вам известно, какой еще праздник отмечается четырнадцатого февраля, помимо Дня святого Валентина?

– День прямой кишки?

– Заткнись, Дик.

– Нет. День импотенции.

– Мне нравится твое бриданское чувство юмора.

– А мне нравится твой хорвадский акцент.

– Но это правда. И если меня попросят привести пример британской реалии или, если на то пошло, пример иронии, я расскажу про четырнадцатое февраля.

– Кроваво-красные апельсины-корольки.

– Дай-ка угадаю. Названы в честь королевы Марии Кровавой.

– Вы заметили, что пару лет назад их переименовали в «рубиновые апельсины»? Чтобы люди не думали, что в них содержится кровь.

– Ну да – пусть лучше думают, что в них содержатся рубины.

– Именно.

– Корольки буквально на днях появились в магазинах и по времени совпали с севильскими. Интересно, это такое же редкое явление, как пятница тринадцатое в канун Дня святого Валентина?

– Джоанна, я люблю тебя, в частности, и за это твое поразительное качество. В столь поздний час ты сохраняешь способность направлять наши бредни в единое русло. А нам лестно думать, что мы ведем общую беседу – одно удовольствие.

– В будущем году напиши это на валентинке, Фил.

– Все согласны, что сегодняшний салат из апельсинов-корольков достоин стола королевы?

– А рагу из бараньей шеи достойно стола короля.

– Кто помнит предсмертное желание Карла Первого?

– Чтобы на него надели две рубашки.

– На кого, на Карла Первого?

– В день казни. Погода выдалась холодная, и он не хотел дрожать, чтобы народ не заподозрил его в трусости.

– О, как это по-британски.

– Вспомните любителей надевать исторические костюмы и раз за разом воссоздавать сражения гражданской войны. Мне всегда казалось, что и это очень по-британски.

– В Штатах такое тоже распространено. Да наверное, и во многих других странах.

– Возможно. Только мы были первыми. Это наше изобретение.

– Да-да, наряду с вашим крикетом, футболом и девонширскими сливками к чаю.

– Нельзя ли на минуточку вернуться к джему?

– Его можно использовать как глазурь для жареной утки.

– Готова поспорить, у всех получается джем разной консистенции.

– Жидкий.

– Тягучий.

– Сью уваривает его до предела, чтобы буквально падал с тоста, если недоглядишь. Совсем не тягучий.

– Если сделать слишком жидким, он будет стекать.

– А косточки нужно сложить в полотняный мешочек и использовать при варке, чтобы получить… как его?

– Пектин.

– Вот-вот.

– Мелко нарубленные косточки.

– Нет-нет, крупно.

– Я измельчаю их в комбайне «Магимикс».

– В жизни не поверю.

– А моя подруга Хейзел использует для джема скороварку.

– Вот я и говорю. Это все равно что варить яйцо. Или, может, жарить яичницу? Опрос общественного мнения показал, что все делают это по-разному и каждый считает, что его способ – самый правильный.

– И какой отсюда вывод, о хранительница общей темы?

– Ларри говорил, что все мы одинаковы. Но это не так. Даже в мелочах мы различаемся.

– Мармеладная теория национального характера.

– Поэтому не бойтесь стать европейцами.

– Не знаю, где находился Ларри – в нашей стране или за ее пределами, – когда уважаемый министр финансов, мистер Браун, который скоро станет бывшим премьер-министром, сформулировал условия для входимости старого доброго британского фунта в болото заграничного евро.

– Не входимости, а сходимости. Признаки сходимости.

– Кто сейчас помнит эти признаки? Хотя бы один?

– Никто. Они и не предназначены для запоминания. Их разрабатывали, чтобы нагнать туману, а потому запомнить их невозможно.

– А почему так?

– Да потому что решение ввести евро было политическим, а не экономическим.

– Мысль понятна – и, возможно, соответствует действительности.

– Но разве можно утверждать, что французы или итальянцы изменились под влиянием евро?

– Французы останутся французами.

– То же самое они говорят про нас.

– Что мы останемся французами?

– Между прочим, севильские апельсины вовсе не обязательны.

– Как славно, что мы вернулись к этой теме.

– Дик в разные годы варил апельсиновый джем из чего придется.

– Зачем ты меня позоришь?

– Однажды он сделал ассорти… из каких же фруктов?.. Севильские апельсины, сладкие апельсины, розовый грейпфрут, желтый грейпфрут, лимоны и лаймы. На этикетке я написала: апельсиновый джем из шести фруктов.

– В Евросоюзе такие номера не проходят.

– Заказывайте, кому что: мятный чай, или ничего, или кофе без кофеина, или все-таки мятный чай?

– Я, пожалуй, сегодня воздержусь.

– Эту же фразу я, вероятно, услышу сегодня ночью.

– Дэвид, голубчик мой…

– Да, Сью, голубушка?

– Раз уж ты все равно об этом заговорил… Хочу задать ВСЕМ совершенно не британский вопрос: в последнее время кто-нибудь из вас, вернувшись домой после застолья у Фила и Джоанны, хоть раз выполнил обязательную программу?

– Она имеет в виду традиционный секс.

– Традиционный – это как?

– Ну все, что связано с проникновением.

– Какое ужасное слово, вы не находите?

– Мне рассказывали историю про леди Диану Купер. Или, может, про Нэнси Митфорд? Ну, не суть – главное, про какую-то гламурную дамочку. В общем, они… то есть она… на борту трансатлантического лайнера переспала со стюардом. На другой день он столкнулся с ней где-то на палубе и вежливо поздоровался.

– Логично.

– Логично. А она ответила: «Интимная близость – не повод для знакомства».

– Ну разве можно не восхищаться нашим высшим светом? Англия на том стоит.

– После таких историй мне хочется влезть на стол и запеть «Красный флаг».

– Рубиновый.

– Вы, все как один, избегаете ответа на мой вопрос, да?

– Как мы можем избегать ответа, если не помним вопроса?

– Позор вам.

– Виной всему не алкоголь, не отсутствие кофеина и даже не усталость. Просто по возвращении домой мы уже, как говорится в нашей семье, ЧТЧТ.

– Это, наверное, аббревиатура, которую ты нам сейчас расшифруешь.

– Чересчур Толстые, Чтобы Трахаться.

– Ага, тайное становится явным.

– Вы помните Джерри?

– Это тот несчастный, с пластмассовыми testicules?

– Так и знала: что-что, а эту подробность вы запомнили. Рассказываю: Джерри на несколько месяцев уехал за границу, а Кейт – его жена – стала беспокоиться, что у нее появились жировые складки. Ей хотелось к приезду Джерри быть в хорошей форме; она пошла к пластическому хирургу, чтобы проконсультироваться насчет липосакции. Хирург пообещал ее приплюснуть…

– Приплюснуть?

– Это я своими словами. Единственное неудобство, тактично объяснил он, заключалось в том, что после операции пару месяцев нельзя подвергать животик давлению извне.

– Ох ты! Выходит, оставался единственный вариант – проникновение через задний проход.