Текст книги "Герцогиня"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

– Я хочу знать все, каждое слово, которое она говорила, – сказала Евгения, герцогиня Макаррен, своему младшему сыну.

– Матушка, – обратился к ней Гарри умоляющим тоном, – я уверен, Клер совсем не имела в виду…

– Разреши мне судить о том, что она имела в виду.

– Но она американка. А к ним надо подходить с другой меркой.

Евгения бросила на сына пристальный взгляд.

– Ну, хорошо, – сказал Гарри раздраженно. – Этим утром мы объезжали имение. Чарльз нас сопровождал… Я бы даже сказал, это мы сопровождали его. – Он остановился. – Я не предполагал, что у нас происходит так много интересного. Это не значит, что я хотел бы повторить эту поездку, но было Действительно интересно. Должен сказать, что американцы – престранные люди…

– Что она делала?

– Ей, кажется, понравились дети. Все эти замарашки. Она пила молоко из ведер, ко дну которых присох навоз. Не представляю, как можно вынести такое?!

– Надеюсь, когда вы поженитесь, ты не позволишь ей ничего подобного.

Гарри пожал плечами.

– Не думаю, чтобы это имело какое-то значение. Ведь тогда здесь не будет этих грязных нищих…

– Надеюсь, ты не поделился с ней нашими планами?

– Я не так глуп, мама! И не собираюсь рассказывать ей, что ты хочешь отправить столь милых ее сердцу арендаторов в Америку или куда-нибудь еще, сломать их безобразные дома и пустить овец пастись на их землях.

– Не понимаю, почему в твоем голосе звучит осуждение. Так поступили почти все землевладельцы. – В голосе герцогини зазвучали грустные нотки. – Ведь я делаю это для тебя, Гарри.

– Я знаю, мама, и ценю. Я, как и ты, буду рад, когда мы снесем эти дома. Тогда я смогу охотиться на полях.

– И к тому же ты получишь доход от разведения овец.

– Клер говорит то же самое.

– Что это значит? – резко спросила Евгения. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я похожа на твою маленькую американку, всюду сующую свой нос?

– Нет, конечно, нет. Я имел в виду, что Клер без конца рассуждает о том, как надо зарабатывать деньги. Она хочет рубить лес, продавать его и сажать новый, засеять поля кукурузой и продавать ягодный джем. И многое другое. У меня голова идет кругом, когда я ее слушаю.

– Она хочет управлять всем, – тихо сказала Евгения. – И выжить меня отсюда.

– Перестань, мама. Я не понимаю, почему бы моей матери и моей жене не работать вместе. Если вы обе хотите, чтобы имение приносило доход, почему бы не объединить усилия?

Евгения пристально посмотрела на сына долгим взглядом. По одной только его позе легко было догадаться, насколько претит ему даже идея о работе. «Вместе?!» – думала Евгения. Гарри не понимает, что обе они готовы вступить в борьбу за власть, и она собирается выйти победительницей в этой схватке.

Неловко повернувшись, она громко застонала и положила руку на лодыжку. Ее левая нога была упрятана в высокий башмак из черной кожи.

Гарри тут же встрепенулся.

– Мама, тебе больно? Может быть, ты ляжешь?

– Нет, – тихо ответила Евгения слабым голосом. – Мне не больно, вернее, не больнее обычного. Я чувствую себя так каждый день с тех пор, как ты родился. Это болит мое сердце. Когда ты женишься, то перестанешь быть моим сыном.

Гарри сел на пол у ног матери и положил голову ей на колени.

– Ты говоришь глупости. Я никогда не смогу обойтись без тебя.

Она погладила его мягкие, светлые волосы.

– По традиции, когда сын женится, мать отправляется во вдовий дом. После свадьбы твоя маленькая хорошенькая женушка ушлет меня куда-нибудь подальше. Не будет больше привычных вещей вокруг, все перейдет к Клер. Но хуже всего то, мой дорогой, что я не смогу видеть тебя каждый день.

– О нет, мама мы будем видеться. Я буду приезжать к тебе каждый Божий день.

– Гарри, дитя мое, ты такой добрый! Но ведь может пойти дождь или снег, или случится еще что-нибудь, и ты не сможешь навестить свою бедную старую мать.

– Мама, я обещаю, что…

– Ведь ты не дозволишь ей вышвырнуть меня из моего собственного дома, в котором я прожила почти всю жизнь?!

– Но, мама, Клер станет герцогиней, и она…

– Я понимаю. Но ведь герцогом будешь ты, а я прошу о такой мелочи – позволить мне остаться в этом доме.

– Да, конечно! это не так уж и много. – Гарри сжал руку матери, которой она гладила его волосы. – Конечно, ты сможешь остаться. Я уверен, Клер не будет возражать.

Евгения помолчала.

– Ты ее очень, любишь?

– Мне она очень нравится. Хотя…

– Хотя что?..

– В последние дни она как-то изменилась.

Евгения насторожилась. Ее нежный, ласковый голос зазвучал по-другому.

– Как изменилась, что с ней произошло?

Гарри чуть было не проговорился о Тревельяне. Одно дело солгать женщине, на которой собираешься жениться, и совсем другое – не, сказать матери, что ее сын воскрес из мертвых. Иногда Тревельян действительно злил Гарри, но он не испытывал г брату ненависти. Гарри трудно было сказать матери, что Тревельян не умер и в данный момент живет в старой части дома.

– Ей непросто привыкнуть к другому образу жизни, – сказал Гарри. – В Америке она жила иначе.

– Как именно?

– Она всегда была занята, очень занята. – Гарри взял руку матери и поцеловал. – Думаю, ты полюбишь ее. Мне кажется, вы сможете подружиться. Вы, две женщины, которых я люблю больше всего на свете.

Евгения улыбнулась.

– Пришли ее ко мне завтра, к пятичасовому чаю.

Глава 12

К пяти часам дня Клер пришла в крайнее возбуждение. Она надела лучшее платье из кружев ручной работы, сшитое во Франции, она берегла его специально для встречи с матерью Гарри.

Мисс Роджерс сопровождала Клер до покоев герцогини и оставила ее у дверей, покачав седой головой и как бы говоря: «Вы, американцы, все равно никогда не будете на должном уровне».

– Спасибо за одобрение, – пробормотала Клер. Она проверила, хорошо ли сидит на ней платье, в сотый раз удостоверилась, что взяла с собой маленький блокнот и карандаш, как велел Гарри, глубоко вздохнула и взялась за ручку двери.

Войдя в огромную гостиную, она сразу увидела, что именно в этих комнатах собраны главные богатства. Не нужно быть искусствоведом, чтобы понять, как хороши висевшие на стенах картины. Клер сразу узнала Рубенса, Рембрандта и Тициана. На резных золоченых столиках стояло множество драгоценных безделушек. Во всем доме мебель была грязная и старая, здесь же все сияло и блестело. Стены и окна были задрапированы новыми шелковыми шторами, которые показались Клер очень дорогими.

«Мать сошла бы с ума от зависти», – подумала Клер, оглядев комнату.

С трудом оторвав взгляд от стен и ковров, Клер заметила наконец женщину, сидевшую в глубоком кресле рядом с большим серебряным чайным подносом. Она выглядела довольно полной, ее серебристые седые волосы были гладко зачесаны назад, обрамляя интересное лицо. Клер подумала, что когда-то мать Гарри была довольно хорошенькой, но сейчас ее портило суровое выражение лица. На ней было дорогое платье из темно-синего шелка, прекрасно сшитое, но старомодное. Был виден тяжелый черный ботинок на левой ноге.

– Добрый вечер, Ваша светлость, – сказала Клер, улыбаясь.

Герцогиня не улыбнулась в ответ и не пригласила ее сесть. Девушка не знала, что делать дальше. Она видела, что герцогиня наливает чай в чашку, и направилась к столу. Но старуха не собиралась ничем угощать ее, во всяком случае пока. Клер в замешательстве отступила назад.

– Итак, вы собираетесь выйти замуж за моего сына? – Герцогиня внимательно оглядела ее. – Вы девица?

Клер покраснела от неловкости.

– Да, миледи, – прошептала она.

– Хорошо. Я не позволю своему сыну жениться на женщине, имевшей любовную связь.

Клер чуть не задохнулась. Она никак не ожидала, что мать Гарри будет говорить с ней подобным образом.

– Надеюсь, вы здоровы и сможете рожать детей.

– Да, миледи, – прошептала Клер. – Я думаю, со мной все в порядке.

– Рожать детей – ваша главная обязанность как одиннадцатой герцогини Макаррен. Вы должны дать моему сыну наследников. За первые два года брака вы обязаны родить двух сыновей. Потом мой сын сам сможет решать, чего он хочет.

Клер вспыхнула.

– Я сделаю все, что в моих силах.

Герцогиня взяла тарелочку, положила на нее кусочек посыпанного сахарной пудрой кекса и принялась есть.

– Вашей второй основной обязанностью будет забота о моем сыне. Пока жива, я сама буду делать это. Я прослежу, чтобы у него было все. Но я не вечна, и после моей смерти вам придется взять на себя часть моих забот.

Клер подумала, что под словами «я не вечна» герцогиня подразумевала, что после их свадьбы она переедет в дом, где обычно жили вдовствующие герцогини. Клер осматривала его накануне, и он ей очень понравился. Она улыбнулась.

– Я никогда не смогу заменить вас, уверена, он будет часто вас навещать. Гарри…

Старуха посмотрела на Клер таким яростным взглядом, что девушка сделала шаг назад. В глазах матери Гарри сверкала ненависть…

– Навещать меня?! Вы думаете, мой сын вышвырнет меня из этого дома?

– Нет, мадам. – Клер начала заикаться. – Я предполагала, что вы переедете в маленький домик для…

Герцогиня взглянула на Клер с нескрываемым презрением.

– Вы хотите завладеть моими покоями. Мечтаете получить их, так же, как и моего сына? Чего еще вы добиваетесь?

В эти минуты Клер больше всего хотелось уйти из комнаты и никогда больше не видеть старую женщину.

– Я не хотела проявить к вам неуважение, – тихо пробормотала она, опустив голову. Она не собиралась злить мать Гарри, не хотела, чтобы она сказала сыну, что его невеста – невоспитанная американка.

Герцогиня наблюдала за Клер. Наконец она удовлетворенно причмокнула губами и сказала:

– Хорошо. Мы с вами должны жить в мире. Это не так легко.

Клер вздохнула с облегчением и слабо улыбнулась.

– Я думаю, Гарри понравится, если мы станем друзьями. Он так хорошо говорит о вас.

– Естественно! – резко оборвала ее герцогиня.

Клер опять напряглась. Казалось, эту женщину раздражает все, что она говорит.

– Перейдем к делу, – сказала старуха. – Вы должны знать, как ухаживать за моим сыном.

– Да, – ответила Клер. – Я бы хотела знать о Гарри все. Он…

Герцогиня оборвала ее:

– Откройте ваш блокнот.

Она затараторила, прежде чем Клер успела это сделать.

– Начнем с гороха. Мой сын ест его с ветчиной и говядиной, но с курятиной не любит. Кроме курицы под белым соусом. Тогда можно подать его. Конечно, он не ест горох с бараниной. Но может съесть с молодым барашком, не старше шести месяцев. Горох можно подавать и с телятиной, но только весной. Никакого гороха с телятиной зимой, и, конечно, никогда с рыбой. Горох не идет на гарнир к дичи, кроме голубей. Перейдем к моркови.

Клер едва успела открыть блокнот. Положив его на спинку стула, она старалась писать как можно быстрее. И все-таки не успевала. Здесь были указания по поводу овощей, мяса, дичи, как и когда подавать еду. Все это было трудно понять и еще труднее записать.

Закончив с едой, герцогиня перешла к слабой спине Гарри, к болям в этой части его тела. Целительные процедуры включали паровые ванны, обтирания горячими полотенцами и компрессы из ароматических трав.

Клер никогда не должна повышать голос на Гарри или спорить с ним. Герцогиня рассказала Клер, в какие игры Гарри может играть, а в какие не должен. Она посоветовала всегда проигрывать Гарри в карты.

– Он так любит побеждать, – сказала она.

Затем будущая свекровь поведала Клер, какого цвета должна быть одежда Гарри. Он никогда не должен надевать ничего шерстяного на голое тело. Она злобно смотрела на Клер, объясняя, что никогда не одобряла дурацких национальных костюмов. Как будто намекала, что именно Клер заставила Гарри ходить с голыми ногами и это ее глупейший энтузиазм по поводу шотландских юбок чуть не погубил ее сына. Клер бормотала какие-то извинения.

Герцогиня рассказала Клер и о распорядке дня Гарри: когда и что он может и должен делать. Она сурово выговорила Клер за то, что та была так эгоистична, вытащив Гарри из теплой постели и заставив осматривать имение.

– Мой сын принадлежит к категории мужчин; которые всегда хотят угодить женщине. Ему нравится делать приятное людям. Он готов выполнить любую просьбу, он очень щедр. Но он едва не заболел, проведя вчерашнее утро на холоде, таскаясь по окрестностям.

Клер не подозревала, что Гарри так слаб, подвержен простудам, а спина у него больная. Ее расстроило, что она упустила из виду такие важные вещи.

– Я буду осторожнее и внимательнее в будущем, – пробормотала она.

– Да, постарайтесь, – кивнула герцогиня.

В семь вечера, после двух часов мучительного общения с будущей свекровью, в комнату вошел Гарри. Клер так обрадовалась, что чуть было не бросилась к нему, чтобы обнять, но тут же вспомнила о его слабой и больной спине.

– Мама, – весело начал Гарри, – вы провели вдвоем так много времени… – Он подошел и поцеловал мать в щеку, потом уселся на подлокотник ее кресла.

Клер увидела, как смягчилось лицо герцогини, когда она смотрела на сына. Она казалась моложе и напоминала девушку, пожирающую глазами своего возлюбленного. Клер перевела глаза на Гарри и увидела, как много в нем нежности к матери. Наблюдая за ними, она поняла, что всегда будет только третьей в этом союзе.

Гарри поднялся, взял с чайного подноса печенье и начал грызть его, глядя на Клер.

Она подумала: «А миндальное печенье входит в список разрешенных блюд или нет?»

– Почему вы стоите? – спросил он Клер.

Клер посмотрела на старую женщину, сидевшую в кресле, которое больше напоминало трон, на Гарри, присевшего рядом с матерью, и почувствовала непреодолимое желание убежать.

Герцогиня с интересом смотрела на девушку, ожидая, как она ответит на трудный вопрос.

– Мне удобнее записывать стоя, – ответила Клер. Бровь герцогини приподнялась, как бы одобряя находчивость Клер.

– М-м-м… – Гарри не казался удивленным. – А вы пишете?

– О вас, – ответила Клер с улыбкой, не глядя на герцогиню.

Гарри наклонился и опять поцеловал мать в щеку.

– Моя дорогая матушка, надеюсь, не очень надоела вам, перечисляя все мои детские болезни…

– Я просто забочусь о тебе, делаю то, что должна. – Она посмотрела на сына с такой нежностью, что Клер стало неловко. Ей казалось, будто она подсмотрела что-то глубоко интимное.

Гарри улыбнулся Клер.

– Вы можете услышать ужасные вещи о маме, – он имел в виду Тревельяна, – но должен вам сказать, что они совершенно не соответствуют действительности. Она добрейший, нежнейший человек на свете, я уверен, со временем вы полюбите ее так же сильно, как я.

Клер взглянула на герцогиню и увидела на ее лице лукавую улыбку. Старуха была уверена, что как командовала, так и будет командовать сыном и домом, и пусть Клер об этом знает.

– Мне надо идти, – сказала Клер. – Я обещала маме увидеться с ней перед обедом. – Клер вдруг почувствовала, что может потерять контроль над собой, если останется в этой роскошной комнате еще хотя бы на минуту.

Гарри поднялся.

– Останьтесь. Я прикажу принести еще чаю. Вы расскажете маме о лошади, которую я купил для вас. Вы ведь еще не дали ей имя. Решите вдвоем, как назвать кобылку.

– Я действительно должна уйти. Благодарю вас, Ваша светлость за… за… все.

– Подождите, – сказал Гарри. – Я провожу вас.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я… – Клер была в таком состоянии, что ее больше не заботило, как звучат ее слова. Она чувствовала: ей надо немедленно покинуть эту комнату, пока она не задохнулась.

Только оказавшись за дверью, она перевела дыхание. Казалось, она сбросила с плеч нечто отвратительное. Как будто пробудилась после кошмарного сна, который чуть не стал явью.

Ей надо было подумать, как вести себя дальше в этой ситуации. У многих женщин ужасные свекрови. О них рассказывают десятки историй и анекдотов. Ее собственная мать не раз подпускала шпильки по поводу того, что некоторые мужчины любят своих матерей больше, чем жен.

Клер вернулась в свою комнату. Ничего особенного ведь не случилось: старуха любит сына и по-своему хочет, чтобы он был счастлив, ничего страшного, успокаивала она себя.

Мисс Роджерс уже приготовила ей платье к обеду. Клер с трудом расстегнула пуговицы на спине. У мисс Роджерс был собственный распорядок дня, и она никогда от него не отступала. Она раз и навсегда решила, когда именно Клер должна одеваться к обеду, и не появлялась ни минутой раньше. А если глупая американка желает поступать по-своему, что ж, это ее проблемы, но ее, мисс Роджерс, это не волнует.

Клер взяла платье. Она пойдет в столовую и будет вести себя так, как будто ничего не произошло. Будет улыбаться Гарри и говорить ему, как приятно ей было познакомиться с его матерью. Скажет ему, чтобы он перестал носить юбку, иначе он может простудиться.

Клер уронила голову на руки. Она не хочет идти обедать, не хочет видеть всех этих людей, не пытающихся даже заговорить с ней. Она не хочет видеть Гарри и лгать, говоря, какая чудесная у него мать.

Клер знала, что единственным человеком, с которым она могла бы поговорить сейчас, был Тревельян. Хотя нет, он ведь больше не Тревельян, он знаменитый, пользующийся дурной славой, пресловутый капитан Бейкер. И, если она откроется ему, не нарисует ли он очередную карикатуру, изображающую ее рядом с хромой герцогиней? Не изобразит ли он ее съежившейся от страха перед старой каргой?

Нет, она не сможет быть откровенной с Тревельяном. Она не может больше доверять ему. Он предал ее, хотел, чтобы она выговорилась перед ним, а потом предал.

С кем же поговорить? С родителями? Она содрогнулась при одной этой мысли. Они вписались в жизнь этого большого дома, как будто родились тут. Отродье сказала, что отец даже собирается участвовать в представлениях, которые устраивались в восточном крыле дома.

Да что же это она? Ведь есть человек, с которым она может поговорить, и он поймет ее и даст совет. Клер бросила свое обеденное платье на кровать и достала амазонку. Она опять пропустит обед, и Ее светлости обязательно доложат об этом, но Клер уже было все равно. Ей нужна помощь.

Старый домик Мактаврита отыскать было нелегко, он спрятался между деревьями и холмами. Клер с трудом направляла лошадь в густом подлеске. Однако девушке показалось, что он ждал ее, так же, как и в первый раз, когда она приходила сюда с Тревельяном. Наверное, он расставил на посты людей, скорее всего детей, чтобы знать о приближении любого гостя. Ведь он охранял запасы своего драгоценного виски.

Мактаврит стоял на холме, держа в руках старое ружье, юбка раздувалась на ветру. Глаза Клер наполнились слезами, как только она увидела его. Старик был единственным человеком, встреченным ею в Шотландии, который соответствовал ее ожиданиям. Все остальные были другими, ненастоящими.

Не доехав до холма, Клер спешилась и побежала вперед. Ангус прислонил ружье к камню и распростер большие, сильные руки, чтобы принять девушку в свои объятия. Клер налетела на него, и ей показалось, что она столкнулась с дубом. Прикосновение к старому Ангусу прорвало плотину чувств, и слезы потоком хлынули из ее глаз. Ангус крепко прижимал ее к себе, а она все плакала и плакала. Наконец, немного успокоившись, отодвинулась от него.

– Простите меня, я не хотела…

– Ну, ничего, – успокаивающе приговаривал он. – Старая одежонка нуждается в небольшой стирке…

Клер постаралась подавить рыдания и засмеяться.

Ангус обнял ее за плечи, повел в дом, посадил в старое кресло с подголовником и вручил кружку размером с маленький бочонок, полную виски. Потом медленно набил свою трубку, уселся на стул перед очагом, в котором, как всегда, горел жаркий огонь, и сказал:

– Ну, а теперь, расскажи, что случилось, моя красавица. Клер знала, что должна рассказывать связно, но не могла и выложила все, что наболело.

– Они не такие, как я себе представляла. Все не так, все странно. Иногда мне кажется, что меня просто нет. Есть только мои деньги. Люди помнят только о них.

Ангус слушал терпеливо, с большим интересом. Она начала рассказывать о событиях вчерашнего дня и о поездке по имению с Гарри. Схватив несколько листочков бумаги с надписью «Брэмли Хаус» и огрызок карандаша, стала что-то рисовать нервными движениями, продолжая свой рассказ.

Ангус попросил ее объяснить, чем отличается Америка от Шотландии. Он ничего не комментировал, только слушал, кивая головой, и курил свою трубку.

Она говорила, как хорош Гарри, уверяла, что он просто совершенство.

– Гм, совершенство?.. – пробурчал Ангус.

– Да, но его матушка… – Она заглянула в свою кружку с виски.

– Не думай, что поразишь меня рассказом о ней. – В голосе Ангуса зазвучала злоба.

Клер рассказала о своей встрече с герцогиней.

– Она не собирается ничего мне уступать, когда мы с Гарри поженимся. И не позволит ничего менять. Она будет держать под контролем каждый завтрак, обед и ужин, вдох и выдох любого человека, живущего в доме. Я не удивлюсь, если узнаю, что она собирается указывать мне, что надевать.

– Ну а что говорит твой замечательный Гарри? Клер заерзала в кресле.

– А что он может сказать? Она его мать, он не может ей противоречить.

– Ну а ты, смелая красавица, ты когда-нибудь противоречила своей матери?

Клер хихикнула. Она уже наполовину опустошила свою кружку.

– Только двести тысяч раз, не больше. Ангус улыбнулся.

– И все равно, он такой замечательный! Клер опять уткнулась в кружку.

– Вчера моя младшая сестра сказала мне очень странную вещь о Гарри. – Клер чувствовала, что должна хорошо выпить, иначе никогда не сможет рассказать о том, что у нее на душе. Отродье говорила о людях самые ужасные вещи. Иногда они встречались с прекрасными, интересными людьми, но Отродье потом отзывалась о них весьма язвительно. И, самое страшное, она часто оказывалась права.

– И что сказала твоя сестра?

– Она сказала: «Ты никогда не сможешь влиять на Гарри. Через три месяца после свадьбы он даже не поинтересуется, жива ли ты вообще. Позаботится, конечно, чтобы у вас было двое детей – наследник и еще один, так сказать, про запас, а потом станет жить собственной жизнью. Он будет хорош с тобой и ласков, но интересовать ты его не будешь нисколько. Ты слишком умна, но по-глупому. А ты должна быть умна по-умному, как я, и уметь защищать свои интересы».

– А сколько лет твоей сестре?

– Четырнадцать. Но иногда я думаю, что ей все сорок! Ангус кивнул и налил себе виски.

– Ну а что тот, другой?

– Какой другой? – спросила Клер, хотя прекрасно понимала, кого старый Мактаврит имеет в виду.

– Другой… Темноволосый. Который приводил тебя сюда.

– А-а-а, – медленно протянула Клер. – Тревельян.

– Да, он. – Старик наблюдал за девушкой, а она, казалось, подбирала слова, чтобы объяснить. – Исследователь.

– Вы знаете?

– Да, знаю. Скажи мне, что он сделал, чем тебя разозлил?

– Я думала, он мне друг, – начала она медленно. Потом разговорилась. – Тревельян был единственным человеком в этом доме, который со мной серьезно разговаривал. Мы говорили обо всем. Я могла с ним поделиться любыми мыслями, даже тем, чего не говорила никому, и он всегда все понимал. Он никогда… – Клер остановилась. Хотя виски уже подействовало, она не хотела быть нечестной по отношению к Гарри. Она его любила.

– Тревельян записывал все, что я говорила. Он изучал меня, хотел поместить сведения обо мне в одну из своих дурацких… о, простите… книг. Но я не предмет для изучения. Я просто женщина, и капитан Бейкер может…

– Я думал, ты называешь его Тревельяном.

– Да, это его родовое имя. Но в мире его знают как капитана Бейкера. Вам известны его подвиги?

Ангус посмотрел на Клер. Когда она приехала к нему, ее лицо было искажено страданием, теперь же глаза сияли.

– Нет, ничего я не знаю. Почему бы тебе не рассказать мне, что он совершил?

Клер сделала еще один глоток виски и предалась любимейшему занятию – стала пересказывать деяния капитана Бейкера. Она говорила о его путешествиях в Африку и в арабские страны. Объясняла, как он стал магистром ордена суфистов, назвала языки, которыми он владеет.

– Он способен выучить любой язык в два месяца!

Клер сообщила Мактавриту, что Бейкер писал, даже когда был болен. Рассказала о множестве приключений и о том, чему он научился.

– В течение веков целые цивилизации исчезали с лица земли, скажем вавилоняне. – Она вытянула руку с кружкой в сторону Ангуса. – А почему мы так мало знаем о вавилонянах? Потому что тогда не было таких людей, как капитан Бейкер. Не было блестящих, отважных исследователей, готовых приехать в страну и описывать свои наблюдения, как это делает он.

– Для меня это все звучит, как сказка.

– Может быть, он и есть человек из сказки, – сказала Клер, – не знаю. – Она посмотрела на Ангуса. – Не думаю, чтобы мать капитана Бейкера стала говорить его будущей жене, что он должен и чего не должен делать, есть ли ему горох с голубями или с курицей! Я сомневаюсь, была ли у него вообще мать…

– Я думаю, была, – тихо пробормотал Ангус.

– Держу пари, она умерла родами и он сам воспитал себя. – Клер допила виски. – Что же мне теперь делать? – Она посмотрела на Ангуса, и лицо ее опять приняло страдальческое выражение. – Насколько я понимаю, у меня есть два выхода. Первый: я могу выйти замуж за Гарри и жить под башмаком у его матери. Каждый мой шаг будет зависеть от ее воли. И мне будет уготована судьба ее несчастной дочери, запертой в комнате, без права выходить, читающей книги, выбранные Ее светлостью. Не удивлюсь, если старуха захочет выдавать мне разрешение видеться с собственными детьми.

– А второй выход? Клер замолчала.

– Я могу разорвать помолвку с Гарри.

– А тебе будет больно? Ты так сильно любишь парня?

– Если я не выйду замуж за человека, которого одобрят мои родители, то не получу денег, которые завещал мне дед. – Она рассказала Ангусу о деде и о том, что ее родители прожили двадцать миллионов долларов, а у сестры нет ни гроша.

Ангус, для которого и 100 фунтов были огромными деньгами, с трудом мог переварить услышанное.

– Двадцать миллионов долларов! А сколько это будет фунтов?

– Наверное, около четырех миллионов.

Ангус возблагодарил Бога, что сидит на стуле, а то бы он мог свалиться.

– И твои родители столько истратили?

На этот раз она не пыталась защитить их, как в разговоре с Тревельяном.

Старик сидел и только кивал головой.

– А теперь ты боишься, что, если ты не выйдешь замуж за того, на кого они укажут, они отберут твои… – Он проглотил слюну. – Твои десять миллионов и потратят их, а ты не получишь ничего, да и твоя маленькая сестра останется нищей?..

Клер попыталась было запротестовать, говоря, что все не так уж и плохо, но выпитое виски не позволило ей лгать.

– Да, я боюсь. Моим родителям нравится здесь. Отец ходит на охоту почти каждый день, а мать уже встречалась с двумя герцогинями, четырьмя графинями, виконтом и тремя маркизами. Все они сказали ей, что, когда мы с Гарри поженимся, она сможет увидеться с королевой или с принцессой Александрой.

– А это много значит для твоих родителей, да?

– Очень много. Мой отец не умеет работать. Сомневаюсь, чтобы он проработал хотя бы один день в своей жизни. Я знаю, это звучит ужасно, но сейчас он уже слишком стар, чтобы учиться. Он не знает жизни. А мама…

Ангус смотрел на нее и ждал, что она скажет дальше.

– Мама хочет быть значительной, что-то собой представлять. Я думаю, в молодости ей слишком часто указывали на ее ничтожность.

– А ты сама-то чего хочешь, красавица?

– Любви, – быстро ответила Клер и улыбнулась. – И заниматься чем-нибудь. Мне трудно ничего не делать.

Ангус посмотрел на нее. Она откинулась на спинку стула, впадая в дрему.

– Если бы ты могла изменить здешние порядки, то что сделала бы в первую очередь? Стали бы мы распахивать поля? Или ты открыла бы американскую фабрику по выпуску экипажей?

Клер улыбнулась.

– Нет. Сначала я выдала бы замуж Леатрис за Джеймса Кинкайда.

Ангус презрительно хмыкнул.

– А я-то думал, ты говоришь серьезно. На самом же деле ты думаешь только о любви.

Клер широко улыбнулась, глаза ее были закрыты.

– Мой дед говорил, что основой любого богатства и власти является рабочая сила. Я думаю, что основой власти герцогини являются ее дети. Она управляет Леатрис и, может быть, Гарри. Если я смогу оторвать от нее хоть одного из них, ее могущество ослабеет. Если ее собственная дочь сможет победить в единоборстве с ней, другие тоже смогут. Может быть, тогда обитатели этого дома получат немного свободы…

Ангус встал и посмотрел на нее с уважением. Он знал жизнь имения и его обитателей, и в том, что говорила Клер, был смысл. А она мирно уснула, сидя на стуле. Он подошел к сундуку, стоявшему у стены, достал плед клана Мактавритов и накрыл ее. Потом он собрал листки, лежавшие у нее на коленях, а она даже не шелохнулась.

Старик посмотрел на ее рисунки, усмехнулся, сложил их и вышел из дома. Ему предстояло идти добрых два часа до Брэмли.