Текст книги "Алмазная маска"

Автор книги: Джулиан Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Он, казалось, все понял, кивнул дочери, потрепал ее по плечу.

Ян Макдональд и Доротея молча вошли в лифт, поднялись наверх. На первом этаже Доротея протянула отцу кассету с результатами экзаменов. Отец еще раз кивнул и вышел. Девочка поднялась на третий этаж, где располагалась ее комната.

Здесь она быстро умылась, переоделась. Надела клетчатую юбку клана Макдональдов, белую блузку и зеленоватый переливающийся блайзер с серебряными пуговицами. Это был ее лучший наряд. Дедушкину цепочку надела на шею, алмазную маску положила в карман юбки. В несколько минут собрала личные вещи. Сунула чистый носовой платок в кожаную сумочку, которую когда-то подарила ей Джанет.

Ничего не забыла? Она заглянула в ванную комнату, проверила ящики трюмо, открыла гардероб.

Ее летная форма – серебристый скафандр – висел внутри. На полке лежал шлем. Внизу высокие ботинки. Получив извещение об отлете на Землю, она решила, что это все можно оставить, но теперь…

– Кени! – крикнула она и вытащила форму. Не дождавшись ответа, вышла в холл и направилась в комнату брата. Кен упаковывал свой чемодан.

– У тебя не найдется места? У меня все забито.

Кени с удивлением глянул на сестру.

– Ты собираешься взять это с собой? Для чего тебе форма на Земле?

– Ну, пожалуйста, – взмолилась Ди. – Она мне очень нужна…

Пробормотав что-то неодобрительное по поводу странных женских капризов, Кеннет запихнул ее форму, шлем, уложенные в пакет ботинки в свой объемистый чемодан.

– Теперь я буду похож на вьючную лошадь, – хмуро заметил он.

Он оттащил все тяжелые вещи к транспортеру, потом брат и сестра спустились вниз.

Гран Маша выглядела еще более молодой и великолепной, чем можно было ожидать, но вид дедушки вконец сразил внуков. Кайл Макдональд выглядел моложе собственного сына. Они пили чай в передней гостиной в компании с Яном. Джанет явилась из кухни, принесла корзинку. Заметив детей, она сказала:

– Лучше поздно, чем никогда. – Потом поинтересовалась: – Все уложили?

– Да, мэм, – ответил Кеннет. – Вещи уже в туннеле, можно грузить в рокрафт.

– Прекрасно. Ваши дедушка и бабушка торопятся. – Потом, понизив голос, она добавила: – Они, кажется, собираются вместе вернуться на Землю. Одним рейсом! Дедушке надо кое-что уладить здесь… Вот посмотрите, я собрала еду на дорогу. Возьми, Кен. – Она деловито пожала парню руку, потом протянула корзинку. – Удачи, малыш. Все будет хорошо.

Затем повернулась к девочке:

– До скорого, Додо. Я знаю, ты вернешься… Прости, если что было не так. В том моя вина… Выучись и приезжай. Ну, вроде все.

Джанет улыбнулась Гран Маше и Кайлу и удалилась.

– Удивительная женщина. – Профессор развела руками.

– Ага, – фыркнул Кайл, – если бы только у нее было сердце, а не сосулька.

– Ладно. – Ян хлопнул себя ладонями по коленям. – Давайте собираться.

На улице Кайл и Ян погрузили багаж в рокрафт. Снег валил все гуще…

Наконец все устроились в кабине. Ян на прощание пожал сыну руку, дочку поцеловал в лоб – в глазах у него стояли слезы. Он тихо шепнул:

– Я присмотрю за дубом, пока тебя не будет.

«Порше» медленно всплыл в забитое снежными хлопьями небо.

Ди закрыла глаза, с помощью дальновидения отыскала отца – он доехал на мини-автомобиле до дома, поднялся на второй этаж, где располагалась его спальня. Джанет уже ждала его – накапала в стакан розовато-зеленой эссенции, добываемой из воздушной травы, и принялась раздеваться.

Доротея отключилась…

17

Из мемуаров Рогатьена Ремиларда

Впервые я встретился с Доротеей весной 2069 года, когда ей исполнилось двенадцать лет. День тогда выдался пасмурный, ветреный, на город то и дело налетали снежные заряды, отчего редкие прохожие бежали по улицам, опустив глаза и придерживая головные уборы. Не знаю, как уж так вышло, но в тот момент, когда зазвонил потревоженный дверной колокольчик и в магазин вошла маленькая девочка в эскимосской парке и белой вязаной шапочке, у прилавка никого не оказалось. Сам я устроился в читательском закутке – взгромоздил ноги на обдуваемую теплым воздухом деревянную сушилку и, позевывая, борясь с дремотой, просматривал недавно попавшее ко мне в руки классическое издание «Неизвестных миров». Кошка Марсель ла Плюм VI спала на тряпичном коврике под лавкой.

Вслед за звонком колокольчика послышалось робкое «Добрый день», и по голосу я решил, что посетительнице лет четырнадцать, однако мелькнувшая в прогале между полками фигура была так мала, что я сбросил четыре годика. Сначала я не заметил, что она оперант.

Я не собирался ради случайного посетителя беспокоить свои старые кости. Может, она ошиблась дверью – увидит книги и уйдет?..

– Есть здесь кто-нибудь?

Она не собиралась уходить.

– Я ищу что-нибудь особенное, для подарка.

Делать было нечего, и я сухо ответил:

– Здесь торгуют очень редкими книгами. По научной фантастике… Еще сказочной литературой… Раритетами, одним словом… Не позже конца двадцатого века.

– Я знаю, – сказала девица. – Мне как раз и требуется редкое издание в подарок брату. У него скоро день рождения. Он завзятый библиофил. Несколько раз уже заходил в вашу лавку. Может, помните – Кеннет Макдональд?

Я вздохнул, поднялся со стула – надо же, какие слова знает, «библиофил», – направился к прилавку. Кошка последовала за мной. Мы вдвоем принялись изучать настойчивую покупательницу – Марсель, вспрыгнув на прилавок, оглядев девочку, решила, что по возрасту она вполне может сойти за воришку. Я был вынужден согласиться с ней, и слово «библиофил» здесь ничего не меняло. Кошка, удовлетворившись сделанным выводом, настойчиво мысленно потребовала еду.

К ее сожалению, я оставил эту законную просьбу без ответа. Девочка, безусловно, относилась к числу оперантов, притом очень сильных. Все остальное определить было нетрудно – принимая во внимание ее легкий шотландский акцент, родство с Кеннетом Макдональдом, я заключил, что передо мной Доротея Макдональд. Чудо, о котором столько говорили в последнее время, доставленное с планеты Каледония и помещенное в институт моей племянницы Катрин…

В то время среди оперантов ходило много слухов об уникальной девочке, однако юное создание каким-то образом ухитрялось оставаться в тени. Все Ремиларды были очень заинтригованы появлением внезапно объявившегося вундеркинда, и каждый из них не преминул посетить Катрин на предмет знакомства с маленькой Доротеей. Только Дени, Люсиль и Джек проявили разумную сдержанность и не стали беспокоить девочку. Марк тоже решил не отрываться от работы, да и мне не хотелось спешить. Для начала я намеревался собрать все сведения, слухи, факты – одним словом, все, что можно было узнать об этом ребенке, обещавшем вскоре стать Великим Магистром, если только удастся снять природные ограничители, сдерживающие проявления ее сокрушающей, творческой и целебной силы. По моему мнению, все знать куда важнее, чем все видеть.

– Тебе, конечно, что-нибудь захватывающее? – спросил я.

Девочка строго посмотрела на меня, ничего не ответила, сняла перчатки, вытащила пакетик с картофельными чипсами и неожиданно сказала, указывая на пакет:

– Они очень вкусные. Как вы думаете, Марсель их любит?

Да! – ответила эта гурманша в пушистой шубке и заспешила к маленькой посетительнице. – Очень люблю!

Марсель едва не с рук ее начала есть, потом, очевидно, благоразумие и воспитание взяли верх в звериной душе, и она подождала, пока Доротея не насыплет чипсы на пол.

Я с трудом согнулся – в суставах заскрипел застарелый ревматизм – и положил редкий журнал, который держал в руках, в особый конверт. Длинношерстная попрошайка тем временем с урчанием, обозначавшим одновременно и удовлетворение и признательность, быстро пожирала угощение. Только сладкую консервированную кукурузу она любила еще сильнее.

– Теперь вы друзья не разлей вода, – сказал я. – Придет день, молодая леди, когда вы раскаетесь в этом. Этот звереныш является самым отчаянным вымогателем во всей Северной Новой Англии.

Девочка посмотрела на меня. Лицо у нее было строгое, правильное, глаза, может быть, слишком близко посажены друг к другу, но от этого они не теряли привлекательности. Вряд ли ее можно назвать хорошенькой, но всякий, кому доводилось увидеть ее, уже никогда не забывал это лицо. И дело здесь не в ее метаспособности – просто она сама по себе была наособицу, и это чувствовалось сразу. Редкая, должен заметить, девица!

– А еще больше, чем кошек, я люблю лошадей и быков, – сообщила она, потом погладила Марсель по голове и высыпала ей остатки чипсов.

Кошка с прежней жадностью набросилась на них. Куда в нее влезало – ведь только что она съела блюдце макарон с сыром. Это было ее обычное меню.

– Кошки – замечательные создания, не правда ли? – продолжила она. – Они всегда готовы ответить на мысленном коде.

Яоченъоченъоченъоченълюблютебя, – замурлыкала Марсель. – В пакете больше нет еды?

– Сожалею, но чипсы кончились, – ответила девочка.

Я протянул руку и представился:

– Все в этом городе называют меня дядей Роги. Ты тоже можешь так обращаться ко мне.

Она очень легко пожала мою кисть.

– Меня зовут Доротея Макдональд, однако все, кто меня знают, зовут как им заблагорассудится. Придумывают всякие уменьшительные имена. Я не обижаюсь…

– Хм-м. – Я на мгновение задумался. – Можно я буду называть тебя Доротея?

Она засияла.

– Да, так мне нравится больше всего.

– Отлично. Теперь, когда с этим покончено, можно поговорить о книгах. Какой суммой ты располагаешь? Ты не нуждаешься в какой-нибудь редкой, антикварной книге, верно? Надеюсь, твой брат пока еще не собирает раннего Стивена Кинга?

– О нет. Ему нравится что-нибудь еще более древнее. Про ужасы… Начало века… У меня есть двадцать пять долларов.

Я прошел в секцию «М», снял с полки увесистый томик и протянул Доротее.

– Как насчет «Соперничающего чудовища» Комптона Маккензи? Здесь рассказывается про лохнесского монстра, который был побежден летающей тарелкой. Достаточно смешная история…

Девочка заулыбалась.

– Кен обожает подобные книги.

– Тогда пятнадцать долларов, очень дешево для так хорошо сохранившегося экземпляра. Я запрессую ее в пластмассовую обложку – так она дольше сохранится. Вот только учти, бумага хрупкая, совсем состарилась. Напомни ему, чтобы он очень осторожно переворачивал страницы.

Мы прошли к конторке, чтобы окончить дело, – за нами проследовала Марсель, еще не потерявшая надежды. Кредитная карточка Доротеи была зарегистрирована в банке Каледонии.

– Ты уже давно здесь живешь. Как тебе нравится Древний мир?

– Я уже жила здесь, пока мне не исполнилось пять лет, – после короткой паузы ответила она.

За это мгновение Доротея успела пробежаться по моему сознанию – проверила, так ли уж я прост? Дело в том, что в лавке я никогда не забочусь о том, что кто-либо прочтет мои мысли. Никаких экранов, тайн, недоговоренностей!.. Кто бы ни зашел ко мне – и ладно. Пусть считает, что я безвредный старый простофиля, все мысли которого сосредоточены только на одном – как бы объегорить очередного покупателя.

– О той поре я мало что помню, – продолжила Доротея. – Мы жили в Эдинбурге, в Шотландии… Это так непохоже на Северную Америку. Особенно на здешние места…

– И, полагаю, на Каледонию?

Она молча глянула на меня, потом ответила:

– Вы же знаете, кто я.

Это было смелое заявление. Я кивнул, вернул ей кредитную карточку, занес покупку в блок памяти компьютера.

– Ну что, обернем книгу?

– Вы считаете, что так будет лучше?

– Да.

Я сунул книгу в аппарат, выбрал режим и нажал кнопку. Через несколько секунд книга выскочила, одетая в яркую, апельсинового цвета обложку. Доротея пришла в восхищение. В первый раз за все то время, что она провела в лавке, девочка расслабилась, почувствовала себя менее напряженно.

На улице опять ударил снеговой заряд. Взметенные вихрем снежинки брызнули в окно, в стеклянные филенки двери. Я спросил Доротею, есть ли у нее время переждать буран? Пока я могу предложить чашку какао, можно посидеть у огонька…

Опять она замкнулась – ее испытующий луч коснулся моего сознания. И вновь убедилась, что я не более чем старый, добрый чудак, помешавшийся на древних фантастических романах. Доротея приняла мое приглашение – возможно, с этого решения и началась наша дружба.

Марсель, мурлыча как трактор, устроилась у нее на коленях. За тот час, что мы провели у камина, она рассказала мне историю своей короткой, но бурной жизни. Я поведал о семье Ремилардов, честно ответил на все, что ее интересовало…

В те три года, что Доротея проучилась в Дартмутском колледже, она почти каждую неделю заглядывала в мой магазин «Красноречивые страницы». Сначала она неумело притворялась страстной поклонницей фантастической литературы, потом однажды призналась, что ей просто интересно беседовать со мной. «Любопытно» – она так выразилась… Девочка нуждалась в старшем товарище-операнте – не в безапелляционном, слушающем только себя самого горлохвате, не в занудливом всезнайке, не в приставленном свыше, строго официальном, холодном наставнике, а в таком, как я, способном понять, ненавязчиво посоветовать и в то же время достаточно много повидавшем. Я говорю об этом без ложной скромности – что есть, то есть. Например, ни Гран Маша, ни Кайл не подходили на эту роль. Да, они окружили детей заботой, Маша даже устроилась в местном департаменте метапсихологии экстраординарным профессором, чтобы быть поближе к Доротее и Кеннету, однако люди они были не те. Внуки не очень-то откровенничали с ними. От меня же они ничего не скрывали – кто бы знал, сколько несчастий я претерпел из-за этой дружбы!

Ладно, не буду жаловаться…

В ту пору жизнь моя вошла в спокойное русло. Книжный магазинчик давал достаточно средств, чтобы не думать о хлебе насущном; связь со сладкой, с глазами, напоминающими спелые сливы, библиотекаршей из местного районного книгохранилища Сурьей Гуптой вошла в привычку. Ремиларды, занятые собственными интригами, почти не заглядывали ко мне в лавку, ссылаясь на нехватку времени. А вот маленькая. Доротея протоптала торную дорожку.

Первым делом я должен был выслушивать подробнейший отчет о всех последних уроках. Сказки, что учение давалось ей легко! Как раз Доротее пришлось трудиться не покладая рук, чтобы осилить путь от потенциального операнта до подлинного мастера своего дела, знатока дальновидения, творчества, сокрушения, целительного искусства и психокинеза. Выговорившись, она начинала теребить меня вопросами – так мы переходили ко второй части наших долгих свиданий, когда мне приходилось выступать в роли добровольного ментора, объясняя и втолковывая ей те неписаные правила, которые существуют в среде оперантов и которые особенно трудно даются детям, выросшим в домашней обстановке, вне коллектива подобных себе. Должен заметить, что «метаэтикет» не такая простая штука, как можно подумать. Умение владеть своими мыслями особенно ценится среди дипломированных оперантов – неучам и невежам не на что рассчитывать в жизни…

Доротея была любимой ученицей Катрин Ремилард. Я знал, что это такое – постоянное восхищение, буря эмоций, бездна страданий по поводу любой, самой незначительной неудачи или непонимания… Катрин была прекрасным педагогом, и все равно наши встречи тоже являлись своеобразной академией, не менее важной, чем овладение высшей математикой или теоретической физикой.

Доротея была понятливая, добрая девочка, иногда упрямая, иногда назойливая, иногда замкнутая, но всегда прекрасно чувствующая меру и – я бы сказал – целеустремленная. Редкое качество у детей – знать, что и зачем спрашивать, иметь ясное (пусть даже и непонятное для окружающих) представление о смысле и важности того, что хочешь узнать. Эта мудрая не по годам проницательность поражала меня больше всего. Она страстно увлеклась орнитологией (я тоже в этом вопросе небезгрешен), катанием на лыжах и пешими экскурсиями. Любила сама шить себе наряды и придумывать украшения из драгоценных камней. В этом ее сотворительная сила проявлялась особенно ярко. Любила экспериментировать с белым золотом и относительно недорогими алмазами, которые отец присылал ей с Каледонии. Частенько она приходила ко мне, надев на шею в виде кулона маленькую, усыпанную крохотными бриллиантами маску, составляющую часть маскарадного костюма «домино».

Нередко Доротея появлялась вместе с братом, тоже проходившим курс у Катрин Ремилард. Этот приятный парень оказался страстным коллекционером. Удивительно, но его совсем не беспокоил – даже радовал – тот факт, что способности его сестры во много раз превосходили его собственные.

Эта идиллия рухнула в октябре 2072 года. Доротее тогда исполнилось пятнадцать лет. Она только что закончила свою выпускную письменную работу. К тому времени она уже была очень женственна. Рост маленький… Тихая, скромная, загруженная учебой девушка – мальчики ее в ту пору не интересовали… Вела себя она сдержанно, даже несколько флегматично, с точки зрения развития метаспособностей дошла до стадии «полноценный оперант».

Подобно всем другим сильным «мета», Доротея постоянно держала под спудом свои мысли, однако ее мощь создавала вокруг девушки такую ауру, что ошибиться в ее возможностях было нельзя. И совсем не «ореол святости», как в позднейших апологиях писали о ней, окутывал Доротею. В ней не было ничего от харизматического, увлекающего порыва Марка или внушающей ужас и благоговение таинственной обреченности Джека. Я бы назвал присущее ей изначальное качество как непоколебимую стойкость. Не гранитная, алмазная или еще какая-нибудь твердокаменная, а обыденная, естественная, основанная на вере в добро неустрашимость. Хотя, может, эпитет «алмазная» вполне уместен в этом случае.

Когда ее метаспособности достигли уровня Великого Магистра, все ждали, что с наступлением совершеннолетия она, как и Джек, будет представлена Консилиуму, а потом удостоена звания «магнат». Однако сама Доротея относилась к такой перспективе без всякого энтузиазма – ее, казалось, не интересовали фанфары и ликующие возгласы. Вела себя она по-прежнему скромно, многие студенты Дартмутского колледжа с других факультетов ничего о ней не знали; хотя, по общему мнению, сам факт наличия всех пяти способностей, да еще такой силы, должен был сделать ее галактической знаменитостью. Обладателей «пяти высших» было много среди крондак (и лилмиков, конечно), но в других мирах подобных уникальных личностей можно пересчитать по пальцам. На Земле, например, в ту пору было всего одиннадцать таких человек. В их число входили Поль и Анн Ремиларды, Дэвид Макгрегор, Корделия Варшава – Председатель законодательного собрания Земли, и Эдвард Хуакуо Чанг, заместитель командующего Четырнадцатым космическим флотом.

Через некоторое время я узнал об особой антипатии Доротеи к Джеку, что тот сносил покорно и терпеливо. «Сам виноват», – как-то признался он мне. Она решительно отказывалась встречаться с ним, избегала даже деловых отношений. Я никогда не подозревал о той внутренней борьбе, которая происходила в душе Доротеи и в которую так неудачно ввязался Джек. Более того, у меня тогда даже мысли не возникало, что девушка может что-то скрывать от меня.

Правда открылась нежданно-негаданно.

Как-то я отправился в Конкорд, столицу Земли, навестить Северена Ремиларда, который только что отстроил там новый очень модный дом. Я знал Севи с детских лет, когда он, драчливый подросток, уже начал выступать против философской покорности, с какой его родители и большинство других оперантов встретили Вторжение. Я был свидетелем трех его разводов (один по его вине), тайно поддерживал Севи и брата его Адриена в моменты духовных кризисов – с ними такое случалось. Я даже одобрил их увлечение лозунгами мятежников. Подобно мне, у Севи был легкий характер, что резко выделяло его из рядов насупившихся, наморщивших лбы оперантов-бунтарей, пораженных страшным недугом – вселенской печалью. Все они были слишком серьезны… Северен же, словно бабочка, порхал из одного Директората в другой, везде уживался, нигде не засиживался. То-то косили на него взгляды его сверх меры ответственные, отягощенные государственными заботами брат Поль и сестра Анн. Высокий блондин, иногда ироничный, временами циничный, красавчик, по-настоящему счастливым он чувствовал себя, выдумывая всевозможные каверзы и юридические загадки, с помощью которых, случалось, ставил в тупик весь Консилиум. Естественно, что в 2083 году он оказался в первых рядах восставших.

До той поры Северен оставался самым доступным и простым в общении членом семьи Ремилардов. Иногда он занимался профессиональным целительством, производил операции на головном мозге – нейрохирург он был отличный. Вот я и отправился к нему за помощью. Проблема была деликатная, касающаяся моего мужского достоинства. В последнее время я слишком часто разочаровывал мою обожаемую библиотекаршу. Сурья старалась не подавать вида, с пониманием относилась к моей слабости, однако так долго продолжаться не могло. Того и гляди, она найдет более энергичного партнера.

К чести Северена, он всерьез отнесся к моим страданиям – без всяких шуточек, понимающих ухмылок, подмигиваний… Мы разговаривали на балконе – впереди открывался вид на залитую осенним золотом долину реки Мери-мак. Выслушав меня, он долго молчал – обдумывал, что бы тут можно было посоветовать. Я в свою очередь угрюмо размышлял, что долгий на первый взгляд путь от юности до старости я прошагал в мгновение ока. «Земную жизнь пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу» – так, кажется, у Данте. Та роща, в которой оказался я, заметно потеряла листву…

– Послушай, дядя Роги, – наконец сказал Северен. – Тебе только сто двадцать три года.

– А тебе шестьдесят девять, – ответил я, – и оба мы с тобой бессмертны, черт бы нас побрал! Я прекрасно чувствую себя, никогда не страдал чрезмерным усердием, а либидо оказалось на самом донышке. В чем дело? Ладно бы я чувствовал в себе какой-либо изъян, мучился от болезней… Так нет!

– Попытайся использовать стимулирующие средства. Например, экстракт воздушной травы с Каледонии может восстановить потенцию даже у мумии.

– Мне не по нраву подобные штучки! – раздраженно возразил я. – Ты бы не мог с помощью исцеляющей силы подремонтировать меня? Может, я просто устал от женщин?

Северен поднялся и пригласил меня в комнату.

– Хорошо, я посмотрю твои мозги. Скорее всего, у тебя легкая депрессия.

Я расположился на огромной софе, обтянутой белой кожей. На ней были разбросаны черные кожаные подушки. Северен попросил меня закрыть глаза, положил руку на мой лоб.

Свет померк у меня в очах…

Когда я очнулся, племянник с выражением ужаса на лице расхаживал по комнате. У меня заныло в паху, кровь отхлынула от щек.

– Что? Прогрессирующий рак?..

– Ты что, идиот! – рявкнул он. – Ты здоров как бык. – Он помог мне подняться на ноги. – И пьешь так же!.. Я выяснил, в чем дело… Не знаю, обрадует ли тебя мое открытие. Я, правда, кое-что настроил, поставил тормоза, может, слишком слабые…

– В чем трудность?

Он подошел к бару, налил виски, протянул мне.

– Дядя Роги, кто-то постоянно, очень мягко и осторожно, массирует твои мозги. Шарит с помощью испытующего луча… Очевидно, это продолжается в течение двух лет или около того. Просвечивание производится незаметно, однако дает побочный эффект на гипоталамус. Его я и подлечил. Теперь все должно встать на свое место… если, конечно, ты найдешь источник и снимешь помеху. Смею утверждать, что кто-то из твоих знакомых, великий мастер-целитель, – лезет в твое сознание.

– Нет! – воскликнул я. – Она никогда не посмеет!..

Северен пожал плечами. Слава Богу, что я не назвал имя.

– Смени партнершу, – посоветовал племянник. – Найди женщину слабую, не способную пробить твой защитный экран в момент оргазма.

– К черту! – прорычал я и наглухо закрылся метапсихическим экраном. Дело не в партнерше. Среди моих знакомых, кроме Ти-Жана, был только один человек, способный проникнуть в мозги операнта так, чтобы он ничего не заметил.

Маленькая Доротея Макдональд!

Я должен был поговорить с ней начистоту, даже если это приведет к разрыву.

Как я уже сказал, Доротея тоже серьезно увлеклась орнитологией. Мы оба вступили в местное отделение общества любителей птиц. Встречались мы часто – на собраниях кружка, во время пеших экскурсий, а также по сигналу особого сбора, которым все члены общества извещались о появлении в окрестностях городка редких птиц. Однажды чудесным октябрьским утром, в воскресенье, мы с Доротеей отправились в долину реки Коннектикут в штате Массачусетс, где, как было передано нашими наблюдателями, в сосновой роще был замечен дятел необычного окраса. Мы горели желанием сфотографировать его.

…Привал мы устроили на высоком берегу реки, среди выходов скальных пород – огромные мшистые валуны придавали этому месту таинственный романтический вид – позавтракали сандвичами, купленными в Джасберге, и пирогами с патокой, запили захваченным мною слабеньким душистым сидром… Серьезная фотоохота на редкую птицу предполагала сытый желудок и достаток сил.

Тут я и начал разговор.

– Доротея, знаешь, что меня по-настоящему беспокоит в последнее время? Какой-то невежа, очень сильный сокрушитель и целитель, не спрашивая разрешения, постоянно лезет в мои мозги. Уж не ты ли этим занимаешься?

– Я? – изумилась она. – Я пытаюсь проникнуть в ваше сознание? Как только подобная мысль могла прийти вам в голову!

– Не надо отвечать вопросом на вопрос, дерзкий ребенок! – сердито сказал я. – Пожалела бы старика… Я долго не мог понять, в чем дело, пока не догадался, что ты здесь орудуешь. Ты занялась этим в первый же день, когда зашла в мой магазин?

Она посмотрела на реку.

– Да. Это было необходимо. Я обязана изучить историю жизни каждого Ремиларда, включая вас, и вплоть до Марка, его братьев, сестер, двоюродных братьев и сестер. Мне нужен детальный слепок ваших сознаний, образец ментальной деятельности. Та информация, которую я получила, была разрозненна, этого пока хватает… Вас я просвечивала более энергично и тщательно, потому что вы живете дольше других и знаете своих родственников как облупленных. Я также просветила всех остальных Ремилардов, кроме Марка и Джека, – они вне пределов досягаемости.

Я ожидал услышать что угодно, был готов к любым объяснениям, но то, что она сообщила, сразило меня.

– Бога ради, зачем?

– Ремиларды – наиболее выдающаяся семья во всем Содружестве, однако мы очень мало знаем о личной жизни ее представителей, об их ментальных способностях. Всем известно, что комплексное глубокое метапсихическое обследование вновь родившихся оперантов начали проводить только с две тысячи шестьдесят восьмого года. Те же, кто родился раньше этого срока, имеют право сами решать: согласны ли они на такое обследование. Конечно, эта процедура для взрослых болезненная, не многие согласились на нее. Все Ремиларды были вынуждены пройти через испытание после – вы знаете каких – событий. Я нуждаюсь в подробной информации для выполнения одного очень важного проекта.

– Ты просвечиваешь нас для «проекта»?

Она вспыхнула – видно, до нее дошел смысл сказанных мною слов. На английском они означали что-то вроде «веселенькое занятие поковыряться в навозе».

– Я говорю правду, – упрямо сказала она. – Этот проект мое личное дело, я обязана его выполнить. Сами можете посмотреть в моем сознании, если желаете.

– Я не люблю просвечивать людей, и ты знаешь об этом.

Поставить непробиваемый, космически-могучий защитный экран я бы смог, если бы моей жизни угрожала реальная опасность, однако как это сделать сейчас, не имел ни малейшего представления. Следовало быть сверхосторожным, чтобы Доротее не удалось воспользоваться моей доверчивостью. Нудное, раздражающее и в общем-то бессмысленное занятие…

– Значит, – сказал я, – вы использовали меня, юная леди. Не могу поверить, чтобы настоящий друг мог пойти на такое… В результате сработал побочный эффект, и мне пришлось пройти курс лечения. Тогда-то я и узнал, что кто-то постоянно лезет в мои мозги.

– Простите, если причинила вам боль, дядя Роги. Я действительно виновата. Я не думала, что испытующий луч нанесет вам вред.

Ее горе и раскаяние были искренними, можете мне поверить. Я сам чуть слезу не пустил, однако она кое-что добавила, и я едва не взорвался от негодования.

– Но у меня была веская причина заняться этим… – вот что сказала дерзкая девчонка.

– Я сам решу, – заявил я, – веская у тебя была причина или нет.

Дело действительно принимало серьезный оборот. Зная Доротею, я сразу понял, что она на пустяки размениваться не будет. Поэтому я взял ее за руки и сказал:

– Давай-ка прямо здесь, сейчас… Что это за веская причина? Или ты желаешь, чтобы я поделился с Кэт Ремилард и твоими школьными друзьями, какой великий инквизитор живет рядом с ними?

– Нет! – воскликнула она. Ужас отразился на ее лице. – Вы этого не сделаете!.. Если вы только обмолвитесь, Джек все узнает! Или даже Марк!..

Я удивленно уставился на нее.

– На кой черт им это надо? Чтобы какая-то девчонка… Ты будешь говорить или нет?

Она на мгновение, сосредоточиваясь и приводя в порядок чувства, закрыла глаза. Когда она их открыла, я был совершенно ошеломлен. Рядом со мной сидела не юная девушка, а взрослый, умудренный жизнью человек. Лицо ее было одухотворено великой, благородной идеей. Я, человек по природе своей насмешливый, сразу напрягся, выпрямился, проникся пафосом минуты.

– Вы совсем не похожи на Ремилардов, дядя Роги, – начала она. – У вас нет ни личных амбиций, ни шокирующей семейной спеси. Вы знаете свои оперантские возможности, и их скудость не отравляет вам жизнь. Вы не нуждаетесь в безусловном утверждении своего «я». Вы просто живете… Свободно и по душевной склонности общаетесь с людьми – они тем же платят вам… Дружбой, искренностью… У вас доброе сердце, и, несмотря на некоторое старческое занудство, вы приняли во мне участие. Мне тогда было очень трудно, дядя Роги… Теперь я открою вам величайший секрет, составляющий цель моей жизни.

Опешивший от предыдущих слов – каково слышать их из уст этакой малявки! – я только было собрался поклониться ей в пояс, однако последние фразы смутили меня. Не такой уж я циник и насмешник… Всякая ирония растаяла без следа. Для нее это было очень важно… Когда она продолжила рассказ, я вообще прикусил язык.

– Давайте-ка я расскажу, как погибла моя мама…

Я тихо ответил:

– Хорошо, Доротея. Если ты считаешь, что это необходимо…

Она все рассказала мне – о нападении Гидры, о Фурии. Выложила все подробности, детали, косвенные обстоятельства, зафиксированные в деле, заведенном в Галактическом Магистрате (Бог знает, как она их добыла). Причем показала мне саму сцену убийства – все-все, по кадрам. Меня едва не стошнило от отвращения. Доротея держалась молодцом – говорила спокойно, ровным голосом, последовательно. Когда пересыхало в горле, прикладывалась к баклажке с сидром. Она поведала мне о настойчивых притязаниях Джека, о явлении во сне умершей матери – о том, что с той поры эти сны регулярно повторяются. Фурия, по мнению девушки, по-прежнему верит, что сможет переманить ее на свою сторону.