Текст книги "Завещание"
Автор книги: Джорджетт Хейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Я уверена, что он не имеет к этому отношения, – ответила его жена.
– Но в этой книге, – она порылась среди диванных подушек и вынула книгу в грязновато-коричневом переплете, – говорится именно о шофере. Так возбуждает нервы.
Сэр Хамфри снова поправил пенсне на носу и взял в руки книгу.
– «Крадущаяся смерть», – прочел он. – Дорогая, разве тебе это доставляет удовольствие?
– Не могу сказать, что большое, – согласилась она. – Симпатичный человек на деле оказывается злодеем. Думаю, что это так несправедливо, когда кто-то начинает восхищаться им. Фрэнк, я говорила тебе, чтобы ты захватил маскарадный костюм?
– Да, тетя. Кто такие Фонтейны? Из новых?
– О, нет, не из новых. Наверняка ты помнишь старого мистера Фонтейна? Хотя не могу представить, почему ты должен помнить, ведь он никуда не выходил. Он уже умер.
– Может быть, поэтому он никуда не выходил? – спросил Фрэнк.
– Вовсе нет, дорогой. Почему я вдруг вспомнила о его передвижениях сейчас? Как давно умер Джаспер Фонтейн, Хамфри?
– Два года назад или даже больше, если память мне не изменяет.
– Думаю, ты прав. Никогда он мне не нравился, но, по крайней мере, его редко можно было видеть. Филисити не настаивает на том, чтобы быть очень близкой с этой девушкой, хотя ничего не имею против нее. Даже более того: я уверена, что она очаровательная, но я всегда недолюбливала Бэзила и, смею сказать, не изменю своего мнения. Как поживает твоя мама, дорогой мальчик?
– Прекрасно и посылает тебе привет. Но не отвлекайся, тетя. Что из себя представляет Бэзил и почему ты не любишь его?
Леди Мэтьюс посмотрела на него и ласково улыбнулась.
– Тебе не кажется, Фрэнк, что иногда человек даже не знает, почему он недолюбливает другого человека?
Мистер Эмберли вполне серьезно отнесся к этому вопросу. Немного помолчав, он ответил:
– Думаю, я бы знал точно.
– Ах, это так по-мужски, – пробормотала тетя. – А вот я не могу объяснить.
Сэр Хамфри, оторвавшись от чтения вечерней газеты, вставил:
– Моя дорогая Марион, не стоит делать из Фонтейна некую загадку. Ничего необычного в нем нет. Не могу сказать, чтобы я очень интересовался им, но, возможно, я старомоден. Прости, Филисити, будь любезна, закрой дверь. Здесь настоящий сквозняк.
Филисити повиновалась.
– Извините, – сказала она, – звонила Джоан. У нее был отвратительный день. И ты знаешь из-за чего, мама? Прислали ее костюм и, конечно, чек, а Бэзил увидел и поднял ужасный шум и сказал, что не будет оплачивать чек. Можно подумать, что от этого он станет банкротом. Джоан говорит, что он всегда скандалит из-за денег, хотя это выглядит абсурдно, коль денег у него хватает.
Сэр Хамфри посмотрел поверх очков.
–Тебе не стоит потворствовать подруге, когда она так нелояльно отзывается о своем брате, Филисити, – сказал он.
– Он всего лишь сводный брат, – вспылила Филисити. – И при этом перестарок(?). Однако Джоан сумела уломать его. Думаю, он успокоился при мысли, что ему не так долго придется тратить на нее деньги.
– Не хочешь ли ты сказать, что все это время проговорила только с подругой? – перебил ее Фрэнк.
– Конечно, а почему бы нет? Между прочим, я хочу сказать, что Джоан говорит, что пыталась заставить Бэзила предстать на бале в костюме Мефистофеля, потому что она и Тони хотят одеться как Маргарита и Фауст, но он не согласился. И какая удача! Я сказала ей, что приведу кое-кого именно в этом костюме. Она была в восторге!
– Так ты мне все-таки раскроешь секрет? – сказал Фрэнк. – А то эта неясность начинает действовать мне на нервы. Кто этот Бэзил?
– Сводный брат Джоан, идиот.
– Это я понял. И он является нынешним владельцем поместья?
– Конечно. Он унаследовал все, когда старый мистер Фонтейн отдал концы.
Сэр Хамфри снова посмотрел поверх очков, явно огорченный.
– Умер, моя дорогая, умер, – поправил он.
– Хорошо, папочка. Умер. Он был племянником мистера Фонтейна, а поскольку у Фонтейна не было детей, Бэзил стал наследником. Все очень просто.
– О, нет, у Джаспера Фонтейна были дети, – вставила мягким голосом ее мать. – Вернее сказать, один ребенок. Он умер около трех лет назад. Помню, я видела сообщение об этом в «Таймс».
Филисити была несказанно удивлена:
– Я никогда не слышала ни о каком его сыне. Ты уверена, мама?
– Абсолютно, дорогая. Он был чрезвычайно трудный юноша и уехал в Южную Америку.
– Африку, дорогая, – поправил сэр Хамфри из-за газеты.
– Ты уверен, Хамфри? Ну, я думаю, это одно и то же. Произошел неприятный скандал. Что-то, связанное с картами. Молодой Фонтейн напился, что можно объяснить его привычкой к беспорядочной жизни. Его отец навсегда отказался иметь с ним дело. Не знаю, что было с ним дальше, кроме того, что он умер.
– Покончим с ним тогда, – сказал Фрэнк. – Что же касается неприятного для всех Бэзила – есть ли у него странные привычки?
– О них мне ничего не известно, дорогой.
Сэр Хамфри отложил в сторону газету.
– В наши дни в газетах читать нечего, кроме описаний сенсационных преступлений, сделанных в самой непривлекательной манере, – сказал он сердито. – Молодые люди, как насчет бриджа?
На следующий день Филисити отправлялась за покупками для матери в Аппер Неттлфоулд, и было решено, что Фрэнк должен сопровождать ее. Его предложение данную вылазку совершить на машине было категорически отвергнуто. Филисити сказала, что Вольфа надо хорошенько выгулять.
Вольф – восточноевропейская овчарка Филисити. Когда ее выпускали из конуры, она проявляла свое удовольствие, прыгая вокруг своей хозяйки и громко лая на протяжении первых сотен ярдов прогулки. Фрэнк знал по опыту, что выгуливать его было удовольствие не из приятных, поскольку собака была крайне не дисциплинированная, ее приходилось все время одергивать и держать подальше от проезжавших машин, а кроме того, у Вольфа была привычка неосторожно ввязываться в пререкания с другими представителями собачьего племени.
Довольно узкая главная улица городка, как обычно по выходным дням, была переполнена машинами, чьи владельцы припарковывали их у самых дверей магазинов, пока делали покупки. Когда Вольф решил обменяться «любезностями» с эрдельтерьером, сидящим в большом автомобиле туристской модели, Филисити обратила внимание на машину и объявила Фрэнку, что эта машина принадлежит Тони Коркрэну. В этот момент из дверей кондитерской вышла стройная светловолосая девушка в твидовом костюме, сопровождаемая молодым человеком.
– Да это Джоан! – сказала Филисити и бросилась через улицу.
Фрэнк последовал за ней, оставив без присмотра Вольфа, который явно рвался к лавке мясника. Когда он нагнал Филисити, она повернулась к нему.
– О, Фрэнк, представляешь? Джоан говорит, что убили их дворецкого! Кстати, это мой кузен Фрэнк Эмберли, Джоан. Он говорит, что знает вас, мистер Коркрэн. Вот я и говорю, какая ужасная вещь случилась с Даусоном. Как это произошло? – добавила она.
– Вашего дворецкого? – спросил Фрэнк, высвобождая руку из крепко, сердечно пожимавшей ее ладони Коркрэна. – О!
– Чудовищно, не так ли? – спросил Энтони, молодой человек привлекательной наружности. – Я этим хочу сказать: только что человек шептал вам на ухо: «Не хотите ли рейнвейна, сэр?» – и вдруг – убит! Скверная история, а?
Он посмотрел на своего бывшего школьного товарища с той долей уважения, с какой обычно относятся к людям, которых считают незаурядными существами.
– Конечно, я знаю, что подобные небольшие неприятности – обычное дело для мозговитых парней из адвокатуры, хотя и неприятное, сам понимаешь. Исключительно печальное зрелище.
– Несомненно, – согласился Фрэнк.
Он нахмурился. Его кузина обвинила его в отсутствии должного интереса, на что он ответил:
– Нет, нет, я необычайно заинтересован. Так как это произошло, мисс Фонтейн?
Красивая девушка скромно ответила:
– Видите ли, мы еще не так много знаем. Накануне Даусон работал лишь половину дня, а затем, кажется, собирался поехать на «беби остине». Бэзил держит эту машину для слуг, поскольку поместье находится довольно далеко от города, а автобусы мимо нас не ходят. Мы ничего не знали, пока вчера, уже поздно вечером, к нам не заехал полицейский и не рассказал Бэзилу о том, что они нашли мертвого человека на Питтингли-роуд и установили, что это Даусон. Он был застрелен. Это просто ужасно! Ведь он в поместье уже столько лет, и я представить не могу, кто же решил застрелить его. Бэзил жутко переживает.
– Наверное, он был старый, преданный слуга?
– Разумеется! – сказал Энтони. – Высокомерное ископаемое. Очень ревностно относился к делу. Сама мрачность.
Джоан даже передернула плечами.
– Ужас охватывает. Я очень огорчена тем, что это случилось. Видите ли, Даусон не был нашим старым слугой на самом деле, мы наняли его вместе с Коллинзом, когда умер дядя Джаспер, но все равно случившееся – чудовищно, и мне кажется, будет бессердечным устраивать танцы в среду.
– Да, конечно, но моя дорогая девочка, не можем же мы сидеть и без конца горевать, – запротестовал ее жених. – Не могу скрыть от тебя, что твой брат Бэзил уже действует мне на нервы. В конце концов, событие неприятное и все такое, но все-таки он не был его лучшим другом.
– Дорогой, дело не в этом, – настойчиво возразила Джоан. – Я пытаюсь объяснить тебе, что чувствует Бэзил рядом с мертвым. Он этого не переносит. Ты упорно считаешь, что он бессердечный человек, потому что он так выглядит. Но он не такой. И это одна из черт, которая мне нравится в нем.
– Да брось ты это, – запротестовал Энтони, – он занимается стрельбой и охотится, не так ли?
– Да, но ему не нравится соприкасаться со смертью, и я уверена, что никогда ты не видел, чтобы он подобрал птицу, которую убил. Только не говори ему об этом, потому что он не желает, чтобы кто-то знал это. Он даже не взялся похоронить щенков Дженни. Даже не прикоснулся к ним.
– Ну, как бы то ни было, я думаю, что все эти траурные переживания преувеличены, – сказал Коркрэн.
Джоан молчала, но выглядела обеспокоенной. Вмешалась Филисити:
– Ничего нет веселого в том, что убили дворецкого, но…
Шум на дороге прервал ее.
– О, Боже! Вольф! – закричала она.
Вольф, выскочив из лавки мясника, налетел на бультерьера. Между собаками сразу возникла взаимная неприязнь, и после нескольких минут рычания они затеяли драку. Пока Филисити восклицала, какая-то девушка бросилась к собакам и попыталась оттащить бультерьера. Мистер Эмберли бросился к драчунам и схватил Вольфа за ошейник. Девушка обхватила бультерьера руками за горло.
– Держите свою собаку, – задыхаясь, крикнула она. – Я попытаюсь оттащить Билла. Это единственный выход.
Бультерьер все же умудрился, к своему удовольствию, вцепиться в горло Вольфа, но его хозяйка безжалостно сдавила ему горло, и собака отступила. Мистер Эмберли схватил Вольфа и крепко держал.
Девушка пристегнула поводок к ошейнику бультерьера и наконец взглянула на мистера Эмберли.
– Во всем виновата ваша собака, – начала она, но вдруг замолчала, удивленно уставившись на мистера Эмберли и побелев как полотно.
– Ей это свойственно, – сказал Фрэнк невозмутимо. – Но не думаю, что ваша собака пострадала.
Девушка опустила глаза.
– Нет, – сказала она, собираясь уйти, но в это время подошла Филисити.
– Знаете, я очень сожалею, – сказала Филисити. – Мне надо постоянно держать его на поводке. Надеюсь, он не поранил вашу собаку?
Девушка довольно презрительно улыбнулась:
– Скорее обратное, надо признаться.
Филисити посмотрела на нее с интересом.
– Не та ли вы девушка, что живет в Айви коттедже? – поинтересовалась она.
– Мой брат и я сняли его недавно.
– Вы собираетесь остаться здесь надолго? Вы – Ширли Браун, не так ли? А я – Филисити Мэтьюс. Это мой кузен Фрэнк Эмберли.
Мисс Браун слегка кивнула, но не смотрела на мистера Эмберли.
– Мне давно хотелось с вами познакомиться, – продолжала Филисити. – Ужасно рада, что это произошло. В нашем захолустье почти нет молодежи. Вы знаете мисс Фонтейн?
Девушка покачала головой.
– Нет, боюсь, я мало выхожу. Мой… мой брат – почти инвалид.
– О, какое несчастье! – посочувствовала Филисити. – Джоан, это мисс Браун, которая живет в Айви коттедже.
– Хотел бы вам напомнить, – вмешался Фрэнк, – что вы мешаете движению на дороге.
Филисити заметила возмущенного водителя, яростно нажимавшего на клаксон. Она потянула на тротуар мисс Браун, которая неохотно ей подчинилась.
– Вы слышали новости? – спросила Филисити. – Убили дворецкого Фонтейнов! Не ужасно ли?
– Нет, я не слышала об этом. Вы уверены, что он был убит?
– Понимаете, ему стреляли в грудь, – сказал мистер Эмберли мягко. – Он сидел за рулем «остина-семь».
– Понимаю, – сказала Ширли.
Мистер Коркрэн казался озадаченным.
– Да, так и было. Но откуда, черт возьми, ты все это знаешь?
– Я обнаружил его, – сказал мистер Эмберли.
Это произвело сенсацию. Только темноволосая девушка, стоящая рядом с ним, не проявила ни удивления, ни недоверия. В том, как она держалась, чувствовалось напряжение, но ее взгляд, который она переводила с ошарашенной Джоан на полную нетерпения Филисити, оставался безучастным и почти скучающим.
– Я думал, – сказал мистер Эмберли, прерывая поток вопросов, – что рано или поздно вы узнаете об этом.
– Так, значит, это ты? – сказала Филисити, смерив его испепеляющим взглядом. – Продолжай, расскажи нам, как это случилось?
Он посмотрел на нее насмешливо:
– Я приберегаю свои показания для расследования, любовь моя.
Ширли Браун вся напряглась. Затем сказала, как бы шутя:
– Всю правду и ничего, кроме правды.
– Вижу, вы прекрасно осведомлены о процедуре, – сказал мистер Эмберли.
Она посмотрела прямо ему в глаза, но ничего не сказала. Собаки, до этого времени безобидно рычавшие, вдруг опять попытались вцепиться в горло друг другу. Ширли крепче намотала поводок бультерьера на руку и отступила.
– Не могу больше задерживаться, – сказала она. – Надо сделать кое-какие покупки. До свидания.
Джоан наблюдала, как она шла по улице.
– Странная девушка, – заметила она.
– О, не знаю. Довольно симпатичная, как мне показалось, – сказала Филисити. – Послушайте, не можем же мы стоять здесь вечно. Мне надо зайти к «Томпсону» и «Креветту». Кто со мной? Фрэнк, ради Бога, держи Вольфа. Я только отойду на пять минут.
Оставшись одни, мужчины прогуливались по улице.
– Знаешь, Эмберли, в этом убийстве есть что-то чертовски странное, – сказал Энтони.
– Только не надо рассказывать об этом всему городу, – посоветовал самый невоспитанный человек в Лондоне.
– Ты прав, но шутки в сторону. Ты знаешь, почему кому-то захотелось выстрелить в упор в дворецкого? Респектабельного зануду, прожившего в поместье не один год. Дело не в нем, здесь что-то другое. Я имею в виду, что полно людей, на которых могут покушаться– гангстеры, министры Кабинета и тому подобные, но не дворецкие. В конце концов, зачем убивать дворецкого? В чем же смысл?
– Представления не имею, – сказал Фрэнк обескураженно.
– А его и нет, – заявил Энтони, – Вот поэтому-то все выглядит так подозрительно. Знаешь, что я скажу тебе, Эмберли: читать в книгах о таинственных вещах – занимательно, но в настоящей жизни все совсем по-другому. Таинственного, загадочного тут мало. Забудь о нем.
– Постараюсь.
– Да, – сказал Энтони неожиданно мрачно. – Но если бы ты пожил в поместье, то не смог бы избавиться от этого наваждения. Все вокруг словно пронизано тайной.
– Неужели? – спросил Фрэнк. – А почему?
– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю. Вроде ничего определенного, но все-таки какая-то таинственность существует. Прежде всего – брат Бэзил.
Тони понизил голос и сказал доверительно:
– Только между нами: он немного странный человек. Правда, на него у меня совсем нет времени. Да и в моем положении все разузнавать как-то неудобно. Если бы не Джоан, то точно тебе скажу, меня ни за что не заманили бы в поместье.
–Из-за его таинственности или из-за хозяина?
– Понемногу из-за того и другого. Обрати внимание, я не говорил, что с домом что-то неладно. Это скорее, люди, живущие в нем. Словно стая кошек бродит в темноте, и все что-то высматривает. Слушай, только никому не говори об этом, но я точно знаю: каким бы пустяковым делом ни занимался, все время чувствуешь, что за тобой следят. Это жутко действует на нервы.
– За тобой следили?
– Кто его знает, но не удивлюсь, если узнаю, что да. У брата Бэзила есть лакей, который всегда появляется словно ниоткуда. Еще один пережиток старого. Так вот, если бы его убили, я бы не переживал. И мне, и Джоан он кажется противным, но брат Бэзил любит парня.
– Кстати, что странного в брате Бэзиле? – спросил Фрэнк.
– Что странного? О, я понимаю, что ты имеешь в виду. Не знаю, как сказать. Он из тех, кто по скупости будет пить воду из ванны. Чертовски неуравновешенный. Не стоит говорить, что Джоан живется с ним худо. Этакий радушный тип. Насквозь фальшивый. Называет тебя стариком и при этом сильно бьет по спине.
Фрэнк опустил большой палец вниз, подобно древнему римлянину.
– Вот-вот, – согласился мистер Коркрэн. – Я вижу, что ты чувствуешь то же самое. Есть еще одна вещь…
Что это за вещь, его друг так и не услышал, так как в этот момент обе девушки подошли к ним. Джоан Фонтейн, закончив делать покупки, была готова идти домой. Пожимая на прощанье руку мистеру Эмберли, она сказала:
– Филисити обещала прийти на обед. Надеюсь, вы придете тоже.
– Благодарю, с удовольствием, – сказал Эмберли к немалому удивлению его кузины.
Когда Джоан и Коркрэн уехали, Филисити выразила надежду, что кузен не станет возражать против посещения поместья.
– Я уже приняла приглашение, – объяснила она. – Конечно, там жутковато после этого убийства. У Бэзила расстроены нервы и все такое, но Джоан говорит, что он всегда чувствует себя лучше, когда к ним приезжают гости. Ты будешь ужасно возражать?
– Не буду, – ответил Фрэнк.
Филисити проницательна посмотрела на него.
– Вижу, тебе хочется пойти туда.
– Да, – сказал мистер Эмберли.
ГЛАВА III
Вернувшись в Грейторн, они обнаружили, что в гостиной их ждет инспектор из Карчестера. Он давно знал мистера Эмберли и не пытался скрывать, что недолюбливает его. Он задал ему несколько вопросов и, выслушивая ответы, фыркал, записывая их в блокнот. Сообщив Эмберли, что ему следует присутствовать во время разбирательства, которое состоится на следующий день в одиннадцать часов, он откланялся, едва заметив, что после разбирательства он не будет чувствовать себя обязанным в дальнейшем еще раз беспокоить мистера Эмберли. Его недоброжелательность имела свою подоплеку, так как однажды ему пришлось работать над расследованием одного дела вместе с мистером Эмберли, который занялся им совершенно случайно и повел его так, что виновный сделал чистосердечное признание. Инспектору это не понравилось; поговаривали, будто бы он клялся, что не хочет больше иметь дело с мистером Эмберли.
Из уважения к сэру Хамфри, который не любил разговоры об убийствах, эта тема в Грейторне не обсуждалась. Фрэнк играл в теннис с кузиной днем, а вечером отвез ее на машине в поместье «Нортон», расположенное в семи милях на восток от Аппер Неттлфоулда и почти в трех милях от Грейторна.
Особняк был построена начале восемнадцатого века. Фасад был выложен из камня и старых красных кирпичей. Дом стоял в небольшом парке, через который несла свои воды река Неттл, посаженные по берегам ивы низко склонялись к воде. Внутри дом имел прекрасную планировку, соответствующую периоду постройки, но мебель была тяжеловесной, что говорило о плохом вкусе покойного мистера Фонтейна.
Эмберли и его кузину встретил тонкогубый человек среднего роста, выполнявший обязанности скончавшегося дворецкого.
Войдя в холл, Филисити сказала:
– Добрый вечер, Коллинз.
Услышав это, Эмберли быстро взглянул на него. Внешность лакея была не примечательна: худое, с нездоровой бледностью лицо, а глаза скромно опущены вниз.
Филисити с сочувствием заговорила с ним об убийстве Даусона. Она подумала, что коль он столько лет проработал вместе с дворецким, то должен ощущать утрату, и была несколько сбита с толку его спокойным ответом:
– Вы очень добры, мисс. Трагический случай, как вы говорите. Но хотя я, естественно, не желал, чтобы подобное случилось, тем не менее мы с Даусоном никогда не были, как это говорят, по-настоящему дружны.
Он направился к одной из дверей, ведущих из холла, и Филисити, чувствуя себя оскорбленной, последовала за ним. Она представила ему своего кузена, и обычно опущенные глаза лакея скользнули по лицу Эмберли. Это были холодные, невыразительные, безжалостные глаза. Взглянув на пришедшего, они вновь скрылись за опущенными веками. Лакей открыл дверь и объявил о приходе гостей.
Джоан, ее жених и крупный мужчина симпатичной и здоровой наружности сидели вокруг камина. Эмберли представили этому мужчине, за чем последовало продолжительное, до боли крепкое рукопожатие. Бэзил Фонтейн бурно выразил удовольствие, приветствуя гостей своего дома. Он был одним из тех людей, которые излучают доброжелательность. Эмберли смог понять своего друга Коркрэна. Личность Фонтейна действительно казалась добродушной, но под этим скрывалась определенная раздражительность, которая вспыхивала при малейшем побуждении. Он суетился, предлагал выпивку, пододвигал стулья, подшучивал над Филисити с самым веселым видом, но когда его сводная сестра не сразу подчинилась его команде усадить подругу поближе к камину, он заговорил грубо; его вспышка показалась неконтролируемой и быстротечной.
Вскоре он снова улыбался.
– Вы знаете Коркрэна, не так ли? – сказал он.
– Собирается стать членом моей семьи, что, без сомнения, уже рассказал вам, – и положил ласково руку на плечо Энтони, не отреагировавшего на этот жест.
По натуре он явно был гостеприимным хозяином. Он заставлял их расслабиться, предлагал сигары и сигареты, принес Филисити подушку. До тех пор пока он окончательно не убедился, что все гости чувствуют себя удобно, он не начал обсуждать предмет, который занимал его внимание. Он повернулся к Эмберли и сказал просто:
– Ужасно рад, что вы пришли сегодня с кузиной. Я знаю, что именно вы обнаружили бедного Даусона.
– Да, я нашел его, но боюсь, не могу многого рассказать вам об этом, – ответил Эмберли.
Фонтейн отстриг конец сигары. На его лице отразилось беспокойство. Он выглядел как человек, который не может отбросить кошмарных воспоминаний.
– Понимаю, – сказал он. – Его застрелили, не так ли? Вы видели кого-нибудь или нашли что-нибудь? Я имею в виду какую-нибудь улику?
– Нет, – ответил Эмберли. – Ничего.
Джоан наклонилась вперед.
– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали нам только то, что видели, – сказала она. – Полиция сообщила нам голые факты, а мы чувствуем себя в какой-то мере ответственными, ведь он был наш слуга.
– Да, расскажи нам то, что можешь, – сказал Энтони, – не более того.
Он улыбнулся Джоан.
– Не стоит так волноваться, дорогая. Лучше вообще не думать об этом.
Фонтейн посмотрел на него с раздражением.
– Не так-то легко забыть об убийстве одного из твоих слуг, – сказал он. – Ты относишься к этому слишком легко, но он не был твоим слугой. Это самое ужасное, что могло случиться, – он слегка передернул плечами. – Не могу выбросить из головы. Чтобы парня отправили на тот свет так хладнокровно!
Казалось, он почувствовал взгляд Эмберли и взглянул на него.
– Думаете, что я чересчур тяжело переживаю это? Возможно. Не отрицаю, что очень огорчен.
Он зажег спичку и поднес ее к сигаре. Эмберли смотрел, как колеблется пламя.
– Я не могу понять, что случилось, – сказал Фонтейн отрывисто. – Полиция говорит о каких-то дорожных разбойниках. Его ограбили?
Коркрэн, заметив бледное, встревоженное лицо Джейн, легкомысленно вмешался:
– Ограблен? Конечно. Спорим на шиллинг, что вы обнаружите, что он удрал с семейным серебром. Не знаете, откуда так чертовски сквозит? – Он оглянулся и увидел, что дверь приоткрыта. Он хотел было встать, но фонтейн опередил его.
– Не беспокойтесь, я закрою, – сказал он и тяжелой походкой прошел к двери. Он выглянул в холл перед тем, как закрыть дверь, и Энтони, наблюдая за ним, шепнул с подозрением, что, вероятно, этот парень Коллинз, как всегда, подкрался к двери.
Фонтейн рассерженно посмотрел на него, по покачал головой.
– Нет. Но нам лучше не говорить так громко. Естественно, слуги сгорают от любопытства. – Он взглянул на Эмберли. – Разве их можно винить в этом?
– Думаю, – сказал медленно Эмберли, – что чувствовал бы себя невероятно жестоким, если бы обвинил слугу, которого обнаружил подслушивающим у замочной скважины.
– Это все выдумки Коркрэна, – сказал Фонтейн довольно сердито. – Все вздор! Я не защищаю Коллинза, но… – Он оборвал фразу и внезапно перейдя на шутливый тон, начал говорить о предстоящем бале.
Дверь медленно открылась, и лакей внес поднос с бокалами. Напряженность и ощущение неловкости, казалось, возникли с его появлением. Голос Фонтейна зазвучал громче. Джоан засмеялась нервным смехом. Лакей, двигаясь бесшумно по толстому ковру, подошел к столику у стены и поставил поднос. Так же бесшумно и осторожно вышел из комнаты. Эмберли заметил, что он с особой тщательностью закрыл за собой дверь.
Эмберли посмотрел на Фонтейна и сказал прямо:
– Вам этот человек не нравится?
Все удивились этому внезапному, довольно невежливому вопросу.
Фонтейн, в свою очередь, посмотрел на Эмберли, смех замер у него на губах. Он покачал головой.
– Нет, не очень. Не стал бы его держать, но мой дядя хотел, чтобы он остался.
– Вам ничего не известно об их враждебных отношениях с Даусоном?
– Нет. Не думаю, чтобы они ладили между собой, но никогда враждебности не наблюдал.
– Не думаете ли вы, что Коллинз… как-то замешан во всем?
Этот вопрос Эмберли задала Джоан.
– Нет, мисс Фонтейн. Я только хотел узнать.
– Да нет, – сказал Фонтейн, – я случайно знаю, что он был здесь в то время, когда совершили убийство.
– Надеюсь, вы в этом точно уверены? – спросил Эмберли.
Фонтейн рассмеялся:
– Боюсь, да. Он действительно выглядит типичным злодеем, не так ли? Вот что, давайте не будем шутить. Вы собирались рассказать нам только то, как обнаружили тело Даусона.
Рассказ Эмберли, как посетовала его кузина, не имел ничего общего с сенсационным заявлением. Он был краток, даже слишком краток. Эмберли не выделял никаких деталей и не выдвигал никаких предположений.
Пока он рассказывал, то чувствовал, что атмосфера в комнате была почти мучительно тревожная. Она не затрагивала Филисити, которая была откровенно в восторге. Да и Коркрэн воспринимал все легкомысленно. Но Джоан сидела, впившись тревожным взглядом в лицо рассказчика. Да и Фонтейн, раздраженный замечаниями Энтони и не разделявший явного удовольствия филисити, .слушал внимательно, его сигара догорала в руке, роняя пепел на пол. Посмотрев на него, никто не мог усомниться в искренности его горя. Он хотел знать все до мельчайших подробностей, снова и снова задавал вопрос: «Вы уверены, что никого не встретили на дороге?»
Рассказ Эмберли, сжатый из-за отсутствия красочных деталей, занял немного времени. Последовавшее молчание могло быть продолжительным, если бы не Коркрэн. Веселым голосом он предложил Фонтейну и Эмберли сыграть завтра в гольф, чтобы избавиться от охватившей всех страсти к расследованиям.
Фонтейн играть не хотел и выразил это, качнув головой:
– Играйте вдвоем. Я должен съездить в город.
– В город? Зачем? – спросила его сводная сестра.
– Надо разузнать о найме нового дворецкого, – ответил он коротко. – Я говорил сегодня по телефону с бюро Финча. Боюсь, что нанять нового дворецкого будет трудно. Слуги не хотят ехать на работу в столь уединенное место. И кроме того, этот ужасный случай. Сами понимаете, это их отпугивает. Желающих мало.
– О, мой Бог, значит ли это, что нам придется терпеть скользящего по комнатам, как змея, Коллинза неизвестно сколько времени? – застонал Коркрэн.
– Я должен кого-то нанять. Работа дворецкого не для Коллинза, да он и не любит ее. Фонтейн посмотрел на свою сигару, увидел, что она догорела, и отложил в сторону. Сделав попытку избавиться от удрученного состояния, он поднялся и предложил сыграть в снукер.
Следуя своей привычке, он возглавил шествие в бильярдную. К разговору об убийстве больше не возвращались. Несмотря на веселое настроение Фонтейна и легкие шутки Коркрэна, Эмберли не покидало смутное ощущение дискомфорта, который, казалось, заполнил весь дом. Он вспомнил слова Энтони, пытавшегося не совсем удачно описать это ощущение.
Когда визит подошел к концу, он без сожаления покинул дом. Но как ни мало было полученное удовольствие, он должен был признаться, что кое-какой информацией для размышлений располагает. Мысленно он проклинал себя за безрассудное, так ему несвойственное донкихотство, заставившее молчать о присутствии девушки возле машины убитого и тем самым выгородить ее.
Стреляла не она, в этом он был уверен. Но ее присутствие было не случайным, да и ее нервозность (которая была очевидна) происходила вовсе не из-за того, что она обнаружила тело дворецкого. Уже тогда по ее виду он понял, что она не столько шокирована, не столько напугана, сколько очень разочарована.
Для него, как профессионала, этот случай казался интересным. Чего стоили сами действующие лица: девушка, несомненно пришедшая на встречу с дворецким; Фонтейн, потрясенный новостью и откровенно объятый страхом; Джоан, напуганная, боящаяся дома и лакея; сам лакей Коллинз, апатичный, но при этом странно зловещий, подслушивавший у дверей с той же тревогой, с которой хозяин слушал рассказ Эмберли.
Ничего необычного, кажется, во всем этом нет, сказал сам себе Эмберли. Почему бы им действительно не стремиться узнать все подробности? И все-таки он мог поклясться, что здесь что-то скрывается, что-то темное, не желавшее быть обнаруженным.
Он решил ознакомиться с делом дворецкого. Было мало вероятно, что расследование прояснит что-либо. В чем заключался секрет дворецкого, и у кого был ключ к этому секрету, оставалось загадкой, отгадать которую было не так-то просто. И он не ошибся. На следующее утро расследование показало охотникам за сенсациями, привлеченным этим делом, как мало интереса оно представляет.
Врач и эксперт по баллистике оказались очень скучными свидетелями. Больше всего надежд возлагали на Эмберли, но он разочаровал присутствующих, дав показания в сухой и крайне сжатой форме. Не было никаких сенсационных открытий. Казалось, никто не знает скрытых сторон жизни Даусона и не может указать человека, который хотел бы убрать дворецкого со своей дороги. Жюри вынесло вердикт об обвинении в убийстве неизвестного человека или нескольких человек, и на этом дело закрыли.
– Факт в том, сэр, – заявил сержант Габбинс после расследования, – что это странное дело, и знаете почему, мистер Эмберли?
