Текст книги "Золотой торквес (Изгнанники в плиоцен - 2)"

Автор книги: Джулиан Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Теперь в зеркальной поверхности маски и в мозгу Бреды отражалось только одно лицо – Элизабет.

Горько усмехаясь, женщина продолжала:

– Да, в уме тебе не откажешь, двуликая! Но твой крик не сработал. Я не хуже тебя знаю про свой грех олимпийского эгоизма. Но никогда тебе меня не убедить в том, что мой долг – служить твоему народу, или изгнанному человечеству, или какому-либо гипотетическому симбиозу рас.

Бреда с мольбой подняла руки. Маска свалилась; на ее месте осталась грустная, всепрощающая улыбка.

– Тогда помоги мне выполнить мой долг, который состоит в служении моему народу. Научи меня.

– Но я же сказала... у нас нет достаточно сильного источника боли.

– Есть, – с непоколебимой решимостью ответила Бреда. – Есть гиперкосмическая трансляция. При необходимости мое тело можно вывести на звездную орбиту. Мне не нужен никакой механизм для преодоления галактических просторов. Достаточно полномочий, переданных мне моим Супругом. До сих пор мне не приходило в голову ими воспользоваться просто не было нужды покидать мой народ. Разумеется, я и теперь его не покину. Я вернусь.

– Да, если попытка духовного обогащения не убьет тебя.

– Я готова рискнуть.

– За что ты так любишь этих безмозглых дикарей?! – воскликнула Элизабет. – Ведь они никогда не оценят того, на что ты идешь ради них!

Ответом ей были все та же всепрощающая улыбка и приглашение проникнуть в мозг.

– Еще одно, – устало проговорила Элизабет. – Учитель... разделяет муки.

"О Элизабет, я не поняла! Прости мне мою самонадеянность! Конечно, я не имею права..."

Элизабет резко прервала поток покаянных мыслей.

– Мне все равно суждено умереть. Даже если я вырвусь отсюда, столь нежно любимый тобой народ рано или поздно выследит меня и прикончит. А коли так... почему бы и нет? Если у нас что-нибудь получится, пусть это будет моей эпитафией, моим оправданием в случае осуществления твоего пророчества совместной расовой судьбы. Раз ты обрекаешь себя на муки, то и я готова. Ты будешь моей последней ученицей.

– Я не хотела причинить тебе лишнюю боль и очень сочувствую, поверь...

– Не трудись, – сухо откликнулась Элизабет. – Каждая капля страданий драгоценна!.. Ты уверена, что сумеешь наладить трансляцию?

Мозг Бреды наглядно продемонстрировал ей такую возможность. Физически Элизабет, безусловно, не станет сопровождать отстраненную путешественницу, но умы их будут неразрывны, с тем чтобы Элизабет могла направлять нервные волокна Бреды.

– Начнем по твоей команде, – заявила Супруга Корабля.

Потолок комнаты без дверей разверзся. В вышине Галактическую равнину пересекала Млечная река. Среди клубящихся над ней облаков вставал центр мироздания. А за ним был скрыт другой виток спирали на отдалении в сто тысяч световых лет.

– Ты должна проделать весь этот путь! – сказала Элизабет. Немедленно!

В одно мгновение их втянуло в звездный круговорот; они повисли над черным преддверием ада, посреди искореженного, взбаламученного пространства. Атомы физического тела Бреды стали еще менее связанными, чем разреженный атомный туман, что плывет в звездной пустоте и вибрирует, всякий раз криком боли возвещая о рождении Вселенной. Ум Супруги Корабля вопил на тех же частотах, что и агонизирующие телесные частицы. Так началось духовное обогащение.

Оно произойдет тяжелее, чем обычно, из-за высокой латентности Бреды. Все изношенные психоэнергетические цепи, ведущие от торквеса, должны быть переориентированы в лабиринтах коры правого полушария; их возродит для активности очистительный огонь самой страшной боли, какую только мироздание способно вселить в мыслящее, чувствующее существо. Но зато в своей стойкости Бреда в короткое время минует этап, обычно занимающий многие годы. Сама по себе боль не имеет цены, если не соблюдать дисциплину, не держать разветвленную умственную деятельность под строгим контролем. И тут все решает руководство опытного наставника. Огромная корректирующая сила Элизабет обволакивала трепещущую душу, предохраняя ее от распада, направляла пламенные устремления Бреды, точно бесчисленные метапсихические факелы, готовые сжечь накопленный в подкорке опыт жизни длиной в четырнадцать тысяч лет.

Активный ум заботливо поддерживал "аспирантку". Слившись, они парили над бездной ада, имеющей единственное измерение – центростремительную силу, воспринимаемую разумными существами всех рас только как боль...

Процесс развивался в синхронном вечном движении раздвоенных субъективных сознаний. В агонии Бреда сознавала глубинные изменения в своей душе, но не могла побороть дьявольского жжения и взглянуть на себя со стороны. Она могла только страдать и терпеть в надежде, что, когда ее муки кончатся, ум по-прежнему будет жить в физической Вселенной.

Наконец боль уменьшилась. Бреда почувствовала, как ослепляющая энергия Элизабет сменилась слабым свечением. А еще она ощутила другие жизненные силы, помимо своих и Элизабет: казалось, они поют в затухающем пламени. Как странно! Что это? Так далеко, за серым и черным дымом, за массой невидимого затухающего огня... мурлыкающая мегатональная мелодия, подобная яркой вспышке, будто приближалась. Чем четче Бреда ощущала ее, тем заманчивее становился напев. Она позабыла о дисциплине, о своем "я" во внезапном стремлении достичь, увидеть, соединиться с нею – теперь, когда познала Единство...

"Вернись".

"О нет, Элизабет, не теперь, позволь мне..."

"Мы достигли предела. Возвращайся ко мне".

"Нет, нет, мы, изгнанники, последуем за ним до конца и соединимся за гранью боли, там, где он ждет нас с любовью..."

"Пора возвращаться. Ты пойдешь со мной. Не упорствуй".

"Нет, нет, нет, нет..."

Оставь. Не смотри туда. Ты не можешь овладеть им и продолжать жить. Вернись сейчас же, подчинись моей воле, летим обратно сквозь пространство, не сопротивляйся, Sancta Illusio Persona Adamantis [святая иллюзия стойкой личности (лат.)], где бы ты ни была, подчинись, Бреда, подчинись приказу, оставайся во мне, мы уже почти там... там..."

Супруга Корабля без маски сидела за столом напротив Элизабет.

"Ушел. Он ушел. Ты увела меня от него".

– Это было необходимо для нас обеих. Ты достигла кульминации боли. Опыт прошел успешно.

По щекам Бреды текли слезы. Почти потухший огонь души медленно возгорался вместе с сожалением, которое теперь будет жить в ней всегда, до самой смерти. В тишине комнаты без дверей Бреда с трудом приходила в себя.

Затем последовало открытие и приглашение. Бреда осмелилась войти и громко вскрикнула, впервые познав настоящее единение с земным умом.

"Так вот как... это бывает".

– Да. Обнимаю тебя, сестра.

Супруга Корабля приложила пальцы к безжизненному куску золота у себя на шее и расстегнула замок. Мгновение она подержала его на вытянутой руке, прежде чем положить рядом с изваянием Супруга.

"Я живу. Я активна, хотя и понимаю, что похожа на беспомощного ребенка, впервые вставшего на подгибающиеся ножки. Но метафункции высвободились; какое богатство – единение двух в одной, уже теперь, а что будет потом, когда я познаю любящий ум?.."

– Будет стихийный рост, и радость взамен боли, и ощущение своей силы. Последняя, правда, ограничена твоим физическим телом и развитием местного ума. Но поскольку ты уже любишь разум, то способна делиться им без ущерба для себя. Вот у меня никогда так не получалось.

"А то, что я видела..."

– Ты видела то, что большинство из нас, независимо от активности, увидит и завоюет только в конце пути. Немногим "аспирантам" удается заметить это с первого раза. К счастью.

Они снова умолкли.

– Память о тоске исчезла, – наконец произнесла вслух Бреда. – Она не вернется, я знаю. Теперь я поняла: лишь неукоснительное подчинение наставнику положит грань между непродуктивным отчаянием и творческим очищением, после которого приходит радость. Этого надо было ожидать. Не просто отсутствия боли, а экстаза.

– Почти все зрелые умы чувствуют тончайшую грань, разделяющую то и другое, хотя и не знают, что с ней делать. Если хочешь, для углубления программы я поделюсь с тобой несколькими концепциями сути Галактического Содружества, столь упорно оспариваемыми нашей философией и теологией.

– Да. Ты должна поделиться со мной всем, что знаешь. Прежде чем... покинешь нас.

Элизабет не клюнула на эту приманку.

– Каждая разумная раса воспринимает теосферу своим индивидуальным психологическим путем. Мы можем обследовать нишу, которую в перспективе займет твое племя. Теперь, когда мы вместе, мы в состоянии совершить то, на что одинокий активный ум неспособен – познать суть до определенного предела. Она будет разжижена, поскольку ум плиоцена еще очень инфантилен, но тебе она покажется восхитительной.

– Она уже восхитительна, – заметила Бреда. – И вот что мне хотелось бы сделать с вновь обретенным богатством – пересмотреть все вероятности в поиске наиболее приемлемой модели, до сих пор неясной мне. Ты присоединишься?

Наставница и сестра отшатнулась. Умственные дверцы захлопнулись.

– Я должна была это предвидеть! Бреда, ты беспросветная дура!

Ум Супруги Корабля был раскрыт настежь, но Элизабет не вошла в него и даже не взглянула.

– Я ухожу из твоей комнаты без дверей, – заявила она. – Пойду к вашему королю и выскажу ему твое суждение касательно моей судьбы. Твое новое суждение. А потом разыщу свой шар и, улучив момент, навсегда покину вашу страну.

Бреда наклонила голову.

– Я отдам тебе твой шар. И сама займусь потомством Нантусвель. Только, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой к королю.

– Ладно.

Обе вышли и немного постояли на утесе над Серебристо-Белой равниной. Соляные россыпи были покрыты сетью крошечных огней. Близилась Великая Битва, и в долине разрастался палаточный город фирвулагов. Даже в полночь можно было обнаружить на дальнем расстоянии, как караваны с продовольствием, сопровождаемые рамапитеками, ползут по южному склону горы. Баржи, стоящие на причале у побережья лагуны, были освещены, поэтому водная гладь тоже вся была в огнях.

Из-под своей маски Бреда невозмутимо глядела на великолепное зрелище.

– Только три недели до Великой Битвы – и все решится.

– Три недели, – повторила женщина. – И шесть миллионов лет.

7

Во время Перемирия все дороги с севера Многоцветной Земли вели к Ронии. Через этот город тану и фирвулаги следовали на игры: знать обеих рас путешествовала по реке, а простая масса двигалась по Большой Южной дороге, параллельно западному берегу Роны, к Провансальскому озеру и Великолепной Глиссаде.

Большинство северян прерывали свое путешествие на ярмарке Ронии. Древние враги свободно общались во время ежегодной торговой оргии, которая продолжалась две недели Перемирия, день и ночь напролет. Прилавки и палатки стояли вдоль всей столбовой дороги и в окружающих открытых садах прибрежного города. Одним словом, округа превращалась в огромную рыночную площадь, где предприимчивые люди и фирвулаги устраивали постоялые дворы и закусочные для обслуживания туристов.

В нынешнем году самыми рьяными покупателями на ярмарке были беженцы из Финии, лишившиеся всего имущества. Чтобы хоть как-то морально поддержать себя, они не жалели денег на изделия искусных ремесленников-фирвулагов: украшения из бриллиантов, янтаря, слоновой кости, золотые и серебряные безделушки, дорогие головные уборы, кружево и тесьму, красивую сбрую для халикотериев, пояса, ножны и прочую военную амуницию, духи и кремы, мыло, напоенное ароматами полевых цветов и трав, терпкие ликеры, волшебные крылатые чепчики, такие деликатесы, как дикий мед, конфеты с ликерной начинкой, трюфели, чеснок, специи, изысканные соусы и самое экзотическое лакомство – земляничное варенье. Более насущные товары поставляли торговцы Ронии и других поселений тану: ткани тончайшей выделки, готовое платье, красители и прочую бытовую химию, стеклянный инвентарь разнообразного назначения, посуду и утварь, доспехи и оружие. Из огромных бочек текли рекой вина, пиво и крепкие напитки, разлитые в деревянные фляги и кожаные бутылки; в изобилии было копченое и консервированное мясо, сушеные и маринованные овощи и фрукты, а также непортящиеся злаковые продукты: мука, дрожжи, простые и ароматизированные сухари. Пища продавалась не только в розницу, но и оптом, для обеспечения Великой Битвы.

К вечеру четырнадцатого октября в толпе беженцев, заполонивших Южную дорогу, на ярмарку прибыл отряд всадников. Группа, не теряя времени, направилась к частным стоянкам, где мелкой аристократии тану и фирвулагов разрешалось возводить собственные павильоны, отдельно от общественных. Отряд возглавляли две дамы в золотых торквесах – по возрасту мать и дочь. На старшей было кисейное платье изумрудного цвета и экстравагантная, усыпанная драгоценными камнями шляпа. Младшая, выступавшая в полном облачении рыцарей Гильдии Принудителей, держала в руке копье, украшенное золотым знаменем с траурной каймой. Свиту дам составляли пятеро солдат в бронзовых доспехах под предводительством гиганта капитана, старый дворецкий, две служанки и низкорослый одноногий угрюмец, чей вид почему-то очень нервировал коней.

– Мы всего лишились в бедствии, постигшем Финию, – рассказывала гранд-дама сочувственно кивавшему хозяину постоялого двора. – Буквально всего, кроме кое-каких драгоценностей и своих верных серых. Так что мы с дочерью теперь совсем нищие. Но... быть может, нам удастся вернуть наше состояние в ходе Битвы: леди Филлис Моригель усердно тренировалась и подает большие надежды в воинском искусстве. Если Тана будет к нам благосклонна, то на Серебристо-Белой равнине мы не только отвоюем наши богатства, но и отомстим за поруганную честь.

Человек почтительно поклонился. Миловидная леди Филлис Моригель улыбнулась ему из-под приподнятого забрала.

– Уверен, что вас ждет удача, юная леди. Я чувствую вашу могучую силу, как бы вы ее ни скрывали.

– Филлис, дорогая, – упрекнула ее старшая, – ну как тебе не стыдно?

Девушка виновато заморгала, и насильственная волна схлынула.

– Простите великодушно, господин! Я и не думала на вас давить. Просто это моя первая Битва, и я, наверное, слишком взволнована.

– Неудивительно, – отозвался хозяин. – Но не тревожьтесь, юная леди. Главное – сохранять хладнокровие, и вы, без сомнения, отличитесь на Отборочном. Я буду за вас болеть.

– Как мило с вашей стороны. Мне кажется, я всю жизнь мечтала принять участие в играх.

– Милостивые дамы, уже поздно, – вмешался престарелый дворецкий, нетерпеливо ерзавший в седле во время обмена любезностями. – Вам необходимо отдохнуть.

– Почтенный Клавдий прав, – подхватил капитан эскорта. – Прошу вас, хозяин, выделите место, где мы могли бы дать отдых нашим старым костям. Мы уже шесть дней в дороге и валимся с ног.

– Шесть дней?! – удивился хозяин постоялого двора. – Так вы, стало быть, не укрылись в Надвратном Замке?

– Нет-нет, – разуверил его дюжий капитан, – мы не успели примкнуть к каравану лорда Велтейна. На севере все еще царит полнейшая неразбериха.

Хозяин постоялого двора уткнулся в карту размещения.

– Большинство ваших сограждан поселилось в прибрежной зоне – это самые удобные места. За небольшую доплату я мог бы и вас туда поместить.

Но пожилая леди решительно замотала головой.

– Как бы ни хотелось быть поближе к землякам, мы должны экономить, не то нам может не хватить денег до Битвы. И потом, боюсь, мы будем чувствовать себя неловко, так как не сможем разделить их увеселений. Поэтому, добрый хозяин, дайте нам что-нибудь поскромнее, место, где мы могли бы поставить две палатки и привязать халиков. Ну, например, вон там, на холме.

Слегка разочарованный, хозяин опять принялся изучать карту.

– Что ж, извольте. Квадрат номер четыреста семьдесят восемь, сектор Е – высоко, прохладно; правда, вам придется самим носить воду.

– Прекрасно! Моя талантливая дочь будет доставлять нам воду силой своего психокинеза. И сколько?.. А-а... sa y est [подойдет (франц.)]. Желаю вам доброй ночи.

Хозяин опустил в карман протянутые ему монеты и лукаво взглянул на деву-воительницу.

– Так вы и психокинезом балуетесь, леди Филлис? Ну, тогда ваше дело в шляпе! Я даже, пожалуй, поставлю на вас что-нибудь в тотализаторе. Чтоб у новобранца были такие высокие шансы...

Компания пустилась вскачь по освещенной фонарями дороге, а он долго махал ей вслед.

– Ну ты, дурища! – напустился на Фелицию вождь Бурке. – Чего мозги распустила?! Теперь этот болван тебя запомнит.

– Конечно, запомнит, и не только меня, Жаворонок, – усмехнулась девушка. – Меня он, по крайней мере, принял за настоящую золотую. А вот видел бы ты свою рожу, когда он предложил нам разместиться вместе с финийской сворой!

– Да, здесь нас и подстерегают главные опасности, – заметила мадам. Ну, положим, Фелиция и я в случае чего притворимся, что мы не в тонусе из-за перенесенных невзгод. Но вас с вашими липовыми торквесами наверняка заметут, как только кто-нибудь из тану или людей в торквесах попытается выйти с вами на умственный контакт. Поэтому держитесь поближе ко мне и Фелиции, чтобы мы могли вовремя отразить телепатическую атаку. Закупками продовольствия и фуража займется Фитхарн. Он вне подозрений, если, конечно, не попадется на глаза опытному метапсихологу.

– По-моему, мы все же рискуем, оставаясь здесь, – вставила Ванда Йо.

– Это мы уже обсуждали, – возразил Бурке. – В других местах на юге остановиться еще опаснее.

– Фирвулагских землянок тут почти нет, мадам, – сообщил Фитхарн. Маленький народ не рискует селиться на южных землях большими группами. А отдельные семьи по большей части скрываются в чащобах, вдали от проезжих дорог. Тут не доверяют пришлым, даже тем, у кого есть рекомендации короля Йочи.

– Да я уж поняла, что королевскую власть здесь не больно-то почитают, – сдержанно проговорила мадам.

Фитхарн усмехнулся.

– Наш Йочи – неформал, в отличие от старика Тагдала. Мы ведь избираем своих монархов, хотя у нас тоже есть понятия чести и верности, но мы – не тану и никогда не обрекаем низложенных королей на заклание.

Всадники стали взбираться на холм, где палатки и факельные огни были несколько рассредоточены. Дорога круто поднималась вверх по каменистой почве среди все более скудной растительности. Возле жилья почти не было халиков и элладотериев, почему можно судить, что они попали в бедняцкий квартал. В основное здесь стояли черные палатки фирвулагов и разноцветные времянки престарелых холостяков тану. По контрасту с веселым гомоном ярмарки тут, если не считать жужжания насекомых, храпа и негромкого ворчания домашних животных, царила благопристойная тишина.

– Вот он, четыреста семьдесят восьмой, – объявил Фитхарн. – Тихо, прохладно и на отшибе. – Глаза фирвулага видели в темноте лучше, чем человеческие при свете дня. На удивление проворно он доковылял на своей деревянной ноге до камней, огораживающих отведенное им пространство, и убедился, что соседние участки пусты. – Наши ближайшие соседи, мадам, сплошь фирвулаги, так что лучше места не найти. Я возьму с собой на ярмарку двух халикотериев, чтобы провизию нагрузить.

Фелиция спрыгнула с седла.

– А я поставлю палатки. – Она подошла к халику Амери и улыбнулась монахине, которая, как и Ванда Йо, была одета в желто-голубой балахон прислуги. – Ну что, трещат кости-то? Давай-ка помогу.

Амери словно пушинка вылетела из седла и спланировала на землю.

– Смотри-ка, и этому научилась, – одобрительно заметила Фелиция.

– А ты думала! Пока до Мюрии доберемся, мне во всем королевстве равных не будет!

– Между прочим, мы с мадам тоже устали, – раздраженно проговорила Ванда Йо. – И Клоду с Халидом неплохо бы помочь.

Спортсменка направила свой психокинез и на других инвалидов. Едва Жаворонок, Бэзил, Герт и Ханси разгрузили вьючных животных, она, и пальцем не пошевелив, одной лишь силой ума поставила две палатки, какими обычно пользовались тану, с раздвижными стойками и растяжками. Еще несколько умственных усилий – и вода из Роны наполнила три надувные бочки, а перед палатками растянулось выдернутое с корнем сухое дерево.

– Осталось самое сложное, – заявила Фелиция, нахмурив брови. – Пока еще мне трудно контролировать творческую энергию, потому отойдите-ка от греха подальше. И молитесь, чтоб я не переусердствовала, а то вместо дров у нас получатся головешки.

Хрясь!

– Здорово! – восхитился Бэзил. – В самый аккурат. Теперь займись ветками, моя прелесть.

Вжик-вжик-вжик!

– Это ж надо, словно сосиску кромсает! – воскликнул Уве.

И действительно, часто сверкавшая небольшая молния, источником которой был ум девушки, в мгновение ока разделала дерево на маленькие аккуратные чурбачки. Когда перед ними, чуть дымясь, выросла тщательно сложенная поленница, вся компания разразилась аплодисментами.

– Да, твои первичные метафункции явно набирают силу, ma petite [моя крошка (франц.)], – похвалила ее мадам. – Только не забывай упражняться и в осторожности, хорошо?

– А что, разве я за всю дорогу дала вам хоть малейший повод для беспокойства? – обиженно отозвалась девушка. – Пора бы усвоить: я ничего не делаю ради показухи. Между прочим, я не меньше вашего заинтересована довести наш план до конца и прижать к ногтю всех ублюдков тану.

– C'est bien [хорошо (франц.)], – устало кивнула старуха. Давайте-ка, пока наш друг отсутствует, устроим небольшой военный совет. Настало время важных решений.

– Сядем у костра, – предложила Фелиция.

Одиннадцать скальных обломков, каждый размером с табурет, слетели с гор и образовали круг. Деревянные чурбачки сами сложились в пирамиду и начали загораться, как только под ними материализовался огненный шар психической энергии. Через десять секунд костер уже полыхал вовсю. Заговорщики уселись на каменные сиденья, освободились от доспехов и другой излишней амуниции.

– Наше предприятие достигло критического момента, – начала мадам Гудериан. – Фитхарн и остальные фирвулаги нам, собственно, больше не нужны, коль скоро им нельзя нарушить Перемирие. Нам же подобная щепетильность чужда. Первобытные с самого начала были вне закона, поэтому Перемирие на нас не распространяется. Они нас тоже не помилуют, если схватят. Однако враг едва ли ожидает, что мы нанесем удар так скоро после Финии. Разведка тану, без сомнения, уже доложила, что наша нерегулярная армия распущена. Они рассчитывают, что мы станем вновь собирать силы на севере – и нам, разумеется, так и следует поступить, – но им и в голову не придет, что у нас хватит наглости нанести удар по их главной цитадели на юге.

– Скопление беженцев нам на руку, – добавил вождь Бурке. – Они все такие оборванцы, что в шмотках, подобранных Фелицией, мы легко смешаемся с толпой.

– Пока все идет гладко, – снова кивнула мадам Анжелика. – Но теперь операция вступает в самую опасную стадию. Через шесть дней – двадцатого наступит новолуние. В тот же день закроется ярмарка, здешние стоянки опустеют, и народ устремится на Серебристо-Белую равнину. Я считаю, что отряд, который должен атаковать фабрику торквесов, надо отправить в Мюрию по реке. Если нам удастся найти опытного лоцмана и обеспечить себе попутный ветер, то путешествие займет не больше четырех дней.

– Лоцмана найдем, – пообещала Фелиция, снимая через голову сапфировые доспехи. – И он сделает все, что нам надо, как только Халид снимет его серый торквес.

– А может, лучше принуждение? – спросил кузнец.

– Понимаешь, я еще не наловчилась работать с торквесами. Если он вздумает на меня броситься, то я могу ненароком его убить. Не волнуйся, уж без торквеса-то я его стреножу.

– Итак, вы прибудете в Мюрию безлунной ночью, если повезет, свяжетесь с Эйкеном и наметите удобное время для нападения. Скажем, на рассвете двадцать второго. В это время я буду находиться поблизости от Надвратного Замка и тоже, едва рассветет, переправлю послание через врата времени.

Воцарилось неловкое молчание.

– Так ты еще не отказалась от своей безумной затеи! – напустился на нее Клод. – Прославиться хочешь!

В отблесках костра все увидели на лице мадам Гудериан выражение упорной решимости.

– Что проку толковать, сто раз говорено-переговорено! Кроме меня и Фелиции, никто не сможет незамеченным подойти к вратам времени. Однако использовать Фелицию на операции в Замке значило бы впустую растратить ее незаурядные способности. Они сослужат гораздо большую службу на юге, в то время как в Замке вполне хватит моих слабых сил.

– Но тебе придется просидеть здесь не меньше недели, – не унимался Клод. – Что, если ты опять свалишься с воспалением легких?

– Амери дала мне лекарства, – успокоила его Фелиция.

– Стало быть, ты просто подойдешь к вратам и кинешь туда янтарь?

– Au juste [так точно (франц.)].

– Но Велтейн все еще возится с беженцами в Замке, – предостерег вождь Бурке. – А вдруг он задержится там до последней минуты? Ему не составит большого труда разоблачить все твои иллюзии. Может, тебе и удастся подобраться к вратам незамеченной, но я сомневаюсь, что твои творческие метафункции способны пересилить энергию тау-поля. Как только ты бросишь послание, стражники и солдаты наверняка поднимут тревогу.

– А Велтейн или еще кто-нибудь из великих тану примчится и растопит твой маскировочный экран как воск.

– Да, но задача уже будет выполнена, – возразила старуха.

– Какой ценой?! – взорвался Клод. – Это бессмысленная жертва, пойми, Анжелика! Я знаю другой способ!

И он поведал свой план.

– А что, неплохо придумано, – согласился с ним Уве. – Ведь надо как-то обеспечить прикрытие для мадам. К тому же ты сможешь за ней поухаживать в том случае, если...

– На юге я вам ни к чему, ребята, – перебил его Клод. – Только обуза. А здесь могу принести пользу. Мною движут...

– Да знаем мы, что тобой движет, старый волокита! – усмехнулась Фелиция.

Мадам обрела взглядом все лица по очереди и сдалась.

– Что ж, решено. Предложение Клода принимается. На рассвете двадцать второго обе группы одновременно совершат вылазку к вратам времени и нападение на фабрику торквесов.

– Sit deus nobis [да поможет нам Бог (лат.)], – пробормотала монахиня.

– Железо послужит нам секретным оружием на случай рукопашной схватки с тану, – заявил вождь Бурке. – Однако в противоборстве с людьми это небольшое преимущество, особенно с теми, кто носит золотые торквесы. Чтобы сокрушить оплот Гильдии Принудителей, мы имеем только два действенных средства: метапсихическую энергию Фелиции – хотя ее может оказаться недостаточно – и Копье...

– Которое в настоящий момент – просто красивая булавка, – напомнил Халид, – если Эйкен Драм не поможет нам перезарядить его... Скажи, Фелиция, ты уверена, что твои энергетические снаряды пробьют толстую каменную кладку и бронзовые двери?

– Не знаю, – ответила девушка. – Я становлюсь сильнее с каждым днем, но пока вряд ли можно целиком полагаться только на меня. Хотя, собственно говоря, наша первоочередная цель – не все здание Гильдии, а только фабричная часть. Ведь модули для торквесов – очень хрупкие устройства. Может, ничего и делать-то не придется – достаточно будет обрушить на них крышу. Ванда Йо с одного взгляда на здание подскажет, куда мне бить, верно?

– Попытаюсь, – не слишком уверенно отозвалась Ванда.

– Я видел здание, – вмешался Халид. – Оно совсем не похоже на феерические дворцы Финии. Это огромный куб из мрамора и бронзы, его сокрушить так же легко, как государственный банк в Цюрихе! Если Фелиция до будущей недели не научится сдвигать горы, то, пожалуй, Гильдия Принудителей окажется для нее крепким орешком.

Маленькая спортсменка сняла стеклянные латы и осталась в одной белой нательной рубахе и рыцарских солеретах с золотыми шпорами. Она задумчиво покачивала ногой в голубом ботинке, и сапфировые блики ложились на ее нежное лицо.

– Не знаю, чем я смогу похвастаться на будущей неделе, но сколько б ни было у меня сил, все их брошу на паскудных тану!

– Ты будешь повиноваться приказам Жаворонка, девочка! – резко одернула ее мадам Гудериан.

– О да! – Фелиция в изумлении раскрыла глаза.

– Несмотря на потенциальную силу Фелиции, все же самый беспроигрышный вариант – фотонное оружие, – заметил Бэзил. – Если мы его перезарядим, то нам даже не понадобится приближаться к Гильдии Принудителей и рисковать жизнью. Мы сможем разрушить здание прямо из лагуны, правда, Халид?

– Здание Гильдии находится на северной окраине города, чуть западнее того места, где дорога идет вверх от пристани. Одна укрепленная стена выходит на отвесный уступ метров сто высотой. Под ним на километры тянутся дюны и соляные отложения вплоть до побережья Каталонского залива... Ну что, Клод? Ведь ты, кажется, вдоль и поперек обследовал этот чертов рельеф.

– Если найдется твердый плацдарм для ведения прицельной стрельбы, то вы камня на камне от здания не оставите, – заявил палеонтолог. – А то и взорвете скалу, на которой оно построено.

– Главное – захватить их врасплох на рассвете, – тихо проронила Амери. – Тогда потери могут оказаться минимальными.

– Боишься? – обратился к ней американский абориген. – Мы, к сожалению, на войне. Коли тебе это не по плечу, оставайся с мадам и Клодом.

– Может, тебе и впрямь лучше остаться, ma soeur? [сестра моя (франц.)] – встревожилась мадам Гудериан.

– Нет! – отрезала Фелиция. – Амери добровольно пошла с нами, и надо использовать ее там, где она нужнее. Мы не должны подвергать себя глупому риску. Вспомните, как дикий кабан чуть не провалил нападение на Финию! На сей раз пусть с нами будет врач.

– Я сделаю все, что в моих силах, – заверила монахиня. – И во всем буду следовать вашему плану.

– Позвольте внести предложение, – вмешался Бэзил. – Я вот все думаю об Эйкене Драме. Нельзя ли выйти с ним на связь еще до прибытия в Мюрию?

Все в недоумении уставились на него.

– Давайте попытаемся установить телепатический контакт отсюда, объяснил Бэзил. – Поставим парня в известность, пускай поджидает нас. Может, даже стоит рассказать ему про Копье, чтоб он заранее все обмозговал.

Мадам попыталась возразить, но Бэзил перебил ее:

– Знаю, мадам, вы сомневаетесь в своих способностях передавать мысли на большие расстояния и общаться на скрытом канале. Но что, если в качестве посредника такого общения мы задействуем еще одного вашего друга – Элизабет?

– Гениально! – воскликнул Клод.

– Мадам рассказывала, как перехватила послание Элизабет сразу после прибытия Зеленой Группы в плиоцен. Наверняка теперь эта женщина полностью восстановила свои метафункции и сможет работать... э-э... на сфокусированном пучке, если можно так выразиться. Пусть даже будут помехи...

– Сомневаюсь, – сказала Анжелика. – Мысль Элизабет лишь на мгновение сверкнула в моем мозгу. Все послание я уловить не смогла...

– А я на что, мадам?! – вскинулась Фелиция. – Чтобы привлечь внимание Элизабет, вовсе не надо обращаться к ней на скрытом канале. Достаточно одного крика на верхнем регистре командного канала. Элизабет должна лишь понять, что мы ее вызываем. А там она сама запеленгует и сфокусирует писк мадам до предельной четкости.