Текст книги "Подкидыш"
Автор книги: Джорджетт Хейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 11
Герцог возвращался в город в приподнятом настроении. Для человека, который никогда не был самостоятельным, он замечательно провел дело. Письма Мэттью у него, и Ливерседжу он не заплатил ни гроша. Не понадобился и пистолет. Даже Гидеон не справился бы лучше. Пожалуй, у него вышло бы хуже, ведь увидев его внушительное сложение и манеры, мистер Ливерседж был бы куда осторожнее. Джилли был слишком скромным человеком, чтобы не понимать, что успех его уловки в основном вызван невысоким ростом и неброской внешностью. Мистер Ливерседж, очевидно, принял его за перепуганного юнца и решил, что вовсе необязательно следить за ним. Это было не слишком мудро со стороны мистера Ливерседжа, но Джилли склонялся к мысли, что, несмотря на всю широту его взглядов, мистер Ливерседж не был хитроумным плутом. Но даже учитывая это, Джилли едва ли мог ожидать, что все ему так здорово удастся, и думал, что вправе отнестись со снисхождением к самому себе. Теперь ему ничего не оставалось делать, как сжечь письма Мэттью и тем самым успокоить того, и возвратиться на следующий же день в Лондон вместе с Томом. В его нынешнем настроении он очень жалел, что не мог найти объяснений столь долгому своему отсутствию из дома. Некоторые моменты его тайной поездки не были особенно приятными, но он все равно был очень доволен, что оказался не таким уж беспомощным, как ожидал.
Однако его приподнятое настроение несколько снизилось, когда он прибыл в «Белую лошадь». Казалось, гостиница стала центром внимания всего города, потому что перед ней собралась огромная и разношерстная толпа, в центре которой находилась внушительная фигура городского сторожа, что-то яростно доказывавшего разгоряченной и взволнованной миссис Эплбай. Потом герцог увидел, как сторож своей огромной мясистой ручищей схватил за ворот мистера Мэмбла, и дурное предчувствие охватило его. Он поднялся и приготовился вылезти из коляски. Все были слишком поглощены спором между сторожем, миссис Эплбай, тщедушным человечком в черном костюме, краснолицым фермером и толстой дамой в домашнем чепце, чей голос был еще пронзительнее, чем у миссис Эплбай, чтобы обратить внимание на подъехавшую коляску, но меланхоличный слуга-подносчик, наблюдавший за всем происходящим с мрачным удовольствием постороннего, случайно поднял глаза в тот момент, когда герцог поднялся с облучка, и воскликнул:
– Эй, здесь джентльмен!
Эффект, произведенный этими простыми словами, был ошеломляющим. Том, пользуясь возможностью, вывернулся из-под ослабевшей руки и бросился в толпу с криком:
– О, сэр! О, мистер Руффорд!
Едва он успел добраться до герцога и схватить того за руку, как миссис Эплбай схватила его за другую руку и с негодованием произнесла:
– Слава Богу, вы приехали, сэр! До сих пор я не видела ничего подобного и не знаю, к кому обратиться!
– Если вы отвечаете за этого молодчика, – сказал сторож, добравшись до герцога пятнадцатью секундами позже миссис Эплбай, – то мой долг сообщить вам…
Его слова потонули в усилившемся гаме. Тщедушный человечек, фермер и дама в домашнем чепце, – все разом заговорили. Миссис Эплбай наговаривала ему в одно ухо, Том – в другое, герцог взмолился и попросил их высказываться по очереди, но его просто не услышали. Люди из толпы окружили их, чтобы принять участие в споре, и некоторое время обрывки речей доносились до герцога в искаженном виде, но в их угрожающем тоне нельзя было ошибиться. Слова «тюрьма», «перепугал всю почту» и «сломал хорошую телегу мистера Бэдби» звучали как страшные обвинения; и в то время, как одна половина толпы, казалось, снисходительно смотрела на проступки Тома, другая половина, более крикливая, настаивала вместе со сторожем на его незамедлительной депортации.
– Я не делал этого! Я не делал! – горячо возражал Том. – О, сэр, прошу вас, скажите им, что я не делал этого!
– Сэр! – начал угрожающе сторож.
– Мистер Руффорд, сэр, заставьте его меня выслушать, – взмолилась миссис Эплбай.
Неожиданно наступила тишина, и герцог догадался, что все, за исключением сторожа, явно ждут от него незамедлительного контроля над ситуацией. Он никогда еще так не сожалел об отсутствии своего окружения. Он даже захотел, чтобы его дядя Лайонел внезапно появился бы тут чудесным образом. Сам вид внушительной фигуры лорда Лайонела и его аристократический облик заставили бы толпу разойтись, а любой отлично вышколенный лакей проложил бы дорогу его светлости в достаточно высокомерной манере, чтобы произвести впечатление даже на сторожа. Но герцог всю жизнь старался оградить себя от вульгарной черни и сейчас оказался вынужденным постоять за самого себя. Он попытался стряхнуть вцепившиеся в него руки и произнес в своей обычной мягкой манере:
– Прошу дать нам дорогу! И умоляю, не говорите со мной все разом, я ничего не могу понять!
Его мягкий голос, донесшийся до толпы, резко контрастировал с развоевавшимися участниками конфликта и оказал мгновенный и отрезвляющий эффект. Даже сторож не мог не ощутить чувство собственного достоинства, излучаемое герцогом, и не стал возражать против того, чтобы переместиться в кофейный зал гостиницы.
– Пойдем, Том! – позвал его герцог. Он заметил одного из конюхов, стоявших неподалеку, и добавил: – Эй ты! Отведи коляску во двор!
Затем он вошел в «Белую лошадь» в окружении Тома, миссис Эплбай, сторожа, тщедушного человечка, фермера и дамы в домашнем чепце. Не успев войти в кофейню. Том и миссис Эплбай принялись изливать ему на ухо свои истории, но он прервал их.
– Пожалуйста, погодите! Я выслушаю вас через минуту! – Он взглянул на сторожа и спокойно спросил: – Не расскажете ли мне, в чем дело?
На сторожа это произвело определенное впечатление. Безусловно, этот тихий молодой джентльмен принадлежал к высшему обществу. Опыт научил его любезному поведению с такими людьми, и, сбавив тон, он рассказал герцогу, что четверо молодчиков под предводительством юного мистера Мэмбла не только мешали движению по королевской дороге, но и сломали новую тележку честному горожанину, а также оказались виновными в опоздании почтового дилижанса, за что должны теперь понести наказание и ш граф не ниже пяти фунтов.
– Боже мой! – сказал герцог. – Как же так. Том?
– Я ничего этого не делал! По крайней мере, не хотел, да и откуда я мог знать, что приближается почтовая карета? Вы же сами сказали, что я могу поразвлечься!
В это время в комнату вошел еще один человек, мужчина нервного вида, замотанный в шарф, который не стал дожидаться предложения герцога и описал в подробностях ущерб, нанесенный его новой тележке испуганной молодой лошадью, которая попятилась и налетела на нее при виде двух ослов, коровы и старого мерина мистера Детчета, на которых мчались всадники, сидя задом наперед, вниз по главной улице.
– Это были скачки! – объяснил Том.
Сторож подхватил рассказ, и из его слов герцог понял, что в тот момент, когда эта необычная кавалькада достигла угла, из-за него вынырнула почтовая карета, едва избежавшая столкновения при этом. Один из всадников оказался на пути у кареты, кучер едва справился с лошадьми, а все пассажиры испытали сильнейшее нервное потрясение.
Перечислив все обстоятельства происшествия, сторож попытался обратить внимание собравшихся на дальнейшую судьбу юных джентльменов – на незамедлительное и суровое наказание, которое они должны понести. Один раз его перебила дама в чепце, которая, заливаясь слезами, стала уверять, что ее Уилл всегда был хорошим мальчиком, – и мистер Пиддихо это знает, – пока не попал под дурное влияние своих товарищей. За ней следом заговорил тщедушный человечек, заверивший, что только под давлением его Фред мог так себя опозорить; и фермер, который громко и воинственно заявил, что это только мальчишеская проказа, и он уж обязательно вздует Нета.
Однако герцогу необходимо было узнать намного больше, чтобы вынести решение. Миссис Эплбай очень неразумно потребовала, чтобы ей сказали, что это нашло на мальчиков, раз они принялись скакать задом наперед, и это дало возможность Тому пуститься в долгие объяснения всех трудностей правильной верховой езды на двух ослах, корове и старой лошади. Казалось, он считает, что заслуживает поздравлений за новаторское разрешение проблемы, и так подробно начал описывать великолепное выступление коровы, что все, кроме герцога и сторожа, немного отвлеклись от темы и даже удивленно воскликнули пару раз, и хотя и спорили, но соглашались, что корова может ни в чем не уступить лошади, особенно такой, как эта старая кляча мистера Детчета.
Между тем, герцог отвел владельца сломанной телеги в сторону и быстро уладил с ним дело. Вполне удовлетворенный, мистер Бедби взял деньги, которые герцог заплатил ему за ремонт телеги, и сказал, что сам когда-то был молодым, но никогда не позволял себе подобного. Потом стало известно, что кучер и охрана почтовой кареты передали в суд жалобу на Тома, но после того, как имя мистера Бедби будет вычеркнуто из списка, сторож оставался без серьезной поддержки против негодяев. Герцог был вынужден предложить всем немного расслабиться и освежиться в пивной и пригласил собравшуюся компанию угоститься за его счет. Эту мысль хорошо восприняли; и после того, как герцог насильно отправил Тома в свой номер и пообещал сторожу, что с ним обойдутся как следует, вся компания переместилась в пивную, где внушительные порции эля, джина и портера вскоре заставили даже сторожа и тщедушного человечка, который оказался лучшим Портным Бэлдока, взглянуть на произошедшие события более снисходительно. Скромная улыбка герцога и его обаяние произвели должный эффект, а поскольку обнаружилось, что он совсем не высокомерен, несмотря на свое положение, вскоре его принадлежность к высшему обществу была забыта, его посвятили во все местные дела, от недугов дамы в чепце до шокирующих цен на саржу, вельвет, шаллун и тэмми[7]7
Сорта ткани. (Прим. пер.)
[Закрыть]. К тому времени, когда герцог решил, что настала пора прощаться с гостями, но так, чтобы их не обидеть, миссис Эплбай трижды прошептала, что его обед портится в духовке. Наконец он ушел и поднялся наверх, где его уже ждал Том, то ли раскаивающийся, то ли полный тщеславия. Том был готов к оправданиям, но когда его покровитель вместо того, чтобы отчитать его, разразился смехом, едва успев закрыть дверь, агрессивность покинул мальчика, и он попросил прощения за то, что причинил так много неприятностей и трат.
– И правда, скоро ты меня разоришь! – сказал герцог, все еще смеясь. – Не знаю, чего ты заслуживаешь!
– Сэр, вы ведь не отошлете меня назад к отцу и мистеру Снейпу? – взволнованно спросил Том.
– Нет, нет, одного отъезда для тебя будет мало! Успокоившись, Том благодарно улыбнулся и снова стал с аппетитом уплетать свой обед.
Когда тот ушел спать, сославшись на чудовищную усталость, герцог сжег письма своего кузена и послал прислугу за бумагой, чернилами, перьями и сургучом. Все было принесено, разожжен огонь, жалюзи опущены, и он сел писать письма. Первое было адресовано Мэтгыо в Оксфорд, и не отняло у него много времени. Он запечатал его сургучом, надписал адрес и уже собирался чиркнуть в одном из углов свое имя, когда спохватился, снова распечатал конверт и дописал постскриптум: «Боюсь, тебе придется заплатить несколько грошей за эту историю, – писал он улыбаясь, – но мне этого не хватит, чтобы отправить его беспошлинно. Надеюсь, ты не пожалеешь об этом!» Затем он капнул свежим сургучом, припечатал печаткой, отложил в сторону и написал на новом листке: « Белая Лошадь, Бэлдок. Мой дорогой Гидеон…»
Здесь письмо неожиданно было прервано, потому что герцогу пришло в голову, что он быстрее увидится со своим дорогим Гидеоном, чем дойдет его письмо. Однако, покусав задумчиво перо, он решил, что читать ему нечего, спать не хотелось, поэтому он все же напишет Гидеону. Кроме того, слишком сильно было желание поделиться с Гидеоном некоторыми забавными новостями. А так как описание скачки Тома и ее последствий займет несколько страниц, то Гидеону придется выложить кругленькую сумму на почте за привилегию получить письмо от своего благородного родственника, а это явится отличной местью за попытку напугать более слабого и младшего леденящим кровь романом. Герцог тихо рассмеялся, обмакнул перо в чернила и не стал тратить время на объяснение этого Гидеону. Он подробно остановился на юмористическом описании путешествия на перекладных и в самых возвышенных выражениях, которые пришли ему на ум, заверил своего кузена, что успел сразить внушительных размеров дракона в виде отпетого негодяя, которого он обхитрил, обдурил и оставил умирать в притоне воров и злодеев, от коих ему удалось сбежать. Он представлял, как Гидеон будет смеяться, читая эти строки, и улыбнулся сам. «А если ты удивишься, мой любезный Гидеон, – продолжал он письмо, – почему я решил написать и сообщить тебе все это, когда намереваюсь возвратиться в Лондон завтра же, то должен доложить тебе также, что я стал воспитателем молодого мальчика, чей живой ум подсказывает ему подобные развлечения, и у меня буквально не оставалось ни одной свободной минуты за последнюю неделю, чтобы нанести визит в твои апартаменты».
Затем он во всех подробностях расписал скачки задом наперед, перечислил всех действующих лиц, включая портного, владелицу кондитерской, сторожа и трех фермеров, и уже собирался закончить письмо, как вспомнил еще кое-что, чем хотел поделиться с Гидеоном. «Если же ты никогда обо мне больше не услышишь, то знай, что я покинул страну вместе с прекраснейшим созданием, которое когда-нибудь встречал в своей жизни. Увы, должно быть, новость о моей помолвке уже появилась в „Газетт“! Если бы я мог описать тебе свою возлюбленную… но никакими словами не передать ее красоту. Мое сердце было поражено с первого же взгляда. Навсегда преданный тебе, Адольф».
Он запечатал письмо, надписал его, отметив про себя, что оно несомненно приведет Гидеона в аукционный зал при первой же возможности. Был еще ранний вечер, и гул голосов в пивной слабо доносился до герцога. Он как раз раздумывал, не пойти ли ему поразвлечься, как в дверь постучали, вошел слуга и, окинув его взглядом, любопытным и одновременно неодобрительным, сообщил, что внизу его ждет какая-то молодая особа.
– Во всяком случае, – добавил он, – я не знаю, кто это может быть, поскольку кроме вас никого похожего на описание, данное ею, здесь нет.
– Молодая особа? – эхом повторил герцог. – Вы верно ошибаетесь! – Неожиданное подозрение заставило его покраснеть. – Боже мой!
Слуга следил за его смущением с явным удовольствием.
– А! И она не хочет уходить, хоть я и сказал ей!
– Я спущусь! – поспешно проговорил герцог, направился к лестнице и заглянул вниз. Там на стуле, с саквояжем на коленях и еще одним возле ног, сидела Белинда, ее очаровательное личико выглядывало из голубой шляпки, а пальто было наглухо застегнуто на белой шейке. Перед ней с выражением явной враждебности стояла миссис Эплбай.
Какой-то инстинкт подсказал герцогу, что у него будут неприятности. Благоразумный человек вернулся бы тот час в свою комнату, отрицая всякое знакомство с посетительницей, и позволил бы миссис Эплбай избавиться от нее, что удалось бы очень скоро. Но герцог имел либо слишком мало благоразумия, либо слишком много благородства, чтобы поступить подобным образом. Он спустился вниз.
Обе дамы подняли головы, одна из них приветствовала его ослепительной улыбкой, а другая – словами негодования.
– О, сэр, пожалуйста, я должна была прийти, – сказала Белинда.
– Эта молодая девушка, сэр, – мрачно заявила миссис Эплбай, – кажется, знает вас, хотя не называет вашего имени! И я собираюсь заметить вам, сэр, что мой дом всегда был респектабельным, и подобных вещей я не потерплю!
– О, тише, миссис Эплбай! – взмолился герцог. – Я знаком с этой леди!
– О, в этом-то я не сомневаюсь, сэр! Герцог пытался мысленно отыскать объяснение, способное удовлетворить хозяйку гостиницы, и смог найти только одно.
– Она – сестра Тома! – сказал он, отчаянно надеясь, что Белинда не станет отрицать этого. – Она ищет его!
Белинда, словно уловив смысл его слов, кивнула и улыбнулась миссис Эплбай.
– Действительно? – спросила хозяйка. – Тогда, возможно, вы соблаговолите сказать мне, какое у вас дело, мисс!
– Найти Тома, – радостно повторила Белинда.
– Никогда еше не слышала такой выдумки, за всю свою жизнь! – сердито воскликнула миссис Эплбай. – Вы похожи на него не больше меня! Сэр, вы должны знать…
– И я принесла с собой все свои веши, потому что не смею вернуться назад. Может, вы позаботитесь обо мне, сэр? – добавила Белинда, обращая свой пламенный взгляд на герцога.
– Но только не в моем доме! – заявила миссис Эплбай без колебаний.
К тому времени маленькая аудитория, состоявшая из слуги-буфетчика, коридорного, бармена и двух горничных, собралась в зале, и герцог, со скорбью обнаруживший себя в центре внимания, сказал:
– Пожалуйста, поднимитесь в апартаменты, мисс… мисс Мэмбл! И вы тоже, миссис Эплбай! Я хочу поговорить с вами наедине!
Белинда с готовностью встала. Герцог взял у нее вещи, и миссис Эплбай, поинтересовавшись, есть ли у слуг другие дела, кроме как стоять, разинув рот, добавила, что никакие объяснения не примирят ее с пребыванием Белинды в гостинице. Но когда Белинда и герцог стали подниматься по лестнице, она тоже последовала за ними, продолжая свой угрожающий монолог. Герцог проводил Белинду в комнату, поставил ее вещи и плотно прикрыл дверь. Потом он повернулся к миссис Эплбай. Эта сомневавшаяся леди тут же разразилась речью. Если, заявила она, мистер Руффорд имеет хоть малейшую надежду оставить эту девицу под ее крышей дольше, чем на час, то он очень ошибается! После всего происшедшего задень она ожидала чего-нибудь подобного, но ребячьи шалости – это одно, а такие выходки – совсем другое.
– Миссис Эплбай, – прервал ее герцог, – неужели вы всерьез полагаете, что я питаю хоть какие-то неблаговидные надежды по отношению к этому ребенку? Она ведь едва переступила порог школы!
– Я ничего не знаю о ваших намерениях, сэр, – возразила миссис Эплбай, – но ее-то – достаточно ясные, и я не сдам ей комнату в своем доме!
– Тогда я уступлю ей свою и буду спать на диване в гостиной, – спокойно сказал герцог.
Миссис Эплбай даже потеряла дар речи.
– Вы не можете, – продолжал герцог, – выгнать ребенка на улицу в этот час. Я просто уверен, что вы слишком хорошая женщина, чтобы поступить так.
– Пусть она идет туда, откуда пришла! – разгневанно произнесла миссис Эплбай.
– Но это совершенно невозможно. Видимо, мне придется рассказать вам всю историю от начала до конца.
После этого он заговорил, сам изумляясь своим словам и повергая миссис Эплбай в еще большее удивление, сочиняя о двух ничего не подозревавших персонах – Белинде и мистере Томасе Мэмбле – красочную и фантастическую историю, в которой действовали нарушающие свои обязанности опекуны, жестокие отчимы и ужасные преследования. Он представил себя в роли тайного посланника, но, не найдя веской причины для появления «посланника» в Бэлдоке, наплел что-то об убежище. Он рассказывал так загадочно, что вконец сбитая с толку миссис Эплбай сдалась и сказала, что Белинде, возможно, подойдет маленькая спальня в глубине дома, только на одну ночь, но и то не потому, что поверила хоть одному слову мистера Руффорда, а потому, что считала себя не совсем уж безжалостной женщиной.
Герцог, совершенно обессилев от упражнений по развитию воображения, обтер платком взмокший лоб, как только миссис Эплбай отправилась приготовить комнату, и вошел в свою гостиную.
Он обнаружил, что Белинда, сняв шляпку и пальто, расположилась в кресле возле камина и жевала одно из яблок, которые Том оставил в корзинке на столике. Она приветствовала своего господина с ангельской улыбкой и сказала:
– Какая она несговорчивая! Она позволит мне остаться здесь, сэр?
– Да, на сегодня, – ответил он, – но я не пойму, почему вы пришли? Что вы хотите от меня?
Она взглянула на него с удивлением и легким упреком.
– Но вы же сказали, что, возможно, возьмете меня с собой! – напомнила она.
Герцог, ясно увидевший разверзающуюся у его ног бездну, ответил сдавленным голосом:
– Действительно? Да, но… я не могу взять вас с собой!
– Не можете? – с сожалением проговорила Белинда. – Тогда что же мне делать, любезный господин?
– Милая девушка, как я могу дать вам совет? – запротестовал Джилли. – Я ведь даже не знаю, почему вы уехали от своего дяди!
– О, он не мой дядя! – беспечно воскликнула Белинда.
– Не ваш дядя? Тогда он ваш опекун, так?
– Он обещал им стать, – согласилась Белинда, – но никогда ничего не давал мне из обещанного, а кроме того, мне совершенно не нравится та ужасная маленькая гостиница, да и не будет он больше моим опекуном. Я думала, что вы могли бы им стать, – добавила она доверительно.
– Нет, – твердо произнес герцог, – это совершенно невозможно.
Белинда вздохнула, но казалась смирившейся с постигшим ее разочарованием. Она снова откусила от яблока и с ожидающим выражением посмотрела в глаза герцогу.
– Ливерседж знает, что вы пришли ко мне? – потребовал он ответа. Она покачала головой. – Но как вам удалось убежать незамеченной? И как вы доехали до Бэлдока? Не проделали же вы весь путь пешком?
– О, нет! Я дошла только до тракта, и какой-то добрый джентльмен подсадил меня в свой экипаж, – объяснила Белинда. – Он сказал, что был бы рад отвезти меня к себе домой, да только его жене это не понравится. Должно быть, она такая же несговорчивая леди, как та, внизу. Видимо, леди все такие. Джентльмены мне нравятся больше.
Герцог не сомневался в ее словах. Однако он воздержался от комментариев, а только переспросил:
– Как вам удалось убежать оттуда?
– Ну, у дяди Свитина болела голова, он пошел прилечь, а все остальные отправились в пивную. Да и мистеру Миммзу было на меня наплевать, потому что он не водится с женщинами.
– Понятно. Но почему вы убежали? Может быть, Ливерседж обвинил вас в том, что произошло днем в гостинице? Может, он рассердился на вас?
– О, да! Он сказал, что жалеет, что связался со мной, потому что я слишком глупа, чтобы быть ему полезной, и пригрозил, что отправит меня назад, к миссис Филлинг! – ответила Белинда, и глаза ее наполнились слезами.
– Не плачьте, прошу вас! – взмолился герцог. – Кто такая миссис Филлинг?
– Она очень сердитая женщина, плохо обращается со мной и скорее всего отправит меня в тюрьму.
Герцог, знавший по опыту, как легко Белинда плачет, завороженно следил, как огромные капли стекали по ее щекам, нисколько не нарушая общей красоты, и сердцем понимал, почему Мэттью поддался ее чарам.
– Не надо плакать! Уверяю, никто не отправит вас в тюрьму.
Белинда послушно перестала плакать.
– Нет, отправит, сэр, потому что я нарушила соглашение.
Для герцога многое начало становиться ясным.
– Вас определили в ученицы к миссис Филлинг?
– Да, я училась изготовлять шляпки, но мистер Ливерседж тогда мне сказал, что если я уеду с ним, то буду жить, как леди, у меня будут пурпурное платье и кольцо на пальце. Поэтому я поехала с ним, жила у миссис Доверхорт, но мне совершенно не понравилось в Оксфорде, и теперь я думаю, что мне больше не хочется жить с мистером Ливсрседжем. Но я не смею вернуться в Бат, потому что миссис Филлинг может не только отправить меня в тюрьму, но и побить.
– Она так уже делала? – спросил герцог, совершенно шокированный тем, что кто-то может обижать прекрасную Белинду.
– Да, потому что я очень глупая, – объяснила Белинда. – А мистер Ливерседж таскал меня за уши, хота я делала все, как он мне говорил. Я очень несчастна!
– Нет, нет, вы не будете несчастной! – сказал герцог, опасаясь, как бы она снова не разразилась слезами. – Никто не станет вас бить или таскать за уши, я обещаю! Скажите мне, где ваш дом, и я…
– У меня нет дома.
– О! – воскликнул герцог, несколько опешив. – Но ведь у вас есть же какие-то родственники, мисс… Как ваше имя?
– Белинда, – ответила она с удивлением.
– Это я знаю, но дальше? Ваша фамилия?
– О, у меня нет фамилии! Я – подкидыш.
– Подкидыш! Значит… вы даже не знаете, кто ваши родители?
– Нет. Сэр, можно мне еще яблочка?
Он протянул ей корзинку.
– Конечно, но, бедняжка, неужели у вас нет никаких родных, к кому можно было бы обратиться за помощью?
– Нет, – она покачала головой, и ее золотистые кудряшки рассыпались по плечам. – У подкидышей никого нет.
– Я не знал. Я никогда не думал об этом. Это очень ужасно!
Она согласилась с этим, но больше из желания угодить, нежели с огорчением.
– Что же мне с вами делать, Господи Боже мой? – встревоженно произнес герцог.
Белинда воспряла духом и с надеждой спросила:
– Кажется, вы пообещали мне пурпурное шелковое платье?
Он не смог удержаться от смеха.
– Нет, нет, я не это имел в виду!
Она вздохнула и уголки ее рта трагически опустились.
– Никто еще не покупал мне пурпурного шелкового платья, – с грустью проговорила она.
У герцога не было еще возможности делать женщинам подарки в виде одежды, но теперь, когда он уже считал этот вопрос несущественным, оказалось, что ему необходимо что-то придумать в оправдание тех, кто отказывал Белинде в обладании предметом ее желаний. Сочетание блестящих золотых локонов и платья пурпурного шелка будет достаточно потрясающим, подумал он, чтобы ошеломить всех. Он попытался увести ее от этих мыслей.
– Белинда, нет ли у вас друга, к которому вы можете поехать?
Она серьезно размышляла над этим вопросом несколько минут, нахмурив брови, и неожиданно одарила его одной из своих ослепительных улыбок. – Да, у меня есть подруга, когда-то работавшая в шляпной мастерской, только она была замужем и уехала из Бата. Больше всего мне хотелось бы прийти к ней в гости, потому что у нее наверняка уже есть ребенок, а мне ужасно нравятся детишки!
– Где она живет? – спросил герцог. Белинда вздохнула.
– Она уехала в Хитчин, но я не знаю, где это, я и помню-то это название, потому что оно походит на слово «кухня», и думаю, что это очень забавно, а вы, сэр?
– Хитчин! – воскликнул он с некоторым облегчением. – Но Хитчин всего в нескольких милях отсюда! Не больше шести-семи, может, и меньше! Если вы действительно хотите навестить свою подругу, я могу отвезти вас туда завтра же! Вы знаете ее адрес?
– Нет!
Герцог снова растерялся:
– Ну, а ее имя?
Белинда весело рассмеялась.
– Ну конечно! Ее зовут Мэгги Стрит!
– Тогда мы сможем вскоре отыскать ее.
В этот момент миссис Эплбай вошла в гостиную и объявила, что комната для мисс готова и она может сопроводить ее туда.
– Да, прошу вас! – сказал герцог. – И, возможно, вы будете столь любезны, чтобы принести для нее стакан молока – она очень голодна.
– Хорошо, сэр, – ответила миссис Эплбай. – Пойдемте со мной, мисс.
Она подхватила саквояжи и быстро вместе с Белиндой покинула комнату, оставив герцога с ощущением бессилия, но вовсе не обрадованным тому, что он не обременяет себя Белиндой на всю жизнь, как ему показалось в один момент.
