Текст книги "Черный Лев"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Лайонин, стараясь взять себя в руки, обернулась к Беренгарии. Та наверняка шутит!
Но Беренгария безмятежно улыбалась:
– Правда настоящий тролль? Но я обожаю его с трех лет и буду любить до самой смерти.
– Расскажи! Я предвкушаю занимательную историю!
– С радостью поведаю тебе, хотя очень немногие знают правду. Я росла в большой семье: шестеро братьев и пять сестер. Отец всегда гордился тем, что у него хорошенькие послушные дочери и сильные красивые сыновья. Все, кроме меня. Чуть не с самого рождения я славилась проделками, более подобающими сорванцу-мальчишке, чем юной леди.
Мне было года три, и я гуляла с няней в лугах поблизости от замка. Когда бедняжка отвернулась, я спряталась в высокой траве и злорадно наблюдала, как она мечется и зовет меня.
– Неужели ты можешь помнить то, что случилось так давно?
– Больше у меня ничего не сохранилось в памяти, но тот случай словно произошел вчера. Няня побрела в замок, посчитав, будто я вернулась без нее, а я пробралась к пруду с утками, куда она никогда меня не водила. Глупая женщина!
Она постоянно боялась, что я по неосторожности прикончу себя любым доступным мне способом, и совсем не давала развлекаться. Добравшись до пруда, я увидела в тростниках смотревшего на меня человека. Сначала мне показалось, что это тролль, но когда он вышел на открытое место, я поняла, что это всего лишь незнакомый мальчишка. Мы долго глазели друг на друга, и вдруг я ощутила, что он предназначен мне и всегда будет моим. Тогда, в двенадцать лет, он уже был почти такого же роста, как теперь.
Я протянула ему руки, и он поднял меня и носил долго-долго, что-то рассказывая, показывая птичьи гнезда и всяких жучков, и наконец разделил со мной еду, которую принес в седельной сумке. Мы совсем забыли о времени и вернулись в замок уже в сумерках.
К этому времени мои домашние едва не сошли с ума, в полной уверенности, что я давно мертва. Мать попыталась взять меня у Трейверса, но я вцепилась в него и не отпускала, а когда отец все-таки оторвал меня, принялась брыкаться и вопить, пока Трейверс не подошел снова. Он поцеловал меня в лоб и попросил слушаться родителей.
– Они, должно быть, очень дивились твоему поведению. Беренгария пожала плечами:
– Нет, ведь я всегда старалась настоять на своем. Весь следующий день я ходила за Трейверсом, как привязанная. И даже ездила вместе с ним на его лошади, пока наши отцы осматривали участок земли, который хотел продать мой отец. Утром, когда ему пришлось уехать, я заплакала и сказала, что люблю его. Запретила ему взрослеть и заявила, что он должен дождаться меня. Трейверс поцеловал меня в лоб и сказал, что, когда я вырасту и стану невестой, он за мной приедет.
– Хочешь сказать, что именно так и вышло?
– Да. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец привел в дом почтенного рыцаря с сыном и сказал, что выдает меня замуж за этого молодого человека. Я знала, что отец твердо решил настоять на своем, поэтому объявила, что уже тайно обвенчалась и ношу ребенка.
– Но ведь ты солгала!
– Разумеется, ведь с тех пор я не видела Трейверса и не позволяла ни одному мужчине прикоснуться ко мне.
– Твой отец, должно быть, очень рассердился. Веренгария подняла глаза к небу.
– Это еще мягко сказано! Он заставил повитуху осмотреть меня, обнаружил, что я пыталась его провести, и запер в башне, посадив на хлеб и воду. Я притворилась тяжелобольной и уговорила старую няню принести мне перо и бумагу под предлогом, что хочу составить завещание. Но вместо этого написала Трейверсу, что настала пора приехать за мной, иначе отец отдаст меня за другого, после чего свернула пергамент, продела сквозь кольцо и выбросила деревенскому мальчишке через амбразуру.
– Вижу, моя затея переодеться крестьянкой бледнеет в сравнении с твоими проделками. – покачала головой Лайонин. – Так что было дальше?
– Трейверс появился через три дня. Во главе целой армии! Больше трехсот человек приблизились к воротам замка, и отец, нужно сказать, был рад такому грозному зятю. Позже он признался, что только такой человек и способен жить с негодницей вроде меня, поскольку для простого смертного это непосильная задача.
– Ну а ты? Ты не видела Трейверса с того дня, когда сама была ребенком. Неужели хранила чувства столько долгих лет?
– О да! Едва меня освободили, я подбежала к нему, а он обнял меня и стал целовать, только на этот раз не в лоб.
Глаза Беренгарии озорно блеснули.
– Будь у меня какие-то сомнения, тот поцелуй их развеял.
– И теперь вы живете в сладостном согласии, – вздохнула Лайонин.
– Ха! У моего Трейверса характер такой же уродливый, как и физиономия. Если когда-нибудь увидишь на его руке шрам, знай: это я полоснула его ножом!
– Не понимаю… Если ты любишь его…
– Настоящая любовь – это не романтичные баллады странствующих музыкантов! Это сознание того, что ты – одно целое с мужчиной. Продай Трейверс душу дьяволу, я все равно любила бы его и, возможно, попыталась бы поторговаться за свою собственную.
Лайонин вовсе не была шокирована таким признанием и, взглянув на Ранулфа, вновь почувствовала боль от валлийской стрелы.
– Боюсь, я тоже встала бы рядом с Черным Львом. Беренгария улыбнулась:
– Пойдем поедим, и больше никаких разговоров о дьяволах. А то наказание за мои грехи будет слишком тяжким.
Женщины рука об руку направились к столам. Чуть позже Лайонин и Ранулф остались одни в спальне. Ранулф принимал ванну, Лайонин умывалась.
– Я хотел попросить тебя кое о чем, – начал Ранулф. Лайонин прислушалась, но муж почему-то молчал. Она вопросительно вскинула брови:
– Неужели это настолько ужасно, что ты лишился дара речи?
– Многие именно так и считают. Генри де Лейси просил меня взять своего младшего сына в пажи. Мальчику всего шесть лет, и родительский дом ему следовало бы покинуть только через год…
Ранулф снова помолчал, но Лайонин не стала ни о чем его расспрашивать.
– Конечно, твое слово решающее, поскольку мальчик будет находиться на твоем попечении, пока не вырастет настолько, чтобы стать оруженосцем.
– Как зовут малыша, и почему ты считаешь, что я непременно буду возражать?
– Имя его – Брент, и хотя он совсем юн…
– Брент! Это не тот малыш, который за обедом привязал к столу ногу старого сэра Джона?
– Тот самый.
– Не тот, что выпустил в церкви голубей? Тот самый, кто…
– Именно тот, и я вижу, ты ответила на мой вопрос.
– Так ты превратился в волшебника и знаешь мои мысли? В таком случае ты должен понимать, что я уже люблю парнишку. Он просто непоседлив, а родители чересчур усердно стараются держать его в рамках.
Она принялась намыливать лицо мужа перед бритьем.
– Ты сама не знаешь, что говоришь! Мальчишка – сущий чертенок. Он последний из огромного выводка де Лейси, а родители ужасно устали и хотят отдохнуть. Судя по тому, что я видел, одной Беренгарии было достаточно, чтобы загнать их в могилу.
– При чем тут Беренгария и какое отношение она имеет к моему Бренту?
– Твоему Бренту! Ты уже усыновила мальчишку? Он младший брат твоей подруги. Она дочь графа. Ты этого не знала?
Лайонин взялась за бритву.
– Будучи всего лишь баронской дочерью, я не знакома с великими родами нашего королевства, – съязвила она. Ранулф смиренно снес укол.
– Ты никогда не воспитывала детей, – настаивал он, – и все же готова взять этого озорника! Тебе известно, что уже четыре женщины отказались его взять? Говорят, одна из них едва не лишилась чувств при упоминании о маленьком чудовище.
Лайонин забыла о своем занятии.
– Сначала ты просишь меня взять его, потом стараешься разубедить, и кроме того, что ты знаешь о моих навыках воспитания детей? Насколько я знаю, у тебя тоже невелик опыт в подобных делах, и все же ты первым заговорил о необходимости взять Брента.
– Да, но я всегда могу побить его за очередную проделку, – самодовольно заметил муж. – Сомневаюсь, что ты окажешься сильнее мальчишки.
Лайонин окинула его презрительным взглядом.
– Ты постоянно говоришь о побоях. Сначала дал пощечину ничтожной жене, потом собрался поколотить малыша, который тебе и до колен не дорос! А теперь немедленно перестань спорить и дай мне закончить бритье. Не то моя рука может случайно соскользнуть и вырезать из твоего горла все самоуверенные слова.
Он вовремя успел перехватить ее руку с бритвой. В темных глазах сверкала гордость непокорной женой.
– Я начинаю жалеть бедное дитя, которому досталась Львица в матери. Он будет думать, что возьмет верх, но на самом деле победительницей всегда выйдет она!
– На свете был только один приз, который я хотела получить. И он у меня, – улыбнулась Лайонин.
Муж откинул голову на бортик чана:
– Заканчивай бритье и не спорь со мной. Она покорно кивнула. Ранулф закрыл глаза.
Они вместе вошли в парадный зал, где уже накрывали столы. Ранулф представил Лайонин Генри де Лейси, графу Линкольн и Сейлсбери, отцу Беренгарии и Брента. Пока мужчины толковали о лучших способах управления имениями, Лайонин присела на скамью. Брент подошел к отцу, и тот показал ему на Лайонин. Малыш направился к ней:
– Ты леди Лайонин?
– Да. А ты – мастер Брент?
– Это я, миледи.
Лайонин похлопала по сиденью рядом с собой. Мальчик подошел и сел рядом, с любопытством оглядывая ее волосы. Она и оглянуться не успела, как он дернул ее за локон. Лайонин поспешно схватилась за голову:
– Что это на тебя нашло?
Он казался немного удивленным своим поступком.
– Я лишь хотел проверить, настоящий ли он. Слышал, как две леди клялись, что у тебя накладные волосы, а еще одна заявила, что тебе следовало бы их закрывать.
– А ты как считаешь? – улыбнулась Лайонин.
– Мне все равно, – пожал он плечами. – Будущему рыцарю не пристало интересоваться женскими волосами.
Он гордо расправил худенькие плечи.
– А разве рыцарь не должен заботиться о дамах? Неужели ты не стал бы защищать меня от опасности, если бы я тебя попросила? Ведь ты решил проходить обучение в Мальвуазене, и поскольку я там живу…
Он снова расслабился, довольный, что она дала ему повод быть рядом. Эта дама нравилась ему.
– Ты рад, что едешь в Мальвуазен?
– Еще бы! – откликнулся он. – Ты – хорошая дама и к тому же не стара и не уродлива.
– Спасибо за комплимент, – улыбнулась она. – А теперь расскажи мне о своих проделках. Ты действительно такой озорник?
Он снова пожал плечами:
– Видишь тех девчонок? Вчера вечером я довел их до слез. Похоже, Брент искренне гордился такими подвигами.
– И каким же это образом?
– Рассказал им историю о драконе, который пролетает сквозь стены и питается одними только девочками! – ухмыляясь, пояснил Брент. – Я слышал, как их мамаша жаловалась, что они всю ночь не спали!
– Глупые девчонки! Им следовало бы рассказать тебе историю пострашнее, и тогда не спал бы ты! – возмутилась Лайонин.
Мальчик презрительно поджал губы:
– Да разве они умеют? Я все равно лучше их сочиняю! Лайонин наклонилась к нему:
– Да ну? А вот я умею, и когда мы будем в Мальвуазене, запишу каждую историю, положу на музыку и спою.
Последние слова прозвучали ужасной угрозой. Брент воззрился на нее с чем-то вроде почтения:
– А если я положу тебе под подушку дохлую крысу?
– Я велю зажарить ее и подать тебе на обед, а когда ты насытишься, расскажу все, как было.
Брент брезгливо поморщился, представив подобную трапезу, и, пораженный ее изобретательностью, призадумался.
– Отец сказал, что я буду жить с тобой. Но я не знаю твоего мужа, своего будущего господина.
– Видишь рыцаря, который беседует с твоим отцом? Мужчину в черном.
Малыш так и подскочил.
– Но это Черный Лев! – потрясенно воскликнул он. Лайонин озадаченно посмотрела на него:
– Не хочешь быть пажом милорда Ранулфа? Брент невольно передернулся.
– Мой кузен клялся, что он ради развлечения каждое утро рубит надвое мальчишек вроде меня, чтобы меч оставался острым.
Она схватила его за плечи.
– Какой кошмар! Но, поверь, твой кузен все сочинил. В точности как ты, когда рассказывал девочкам истории про драконов.
– А ты его совсем не боишься? – благоговейно прошептал он.
– Иногда боюсь, – призналась она, – но стараюсь, чтобы он не увидел моего страха. И ты тоже не должен выказывать страха перед ним.
Казалось, мальчик вот-вот заплачет.
– А если он…
– Не смей говорить такое! И даже думать! Оставайся здесь, а я пойду за ним. Сам увидишь, какой он добрый. Если я, обыкновенная девушка, не страшусь его, то паж рыцаря должен быть еще храбрее!..
Брент попытался снова расправить плечи, но нижняя губа дрожала все сильнее.
– Э-это верно.
Лайонин прошептала что-то насчет мужчин, пугающих малышей своей спесивостью, и направилась к Ранулфу. Тот, занятый разговором с де Лейси, рассеянно взял ее руку и погладил пальчики. Лайонин чуть отступила, чтобы Бренту, зачарованно наблюдавшему за ними, было лучше видно.
– Что это вы делаете?
– Прошу прощения, лорд Генри, но я хотела бы кое-что сказать мужу.
– Щенок уже успел вам насолить? Что же, если вы хотите отказаться от нашего договора, я не буду в обиде.
– О нет! – заверила Лайонин. – Я очень довольна мальчиком и с радостью приму его в свой дом.
– Боюсь, через несколько месяцев вы пожалеете об этом, – рассмеялся сэр Генри. – Кажется, воспитав двенадцать детей, я должен был бы привыкнуть ко всему, но этот мальчишка прежде времени сведет меня в гроб. Может, я просто старею. Но так или иначе, был рад побеседовать с тобой, мальчик мой.
Он похлопал Ранулфа по плечу и отошел.
– Так что натворил мальчишка?
– Дело не в нем, а в тебе.
– Во мне? Но я с ним и словом не перемолвился!
– Он до смерти тебя боится. Кузен наговорил про тебя всяческих ужасов.
– Но ты ведь знаешь, что это неправда? – усмехнулся он.
Она передала ему слова Брента, и Ранулф, пренебрежительно скривив губы, направился к мальчику. Тот немедленно вскочил. Ранулф взглянул на склоненную головенку и увидел, что плечи малыша дрожат. Он уже протянул руку, чтобы погладить светлые волосы, но передумал и вместо этого уселся на скамью.
– Для меня б-большая честь, милорд, стать в-вашим пажом, – едва слышно пролепетал Брент.
– А для меня огромная честь иметь такого пажа. Итак, ты робеешь перед Черным Львом?
Брент не ответил и упорно отказывался взглянуть на Ранулфа. Только дрожал все сильнее.
– Скажи, Брент, как по-твоему, «черные стражи» боятся своего господина?
– О нет, милорд, – заверил мальчик, вскинув голову. – Они принадлежат тебе, а еще…
Он снова осекся, очевидно, что-то припомнив.
– Ты прав, я им не страшен, – спокойно согласился Ранулф, – потому что они живут в моем доме. Значит, отныне и тебе нечего пугаться. Мой паж принадлежит мне, в точности как «черные стражи».
Тон его был непривычно ободряющим, и мальчик постепенно успокоился. Губы расплылись в улыбке, глаза заблестели. Правда, он тут же нахмурился и робко спросил:
– Но как я могу быть черным пажом, когда у меня волосы светлые? У всех «черных стражей» волосы такого же цвета, как у вас, милорд.
Ранулф вытянул руку и показал мальчику тыльную сторону ладони:
– Видишь, у меня столько черных волос, что хватит на нас обоих.
Лайонин невольно рассмеялась:
– Это чистая правда. Даже его тело покрыто черными волосами!
Ранулф ответил таким многозначительным взглядом, что она покраснела и отвернулась, делая вид, будто заинтересовалась узором на шпалере.
Брент так и не осмелился коснуться протянутой ему руки.
– Я вправду стану вашим пажом, милорд? И смогу увидеть черного жеребца, и познакомлюсь с «черными стражами», и дотронусь до вашего меча, и…
– Да, все это и гораздо больше, – пообещал Ранулф, весело блестя глазами. – Сейчас мы идем ужинать, а потом ты можешь пойти с нами в конюшню и посмотреть на коня.
Мальчик не шевельнулся, но Лайонин показалось, что он от радости готов подскочить на несколько футов. Улыбнувшись Лайонин, он повернулся и побежал к компании мальчишек постарше, игравших в другом конце зала. Вскоре те дружно повернулись и с открытыми ртами уставились на Ра-нулфа.
– Клянусь, он рассказывает им, что ты съедаешь не меньше троих мальчишек на завтрак, а его выбрал помочь тебе в этом прискорбном деле, – шепнула Лайонин мужу.
Ранулф встал, протянул ей руку и окинул тем же многозначительным взглядом, что и минуту назад.
– Меня больше волнует твой интерес к черным волосам, которыми поросло все мое тело. Может, ты согласишься проявить этот интерес более явно?
– Возможно, – томно проворковала она, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы.
Он притянул ее ближе к себе, словно боялся, что она исчезнет.
– Пойдем покажем мальчику Тая, но позже, Львица… – пробормотал он, целуя ее руку, – позже…
Проснувшись наутро, Лайонин накинула зеленый бархатный халат и принялась подбрасывать дров в огонь. Ранулф еще спал. Во сне его лицо казалось совсем молодым и беззаботным. Она коснулась падавшего на висок черного локона. Его пальцы сжали ее запястье, и Лайонин вздрогнула от неожиданности.
– Иди ко мне, Львица, – повелительно прорычал он.
Она с радостью повиновалась, проклиная одеяла и зеленый халат, ставшие преградой для них. Сегодня его губы не дразнили, а требовали. Скоро он опустил ее на кровать и вдавил своим телом в перину.
Но тут в дверь постучали, и Ранулф вскинулся, изрыгая страшные проклятия. Лайонин содрогнулась. Но он, ничего не замечая, громовым голосом приказал неизвестному войти. Дверь распахнулась, и на пороге появился бледный как смерть Брент, с тяжелым кувшином горячей воды.
– Я принес вам воду для умывания, милорд, – дрожащим голоском объявил он.
Лайонин, заметив потемневшее от ярости лицо мужа, ткнула острым локтем ему в ребра. Тот мрачно посмотрел на нее. Она ответила медовой улыбкой.
– Твой паж принес воду для умывания и желает помочь своему господину одеться для процессии участников турнира, – громко пояснила она и поцеловала его в уголок неуступчиво сжатых губ. Он немедленно схватил ее и попытался уложить в постель.
– Ранулф! – вскричала она, упираясь ладонями ему в грудь. Он мигом опомнился, выпустил ее и встал, обматываясь набедренной повязкой.
Брент благоговейно взирал на господина.
– Вы, милорд, настоящий Черный Лев!
Он не понял, почему лорд и леди дружно рассмеялись. Не знал, что именно эти слова произнесла Лайонин, впервые увидев раздетого Ранулфа.
Наконец Ранулф облачился в покрытую серебром кольчугу, которую надевал только в торжественных случаях. Лайонин пришлось помочь Бренту поднять кольчугу, и, хотя мальчик еще не был оруженосцем, Ранулф позволил ему одеть себя.
– Пойду посмотрю на лошадей и через час возвращусь к тебе. Не заставляй меня ждать.
Лайонин взъерошила ему волосы.
– У меня нет такой привычки.
– Не разыгрывай из себя львицу. Лучше подойди и поцелуй своего рыцаря.
Он подхватил ее одной рукой и наскоро поцеловал, едва не раздавив ребра, после чего почти уронил на пол и подмигнул смотревшему на них во все глаза Бренту:
– Учись целовать женщин: пусть знают, что перед ними настоящий мужчина!
Малыш торжественно кивнул, словно получил важный жизненный урок.
– Пойдем, Брент. Сегодня мы больше не будем заниматься дамами, – объявил Ранулф, поспешно выставив мальчика из комнаты и широко улыбаясь Лайонин, которая с притворным гневом захлопнула за ним дверь.
Она велела одной из служанок помочь ей одеться для процессии и старательно расправила складки зеленой шелковой туники, бархатного сюрко и подбитой соболем накидки того же цвета. Большинство женщин надели сегодня цвета мужей или сюзеренов, но, на вкус Лайонин, их наряды были чересчур кричащими.
Служанка пришила узкие рукава к тунике прямо на Лайонин. Некоторые женщины делали тунику одного цвета, верх рукава – другого, а низ – третьего. Лайонин считала подобную пестроту безвкусицей.
Служанка заплела тоненькие косички на висках Лайонин и не туго связала на затылке зелеными лентами. Лайонин понравилась прическа Беренгарии, и она надеялась, что подруга не будет возражать против такого своеволия.
Наконец она открыла маленькую шкатулку на дне сундука и убедилась, что лента все еще там. Это была точная копия львиного пояса, и она собиралась отдать ее Ранулфу перед началом турнира, чтобы тот носил ее на шлеме. Она с такой любовью вышивала черных и золотых львов!
В комнату вошел Ранулф, и служанка поспешила удалиться. Ранулф замер, глядя на жену.
– Я нравлюсь вам, милорд?
– Ты носишь цвета Мальвуазена?
– А разве иные цвета пристали графине Мальвуазен? – заносчиво осведомилась она.
Он уселся на разостланную постель.
– Повернись, я хочу посмотреть на тебя. По-моему, туника чересчур узка!
– Да она на мне висит!
Она попыталась растянуть тунику на боках, но материя не поддавалась. Лайонин сообразила, что служанка слишком туго зашнуровала тунику. Рассмеявшись, она пожала плечами:
– Такова нынешняя мода. Осмелюсь сказать, туника леди Элизабет будет не шире моей.
– Леди Элизабет не моя жена, и мне совершенно все равно, сколько мужчин будут на нее глазеть.
– Думаешь, мужчин заинтересуют мои жалкие формы? – с притворной наивностью вопросила она.
Он сурово нахмурился:
– Пытаешься заставить меня ревновать?
– А если и так?
– Не стоит. Боюсь, в этом мне помощь не понадобится. А теперь идем вниз. Скоро все начнется. Я раздобыл для тебя вороную кобылу. Надеюсь, не обидишься, ведь остальные дамы будут восседать на белых лошадях.
Так она и знала, что не дождется от него комплимента. Но все же положила руку на обтянутое кольчугой плечо.
– Жена Черного Льва не может ехать на белой лошади: слишком уж большой контраст с остальными ее людьми.
Он посмотрел на нее сияющими глазами, дотронулся до золотых брошей в форме львов с изумрудными глазами, скреплявших ее накидку, и нежно поцеловал в щеку.
«Черные стражи» ожидали внизу. Сегодня они выглядели поистине великолепно и стояли в строгом порядке, готовые занять место в процессии участников турнира. Впереди был Хьюго Фиц-Уоррен в кольчуге, выкрашенной зеленой краской, и черном плаще со вставшим на дыбы черным львом на зеленом поле. Для Ранулфа и Лайонин были оседланы Тай и вороная кобыла.
Когда Лайонин подошла к лошади, Ранулф взял что-то с луки седла, снял требуемый обычаями золотой венчик с головы Лайонин, швырнул слуге и надел вместо него маленькую корону, золотую, с черными жемчужинами и изумрудами.
– Графиня не может появляться на людях, одетая, как простая дама, – объявил он, улыбаясь ей.
Она вынула из волос зеленую ленту и повязала ему на руку. Шелк ярко выделялся на сверкающем серебре.
Он усадил ее в дамское седло. Распущенные волосы почти касались крупа лошади.
Супруги заняли свои места в длинной процессии. Хьюго вытянул руку с черно-зеленым знаменем Мальвуазена. Рычащий лев на зеленом поле казался живым. Черный плащ Хьюго развевался на фоне зеленой саржевой попоны, покрывавшей его коня.
Ранулф встал во главе двойной линии, следовавшей за начальником «черных стражей». И его плащ, и попона Тая были чернее ночи. За ним ехал Корбет в зеленой одежде. Попона его коня была черной. Цвета остальных строго чередовались. Лайонин была одета в зеленое. Такого же цвета была попона у ее кобылы. Цвета одежды у мужчин, следовавших за ней, тоже перемежались.
Впереди и позади нее развевались знамена короля и его графов: голубой с золотом единорог лорда Дейкра, шесть львят Хамфри де Боуна, три короны Роберта де Вира, скрещенные мечи Джона де Монфора и три леопарда Эдмунда, брата короля. Знамена и драгоценности сверкали на солнце. Кони, чувствуя всеобщее волнение, нервно перебирали ногами, и всадникам приходилось сильнее натягивать поводья.
Лайонин вспомнила о Бренте. Мальчик, конечно, едет вместе с отцом. Жаль, что у нее не было времени сшить ему наряд цветов Мальвуазена.
Большие дубовые ворота нового замка распахнулись, и процессия двинулась в путь. Шум и вопли зевак глушили все мысли. Всадники медленно двигались к ристалищу. Вплоть до сегодняшнего дня к замку стекались люди: свободные горожане, сервы, чьи хозяева прибыли на турнир, продажные женщины и сотни торговцев.
Само ристалище было расположено на небольшом холме и украшено знаменами и флажками. По обе стороны ограды были выстроены трибуны: один ряд для знатных людей, под тентом из красной в белую полоску саржи, и второй – для дам простых рыцарей, участвовавших в турнире. Этот ряд располагался под открытым небом. На каждом конце длинного, узкого поля раскинулись шатры. Лайонин сразу разглядела штандарт Черного Льва, развевавшийся на одном из шатров.
За трибунами и шатрами шла бойкая торговля. Над фургонами и телегами развевались штандарты гильдий, почти неразличимые с трибун. Среди восторженной толпы сновало множество мужчин с плоскими ящиками на ремнях. В них были еда, напитки, ткани, мощи святых, лекарства от любой болезни и безделушки со всего света.
Ограда трещала под натиском любопытных, желавших пробраться поближе к ристалищу. Среди них было немало богато одетых мужчин и женщин. Едва конь Хьюго Фиц-Уоррена ступил на мягкий песок, которым было засыпано поле, в толпе раздались крики приветствия Черному Льву. Довольная Лайонин улыбалась направо и налево, но, случайно взглянув на мужа, заметила, что тот даже головы не повернул. И выглядел более чем грозно в черном одеянии, с прямой, словно стальной стержень, спиной.
Следующая группа рыцарей дождалась, пока граф Мальвуазен с женой и воинами объедут ристалище. Лайонин показалось, что вопли зевак в их честь звучат куда громче обычного, но она тут же упрекнула себя за гордыню и тщеславие, считавшиеся в то время смертными грехами.
Они прошли через ворота на другом конце и очутились среди шатров. Этот участок тоже был огражден и предназначен исключительно для избранных подданных короля. Здесь находились и три шатра цветов Мальвуазена: два – для «черных стражей» и один, самый большой, – для Ранулфа. Туда направились граф и графиня Мальвуазен.
При виде кремовых шелковых стен Лайонин сразу вспомнила о той ночи, когда она танцевала перед мужем. Ранулф тоже перестал раздеваться и воззрился на нее. С губ, растянувшихся в медленной улыбке, слетела тихая мелодия танца.
Лайонин засмеялась:
– Кажется, ты простил меня за неповиновение и за то, что я тайком последовала за тобой в Уэльс.
– Я уже сказал, что простил бы тебе все на свете, – самодовольно бросил муж. Лайонин не понравился его тон.
– Следовало бы это проверить, – нахмурилась она.
– Попробуй только, – прорычал он, но, поняв, что она шутит, мигом успокоился.
В шатер ворвался запыхавшийся Брент:
– Я пришел, милорд, чтобы помочь вам одеться. Но прилично ли даме находиться в шатре рыцаря в такие минуты?
Лайонин зловеще прищурилась, сверля взглядом спину мальчика.
– Это большая честь, Брент, – пояснил Ранулф. – Ни один рыцарь не может отправиться на битву, пусть и ненастоящую, без благословения и подарка дамы. А теперь подойди и помоги мне подготовиться к поединкам. Можешь намазать мое тело маслом.
Лайонин пробормотала что-то в адрес пажей, которым достаются самые приятные заботы, и отвернулась. Но, услышав голос Беренгарии, окликавшей подругу, пригласила ее войти.
– Я так хотела видеть этот шатер! – Беренгария пощупала шелк стен. – Лорд Ранулф, сегодня вы целый день будете бороться на ристалище?
– Да. Я попросил Эдуарда, чтобы призами послужили восемь золотых, усыпанных изумрудами чаш.
Беренгария молча вскинула брови. Лайонин улыбнулась в ответ.
– Милорд, – раздраженно осведомился Брент, – а это большая честь, когда при одевании рыцаря присутствуют сразу две дамы?
– Настоящий де Лейси, вечно нетерпеливый и грубый, – засмеялась Беренгария. – Лайонин, ты взяла на попечение подлинное чудовище. Но пойдем устроимся на трибунах и посмотрим на триумф твоего мужа.
– Можете сесть на места Мальвуазенов. Оттуда все прекрасно видно.
Женщины покинули шатер.
– Как мы только выносим подобное высокомерие? – язвительно прошептала Лайонин. Подруги переглянулись и расхохотались.
Ранулф оказался прав: зеленые с черным ленты отгораживали часть трибун. Здесь хватило бы места на дюжину зрителей. Лайонин и Беренгария уселись в первом ряду. До начала турнира еще оставалось время, поэтому они купили сладких пирогов у торговца, во весь голос расхваливавшего свой товар.
Наконец воздух разрезали оглушительные звуки труб. Люди замерли в предвкушении захватывающего зрелища. С обеих сторон стали выходить мужчины, одетые только в узкие белые набедренные повязки. Женщины восторженно зашумели при виде лорда Дейкра и его пяти рыцарей. Тело графа слегка золотилось от загара, грудь была покрыта светлыми волосами.
Но тут на ристалище выступил Ранулф в сопровождении семерых черных рыцарей. Лайонин вцепилась в руку подруги.
– Теперь я вижу, почему ты любишь этого человека! Он воистину великолепен!
Лайонин гордо улыбнулась.
На поле посыпались сувениры от женщин: цветы, ленты, рукава. Дамы выкрикивали имена «черных стражей». Особенно часто упоминали Корбета и Маларда. Корбет направо и налево раздавал воздушные поцелуи и бросил все свои сувениры ожидавшему слуге. Малард поймал только одну ленту и улыбнулся кому-то за спиной Лайонин. Обернувшись, та увидела молодую девушку с ямочками на щеках, робко улыбавшуюся рыцарю.
Ранулф кивнул жене. Она заметила, что он уже успел повязать ленту себе на предплечье.
– Трейверс никогда бы не позволил этим мужчинам приблизиться ко мне. До чего же нелегко выбрать среди них наиболее достойного!
– Но мой Ранулф намного лучше их всех, не согласна?
– Хоть и говорят, что любовь слепа, к тебе это не относится.
Дейкр не стал бороться с Ранулфом, как надеялся Черный Лев, ибо ему очень хотелось победить лучшего друга. Но оба графа и их люди вызвали на поединок посторонних рыцарей. Если кто-то из них одолеет людей короля, ему придется бороться с Ранулфом или лордом Дейкром.
Схватки начались. Ранулф и Дейкр наблюдали, как остальные медленно кружат по арене. Их натертые маслом тела блестели на утреннем солнце. Зрители криками подбадривали соперников. Одного из людей Дейкра бросили на землю и удерживали, пока герольд не объявил его побежденным. Ранулф дружески хлопнул Дейкра по спине.
Трое «черных стражей» легко выиграли поединки, и Лайонин поняла, что остальные рыцари просто не натренированы бороться так упорно, как люди графа.
Тут снова прозвучали трубы, и на поле вышли еще одиннадцать человек, бросившие вызов рыцарям. Лорд Дейкр и Ранулф оглядели своих людей и увидели, что соперник, победивший рыцаря Дейкра, уже лежит на земле, сбитый с ног Сэнневиллом.
Второй раунд тоже был легко выигран, и Лайонин заметила, как Дейкр и Ранулф, так и лучившиеся самодовольством, делают вид, будто скучающе зевают, явно желая показать свое превосходство.
Под трубные звуки поле опустело. Новых претендентов, желавших схватиться с людьми Дейкра и Ранулфа, пока не было видно. Ранулф и его друг выпрямились в ожидании, пока трубы ревели снова и снова, повторяя вызов… Ворота на дальнем конце медленно открылись, и на середину ристалища неторопливо вынесли пару крытых носилок. Сзади бежали трубачи, яростно дувшие в свои инструменты. Саржа, закрывавшая носилки, упала. Носильщики опустили носилки на землю, и оттуда выступили два мускулистых гиганта с бритыми головами, намазанные маслом так, что тела казались покрытыми золотистой пленкой. Носилки быстро убрали, и мужчины, расставив ноги и подбоченившись, огляделись.
