Текст книги "Опасный маскарад"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11
МИЛОРД БЭРХЕМ НА АРЛИНГТОН-СТРИТ

Когда чернокожий паж возвестил о прибытии лорда Бэрхема, мистер и мисс Мерриот сидели вместе с миледи в утренней гостиной. Вошел милорд; он был одет по последней моде, в перчатках со шнуровкой, с горностаевой муфтой и длинной тростью, украшенной костяным набалдашником. Муфта и трость были вручены пажу, и, когда дверь закрылась за этим крошечным созданием, милорд распростер руки.

– Дети мои! – воскликнул он. – Вы дождались, я вернулся к вам!

Дети сохраняли полное спокойствие.

– Словно Иона, спасенный из чрева кита, – отозвался Робин.

Милорда ни в коей мере не смутил этот прохладный прием.

– Сын мой! – Он обнял Робина. – Прелестно! Безупречно до кончиков ногтей! Прюденс моя!

Прюденс попала в пылкие объятия.

– Ну, сэр, как поживаете? – спросила она с улыбкой. – Мы видим, что вы вернулись к нам, но мы не знаем ваших намерений.

Он картинно выпрямился.

– Но разве вы не в курсе? Я Тримейн. Тримейн-оф-Бэрхем.

– Господи! – сказал Робин. – Не говорите этого, сэр!

Он оскорбился:

– Как, вы не верите мне? Вы сомневаетесь во мне?

– Сэр! – Прюденс сидела на ручке кресла Робина, покачивая ногой. – Мы знали вас как мистера Кольни, мы знали вас как мистера Дотри, мы даже встречались с вами как с князем Ванилевым. Так что вам нечего обижаться.

Милорд отбросил напускное величие и взял щепотку табаку.

– Я вам еще покажу, – пообещал он. – Не сомневайтесь, в этот раз я превзойду сам себя.

– В этом мы не сомневаемся, сэр. Миледи произнесла с воркующим смехом:

– Но что вы задумали, mon cher? Какую новую авантюру?

– Я Тримейн-оф-Бэрхем, – повторил его лордство с достоинством. – Я почти забыл об этом, но теперь я снова становлюсь собой. Вы должны были чувствовать, – он обратился ко всем присутствующим, – вы, которые знали меня, что во мне скрыто нечто большее, чем просто бродяга и игрок!

– Поверьте, мы всегда думали, что это одни шалости, – засмеялась Прюденс.

– Вы не понимаете меня, – грустно сказал милорд и сел у стола. – В вас недостает души, дети мои. Да, души.

– Признаюсь, что во всех отношениях восхищаюсь вами, сэр, – сказала Прюденс.

– Тебе придется испытать нечто большее. Ты увидишь, у меня гениальный ум, моя Прюденс. Мы пришли к концу наших скитаний.

– Да, прямо к Тайберну, – сказал Робин, засмеявшись. – Клянусь, сэр, у вас мозги не в порядке. Сам бес толкнул вас ввязаться в такое опасное дело!

Глаза джентльмена блеснули.

– Разве мои планы не воплощались в жизнь? Разве я терпел неудачу в своих предприятиях, сын мой Робин?

– Нет, сэр, и я это признаю, но сейчас вы ступили на зыбкую почву, и мне кажется, вы не представляете себе всех препятствий. Здесь – Англия.

– Робин учит меня географии! – мягко улыбнулся милорд. – Это земля, где я родился. Я вернулся домой, enfin[24]24
  Наконец (фр.).


[Закрыть]. Я Тримейн-оф-Бэрхем.

– Прошу прощения, сэр, но кто же тогда мы? – спросил с интересом Робин.

– В настоящее время, дети мои, вы мистер и мисс Мерриот. Мне следует вас похвалить. Это великолепно. Я вижу, вы унаследовали частичку моего гения. – Он послал им воздушный поцелуй. – Когда я все устрою окончательно, вы будете достопочтенный Робин и достопочтенная Прюденс Тримейн.

– Оф-Бэрхем, – добавила Прюденс. Отец с нежностью посмотрел на нее.

– Для тебя, моя прекрасная Прю, я замышляю превосходный брак, – величественно сказал он.

– С особой королевской крови? – спросила Прюденс, на которую эта новость не произвела впечатления.

– Я выберу жениха из более древнего рода, чем эти Ганноверы, – сказал милорд с достоинством. – Не бойся.

Робин посмотрел на сестру.

– Дорогая моя, что же нам делать? – беспомощно спросил он.

– Предоставьте все мне! – повелительно сказал милорд. – Я никогда не ошибаюсь.

– Кроме затей с принцами, – многозначительно сказал Робин.

– Ба!.. Я забыл все это! – Щелкнув тонкими пальцами, он отбросил прошлое в пучину забвения. – Все могло повернуться по-другому. Я ухватился за случай, как всегда. Вы осуждаете меня за то, что восстание не удалось?

Прюденс покачала головой.

– Ах, сэр, если бы вас поставили во главе, – скорбно сказала она, – то принц сейчас сидел бы в Сент-Джеймском дворце.

Милорд был словно заворожен неким видением.

– Дитя мое, у тебя есть интуиция, – серьезно сказал он. – Ты права. Да, несомненно, ты права. – И погрузился в размышления.

Они переглянулись. Миледи сидела у окна, подперев рукой подбородок, с восторженным взглядом. Она не сводила узких глаз со старого джентльмена. Оставалось только ждать, пока он выйдет из транса. Робин снова откинулся в креслах, пожав сперва плечами. Сестра продолжала болтать ногой, обутой в мужской сапог.

Милорд поднял глаза.

– Мечты!.. – Он махнул рукой, как бы отгоняя их. – Мечты! Я великий человек, – сказал он просто.

– О да, сэр, – согласилась Прюденс. – Но хотелось бы знать, что вы задумали сейчас.

– Я поставил крест на замыслах и планах, – сказал он ей. – Я Тримейн-оф-Бэрхем.

Казалось, не было надежды добиться от него чего-либо еще. Но Прюденс не отставала.

– Вы уже сказали нам это, сэр. Но можете ли вы доказать это и опровергнуть притязания Ренсли?

– Если Ренсли встанет у меня на дороге, ему придется уйти, – решительно ответил милорд.

– Убийство, сэр?

– Он исчезнет. Я этим займусь. Не тревожьтесь, я все устрою к лучшему.

– Но согласится ли с таким взглядом мистер Ренсли? – спросила Прюденс. – Он признает вас, сэр?

– Нет, – сознался его лордство. – Но он боится меня. Поверьте мне, он боится!

Робин, сидевший до этого с закрытыми глазами, внезапно открыл их.

– Вот тут вы правы, сэр: вас следует бояться.

– Мой Робин! – Милорд протянул ему руку. – Ты начинаешь понимать меня!

– Я и сам вас очень боюсь, – откровенно сказал Робин. – Уделите мне минуту времени!

– Говори, сын мой! Я слушаю. Я весь внимание.

Робин рассматривал кончики своих пальцев.

– Сэр, дело обстоит так: мы, то есть я и Прю, решили стать респектабельными людьми. – Он поднял глаза. Лицо отца выражало учтивый интерес. – Я признаю, что мы сами не знаем, что делаем. Мы подчиняемся вам. Говоря откровенно, сэр, вы впутали нас в это злосчастное восстание на севере, и теперь вы должны выпутать нас из этого дела. Мне совсем неохота красоваться на тайбернской виселице. Мы приехали в Лондон по вашему велению. Мы ждали вас здесь согласно вашему плану. Это правда – вы появились, как и обещали, но в таком виде, что мы только запутаемся еще сильнее. Мы не покидаем вас, да мы и не можем, если только не решим снова уехать за границу. Но у нас есть желание обосноваться в Англии. Поэтому мы с надеждой взираем на вас.

Старый джентльмен слушал его, улыбаясь. Затем он встал.

– И не напрасно, дети мои. Я живу для того, чтобы устроить вас в жизни. И это время наступило! Выслушайте меня! Я отвечу на все. Что касается восстания – тут все просто. Вы перестаете существовать. Вы исчезаете. Короче говоря, вас больше нет. Робин Лейси – Лейси, ведь так? – погиб. Остается мой сын – Тримейн-оф-Бэрхем. Да, я увлек тебя, это правда. Через какое-то время мне будет довольно протянуть руку – и ты спасен. Имейте терпение, и вы получите все! Я уже сегодня объявлю всем о существовании сына и красавицы дочери. – Он замолчал. Аплодисменты – а он их явно ожидал – последовали только со стороны миледи, которая восхищенно захлопала в ладоши. Его взор остановился на ней, выражая благосклонность: – Ах, Тереза, вы верите в меня. И вы правы. Такие, как я, появляются на свет раз в пятьсот лет.

– За что и надо благодарить провидение, – вздохнул Робин. – Все это прекрасно, сэр, и мне, что быть Тримейном-оф-Бэрхем, что Робином Лейси – все едино. Но как вы намереваетесь достичь обещанного?

– Этого я пока не знаю, – ответил его лордство. – Я ничего не планирую, пока не увижу своего противника.

– Вы уверены, что вам придется сражаться, сэр?

– Несомненно. Могут обнаружиться люди, которые вспомнят мои заграничные похождения. Этих я не боюсь. Они для меня меньше, чем ничто.

– А еще, – прервал его сын, – могут быть и люди, которые помнят вас по шотландским делам. С ними как?

– Они тоже... меньше, чем ничто, – сказал милорд. – Кто осмелится разоблачить меня? – Он подчеркнул последнее слово. – Есть ли человек, могущий назвать меня якобитом, который был бы мне при этом неизвестен? Такого нет! В моем распоряжении бумаги, которые делают меня невероятно опасным для них.

– Якобитские бумаги? – резко воскликнул Робин. – Тогда сожгите их, сэр! В конце концов, вы не мистер Муррей из Броутона.

Милорд выпрямился.

– Вы подозреваете меня в бесчестии? Вы думаете, что Тримейн-оф-Бэрхем может стать доносчиком? Вы оскорбляете меня! Вы, мой сын!

– Клянусь Богом, сэр, пора покончить с героикой. Мне ничего не остается, кроме как предположить, что вы держите эти бумаги для каких-то целей.

– Ты можешь считать их дамокловым мечом, – объяснил милорд. – Есть только одна вещь, которая меня страшит. Один маленький, но важный клочок бумаги. Но я преодолею и это препятствие.

– Бумага? Вы поставили в ней свое имя? Где она? – встревоженно спросил Робин.

– Если бы я это знал, разве я стал бы бояться? – возразил милорд.

– Мне кажется, сэр, – медленно произнесла Прюденс, – что дамоклов меч висит и над вашей головой.

– Это так, дитя мое. Видите, я ничего не скрываю. Но мне суждено быть победителем. Я исхитрюсь.

Серые глаза расширились.

– «Я исхитрюсь», – медленно повторила Прюденс. – Знаете ли, сэр, что вы ставите меня в тупик.

– Эти слова были моим девизом, – с вызовом произнес старый джентльмен. – Это девиз Тримейнов. Поразмысли над этим, дочь моя. Хорошенько поразмысли! А сейчас я должен идти. Вы найдете меня в квартире на Халф-Мун-стрит, поближе к вам, мои родные. Я приехал, и конец вашим тревогам.

– По мне, так они только начинаются, – горестно сказала Прюденс.

Миледи встала и положила руку ему на рукав.

– Вы еще не вступили во владение вашим прекрасным городским домом? – спросила она.

– В свое время, Тереза, в свое время. Есть некоторые формальности. Я не затрудняю себя делами, которые предназначены для стряпчих. – Его тон снова стал исключительно величественным. Милорд одарил своих детей улыбкой. – Прощайте, mes enfants! Встретимся позже. – Он поцеловал руку миледи и исчез, стуча красными каблуками и распространяя вокруг аромат духов.

Глава 12
ПРЮДЕНС УКЛОНЯЕТСЯ ОТ ОТВЕТА

Они остались одни и безмолвно взирали друг на друга. Миледи была склонна обратить все в шутку.

– Ну что, дети мои? Все хорошо? – заметила она.

– Рада, что вы так думаете, мэм, – поклонилась Прюденс.

– Ну что с ним поделаешь? – нервно буркнул Робин.

Прюденс отошла к окну, разглядывая залитую солнцем улицу. Казалось, она забавляется от души.

– Дорогой мой, думаю, твой вопрос, скорее, относится к тому, что ему делать с нами.

– Ты можешь хоть что-нибудь понять?

– Ничего.

– Но ты не теряешь спокойствия, верно? – спросил Робин.

Она засмеялась.

– Ну а что же мне остается? Если мы пропадем – что ж, значит, так и должно быть. Я не вижу способа предотвратить это, увы. Мне никогда не удавалось привести в чувство старого джентльмена.

– Да, выхода нет. Мы опять попали в его сети, и, черт побери, у нас нет выбора. Что до меня, то будь старый джентльмен более откровенным, я был бы не прочь играть с ним до конца. Если бы я знал, что к чему. А так мы его засыпаем вопросами, а в ответ слышим лишь одно. Мол, он Тримейн-оф-Бэрхем, только вообрази! Что делать с человеком, который все время лжет?

– Я думаю, он сам верит в это, – отвечала Прюденс, посмеиваясь.

– Конечно, верит! Он всегда верит в собственные выдумки. В этом – секрет его успеха. Бог ты мой, все-таки он удивительный человек!

Миледи легко провела рукой по полированной поверхности стола. Она пристально смотрела на своих юных друзей.

– Но вы... вы не верите ему?

– Едва ли, мэм. – Робин пожал плечами. – А вы?

– Я ничего не знаю. Но разве он пустился бы в эту авантюру без серьезных на то оснований?

– Мадам, вы слышали его. Он считает себя всемогущим.

– Но вот этот его девиз... – задумчиво сказала Прюденс.

– Для меня это не Бог весть какое доказательство. Он мог задумать эту шутку еще давным-давно.

– Что? – Она повернулась к нему.

– Ведь мы не знаем, когда он раздобыл эти документы, – объяснил Робин. – Насколько я понимаю, он мог встретить настоящего Тримейна в любое время. Когда умер Тримейн? Или, если он все еще жив, когда старый джентльмен получил от него эти бумаги? Я думаю, что он давно задумал это дело.

– А я так не считаю! – Прюденс отошла от окна. – Его гений – как раз в умении без промедления использовать возможность. Я думаю, у него и в мыслях не было впутывать нас в восстание.

Робин молчал, размышляя. Вошел паж и объявил о приходе сэра Энтони Фэншо. Сэр Энтони заехал за мистером Мерриотом, чтобы пригласить его покататься верхом в Кенсингтоне. Прюденс ушла, сопровождаемая лукавым взглядом черных глаз миледи.

– У них роман, не правда ли? – спросила она.

Робин подавил вздох.

– Не видно только счастливого конца. – Он встал и начал расхаживать по комнате. – Хотел бы я знать, что же мне делать дальше, – задумчиво сказал он, останавливаясь.

Ее милость смотрела на него:

– Но вы остаетесь с bon papa, правда?

– Похоже, что так. У меня нет других надежд на благополучный исход. Но тут мы рискуем ради того, чтобы получить все. Что ж, мы всегда так и поступали. Я мог бы уехать во Францию, взять с собой Прю. Это безопасный путь. Я смогу обеспечить нас обоих. Но это будет означать конец ее любви.

– И твоей, дитя мое, – тихо сказала миледи.

– Может быть. Это не так важно. В конце концов, я родился для этой игры. А Прю – нет. Теперь ей так хочется спокойной жизни, брака с этим человеком-горой, я полагаю. Хорошенькая путаница. – Он снова начал ходить по комнате. – Я много думал об этом, мэм. Я не вижу, что тут можно сделать, ибо человек-гора – почтенный джентльмен, а мы... да уж скажем прямо, мы авантюристы. Теперь еще является старый джентльмен в этом невероятном обличье – и... Бог мой, это безнадежная затея, но единственная, которая решила бы все. Если это сойдет нам с рук – что ж, достопочтенная Прюденс становится достойной невестой любого аристократа, не только сэра Энтони.

Миледи кивнула.

– Это верно. И я не вижу оснований для страха.

– А я вижу их бесконечное число. Одно особенно опасно. Он сам признал, что где-то существует документ с его подписью. Если бы я только знал, у кого он! – Он замолк и сжал губы.

– И ты думаешь, ты смог бы его раздобыть, дитя мое? – Она засмеялась.

– Если бы мне только услышать о нем!.. – продолжал Робин.

– Нет, я еще увижу тебя наследником титула Бэрхемов, – произнесла миледи с видом пророчицы и ушла писать приглашения к следующему приему.

Прюденс ехала в Кенсингтон бок о бок с сэром Энтони, праздно беседуя с ним о том, о сем. У сэра Энтони был крупный костлявый гнедой с капризным нравом, который тем не менее побаивался хозяина и слушался малейшего его приказания.

Прюденс хорошо владела искусством верховой езды. Ее светло-гнедая кобылка из конюшен миледи выплясывала под ней, пытаясь сбросить, но Прюденс, грациозно покачиваясь в седле, дала ей возможность пошалить, но потом натянула поводья и поравнялась с сэром Энтони.

Сэр Энтони легко сидел в седле, наблюдая за ней.

– Слишком молода, – заметил он, осматривая кобылу.

Прю наклонилась вперед и похлопала ее по шее:

– Игривая. Это не порок.

Но та, как бы протестуя против такого определения ее характера, вдруг встала на дыбы, и вальяжность в мгновение ока слетела с сэра Энтони. Он перегнулся и схватил лошадь за уздечку у самого мундштука, прежде чем Прюденс успела что-либо сообразить. Почуяв железную руку, кобыла встала, а ее всадник был все так же безмятежен. Что же побудило его сделать это?

– Меня не так-то легко сбросить, сэр, – мягко сказала Прю.

– Это заметно, – ответил сэр Энтони, ускоряя шаг. – Но все же вы меня озадачиваете, мой мальчик.

Прюденс смотрела на дорогу.

– Разве, сэр? – спросила она. – Но чем же?

Взгляд из-под тяжелых век прошелся по ее профилю.

– Вы не знаете? – переспросил сэр Энтони.

Она почувствовала, как в горле у нее забилась жилка. Она ждала.

– Вы... – сказал сэр Энтони, – странная смесь. Вы этого не чувствуете?

Она засмеялась.

– Нет, сэр, клянусь честью.

– Вы просто ребенок в нашем кругу, – заметил он задумчиво. – И все же вы... совсем не ребенок!

– Я ведь говорил вам, сэр, что не новичок в свете.

– Может быть, и так. И во всех этих эскападах вы были один?

Перекрестный допрос!.. Нужно отвечать осторожно.

– Обычно со мной был друг, – ответила она равнодушно.

– Наверное, во время ваших путешествий по Европе у вас было немало развлечений, – задумчиво сказал сэр Энтони.

– Почему вы так думаете, сэр? Обычное путешествие по континенту.

– Должно быть, оно было очень долгим, если вы успели так много повидать, – мягко отметил сэр Энтони.

– Вы забываете, сэр, что большую часть жизни я прожил за границей с родителями.

– Ах да, верно! – кивнул он. – Несомненно, с ними вы и приобрели свой немалый опыт.

– Да, сэр Энтони.

Наступила небольшая пауза. Джентльмен глядел вдаль на дорогу.

– И какой нежный возраст для такого солидного опыта! – заметил он медовым тоном.

Кобыла рванула вперед, ненароком пришпоренная седоком.

– Сэр, – произнесла Прюденс, – в силу причин, мне неизвестных, вы, кажется, в чем-то подозреваете меня. – Это было рискованно, но ничего другого не оставалось.

Прямые брови поднялись в изумлении.

– Ничуть, мой мальчик. Да и в чем?

– Понятия не имею, сэр. Некоторое время они ехали в молчании.

– Будем ли мы иметь удовольствие видеть в Лондоне вашего почтенного родителя? – вопросил настойчивый джентльмен.

– Не думаю, сэр.

– О, как жаль, – сказал сэр Энтони. – Признаюсь, у меня огромное желание встретиться с отцом столь искушенного юноши.

– Несомненно, мой отец поразил бы вас, сэр! – сказала Прюденс с полной искренностью. – Он совершенно замечательный старый джентльмен.

– В этом я не сомневаюсь, – согласился Фэншо. – Я давно знаю, что жизнь полна сюрпризов.

На мгновение серые глаза встретились с другими серыми глазами.

– Как, например, появление пропавшего виконта, – беззаботно сказала Прюденс.

– Совершенно верно. И как неожиданное появление в Шотландии претендента.

Так вот к чему он клонил... Прюденс задышала свободнее.

Ленивый голос продолжал:

– И – в сущности, как подумаешь, – внезапное появление Мерриотов...

– Для вас – неожиданное, не сомневаюсь. А вот сестра едва дождалась этого момента.

Опасный разговор как будто был окончен. Сэр Энтони пребывал в глубоком молчании.

– А вы, сэр, так и не поехали к себе в Уич-Энд? – спросила наконец Прюденс.

– Нет, мой малыш. Я передумал, коль скоро мне было отказано в вашем обществе.

Она покраснела и чистосердечно посмотрела на него.

– Мне странно, отчего вы так хотите, чтобы и я поехал с вами.

Рукояткой хлыста он провел по шее своего жеребца и слегка улыбнулся.

– Странно? – переспросил он, повернувшись к ней. – Почему же?

В самом деле, когда джентльмен не скрывал своего взора, у него были глаза человека, который понимает все.

– Ну сэр, – Прюденс кротко смотрела на него, – мне кажется, что вы считаете меня скрывающимся мятежником, сторонником претендента.

– Если бы вы им и были, – заметил сэр Энтони, – разве я непременно должен был отказаться от вашей дружбы?

– Я думаю, что вы добропорядочный виг, сэр.

– Надеюсь на это, малыш.

– Я не участвовал в последнем восстании, сэр.

– Я и не обвиняю вас в этом, мой дорогой мальчик.

Лошади перешли на шаг.

– Но если бы участвовал, сэр Энтони... Что тогда?

– Вы можете быть уверены в моей дружбе. Как тепло стало у нее на сердце! И как жаль, что он не знает всего...

– Вы очень добры, сэр Энтони, – по отношению к безвестному юноше.

– Мне кажется, я вам как-то сказал, что чувствую к вам странную склонность. Одно из тех чувств, которые не всегда можно объяснить. Если вам будет нужна помощь, я хочу, чтобы вы обратились ко мне.

– Я должен поблагодарить вас, сэр. – Она не могла найти других слов.

– Возможно, у вас был случай заметить, мой дорогой юноша, что друзья зовут меня Тони, – сказал он.

Она наклонилась к стремени и произнесла нечто неразборчивое. Когда она выпрямилась, лицо ее было залито румянцем, но, может быть, причина была в том, что она слишком сильно наклонилась.

Глава 13
ВСТРЕЧА В УАЙТС-КЛУБЕ

Новый лорд Бэрхем отнюдь не был склонен искать уединения, которое, как можно было бы предположить, приличествует джентльмену, ожидающему исполнения больших надежд. Наоборот, он появлялся везде, где только представлялась к тому возможность. Никто из вращавшихся в изысканном обществе не мог долго оставаться в неведении в отношении существования сего блестящего джентльмена. Он везде оказывался в центре внимания. Возможно, ему не хватало роста, так как, в конце концов, он был отнюдь не великан, но это возмещалось магнетизмом его личности. Стоило ему только войти, и все глаза невольно обращались в его сторону. И дело тут не в нарядах, хотя они были великолепны, и не в осанке – всегда горделивой и внушительной. Многие говорили, что их притягивал сам его взор – стоило лишь ему взглянуть на кого-либо, и человек сразу чувствовал это.

О нем судачили все; его детям приходилось выслушивать всевозможные слухи и толки, из которых многие были забавны, хотя, впрочем, и тревожных было не меньше.

У лорда Бэрхема были свои сторонники, в особенности среди дам. Ну скажите, ради всего святого, кому мог нравиться этот неотесанный Ренсли? Дамы ничего не понимали в наследственных притязаниях и тому подобных тяжбах, но они были уверены, что у этого джентльмена – манеры истинного аристократа, и только он, а не этот противный Ренсли, годится в виконты.

Мнения мужчин разделились. Одни говорили, что в нем сразу видна кровь Тримейнов, другие не находили никакого сходства. Тон задавал старый мистер Фонтеной, который помнил пропавшего Тримейна еще мальчиком. Он сказал, что тот Тримейн, которого он знал, был открытым, пылким юношей и никоим образом не мог превратиться в того неисправимого комедианта, каким выказал себя приехавший джентльмен.

Мистеру Фонтеною возражал милорд Клеведейл, сей сангвинический пэр, который также утверждал, что помнит молодого Тримейна. Этот говорил, что юноша-забияка вполне мог с годами развиться в теперешнего джентльмена. Он напомнил лорду Бэрхему о старом знакомстве, которое было с восторгом возобновлено.

Правда, казалось, что виконт очень мало помнит о пролетевших днях юности, но следует признать, что и память милорда Клеведейла была тоже несколько затуманена. Как-никак прошло много лет – не меньше тридцати, как считал его лордство, ибо юный Тримейн убежал на континент, когда ему только-только исполнилось восемнадцать.

Никто не придавал особого значения тому, что Ренсли упорно отказывался признать своего предполагаемого кузена. В конце концов, было вполне естественно, что он вцепится в свое наследство зубами и когтями. Беда была в том, что теперь никто не знал, как к бедному Ренсли обращаться. Невозможно, чтобы существовали два виконта с одинаковыми именами, но пока стряпчие и судьи не перебрали все документы и не обсудили всех притязаний, новый лорд не имел никаких прав на титул, и Ренсли мог оставаться, как был, с поместьями и замками. Однако почему-то – видно, причина опять заключалась в магнетическом взоре – к пришельцу обращались повсюду как к лорду Бэрхему, тогда как его менее привлекательный родственник получил в свете ничем не примечательное звание эсквайра.

Все считали, что за милорда говорит тот факт, что он не требовал возвращения имущества. Обманщик, говорили все, первым делом попытался бы разжиться деньгами под будущее обеспечение. Но его лордство ничего такого не делал, равно как не выказывал и желания выкурить Ренсли из фамильного дома на Гровенор-сквер, пока все не будет улажено законным образом. Леди говорили, что в этом заметно величие души старого джентльмена; джентльмены торжественно качали головами и не знали, как к этому относиться.

Когда милорд величественно явился в святилище Уайтс-клуба, лишь один-два джентльмена пробормотали что-то о бесстыдстве. Но и эти слабые голоса умолкли; милорд стал членом. Собственно, никто не знал, кто рекомендовал его, а сэр Энтони Фэншо заявил, расхохотавшись, что милорда рекомендовал сам милорд. Несколько джентльменов возмутились, когда до них дошел смысл сказанного, однако никто не потребовал исключения его лордства. Волей-неволей он был принят, и обществу пришлось признать, что, несмотря на некую экстравагантность манер, его тон был образцовым, а в его обращении как нельзя лучше сочетались величественность и любезность.

Тем не менее нельзя было отрицать, что этот человек был загадкой. Никто не мог припомнить, чтобы он когда-либо прямо и открыто заявил, что он лорд Бэрхем. Впрочем, никто и не решался задать ему столь щекотливый вопрос, и считалось, что это служит ему оправданием. Но другие полагали, что честный претендент должен открыто заявлять о своих притязаниях. Вместо того чтобы предъявить Ренсли и обществу какие-нибудь доказательства своей личности, он, казалось, предпочитал оставаться загадкой, возложив все обязанности на адвокатов. Лорд Клеведейл считал такое поведение еще одним очком в пользу джентльмена, но мистер Фонтеной только качал головой и говорил, что это совсем не согласуется с характером молодого Тримейна.

Так же много обсуждали щекотливый пункт, касающийся социального положения милорда. В конце концов было решено – хотя никто не знает, кем и как, – что его следует принимать. Вероятно, здесь немалую роль сыграли дамы, потому что они все были откровенно помешаны на его лордстве. И так получилось, что старый джентльмен стал весьма заметной фигурой в столичной жизни и носился в вихре светских удовольствий. Дети встречали его чуть ли не каждый день то в одном доме, то в другом, и все стали замечать, что его лордство в полном восторге от юных гостей его старинной приятельницы леди Лоуестофт.

Сэр Энтони счел нужным поддразнить Прюденс – ее отношения с милордом становились все более близкими. Как-то днем они встретились в Уайте-клубе: сэр Энтони только что вошел в игорную комнату, а Прюденс только что встала от стола, где играли в фараон.

Она с готовностью ответила ему:

– О, но ведь он такой забавный старый rone[25]25
  Плут (фр.).


[Закрыть]! – чем проявила поразительную непочтительность к столь близкому родственнику. – Он приходит с визитами к миледи и пожирает глазами мою бедную Кэйт.

– И как же мисс Мерриот воспринимает это? – спросил сэр Энтони, кивая через комнату мистеру Белфорту.

– С невозмутимостью, сэр. Я говорю, как бы она не влюбилась в старого джентльмена. Прошу вас, скажите, не женат ли он?

– Я бы сказал, что вы должны знать об этом лучше меня, – последовал неожиданный ответ.

– Я, сэр?

– Миледи Лоуестофт должна знать, – ответил с некоторым удивлением сэр Энтони.

Она закусила губу – такой глупый промах! Верный признак того, что ее нервы не так крепки, как раньше.

Она попыталась загладить свою ошибку:

– О, мы знаем, что он был женат. Но его жена давно умерла. Он ничего не говорит о новой женитьбе, но я полагаю, что он не все рассказывает миледи.

За спиной у них послышалось какое-то движение. Они слегка отступили от двери и, повернувшись, увидели милорда Бэрхема, входившего под руку с лордом Марчем.

– Ах, дорогой мой Фэншо! – воскликнул старый джентльмен. – И мой юный друг Питер Мерриот! Я только что избавился от утомительных забот моего парикмахера. – Он приложил ладонь к глазам, обозревая комнату. – А где же мой добрый друг Клеведейл?

Клеведейл не замедлил явиться.

– Ну, Бэрхем, что это такое? Вы опоздали на полчаса, а я вас жду.

Милорд воздел руки:

– Парикмахер! Тысяча извинений, мой дорогой Томас! Но требования парикмахера!.. Будь это что-либо другое, я бы бросил это ради пикета. Все, буквально все, мой дорогой Томас. Даже своего портного я бы послал к дьяволу. Но парикмахер!.. Отпустите мне этот грех, вы должны простить меня!

Клеведейл рассмеялся.

– Клянусь небом, какое щегольство! Дай Бог, чтобы я никогда не увидел вас лысым. Пойдемте к моему столу. Я уже полчаса держу его для вас, несмотря на все атаки Молиньюкса. – Он проводил милорда к столу у окна.

– Интересно, не находит ли он все это манерничанье утомительным? – задумался сэр Энтони.

– Клеведейл? – вопросительно взглянула на него Прюденс.

– Нет, святая наивность, – новый виконт. К ним подошел мистер Белфорт:

– Тони, Деверю желает составить партию в ландскнехт, а все играют в фараон. Не присоединитесь ли вы с Мерриотом? Деверю как будто бес обуял – хочет играть только в ландскнехт. Бедняга приуныл, у него плохие новости, знаете ли. – Мистер Белфорт с глубокомысленным видом закивал головой. – Нужно его как-то поддержать, вот я и обещал ему найти еще пару. Всегда играет в ландскнехт, когда у него неприятности, бедняга Деверю...

– В чем же состоят его неприятности? – заботливо осведомилась Прюденс.

– О, чертовски скверные новости, мальчик мой. Эта его старуха тетка, на деньги которой он так надеялся, стала выздоравливать, да к тому же говорят, что она еще лет десять протянет. Бедняга Деверю, сами понимаете! Нужно его ободрить.

С этим похвальным намерением они и отправились играть в ландскнехт.

Спустя несколько минут в комнате появился Ренсли в компании мистера Мэркхема. Мистер Мэркхем был разгорячен, мистер Ренсли нахмурен. Дело в том, что Ренсли начал раздражать его приспешник, и между ними произошла ссора. Мистер Ренсли отказался присоединиться к партии в фараон под предлогом, что он обещал играть с Мэркхемом. Парочка уселась за пикет недалеко от стола мистера Белфорта.

Мистеру Мэркхему выпало сдавать карты, а Ренсли в это время хмуро оглядывал комнату. Его взгляд упал на милорда Бэрхема, также играющего в пикет. Он пробормотал крепкое ругательство и в ярости уставился на виконта. Увидев его, милорд помахал ему своей белой ручкой, каковое приветствие мистер Ренсли ему не вернул.

– Черт бы побрал этого молодца! Он мне такой же кузен, как и вы! – сказал он, адресуясь к мистеру Мэркхему.

Мистер Мэркхем все еще чувствовал себя оскорбленным. Ренсли всегда был вспыльчив, и приходилось сносить приступы гнева богатого виконта. Но если Ренсли рискует лишиться богатства и титула, то его друг Мэркхем больше не собирается терпеливо сносить его выходки.

– Какого дьявола? Оставьте его в покое! – коротко сказал он. – Последний час я только и слышу что проклятия. Берете все пять карт?

Ренсли принялся сердито сортировать свои карты. Вдруг знакомый голос достиг ушей мистера Мэркхема:

– Не отчаивайтесь, Деверю! Она еще может умереть от удара!

Мистер Мэркхем вздрогнул как ужаленный и, оглянувшись, увидел сидевшего поблизости мистера Мерриота. Он поклонился ему учтиво, но когда повернулся к Ренсли, лицо его было багровым от ярости.