Текст книги "Многоцветная Земля (Изгнанники в плиоцен - 1)"

Автор книги: Джулиан Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

– Не сомневаюсь, что вам удастся совершить задуманное, – произнесла Амери, пытаясь изобразить ободряющую улыбку.

– Не тут-то было, – возразил самым радостным тоном альпинист. – Эти "экзотики" и их прислужники найдут мне подходящую работу – валить лес или качать воду, как только узнают, что все мои таланты сводятся к тому, чтобы взбираться на горы и падать с гор. Если мне повезет и после рабского труда у меня останется хотя бы немного свободного времени, то я собираюсь играть на флейте в том заведении, что будет заменять деревенский трактир.

Альпинист вежливо извинился перед Амери за то, что прервал ее молитвы, и, отвернувшись, принялся наигрывать на флейте.

Помолчав, Амери снова тихо запела псалмы.

Караван продолжал спускаться под уклон, держа курс на север параллельно Соне. Могучую реку не было видно, но ее течение явственно угадывалось по широкой полосе тумана, висевшего над лесами в долине. Местность на другом берегу реки была гораздо более ровной – прерия с отдельно стоявшими деревьями, постепенно переходившая в болотистую низину с множеством мелких озер, засверкавших под лучами восходившего Солнца. По болотистой низменности извивались притоки Соны. Западный берег реки, по которому двигался караван, был на несколько сот метров выше и гораздо суше. Лишь изредка встречались ручьи и овраги, которые терпеливые халикотерии форсировали, почти не замедляя хода.

Теперь, при ярком дневном свете, Амери смогла наконец рассмотреть своих спутников, солдат и Эпону, ехавшую через три или четыре ряда перед ней, и разбитых на пары пленников, следовавших за ними через равные промежутки. Ричард и Клод ехали почти рядом с вьючными животными и арьергардом. Амфиционы стоически трусили рысцой по обе стороны каравана, иногда приближаясь настолько, что Амери видела их налитые злобой желтые глаза и чувствовала отвратительный смрад, исходивший от неуклюжих тел. У халиков – свой характерный запах, резкий и немного отдававший серой, как запах репы. Должно быть, так пахнут те растения, которыми их кормят, подумала Амери. Им, очевидно, такая пища нравится, и поэтому они такие высокие и сильные.

Амери слегка застонала и попыталась ослабить напряжение в нестерпимо болевших мышцах, но ничего не помогало, даже молитва.

– Амери, ты только посмотри! Антилопы.

Фелиция проснулась и теперь указывала на саванну, простиравшуюся слева, где золотисто-розовая почва поросла высокими темными стеблями, по которым под дуновениями ветра пробегали волны. И тут Амери поняла, что золотистая почва в действительности – шкуры антилоп, а темные побеги – их рога. Огромное стадо покрывало весь склон, насколько его можно было окинуть взглядом. Тысячи и тысячи антилоп паслись среди побуревших от солнца трав. Проходящий караван не вспугнул их. Завидя его, они поднимали свои черно-белые мордочки и лишь наставляли рога, напоминавшие по форме лиру, на амфиционов, но те не обращали на них никакого внимания.

– Разве они не прекрасны? – в восторге закричала Фелиция. – А там... Посмотри, маленькие лошадки!

Гиппарионы были еще более многочисленны, чем антилопы, и встречались в высокогорье огромными стадами, иногда покрывавшими (так по крайней мере казалось) площадь в целый квадратный километр. Когда караван поднимался на небольшие возвышения, где растительность более пышная, путешественники видели и других пасущихся животных – похожих на козлов трехрогих антилоп с шкурами, словно выделанными из черного дерева, несколько более крупных лесных антилоп с тонкими белыми полосами по бокам, как у фавна, а однажды в небольшой рощице акаций путешественники увидели даже массивных серо-коричневых канн с закрученными винтом рогами, достигавших в холке более двух метров.

– Все это – великолепное мясо на копытах, – восхищалась Фелиция. – И естественных врагов у них мало. Несколько крупных кошачьих, гиены и медведесобаки, или как их там называют. Охотнику в этом мире не грозит голодная смерть.

– Голодная смерть – не самое страшное, – заметила Амери. Она осторожно приподняла юбку и принялась массировать бедра.

– Бедная Амери! – сочувственно заметила Фелиция. – Я помню о том, что самое страшное для нас, женщин, в этом мире, и кое-что придумала. Вот, посмотри.

На глазах изумленной Амери халикотерий Фелиции начал подавать в сторону до тех пор, пока оба животных едва не коснулись боками. Затем халикотерий Фелиции стал двигаться в другую сторону, продолжая идти вперед все в том же темпе, и оказался почти на вытянутую руку левее от своего места в колонне. Проскакав так с полминуты, халикотерий принял вправо и занял свое обычное место в строю. Несколько минут он продолжал движение в прежнем темпе, а потом вдруг перешел на более крупный шаг, отчего расстояние между ним и скакавшим впереди халикотерием уменьшилось метра на полтора. Халикотерий Фелиции почти касался головой хвоста предыдущего халикотерия, и до сознания Амери мало-помалу стало доходить, что происходит. Затем вырвавшийся вперед халикотерий чуть сбавил темп и занял свое место в строю как раз вовремя, так как заподозривший что-то неладное амфицион коротко взвыл.

– Мама миа, – прошептала монахиня. – А если солдаты заметят, что ты делаешь?

– Но ты же сама видела, никто и внимания не обратил на то, что я нарушила строй. По-видимому, обратной связи во время движения не существует. Просто вначале подается команда, по которой весь караван движется с заданной скоростью, сохраняя определенную дистанцию между рядами. Вспомни, что сделали солдаты, когда вчера вечером серые куропатки испугали халикотериев? Они проследили за тем, чтобы мы выровнялись и по рядам, и в колоннах. Если бы у солдат имелась обратная связь от халиков, то ничего такого им делать не пришлось бы.

– Это так, но...

– Никаких "но". Держись за свой монашеский плат. Теперь твоя очередь.

Физическая боль и психическое недомогание Амери исчезли, как по мановению волшебной палочки, – столь велика была возникшая надежда. Ее халикотерий в точности повторил все маневры, выполненные ранее халикотерием Фелиции. Когда сольные выступления закончились, оба халикотерия исполнили тот же танец слаженным дуэтом.

– Слава тебе Господи! – прошептала Амери. – Халикотерием ты можешь управлять. А можешь ли ты справиться с ними?

Амери кивком указала на ближайшего амфициона.

– Справиться с ними будет трудно. Труднее, чем все, с чем мне приходилось сталкиваться на арене в бытность мою на Акадии. Но теперь я стала старше.

По крайней мере на четыре месяца. И это не дурацкая игра, в которой еще недавно наивная Фелиция надеялась снискать себе уважение партнеров вместо страха... А здесь, в Изгнании, ей верит Амери и поверили бы другие, если бы знали. Поверили бы и восхищались бы. Но как проверить, сумеет ли она справиться с амфиционами? Проверить незаметно для солдат. Задача, что и говорить, чрезвычайно трудная. Как ее решить лучше всего?

Медведесобака, трусившая рысцой метрах в двадцати слева от Фелиции, начала медленно приближаться к ней, высунув язык, с которого на землю капля за каплей стекала слюна. После длительного пробега (а от последней стоянки отряд успел отмахать немалое расстояние) запас природной свирепости амфициона был почти на исходе. Острое покалывание в мозгу, гнавшее животное вперед и заставлявшее его все время быть настороже, сгладилось и притупилось от усталости и голода. И голос долга звучал в мозгу амфициона гораздо слабее обещания обильного корма в корыте и охапки сена где-нибудь в тени.

Амфицион бежал все ближе и ближе к халикотерию, на котором ехала верхом Фелиция. Почувствовав, что утратил контроль над собой, зверь заскулил, зафыркал и принялся трясти своей безобразной головой, словно стряхивая с нее кусающих и жалящих насекомых. Тяжелые челюсти с лязгом сомкнулись, разбрызгивая слюну, но амфицион все приближался к халикотерию и теперь трусил рядом в облаке пыли, поднимаемой ногами скакуна. В бессильной ярости амфицион уставился на хрупкую человеческую фигурку, сидевшую высоко над ним, – именно эта фигурка заставляла, подавляла, вынуждала его вести себя столь необычным образом. И зверь зарычал от ярости, показав в оскале страшные желтые зубы размером с палец на руке Фелиции.

Усилием воли Фелиция отпустила амфициона.

От внезапно охватившей слабости у нее потемнело в глазах, голова раскалывалась от боли – слишком большого напряжения потребовала попытка преодоления упорной злобной воли зверя. Но каков результат!

– Ты молодец! – одобрила Амери. – Научиться управлять амфиционом!

– Чертовски трудно, – кивнула Фелиция. – Эти проклятые звери не идут на автопилоте, как халики. Амфицион сражался со мной все время. Должно быть, поведение медведесобак основано на условных рефлексах, выработанных у них дрессировкой. Преодолеть условный рефлекс труднее, потому что он коренится в подсознательном. Но мне кажется, что я придумала, как справиться с этой проблемой. Лучше всего воздействовать на амфиционов к концу перехода, когда они основательно подустанут и проголодаются. Если бы мне удалось справиться с двумя, а еще лучше с тремя амфиционами...

Амери беспомощно развела руками. Воздействие одного разума на другой, даже когда речь шла о влиянии человеческого разума на неразвитый разум зверя, было ей непонятно, тем более что сама она лишена метапсихических способностей. Интересно, а что это такое – быть носителем метапсихических способностей, пусть даже столь далеких от совершенства, как у Фелиции? Манипулировать другими живыми существами? Перемещать на расстоянии неодушевленные предметы и трансформировать их? Как должен себя чувствовать человек, способный действительно творить реальные образы, а не только жалкий призрак женской туфли, как это сделала она сама, когда Эпона тестировала ее метапсихические способности. Да что там образы, хотя и вполне осязаемые и зримые, – творить и созидать материю и энергию! Что должен чувствовать человек, способный установить связь с другими разумами в Галактическом Содружестве, проникать в чужое сознание и обшаривать его самые потаенные уголки, наслаждаться силой, дарованной только ангелам?

На востоке рядом с взошедшим Солнцем сияла яркая планета. Венера... Нет, назову ее другим, более древним именем – Люцифер, яркая утренняя звезда. Амери ощутила легкий приступ страха.

И не введи нас во искушение, но прости нам грехи наши, когда мы греемся у возжженного Фелицией огня, хотя она сжигает себя в этом пламени...

Спустившись с плато в долину другой реки, караван шел теперь по низине, проходившей на запад через горы дю Шароле. Отдельно стоявшие карликовые пальмы, сосны и рожковые деревья предгорья сменились кленами и тополями, грецким орехом и дубами. Вскоре караван вступил в густой влажный лес, царство кипарисов, бамбуковых зарослей и огромных старых тюльпановых деревьев, достигавших в поперечнике более четырех метров. Буйный кустарник придавал всему ландшафту поразительное сходство с картинами первобытного леса, которые демонстрировал советник Мишима. Амери все время казалось, что из-за деревьев вот-вот мелькнет динозавр или какая-нибудь крылатая рептилия, хотя она понимала, что подобные ожидания – не более чем наивность и глупость. Плиоценовая фауна при ближайшем рассмотрении оказалась очень похожей на ту, которая существовала на Земле через шесть миллионов лет.

Всадникам довелось увидеть маленького оленя с ветвистыми рогами, древесного дикобраза поркупина и гигантскую дикую свинью, за которой бежали поросята с продольными темными полосами на спинках. На верхних "этажах" леса резвились полчища обезьян, преследовавших караван и издававших пронзительные крики, но никогда не приближавшихся настолько близко, чтобы их можно было отчетливо рассмотреть. В некоторых местах кустарники и небольшие деревья были выдернуты с корнем, кора с них содрана, а зелень объедена. Горы слоновьего навоза позволяли предположить, что это работа мастодонтов. Рев диких кошачьих, исполненный необузданной силы, заставлял амфиционов испускать ответный вой. Но был ли то махайрод, один из саблезубых кошачьих, самый распространенный крупный хищник эпохи плиоцена?

После пребывания в замке, напоминавшего тюремное заключение, и утомительных и однообразных ночных переходов путешественники во времени получили теперь столько новых впечатлений, что те пересилили даже усталость, тяготы пути и горечь воспоминаний о разбитых надеждах. Лес, по которому двигался караван, был несомненно другим миром, другой Землей. Именно в лесу, освещенном косыми лучами утреннего солнца, путешественники воочию увидели ту первозданную дикую природу, о которой все они так мечтали. Если забыть о стражах, солдатах, цепях на лодыжках и экзотической рабовладелице, то плиоценовый лес с полным основанием можно было бы назвать раем.

Унизанные каплями росы паутинные сети гигантских пауков; невероятное множество цветов; разнообразные фрукты и ягоды, сверкавшие как драгоценные камни в оправе из зелени всевозможных оттенков; скалы с водопадами, низвергающимися в каменные чаши перед скрытыми за зыбкой завесой струй гротами, поросшими мхом; неисчислимые стада непуганых животных... Красота неописуемая! Неожиданно для самих себя пленники обнаружили, что разглядывают чудеса первобытных джунглей с ничуть не меньшим интересом, чем группа обыкновенных туристов рассматривает какие-нибудь достопримечательности. Боль в мышцах, терзавшая Амери, утихла при виде огромных красно-черных бабочек и ярких древесных лягушек, чье кваканье напоминало звучание колокольчиков. Хотя стоял август, птицы пели брачные песни, ибо в плиоценовом мире настоящей зимы еще не было, птицы не научились улетать в теплые края и успевали за год вывести не одно потомство. По нижним ветвям одного из деревьев стрелой пронеслась красавица белка с торчащими вверх ушками и зеленовато-коричневыми пятнами на шкурке. Другое дерево обвил неподвижный питон толщиной с пивную бочку и причудливым узором, напоминавшим керманшахский ковер. Встречались и карликовые безрогие антилопы с тоненькими ножками и крохотным тельцем не больше кролика. Пролетела с громким карканьем какая-то птица с роскошным оперением, переливавшимся на солнце различными цветами от розового и фиолетового до темно-синего. У ручья застыла огромная выдра. Она сидела на задних лапах и, казалось, дружески улыбалась, глядя на проходивший мимо караван. Чуть дальше по течению ручья путешественники увидели диких халикотериев. Они несколько меньше и более темной масти, чем их одомашненные сородичи. Халикотерии завтракали сочной зеленью и умудрялись сохранять царственную осанку, несмотря на то, что непрестанно жевали. В невысокой траве у самой тропы росло множество грибов с разноцветными шляпками. Между ними ползла тысяченожка размером с хороший батон колбасы. Вид у тысяченожки был такой, будто ее только что выкрасили сверкающей эмалевой краской цвета бычьей крови с кремовыми поперечными полосами...

Горн протрубил уже знакомый путешественникам сигнал из трех нот.

Амери вздохнула. Ответный сигнал как бы отодвинул от тропы дикую природу. Показался высланный навстречу каравану эскорт. Лес заметно редел, и вскоре путешественники оказались в некоем подобии парка, раскинувшегося вдоль берега медленно текущей реки – какого-то западного притока Соны. Тропа привела к большой поляне, окруженной старыми кипарисами, и через ворота обнесенного высокой стеной форта караван вошел во внутренний двор, как две капли воды похожий на форт, в котором путешественники останавливались ночью.

– Слушайте меня внимательно! – громко произнес каптал Вальдемар, когда за караваном закрылись деревянные ворота. – Этой остановкой вы можете воспользоваться, чтобы поспать. Мы останемся здесь до захода Солнца. Я знаю, что вы все очень устали. Но послушайтесь моего совета, и прежде чем отходить ко сну, посидите в бассейне с горячей водой, который находится вон в том здании. И еще один совет: даже если вам кажется, что вы слишком устали и вам совсем не хочется есть, подкрепитесь. Спешившись с халиков, не забудьте взять с собой свои вещи. Со всеми жалобами обращайтесь ко мне. После ужина по сигналу будьте готовы к отправлению. Если кто-нибудь вздумает воспользоваться стоянкой, чтобы бежать, пусть вспомнит об амфиционах, разгуливающих за оградой, саблезубых кошачьих и оранжевой саламандре размером с собаку колли и ядом, как у королевской кобры. А сейчас отдыхайте. У меня все.

Одетый в белое служитель, ухаживавший за халикотериями, помог Амери спешиться, увидев, что сама она не в силах спуститься на землю.

– Вам непременно следует посидеть в бассейне с горячей водой, сестра, – настоятельно посоветовал он. – Чудодейственное средство от болей в растянутых мышцах. Мы нагреваем воду в солнечной установке на крыше ванного корпуса, поэтому горячей воды хватает на всех.

– Благодарю вас, – едва выговорила Амери, – я так и поступлю.

– Вы могли бы кое-что сделать для нас, сестра, – продолжал служитель, – разумеется, если вы не слишком устали.

Служитель был невысокого роста с кожей кофейного цвета и седеющими курчавыми волосами. Манеры его были самыми предупредительными, как у хорошо вышколенного слуги.

Амери почувствовала, что готова заснуть стоя, было бы к чему прислониться. Но услышала свой собственный голос:

– Разумеется, я сделаю все, что в моих силах.

Онемевшие мышцы ее ног свело судорогой: тело протестовало против необдуманных заявлений разума.

– Видите ли, священники не часто бывают у нас. Раз в три-четыре месяца престарелый брат Анатолий из Финии или сестра Руфь из Гории, объезжая форты, заглядывают и к нам по пути на запад. Нас, католиков, здесь наберется человек пятнадцать, и мы были бы очень признательны вам, если бы вы...

– Разумеется. Думаю, лучше всего подойдет литургия святого Иоанна Златоуста.

– Но сначала вам необходимо побывать в бассейне и поужинать.

Служитель поднял вещи Амери и, осторожно обвив ее рукой свои плечи, повел сестру прочь от халикотериев.

Едва спустившись на землю, Фелиция бегом бросилась к Ричарду и нетерпеливо спросила:

– Ну как? Научился управлять халиком?

– Проще простого. Ведь ты видишь перед собой метапсиха второй величины.

Ричард посмотрел на Фелицию с высоты своего халика и попросил:

– Послушай, раз ты в хорошей форме, помоги мне спуститься.

– Нет ничего проще, – охотно согласилась спортсменка и, ловко взобравшись на помост, взяла Ричарда под мышки и одним махом поставила его на ноги рядом с собой.

– Великий Боже! – только и мог выговорить пораженный пират.

– Боюсь, что мне тоже понадобится ваша помощь, – послышался сухой голос Клода. Фелиция подошла к соседнему халику и с легкостью подняла престарелого антрополога из седла, словно тот был ребенком.

– Какая же гравитация у вас на Акадии? – хрипло спросил Ричард.

Фелиция одарила его ослепительной улыбкой:

– Ноль целых восемьдесят восемь земной. На первый взгляд кажется, что на Акадии все легче, капитан Блад, но особой радости нет.

– Фелиция, я вас очень прошу не предпринимать никаких попыток к бегству, пока мы находимся здесь, – Клод был не на шутку встревожен. – Ведь в подобных местах они особенно бдительны.

– Не беспокойтесь. Я и не...

– Тс! – предупредил Ричард. – Она приближается. Нет, вы только посмотрите на Ее Милость – какова?

Белый халикотерий, на котором восседала Эпона, величественно пронес всадницу через толпу валившихся с ног от усталости пленников и мимо разбросанных вокруг пожитков.

– Ни пылинки, ни капельки пота, – с горечью заметила Фелиция, хлопнув рукой по уже запачкавшейся короткой зеленой юбке своей спортивной формы. Выглядит так, будто прибыла на бал или на свое растреклятое празднество. Должно быть, накидка сшита из ионизованной ткани.

Несколько пленников все еще оставались в седлах, в том числе долговязая фигура с рыжеватой бородой, закутанная в широкий рыцарский плащ с золотым львом. Он сидел, закрыв лицо руками. Локти его покоились на луке седла.

– Дугал! – голос Эпоны был вкрадчивым, но в то же время повелительным.

Рыцарь подпрыгнул в седле и с диким видом уставился на нее.

– Нет! Не надо! Прошу вас, не надо больше!

Но Эпона только подала знак служителям, чтобы те взяли халикотерия рыцаря под уздцы.

– О ты, прекрасная дама, не знающая милосердия, – простонал он. Аслан, Аслан.

Эпона направилась к стоявшему в отдалении небольшому зданию с верандой. С крыши веранды свисали горшки с цветами. За ней потянулись и служители, ведя под уздцы халикотерия, на котором сидел Дугал.

Клод посмотрел им вслед и обратился к Ричарду:

– Ну вот, теперь ты сам видишь и знаешь все. Хорошо, что ты вне игры. Похоже, что она действует решительно и грубо.

Бывший капитан космического корабля проглотил горечь, внезапно появившуюся во рту по мере того, как память его начала медленно оживать.

– А кто... кто такой Аслан? – с трудом проговорил он.

– Нечто вроде доброго волшебника из старинной сказки, – ответил антрополог. – Волшебный лев, спасающий невинных малюток от чудовищ в стране, которой никогда не было на свете, под названием Нарния.

Фелиция рассмеялась:

– Вот уж не думала, что чары добрых волшебников распространяются и на плиоцен. Так кто из вас, джентльмены, отправится со мной принять горячую ванну?

И она твердым шагом пошла в сторону бассейна, пыльные перья на ее шлеме трепетали от ветерка. Ричард и Клод, прихрамывая и спотыкаясь, поплелись следом за ней.

ГЛАВА 12

Что это был за вечер!

Эйкен Драм растянулся на белоснежных простынях и с помощью своего серебряного ожерелья прокручивал в памяти наиболее яркие впечатления. Потрясающие экзотические напитки. Вкуснейшие блюда. Развлечения, музыка, танцы, веселая кутерьма, беготня. И все эти "экзотики" и их дамы охотно принимали участие во всех его, Эйкена Драма, затеях! Уж он им показал, на что способен! Нет, что ни говори, а он наконец нашел себе местечко по вкусу... Здесь, в Изгнании, среди тех, кто любит посмеяться и почудить не меньше, чем он сам, у него есть перспективы! Он будет расти и блистать!

– Пожалуй, стану сэром Хозяином! – хихикнул Эйкен. – Повелителем в этом сумасшедшем доме, будь он проклят! И уж тогда всем покажу! К тому же буду летать!

Чуть не забыл. И летать тоже!

Его обнаженное тело медленно воспарило над постелью. Эйкен раскинул руки в стороны и поднялся до потолка, который лучи утреннего солнца, пробившиеся сквозь оконные занавеси, разрисовали золотисто-зелеными полосами. Спальня превратилась в аквариум, а он, Эйкен Драм, – в пловца, свободно парившего в воздухе. Сальто! Теперь в другую сторону! Пируэт! Нырок! Эйкен опустился на постель и вне себя от восторга принялся подпрыгивать на пружинах. Плавать в воздухе – чрезвычайно редкий дар даже среди весьма талантливых тану, и дамы особенно горячо приветствовали, когда он открыл, что умеет летать.

Волшебное серебряное ожерелье!

Эйкен соскочил с постели и подошел к окну. Рония просыпалась и приступала к будничным делам. Он видел людей, прогуливающихся или шествующих деловой походкой, высокорослых тану верхом на халикотериях, покрытых нарядными попонами, и крохотные фигурки рамапитеков, подметающих улицы, копошащихся в садах, переносящих какую-то кладь. Калейдоскоп, да и только!

–... Эй, я тебе говорю, Эйкен! Отзовись! Ты где, приятель?

Мысленный сигнал прозвучал в сознании Эйкена сначала неуверенно, как бы запинаясь, потом все более отчетливо и настойчиво. Ну конечно же, это Раймо. Угрюмый лесоруб резко изменил свое отношение к Эйкену, когда вчера вечером увидел, что у его приятеля открылись метапсихические способности. Раймо перестал относиться к нему, Эйкену Драму, как к трепачу и сменил свой тон на дружеский. А почему бы и нет? Ведь у него, Раймо, есть нюх на победителя.

– Эй, это ты, Раймо? Я тебя спрашиваю, ты толкуешь со мной?

– А кто же еще? Послушай, Эйкен, если все происходящее – сон, то лучше не буди меня.

– Не сон, а самая что ни на есть действительность, и мы должны пребывать в ней чертовски долго. Слушай! А что, если мы сейчас выберемся из дома и немного побродим по городу?

– Эйкен, они меня заперли.

– Ты что, забыл, о чем мы узнали вчера на вечере? Подожди одну наносекунду, я только оденусь и буду у тебя.

Эйкен облачился в свой сверкающий золотом костюм, осмотрелся, убедился, что ни один тану за ним не наблюдает, и преспокойно вылетел из окна спальни. Воспарив над домом, как большое блестящее на солнце насекомое, Эйкен завис в воздухе и с помощью вновь обретенной метапсихической способности читать чужие мысли обнаружил, откуда исходит мысленное ворчание Раймо, нырнул в открытое окно приятеля и приземлился посреди комнаты с возгласом:

– А вот и я!

– Ну и здорово, – проворчал Раймо с завистью. – Видать, ты действительно наловчился летать. А я гожусь только на то, чтобы поднимать мебель в воздух.

И в доказательство Раймо заставил кровать протанцевать по всей комнате, а столы и стулья – совершить замысловатый полет.

– Каждому свое, лесоруб! У тебя свои таланты, у меня свои. Ты же сумел открыть запертый замок, когда обнаружил, что тебя заперли, там, в замке.

– О дьявол! А мне это и в голову не приходило!

Эйкен ухмыльнулся:

– Ничего, теперь и тебе, Раймо, и мне придется о многом поразмыслить. Вчера вечером у нас, можно считать, глаза открылись. Верно говорю?

Бывший лесоруб громко расхохотался, и оба приятеля принялись изображать в лицах события минувшего вечера, посмеиваясь над смущением вконец скандализованных Сьюки и Элизабет, которые немедленно удалились, когда к участникам празднества присоединились те, кто принимал участие в Охоте. Ох уж эти недотроги! Никакого чувства юмора, и к тому же фригидны. Зато как разошлась компания, когда они ушли! Веселье продолжалось до самого рассвета, и они, Эйкен и Раймо, смогли повеселиться на славу, в особенности если учесть, что их серебряные ожерелья не только не мешали им наслаждаться жизнью, а наоборот, усиливали удовольствие!

Эйкен показал жестом на окно:

– Давай посмотрим, как тут люди живут. Мне очень хотелось бы узнать, что поделывают в Изгнании самые обычные люди, без всяких там метапсихических способностей. Да не бойся ты, Раймо. Ничего, что ты не умеешь летать. Я могу удержать в воздухе двоих.

– Нас заметят.

– У меня открылась еще одна метапсихическая способность. Я могу создавать иллюзию различных вещей. Вот смотри сам!

Раздался почти беззвучный хлопок, словно лопнул мыльный пузырь, и юркий человечек в сверкающем золотом костюме исчез. Откуда ни возьмись, в комнате вдруг появилась большая желтая бабочка, похожая на махаона, и села прямо на нос Раймо.

– Убери лапы, кому говорят, – раздался голос Эйкена, – а не то я тебе как врежу!

Бабочка исчезла, и перед лесорубом вновь оказался неугомонный любитель дурацких шуток и всяких розыгрышей. Он стоял перед Раймо, держа один палец прямо у того на носу.

– Здорово, Эйкен! Ты, должно быть, основательно нализался.

– Попробуй сказать это еще раз, лесоруб, и своих не узнаешь. Дай мне руку. Не дрейфь! Пошли!

Две желтые бабочки вылетели из жилища тану и закружились над городом Рония. Они залетали в мастерские гончаров, ткачей, столяров, кузнецов, оружейников и стеклодувов. Они видели, как пишут картины, обтесывают камень, плетут корзины, как репетируют музыканты. Они пили нектар из цветов жасмина, благоухавших около плавательных бассейнов, в которых плескались и смеялись беременные женщины. Они влетели в школьный класс под открытым небом на радость дюжине светловолосых детишек, которые принялись указывать на них пальцем, а озадаченный учитель-тану направил опасный мысленный запрос в дом Бормола.

– На пристань! – приказал Эйкен, и приятели полетели к реке. Широкие пролеты лестницы вели к пристани. На причалах кипела работа. Грузчики-рамапитеки разгружали баржи, а люди и шкипер, в большинстве случаев раздетые до пояса, чтобы спастись от утренней жары, неспешно делали свое дело или посиживали в тени, ожидая, когда кто-то закончит какую-то операцию и можно будет продолжать работу.

Две бабочки сели на большую причальную тумбу и превратились в Эйкена и Раймо. Один из рабочих от неожиданности вскрикнул. Чайки в испуге взлетели с мостовой и закружились в воздухе, издавая резкие крики. Эйкен соскочил с тумбы, оставив Раймо сидеть и, вытаращив глаза, смотреть на происходящее, а сам воспарил над мостовой и, приняв немыслимую позу, повис в воздухе. Могучего сложения шкипер расхохотался и воскликнул:

– Здорово! Чем не Питер Пен собственной персоной! Впрочем, лучше бы ты послал нам фею Динь-Динь! Уж мы бы с ней как-нибудь поладили!

Отдыхавшие в холодке матросы с баржи заревели от восторга. Сидевший на тумбе Раймо развел руки в стороны, на его лице со светлыми глазами северянина появилась хитрая улыбка и непривычно сосредоточенное выражение. Тотчас же десятки чаек слетелись со всех сторон и облепили его.

– Эй, кому говорят, Эйкен! Чем тебе не тир? Покажи, как ты умеешь стрелять, только не промахнись!

Маленький человечек в сверкающем золотом костюме вытянул в сторону Раймо руку, наставив на лесоруба указательный палец:

– Пах! Трах! Пах! Пах!

Крохотные вспышки пламени как бы прошили рукава рубашки Раймо. Он окутался облаком дыма, в котором плавали, медленно опускаясь на землю, несколько белых перьев. Зрители засвистели и захлопали. Раймо с шумом чихнул.

– Будь здоров, приятель! – пожелал ему Эйкен и продолжал: – А сейчас я покажу фокус.

Он сделал несколько пасов над тумбой и громко воскликнул:

– Раз! Два! Три!

Раздался громкий взрыв. Тяжелый бревенчатый настил пристани обрушился под Раймо, и тот повис над водой с выражением удивления и испуга на лице.

– Ну и что хорошего? – выдавил из себя бывший лесоруб. Он проплыл по воздуху к посмеивавшемуся Эйкену и, ухватив того за плечи, предложил: Может, искупнемся? А то стало жарко.

И две плававшие в воздухе фигуры принялись шутливо бороться над самой поверхностью желтых вод Роны, крутясь между множеством лихтеров, лодок и барж, словно воздушные шарики после карнавала. Зрители на пристани и причалах хлопали в ладоши, топали от восторга и ревели так громко, что рамапитеки в ужасе бросили грузы, которые они выносили с барж, и зажмурили глаза.

– Хватит! Прекратите!

Резкая, как удар хлыстом, команда Крейна заставила Эйкена и Раймо вернуться на набережную. Оба ощутили довольно болезненный толчок и оказались на вымощенной булыжником пристани. Четверо слуг из дома Бормола, выступив на шаг вперед, крепко схватили за руки обоих возмутителей спокойствия. Видя, что потешное зрелище подошло к концу, шкипер и рабочие вновь занялись своими делами.

– Я запрограммирую мысленные ограничения на ваши основные метапсихические способности. Эти ограничения будут действовать до тех пор, пока вы не пройдете соответствующую подготовку в столице, – заявил Крейн. Мы не потерпим никаких детских выходок.