Текст книги "Рай. Том 1"
Автор книги: Джудит Макнот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 9
– Это наш дом. – объяснила Мередит, когда он нажал на тормоза.
Мэтт взглянул на величественное каменное строение с окнами в освинцованных переплетах:
– Похоже на музеи.
– По крайней мере вы не сказали «мавзолей», – усмехнулась девушка.
– Зато подумал.
Мередит, все еще улыбаясь, проводила его в библиотеку в глубине дома, но когда он подошел к телефону и поднял трубку, сердце девушки упало. Она хотела, чтобы Мэтт остался, хотела поговорить с ним, сделать что-нибудь, лишь бы отогнать отчаяние, которое обязательно овладеет ею, как только она окажется одна.
– У вас нет причин уезжать так скоро. Мой отец будет играть в карты часов до двух, пока клуб не закроется.
В голосе девушки прозвучала такая тоска, что Мэтт невольно обернулся.
– Мередит, мне наплевать на вашего отца, но вам с ним жить. Если он приедет домой и обнаружит меня здесь…
– Не обнаружит, – пообещала Мередит. – Отец даже смерти не позволит помешать игре. Он просто одержимый игрок.
– И вами тоже, как видно, одержим, – добавил Мэтт, и Мередит затаила дыхание, пока он не положил трубку. Возможно, это последний приятный вечер, прежде чем жизнь превратится в ад, и она была твердо намерена продлить его…
– Хотите бренди? Боюсь, не смогу предложить вам поесть, потому что слуги уже спят.
– Согласен на бренди.
Мередит подошла к бару и вынула графин с бренди. За спиной раздался голос Мэтта:
– А разве слуги запирают холодильник по ночам? Мередит помедлила, сжимая в руке стакан.
– Что-то в этом роде, – уклончиво объяснила она. Но Мэтта было трудно одурачить, она поняла это в тот момент, когда принесла ему стакан с бренди и увидела веселые искорки в глазах.
– Вы просто не умеете готовить, верно, принцесса?
– Уверена, что смогла бы, – улыбнулась Мередит, – если бы мне показали, где кухня, а потом подвели к плите и холодильнику.
Уголки рта Мэтта приподнялись в ответной улыбке, и он, наклонившись вперед, со стуком поставил стакан на стол. Мередит поняла, что собирается делать Мэтт, когда он сжал ее запястья и решительно потянул к себе.
– Я знаю, что вы умеете готовить, – шепнул он, приподнимая ее подбородок.
– Почему вы так в этом уверены?
– Потому что вы разожгли во мне огонь. Его губы были в каких-то сотых дюйма от ее рта, когда пронзительный звонок телефона заставил ее вырваться из его объятий. Мередит подняла трубку, и голос отца обдал ее арктическим холодом:
– Рад, что у тебя хватило здравого смысла сделать так, как было ведено, Мередит. Кстати, – добавил он, – я уже был готов позволить тебе учиться в Северо-западном университете, но теперь можешь забыть об этом. Твое сегодняшнее поведение – достаточно веское доказательство того, что тебе нельзя доверять.
На этом разговор закончился.
Мередит дрожащими пальцами положила трубку. Руки, а потом и колени начали трястись, пока все тело не затрепетало от бессильной ярости, так, что при шлось опереться о письменный стол в бесплодной попытке хотя бы немного успокоиться.
Мэтт, подойдя сзади, положил ладони ей на плечи.
– Мередит, кто это был? – с искренним сочувствием спросил он. – Что-нибудь случилось? Даже голос отказывался ей повиноваться:
– Отец проверял, вернулась ли я домой, как было приказано.
Немного помолчав, Мэтт спокойно спросил:
– Что же вы сделали ужасного, чтобы до такой степени лишиться его доверия?
Мэтт почти не давал себе труда скрыть, что считает ее виновной стороной, и именно это оказалось последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Как ни старалась Мередит взять себя в руки, ничего не выходило.
– Что я сделала? – почти истерически вскрикнула она. – Что я сделала?
– Должно быть, дали ему повод считать, что он обязан стеречь вас подобным образом.
Безумный гнев загорелся в душе Мередит, испепеляя разум и способность мыслить, не оставляя ничего, кроме самозабвенного бешенства. Сверкая влажными от непролитых слез глазами и словно решившись на что-то, она резко повернулась и провела ладонями по его груди.
– Моя мать не отличалась скромным поведением. Просто не могла держаться в стороне от мужчин. Отец следит за мной, считая, что я на нее похожа.
Она судорожно обхватила его за шею, и глаза Мэтта сузились:
– Что это, черт побери, вы вытворяете?
– Ты знаешь, – прошептала она и, не успел он ответить, прижалась к нему и поцеловала долгим, томительным поцелуем. Он хотел ее – Мередит поняла это в тот момент, когда его руки обвились вокруг нее, притягивая к разгоряченному мускулистому телу.
Он хотел ее. Его губы прижались к ее губам в голодном безжалостном поцелуе, и Мередит делала все возможное, чтобы он не передумал, а она не изменила своего решения. Неловкими настойчивыми пальцами она вытащила запонки из пластрона и, распахнув сорочку, обнажила бронзовую грудь, покрытую жесткими черными волосами, а потом закрыла глаза, завела руки за спину и начала лихорадочно дергать «молнию» на платье. Она хотела этого, заработала на это право, ожесточенно повторяла себе девушка.
– Мередит?..
Тихий голос прозвучал так неожиданно, что голова девушки судорожно дернулась, но Мередит не нашла в себе мужества поднять на него глаза.
– Конечно, я чертовски Польшей, но в жизни не видел, чтобы женщина срывала с себя одежды в порыве страсти всего лишь после одного поцелуя.
Потерпев поражение еще до начала битвы, Мередит обессиленно прислонилась лбом к его груди. Рука Мэтта скользнула по ее плечу, длинные пальцы зарылись в волосы, поддерживая голову, другая рука сжала талию. «Молния» очень дорогого шифонового платья., разошлась словно сама собой, и корсаж сполз до пояса.
Громко, судорожно сглотнув, Мередит попыталась прикрыться руками.
– Я… я не слишком хороша в этом, – заикаясь, объяснила она, впервые за все это время встретившись с ним глазами.
Глаза Мэтта медленно опустились, взгляд не отрывался от верхушек грудей, видневшихся в вырезе лифа.
– Разве? – хрипловато прошептал он, нагибая голову.
Мередит жаждала обрести нирвану, желала найти ее в следующем поцелуе. И ее мечты сбылись. Самозабвенно обвив его шею, она в слепом отчаянном порыве припала к его губам и, когда эти полураскрытые губы нетерпеливо шевельнулись, с радостью приняла чувственную атаку его языка, возвращая ласку полной мерой, что заставило Мэтта охнуть и стиснуть ее еще сильнее. И тут она позабыла обо всем. Его рот завладел ее губами в безумном порыве желания, одежда куда-то исчезла, и холод обдал разгоряченную кожу. Высвобожденные волосы сверкающим водопадом обрушились на плечи, и Мередит, сама не зная как, очутилась на диване рядом с жестким, требовательным, обнаженным мужским телом.
И тут все замерло, и Мередит на мгновение очнулась и всплыла на поверхность из темных сладостных глубин, где чувствовала лишь его губы и возбуждающие ласки рук, гладивших ее плоть. Девушка открыла глаза и увидела, что он, приподнявшись на локте, изучает ее лицо в желтоватом свечении настольной лампы.
– Что ты делаешь? – прошептала Мередит, но тонкий, прерывистый голос словно принадлежал совершенно другому человеку.
– Смотрю на тебя.
Взгляд Мэтта, скользнув по ее груди, переместился ниже, к талии, и остановился на длинных стройных ногах. Покраснев от смущения, Мередит остановила его, коснувшись губами загорелой груди. Его мышцы непроизвольно сжались, а руки медленно погрузились в ее волосы у самого затылка, притягивая ее все ближе. Как только Мередит подняла глаза, Мэтт нагнул голову. Его губы почти грубо завладели ее губами, язык раздвинул зубы и скользнул в ее рот в опьяняюще-эротическом поцелуе, пославшем по всему телу палящее пламя. Наклонившись над Мередит, Мэтт продолжал целовать ее, пока она не застонала в горячечной истоме, потом его рот накрыл маленький розовый сосок и терзал его до тех пор, пока груди не начали медленно наливаться сладостной болью. Пальцы Мэтта мучили, гладили и проникали все глубже, заставляя ее выгибаться под ласками его рук. Губы снова вернулись к ее рту, настойчиво раскрывая его, мужское колено вклинилось между ее ногами, раздвигая бедра, и все это время языки их сплетались в древнем танце, то разъединяясь, то вновь приникая друг к другу. И тут он неожиданно замер и, сжав ее лицо ладонями, хрипло приказал:
– Взгляни на меня.
Мередит с трудом ухитрилась выбраться из чувственного тумана; усилием воли заставив веки подняться, она взглянула в обжигающие серые глаза. И в это мгновение Мэтт вонзился в нее с силой, вырвавшей тихий крик из горла девушки, вынудившей судорожно дернуться от невыносимой боли. Мэтт с ужасающей ясностью понял, что только сейчас взял ее девственность, и застыл от неожиданности, прикрыв глаза. Напрягая руки и плечи, он продолжал, однако, оставаться в ней, неподвижный, оледеневший.
– Почему?.. – ошеломленно пробормотал Мэтт наконец, немного придя в себя.
Мередит, неверно истолковав вопрос как очередной несправедливый упрек, вздрогнула и поморщилась:
– Потому что я никогда не делала этого раньше. Этот правдивый ответ заставил Мэтта распахнуть глаза, и в них Мередит Не увидела ни разочарования, ни обвинения. Только нежность и сожаление.
– Но почему ты не сказала мне? Я мог бы намного облегчить тебе все это.
Погладив его щеку, Мередит ответила с нежной, успокаивающей улыбкой:
– Но ты не сделал мне больно. Наоборот. Мне очень хорошо.
И эти простые слова заставили его застонать. Мэтт припал к ее губам в исступленном поцелуе и с бесконечной осторожностью начал двигаться, то почти целиком выходя из нее, то медленно ныряя в тесные. глубины, незаметно увеличивая темп возбуждающих настойчивых толчков, опьяняя ее, и Мередит, окончательно обезумев, беспорядочно забилась под ним. Ее ногти все глубже впивались в его спину, пока страсть, бушевавшая в ней, не превратилась во всепожирающее пламя, сметавшее все вокруг и ставшее наконец долгими, безоглядными, безудержными взрывами ослепительного наслаждения.
Схватив ее в объятия и прижав к себе, Мэтт погрузил пальцы в копну белокурых волос, самозабвенно целуя Мередит, сделал еще один, последний толчок и обмяк, излившись в нее.
Безумный неутолимый голод этого поцелуя, то, что происходило с ней, заставили Мередит прижать его к себе еще сильнее и застонать от невероятного блаженства.
С бешено бьющимся сердцем она, не разнимая рук, вместе с ним перекатилась на бок, по-прежнему прижимая лицо к его груди, чувствуя, что Мэтт продолжает обнимать ее.
– Ты хоть понимаешь, – неверным голосом пробормотал он, чуть касаясь губами ее щеки, – что делаешь со мной?
Мередит не ответила, потому что реальность того, что сейчас произошло, начала медленно проникать сквозь пелену чувственного тумана, а она не хотела этого. Пока не хотела. Слишком рано. Не сейчас. Не нужно, чтобы эти прекрасные мгновения были испорчены.
Мередит зажмурилась, стараясь прислушаться к тем восхитительным словам, которые Мэтт говорил ей, продолжая гладить по щеке, чуть щекоча большим пальцем кожу.
И тут он задал вопрос, действительно требующий ответа, и волшебство испарилось, ушло, и уже ничто не могло его вернуть.
– Почему? Почему ты пошла на это сегодня? И почему со мной?
Мередит мгновенно сжалась, вздохнула от сознания непоправимой потери и отстранилась, накинув на плечи вязаный плед, лежавший на диване. Теперь она узнала все о физической близости, но никто не предупредил ее о той странной неловкости, которая завладеет ее чувствами потом. Словно неведомая сила безжалостно обнажила ее эмоции, оставив Мередит открытой перед всеми, беззащитной, смущенной.
– Думаю, нам лучше одеться, – нервно пробормотала она. – И тогда я объясню все, что ты хочешь знать. Сейчас вернусь.
Поднявшись к себе, Мередит накинула бело-голубой халат, туго стянула поясом талию и по-прежнему босиком спустилась вниз. Проходя мимо часов в холле, она взглянула на циферблат. Отец будет дома через час.
Мэтт, полностью одетый, если не считать галстука, который сунул в карман, звонил по телефону из кабинета.
– Какой у тебя адрес? – спросил он. Мередит объяснила, и он сказал в трубку, куда подать такси. – Я велел им приехать через полчаса, – продолжал он и, подойдя к журнальному столику, поднял забытый стакан с бренди.
– Могу я налить тебе что-нибудь еще? – спросила Мередит, вспомнив об обязанностях хозяйки. Вечер подходит к концу, и нужно все выполнить до конца, как полагается. Может, именно такой вопрос задала бы официантка, подумала она с иронией.
– Я бы хотел получить ответ на свой вопрос, – повторил он. – Что заставило тебя пойти на это?
Мередит показалось, что его голос звучит немного напряженно, но лицо Мэтта было совершенно бесстрастным. Она вздохнула и отвернулась, смущенно обводя пальцем инкрустацию на столе.
– Многие годы отец обращался со мной, как со скрытой нимфоманкой, а я, поверь, ничего не сделала, чтобы заслужить такое. Сегодня, когда ты заявил, что у него были причины стеречь меня, в мозгу словно взорвалось что-то. Кажется, я решила, что если меня считают потаскухой, следует хотя бы узнать, что это такое. И в то же время у меня возникла безумная идея наказать вас обоих – тебя и его. Хотела доказать, что ты был не прав.
Наступила зловещая тишина. Наконец Мэтт, покачав головой, резко ответил:
– Ты могла бы объяснить, что я не прав, просто сказав, что твой отец – злобный тиран и недоверчивый ублюдок.
Мередит в глубине души признала правоту его слов и смущенно поглядела на Мэтта, гадая, был ли гнев единственной причиной, побудившей ее броситься в объятия Мэтта, или она просто использовала праведное негодование как предлог, чтобы отдаться сексуальному притяжению, исходившему от него. Использовала. Вот она, правда! Она чувствовала себя виноватой, потому что использовала мужчину, который ей действительно нравился, как орудие мести против отца.
В продолжающейся тишине Мэтт, казалось, взвешивал то, что сказала Мередит, и то, что осталось невысказанным, проникая в мысли, которые она таила даже от себя самой. И выводы, к которым Мэтт пришел, похоже, были довольно нерадостными, потому что он со стуком поставил стакан и взглянул на часы.
– Пойду подожду такси на улице.
– Я провожу тебя.
Вежливые фразы, которыми обмениваются двое почти незнакомых людей, всего час назад сплетавшихся на диване в страстных объятиях. Абсурдность происходящего больно обожгла Мередит, но она, закусив губу, молча выпрямилась и отошла от стола. В ту же секунду взгляд Мэтта остановился на ее голых ногах, вернулся к помрачневшему лицу и скользнул к разбросанным по плечам волосам. Босая, растрепанная, в длинном халате, Мередит совсем не походила на строгую светскую даму в вечернем платье. Прежде чем вопрос слетел с губ Мэтта, Мередит уже поняла, что он хочет узнать.
– Сколько тебе лет?
– Не так много, как ты думаешь.
– Сколько? – настаивал он.
– Восемнадцать.
Она ожидала нового взрыва, но вместо этого Мэтт долго, жестко разглядывал ее и потом сделал то, что не имело для Мередит никакого смысла. Подойдя к письменному столу, он написал что-то на листочке бумаги:
– Это номер моего телефона в Эдмунтоне. – спокойно объявил он, вручая ей листок. – Еще полтора месяца я буду там. Потом Соммерсы скажут, как связаться со мной.
После его ухода Мередит поднялась наверх, хмуро разглядывая клочок бумаги. Если таким образом Мэтт пытается предложить, чтобы она ему позвонила, с его стороны это грубо, невежливо и… просто нагло. И унизительно.
Всю следующую неделю Мередит опрометью бросалась к телефону, как только раздавался звонок словно боясь, что это Мэтт. Лишь при воспоминании о той ночи, лицо ее загоралось от смущения и хотелось поскорее забыть обо всем на свете.
Но к концу недели она уже совсем не желала этого. Как только угрызения совести и боязнь огласки улеглись, Мередит обнаружила, что постоянно думает о Мэтте, непрерывно воскрешая в памяти те моменты, которые старалась забыть. По ночам, уткнувшись лицом в подушку, она ощущала его губы на шее и щеках, с чувственной дрожью припоминала каждое нежное слово, которое он шептал ей.
Мередит думала об удовольствии просто идти с ним рядом и разговаривать, как тогда, на газоне в «Гленмуре», о том, как он весело смеялся, слушая ее рассуждения. Думает ли о ней Мэтт, а если да, почему не звонит?
Когда прошло две недели, а от Мэтта не было ни слова, Мередит поняла, что, возможно, совершенно не интересует Мэтта и он вовсе не находит ее соблазнительной. Она снова и снова перебирала в памяти все, что сказала Мэтту перед его уходом. Может, она чем-то оскорбила его и ее слова о том, почему она решила переспать с ним, ранили его гордость… Но Мередит сама себе не верила. Мэттью Фаррел наверняка уверен в собственной сексуальной притягательности, стоит лишь вспомнить о его двусмысленных намеках, когда они впервые танцевали. Нет, скорее всего он не звонит, поскольку решил, что она слишком молода и не стоит его внимания.
Теперь Мередит больше не желала ничего слышать о Мэтте. Кроме того, у нее должны были начаться месячные, задержка казалась слишком большой, и она уже жалела, что вообще встретила Мэттью Фаррела. Дни медленно текли, а в голове Мередит билась лишь одна ужасающая мысль: что, если она забеременела? Лайза была в Европе, и поэтому Мередит не к кому было обратиться за помощью или хотя бы посоветоваться. Она ждала, молилась, пламенно обещая Богу, что если все обойдется, она и близко не подойдет к мужчине, пока тот не станет ее мужем.
Но либо Господь не прислушался к ее молитвам, либо был равнодушен к подкупу. Единственным, заметившим ее молчаливые терзания, был отец.
– Что случилось, Мередит? – не раз повторял он. Не так давно, ее единственной проблемой был выбор колледжа, теперь же все споры с отцом казались такими мелкими, не стоящими внимания.
– Все в порядке, – неизменно отвечала Мередит, слишком расстроенная, чтобы спорить с отцом из-за его поведения в «Гленмуре», и слишком занятая собственными бедами, чтобы вступать в новый поединок.
Прошло полтора месяца после встречи с Мэттом, а месячных так и не было. Теперь Мередит владел нерассуждающий ужас. Пытаясь успокоить себя тем, что по утрам ее не тошнит, девушка все-таки решила отправиться к врачу и сдать тест на беременность.
Неожиданно в дверь спальни постучал отец. Мередит откликнулась, и Филип, переступив порог, протянул ей большой конверт с обратным адресом Северо-западного университета.
– Ты победила, – мрачно пробурчал он. – Не могу больше выносить твоего настроения. Учись в Северо-западном, если это так важно для тебя. Однако на уик-энды ты обязана приезжать домой, и это мое последнее слово.
Мередит вскрыла конверт с уведомлением, что она официально принята в университет, и с трудом выдавила слабую улыбку.
Мередит не пошла к своему доктору, потому что тот был одним из приятелей отца. Вместо этого она отправилась в некую сомнительную клинику планирования семьи на южной стороне Чикаго, огромном трущобном районе, населенном иммигрантами. Задерганный, озабоченный доктор подтвердил ее худшие предположения. Мередит была беременна.
Девушка выслушала это со странным, убийственным спокойствием, но когда приехала домой, онемение успело рассеяться, уступив место безумной панике. Она не могла вынести мысли об аборте, не представляла, что способна отдать ребенка на усыновление, не решалась предстать перед отцом и объяснить, что ее ждет судьба матери-одиночки, ставшей причиной очередного скандала в семействе Бенкрофтов. Оставался единственный выход, и Мередит пришлось смириться с этим. Она позвонила по номеру, который дал ей Мэтт. Никто не ответил, и Мередит связалась с Джонатаном Соммерсом, солгав, что должна срочно послать Мэтту необходимые для него книги. Джонатан дал ей адрес Мэтта и сообщил, что тот еще не уехал в Венесуэлу. Ее отца не было в городе, поэтому Мередит сложила белье и пару платьев в небольшой чемоданчик, оставила ему записку, в которой сообщала, что собирается переночевать у подруги, и поехала в Индиану.
В своем подавленном состоянии она представляла Эдмунтон унылым городишкой, скоплением дымовых труб, фабрик и сталелитейных заводов. Мэтт жил на самой окраине, по-видимому, в районе грязных лачуг и трущоб. Вскоре Мередит заблудилась и решила спросить дорогу на ближайшей автозаправке.
К ней вышел жирный механик средних лет, жадно оглядевший девушку и ее «порше». Под его взглядом Мередит невольно съежилась, но все же показала листок с адресом, который пыталась отыскать. Вместо того чтобы объяснить ей дорогу, он повернулся и заорал через плечо:
– Эй, Мэтт, кажется, это в твоей стороне! Глаза Мередит широко распахнулись, когда мужчина, копавшийся в моторе, медленно выпрямился и оказался Мэттом. Руки его были покрыты жирной смазкой, бедра обтягивали старые, выцветшие джинсы; он выглядел как любой механик в любом Богом забытом городке. Мередит была настолько потрясена переменами в его внешности и так безумно напугана известием о беременности, что не могла скрыть потрясения при виде измазанного едва ли не до ушей рабочего. Подходя к машине, Мэтт заметил это, и улыбка изумления мгновенно исчезла с губ: лицо отвердело, замкнулось, глаза зловеще сощурились.
– Мередит, – лишенным всяких эмоций голосом сказал он, приветствуя девушку коротким кивком, – что привело тебя сюда?
Вместо того чтобы смотреть на нее, Мэтт полностью сосредоточился на обрывке ветоши, которой вытирал руки, и Мередит с упавшим сердцем поняла, что он точно угадал причину ее появления здесь и именно поэтому ведет себя с такой неожиданной холодностью. Сейчас она искренне хотела лишь одного – поскорее умереть, если можно, сейчас, и жалела только о том, что вообще приехала сюда. Он, очевидно, ничем не собирался ей помочь, а если даже и предложит что-то из вежливости, ей такое благородство ни к чему.
– Ничего особенного, – солгала Мередит с деланным смехом, протягивая руку к ключу зажигания. – Просто решила прогуляться и обнаружила, что заехала так далеко. И вообще, мне пора…
Он поднял глаза от ветоши, и Мередит осеклась под пронзительным взглядом его серых глаз, впившихся в нее… холодных, оценивающих, безжалостных глаз. Все понимающих.
Мэтт, протянув руку, открыл дверцу.
– Я поведу машину, – бросил он, и Мередит, подавленная диким напряжением, державшим ее в плену последние дни, немедленно повиновалась, перебравшись на соседнее сиденье. Мэтт оглянулся на толстяка, маячившего у капота «порше»и наблюдавшего за происходящим с неуемным любопытством дурно воспитанного человека.
– Вернусь через час.
– Черт побери, Мэтт, уже половина четвертого, – запротестовал механик, расплываясь в улыбке, обнажившей отсутствие переднего зуба.
– Можешь взять отгул на полдня. Такая классная дамочка заслуживает, чтобы ей уделили больше внимания.
Мередит в жизни не испытывала худшего унижения, и в довершение ко всему Мэтт, по-видимому, окончательно взбесившись, рванул с места с такой скоростью, что из-под колес во все стороны разлетался гравий.
– Пожалуйста, нельзя ли ехать помедленнее? – робко попросила Мередит и с облегчением увидела, что Мэтт немедленно снял руку с переключателя скоростей. Чувствуя, что нужно сказать что-то, Мередит выдавила первое, что пришло на ум:
– Я думала, ты работаешь на заводе.
– Работаю. Пять дней в неделю. А две ночи тружусь механиком на автозаправке.
– Вот как, – неловко пробормотала девушка. Они свернули вправо, и Мэтт направил машину к маленькой поляне. Посреди поляны стоял старый, выщербленный садовый столик. В траве около полуразрушенной кирпичной жаровни валялся деревянный знак с выцветшими буквами:
«ЭДМУНТОН ЛАЙОНЗ КЛАБ. ПЛОЩАДКА ДЛЯ ПИКНИКОВ АВТОЛЮБИТЕЛЕЙ».
Мэтт выключил зажигание, и в тишине Мередит услыхала, как лихорадочно бьется в ушах кровь, но постаралась немного успокоиться и привыкнуть к тому, что этот незнакомец с непроницаемым лицом, сидевший рядом, был тем самым человеком, с которым они так весело шутили и занимались любовью всего несколько недель назад.
Неразрешимая проблема, из-за которой она оказалась здесь, висела над головой словно дамоклов меч, неопределенность мучила девушку, а слезы, которым она не давала пролиться, жгли глаза. Мэтт шевельнулся, и она дернулась от неожиданности, поспешно повернув к нему голову. Но Мэтт всего-навсего выбрался из машины, обошел кругом и открыл для нее дверцу. С деланным интересом оглядывая поляну, Мередит пробормотала:
– Здесь очень мило. – Но даже в ее собственных ушах голос звучал неестественно и напряженно. – По правде говоря, мне действительно нужно успеть домой.
Вместо ответа Мэтт оперся бедром о стол, переместив вес на другую ногу, молча вопросительно поднял брови, как она предположила, ожидая правдивого объяснения. Его упорное молчание и немигающий взгляд лишили девушку остатков воли и сдержанности, которые она так старалась сохранить. Мысли, целый день не дававшие покоя, вновь начали разрывать усталый мозг: она беременна и должна стать матерью-одиночкой, а отец сойдет с ума от ярости и боли. Она беременна! Беременна!
А мужчина, частично виновный в ее бедах, сидит здесь, спокойно наблюдает за ней с бесстрастным интересом ученого, рассматривающего в микроскоп извивающегося червя. И Мередит, охваченная неожиданным и безрассудным гневом, набросилась на него:
– Ты на что-то злишься или просто отказываешься заговорить со мной?
– Собственно, – ответил он, не повышая голоса, – я жду, когда ты начнешь.
– Вот как!
Ярость уступила место отчаянию и нерешительности. Изучая его спокойное лицо, она решила, что всего-навсего попросит совета. Господь знает, ей необходимо с кем-то поговорить! Скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься от возможного гнева Мэтта, она откинула голову, притворяясь, что рассматривает густой полог листвы.
– Говоря по правде, у меня были причины приехать сюда.
– Я так и думал.
Она взглянула на него, пытаясь понять, что он имеет в виду, но лицо Мэтта оставалось по-прежнему непроницаемым. Она снова уставилась на зеленые кроны, расплывающиеся перед глазами из-за непролитых слез.
– Я здесь, потому что…
Она не могла произнести эти слова, уродливые, постыдные слова.
– Потому что забеременела, – докончил он без всякого выражения.
– Откуда ты узнал? – захлебнулась горечью Мередит.
– Только две вещи могли привести тебя сюда. Это одна из них.
Умирая от стыда, она все же умудрилась пролепетать:
– А вторая?
– Мое непревзойденное умение танцевать? Он еще мог шутить, и эта совершенно неожиданная реакция окончательно выбила почву из-под ног Мередит. Слезы, прорвав плотину сдержанности, хлынули ливнем; девушка закрыла руками лицо, а тело затряслось от душераздирающих рыданий. Она почувствовала, как его руки ложатся ей на плечи, позволила потянуть себя вперед и оказалась в его объятиях:
– К-как ты можешь шутить в т-такое время? – всхлипывала она, уткнувшись ему в грудь, болезненно благодарная за молчаливое утешение.
Мэтт сунул ей в руку платок, и Мередит вздрогнула, безуспешно пытаясь успокоиться.
– Ну же, не молчи, скажи все, – всхлипнула она, вытирая глаза. – Объясни, что во всем виновата я сама и только с такой дурочкой это могло случиться.
– Не стану спорить.
– Спасибо, – язвительно хмыкнула девушка, сморкаясь в мокрый платок. – Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
Только сейчас до нее дошло, что он держится с потрясающим и необъяснимым спокойствием и что ее несдержанность лишь ухудшает положение.
– Ты абсолютно уверена, что забеременела?
– Сегодня утром ездила в клинику, – шепнула Мередит, – и они установили шестинедельную беременность. Я уверена также, что ребенок твой, на случай если хочешь спросить и стесняешься.
– Я не настолько вежлив, – саркастически бросил Мэтт. Аквамариновые глаза, по-прежнему полные слез, но сверкающие гневом, уставились на него, и девушка, решив, что он пытается упрекнуть ее, уже хотела было принять вызов, но Мэтт покачал головой, чтобы предотвратить очередной взрыв.
– Вовсе не галантность помешала мне задать этот вопрос, а обыкновенное знание элементарной биологии. Не сомневаюсь, что отец ребенка – я.
Мередит почти ожидала осуждения и обвинений, укоризненных взглядов и презрительной гримасы, но его поведение и хладнокровная логика полностью сбивали с толку. Не отрывая взгляда от пуговицы ночной синей рубашке, девушка украдкой вытерла слезу и услыхала тихий вопрос, мучивший ее все эти дни:
– Что ты намереваешься делать?
– Покончить с собой, – тоскливо выдохнула она.
– А кроме этого? Может, есть другой выход? Мередит резко вскинула голову, расслышав в его голосе нечто вроде веселых ноток. Брови девушки недоуменно сошлись в прямую линию. Мередит смотрела на него, потрясенная несгибаемой силой этого мужественного лица, успокоенная неожиданным пониманием, которое читала в немигающих глазах. Она слегка отодвинулась, собираясь как следует все обдумать, и ощутила разочарование, когда Мэтт немедленно разжал руки. Но даже сейчас его спокойное признание существующих фактов словно передалось Мередит, и она мгновенно почувствовала себя способной здраво мыслить.
– Что бы я ни придумала, все ужасно. Врачи в клинике советовали сделать аборт…
Она осеклась, ожидая, что Мэтт посоветует сделать то же самое, если бы не увидела, как чуть заметно сжались его челюсти: либо равнодушен к этому решению, либо согласен с ним. Однако необходимо было точно убедиться. Мередит отвела глаза и прерывающимся голосом продолжала:
– Только… только не думаю, что смогу вынести это, во всяком случае, одна. Даже если и решусь на такое, не знаю, как смогу спокойно жить потом.
Она снова всхлипнула, громко, словно обиженный ребенок, втянула в себя воздух, пытаясь говорить спокойно:
– Я могла бы родить ребенка и отдать его на усыновление, но Боже… это ничего не решит, по крайней мере для меня. И к тому же так или иначе придется сказать отцу. Если он узнает, что мне предстоит стать матерью-одиночкой, это разобьет его сердце. Он никогда не простит меня! Ни за что! И… и я все время думаю о том, что позже почувствует мое дитя и как будет спрашивать себя, почему мать от него отказалась. А я… всю оставшуюся жизнь буду смотреть на детей и гадать, который из них мой, и думает ли обо мне, ищет ли меня. – Она снова смахнула слезу:
– Не могу жить с такой виной на совести. А ты? Почему ты молчишь? Неужели не можешь слова вымолвить?
– Как только ты скажешь такое, с чем я не соглашусь, – объявил он властным голосом, никогда раньше не слышанным девушкой, – немедленно дам тебе знать.
Задетая его тоном, но успокоенная словами, Мередит тихо охнула и, нервно вытирая руки о слаксы, продолжала:
– Мой отец развелся с матерью, потому что она спала с кем попало. Если я приеду домой и во всем признаюсь, отец просто выбросит меня из дома. У меня нет денег, но когда мне исполнится тридцать, я получу наследство. А пока можно попытаться воспитывать моего ребенка самой…
