Текст книги "Введение в философию"

Автор книги: Джованни Джентиле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Поэтому люди не могут смириться с материализмом; поэтому они всегда стремятся дать прочное обоснование своей инстинктивной вере в собственные силы как автономные силы, устроительницы мира (в который каждый, согласно своей роли, может поместить самое надежное удостоверение собственной моральной и интеллектуальной, а также социальной и экономической ценности).

Но сказать "свобода" значит как раз и сказать "начало новой реальности". Сначала ничего, а затем все. Дух свободен, если он способен творить. Каковым не может быть дух, который был бы обусловлен чем-то предсуществующим (будь то материя, природа, человечество или история, идеальный мир, Бог и даже он сам, но понимаемый наравне с другими существами как реально предсуществующий, т.е. отличный настолько, что мог бы существовать независимо от актуального духа, который оказался бы им обусловленным). И в самом деле ясно, что если я мыслю в настоящее время, то я пришел после чего-то, что есть то, что оно есть, и что оно не в состоянии осуществить мое изменение в силу самого факта, что оно существует без того, чтобы я вмешивался, дабы заставить его быть и заставить его быть тем, что оно есть; и в данном случае мое бытие и мое действие сможет быть лишь с учетом этого чего-то, отличного от меня. И я буду существовать и буду мыслить то, чем это нечто заставит меня быть или заставит меня мыслить. Итак: или вычеркнуть человека с его претензией на то, что именно он действует, мыслит, проживает свою жизнь – пусть даже для того, чтобы страдать от своего ничтожества, своего неизлечимого невежества и от своего природного и непреодолимого бессилия; или же понять человека (или, лучше то, что делает человека человеком, ту мысль, благодаря которой он утверждается и является личностью, субъектом, самосознанием как абсолютный инициатор). И мысль как акт начинает таким образом, как мы говорим, понимать его: акт, который не имеет в качестве предпосылки ничего, поскольку все, что он берет в качестве предпосылки, он полагает сам (мысль в ее осуществлении).

6. СКЕПТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

В этом месте начинаются двусмысленности, подозрения и опасения. Что такое эта мысль в акте, которая не имеет "вчера" и не сможет иметь "завтра"? Должен ли мир сжиматься весь в мгновении без воспоминаний и надежд? Не иллюзия ли – бесконечное множество событий, которые существуют позади и впереди, и эта бессмертная природа, которая находится у нас по сторонам и напротив? Не иллюзия ли – другие люди, с которыми мы разделяем радости и печали и живем единой жизнью, освободиться от которой – значит иссушить в сердце всякий источник человеческой духовности? Нет, подобные интерпретации мысли-акта основываются не на понятии мысли, свойственной актуальному идеализму, а на понятии, которое имеют о мысли те, кто даже и в глаза не видел этого идеализма.

7. ВРЕМЯ, СОДЕРЖАЩЕЕСЯ В МЫСЛИ-АКТЕ

Во-первых, мысль не имеет ни вчера, ни завтра – и не потому, что она их упраздняет, а потому, что содержит в себе (или, лучше, их производит). Она присутствует; но не потому, что настоящее находится посередине между прошлым и будущим, а поскольку один и другой из этих моментов имеют сущностный центр отнесения в самом настоящем – центр, абстрагируясь от которого, они и в самом деле легко могут превратиться одно в другое (коль скоро вчерашнее прошлое – это позавчерашнее будущее, а завтрашнее будущее – это также и послезавтрашнее прошлое). Центр, все время смещающийся вместе с моментами, которые от него зависят до тех пор, пока он является помысленным или определенным абстрактно настоящим (т.е. до тех пор, пока он не настоящее, а идея настоящего). Фиксируется же он (и вместе с собой фиксирует и определяет прошлое и будущее), когда перестает быть идеей настоящего и является настоящим, т.е. актуальностью мыслящей мысли. Но тогда это настоящее – не "сегодня" или "текущий час": оно и в самом деле – форма мыслящей мысли, лишенной того различия и множественности, которые присущи времени в его течении. Различие или множественность принадлежат вещам, которые мы причисляем к объекту; принадлежат самой мысли, поскольку она становится объектом мысли; но никогда не принадлежат мысли мыслящей.

8. БЕССМЕРТИЕ

Различать мысль мыслящую и мысль помыс-ленную – значит оказаться в состоянии понять, почему люди всегда смутно приписывали бессмертие, т.е. вечность мысли, акту духа во всех его формах и определениях и в силу этого говорили о вечной истине (т.е. о науке), о вечной красоте (т.е. об искусстве) и т. д. (хотя всегда думали, что все отдельно взятые мысли возникают и исчезают и что человеческое бренно). То, что гибнет, отлично от того, что остается. И в человеке есть бренная часть, в которую помимо того, что называют телом, можно включить также и то, что называют духом, поскольку последний рассматривается эмпирически или исторически как непрерывное изменение (и идей, следующих за идеями, и чувств, которые сменяются другими чувствами, и т. д.). Но существует также бессмертная и вечная часть, в которой (и посредством которой) мы живем, поскольку наша жизнь оценивается и имеет цену, и она позволяет нам изредка вкушать божественную амброзию, без которой в нас угас бы всякий свет мысли.

9. ВРЕМЕННОЕ И ВНЕВРЕМЕННОЕ НАСТОЯЩЕЕ

Итак, мы четко и твердо осознаем разницу (а кто не в состоянии сделать этого различия, пусть откажется идти вперед и вернется к старым тягостным попыткам постичь непостижимое) между настоящим, которое является временным (или элементом времени), и настоящим, которое является вневременным (или принципом времени), – имея в виду, что первое, наравне с прошлым и будущим, само по себе является абстрактным и ирреальным, а второе, напротив, конкретная форма существующего и действительного.

10. ЕДИНСТВО МЫСЛЯЩЕЙ МЫСЛИ И МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ЕЕ ОБЪЕКТОВ

Во-вторых, настоящее (которое одно является реальным, так как содержит в себе прошлое и будущее) дает место множеству всех вещей, которые развертываются во времени, а также множеству вещей, которые распределяются в пространстве и образуют то, что называется природой. И в этом множестве оно дает место другим людям, поскольку они вместе с нами многочисленны и в большей или меньшей степени различаются между собой и противостоят друг другу (хотя стремящиеся и нацеленные на формирование практически и теоретически одной и той же духовной жизни – и все же более или менее далекие от цели, в которой они обретут свое единство). Духовный акт абсолютное единство; но это свойственное акту единство не надлежит человеку или мысли как объекту этого акта. Мыслящая мысль – не помысленная мысль. Множественность второго элемента становится возможной (поскольку всякая множественность является также и связью между ее элементами – и, стало быть, единством) благодаря единству первого элемента, но она отличается от этого единства и противопоставляет себя ему. Итак? Итак – поскольку мыслящая мысль не упраздняет помысленное – не только не является иллюзией всякая множественность, которая бы противопоставляла себя точечному единству мысли в акте, но и реальность этой мысли сама была бы абсурдной без той множественности, поскольку невозможно иметь мыслящую мысль, не имея одновременно помысленной мысли.

11. УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ МЫСЛЯЩЕГО СУБЪЕКТА

Верно, что помысленное – продукт мышления, и что мышление в силу этого является изначальным принципом, из которого все проистекает и к которому все возвращается. Но это не означает, что я как особенный субъект являюсь принципом мира, который мне предшествовал, и мира, который будет после меня, а также мира, который меня окружает. Я, особенный субъект, являюсь мышлением, актом мысли, поскольку я существую, т.е. поскольку я субъект; но как особенный я не являюсь ни субъектом, ни собой, ни актом мысли или мышлением – потому, что особенным я являюсь как часть того мира, который я мыслю, как элемент множественности, в которой также и я занимаю место, если в себе обращаю внимание не на деятельность мысли в акте, но на ту реальность, для мышления которой эта деятельность мысли трудится и осуществляется.

12. АКТУАЛИЗМ – НЕ ИЛЛЮЗИОНИЗМ И НЕ АБСТРАКТНЫЙ СУБЪЕКТИВИЗМ

Таков один из пунктов, на которых важно задержать внимание тому, кто хочет дать себе отчет в сути речей актуалиста. А последний никогда не мечтал отдаться в руки иллюзионизма; и он весьма далек как от протагоровского субъективизма (являющегося субъективизмом без субъекта), так и от берклианского или шопенгауэровского идеализма (являющегося наивным идеализмом бессознательных реалистов). Актуалист все сводит к мысли, которая не является мыслью единичного человека (рожденного от женщины, предназначенного умереть – отдельного члена общества, который есть quantite negligeable* или что-то вроде того). Эта мысль не является моею, когда она не была бы и твоею, или не является твоею, когда она не была бы и моею – не потому, что она общая и абстрактная мысль, которая находит в мышлении каждого свою конкретную и действительную индивидуальность, а, напротив, потому, что, как таковая (не моя, не твоя), она – единственная мысль, которая существует там, где не только воображают себе, что мыслят ее, но где ее действительно мыслят. Каждый ее мыслит в связи с той универсальной деятельностью, которая, любой хорошо знает, находится в акте мышления; хотя, по размышлении, ему, впрочем, нелегко затем в этом убедиться (и в самом деле, он никогда не сможет в этом убедиться, не отличая себя как мыслящего от того, которого он видит в себе в качестве одного из объектов собственной мысли). Одним словом, эта мысль есть Мысль (или универсальная, т.е. единая и бесконечная, мысль) – та божественная мысль, которая дает всем силу открывать рот, которая и вправду является самым мужественным актом, какой только способен совершить человек. И она дает силу всем – даже тем, которые открывают рот, дабы сказать, что они ничего не знают и ничего не могут; тем не менее она является утверждением истины, которая для того, кто ее утверждает, является абсолютной истиной, т.е. наделенной бесконечной ценностью.

И обратите внимание на то, что эта Мысль (называемая также духом, или субъектом, или Я, или как угодно) не есть нечто, существующее уже в себе и для себя, независимо от множества мира объектов, в которых являет себя творческая мощь мыслящей деятельности. Такова излюбленная цель безжалостных критиков актуа-листического субъективизма, которые обвиняют подобным образом идеализм в безумном стремлении поставить себя перед биномом "субъектобъект" и упразднить второй элемент, чтобы затем упорно пытаться извлечь его из первого. Подобный субъективизм абсурден также и для актуалиста.

13. ДУАЛЬНОСТЬ И ЕДИНСТВО СУБЪЕКТА И ОБЪЕКТА

Абсурден по одной причине, которая ускользает от вышеупомянутых строгих критиков: потому, что этот субъективизм начинался бы с допущения – как противоположного субъекту и поэтому не выводимого из него – того объекта, который, в силу чего-то вроде фокусничества, он должен был бы заставить сначала исчезнуть, а затем вновь появиться. Актуалист хочет бинома "субъект-объект" в их абсолютной оппозиции – но, чтобы эта оппозиция существовала и вправду, а не на словах, он хочет, помимо оппозиции, единства двух этих элементов. И в самом деле: он заметил, что без единства они могли бы существовать на двух различных уровнях и каждый сам по себе – и тот, и этот элементы, но лишенные всякой связи один с другим, освобожденные от того взаимного отвращения и негативности, которая их раздваивает и противопоставляет как положительный и отрицательный полюса одной и той же стрелки.

Итак, бином – но с его необходимым и непреложным обоснованием в абсолютной монаде. Эта монада не в наличии, не существует до всякого ее проявления или начала деятельности. Не является субстанцией то нечто, к чему обращаются антиидеалисты, чтобы метать против всех стрелы своей критики, своего пренебрежения (которое хочет быть смиренным сознанием бедной человеческой природы, а становится, напротив, высокомерной и самонадеянной уверенностью в суждении о ближнем). То одно, что, можно сказать, есть, – не принцип, а продукт этой Мысли, являющейся актом, производящим определенное бытие отдельно взятых индивидов и всех вещей и их совокупности, в которой все собирается в своей неразрывной и неуничтожимой связи со своим принципом.

14. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ СУБЪЕКТИВИЗМ

Итак, не иллюзионизм и не субъективизм, где под субъектом подразумевается субъект, являющийся одним из двух элементов, на которые поляризуется мысль; но истинный субъективизм, т.е. утверждение имманентности субъективности, превосходящей всякий субъект и всякий объект опыта, трансцендентальной субъективности как условия и принципа всякой дуализа-ции мысли в опыте. Истинный субъективизм – это трансцендентальный субъективизм.

При сопоставлении с данной, более высокой, субъективностью имеют право на существование как субъективизм, противопоставленный объективизму, так и последний, противопоставленный первому: и в самом деле, как один, так и другой абстрактно опираются только на один элемент синтеза, в котором глубинный субъект вечно дуализируется, и оба они делят пополам конкретную структуру, в которой, согласно идеалисту, реализуется мир.

15. ОБЪЕКТИВИЗМ АКТУАЛИСТА

Своему противнику-объективисту, который упрекает его в субъективизме, актуалист поэтому ответит, что он не субъективист. Сторонник актуализма больший объективист, чем его критик, потому что последний довольствуется абстрактной объективностью (недостаточной и подвешенной в воздухе, поскольку она оторвана от элемента, к которому по своей природе непреодолимо влечется и с которым неразрывно связана).

Как бы там ни было, считать, что осудили актуалиста, признав его стиснутым в замкнутой области субъекта (и, стало быть, отделенным от так называемой объективной реальности, внешней мысли) – значит говорить совершенно неточные вещи, которых нет ни на небе, ни на земле, совершенно неточные в качестве дефиниции актуалистического учения, лишенные смысла из-за того, что предполагают касательно отношений фантастического объекта, на который ссылаются, с не менее фантастическим субъектом (отношений, критика которых осуществлялась столько раз, что теперь уже имеет почтенную бороду). Тот, кто не имел бы ничего иного возразить актуалисту, кроме старой побасенки о субъективизме, доказал бы, что он находится еще в самом начале истории философии.

16. ОБВИНЕНИЯ В НАТУРАЛИЗМЕ

Другой притворяется, что следовал до этого пункта за актуализмом и что был склонен попустительствовать этой Мысли, которая является универсальным, бесконечным, творческим актом, творящим себя и иное в себе; но был склонен к этому при условии, что затем не возникнут из этого несообразности. Но вот он, по его мнению, наталкивается на серьезнейшие трудности, в силу которых идеалист, считавший, что постиг глубинное ядро духовности мира, должен якобы признать, что внезапно впал в самый безнадежный натурализм. И кто делает различие между натурализмом и материализмом, а кто и нет; кто-то не колеблется заклеймить актуализм, обвинив его в самой заразной материалистической чуме. Говорят: когда вы заключили все – природу и историю, Бога и человека, бытие и ценность – в акт мысли, вы в действительности в простом и однолинейном развитии акта уничтожили то различие, благодаря которому дух противопоставляет себя природе и возвышается над ней, суждение – над событием, сознание – над фактом, и сама неразличенная мысль становится необходимым, непосредственным процессом, который таков, каков есть – так, что должное совпадает с самим сущим, право с фактом, и поэтому все является истинным, все справедливым (что равнозначно тому, чтобы сказать, что ничего нет справедливого и ничего истинного). Истина, не отличающаяся от заблуждения, низводится сама на уровень, недоступный оценке. Свет истины столь полон и ослепителен, что никто ничего не видит. Это – явный натурализм, а вовсе не абсолютный спиритуализм, как утверждают актуа-листы! Стоит ли называть мыслью этот акт, который есть то, что он есть; который становится тем, что он есть, в становлении своей природы? Спиритуализм всегда был вдохновляющей верой, которая презирает завершенные факты, восстает против свершенных вещей, чтобы стремиться к тому, чего нет, но что должно быть. Здорово пессимистический, спиритуализм раздраженно и неудовлетворенно отворачивается от реальности, которая дана или дается, от естественного хода вещей – и со страстным желанием обращается к высшему миру, который тем больше ценен, чем больше привлекает, чем большего труда стоит его достичь. Эта актуалистическая философия, бросающая все в непрестанный акт мысли, которая, мысля, не может не мыслить, и не может не мыслить лучше, чем оно может быть, – панглос-совский оптимизм: она – отдача человека на милость природе. Она подрезает жилы всякой способности к действию, гасит всякий пыл души, которая для того, чтобы жить, нуждается в измышлении своей лучшей реальности, стремится к усилиям, в которых осуществляется ее жизненный ритм на фоне будущего (которое актуализм заставляет исчезнуть с глаз смертного, осужденного carpere diem*, замыкаясь и сосредотачиваясь на самом себе).

Сколько раз звучали в моих ушах эти жестокие упреки! И сказать, что чаяния, из которых они берут начало, – постоянный мотив всей моей философии, понятие, на котором я настаивал сам, и действительно, могу признать, фундаментальное устремление моей жизни! Но как было можно приписать мне столь явное и вопиющее противоречие между тем, что я будто бы хотел сделать, и тем, что я на самом деле совершил? Все философы – кто больше, кто меньше впадают в противоречия; но не в столь же значительное и грубое противоречие?

17. ОШИБОЧНОСТЬ ОБВИНЕНИЯ: ЗАМЕНА АКТА ФАКТОМ

Так вот: нужно понять, констатировали ли на деле критики мнимый актуалистический натурализм, о котором они столь легкомысленно говорят, используя свой верный прием. И я считаю, что должно было бы стать для всех очевидным следующее: дабы иметь возможность приписать акту ту натуралистическую ценность или смысл, который был указан, акт нужно понимать как факт (т.е. как что-то, что мысль находит перед самой собой – и поэтому отрицает, поднимаясь выше и подчиняя себе свой объект). Но одно дело – факт, а другое – акт: если рассматривать акт как факт, то истинный акт уже не тот, который приписывается объекту мысли – а, скорее, новая мысль, мнимым актом которой оказывается объект.

Поэтому вышеизложенная критика попадала в цель, когда была направлена против позитивизма, историзма и других подобных воззрений на человеческую или духовную реальность (которая, в силу этих воззрений, вся представала перед мыслью как предшествующая ей). И известно, что предшествующее мысли как таковой не может не представать перед мыслью необходимо детерминированным в целом и в отдельно взятых частях (результатом которых оно может показаться, как цепь естественных феноменов и весь комплекс их же самих, по отношению к которым нет места оценочному суждению никакого рода).

Но актуализм не является ни историзмом, ни позитивизмом именно потому, что он не допускает объекта мысли, который бы не был продуктом самой мысли; не допускает ничего, предшествующего мысли, и обращает внимание невнимательных и рассеянных на то, что, когда судят о мысли, отрицая ее, мысль в акте не та, о которой судят, а та, которая судит. Он обращает внимание, что всякая мысль (духовный акт вообще, понятие, чувство, фантазия – как ее ни назови) не познается, и о ней нельзя говорить извне (как делает тот, кто различает "мысль и мысль"; и, более того, мысль избранных и нечестивых, одних справа, а других слева – забывая даже о Господе, по отношению к которому, разумеется, все же говорят о правом и о левом). Он обращает внимание на то, что инстинктивная интуиция, которую дух имеет о духе, не нуждаясь в идеалистических философиях, всегда внушала непреложную необходимость входить внутрь духовных ситуаций, которые хотят понять, т.е. хотят познать такими, каковы они есть – ту самую необходимость, которая заставляет нас открывать глаза, чтобы видеть цвета, и навострять уши, чтобы слышать звуки, ибо нельзя ни видеть звуки, ни слышать цвета. Было ли когда-нибудь возможно понять речь человека, не вникая в его душу, не становясь, насколько это можно, на его точку зрения – и, таким образом, не видя вещи его глазами? И почему то, что, как известно, должно делать время от времени, не чувствуют, однако, должными делать всегда – абсолютно по той же самой причине, которая время от времени нам навязывается (чтобы понять мысль, в любом случае являющуюся все же имманентной деятельностью, которой хотят идти навстречу)? Дело в том, что те самые открытые, очевидные и всем доступные вещи (которые мы видим, даже не глядя на них), стоит их теоретически обосновать и представить в законе, в который они входят, начинают ускользать во все стороны или не казаться больше таковыми – и их больше не видят или не признают. Но когда актуализм говорит, что мысль не то, что появляется извне, а то, что обнаруживается изнутри, он в действительности говорит что-то новое и спорное лишь для этих рассеянных, которым нельзя дать иного совета, нежели совет встряхнуться и стать внимательными. Это – долг каждого порядочного человека!

18. КАК ОТЛИЧИТЬ АКТ ОТ ФАКТА

Лишь если смотреть на него изнутри, акт есть акт – в своей наличности, в своем актуальном свершении; когда реально он пульсирует как бесконечная и абсолютная мысль и не является трансцендированным (и поэтому ограниченным), акт отличается от всех фактов и от материальной или нематериальной природы, и от всех сформировавшихся вещей, поэтому тяжеловесных, противящихся свободе, подвижности, легкой и свежей живости того духовного избытка сил, который всем известен благодаря непосредственному имманентному опыту и который всем удается с таким трудом отчетливо познать и определить. И принадлежат ему как акту, который есть то, что лишь непосредственно познается конкретным и определенным образом, все те черты, которые присущи жизни духа и противопоставляют ее природному ходу событий. Таким образом, semel emissum volat irrevocabile verbum*: безвозвратное – свершившийся факт, а не факт в его свершении, не акт; т.е. свобода имеет свое царство в настоящем, а не в прошлом. А настоящее есть акт, который актуализм энергично возвысил над фактом.

Свобода! Вместе со свободой существует все богатство жизни духа; без свободы нет ничего. Однако актуализм утверждает, что он не только спасает свободу; но что для ее спасения нет иного пути мышления, кроме как его путь – потому, что, едва предается забвению понятие мысли как акта, мысль начинает быть обусловленной необходимостью и поэтому лишенной своей свободы, т.е. она уничтожается как мысль.

19. AUXILIA IMAGINATIONS* АЛЯ ПОНИМАНИЯ СВОБОДЫ

В auxilium imaginations индивида, потерпевшего фиаско в том, чтобы отличить мгновенье акта, являющееся вневременным, от мгновенья времени, которое является точкой среди ряда точек и которое есть мгновенье факта (без чего, несомненно, окажется затруднительным понять, каким образом можно было бы говорить о свободе в мгновенности мысли), я позволю себе заметить, что мгновенье для актуализма – это мысль, которая реконструирует "Божественную комедию", от строки "Земную жизнь пройдя до половины" до строки "Любовь, что движет солнце и светила", на протяжении всех ста песней; подобно тому, как мгновенным является всякий духовный акт, который, даже развертываясь во времени – т.е. будучи рассмотренным извне в течение многих дней, или месяцев, или даже лет – имеет свое единство, так что различные части, которые в нем можно все же (всегда с внешней и необходимой точки зрения) выделить и отделить, упрочивают каждая собственное значение; или, по крайней мере, ту интонацию, которая находит отзвук во всем жизненном круге сложного произведения и заставляет признать в каждом слове, в каждой ноте одну и ту же душу. Этим сложным произведением, когда затем углубляется поиск, не является ни "Божественная комедия", ни лютеровская реформа, ни наполеоновская империя; но, в конечном счете, история, т.е. универсальная реальность в ее духовной актуальности. И, ощущая могучее дыхание произведения, которое есть один-единственный акт, сверхчувственный лишь в то мгновенье без времени, которое присуще всякому ритму духовной жизни, невозможно не разглядеть, как дух получает способ действовать свободно, выбирая всегда между тем, что имеет ценность, и тем, что ее не имеет, между собой и своей противоположностью, обретая таким образом – медленно, постепенно, с трудом – самого себя. Но тот, кто по рассмотрении столь полного единства как единства акта, творящего "Божественную комедию" (или другое, более объемное создание духа), вернулся бы к рассмотрению фундаментального и имманентного единства, к которому сводится и должно сводиться всякое другое единство (единство акта, благодаря которому Я полагает себя в своей абсолютной простоте), не должен упустить следующего: даже в мгновенности этого акта существует прогресс, существует духовная жизнь в форме, которая сущностна для этой жизни, т.е. в форме противопоставления себя другому, отрицающему себя, чтобы самоутвердиться. Существует процесс, в котором мыслящее мыслит (реализует само себя), лишь если противопоставляет себя самому себе – само себя как мысль (которая есть опосредование – и поэтому Я, дух) самому себе как бытию, непосредственности, природному существу, противоположности Я или духа, внутри самого духа. Говорение – это уже ТРУД" усилие того, кто говорит; тот, кто, если бы он не совершал это усилие и оставался немым, абсолютно немым, как камень, не отличался бы от природы – был бы сам природой, той природой, которую он уничтожает в себе посредством акта, принадлежащего, естественно, той самой природе акта, с помощью которой он побеждает и подчиняет своей норме жизни все страсти и устанавливает таким образом всю наиболее неоспоримую и светлую власть свободы, которую от человека как такового можно было бы требовать.

Свобода, помимо единства, требует различия. Но единство духовного акта содержит в себе различие, осуществляется через различие; актуализм никогда не говорил об абстрактном, простом и неразличенном единстве. Различия, которые он отрицал, – эмпирические различия, претендовавшие на философскую значимость; различия, которые являются взаимотрансцендентными – и поэтому оставляют всегда что-то внешнее духовному акту (хотя и постулируется в основе всех различий произвольно обобщенное единство, которое начинает быть чем-то вроде их общего абстрактного знаменателя). Напротив, различие внутри единства – это жизнь и реальность самого единства.

20. ПОЗИТИВИЗМ, ИСТОРИЗМ, ОПЫТ

Коль скоро подвергнуто отрицанию и показано лишенным основания обвинение в натурализме, то вместе с ним рушатся сходные обвинения в позитивизме, историзме и им подобные – все вдохновленные одной и той же ошибочной позицией, из-за которой пытаются определить духовный акт извне. И поэтому смешивают чистый опыт, о котором говорит актуалист, с опытом позитивистов, которые, в сущности, рассматривали его как факт (и, в силу этого, должны были оказаться вовлеченными в то, чтобы объяснять его так, как объясняют все факты, – механистически); тогда как опыт актуалиста – это его (опыта) акт. По-кантовски можно сказать, ставя с ног на голову позицию самого Канта (в понятии опыта придерживавшегося того же самого эмпиризма, из которого позже вышел позитивизм), что опыт актуалиста – форма познания (чистая трансцендентальная деятельность), а опыт позитивиста, напротив, материя.

21. ИСТОРИЯ ИСТОРИЗМА И ИСТОРИЯ АКТУАЛИЗМА

Таким образом, историзм, не видящий ничего иного, кроме фактов, в правовой области противостоит естественному праву, сводя всякое право к историческому образованию, которое не соотносится с целями – и, в силу этого, не реализует ценности, но следует за обстоятельствами и условиями, определяющими его развитие; этот историзм, который оправдывает все потому, что все, хорошее оно или плохое, имеет свою историческую причину, и если оно произошло, то не могло не произойти; этот историзм – прямая антитеза актуализму, который в понятии акта указывает на решительную критику самого понятия факта, основы исторической интуиции. Безусловно, история, рассматриваемая извне, в своих деталях и в целом, вся одноцветная – ни хорошая, потому что она ни хорошая, ни плохая, а такая, как есть. По отношению к ней – так же, как и по отношению к природе, – правила мудреца всегда будут спинозовскими: поп ridere, поп lugere, neque detestari sed intelligere*. Но история для того, кто в ней хочет понять хоть малость, безусловно, не та, которую можно понять извне. И поэтому сегодня мы убеждены, что история, невещественная история, которая действительно пишется и в которой находятся, – не история прошлого, но современная история, т.е. история как раз того настоящего, которое осуществляется посредством историографии [1]. Переделывайте историю, и внутри вы найдете беспрерывный импульс духа, различителя добра и зла и творца первого как перечеркивания второго [2].

1 См. выше гл. VI. С. 274-276.

2 См. работу "Историзм и историзм", перепечатанную здесь в Приложении.

22. ОБВИНЕНИЕ В МИСТИЦИЗМЕ

Вместе с обвинением в натурализме нога в ногу идет другое обвинение, на первый взгляд противоположное, – обвинение в мистицизме. Они имеют один и тот же исток – подозрение в не-различенной и неразличимой непосредственности акта. Подозрение, на которое достаточно указать, чтобы ответить также и на это обвинение, на то, что это обвинение содержит в себе негативного. Ибо я не борюсь с мистицизмом из-за его требования единства; и если кто-то, по причине моего поиска и непрерывного утверждения единства, захочет определить меня мистиком, я приму это определение и буду дорожить им – напоминая, какую великую силу человеческий дух имел во все времена и под любым небом, будучи извлечен из мистицизма как абсолютная достоверность, влитая в человеческую душу, чтобы обладать в себе самой силой сил, жизнью всякой жизни, началом всех чудес, благодаря которым обогащается и возвышается постепенно жизнь. Но если под мистицизмом хотят понимать чистый мистицизм, который в единстве топит всякое различие, то понятие акта находится в явном противоречии с этим характером всякой простой и наивной мистической интуиции; и не существует возможности смешения двух позиций – разве что захотят как раз осуществить это смешение. Если в пику мистицизму (строгого и недифференцированного единства) то, что хотят спасти, – пестрое и неистощимое богатство исторических детерминаций, – да увидит тот, кто следовал за мной до сих пор, можно ли для такой цели сделать больше, чем актуальный идеализм, который единство актуалистически понимаемого реального осуществляет в истории.