Текст книги "Смерть шута"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Послушай, отец! – сказал Конрад. – Никто не возражает против того, чтобы ты брал в дом на работу плоды твоих маленьких слабостей... Но Бога ради, пусть эти плоды маленьких слабостей знают свое место! Если Джимми и дальше станет вести себя со мной так, как он себя ведет, то будет плохо, предупреждаю!

– А кроме того, кто-нибудь очень добрый мог бы порекомендовать ему получше чистить мои ботинки! – грустно заметил Юджин.

– Так он что, здорово задел тебя, Кон?! – оскалился Пенхоллоу, не слушая глубокомысленные излияния Юджина. – Ну и парнишка! Он всех вас за пояс заткнет! Вот дух-то у кого!

– Какой там дух! – взорвался Барт. – Это маленький поганец, который спекулирует на вашем хорошем отношении! Вы слишком далеко зашли, отец, если позволяете ему думать, будто он зарабатывает то, что ест! Но если бы вы хоть раз увидели, как он держит себя за пределами вашей комнаты, вы бы его одним пинком вышвырнули из дома!

часть ночи сидеть, тупо глядя на идиотские свечи в подсвечнике, когда на дворе давно уже был двадцатый век...

Вивьен, уютно приникшая к плечу обнявшего ее Юджина, одним ухом внимала всему этому бессмысленному для нее шуму, тогда как другая половина души ее словно витала в маленькой двухкомнатной квартирке, которую они могли бы снять с Юджином и сидеть вот так каждый вечер – но одни, в тишине, покое и без его агрессивных братьев, которые то и дело норовили отвлечь его внимание от нее... Пока они жили в Тревелине, она ни единого дня не чувствовала, что он принадлежит ей, ей безраздельно... Он постоянно вынужден был общаться со своими братьями и при этом становился совсем другим, одним из них, а вовсе не тем артистического склада молодым человеком, гражданином мира, за которого она в свое время выходила замуж...

О Господи, мне нужно вырвать его отсюда, подумала она. Как угодно, только вырвать его из этой отвратительной медвежьей берлоги!

Наконец надоевший спор о лошадях прервал старик Пенхоллоу, воскликнув: – Я хочу промочить горло! Где этот поганец Джимми? – и бешено стал трясти шнурок звонка.

Боже мой, подумала Фейт в отчаянии. Как они все здесь ужасны, как отвратительны! О нет, я так больше не могу! Я просто сойду с ума...

В ответ на звонок появились Рубен и Джимми. Рубен нес поднос с бутылками, графинами и бутербродами, а Джимми, мрачно и торжественно неся свою руку, затянутую в жесткую повязку, тащил на маленьком подносе всякие мелочи.

– Какого черта запаздываете, дармоеды? – воскликнул Пенхоллоу.

Рубен поставил огромный поднос на полированный стол и слегка прокашлялся.

– Если бы мистер Барт был бы так любезен и позволил бы этому молодцу иметь при себе обе руки в наличии, то мы бы справились и побыстрее! – Он оглянулся на часы и добавил: – Однако, простите меня сэр, но обычное время, когда подавались напитки, всегда было десять часов. Однако если вы пожелаете переменить многолетние правила, принятые в доме, сэр, то мы, безусловно, готовы подавать напитки и в семь часов и даже в шесть, если вам будет угодно, сэр!

– Ну и нахал! – поражённо заметил на это Пенхоллоу, после чего обратился к Джимми. – А ну-ка, парень, сними эту дурацкую перевязь через шею и взбей мне подушки получше! А то просто мучение...

– Мистер Барт вывихнул мне кисть! – со скорбным видом мученика отвечал Джимми.

– Как будто я этого не знаю, болван! Благодари Бога, что он не сломал ее, и нечего из себя воображать невесть что! А ты, Барт, кончай приставать к своему сводному брату, или иначе у меня будет с тобой долгий и неприятный разговор!

Раймонд заломил бровь, глядя на эту сцену, и произнес:

– Ну, это уже слишком! Джимми, ты можешь идти.

– Э нет, нет! – возразил старик Пенхоллоу, гадко усмехаясь. – Прежде ему бы надо взбить мне подушки! Иди сюда, Джимми, мой мальчик, и не обращай на них на всех внимания! Не думай, я не позволю им обидеть тебя!

Джимми был настолько польщен разрешением не обращать на Раймонда никакого внимания, что вытащил свою руку из перевязи и подошел к кровати. Барт, побледнев как полотно, встал на его пути:

– Ты слышал, что тебе приказал мистер Раймонд? Убирайся отсюда, пока я не поддал тебе коленкой под зад!

– Барт! – взревел в бешенстве Пенхоллоу, заставляя нервную Фейт вскочить со своего места и с хрустом заломить пальцы.

– Я сам взобью тебе подушки, папа, когда ты допьешь свой коктейль! – отвечал напряженным голосом Барт, не поворачивая к отцу головы.

– Давай-давай, Барт! – подзадорил брата Конрад... Джимми осторожно отступил в сторону двери на несколько шагов, затравленно оглядываясь. Рубен тем временем расставлял на столе стаканы и бутылки, делая вид, что ничего не происходит.

– Барт!!! – загремел Пенхоллоу так, что треснуло оконное стекло.

– О, Барт, не надо столь фальшивых и деланных жестов, молю тебя! – нараспев сказал Юджин. – И эта охота не стоит стрел, подумай, милый мой...

Барт, с трудом понимая поэтически оформленное предостережение, постоял в нерешительности, а затем пожал плечами и неохотно повернулся к отцу. Старик Пенхоллоу тем временем выдернул откуда-то из-за кровати длинную толстую трость эбенового дерева и угрожающе поднял ее. Железные глаза старика встретились с молодым нахальным взглядом...

– Ей-богу, Барт, если ты не подчинишься мне, я изобью тебя, как последнего пса! – истово поклялся Пенхоллоу. – Иди ко мне, Джимми!

Барт поколебался несколько мгновений, после чего пожал плечами, развернулся и отступил к буфету. Джимми, с выражением попранной добродетели на лице, тщательно взбил подушки, аккуратно уложил их на место, поправил покрывала и кротко спросил, чем еще может служить хозяину.

– Иди к себе и больше не смей вести себя нагло, когда имеешь дело со своими братьями, понятно?! Не сегодня – завтра меня здесь не будет, и что ты тогда станешь делать, молодой нахал? А? То-то же! А теперь ступай прочь!

Выйдя вслед за ним за дверь, Рубен сказал Джимми:

– Ну что ж, если эта чертова рука не помешала тебе так здорово взбить подушки, то надо думать, ты бросишь теперь хитрить и притворяться больным? Надеюсь, ты мне поможешь еще и в кладовке...

Когда дверь за ними закрылась, Пенхоллоу грозно обвел нахмуренным взглядом всех присутствующих и остановился на Барте.

– Ну что, чертенок? Получил по зубам? То-то же. Налей-ка мне в стакан крепенького.

Раймонд, который уже некоторое время стоял в совершенном бешенстве, скомкав в руке листок местной газеты, с искаженным лицом процедил:

– Какое, к черту, крепенькое! Ты думаешь, я стерплю все это?!

– Да, и стерпишь еще кое-что, когда мне того захочется! – с презрением отвечал ему Пенхоллоу.

– Так ты прилюдно назвал его нашим сводным братом?! Что можно придумать более оскорбительного?!

– Ну так что в этом такого? Посмотри, ведь у него нос в точности как мой! – В глазах Пенхоллоу зажглись бесовские огоньки.

– Нет, в том что это твое отродье, я не сомневаюсь! Но если ты думаешь, что я стану терпеть его неподчинение моим приказам, то скоро убедишься, что очень ошибаешься!

– Ладно, хватит, в конечном счете именно ты, Раймонд, попытался перебить отцовский приказ! – вмешался Ингрэм.

Раймонд развернулся к нему:

– Не твое дело! И вообще, что ты здесь делаешь? Разве ты не получил в собственность дом и поместье, где можешь жить припеваючи? Чего тебе надо от нас?

Конрад хохотнул, Юджин деликатно засмеялся, Барт встал плечом к плечу с Раймондом, громогласно аплодируя тому... Но мощный голос старика Пенхоллоу перекрывал весь этот гомон...

– О Господи Боже мой! Как вы мне все отвратительны! – вдруг помимо своей воли простонала Вивьен, заломив руки. – Как вы омерзительны, все!

Фейт, суетливо собрав свои недоплетенные кружева, тихонько удалилась из комнаты в предчувствии огромного скандала. Колени у нее дрожали, и ей пришлось по пути на секундочку прислониться к стене, чтобы совладать с собой... Да, скандалы стали случаться все чаще, подумала она, или же это просто я воспитана слишком правильно для того, чтобы терпеть все это почти каждый день...

Звук этого ужасного гвалта, оскорбительных выкриков все еще стоял у нее в ушах. Она бежала по длинному коридору, желая спрятаться от этого кошмара как можно дальше, и наконец добралась до большого холла, где упала в кресло, прижав ладони к вискам...

Она думала о Клее, о том, что мальчик будет просто убит, оказавшись посреди такого немыслимого безобразия, особенно учитывая то, как он боится своего отца и своих сводных братьев... Все это наверняка разрушит его нервную систему раз и навсегда. Ему придется делать все то, что делают его сводные братья, хотя бы из страха вызвать их презрение, и значит, он будет влачить довольно жалкое существование...

В последнем письме он писал, что намерен отклонить отцовское распоряжение и поискать себе работу в Лондоне. Но Фейт понимала, что это всего лишь мальчишеская бравада и ей нужно сделать для сына все, что она сможет. Она ничуть не винила сына ни в чем; она признавала свой долг перед ним и думала, что в мире вряд ли найдется что-нибудь способное остановить ее... Но она ничего и не могла сделать! Сын был далеко, а у нее не было собственных средств, чтобы помочь ему материально...

В начале июня Клей приехал-таки, и Фейт отправилась встречать его на станцию. Но при первой же беседе с Клеем выяснилось, что он так же, как и мать, не склонен видеть вещи такими, каковы они есть, и искать реальный выход из реального положения. Даже первые слова Клея, обращенные к ней, уже вызвали у нее внутреннее разочарование...

– О, мама, здравствуй, дорогая! – крикнул он издалека, торопясь к ней, стоящей рядом со своим лимузином. – Так тебе удалось что-нибудь сделать?

Не в характере Фейт было сообщать неприятную правду, поэтому она, заискивающе улыбаясь, сказала только:

– Если бы у Клиффорда нашлось достаточно твердости, чтобы противостоять твоему отцу, все было бы иначе! И если бы я только имела деньги... Если бы я могла убедить твоего отца, что ты пропадешь в конторе Клиффорда!..

– Но я думаю, что тебе обязательно следовало обрести хотя бы некоторое влияние на отца! – недовольно сказал он.

В подобных малоприятных разговорах и прошел их путь до Тревелина, в результате чего у Фейт началась сильнейшая головная боль, а у Клея разболелся желудок, который он подпортил нерегулярным питанием в колледже.

По сути дела, он не был особенно похож на своих родителей. Волосы его были неопределенно серовато-палевого цвета, скорее светлые, чем темные, а глаза были не голубые, как у Фейт, а серые, хотя и имели похожее выражение... Черты его отдаленно напоминали фамильные черты Пенхоллоу, но подбородок был смазан, как у Фейт. У него было множество нервических жестов – дерганье себя за волосы или поминутное передергивание узелка галстука. Он постоянно был скован и неразговорчив в компании, что считал признаком хороших манер.

В доме его первым встретил Барт, который добродушно крикнул ему:

– Привет, малыш! А я и позабыл, что сегодня ты до нас снизойдешь! А ты такой же, как прежде, как я посмотрю! – и обернувшись к выходящему из библиотеки Юджину, добавил: – Эй, Юджин! К нам приехал наш будущий знаменитый адвокат!

Клей сразу же зарделся и быстро проговорил:

– Уж не думаете ли вы, что я намерен пойти в контору к Клиффорду? Поверьте, на этот счет у меня есть что сказать отцу!

Барт ухмыльнулся:

– Да уж, бьюсь об заклад, что ты пойдешь к нему! И что я услышу из комнаты: «Да, папа!», «Нет, папа!», «Как скажете, папа!»

Фейт ринулась на защиту своего сына:

– Неужели вы не способны дать мальчику хотя бы прийти в себя с дороги, прежде чем снова задевать его в вашей обычной гадкой манере? Казалось бы, после стольких месяцев разлуки с ним, вы могли бы сказать ему нечто более приятное!

– Поцелуй своего маленького братишку, Бартоломью! – торжественно произнес Юджин, выпячивая грудь. – Где наш поздравительный адрес, Барт? Надеюсь, ты не забыл его в нужнике?

– Заткнись, Бога ради! – простонал Клей. – Это совершенно не остроумно!

– Милый, я понимаю, что тебе надо принять ванну после этой ужасной поездки! – сказала Фейт, стараясь не обращать внимания на Юджина. – Я велела Сибилле проследить, чтобы вода была не слишком горячей... Так что ты можешь прямо сейчас подняться наверх в ванную...

Она сжала ему руку, и Клей пошел вверх по лестнице, а внизу Барт корчил забавные гримасы Юджину. Потом Барт, отсмеявшись, заметил, что до него никак не может дойти, какого черта отец вызвал в Тревелин такого несчастного заморыша, и вообще, что этот мальчик станет тут делать?

Глава девятая

Первая встреча Клея с отцом произошла в тот же вечер во время обеда, в присутствии всей семьи. Глядя в упор на своего младшего сына, Пенхоллоу сурово спросил его, отчего тот не явился к нему несколько часов назад, по прибытии. От этого тона юноша сразу же густо покраснел и пробормотал в ответ нечто совершенно невразумительное, что он-де не знал, что отец хочет видеть его приватно... Это позволило Пенхоллоу громогласно обвинить Клея в отсутствии сыновнего уважения, а Клея отцовский гнев поверг в состояние, близкое к предсмертной коме, и он залепетал извинения... Эта покорность сына парадоксальным образом всколыхнула в старике Пенхоллоу все самое дурное, и он стал злорадно пытать его, требуя ответов на совершенно невозможные вопросы.

Фейт, уже готовая прослезиться, бросилась на защиту Клея, в чем ей удалось преуспеть, поскольку вся ярость Пенхоллоу переключилась на нее...

А Клей держал себя так, словно это не на него только что орали страшным голосом, вытягивая из него абсолютно идиотские и неуместные слова. Он боялся снова претерпеть все это и помалкивал. Конрад, внутренне раздраженный недавним своим лицезрением целующихся Барта и Лавли, стал дразнить Клея так гадко, что даже сам Барт вступился за несчастного, говоря, что негоже так обижать малыша.

Но хотя Барт обладал огромной физической силой, способной устрашить всякого (но не его близнеца!), он вовсе не был особенно красноречив, не умел убеждать словами и оказал Клею медвежью услугу. Конрад из вредности только больше стал смеяться и поддевать того. Кона подогревало ревнивое чувство к Лавли и к Барту и вообще ко всему миру мужчин и женщин, от которого он теперь оказался несколько отодвинут из-за пребывания в этом дурацком Тревелине...

Раймонд молчал, как всегда теперь за обедом с тех пор, как он поссорился с отцом, и только время от времени бросал презрительные взгляды в сторону жалкого Клея, который под шумок пересел в дальний угол с явным стремлением не попадаться никому на глаза; при этом Раймонд одобрительно улыбался при каждой новой шпильке, запущенной разозленным Конрадом в чувствительное тельце Клея...

Наконец, выплеснув весь свой гнев, Пенхоллоу возжелал перейти к хозяйственным вопросам, лошадям, поместью и прочему. Клей, принявший столь же малое участие в этой оживленной беседе, как и Фейт, сидел как на иголках, сжав зубы, и мучительно прикидывал, что лучше: испытывать и дальше это чувство тошноты или застрелиться из револьвера. Первое подразумевало длительные, регулярные страдания, второе – краткие и окончательные.

Когда Рубен и Джимми, как всегда, подали напитки, ему надлежало вместе с близнецами, как самым младшим, разносить их. Передавая стакан с коктейлем Вивьен, Клей вполголоса сообщил ей, что пребывание на этом семейном обеде попросту выше его сил.

Вивьен только пренебрежительно передернула плечами:

– О да, ты говоришь так, но все-таки будешь здесь сидеть, я тебя прекрасно знаю!

Он покраснел и сказал громче, чем намеревался:

– Ну хорошо, я не стану сидеть здесь! В конце концов, я уже не ребенок, и чем раньше все это поймут, тем лучше для них... Для них – для всех!

Конрад услышал это и приподнял голову:

– Ого! Послушайте! Послушайте все, что он говорит! Оказывается, наш маленький Клей уже не ребенок! Какие чудеса творит наша система высшего образования! Чему же они научили тебя там, в Кембридже, Клей? Ведь даже нам не удалось научить тебя ничему путному!

– Хотя бы тому, что не следует загонять свою лошадь прямо в колючую изгородь! – сухо уточнил Раймонд. – Клей, послушай, если ты намерен жить здесь, то, я думаю, прежде всего тебе следует выучиться ездить верхом!

Клей не осмелился возразить во всеуслышание, что он вовсе не собирается жить в этом доме сколько-нибудь долго и что каждая минута, проведенная здесь, заставляет его мучительно думать о том, какой бы хитростью ускользнуть из Тревелина... Но он сумел выказать настолько слабый интерес к вопросу о том, на каких лошадях предпочитал бы ездить, что даже Юджин отметил, что «сей отрок мало напоминает отпрыска династии Пенхоллоу». По счастью, сам старик Пенхоллоу был занят увлекательной беседой с Бартом о лошадиных статях, и этот поворот беседы не был им замечен.

В результате Клею удалось тихонько смыться из комнаты, а за ним последовала его мать. Они пошли в ее спальню, где сын наконец излил ей свою душу целиком... Фейт слушала его не очень внимательно, поскольку он постоянно расхаживал по комнате, и то пыталась поворошить ему волосы на макушке, то обнять за плечи...

– Итак, я совершенно не думаю, что у тебя есть какой-то определенный подход к тому, что надо делать! – заметил Клей раздраженно.

– Бог мой, Клей, как ты можешь говорить мне это! – в слезах воскликнула Фейт.

– Ладно-ладно, мне кажется, ты уже привыкла к подобного рода упрекам с РАЗНЫХ сторон! – нажал Клей. – Да ты просто не представляешь себе, как здесь ужасно! А я уже долго отсутствовал, и ты не можешь понять, как на свежего человека воздействует все это безобразие, которое видишь здесь! Ведь я все-таки определенное время жил в цивилизованном окружении, среди культурных людей, а не этих средневековых варваров! Мама, я не могу этого вынести! И я готов сделать ВСЕ, чтобы не жить здесь и не жить так!

– Да-да, я понимаю тебя, но что мы можем поделать? – сказала Фейт. – Я постаралась как могла убедить твоего отца, но он остался непоколебим. Если бы, конечно, ты был бы более успешен на первом курсе, то тогда, возможно...

– Опять старая песня! Общеизвестно, что всякий, кто считает, будто обучение в Кембридже сводится к сдаче экзаменов, просто не понимает сути вещей! – высокомерно обронил Клей. – И кроме того, я не слышал, чтобы Юджин добился каких-то особых успехов в Оксфорде, да и Обри тоже!

– Да-да, – снова согласилась она поспешно. – И это очень несправедливо! Ты ведь ко всему прочему слишком молод, чтобы многое понимать о жизни и учебе, конечно... И Юджин действительно стоил твоему отцу огромных денег – это я могу засвидетельствовать, видела своими глазами... Но самое ужасное то, что твой отец вовсе не был бы против, если бы ты в Кембридже пьянствовал, путался с нехорошими девушками и все такое прочее! Вот что меня удручает больше всего!

Клей уставился на нее:

– Вот тебе раз! Да он просто сошел с ума! Это совершенно точно! Если уж он тебе сказал такое...

Фейт затрясла головой, слезы душили ее.

– Он в последнее время стал такой странный... Нет, я бы не сказала, что он сумасшедший, но он так эксцентричен... И более того. Он стал совершать странные, безобразные поступки, и пьет он все больше и больше каждый день...

Клей, который и сам не любил отца, был несколько удивлен тем, что и мать, оказывается, не любит отца, презирает, хоть одновременно и боится...

– Ты знаешь, доктор Лифтон считает, что так он долго не протянет, с его питанием, с его каждодневным питьем виски, с его дурацкими выездами по окрестностям...

– Я думаю, все его знакомые тут в округе уже давно привыкли к его пьянству! – заметил Клей со смешком.

– Да, милый, но ведь всему есть пределы! Ты бы видел, сколько виски ему налил вчера вечером Кон перед уходом – и это на ночь-то! И кроме того, от Лавли я знаю, что он велел Марте оставлять початую бутылку с виски у себя под кроватью на ночь, чтобы он мог хлебнуть из нее в любой момент! Если бы ты увидел одни только счета за спиртное из винной лавки, ты бы пришел в ужас!

– А ты не можешь остановить его? – без особого воодушевления спросил Клей.

– Нет. Он никого не желает слушать. Рубен пытался как-то подействовать на него, каждый раз оставляя на ночь только небольшое количество виски в бутылке, но ты знаешь, как твой отец умеет требовать – в любое время ночи, невзирая ни на что...

– Ну ладно, что он с собой делает – это его личное дело! – важно объявил Клей. – А передо мной стоит задача ни в коем случае не оказаться в конторе Клиффа мальчиком на подхвате, вот что!

– Милый мой, у меня самой сердце разрывается, как подумаю об этом, но ведь что мы можем сделать?

– А почему бы нам не добиться, чтобы он дал мне небольшое содержание и позволил бы мне делать то, что я хочу? – спросил Клей. – Он же дал все это Обри, черт возьми!

– Да, но он говорит, что больше этого не будет! – вздохнула Фейт. – У него какая-то мания – собрать всех здесь, дома. И он на всех нападает. Даже на Барта набросился позапрошлым вечером, хотя Барт и его любимчик.

В дверь легонько постучали, и вошла Лавли. Она, по заведенному обычаю, несла грелку с горячей водой, без которой Фейт не засыпала ни зимой, ни летом. Она очень ласково посмотрела на Фейт и еще более приветливо – на Клея. Юноша, который не был здесь уже с прошлогодних каникул, был бы уж совсем не сын своего отца, если бы не обернулся к Лавли и не осмотрел все ее прелести настолько, насколько позволяла скрывающая их одежда.

В присутствии своей матери он, конечно, не смел приставать к ней, но, встретив на следующее утро, полуобнял ее за талию и прошептал:

– Милая Лавли, ты так прелестна, что просто голова кружится...

Ее ответная улыбка, хоть и была несколько отстраненной, возбудила его. Клей подумал, что он раньше не замечал, насколько эта девица соблазнительна...

– Думаю, вы здорово повзрослели, мистер Клей! – отвечала Лавли довольно двусмысленно. – Надеюсь, повзрослеете окончательно...

– Поцелуй меня, Лавли! – сказал он, ухватывая ее более плотно.

– Нет-нет, отпустите меня, я пойду, – отвечала Лавли. – Вы уже слишком большой мальчик, мистер Клей, для подобных игр!

Он порозовел, поскольку страшно стеснялся, когда над ним подсмеивались... И все же он, безусловно, продолжил бы свои попытки, если бы в комнату не вошел Юджин. Клей обернулся в тревоге, а Лавли удалось тихонько ускользнуть.

По лицу Юджина было заметно, что от его взора ничего не скрылось...

– Ага, наш малыш растет, по всему видать! Ну что ж, дорогой, я попробую дать тебе совет, и если только ты его пожелаешь принять, то это – уверяю тебя! – предохранит от дальнейших неприятностей!

– Прошу тебя, давай не будем! – сказал Клей. – Просто не понимаю, о чем ты говоришь.

– Удивляюсь, где ты приобрел такие изумительные способности к непониманию очевидных вещей? – изумленно приподнял брови Юджин. – Держись подальше от Лавли, милый, и все будет в порядке, вот и все, что я хотел тебе сказать! Это добыча Барта.

– Господи, да я же только шутил с нею! – сказал Клей, отчаянно труся.

– Я в этом уверен! – кивнул Юджин величаво. – И потом, ты ведь такой НЕСЕРЬЕЗНЫЙ, в отличие от нашего Барта...

– Что ты имеешь в виду? У Барта с ней что-то серьезное?

– Могу ли я раскрыть сию – не тайну даже, а преданье? – нараспев сказал Юджин.

Клей разинул рот от изумления, но в этот момент показался Джимми Ублюдок, несущий охапкой начищенные ботинки, и Клей не стал ничего говорить, а поскорее прихлопнул рот.

Но слух у Джимми необычайно обострился, особенно за последнее время, и ему удалось расслышать весь этот короткий разговор. Он понял, что его подозрения были отнюдь не лишены оснований и что у него появилось оружие против Барта...

Юджин тем временем сказал, жеманясь:

– У тебя, Джимми, появилось одно чудесное качество – всегда подкрадываться бесшумно, и именно в тот момент, когда этого ждут менее всего!

Джимми посмотрел на него с опаской. Он всегда уважал людей, чей рассудок явственно был сильнее его собственного. Юджин, несмотря на всю свою леность, единственный из всех членов семьи сохранял совершенно ясный ум и потому был опасен для Джимми.

Джимми кротко ответил:

– Я никому не сделал ничего плохого, по-моему! – после чего повернулся и вышел из комнаты вон. Но он понимал, что в главном Юджин был прав – если Адам Пенхоллоу внезапно умрет, его просто вышвырнут из этого дома...

В своих грёзах он видел себя главарем лихой банды молодчиков, окруженных сонмом блондинистых девиц, но при этом хорошо понимал, что его исходно ничтожная позиция на «общественной лестнице» весьма мало помогает достижению этой цели. Он по вполне понятным причинам сомневался, что Пенхоллоу оставит ему хоть сколько-нибудь денег...

Джимми расставил начищенную обувь по местам и спустился на кухню. Сибилла пекла хлеб, пироги и жарила что-то мясное, и там недурно пахло.

Но еще, прежде чем он успел действенно принять участие в дегустации этой выпечки, на кухню спустилась Марта и сообщила ему, что Пенхоллоу требует его к себе и что Джимми лучше идти побыстрее во избежание хорошей трепки...

Пенхоллоу сидел на своей необъятной кровати, рядом со спаниелем, а салфетка, оставшаяся от завтрака, лежала у него в ногах. Пенхоллоу заявил, что Джимми ему нужен для дела, а сам Джимми понял, что у старика опять начались порывы к безумствам.

– Сегодня я хочу посмотреть, что же все-таки представляет из себя моя милая семейка! – сказал Пенхоллоу. – У нас будет тут небольшой чай, или как это, вечеринка... Я даже вызвал для этого старого Финеаса. Надеюсь, что Кон привезет их обоих из Лискерда. А ты, парень, отвези-ка это письмо к Клиффу. Заберешь его и его замороченную жену сюда. На обратном пути остановись у викария и передай мистеру Венгрену, что я в добром здравии и буду счастлив видеть его у себя на файф-о-клок сегодня.

– Но она-то не придет! – заметил Джимми.

– Мне это неважно. Скажи ей только, что тебя не будет на вечере, и она приедет. А Клифф приедет и так, он хорошо знает, что меня не следует злить... Заодно он посмотрит на Клея и решит, как можно использовать парня, – ведь он же ничего не умеет, черт возьми, кроме как писать более-менее грамотно!

Джимми сунул письмо за пазуху и сказал вдруг:

– Я видел мистера Клея, как он приставал к мисс Лавли сегодня утром!

– Экий кобель! – вскричал с энтузиазмом Пенхоллоу, сразу проникаясь теплыми чувствами к Клею. – А все-таки в нем есть немного настоящей, красной крови, как ты думаешь?

– Да, и я думаю, немножко этой самой крови прольется, когда мистер Барт узнает об этом всем! – мрачно заявил Джимми.

Пенхоллоу ухмыльнулся. Экий, оказывается, молодец Клей!

– А она что, из симпатушек Барта? Да, будь я лет на десять помладше, я бы ему показал, как надо брать бабу... Ну ладно, так или сяк, я ему скажу, что это недопустимо, – ведь даже Рубен будет в ужасе, если его племянница станет... Нет, это какой-то абсурд, об этом нечего просто и думать!

– Ну, все будет чин-чинарем! – поспешил его заверить Джимми с гадкой ухмылкой. – Ведь Барт собирается на ней жениться!

– Ты идиот от рождения! – поставил свой диагноз Пенхоллоу. – Жениться! Тоже нашел! Не надо мне рассказывать небылиц...

– Мне не следовало говорить об этом! – торопливо заметил Джимми. – Мистер Барт мне голову оторвет, если только узнает, что я вам сказал... Пожалуйста, не надо об этом говорить в открытую...

Пенхоллоу уже был мрачнее тучи.

– Ты что мне рассказываешь, поганец?! Давай подробности! – зарычал он.

– Лавли сама говорила мне о том, что собирается стать миссис Пенхоллоу...

Темно-багровая краска залила щеки Пенхоллоу, и он рявкнул:

– Иди, поезжай к мистеру Клиффу, маленький врунишка! Ишь чего придумал! Не верю ни единому слову! Ты все это небось, сочинил, чтобы отомстить Барту за вывихнутое запястье? Пошел вон!

Джимми удалился, вполне довольный своей утренней миссией, ибо знал папашу Пенхоллоу и его способность запоминать интересную информацию...

Пенхоллоу некоторое время сидел на кровати молча, осмысливая все услышанное. Собака начала чесать себя задней лапой.

– Дура мерзкая! – прикрикнул на нее Пенхоллоу и скинул с кровати.

Вошла Марта.

– Все звоните, звоните, звоните, словно разума лишились! А Джимми так услали налегке в город!

– Молчать! Не трещи, как старая наседка! Говори дело! Где Юджин?

– О Господи! Чего вы от них ото всех хотите ? Жалко мне их, я им всем, кроме несчастного Клея, была кормилицей! Где Юджин? А черт его знает, где он! У себя, может, в комнате, и стонет опять, как всегда...

– Ладно. Я не о том. Что там случилось между Бартом и этой девкой Лавли? – спросил он серьезно.

Марта только усмехнулась.

– Чего вам беспокоиться? Это же ваш отпрыск, правда? Так что вы хотите, чтоб он не залезал под юбку каждой годной девке, что ли? Так я вам скажу – ерунда! Все одно залезет, сколь ему ни запрещай!

– Но Джимми рассказал мне о гораздо худшем повороте дел! – рявкнул Пенхоллоу. – Будто эта девка собирается выйти за него замуж!

– Джимми! – протянула Марта. – Ну конечно! Джимми готов любому насолить, кто ему не по вкусу пришелся...

– Да-да... – Пенхоллоу откинулся на свои подушки. – Но мне сдается, и Конрад не так близок теперь с братом, как раньше... А? Что ты на это скажешь?

Марта пробурчала что-то нечленораздельное.

– Как думаешь, чего эта девка хочет? – спросил Пенхоллоу.

– Откуда же мне знать, сэр? Она ведь, как и я когда-то, простая девка в услужении, но кто же их поймет, молодых! Чего она хочет?! А хрен с перцем ее знает!

– Пошли ко мне мою сестру! – коротко приказал Пенхоллоу. – А сама поди вон. Уж больно ты языкаста, Марта...

– Да, сэр, только вот в свое время я была очень даже ничего... – ухмыльнулась она.

– Да, да, ты была ничего, но это мало что значит сейчас, – заметил Пенхоллоу.

Клару было не так-то просто найти. Наконец Марте удалось ее обнаружить в чужой ванной и направить к Пенхоллоу.

– Ты не слишком-то торопишься ко мне, сестричка! – заметил Адам Пенхоллоу. – А что это на тебе такое надето?

– Это такая туника. Ты мало понимаешь в этом! – отмахнулась Клара, присаживаясь в кресло и запахивая рваный край этой самой «туники».

– Послушай, до меня дошли интересные сведения о Барте, Клара.

Она ничего не отвечала, но вся напряглась, понимая, что всякую секунду может последовать взрыв.

– Кажется, ты слышишь об этом не впервые, Клара?! – тревожно сказал Пенхоллоу. – Ну, поделись со мной, сестричка, на душе будет легче...

– Я ничего не знаю, Адам, – медленно произнесла Клара. – И я считаю, что это не мое дело...

– Хорошо, а что эта девка? Лавли Трюитьен? Она что, вознамерилась женить Барта на себе? Отвечай!

Клара потеребила кончик своего носа, пожала плечами и ответила совершенно безучастно:

– Я ничего не знаю об этом, но, правда, девка эта мне не слишком нравится...