Текст книги "Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера"

Автор книги: Джордж ван Фрекем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

«Для роли фюрера нам нужен человек, который не убежит при первых звуках пулемета, – так передают слова Эккарта, которые он как-то вечером в начале 1919 года произнес за столиком для завсегдатаев одной мюнхенской пивной. – Офицера мы использовать не можем – народ их больше не уважает! Лучше всего подошел бы рабочий с хорошо подвешенным языком. Конечно, не профессор – тот наложит в штаны, как только красные начнут поигрывать ножками от столов. Особых мозгов тут не нужно: политика – это глупейшее занятие в мире, и любая рыночная торговка в Мюнхене знает больше, чем эти господа в Веймаре [там находилось социал-демократическое правительство]. Он также должен быть холостяком – тогда мы заполучим женщин»¹⁷⁴. Позже существование Евы Браун, любовницы Гитлера, будут держать в секрете. Для германского народа их фюрер останется одинокой фигурой, ораторствующей на трибуне на Цеппелиновских полях в Нюрнберге или принимающей бесконечный военный парад с поднятой правой рукой. Гитлер удовлетворял всем предварительным условиям Эккарта. Но мог ли предполагать ментор – или все же мог? – что его ученик перерастет эти условия и перейдет все мыслимые границы?

Драки и убийства

В послевоенном Мюнхене, для того чтобы публично пропагандировать какую-либо идею, необходимо было уметь постоять за себя в буйном мире тамошних пивных, где кулак был зачастую главным аргументом; тем более это было актуально в той нервной, взрывоопасной политической обстановке. Одной из главных черт баварского характера – если не говорить о слезливой сентиментальности в подпитии и при наплыве романтических чувств – является бьющее через край и порой переходящее в насилие физическое выражение своего настроения. А насилие тогда было разлито в самом германском воздухе. Тысячи закаленных в боях солдат принесли домой фронтовой дух. Они принесли также насилие и смерть, шедшие с ними бок о бок. Чуждый им мир буржуазной благопристойности они презирали. Это было поколение нигилистов – будь то возвышенный, литературный нигилизм Эрнста Юнгера или грубый, физический нигилизм уличного бойца, преданного лишь своим товарищам по отчаянию.

Более того, Германия была разобщенной страной. Напряжение вот-вот готовой разразиться гражданской войны ощущалось почти физически. Порой оно выражалось в революционных попытках захвата власти, подобных описанным ранее. Публично отстаивать свою точку зрения, а тем более агитировать за новую политическую партию было невозможно, не располагая физической силой, способной дать решительный отпор любому противодействию. Гитлер понимал это с самого начала. И все же за его одержимостью физической силой стояло нечто более глубокое, нечто «метафизическое». «Программа обычной политической партии – это всего лишь рецепт того, как состряпать из следующих выборов благоприятные результаты, – писал он в “Майн Кампф”. – Однако программа новой идеологии (Weltanschauung) [подобной его собственной] означает объявление войны существующему порядку вещей, существующим условиям – короче говоря, установившейся идеологии… Для того чтобы новая идеология стала эффективной, она должна воплотиться в боевом, воинственном движении… Любая идеология, будь она хоть сто раз правильной и в высшей степени благотворной для человечества, не принесет никакой практической пользы до тех пор, пока ее основные положения не лягут в основу боевого движения»¹⁷⁵.

С самого начала этот человек был убежден, что несет новое Weltanschauung, новое мировоззрение, более того, новую Веру – как Германии, так и всему человечеству. Он немедленно увидел, что ничтожную DAP можно использовать для того, чтобы вырастить массовую партию и захватить власть над обществом. Он также знал, что лишь физическая сила – другими словами, насилие – была способна привести его к цели. «Со дня нашего основания, – писал он, – мы приняли твердое решение защищать будущее движение, пробивая себе дорогу с боем, в духе слепой веры и отчаянной решимости… Применяя агрессивные методы борьбы, мы устанавливаем в мире новую идеологию, за которую будем стоять с беззаветной преданностью… Террор нельзя победить инструментами разума, он побеждается лишь контртеррором»¹⁷⁶. Здесь лежит источник варварства, террора и жестокости, ставших отличительными чертами Третьего рейха. «Времена были жестокие, но это движение было исполнено духа насилия с самого своего рождения», – отмечает Лоренс Рис¹⁷⁷. Конрад Хайден сам слышал, как Гитлер кричал: «Быть может, мы бесчеловечны. Но если мы спасем Германию, мы совершим самое гуманное деяние в мире! Быть может, мы неправы. Но спасая Германию, мы уничтожаем величайшую неправедность в мире! Быть может, мы аморальны. Но спасая наш народ, мы вновь открываем дорогу к нравственности!»¹⁷⁸

Банда мускулистых телохранителей была совершенно необходима, это стало очевидно с первого момента выхода НСДАП на публику. Так же, как социалистам и коммунистам, их соперникам из правого лагеря, нацистам, была нужна Saalschutz (охрана зала). Эта тренированная охрана должна быть способной утихомирить буянов или вышвырнуть их на улицу – если нужно, с пролитием крови. Использование пивных кружек и ножек от столов и стульев в качестве основных аргументов было устоявшимся политическим обычаем того времени. Здесь нацисты преуспели не меньше, чем их противники. Гитлер сам как-то получил тюремный срок за срыв – при помощи своих приспешников – встречи баварских монархистов в Лёвенбраукеллере.

Много лет спустя в одном из своих монологов Гитлер будет вспоминать: «Я мог использовать лишь тех людей, которые умели драться. Это справедливо везде: люди, которые способны строить планы, но не могут пустить в ход кулаки, бесполезны. Я нуждался в тех, кто был готов делать то, что нужно было делать»¹⁷⁹, – это могло означать все что угодно. «Ведь мы нуждались и нуждаемся, – писал он в “Майн Кампф”, – не в одной или двух сотнях горячих заговорщиков-сорвиголов, но в сотнях и сотнях тысяч фанатичных борцов за нашу идеологию. Нужно работать не в тайных кружках, а на гигантских массовых манифестациях. Дорогу нашему движению нельзя расчистить ни пистолетом, ни кинжалом, но лишь завоеванием улицы. Мы должны показать марксистам, что национал-социализм является будущим властелином улицы, равно как и будущим властелином нации»¹⁸⁰.

Именно так появился на свет Sturmabteilung, сокращенно СА (штурмовики, буквально – «атакующее подразделение»). Поначалу эти отчаянные головы набирались под прикрытием спортивных клубов, но все изменилось, когда дело взяли в руки профессионалы, в особенности бригада Эрхардта. Полное название этого широко известного отряда Добровольческого корпуса, который после войны сражался в Брауншвейге, Мюнхене и Силезии, звучало «Морская бригада Эрхардта», по имени своего основателя и предводителя корветтен-капитана Германа Эрхардта. «Во время Кильского восстания», случившегося в начале ноября 1918 года и ставшего прологом революции в Германии, «клинобородый Эрхардт начал мобилизовывать антиреволюционно настроенных солдат. Он организовал их в бригаду численностью в пять тысяч человек. Позже один независимый эксперт назовет эту бригаду лучшим боевым подразделением из всех, что ему доводилось видеть»¹⁸¹.

И все же этот отряд Добровольческого корпуса был лишь одним из многих. Они «появлялись, как грибы после дождя». Их общая численность достигла 400 тысяч человек. (В Германии к тому времени было демобилизовано шесть миллионов солдат.) «Добровольческий корпус – это кондотьеры наших дней, – пишет Бурлейгх. – Его отряды состояли из бывших ударных частей, из унтер-офицеров, сверхштатников, университетских студентов, которым не удалось попасть на фронт, и всех остальных, кто еще жаждал крови или был психологически неспособен к демобилизации»¹⁸². «Как наемников древних времен, “их толкало вперед неугомонное беспокойство. Они хотели выгореть дотла, их вело извечное мужское стремление идти навстречу опасности. Солдаты удачи, они принимали презрение толстых буржуев, но платили им той же монетой, сидя вокруг своих лагерных костров, находясь в казармах, в битве или на марше”», – пишет Хайнц Хёхне, цитируя Эрнста Юнгера¹⁸³. Конрад Хайден назвал их «вооруженной накипью общества, результатом пяти гибельных лет»¹⁸⁴.

Связующим звеном между бригадой Эрхардта и движением, возглавляемым Гитлером, стал капитан Эрнст Рем. Наряду с Майром и Эккартом, он был одним из тех, кто сделал возможным феномен Гитлера. Лонгерих называет Рема «приемным отцом» СА. «В его понимании общества доминировали военные категории. Он разделял презрение фронтовиков ко всему гражданскому и с нетерпением ожидал начала какой-нибудь войны»¹⁸⁵. Военные и война, в ходе которой Рем был несколько раз ранен – ему отстрелили часть носа, – были его жизнью. У него был тот же склад ума, что и у бандитов из Добровольческого корпуса. Разница была лишь в том, что он был офицером законного рейхсвера, в соответствии с Версальским договором урезанного до 100 тысяч человек. Рем носил скромное звание капитана, но был удивительно влиятельным офицером. Он мог принимать решения на политическом уровне в обход начальства, и прежде всего потому, что был главой нелегального движения по организации складов оружия в Баварии. Его даже называли «пулеметным королем». «Рем владел ключами к оружейному арсеналу»¹⁸⁶. Как и капитан Майр, Рем был связан со многими организациями, явными и тайными. Сам он возглавлял Reichkriegsflagge, «Боевое знамя рейха», а также играл ведущую роль в Eiserne Faust, «Железном Кулаке». Кроме того, он входил в обширную сеть гомосексуалистов – гомосексуализм был результатом скандальнейшего выхода на поверхность латентного гомоэротизма в молодежных движениях и в Männerbünde (мужских лигах), в том числе в армии и Добровольческом корпусе.

Рем вступил в DAP вскоре после Гитлера. Все тот же общительный Эккарт приложил руку к привлечению в партию этого влиятельного и талантливого офицера, способного организовать боевые отряды, а при необходимости и снабдить их оружием. Однако офицер Эрнст Рем так никогда и не подчинится бывшему капралу Гитлеру безоговорочно, хотя в течение некоторого времени они и будут обращаться друг к другу на «ты». Неразрешенный конфликт в их отношениях впоследствии приведет к физическому устранению Рема. «Несмотря на то, что Рем возлагал огромные надежды на лидера НСДАП, он ни в коей мере не чувствовал необходимости подчиняться Гитлеру лично. Напротив, Гитлер как “политический” вождь Kampfbund’а [“боевого отряда” – временной коалиции националистических организаций] был для него в первую очередь “зазывалой”, работающим на публику глашатаем, который в рамках самого движения должен стоять позади военных. Рем высоко ценил себя. Он всегда ставил солдата выше политика»¹⁸⁷.

«Рем включил солдат Эрхардта в гитлеровскую СА, и они составили ее ядро», – пишет Хайден¹⁸⁸. «Бригада Эрхардта попросту превратилась в отряд гитлеровских штурмовиков», – подтверждает Хайнц Хёхне¹⁸⁹. На этот счет у нас есть свидетель, Эрнст Ганфштенгль: «Гитлер более или менее открыто работал с людьми из Бригады Эрхардта… Когда я начал захаживать в бюро “Беобахтера”, которое было штаб-квартирой заговора, два человека, стоявшие на страже у дверей Гитлера, даже не были членами СА, они были из организации «Консул» – той части группы Эрхардта, что стояла за убийствами Эрцбергера и Ратенау… СА обычно маршировали вместе с Viking Bund, то есть с военизированными формированиями самого Эрхардта»¹⁹⁰. «Там был еще один человек, несколько загадочный лейтенант по фамилии Клинцш, – продолжает вспоминать Ганфштенгль. – Он был одним из руководителей штурмовиков, а прежде был – а может быть, и тогда оставался – членом организации “Консул”»¹⁹¹. Клинцш, правая рука Эрхардта, был непосредственно причастен к убийству Маттиаса Эрцбергера. Организация «Консул» была группой заговорщиков из бригады Эрхардта. В ее ведении находилось исполнение приговоров тайного трибунала. «Консул» – конспиративное имя самого Эрхардта. Журналист Конрад Хайден, лично знавший о связях гитлеровского движения с этой бандой профессиональных убийц, без оговорок обвиняет в смерти Эрцбергера непосредственно Гитлера: «Эрцбергера убили люди Гитлера»¹⁹².

В поисках объяснения «зла Гитлера» историк Рон Розенбаум обратился к заметкам ежедневной газеты Münchener Post, читая которые он вновь и вновь наталкивался на пятна крови и мозгов на стенах, на следы смерти. «После того, как я ушел с головой в их репортажи о Гитлере и его партии, – пишет Розенбаум, – я увидел, что словосочетание “политический преступник” было не пустым эпитетом. Это было четко сформулированное выражение более широкого взгляда: зло Гитлера – это не порождение некоей зловещей высшей абстракции или убеждения, это не идеология, которая для достижения своих целей опустилась до преступления и убийства. Скорее, его зло возникло из самой его преступной природы и лишь облекло себя в форму идеологического убеждения. Münchener Post день за днем подтверждала это – и не столько в сообщениях о крупных скандалах на первых полосах, сколько в ежедневных банальных заметках об убийствах. “Тайный трибунал убивает в Тюрингии”, “Коричневое убийство в Штутгарте”, “СА проливает кровь в Галле”, “Коричневый террор в Магдебурге”, “Нацистские убийства в Липпе”. Редкий номер этих последних двух лет выходил без одного, а то и двух, трех, четырех коротких донесений, сообщающих об откровенных хладнокровных убийствах членами гитлеровской партии своих политических оппонентов… Более крупный масштаб, который обычно берут для изображения этих событий, не позволяет разглядеть то, что происходило, так сказать, на земле, сам характер ежедневного террора, который смотрит на нас со страниц Münchener Post. Проводилось систематическое, последовательное физическое истребление самых способных политических оппонентов Гитлера. Это осуществляла партия политических преступников»¹⁹³.

Но капитан Эрхардт, самовластный командир элитной бригады Добровольческого корпуса, подобно Рему, отказался подчиняться человеку, который в его глазах был любителем, претенциозным, если не сказать помешанным, экс-капралом. (В те времена имя Адольфа Гитлера в окружении Эрхардта часто насмешливо сокращалось до Aхи.) По сведениям Хёхне, Эрхардт не только отозвал своих людей из СА, но и открыто выступил против Гитлера и его партии. «В тесном сотрудничестве с правительственными кругами и под прикрытием националистов капитан Эрхардт готовился сформировать еще один отряд Добровольческого корпуса. Судя по способу, каким осуществлялся набор его личного состава, и принимая во внимание прежнюю позицию капитана Эрхардта, его целью должно было быть уничтожение НСДАП». Это убедит Гитлера в необходимости иметь отряд телохранителей, связанных клятвой с ним лично. Он создаст ударный отряд Stosstrupp Adolf Hitler, который впоследствии будет заменен СС, Черным орденом Мертвой головы.

(Гитлер не забудет ни того, что Эрхардт замышлял в отношении его самого, ни того, что во время мюнхенского путча в ноябре 1923 года тот принял сторону фон Кара¹⁹⁴. В «ночь длинных ножей», во время расправы с руководством СА и Ремом лично, «роботы из СС охотились за предполагаемыми врагами государства повсюду… Капитан Эрхардт, неохотно сотрудничавший с Гитлером в 1923 году, захватил с собой пару ружей и скрылся в лесах своего поместья. Как только гестапо покинуло его дом, с помощью нескольких друзей он был тайно переправлен в Австрию»¹⁹⁵. Ему удалось спастись. Рему и многим другим, включая фон Кара, повезло меньше.)

«Везучий волк»

«Гитлеру нравилось, когда в близком кругу его называли Wolf (Волк)», – читаем мы у Феста. «По его мнению, именно из этого древнегерманского слова происходило имя Адольф. Более того, оно соответствовало его пониманию мира, живущего по закону джунглей, и намекало на присущую его носителю силу, агрессивность и одиночество. Он также время от времени пользовался именем Wolf в качестве псевдонима, а позднее дал его сестре, управлявшей его домашним хозяйством»¹⁹⁶. Толанд пишет: «Жизнь Гитлера соответствовала его имени, которое произошло от древнетевтонского слова, означавшего “удачливый волк”»¹⁹⁷. (Согласно еще одному источнику, имя «Adolf» означает Adelwolf, благородный волк.) Не случайно и то, что в подписи Гитлера буква «H», с засечкой на горизонтальной черте, напоминала руну Wolfsangel («волчий капкан»).

Гитлер пользовался этим псевдонимом достаточно часто. До тех пор, пока не стало ясно, что дом Вахенфельда в Оберзальцберге приобрел известный политик Адольф Гитлер (вероятно, на средства, полученные от Бехштейнов), его знали там под именем Herr Wolf (господин Вольф). Он перестроит этот дом и превратит его в свою знаменитую резиденцию Бергхоф. «Вольф» был также его обычным псевдонимом в Байрейте; дети Винифред и Зигфрида называли его «дядя Вольф». В названиях многих его полевых штаб-квартир и ставок слышится то же слово: Wolfsschlucht (Волчье Ущелье), Wolfsschanze (Волчье Логово) и Werwolf (Волк-оборотень). Город, в котором будут делать Фольксвагены – автомобили, спроектированные Гитлером совместно с Фердинандом Порше, – был назван Вольфсбург. Он носит это имя и поныне. Можно привести множество других примеров.

В 1922 году один из его телохранителей, Христиан Вебер, подарил Гитлеру на день рождения (20 апреля) немецкую овчарку. Тот был в восторге. (Во время войны лучшим другом Гитлера был маленький английский фокстерьер по кличке Фоксл. «Ублюдок, укравший его, не представляет, что он со мной сделал!» – сказал он однажды ночью в Вольфсшанце.) Овчарка получила имя Вольф в честь своего нового хозяина и стала постоянным спутником Гитлера… Это был верный и преданный пес. Фюрер всегда брал его на прогулки, а также на совещания»¹⁹⁸. Эту собаку можно видеть на некоторых фотографиях, где Гитлер принимает парад или произносит речь под открытым небом. Этот пес станет первым в ряду собак Гитлера. Последней будет Блонди, оставшаяся с ним в берлинском бункере, – ее используют для того, чтобы проверить действие яда, с помощью которого Гитлер и Ева Браун собирались покончить с собой.

Другим постоянным спутником Гитлера в те ранние годы была плеть. В какой-то момент у него их было целых три! «Ганфштенгль представил Гитлера фрау Эльзе Брукман, жене издателя Хуго Брукмана, антисемита, симпатизировавшего пангерманскому движению… Вкрадчивые манеры Гитлера и его неловкость в обществе пробудили в Эльзе материнский инстинкт. Неясно, из каких соображений она подарила ему одну из тех собачьих плеток, которые тот неизменно носил с собой, – быть может, для защиты от недругов? Любопытно, что другую собачью плеть – его первую – преподнесла ему еще одна покровительница, фрау Хелена Бехштейн. А третью, тяжелую, из шкуры гиппопотама, которую он стал носить позднее, подарила фрау Бюхнер, хозяйка “Платтерхофа” – отеля, где он останавливался в Оберзальцберге» (Ян Кершоу¹⁹⁹).

Эти на первый взгляд мелкие детали и анекдотические подробности указывают на один элемент, который, как мы отмечали ранее, является неотъемлемой чертой нацизма. Нацизм усвоил его, подражая своему высшему образцу, фюреру. Этим элементом было насилие, террор и жестокость. Себастьян Хаффнер рассказывает, как главные нацисты, которых за глаза называли Goldfasane, «золотыми фазанами» из-за броских, обвешанных медалями мундиров, важно расхаживали со своими плетьми. «Им была свойственна, – пишет он, – эта отвратительная манера поигрывать хлыстом, хотя они никогда даже не сидели верхом на лошади»²⁰⁰. Первым, кто стал копировать в этом Гитлера, был полусумасшедший извращенец Юлиус Штрайхер.

Кажется странным совпадением, что столько актеров в великой германской драме – позже они займут вершины нацистской иерархии – оказались на мюнхенской сцене в одно и то же время. «Все эти люди, чья встреча положила начало новой политической и идеологической организации, способствующей распространению цивилизации, совершенно отличной от нашей, сошлись в Мюнхене… Все главные члены будущего высшего правящего класса Третьего рейха оказались на одной сцене»²⁰¹. Многих поражало и то, что в момент подъема этого движения даже в глазах проницательного человека эти люди терялись на фоне обычных немцев той поры. Действительно, Гесс был заслуженным военным летчиком, обладателем приза за первый полет вокруг Цугшпитце, а также студентом и другом профессора Хаусхофера; Штрайхер – учителем; Розенберг – архитектором; Гиммлер – сельскохозяйственным инженером; Ганфштенгль – бывшим гарвардским студентом и торговцем произведениями искусства; Грегор Штрассер был аптекарем; Франк – юристом; Геббельс – доктором немецкой филологии; Геринг – пилотом-асом, последним, кто командовал легендарной эскадрильей Рихтхофен, кавалером высшего военного германского ордена «За заслуги»… Джозеф Персико в своей книге о Нюрнбергском процессе писал: «Большинство этих военных преступников просто затерялись бы в толпе бизнесменов и бухгалтеров…»²⁰²

Но уже после захвата власти, когда «партийные товарищи из разных мест страны, в компании канцлера великого германского народа, сходились вместе за мирной чашкой кофе, неизменными темами их разговоров были истребление, бунт, аресты, убийство и грабеж!»²⁰³ В ранние годы оба брата Штрассера – Грегор и Отто – входили в эту удачливую банду. Одно время многие даже считали Грегора соперником Гитлера в борьбе за власть в НСДАП. В изгнании Отто Штрассер напишет: «Геринг – это грубый эгоист, которому нет дела до блага Германии, лишь бы он сам был важной шишкой. Геббельс – двуличный хромой дьявол. Рем – свинья. Такова старая гвардия фюрера»²⁰⁴. А Грегор незадолго до своей смерти в «ночь длинных ножей» говорил: «Отныне Германия находится в руках австрияка [Гитлера], являющегося прирожденным лжецом, бывшего офицера-извращенца [Геринга] и косолапого [Геббельса]. И нужно сказать, что последний – самый худший из них. Это Сатана в облике человеческом»²⁰⁵.

«Единственное, что было у них общего, – это ревность и мелочное соперничество», – напишет Ганфштенгль, старый сподвижник, советник и, как он полагал, друг Гитлера. Ганфштенгль думал, что может быть откровенным с ним и после того, как тот стал рейхсканцлером. Не тут-то было. Чтобы сохранить жизнь, ему пришлось бежать. «Очень многие из нас слишком поздно поняли, что возрождение национальной жизни и экономики – это лишь часть их целей. Гитлер и большинство его сторонников и в самом деле верили в свои антиклерикальные, антисемитские, антибольшевистские и расистские лозунги. И чтобы провести их в жизнь, они были готовы перевернуть вверх дном всю страну»²⁰⁶.