Текст книги "Ты здесь. Бог? Это я, Маргарет"

Автор книги: Джуди Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7

Придя домой, я сразу отправилась со свертком к себе в комнату. Я сняла платье и надела лифчик. Вначале я застегнула его спереди на талии, а потом перевернула и натянула как положено. Я откинула плечи назад и стала боком. По-моему, ничего не изменилось. Я взяла пару носок и запихнула по носку в каждую чашечку, чтобы посмотреть, правда ли он будет расти вместе со мной. Получилось туговато, зато выглядела я теперь что надо. Как Лора Данкер. Я вытащила носки и убрала их.

За обедом отец поздравил меня.

– Да, Маргарет, ты и вправду растешь – уже не маленькая девочка.

– Ну да! – только и смогла сказать я.

В понедельник я изучала мальчиков моего класса. До трех часов мне нужно было отобрать несколько имен для моего списка. Я выбрала Филипа Лероя, потому что он был самый симпатичный. Еще Джея Хасслера, потому что у него были красивые карие глаза и чистые ногти. Я решила на этом остановиться: объясню, что остальных я не знаю.

Перед самым звонком мистер Бенедикт сказал, что просит каждого из нас сделать свою собственную работу, на которую нам отводится целый год.

Все застонали.

Мистер Бенедикт поднял руку.

– Ничего страшного тут нет. Во-первых, дело это сугубо личное и останется между мной и каждым из вас. И я не буду спрашивать, какую тему вы выбрали. Пусть каждый выберет сам и сделает, как он считает нужным. Единственное, на чем я настаиваю, – это должно быть чем-то… м-м… осмысленным.

Снова стоны.

У мистера Бенедикта был сокрушенный вид.

– Я надеялся, вам будет интересно.

Бедный мистер Бенедикт. Он действительно был разочарован. Мне кажется, мы действовали ему на нервы. Никто его ничуть не боялся, а ведь учителя всегда нужно немного бояться. Иногда он просто сидел за своим столом и смотрел на нас так, как будто сомневался в нашем присутствии. Нэнси, конечно, заметила, что он совсем никогда не вызывает Лору Дэнкер. Я как-то не обращала на это внимания.

Когда мы выстроились в линейку перед тем, как идти домой, он напомнил, что в четверг будет контрольная по двум первым главам учебника обществоведения. Он просил нас пожалуйста подготовиться. Обычно учителя никогда не говорят «пожалуйста».

После школы мы сразу отправились к Нэнси. Перед тем, как приступить к нашей программе, мы поговорили о мистере Бенедикте и его предложении. Мы сошлись на том, что это была бредовая идея, и никто из нас не мог придумать ни одной темы.

Потом Нэнси начала перекличку.

– Вероника?

– Здесь, – откликнулась Гретхен.

– Кимберли?

– Здесь, – ответила Дженни.

– Мэвис?

– Я здесь, – сказала я.

– И я… Александра.

Нэнси закрыла свою тетрадку.

– Ну, давайте перейдем к делу. Для начала потрогаем друг другу спину и убедимся, что все в лифчиках.

Мы убедились.

– Какой у тебя размер, Дженни? – спросила Гретхен.

– У меня нулевка, – призналась Дженни.

– У меня тоже, – сказала я.

– И у меня! – засмеялась Гретхен.

– А у меня нет, – заявила Нэнси. – У меня первый.

Это произвело на нас впечатление.

– Если хотите вырасти из этих ваших детских лифчиков, надо делать упражнения, – сказала она.

– Какие? – спросила Гретхен.

– Например, так, – Нэнси сжала кулаки, согнула руки в локтях и стала энергично двигать ими назад и вперед, напрягая грудь.

– И раз, и раз, и будет бюст как раз! – повторяла она.

Мы повторяли за ней слова и движения:

– И раз, и раз, и будет бюст как раз!

– Хорошо, – одобрила Нэнси. – Делайте так тридцать пять раз в день, и обещаю, что вы увидите результаты.

– Теперь давайте посмотрим наши списки. – предложила Гретхен. – Все готовы?

Мы положили тетради на пол, и Нэнси, подбирая их по очереди, прочитывала и пускала по кругу. Первой была тетрадь Дженни. В ее списке было семь имен. Первым номером шел Филип Лерой. Гретхен записала четырех. Первым был Филип Лерой. У Нэнси было записано восемнадцать. Я стольких и не знаю! И первым был Филип Лерой. Когда Нэнси дошла до моей тетради она поперхнулась ледяным кубиком, плававшим в ее стакане с кока-колой. Откашлявшись, она прочла:

«Номер один – Филип Лерой». Все хихикнули.

– Номер два Джей Хасслер. Чем он тебе приглянулся?

Я начинала беситься. Других она почему-то не спрашивала, почему они выбрали того или другого. Чего ради я буду отчитываться? Я подняла на Нэнси правую бровь, потом посмотрела в сторону. Она поняла.

Когда мы со всем покончили, Нэнси открыла дверь своей спальни. За ней были Эван и Мус – подслушивали! Они спустились за нами по лестнице и тоже вышли в сад. Когда Нэнси сказала: «Скройтесь, мы заняты», Эван и Мус разразились хохотом.

Они кричали: «И раз, и раз, и будет бюст как раз!» Потом они повалились на траву и стали кататься как сумасшедшие, и я подумала, что они сейчас намочат себе штаны.

Во вторник, на математике, я услышала звук, как будто чирикнула птичка.

Его услышали многие, и мистер Бенедикт тоже. Я видела, как он поднял глаза.

Я вернулась к своим задачам, но очень скоро звук раздался опять. Пип.

После этого второго «пип» мистер Бенедикт подошел к окну и распахнул его. Он высунул голову и посмотрел вокруг. В это время из класса раздались еще три «пип». Мистер Бенедикт подошел к своему столу и встал, заложив руки за спину. Пип. Я посмотрела на Нэнси. Я была уверена, что сейчас чирикнула она. Но она не взглянула на меня и сидела молча. Мистер Бенедикт сел и забарабанил пальцами по столу. Вскоре класс весь наполнился чириканьем, как зоомагазин. Каждую секунду с разных сторон доносились новые «пип». Было трудно удержаться от смеха. Когда Нэнси брыкнула меня под партой, я поняла, что теперь очередь моя. Я опустила глаза и стала стирать ластиком ответ задачи. Сдувая пыль от резинки, я чирикнула. Мистер Бенедикт не успел посмотреть в мою сторону, потому что в этот момент чирикнули в другом конце класса. По-моему, это был Филип Лерой. Мы ждали, что мистера Бенедикта сейчас прорвет, но он молчал.

Когда на следующее утро мы пришли в класс, все парты были переставлены. Вместо четырех рядов парт была большая буква П. На каждой парте лежала карточка с именем. Я оказалась рядом с Фредди Барнеттом, который мне совсем не нравится. Я знала, что он любит делать всякие гадости. В первый день занятий он стоял рядом с Джеем Хасслером и, когда Джей садился, отодвинул его стул. Джей упал на пол. Терпеть таких не могу! Мне придется быть все время начеку, чтобы не угодить в рачью ловушку. Раком мы прозвали его с самого начала, потому что он пришел после лета весь обгоревший и красный, как рак.

С другой стороны было еще того хуже. Рядом со мной сидела Лора Дэнкер! Я боялась даже взглянуть в ее сторону. Нэнси говорила, что в дурную компанию только попади! Впрочем, мне нечего было беспокоиться. Она смотрела прямо перед собой. Конечно, «Четыре сенсации» сидели все поврозь. Зато Нэнси (везет же некоторым!) оказалась рядом с Филипом Лероем.

Чириканья больше не было. Мистер Бенедикт напомнил нам о контрольной, которая будет на следующий день, и мы пошли на физкультуру. Мальчики отправились играть в бейсбол с мистером Бенедиктом. Девочки остались в зале с мисс Эбботт. Мисс Эбботт велела нам построиться по росту. Я была третьей спереди, Дженни – первой. Лора Дэнкер была последней. Гретхен и Нэнси стояли в середине. После того, как мы построились, мисс Эбботт напомнила нам об осанке и как это важно – стоять прямо. «Какого бы роста вы ни были, никогда нельзя сутулиться, ведь рост – это великий дар». С этими словами мисс Эбботт потянулась и сделала несколько глубоких вдохов. Она была по меньшей мере шести футов ростом. Дженни и я переглянулись и хихикнули. Нам не было дано великого дара.

Потом мисс Эбботт сказала, что в шестом классе мы уже достаточно взрослые, и в течение года нам предстоит обсудить некоторые важные вещи. «Некоторые вещи, которые нужно знать девочкам». Больше она ничего не сказала, но я поняла. Непонятно только, зачем они ждут до шестого класса, когда все уже все знают!

В тот вечер я работала до седьмого пота. Прочитала две первые главы из учебника обществоведения четыре раза подряд. Потом сидела на полу в спальне и делала упражнение. «И раз, и раз, и будет бюст как раз!» Я проделала его тридцать пять раз и легла спать.

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Я только что закончила упражнение, которое должно помочь мне вырасти. Ты уже думал об этом? Ну, о том, как помочь мне повзрослеть? У меня уже есть лифчик. Вот только с тем, на что он надевается, пока не очень. Конечно, если ты считаешь, что мне надо еще подождать, я подожду. Завтра у нас в школе контрольная. Помоги мне получить за нее хорошую отметку. Я хочу, чтобы мне было не стыдно перед Тобой. Благодарю Тебя.

На следующий день мистер Бенедикт сам раздал нам листки для контрольной. Вопросы были уже написаны на доске. Рак ткнул меня в бок и шепнул: «Не подписывай».

– Что значит «не подписывай»? – спросила я тоже шепотом.

– Никто не подписывает контрольную, – прошептал Фредди. – Бенедикт не будет знать, где чья работа. Поняла?

Понять-то я поняла, но мне это не понравилось. Зря я что ли читала все четыре раза? Но если никто не будет подписывать, то я, конечно, тоже не буду. Обидно только, что мистер Бенедикт никогда не узнает, как я старалась.

Я ответила на все вопросы за пятнадцать минут. Мистер Бенедикт попросил Дженни собрать листочки. Интересно, как он отнесется к тому, что никто не подписал работу. Думаю, здорово разозлится! Но что он может поделать с целым классом – разве только задержать после школы. Не исключать же нас всех, в конце концов!

Глава 8

Войдя в класс в пятницу утром, мы увидели, что у каждого на парте лежит его контрольная – с оценкой и подписанная. Я получила девяносто восемь и была на седьмом небе! Фредди Барнетт остался на земле – у него было только пятьдесят три! Мистер Бенедикт ничего не сказал насчет того, что мы не подписали работы. Он стоял и улыбался.

– Доброе утро, класс, – произнес он, даже не откашлявшись, как обычно.

Я думаю, он чувствовал себя победителем.

До конца занятий мистер Бенедикт еще раз напомнил нам о наших собственных работах. Он сказал, чтобы мы не ждали до последнего момента и не надеялись сделать все наскоком за один день. Он сказал, что к концу следующей недели мы должны знать свою тему и начать над ней работать.

Я много об этом думала, но мне в голову не приходило ничего такого осмысленного, чем бы я хотела поделиться с мистером Бенедиктом. Ну не могла же я посвятить мою годовую работу лифчикам и бюстам! Или тому, как я отношусь к Мусу. Или Богу. А может?.. Может, не Самому Богу – я бы никогда не стала говорить об этом мистеру Бенедикту, а религии? Если бы я могла выбрать себе религию, я бы знала, куда мне вступать: в Имку или в Ассоциацию. В этом, конечно, был какой-то смысл. Надо об этом подумать.

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Что бы Ты сказал, если бы я посвятила свою работу религии? Ты бы не стал возражать, правда, Бог? Я все Тебе расскажу. И не буду принимать никаких решений, не посоветовавшись с Тобой. Я думаю, мне уже пора определяться. Я же не могу жить так всегда, правда?

В субботу утром мама повезла меня на шоссе, чтобы посадить в автобус, идущий до Нью-Йорка. Это была моя первая самостоятельная поездка, и мама нервничала.

– Слушай, Маргарет, рядом с мужчиной не садись. Садись или одна, или с какой-нибудь приятной леди. И постарайся выбрать место наверху и спереди. Если в автобусе не будет кондиционера, открой окно. Бабушка будет ждать тебя возле расписания.

– Да я знаю.

Мы обговорили все это раз двадцать, но когда пришел автобус, мама вылезла из машины и крикнула водителю:

– Девочка едет одна. Пожалуйста, присмотрите за ней. Это ее первая поездка.

– Не волнуйтесь, все будет в порядке, – ответил водитель.

Потом мама помахала мне рукой. Я скорчила рожу и стала смотреть в другую сторону.

Бабушка ждала меня в условленном месте. Она крепко меня расцеловала. От бабушки замечательно пахло. Она была в зеленом костюме, глаза подкрашены в тон, волосы – «платиновый блондин». Цвет волос у бабушки меняется обычно не реже, чем раз в месяц.

Когда мы вышли из автовокзала, бабушка сказала:

– Ты прекрасно выглядишь, Маргарет. И волосы такие красивые.

Бабушка всегда говорит мне что-нибудь приятное. А волосы у меня действительно стали лучше. Я прочла, что если их хорошо расчесывать щеткой, то они за месяц вырастут на целый дюйм.

Перекусывали мы в ресторане рядом с Линкольн-Центром. За шоколадом я шепнула бабушке на ухо:

– Я ношу лифчик. Как, заметно?

– Конечно, – ответила бабушка.

– Правда? – я не ожидала это услышать и перестала есть. – Ну, и как я в нем выгляжу?

– Намного взрослее, – сказала бабушка, отпивая кофе маленькими глоточками. Я не знала, верить мне ей или не верить, и потому поверила.

Потом мы пошли на концерт. Я уже не ерзала на месте, как когда-то маленькой девочкой. Я сидела очень тихо и обращала внимание на музыку. Во время антракта мы с бабушкой вышли прогуляться вокруг. Мне нравится этот центральный фонтан – он нравится мне еще больше, чем сами концерты. И еще я люблю смотреть на прогуливающихся людей. Однажды я видела, как известная фотомодель снималась около фонтана. Был ужасный холод, а она была одета в летнее платье. Тогда я решила, что не буду фотомоделью. Даже если когда-нибудь стану красавицей.

В такси по дороге к автовокзалу я подумала о том, что бабушка ходит в синагогу. Вот кто мог бы помочь мне начать мою работу. Я спросила:

– Можно, я когда-нибудь схожу с тобой на службу?

Бабушка уставилась на меня, как на привидение. Я никогда не думала, что глаза могут быть так широко открыты.

– Что я слышу? Я правильно тебя поняла, что ты хочешь принять нашу веру?

Она затаила дыхание.

– Нет. Я просто хочу сходить с тобой на службу, чтобы понять, что это вообще такое.

– Маргарет, моя Маргарет! – бабушка обняла меня за плечи. Я думаю, водитель такси принял нас за сумасшедших. – Я знала, что в душе ты еврейская девочка! Я всегда это знала!

Бабушка вынула кружевной платочек и поднесла к глазам.

– Да нет же, бабушка, – упорствовала я. – Ты же знаешь, что я сама по себе.

– Ты можешь говорить, что угодно, но я никогда в это не поверю.

Никогда!

Она высморкалась, потом сказала:

– Я знаю, в чем дело. Должно быть, у тебя в Фарбруке появилось много еврейских друзей? Правильно я говорю?

– Нет, бабушка. Мои друзья тут ни при чем.

– Тогда что же? Не понимаю.

– Просто хочу посмотреть, на что это похоже. Можно?

Я, конечно, не собиралась говорить бабушке про мистера Бенедикта.

Бабушка откинулась назад на сиденьи. На лице ее сияла улыбка.

– Я очень рада! Приеду домой и сразу же позвоню раввину. Я возьму тебя с собой на Рош-Хашана.

Потом она перестала улыбаться и спросила:

– А мама знает?

Я покачала головой.

– А отец?

Я покачала головой снова.

У бабушки сделался озабоченный вид.

– Только обязательно скажи им, что это не моя идея! А то мне не сдобровать!

– Не беспокойся, бабушка!

– Просто смешно! – воскликнула мама. – Ты же знаешь, как мы с папой относимся к религии.

– Ты говорила, что я смогу выбрать сама, когда вырасту!

– Но ты ведь еще не готова к этому, Маргарет!

– Я просто хочу попробовать, – не сдавалась я. – На христианское богослужение я тоже схожу, так что можешь не беспокоиться.

– Я не беспокоюсь. Просто я думаю, в твоем возрасте девочке ни к чему забивать себе голову религией.

– Можно мне пойти? – спросила я.

– Не стану тебя удерживать, – сказала мама.

– Хорошо. Тогда я пойду.

Утром, на Рош-Хашана, еще лежа в постели, я снова говорила с Богом:

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Сегодня я иду на службу с бабушкой. Сегодня праздник. Я думаю. Ты знаешь. Папа считает это моей ошибкой, а мама – глупой прихотью, но я все равно пойду. Я уверена, что это поможет мне определиться. Я никогда не была ни в синагоге, ни в церкви. Я буду искать Тебя, Бог.

Глава 9

Я была в новом костюме, на голове вельветовая шляпка. Мама сказала, что на еврейские праздники нужно одеваться во все новое. День был для октября жаркий. Отец сказал, что когда он был мальчиком, то на еврейские праздники всегда стояла жаркая погода. Мне пришлось надеть белые перчатки. Руки в них потели. К тому времени, когда я добралась до Нью-Йорка, перчатки имели довольно жалкий вид. Я сняла их и запихнула в сумочку. Бабушка встретила меня где обычно и отвезла на такси в свою синагогу.

Мы были там в половине одиннадцатого. Бабушка показала привратнику свою карточку, и он провел нас на наши места в пятом ряду в середине. Бабушка шепнула тем, кто сидел рядом с ней, что я – ее внучка Маргарет. Они посмотрели на меня и улыбнулись. Я улыбнулась в ответ. Я была рада, когда раввин наконец вышел и поднял руки. Звучала негромкая органная музыка. Мне она показалась очень красивой. Раввин был одет в длинную черную одежду. Он был похож на служителя церкви, не хватало только круглой накидки. И на голове у него была маленькая шапочка, которую бабушка называла ермолкой.

Раввин приветствовал нас, после чего начал делать какие-то вещи, которых я не понимала. Несколько раз нам приходилось вставать и снова садиться, иногда мы читали все вместе по-английски из молитвенника. Я не слишком понимала то, что читала. В промежутках пел хор или играл орган. И это, конечно, было самое лучшее. Часть службы была на еврейском, и я удивилась, что бабушка может читать вместе с раввином.

Я часто смотрела по сторонам, мне было интересно, что происходит вокруг. Но поскольку я находилась в пятом ряду, то все, что я могла видеть, – это четыре передних ряда. Я понимала, что вертеть головой и оборачиваться неудобно. Впереди, на подмостках стояли две большие серебряные вазы с белыми цветами – это выглядело очень красиво.

В одиннадцать часов раввин произнес речь: проповедь, объяснила бабушка. Вначале я изо всех сил старалась понять, о чем он говорит. Но довольно скоро сдалась и стала считать головные уборы. До конца проповеди я насчитала восемь коричневых, шесть черных, три красных, один желтый и один леопардовый. Потом все снова встали и спели какую-то песню на еврейском, которую я не знаю. Вот и все. Я ждала чего-то другого. Не знаю, чего именно. Может быть, какого-то чувства. Но, наверно, для того, чтобы что-то понять, одного раза недостаточно.

Когда все поднялись со своих мест, бабушка потянула меня в сторону, подальше от толпы.

– Ты не хотела бы познакомиться с раввином, Маргарет?

– Не знаю, – замялась я. Мне хотелось поскорее выйти наружу.

– Сейчас познакомишься! – улыбнулась бабушка. – Я ему сказала о тебе.

Мы встали в очередь. Желающих поздороваться с раввином было много.

Наконец дело дошло до нас. Я стояла лицом к лицу с рабби Келлерманом. Он был довольно-таки молодой и немножко похож на Майлза Дж. Бенедикта. Только не такой тощий.

– Поздоровайся, – шепнула мне бабушка.

Я протянула руку.

– Это моя внучка, рабби. Я говорила вам о ней… Маргарет Саймон.

Раввин пожал мне руку.

– Да, конечно, Маргарет. Йом Тов.

– Да, – произнесла я.

Раввин рассмеялся.

– Это значит «С Новым Годом!» Мы празднуем его сегодня.

– Понятно, – сказала я. – С Новым Годом вас тоже, рабби.

– Тебе понравилась наша служба? – спросил он.

– Да, – кивнула я. – Просто очень.

– Хорошо, хорошо.

Он еще раз потряс мне руку.

– Приходи в любое время. Познакомься с нами, Маргарет. Познакомься с нами и с Богом.

Дома мне предстоял настоящий допрос.

– Ну как? – начала мама. – Расскажи, как все было.

– Ну как, нормально.

– Тебе понравилось? – спросила она.

– Было интересно, – сказала я.

– Что тебе запомнилось? – поинтересовался отец.

– Ну, например, что в первых пяти рядах было восемь коричневых головных уборов и шесть черных.

Отец рассмеялся.

– А я, когда был мальчишкой, считал перья на шляпах.

Тут мы рассмеялись все вместе.

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Ну вот, начало положено. К концу учебного года я буду знать все о религии. И думаю, что к седьмому классу я уже определюсь сама. Тогда я смогу вступить либо в Имку, либо в Ассоциацию и быть как все.

Глава 10

В первую неделю ноября случилось три события. Лора Дэнкер в первый раз пришла в школу в свитере. У мистера Бенедикта глаза чуть не выскочили из орбит. Вообще-то я не заметила, какие у него были глаза, но мне сказала Нэнси. Рак Фредди тоже не оставил это событие без внимания. Он спросил меня:

«И почему это у тебя не получается так выглядеть в свитере, Маргарет?» При этом он захохотал и хлопнул себя по колену. Очень смешно, подумала я. Свитера я носила каждый день, потому что у меня их было огромное количество. Все «сделанные для меня специально моей бабушкой». Но даже если бы я засунула в лифчик носки, то все равно не выглядела бы как Лора Дэнкер. Интересно, правда, что она ходит за супермаркет с Эваном и Мусом? Уж как-то больно глупо.

Между прочим, Мус недавно снова был у нас. Он подстриг наш газон, убрал листья и сказал, что снова придет весной. Так что, если я только не наткнусь на него у Нэнси, то не увижу его всю зиму. Он, наверно, и не помнил о моем существовании: после того случая («И раз, и раз…») мне приходилось все время от него скрываться. Но я тайком поглядывала на него из окна спальни.

Вторым событием было то, что я ходила в церковь вместе с Дженни Лумис. Мы с Дженни уже успели подружиться. На физкультуре мы все время оказывались в строю рядом из-за того, что Рут, девочка, которая была второй спереди, часто отсутствовала. Вот мы и разговаривали с ней о том, о сем, и однажды я спросила ее напрямик, ходит ли она в церковь.

– Приходится, – проронила она.

Тогда я спросила, можно ли мне как-нибудь пойти вместе с ней, посмотреть, что это такое, и она сказала:

– Конечно, давай в воскресенье?

Так я и пошла. Самое забавное, что все было так же, как в синагоге.

Только служба велась на английском. Но мы точно так же читали по молитвеннику непонятные молитвы, и священник произнес проповедь, которую я даже не смогла дослушать до конца, и я насчитала восемь черных уборов, четыре красных, шесть синих и два меховых. В конце службы все спели гимн. Потом мы стояли в очереди, чтобы пожать руку священнику. Впрочем, я ведь и здесь была новичком. Дженни представила меня:

– Это моя подруга Маргарет Саймон. Она еще не выбрала себе религию.

Я чуть не упала. И зачем ей было это говорить? Священник посмотрел на меня, как на чудо природы. Потом улыбнулся с таким видом, словно верил, что для меня еще не все потеряно.

– Добро пожаловать в Первую пресвитерианскую церковь, Маргарет.

Надеюсь, ты прийдешь к нам еще.

– Спасибо, – сказала я.

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Я была в церкви, но ничего особенного там не почувствовала. Хотя старалась. По-моему, это не имеет с Тобой ничего общего. В следующий раз постараюсь еще.

Все это время мы с Нэнси перезванивались каждый вечер. Отец никак не мог понять, зачем нам это надо, при том, что в школе мы целый день проводим вместе. «На три часа разлучаетесь – и снова разговоры». Я даже не пыталась объяснять. Мы часто делали задание по математике вместе – по телефону. Закончив, Нэнси звонила Гретхен, чтобы проверить ответы, а я звонила Дженни.

И вот третье событие, произошедшее на этой неделе. Директор нашей школы объявил по громкоговорителю, что АРУ[2]2
  АРУ – Ассоциация родителей и учителей.


[Закрыть] организует по случаю Дня Благодарения бал кадрили для трех шестых классов. Мистер Бенедикт спросил нас, умеем ли мы танцевать кадриль. Большинство из нас не умело.

Нэнси поведала «Четырем сенсациям», что бал кадрили должен быть просто классным! Она все про него знает, поскольку ее мама состоит в организационном комитете. Она предложила, чтобы мы написали, с кем хотим танцевать, и она посмотрит, как это устроить. Выяснилось, что все мы хотели танцевать с Филипом Лероем. Тогда Нэнси сказала: «Забудьте об этом – я не волшебница».

В течение двух следующих недель наши уроки физкультуры были целиком отданы кадрили. Мистер Бенедикт сказал, что если уж нам устраивают этот вечер, то самое меньшее, что мы можем сделать, чтобы выразить нашу признательность, это научиться хотя бы основным шагам. Мы тренировались под запись, и мистер Бенедикт без конца прыгал вокруг нас, считая и прихлопывая. Когда ему нужно было показать нам очередной шаг, он брал себе в пару Лору Дэнкер. Он сказал, что она подходит по росту, поскольку достает ему до плеч, но Нэнси послала мне понимающий взгляд. Впрочем, ни один из мальчиков нашего класса не хотел танцевать с Лорой, потому что все они были значительно ниже нее. Даже Филип Лерой доставал ей только до подбородка, а он был самым высоким из них.

Сложность с кадрилью заключалась в том, что большинству наших мальчиков больше нравилось наступать нам на ноги, чем учиться танцевать. И некоторые из них так в этом преуспели, что могли отдавливать нам ноги в такт музыке. Я, например, была почти целиком занята тем, чтобы спасать свои ноги.

Утром в день бала я надела специально приготовленные новую юбку и блузку.

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Не знаю, как я дождусь этих двух часов дня, когда начнется наш бал. Как Ты, думаешь, я буду танцевать с Филипом Лероем? Не то, чтобы он очень нравился мне как человек, но мальчик он очень красивый. И мне бы очень хотелось танцевать с ним… хотя бы раз или два. Благодарю Тебя, Бог.

АРУ позаботилась о том, чтобы украсить зал. Кажется, он должен был изображать амбар. Там было две кучи сена и три пугала. На стене вывеска, на которой большими желтыми буквами написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЛ ШЕСТИКЛАССНИКОВ… как будто мы и так не знали.

Слава Богу, моя мама не должна была присутствовать. На танцах всегда немного смущаешься, но когда еще твоя мама тут… Миссис Уиллер, например, присутствовала в роли сопровождающей, и мне было действительно жалко Нэнси. Все сопровождающие были переодеты: в фермеров, например, или в кого-то в этом роде. На миссис Уиллер были холщовые штаны, клетчатая рубашка и большая соломенная шляпа. Нэнси делала вид, что она ее знать не знает, и я ее понимаю.

У нас был настоящий распорядитель. Одет он был примерно так же, как миссис Уиллер. Он стоял на сцене и говорил нам, какие делать шаги. Он же ставил музыку. Он топал ногами и прыгал вокруг нас, и я несколько раз замечала, как он промокает лицо красным платком. Мистер Бенедикт все хотел, чтобы мы «почувствовали атмосферу праздника». «Расслабьтесь и начинайте веселиться», – говорил он.

Все три шестых класса должны были перемешаться между собой. Но «Четыре сенсации» держались вместе. Перед каждым новым танцем мы должны были становиться в линию. Девочки с одной стороны, мальчики – с другой. Таким образом каждый получал себе партнера. Только девочек было на четыре больше, чем мальчиков. Поэтому тем, кто оказывался в самом конце, приходилось танцевать с другой оставшейся не у дел девочкой. Слава Богу, нам с Дженни такое выпало только один раз.

Мы старались заранее вычислить, кто должен быть нашим партнером в следующий раз. Например, когда я была в ряду четвертой, я заметила, что у мальчиков четвертым стоит Норман Фишбейн. Тогда я быстренько поменяла место, потому что Норман Фишбейн самый большой нытик в нашем классе. Во всяком случае, один из самых… На Фредди Барнетта я тоже не хотела бы попасть – опять начнет подкалывать, почему у меня не получается выглядеть в свитере, как Лора Дэнкер. А сам, когда танцевал с ней, я заметила, был весь красный и еще больше похож на рака, чем тогда, когда пришел в школу обгоревший после каникул.

Девочки хитрили больше мальчиков, потому что почти все хотели танцевать с Филипом Лероем. Наконец мне повезло. Это получилось так. После того, как все разбились на пары, надо было сделать каре. Моим партнером был Джей Хесслер. Он был очень вежлив и ни разу не наступил мне на ноги. Потом распорядитель сказал поменяться партнерами с теми, кто справа от нас. Справа от меня были как раз Филип Лерой и Нэнси, и Нэнси была в таком отчаянии, что чуть не разревелась прямо перед всеми. Я, конечно, была рада танцевать с Филипом Лероем целый круг, но он оказался одним из наступальщиков на ноги. И когда я танцевала с ним, у меня так страшно потели руки, что мне приходилось вытирать их о мою новую юбку.

В четыре часа нам подали напитки и пирожные, а в четверть пятого все закончилось, и мама приехала за мной на новой машине и отвезла домой. (Отец сдался еще где-то на Хэллоуин[3]3
  Хэллоуин – канун дня Всех Святых, 31 октября.


[Закрыть], когда мама объяснила ему, что и пинты молока не может купить из-за того, что у нее нет машины. И что Маргарет, наверное, не сможет ходить в школу в плохую погоду, а плохая погода уже не за горами. Отец тогда сказал, что если мама будет вставать пораньше и подвозить его до вокзала, то машина будет целый день в ее распоряжении, но этот вариант маме не понравился.) Так у нас появился новый шевроле. Зеленый.

Мама спешила попасть домой, потому что там ее ждала недописанная картина. Это был натюрморт, составленный из разных фруктов, который она писала специально ко Дню Благодарения. К Рождеству у мамы набирается целая куча картин, которые она обычно раздаривает. Папа думает, что они пылятся у разных людей по чердакам.